Час валькирий. Сверхзадача

Я где-то когда-то читал или слышал, что пробудившийся после "долгого сна" осознаёт первого, кого увидел открыв глаза, как самого родного человека. Его лицо становится "своим" надолго, если не до конца жизни. Оно воспринимается также, как воспринимается новорождённым лицо матери. Я надеялся, что это поможет мне стать для Оллесты хотя бы отчасти близким.

Я не был уверен в себе, отнюдь. Не был уверен в чувствах Оллесты ко мне, в том, что она помнила. Не был уверен почти ни в чём.

Здесь и сейчас была другая жизнь, настоящая, а не мнимая и иллюзорная — из параллельной реальности. Та правда была иной, далёкой и не совсем настоящей, пусть она и воспринималась ничуть не менее правдоподобно, чем правда эта, которой я жил сейчас.

Я был свидетелем, как автомедик-реаниматор запустил сердце Оллесты, а пневмоаппарат вдохнул в её грудь дыхание. Толчок, ещё толчок и тело вздрогнуло от реанимирующей конвульсии. Прямая линия на кардиомониторе преобразилась в ломаную, обозначив факт возвращения к жизни.

Оллеста открыла глаза. Пришло пробуждение — первые мгновения "после".
 
Сперва её взгляд был мутным, бессмысленным, устремлённым в никуда — в пространство за границей реальности. Но минул десяток секунд и он сфокусировался, зрачок расширился и задвигался внутри глазного яблока. Ещё спустя миг в карих, как тёмная карамель, глазах мелькнула искра осмысленности.

— Кто ты? — спросила Оллеста, смахнув с лица маску аппарата для вентиляции лёгких.

Она дышала сама, помощь механических медиков стала ей не нужна. Голос Олесты был хриплым, сонным. Лучики светового сканера блуждали по её коже, исследуя состояние организма.

Вместо ответа я улыбнулся, постаравшись вложить в улыбку как можно больше тепла. Боялся испортить таинство первого ощущения от пребывания Оллесты в новом мире, ощущение воскрешения, обретения жизни. Я стремился быть ближе и выискивал мимикой и поведением соответствующие пути.

— Кто ты? — повторила Оллеста настойчивей. — Я не знаю тебя!

В её взгляде мелькнул испуг, а в интонации неприятие. Она почувствовала моё настроение, поняла мои притязания на неё. И поспешила отгородиться, дав понять, что мне не принадлежит: — Я не помню тебя, я влюблена в другого. Ты не мой мужчина!

Оллеста была смущена моим взглядом. Она была полностью обнажённой, и как всякая женщина на её месте, в присутствии постороннего для неё мужчины, чувствовала неловкость и незащищённость. Оллеста схватилась за грудь руками, спеша прикрыть наготу.

Она была та же: в голосе, взгляде и мимике. Я узнал её, а она меня не узнавала. Вопросы, неприятные и уязвляющие самолюбие, задавались в моей голове сами собой. "Почему? Что пошло не так? Как это исправить?"

Внезапно зажужжал зуммер, давая понять пациентке, что пора вставать. Оллеста вздрогнула и повернула голову, ища глазами источник звука. Как и в прошлый раз, когда проснулся я сам, вслед за жужжанием зуммера из внутреннего отделения криогенной капсулы выплыло блюдечко на держателе с тремя разноцветными капсулами.

Оторвав от кожи датчики на липучках Оллеста поднялась на ноги. Она проглотила капсулы и сделала робкий шаг, ища взглядом хоть какую-нибудь одежду.

— Выход в той стороне... — я указал рукой. — Там душевые и общая гардеробная.