Билет в бизнес-класс5

Билет в бизнес-класс.
Часть 5

Дальше начала работать академическая бюрократическая машина. Работала она со свойственной ей медлительностью, и с обязательным прохождением каждого решения через уставной перечень инстанций. В частности, в Институт материаловедения уведомление об отмене выборов директора поступило лишь через месяц, после того, как решение об этом было принято на Президиуме Отделения. Слухи о том, в чьих интересах это произошло, дошли, конечно, много раньше, и оказавшись по делам в Отделении, Зелинский не преминул зайти к Главному ученому секретарю.

- Да, - честно признался тот. - Ладонников мне предложил академика. От таких предложений не отказываются. Он даже квартиру в Ясногорске пообещал. То есть, деньги на покупку квартиры.

«Вот и кинули Кайсарова! - без горечи подумал Зелинский. - Кинули, как разменную монетку». Сергей Айварович уже подходил к нему и интересовался: писать ему заявление об увольнении по собственному желанию или директор будет искать свой повод? Смешной человек! Телушин тоже выглядел смешным и где-то даже жалким.

- Вы можете рассчитывать на мое сотрудничество, - заверил Зелинский, сам осознавая свою неискренность. И чтобы приглушить вранье, уточнил: - Я поддержу любое ваше начинание, если оно действительно будет вашим.

Анатолий Семенович вздохнул и развел руками:

- Увы! Есть еще и начальство!

Бюрократическая машина продолжала неспешно работать, Зелинский был временно назначен исполняющим обязанности директора, жизнь в институте продолжалась; сотрудники, всколыхнутые ожиданием тревожных перемен, постепенно успокаивались, привыкали к грядущей неизбежности. Так прошла зима, в течение которой Академия готовилась к событиям, для нее куда более важным: к выборам нового Президента Академии, к перевыборам председателей Отделений и других начальствующих лиц. Лишь к весне у Ладонникова дошли руки до выноса на Президиум вопроса о слиянии Института материаловедения с ясногорским Институтом машиноведения.

Перед поездкой на это заседание Зелинский советовался с разными людьми — как ему себя там вести. Окунева предлагала не возникать, не злить Председателя Отделения и не ссориться с будущим директором объединенного института. Буре рекомендовала четко обговорить условия слияния: чтобы у материаловедов был статус филиала, со своим счетом и печатью, иначе не наездишься в Ясногорск за каждой бумажкой. Василина Кораблева посоветовала сходить в церковь и поделиться сомнениями с батюшкой. Зелинский так и поступил, тем паче, что уже года три ходил в церковь регулярно почти каждую неделю. Сомнения у него действительно были. Он чувствовал, что его может занести, затянуть в перепалку, амбиции взыграют, гордыня, а пострадают потом сотрудники.
 
Духовник его, отец Александр, выслушал прихожанина, потеребил задумчиво русую бороду и ответил:

- А вы к совести своей там, на месте, прислушайтесь, Виктор. Как она подскажет, так и действуйте. Голос совести — это и есть голос Бога. А я буду за вас молиться.

Кораблева тоже пообещала молиться, и он поехал, перекрестясь. А точнее, полетел. Потому что это заседание Президиума было назначено на Камчатке, на фоне заснеженных вулканов. Возможно, чтобы народу было поменьше, чтобы вопросов лишних не задавали, чтобы волны потом пониже расходились. Все-таки, странное это было слияние: институт вдвое больше по размеру, вливался в местный, а не наоборот. Ну, и другие еще имелись странности.

Выступил Ладонников. Главным аргументом для слияния, а фактически для ликвидации Института материаловедения как самостоятельной единицы, он назвал уход института от задач, которые ставились при его создании двадцать лет назад. Правда, и само создание института он  назвал исторической ошибкой, дескать не нужен в регионе институт такого профиля, так что лучше эту ошибку исправить. Его слушали уныло, никому этот вопрос был неинтересен, кроме разве пары-тройки людей, которым Зелинский был симпатичен чисто по-человечески. Виктор Андреевич сосчитал пульс: сто двадцать ударов. Точно также колотилось его сердце два года назад, когда вдвоем с любимой своей женой Олей он коротал ночь в ледовой трещине во время восхождения на Тянь-Шане, не зная, доживут ли они до утра. Вчера, перед вылетом на Камчатку, Оля просила его не выступать, поберечь здоровье. Все равно, ведь ничего не изменишь. Но сердце уже колотилось, честь и совесть толкали на трибуну, да и эти трое в зале ждали его слова.

Виктор Андреевич выступил. Он сказал все, что хотел сказать о слиянии институтов, а также персонально о председателе Отделения и о будущем директоре объединенного института. Что именно он сказал — это для истории не важно, ее местный ход был предрешен и неумолим. Однако Ладонников и Телушин тут же рванулись на трибуну с оправдательными речами, и победителями они при этом не выглядели. Последнее, впрочем, не помешало молчаливому большинству проголосовать так, как им было заранее предписано: тем более, что голосование было открытым. Голосов против не было, воздержались два человека. Хвала им! Такова наша жизнь: даже для того, чтобы воздержаться от высказывания своего мнения, надо иметь мужество.

Виктор Андреевич измерил пульс: семьдесят ударов. Ну, вот, он сделал то, что велела совесть, и может жить спокойно. За директорское кресло он никогда не цеплялся, а умения моделировать атомные системы у него никто не отнимет. Телушин же много раз пожалеет, что взвалил себе на плечи такую обузу: два института, разделенные ночью пути на поезде. Он и одним-то институтом руководить не пробовал, а тут сразу двумя. Впрочем, сегодняшнее голосование - еще не последняя точка. Окончательное решение о слиянии институтов должен принять московский Президиум, а это произойдет не раньше избрания нового Президента. Сейчас московским академикам не до этих мелких глупостей, у них проблемы посерьезнее. Да и после избрания будет хлопот полный рот, академическая улита движется не быстро.

По приезду отец Александр сам позвонил Виктору Андреевичу.

- Ну как? - поинтересовался он озабоченно. - Что решили по вашему институту?

- Что хотели, то и решили, - спокойно ответил Зелинский. - Я выступил, совесть у меня чиста. А что будет, того не миновать.

- Не отчаивайтесь, - сказал священник. - Бог своего слова не сказал. Он всегда проявляет себя неожиданно.

- Я и не отчаиваюсь. Я не чувствую себя проигравшим.