Любовь от боярыни Морозовой до 17г. ,часть 6

Посвящается моей
                Помощнице Б. М.
               
               

                РОЗЕНА Л. В.      
 ТЕКСТ ПОВТОРЯЕТСЯ НА САЙТАХ: ИЗБА - ЧИТАЛЬНЯ; ДЗЭН КАНАЛ "ЧУДАЧКА"; ИЗДАТЕЛЬСТВО РИДЕРО


               ЛЮБОВЬ ОТ БОЯРЫНИ

        МОРОЗОВОЙ ДО РЕВОЛЮЦИИ
         
              СЕМНАДЦАТОГО ГОДА
 

Любовь священна. Мы родимся только для любви. Живём только для неё. На любви стоит мир. Если не будет любви, не будет ничего... Любить человека, любить людей – величайший дар Божий.
                (Писатель Иозеф Томан).



                Екатеринбург2021
                Ридеро

               


ББК 84(2Рос=Рус)6-5
Р96
                Все права защищены. Никакая               
ISBN 978-5-00550-07532
                часть этой книги не может быть               
                воспроизведена в той или иной форме
                форме  без письменного разрешения
                владельца авторских прав
               
               ЧАСТЬ 6

Фёдор Николаевич явился к Ивану Сергеевичу и сообщил ему следующее:
-У меня недавно был Савва Морозов и велел передать тебе, что сам он не знает, где девушка, а человек, отвечающий за это, уехал по делам – добывать красители для ткацких фабрик. Следует подождать и не нервничать.
-Хорошенькое дело – подождать и не нервничать. Не получается. Смотри, Федя, какой живчик! Ко мне уже не рискнул заехать, знал, получит добрую порцию на орехи! Как это всё не серьёзно, видишь? То знают они, то не знают, куда увезли Верочку. Что за народ? С ума от негодования схожу!
-Знаешь что, предлагаю пока поехать в Петербург, отвлечься. Там, на днях, с Комендантского аэродрома будет показывать своё мастерство пилот Лев Макарович Мациевич. Учился он во Франции пилотному мастерству. Девчонок красивых насмотрелся там, о-го-го! Кажется, невесту себе из Франции привёз. А. может, что-то путаю, но говорят красивая француженка всюду с ним ходит. Вроде, как ассистентка. Как тебе такое представление? Ни разу не видел ещё? Так посмотришь. Я только раз побывал на его полётах. Но, скажу, очень впечатляет! Слышал, сам Столыпин желает с ним полетать на его биплане. Он много народу иногда катает. Хотел было и я попроситься, да немного стало страшновато. Я высоты боюсь. Давай-ка поедем, и голова на время освободится от грустных дум.
-Да что ты, в себе ли? Я же занялся поисками! Буду развлекаться, никогда вообще её не найду...
-Ну как ты её сейчас найдёшь, шутишь что ли, ничего не получается. Надо на время отвлечься.
-Ладно, давай, а то уж и места себе не нахожу себе здесь. Скоро землю есть начну от злости и нетерпения. Но, думаю, и там не очень успокоюсь.
-А насчёт Верочки не беспокойся. Мы Саввушку предупредили, он в курсе, что её дядя сообщил о её похищении в полицию. В их интересах всё сделать по-хорошему. Но если он сам не знает, где она, то надо ждать того человека, который посвящён во все тонкости. В общем, ты согласен?
-Да, ты правильно всё понял. И знай, я предупредил людей, если мы, в случае чего, задержимся, пусть её сразу отвезут домой к её матушке две молодые девушки и скажут, они де, её подружки, она была у них. И её научат, что надо сказать, как оправдаться. Но мы ведь раньше вернёмся?
-Тот господин, что отъехал за красителем, приедет позже - поехал далеко на север, объяснил Савва.
-А это не очередной обман? Почему-то одни препоны! Терпения на всё это нет!
-Не думаю, что обман, они же понимают, что может из этого получиться! Староверам совсем не нужно общение с полицией.
-Ну, хорошо, едем! Когда выезжаем?
-Сегодня вечером. Успеешь собраться?
-Конечно! Что там собирать? Несколько вещей в саквояж побросать и готово, - усмехнулся Иван Сергеевич.
-В половине шестого подъезжай ко мне, за нами ещё несколько знакомых заедут – поклонники. Они все влюблены в пилота. Он мастер своего дела. Настоящий асс!
-Знаешь, мне всё равно сейчас делать ничего не хочется, а через голову не прыгнешь, приеду к тебе чуть пораньше. Немножко посидим, и, глядишь, время подойдёт к отъезду.
-Приезжай, в домино поиграем, в шахматы. Найдём чем заняться. Жду, быстрее оборачивайся.
-Спасибо, друг! – дрогнувшим голосом произнёс Иван, - Ты один понимаешь моё горе и поддерживаешь меня в трудных ситуациях.
-Потому что, дорогой друг Ванюша, сам через такое горнило прошёл. Поэтому понимаю и сочувствую...
Иван Сергеевич у себя дома немного покрутился и ровно в полдень Иван уже находился у друга. Они выпили по стопочке коньяка, закурили гаванские сигары, разложили пасьянс. Коротали время, ожидая знакомых.
Приятели заехали раньше, все немного посидели в кабинете Федюши, покурили и принялись за последние сборы. Проверив, всё ли тщательно уложено, вышли из дома, направляясь в Петербург. В дороге поспали и, благополучно доехав, временно остановились у Ивана Сергеевича всем скопом. Оправившись, подзакусив и переодевшись, отправились на Комендантский аэродром. Полёт обещал быть интересным. Все знали, пилот, побывав во Франции и обучаясь там авиационному мастерству, стал эсером. А они уж больно реакционные.
На поле собралось множество люда наблюдать за его полётом. И вот когда к пилоту подошёл Столыпин, тот громко спросил его:
-Я эсер, господин Столыпин. Не боитесь ли со мной лететь? Может, надумаю выбросить Вас из машины в воздухе? Да и дело с концом. Не надо будет террористам на Вас уже покушаться. Так сказать, я им помогу!
Тот ему в ответ:
-Знаете, дорогой, не боюсь! Вообще, волков бояться, в лес не ходить! У меня такая работа, никого не бояться. Лечу, не раздумывая. Так что, извините, господин пилот, садимся и мчимся! Вон сколько народу за нами наблюдает!
-Что Вы этим хотите сказать, что я не посмею террористический акт свершить на глазах у них?
-Нет, я хочу сказать, давайте не срывать им любопытную картину. Они же пришли на нас обоих поглазеть, как мы вместе с Вами полетим. Не будем лишать их такого удовольствия!
Тот пожал плечами, вздохнул и забрался в кабину. Полетали немного вокруг, приземлились. Столыпин пожал пилоту руку, поблагодарил и уехал к себе. Публика, наблюдавшая за полётом, оживлённо хлопала герою дня. Через несколько дней он посадил к себе в самолёт и начальника генерального штаба. Всё это наблюдали Иван Сергеевич с Фёдором Николаевичем и его приятелями. Только они собрались возвращаться в Москву, как узнали новость, пилот завтра летит вновь и покажет всем мастер класс. Мациевич решил на этот раз взять большую высоту, чем прежде. Пришлось остаться и посмотреть, как это будет выглядеть. Но произошла катастрофа. Что-то лопнуло, порвалось, рассыпалось. Самолёт сложил крылья, и всё полетело с высоты четыреста метров вниз. Пилот вывалился из кабины и разбился.
Все, лицезревшие эту трагедию, не скрывали слёз. Отважный пилот и несовершенная техника! В те времена ещё не было парашютов, дававших пилотам возможность катапультироваться! Хоронили героя в Александро-Невской Лавре. В последний путь его провожало множество народа. Невский проспект от Адмиралтейства до самой Лавры был заполнен людьми. Все плакали, произносили пронзительные речи в его память, благодарили за то, что он был смелым и отважным! Безумству храбрых поём мы песню! Виват, ура герою!
«Ничего себе, как мы – развлеклись... И какая трагическая кончина!», - думал Иван Сергеевич. То же самое пришло на ум и его попутчикам.
-Да, всё-таки небеса потребовали жертву...
-Выходит, так...
-Всех нас ждёт один конец, но чем дальше, тем лучше.
-Но пожилые люди говорят, всё равно ещё не нажились. Нет, никогда не хочется расставаться с жизнью!
-Давайте, господа, помянем его, как сумеем. От себя закажем панихиду, а дома у меня устроим небольшие поминки, - заявил Иван Сергеевич. Собрались все, приехавшие с ним из Москвы, посидели и направились назад. Погода была на удивленье тёплая, словно бабье лето неожиданно вернулось. Ни дождя, ни облачка. Всё синело и яснело. Тихая пора последнего увядания. Когда лёгкая грусть окутывает душу, всё становится родным, близким, ясность воздуха и его прозрачность проникают в человека, заполняют его собой, и какая-то необыкновенная лёгкость дремлет в душе... Кажется тогда, можешь даже взлететь и раствориться в этой притягательной, прозрачной сини...
Есть, и говорить не хотелось. Поезд мчался быстро. Все смотрели в окно на эту тихую ласковость природы. Будто и она понимала - чудесная летняя пора прощается с человеком. Уходит что-то чистое, нежное, грустно возвышенное, словно осенняя паутинка солнечных дней отлетает прочь и надолго. Так бывает, когда человек ностальгирует, прощаясь с юностью, зрелостью, с жизнью. Но прощаясь, он верит, что когда-то всё-таки вернётся на эту землю, досмотрит свои прекрасные, неразгаданные сны. Вернётся... Вернётся, - отстукивали колёса.
Наконец приехали в Москву. Разбитые, усталые, недовольные, они задумались над бренностью жизни. Хочется жить правильно и по отношению к себе, и к человеку, что рядом. Но не всегда так получается. Частенько, глупые недомолвки, руготня, несогласие. Что же надо человеку? Почему он жадно за всё хватается? И ничего, в конце концов, не может удержать... Ах. Как хочется жить красиво, правильно, дабы себе и всем было хорошо! Иван Сергеевич задумался. Ведь ничего из желаемого не выходит. То там обманут, то здесь надорвут, а по любви-то, по-доброму бы, как хорошо! «И всё-таки надо стараться жить по любви... Следует немножко и детскому приюту помочь и несчастным старикам из богадельни...
Всему миру хочется помочь, для этого и работаю! Вон старообрядцы, все их гонят, ущемляют, а они и картинные галереи строят и больницы для народа. Память об их благотворительности переживёт века! Действительно, великолепны их деяния! Думаю, и сама Россия, когда нибудь скажет им спасибо за всё доброе, сделанное ими для людей».
                *****************
-Слушаю Вас, Владимир, Вы интересный человек и собеседник. Я очень люблю мягких, интеллигентных людей. К тому же, Вы образованны прекрасно. Простите, я, кажется, повторяюсь... но это так.
-А что ж полюбили необразованного?
-Вы не правы. Ванечка очень интересный человек. Мне иногда кажется, он просто гигант. Сам всё осилил, выучился, всего достиг. А если б знали, какая у него душа... Вы бы так не говорили. Когда познакомитесь с ним, поймёте, он личность. Много читает, изучает, работает. Когда он спит, не пойму. Вам он тоже понравится, как человек. Так что не намекайте, на его необразованность. Только такие и помогают нашей стране встать на ноги!
-Простите, не буду больше ни на что намекать. Вижу, любите Вы его. Хорошо это, тогда и жизнь становится интересной, заманчиво светлой и удивительной. Живёшь, словно второе дыхание открывается, ждёшь, волнуешься, ищешь, находишь. Всё ярко переживаешь, чувствуешь, захватывает всего, словно в половодье. Как распрекрасно любить! Вам не кажется иногда, что Вы вовсе не ходите по земле, а летаете? Любовь окрыляет, расцвечивает сердце всеми цветами радуги. Любовь, это такое состояние души, когда, кажется - надежды исполнятся, снег растает, на просеках, средь зимы, зацветут подснежники... Как хорошо любить, если твою любовь разделяют. И как трудна односторонняя любовь...
-Боже мой, так Вы ещё и поэт! Спасибо, Вам за красивые слова. Это верлибры. Я люблю всё утончённое, хрупкое, эфемерное. Русский поэт Ходасевич, наш с Вами современник, говорит, надо писать о неуловимом, исчезающем. Было и не стало... и вроде не было...
-Не понимаю, как это было и не стало, и вроде не было?
А вот послушайте такое:
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Снег на ветках зелёных,
На траве, на домах.
Запорошены клёны.
Всё в звенящих снегах.
Эта грустная лихость,
Этот тонкий рассвет,
Колыбельная тихость,
То, чего уже нет...
           ***
Или ещё одно стихотворение:
Светлое, печальное
В сердце проникает.
Нежно – изначальное
Душу заполняет.
Плещется печальное
Светлым водоёмом,
И душа хрустальная
Вторит перезвоном.
Светлое воздушное
Душу умиляет,
И она, послушная,
Сердце растворяет.
-Ну, вот видите. Хотите слушать о старообрядцах, а уводите меня в область сладких грёз. Не будьте же противоречивы. Или стихи и поэзия или несчастье и борьба за существование горемычных старообрядцев?
-Вы коснулись почти моих полуснов... Но и про старообрядцев тоже хочу послушать!
-Мадемуазель Грёза, мне кажется, Вас хорошо бы понял художник Врубель. У него картины, действительно, полусны, полу грёзы, туманные и далёкие.
-Да, я его люблю. Но, сознаюсь, он меня пугает. Нечто тревожное и печальное присутствует в его полотнах. Можно сказать, в них я вижу какую-то потустороннюю, тоскующую силу... От этого замирает сердце, я начинаю грустить, мне тогда хочется жалеть себя и других, неведомо почему... Может, не стоило ему писать тех демонов, всё-то кажется, они присутствуют даже незримо в его картинах. И, всё-таки, я люблю Врубеля и слушаю, Вами обещанный рассказ. Пожалуйста, начинайте, прошу Вас...
-Боже мой, что Вы за женщина? Я таких не встречал...
«Он мне льстит, но как же, мило и куртуазно умеет это делать... Да, он понимает наши слабые стороны, мы же слушаем и любим ухом», - думала умиляясь. Не зря она училась в Питере, в Смольном, была умна, начитана, развита.
                ****************
Среди этого всеобщего беспокойства, Федору Николаевичу внезапно пришло письмо из монастыря. Он распечатал его, обмер. Его срочно вызывали туда по очень важному делу. Это письмо он перечитывал несколько раз, но так и не понял, почему его просят немедленно приехать? Подумав, решил навестить Ванюшу, посоветоваться. Без него он тоже уже не решал ни одной задачи, так же, как и Иван Сергеевич без него...
-Вот, дружок, приглашают в монастырь к Марии. Что-то важное там случилось. Одному ехать мне почему-то страшновато. Не мог бы ты со мной проехаться, чтоб я там не умер с перепугу?
-Поеду, когда надумал?
-Да, хоть сейчас! – торопился Фёдор.
-Что ж, ловим извозчика и айда!
-Может, надо что-то взять с собой?
-Из еды ты думаешь? Там накормят. Хлеба им если прикупить по дороге. Это можно. Деньжат оставим.
Оказавшись в монастыре, прошли к игуменье. Она ни слова не говоря, отвела Федора Николаевича в келью к матушке Феодоре, Ивана Сергеевича просила подождать.
Оказавшись у своей Марии, Фёдор заплакал, увидев бедняжку в постели. Он сел рядом на стул, взял её за руку, пересчитал пульс, отпустил. Она слабым голосом вымолвила:
-Федюшенька, я плохо себя чувствую, решила призвать тебя и покаяться, что ничего не сказала тебе ранее о нашем ребёнке. У нас родился сын. Я отдала его тёте, сама уехала сюда. Но тётя старая, сил у неё уже мало. Поэтому постарайся забрать мальчика себе, ты сможешь дать ему больше, чем она. Если не будет соглашаться, как-нибудь уговорить её. Купи рядом с её жилищем дом, объясни, она тоже будет видеть ребёнка, когда захочет. Пусть не боится его потерять. А ты, действительно, держи с ней контакт. Она старая, никому не нужная, наш мальчик является её спасением от одиночества. Прошу, не запрещай ей с ним возиться. Ребёнок сейчас в деревне у кормилицы. Понаблюдай за ней, куда она часто ездит, там и увидишь нашего сына. Назвала я его Феденькой в честь тебя. Дай Вам Бог мира и любви в деле воспитания сыночка. А теперь прощай! Если останусь жива, буду за Вас молиться. А умру, на том свете буду молить Господа за Вас с сыном. А сейчас, дорогой, не унывай, расти сына. Ну, всё, Фёдор, устала я. Иди с Богом!
Фёдор упал перед её кроватью на колени, поцеловал ей руку и попросил простить его:
-Прости меня, родная моя голубушка! Это всё из-за меня произошло. Очень виноват я перед Богом и тобой! Убиваюсь горько я из-за этого.
-Что было, не воротишь. Бог простит, и я прощаю, и меня прости! Жива буду, с сыном ко мне наведывайтесь, умру, на могилу ко мне приходите. Прощай!
-Не убивайся и ты, всё ещё может наладиться, Господь милостив, прощай!
Он вышел из келии, направился к Ивану Сергеевичу и оба устремились в Москву. В дороге он всплакнул.
-Вот, брат, новые хлопоты начались. Сына надо забрать. Видишь, сколько дел я натворил по необдуманности! Теперь надобно исправлять то, что можно. Съездить следует к кормилице в деревню. Если тётка не отдаст добром, выслежу, узнаю, где они находятся, и вместе с кормилицей заберу к себе домой. В монастыре мне написали доверенность, как отец ребёнка, я имею право забрать его к себе на воспитание. Надо ехать.
Ну, слава Богу, одна забота разрешилась. Хоть узнал, где мой сынок. Федюшкой назвали сына, в честь меня.
-Ну и давай действовать. Сначала к её тётке, потом к кормилице. Хорошо, хоть у тебя в делах немного проясняется.
-А забот теперь, брат, сколько прибавляется!
-А радости, Федюш, ещё больше! Теперь и мне свои задачи надо решать. Тоже заждался я, ничего определённого не имею. Уж жива ли Верочка? Всё крутят и крутят, будто что-то скрывают.
-Решим сообща с Божьей помощью и твои дела. Шум поднимем, мало не покажется!
Оба сразу направились к тётке, но та сделала испуганный вид, вроде она не, причём и не знала, и знать ничего не знает.
-Уговаривали её, уговаривали, но вернулись, ни с чем. Ни на какие доверенности она не смотрела. Иван по дороге назад просил друга не нервничать.
-Проследишь и заберёшь с понятыми.
-Плакали мы оба с ней над нашей участью. Наломали дров! Она не виновата. Себя виню во всём. Что её винить? Поступила, как могла. Что ей оставалось делать в таком случае, если я не предпринял никаких мер? Теперь не вернуть упущенного. А вот сыночка надо быстрее забирать, а то привыкнет к чужим людям, и родного отца не захочет видеть. Да и перепрятать могут. Народ сейчас, ух какой!
-Нам с тобой что-то ни в чём не везёт, дружок! – с грустью отозвался Иван Сергеевич.
-Жизнь такая. То светлая, то тёмная полоса. Ничего не поделаешь! – стал он философствовать.
Фёдор Николаевич по возвращении из монастыря домой, принялся сразу за ремонт. Его навестила Татьяна, обещала помочь с уборкой и в дальнейшем помогать сидеть с ребёнком, воспитывать его. Татьяна посоветовала ему не терять время, нанять сыщиков для слежки, и быстрее завершить ремонт. Она пообещала помочь в выборе обстановки к детской комнатке. Он вновь съездил к тётке Марии, пригласил её к себе, дабы показать, как он готовится к приёму сыночка, уговаривая по мирному решить этот вопрос. Даже обещал взять её жить к себе в дом вместе с ребёнком, и согласился, в случае несогласия, купить рядом с её жилищем  другой дом, где они будут жить с Феденькой. И она тут поблизости будет располагаться.
Тётка, наконец, растаяв от его обещаний, рассказала, где находится сын. Вскоре они вместе поехали его забирать. Домик кормилицы стоял на окраине деревни. Маленький, неуютный. Но сама кормилица оказалась милой, доброй, приятной женщиной с большой грудью, наполненной молоком. Она кормила двух ребятишек, своего и Федора Сергеевича. Она без всяких препон согласилась переехать жить вместе с мальчиками к Фёдору Николаевичу. Тётка тоже на первых порах решила жить с ними, пока он не сможет занятья покупкой дома. Всё налаживалось. Даже Татьяна обещала приходить к ним и проверять, как у них идут дела. Он предложил ей не просто к нему захаживать, а стать гувернанткой его сына. Он ей за это будет платить, чтобы не было никаких кривотолков и недоразумений. Итак, обо всём условившись, они занялись воспитанием ребёнка.
Мальчика сразу же окрестили, вызвав на дом батюшку. Он уже привык к кормилице, был ухожен, сыт, спокоен и даже весел, когда с ним играли взрослые. Накупили ему игрушек, носили на улицу, рассказывали по вечерам сказки, чтоб быстрее засыпал. Хотя он ничего ещё не понимал, но улыбался, если с ним разговаривали. Вроде бы всё исправлялось. Только Фёдору Николаевичу не хватало матери сына - Марии. Он тосковал, места себе от горя не находил, Мария была плоха. Но, очутившись в детской и поиграв с ребёнком, становился спокойнее, появлялась некая надежда. Только личной жизни у него уже не будет никогда, - постановил он. Он не мог допустить и мысли, что чужая женщина может обидеть его ребёнка. Решил, раз уж упустил своё счастье, незачем теперь гоняться за другим. Захотел, как Иван, весь отдаваться службе.
Работы и клиентуры у него в адвокатской конторе прибавилось. По вечерам, при отсутствии срочных дел, он занимался сыном или играл с Иваном в шахматы. Тот тоже никак не мог оправиться от потери невесты и долгого ожидания её возвращения. Он переживал и из-за себя, и из-за друга, смотря на его печальную жизнь, тосковал, не спал ночами. Дела с поисками его невесты затягивались.
Видя такое состояние сына, его матушка тоже сникла. Потихоньку корила себя за содеянное и очень тревожилась за девушку, кабы с ней не сотворили плохого. Каждое утро и вечер по будним и воскресным дням ходила в храм и усиленно молилась, чтобы всё благополучно закончилось. Она видела, как сын её тоскует, худеет, беспокоится, поэтому смирилась с будущей невесткой, решила больше не вмешиваться в их дела, лишь бы сын и его избранница простили её необдуманный поступок. Она несколько раз ходила к Савве, умоляя вернуть Верочку, ибо сын её весь извёлся, работать не может, ждёт её возвращения.
-Помоги, ради Бога, Саввушка, сыночек погибает!
Савва всё казалось, понимал, но пока дело не двигалось с мёртвой точки. Как он объяснял, нужный человек ещё не вернулся.
Его матушка уже боялась встречаться с сыном, видя его хмурый, недовольный вид. Когда он уходил, она приходила к нему, старалась приготовить обед повкуснее, а при его возвращении удалялась к себе. Чувствовалась некая напряжённость, недоговорённость. Она понимала это, старалась быть незаметной, лишний раз не попадаться ему на глаза.
Как-то ему надо было отъехать в Петербург, встретиться с нужными людьми, тогда Иван Сергеевич попросил Своего Федюшу наблюдать за возвращением Верочки. В Петербурге дела не заладились. Заехал в Нижний Новгород, затем вернулся в Москву. Подумав с другом о своём, не решаемом деле, надумал нанять сыщика, и поручить тому слежку за Саввой. Если он знает, где девушка и водит за нос, то всё скоро выяснится.
Работа у Ивана Сергеевича уже совсем не ладилась. Всё, словно, валилось из рук. Как-то он заключил выгодную сделку, много на этом заработав, пришёл к другу, принёс тому в подарок бобровую шубу и произнёс:
-Только запомни, если бобёр поседеет, не выщипывай седые волоски. Седой бобёр ценится дороже. Так по незнанию, некоторые поступают, губят шубу!
Друг обрадовался дорогому подарку, расцеловался с Иваном Сергеевичем и постановили на радости немного посидеть в ресторане «Эрмитаж» по такому случаю, «обмыть» подарок. Вдруг, сидя за столиком и мирно беседуя, они услышали объявление о том, что дирекция пригласила к ним танцовщицу Лолиту, приехавшую из Америки, вернее из Перу, к ним на гастроли. Она сейчас здесь даст представление.
На сцену выпорхнуло некое восхитительное создание, очень яркая, оригинальная девушка. Идеального телосложения, небольшого роста, со светлыми, цвета ржи, волосами. Одета она была совсем просто. Только юбочка из разноцветных ленточек, привязанных к поясочку, бусы из ракушек, на шее ошейник с бриллиантами, на руках и ногах золотые браслеты, больше ничего не было. Но она так эффектно крутилась между столиками, что сидящие чуть не доставали до неё руками. Она всем улыбалась, разбрызгивая зажигательные искры из больших зелёных глаз, довольная, сытая, весёлая. Иван вспомнил, как он однажды, чуть не погиб из-за неё и усмехнулся себе в бороду. Фёдор сразу обратил на неё внимание, но друг предупредил:
-Не надо, Федюш, не смотри в глаза этой сирене, закружит, непонятно где окажешься.
-Ты думаешь? – удивлённо спросил тот.
-Не думаю, а знаю. Не засматривайся, опасно. Испытал на себе. Деньги полетят, душа надорвётся и всё это пустым окажется. Говорю, как другу. Ну, да ладно, сам думай и решай.
-Нечего и думать, я не мальчик, чтоб в такие игры играть. Поиграл уж, постарался, больше некуда. Всего себя обворовал вконец! Не волнуйся, брат, на мой счёт в этом вопросе.
Но она продефилировала мимо их столика, лукаво улыбнулась своему старому другу Ивану и плавной походкой направилась обратно на своё место. Она поднялась на помост, в виде некой сцены, и стала порхать, почти не касаясь, пола. В такт музыки она, то выгибалась, производя впечатление, будто у неё вовсе нет костей, то резко разгибалась и кружилась, закручиваясь в некую спираль, то вдруг прыгала, словно норовистая лошадка, высоко подбрасывая красивые ноги, то превращалась в прекрасную соблазнительницу, стремящуюся обольстить любимого мужчину. Публика была в необычайном восторге от такой изюминки. Забыв обо всём на свете, хлопали, благодарили актрису. Казалось, каждый желал оставить себе на память от неё хоть маленькую царапинку.
Даже уверявший Ивана в своей лояльности к таким женщинам Фёдор, сидел, глядя на неё, словно в оцепенении, протянув только одно слово:
-Да!
-Я тебя предупреждал, сирена. Лучше, как говорят бывалые моряки, от их завораживающих песен затыкать посильнее уши, дабы не направиться вслед за ними и не погибнуть, наскочив вместе с кораблём на какой-нибудь коварный риф... А нам надо закрывать глаза!
-Да... – снова протянул Фёдор и успокоился.
Приятно посидев и побаловавшись деликатесами, друзья разъехались по домам.
Иван Сергеевич вернулся в хорошем расположении духа, сел на диван, взяв в руки газету и углубился в чтение. Там было объявление о пропаже девушки, напечатан её портрет. Ниже сообщалось: «Кто укажет место её пребывания, получит вознаграждение». Он узнал Верочку и расстроился. Далее наткнулся на объявление о том, что некий инженер с фабрики Морозова случайно пострадал в драке от хулиганов и находится в больнице. Он решил, Савва не обманывает их, всё действительно так, как он и объяснял. Прочитанное настроило его на спокойный лад. Верилось, скоро всей этой тягомотине придёт конец! Но кто, дал объявление в газете? Сам он боялся навредить старообрядцам и матери. Думал, обидевшись, они могут вообще не вернуть её. Так кто же этот смельчак? Её дядя? И этот вопрос они обсудят вскоре с другом, но так ничего и не поймут.
Они оба частенько заезжали в монастырь, проведать Марию, привозили ей подарки, лекарства, иногда брали с собой из Москвы доктора, осмотреть и прослушать больную, понаблюдать за ней. Если Фёдор ездил туда один, без Ивана, то возвращался в самом плачевном состоянии. Очень переживал за Марию. Поэтому Иван Сергеевич, когда у него было свободное время, и позволяла минутка, его сопровождал, дабы помочь легче пережить такую поездку. Вскоре состояние Марии нормализовалось. Фёдор успокоился. Обрадовался этому и Иван. Шли дни, мальчик привыкал к новому окружению, радовался отцу. Всё вроде приходило в более или менее нормальное состояние. Всё надо было мужественно перетерпеть и не роптать...
В один из дней, вернувшись с деловых переговоров, Иван застал у себя дома знакомую Лолиту. Она сидела в соболиной шубке и курила гаванскую сигару. Её светлые волосы резко контрастировали с тёмным мехом. А зелёные глаза вновь метали зажигательно-испепеляющие искры. Он удивился её появлению. Во-первых, давно не виделись, и он отвык от неё, даже забыл. Во-вторых, он уже мечтал о другой. Но она улыбнулась и сделала вид, что они расстались совсем недавно. Может, её заело то, что в ресторане Иван не обратил на неё внимание? А, может, захотелось ещё пушистых подарков? Он сел, напротив неё. Она сбросила с себя шубку, оказавшись совсем в неглиже. Он нагнулся, поднял шубку, накинул ей на плечи. Она хотела его обнять, он снял её руки со своих плеч и попросил объяснить, зачем она оказалась у него? Она вновь пыталась приблизиться к нему. Он отстранился, взял из её рук сигару, затушил, и, обняв за плечи, осторожно вывел из дома. Подозвал извозчика, попросил отвезти мадам туда, куда она ему укажет. Махнул ей на прощание рукой и вернулся в дом. Это уже был пройденный этап, к которому не было возврата... Его ждала другая судьба... другая женщина, юная, чистая, красивая и надёжная.
                ******************** (с.115)