Везёт же некоторым

Вечер надвигался затяжелевшими тучам, затягивая весь горизонт фиолетовой паволокой. Натали ждала Графа с ипподрома, уже битый час раскладывая пасьянс и непроизвольно томясь от шорохов за окном. Время тянулось безутешно долго… но тут она услышала дребезжание колес и улыбнулась знакомому звуку колокольчиков.

Выскочив на крыльцо, она помахала рукой Силославу, на что тот охотно кивнул, предвкушая чаевые.

Граф вернулся удрученным.
- Не повезло… - лишь это и вымолвил он, поправляя сюртук и не взглянув на Натали, подался в дом. Она же осталась стоять на крыльце, теребя передник и сжимая левую грудь, с трудом сдерживая подкатившую к горлу горечь. Из оцепенения ее вывел голос Утрарии, она звала всех отужинать.

На ужин подавая карпа под сметаной и ягодный пудинг, Утрария порхала как бабочка с цветка на цветок, напевая себе под нос непотребные песенки, и было непонятно, что ее так взбудоражило. Обычно, она тиха, скромна и молчалива и, надо понимать, в сорок восемь-то лет оставаться нетронутой мужской лаской и вниманием - это дело не каждому характеру подвластно. А Утрария смогла, и при этом никого не виня, блюла свой бесхитростный быт в стенах графского дома, помогая по хозяйству Графу за мизерную плату, уважала его и хвалила все его измышления, и боле не нуждалась в ином доме, Граф был для нее и брат, и отец, и Бог, даря ей уют под своей крышей, а порой и щедрые чаевые.

Но это не объясняло ее нынешнее поведение, и Натали сидела и наблюдала за каждым ее шагом, совсем забыв, хотя бы для приличия, поковырять пудинг. Все уже вышли из-за стола и разместились на диване, ожидая только Натали, чтобы занять себя раскладыванием пасьянса и болтовней.

Забив спутанными мыслями свое без того спутанное сознание, Натали сидела перед тарелкой и смотрела как Утрария улыбается сама себе.
- Вот везет же некоторым, ни любви тебе, ни страданий… не надо ждать этого взбалмошного Графа… Повезет, не повезет… А Утрарии всегда везет… живет себе, радуется всему и улыбается на пустом месте…

- Дорогуша вы моя любезная, - Граф так низко наклонился к Натали, практические касаясь пухлыми губами ее вздымавшихся и колеблющихся как желе персий, в расшитом атласными лентами и гипюром декольте, и Натали уловила аромат увеселительного напитка, поданного к столу той же Утрарией, которая ни в чем не могла отказать Графу, и поморщила носик…

Но тут Натали осенило… - А не Граф ли виновник беспричинной радости Утрарии? Он - проказник еще тот, а Утрария подает ему кофий прямо в постель каждое утро, и Натали-то знает, на что способен этот кобель…

- Душечка, пойдемте-с, мы заждались Вас… что с Вами сегодня? Вы, как томленое молоко растекаетесь в моих руках… - и громко гыкнув от удовольствия от своей шутки, подхватил Натали на руки, чего она вовсе и не ждала, но не сдержав равновесия, то ли от непосильного рывка, то ли от мысли, что ему все море по колено, и не соизмерив весовую категорию душечки, повалился вместе со своей прекрасной ношей на пол…   

В этот раз ему повезло… Натали лежала на нем, вздымая свое роскошное богатство, которое практически вывалилось из декольте, минуя атласные ленты и гипюр, прямо на лицо Графу… 
 
Диванные посидельцы замерли, не смея издать смешки или реплики… сцена казалась действительно курьезной, что не говори, и только Утрария подошла к кувыркнувшимся, и загадочно улыбаясь протянула руку Натали, на что та и вовсе не собиралась вставать со своего ложа, чувствуя всеми фибрами души его твердость…

 - Душечка, вы прекрасны в любой позе, - Граф стиснув зубы и талию Натали, вскочил на ноги, ловко подтягивая к себе прекрасную, но как томленое молоко, растёкшуюся в его руках душечку, чмокнул её в зардевшуюся щёчку и, наконец гомерически захохотал во все горло, тем самым давая волю остальным поглумиться над ситуацией…

Душечка же от смеха и поцелуя зарделась пуще прежнего и не сумев собрать воедино все свои мыслеизлияния, доселе терзавшие глубины ее разума, прыснула за всеми следом, умиляясь своей застенчивости…