По воле Сената и народа Рима

                Моей любимой Андрее Пришакариу
     Заслышав истошные причитания Ненилы еще с улицы, Пугачев толкнул отсыревшую дверь войскового присутствия, на скорую руку оборудованного под временный дворец императора, и вошел в горенки с видом суровым и решительным. Кухарка, уткнувшись пьяной головой в стол, кричала и плакала.
    - Ой - ти мнешиньки ! Сиганул Глот прямиком в окошко - ту !
    Недоумевающий казак резко обернулся на шуршание, но из угла лез тоже чуть хмельной пан Пшиемский. Раскинув руки, он по - медвежьи облапил императора, не обращая внимания на лязгнувших саблями телохранителей Пугачева.
    - Мы эта, - забормотал поляк, почтительно снимая опушенную соболями нарядную шапочку, - расслабились тута чутарик, ты уж не пеняй, Пётра Федотыч, я ведь с детства все воюю, а баба, что, баба и есть.
    Пугачев фыркнул носом, усаживаясь за стол. Вынул из - за пазухи книжку в черном переплете с прусским золотым орлом по обрезу, купленную еще в Казани за копейку у какого - то горбатого подьячего на базаре, раскрыл посередине и, нахмурившись, гулко и внятно вчел :
    - А како паки зело бухих обнаружишь, то не сумлеваясь отреши, порешив.
    Грохнул по странице кулачищем.
    - Чуешь, щучий сын ?! Порешив ! А ну, становь прямо.
    Поляк встал посреди горенки, небрежно придерживая серебряный эфес знатной сабли.
    - Я этой саблюкой за Осафата бился, - как бы между прочим заявил ссыльный конфедерат, нисколько не пугаясь гнева императора. - И с тех самых пор ложил на всех москалей. С прибором, - добавил пан Пшиемский, возвращая шапочку на свою буйную голову. - Ссал я ! - заорал он, топая сапогом. - И срал !
    - Аполитично рассуждаешь, - уговаривал начальника войсковой арматы Пугачев, не желая казнить загулявшего поляка, - видишь окружающий мир из заледеневшего окошка войсковой избы. Путаешь личную саблюку с парадигмом развития разъединенных народцев поширше, поширше.
    Успокоившаяся кухарка прошаркала в соседнюю комнату и скоро вернулась, бухнув на стол пару кувшинов с молодым вином.
    - Вмажем, - предложил император, наливая мировую, - пан Пшиемский. Чево нам делить - то ? С утра живы, а до вечера дожить надо.
    Они выпили. Закусили. Покурили. И отправились завоевывать Элам.
    - Ну, батенька, - недоумевающе развел руками пан Мошка, издатель, устав следить за прихотливой нитью сюжета читаемой с листа рукописи, - накрутили вы, право слово.
    - Лево дело, - ответил ему писатель земли русскай, усиленно соображая по поводу оформления будущей книжки. Можно, конечно, к какой Тицкой ткнуться, нехай малюет, глядишь, в веселенький цветочек не только жакетку модную распишет, но и книжицу сообразует в соответствии с восставшим Дамбасом, например.
    - Да ведь не укупит никто ! - крикнул пан Мошка, издатель. - У меня бизнес, в конце концов ! Кому сейчас интересен русский бунт ? Стабильность в общем гниении, тот же застой в своей непреходящей гнусности и глупости.
    - Так это пока царь не сдох, - произнес писатель, вставая. - У нас всегда так, пан Мошка, вот подохнет гений, так все и сразу переменится.
    Пан Мошка, издатель, долго еще читал рукопись, слыша заливистый смех своей секретарши мисс Порции Браун, охмуряемой писателем, так и не ушедшим из издательства. А как уйти, когда такие женщины ? Смешно и говорить. Потому песня. Хорошая, джинсовая.
    - Хей, ма систа ...
    Ну, и так далее.