Фальшь Старец

– Толя! Подойди к нам! – окликнула меня с дворовой лавочки одна из старушек, – Ты как себя чувствуешь с клещом? Они же такие ядовитые, – спросила, когда подошел.
–  Да вынули клеща еще вчера. Допросили, а он молчит, как партизан. Отправили на пытки в лабораторию, - ответил оживившимся завсегдатаям нашей лавочки.
– А ты-то как чувствуешь, не отравил он тебя?
– Спасибо. Как говорится, согласно возраста.
– Да какой у тебя возраст! На тебе пахать можно, – высказалась незнакомая мне старушка.
– А кто сказал, что нельзя, – ответил ей и неожиданно для себя сбацал матросский танец, который танцевал, когда учился в третьем классе.
Мое спонтанное “выступление” вызвало дружные аплодисменты.
– Ну, что я говорила, – радовалась своей догадливости гостья нашего двора.
– Вот только молод я душой, а не годами, – вдруг захотелось немного подшутить над неверующей старушкой, – Вот, как вы думаете, сколько мне лет?
– Ну, если ты не военный пенсионер, то около шестидесяти, –  уверенно оценила она.
– А девяносто не хотите?! – шокировал я публику.
– Да ты что, Толя! – удивленно воскликнула одна из “наших”, – С какого же ты тогда года? – с недоверием спросила она.
– С тридцать четвертого, разумеется. С какого же еще. Я всего на год моложе начальника сектора Мазо, а он с тридцать третьего.
– Вы уж меня извините, я же не знала, – принялась вдруг оправдываться заварившая эту кашу старушка.
– Да не извиняйтесь вы, это еще не вся правда, – успокоил ее, – А правда в том, что на самом деле родился я 22 апреля 1924 года – в день рождения, но в год смерти вождя мирового пролетариата. Вот такая я знаменитость.
Ответом стало удивленное молчание пораженных старушек. Надо было срочно запутать ситуацию множеством правдоподобных деталей, иначе меня тут же выведут на чистую воду. И я продолжил внушающим доверие тоном:
– Годы моего детства и юности были голодные. Есть хотелось постоянно. Лебеду, как моя теща, я конечно же, не ел, но в свои восемнадцать выглядел как десятилетний мальчишка. Какая девушка на такого посмотрит.
– Это да, – вклинилась в мое повествование одна из старушек из тех, что не смотрят на тощих парней.
Остальные тут же согласно закивали, косвенно поддержав доверие к моим небылицам. И меня понесло.
– Нас, детей, было очень мало, все на виду. А уж день рождения и смерти Ленина всегда отмечали грандиозными митингами и собраниями. А я, школьник, родившийся, как по заказу, конечно же, был в центре внимания. Меня приглашали на слеты пионеров, съезды комсомольцев, а то и на особые партийные собрания. И однажды я попал в президиум какого-то большого собрания, на котором присутствовал сам товарищ Сталин. Мне даже дали слово, в котором я поблагодарил партию большевиков и лично товарища Сталина за наше счастливое детство.
– Скажите, пожалуйста, нам про это в школе рассказывали. А ты всё сам видел. Надо же, - снова поддержала меня все та же доверчивая старушка. Остальные закивали в знак согласия. Что ж, вроде верят, или притворяются, что верят. И я продолжил свою сказку для простачков.
– Уже в годы войны я снова оказался Кремле и снова в президиуме, да еще рядом с вождем.  “А я тебя помню”, сказал мне тогда товарищ Сталин, “Всё такой же худой. Как только воевать будешь, Аника-воин”. “Как все, товарищ Сталин. Если надо, жизнь за Родину и за вас положу”. “Верю. Не надо. Живи пока. Ты нужен как память о ленинских датах”, сказал вождь и что-то приказал товарищу Поскрёбышеву, своему секретарю. “Товарищ Сталин дал тебе год. С этой запиской пойдешь по указанному в ней адресу. На фронт ты уже не попадешь”, сказал мне товарищ Поскрёбышев. А на выходе меня остановили. “Сколько ему дал товарищ Сталин?”, спросил товарищ Берия у своего служаки, отобравшего у меня записку. “Год, товарищ Берия”. “Всего то”, рассмеялся тот, “Добавь к единице нолик и отпусти. Десятку отсидит, поумнеет”, отпустил меня Берия. А в заведении, куда я пришел с запиской, мне выдали новые документы с новой датой рождения - 22 апреля 1934 года.
– Скажите, пожалуйста! Мне бы так. Глядишь, еще бы разок замуж сходила, – с завистью посмотрела на меня одна из старушек.
– А я бы и от двадцаточки не отказалась, – поддержала ее вторая старушка.
– Да кто бы из нас отказался помолодеть хотя бы по документам. Повезло тебе, дедушка.
– Да какой я вам дедушка, бабушки! – мысленно умирая от душившего меня смеха, возмутился я.
– А кто же, если сотню разменял. Мы перед тобой девочки.
– Адиос, девочки! – попрощался я с завсегдатаями лавочки.
А через минуту безудержный смех фальшивого старца разнесся на весь подъезд нашего девятиэтажного дома.