Тальк

Облако. Огромное, пышное облако уставилось на меня, как только я повернула от мусорных баков в сторону подъезда, чуть ошалевшая и измотанная последней картиной.

Оно было в полнеба, тяжело раздувалось над многоэтажкой, увесисто наваливаясь на крышу, как в своё время корпулентные продавщицы прижимались арбузной грудью к холодному прилавку.

Я замерла, пока его ватный пупок, мягкая ямка в обрамлении дутых, яблочных изгибов, пялился на меня. Если это был наш с ним диалог, то на языке кроличьего оцепенения, тихо скользящего по горлу восторга, секундной фиксации трансцендентного поверх шершавой кирпичности бытия. Резкая и ясная лазоревость фона делала его чрезмерно неправдоподобным, выдуманным выдохом могущественного демиурга. Должно быть в том приятном, отдающим детской присыпкой углублении, скрыты врата в Зазеркалье, закулисье неведомого и столь притягательного мира, как прошлая жизнь, ключи от которой утрачены. Осталась лишь тонкая пудровость, аромат странного пряного и душного вечера, когда смуглое существо с сахарной улыбкой, с виноградным блеском в глазах изъявило желание пройти со мной в номер. Проснувшееся желание уже змеилось под языком, распирая нутро, когда звериная стая, мои невидимые стражи, агенты охранки, учуяли этот неизвестный, парализирующий своей кристальной чистотой запах. Так звучал тальк. Мелообразный порошок серебрил переспевшую кожу моей соседки по столу. Позднее я нашла пластмассовую банку в пошловатом розовом цвете с драгоценной жемчужной мукой, принюхиваясь к содержимому сквозь запечатанную крышку. Конечно, я сбежала, не оплатив счёт, оставив лишь надежду на краткое свидание в полузабытьи, где удовольствие едва ли вкушаемо, сколько размыто, как воздух тропическим штормом. Мне дико не хотелось ничего, лишь воровства. Дурацкого бытового воровства, что случалось со мной при излишней чувствительности от происходящего, когда хочется сгрести отдельные куски мира в охапку и впихнуть в уставший от собственной прожорливости чемодан впечатлений. Я видела её (его?) на утро в том же кафе, что и вечером, смело пройдя мимо, на пляж, откуда обычно заходила в типичный азиатский минимаркет.

Устройство памяти нет-нет да удивляет искрящимися флэшбэками. Если только не устроить их самой, покупая в зловонном дискаунтере почти три килограмма замороженного манго. Безликая продавщица спросит, так ли он хорош, как и свежий, получив в ответ пружинистый кивок одобрения. После чего меня снова снесёт в гостиничный номер, но уже Вьетнама. Мой внутренний псевдописатель явно шатался по миру, не имея за душой постоянного жилья, а лишь крепкое и терпкое желание проспаться на белоснежных простынях.

Неестественно бирюзовая гладь моря вспучилась песком и окрасилась в теплую пыль цвета моли. Непогода в тех заморских туристических околотках завораживала меня надолго и всерьёз. Медитативное раскачивание пальмы в горшке на балконе, свинцово-синие отблески в окнах соседнего отеля, Небо оттенка мутного рыбьего жира и розоватой глины, сползающее мешковиной к воде, сидящая на кровати я и очередная книжка Ю Несбе. Так высоко над городом не приходилось парить, что придавало уединению особенную остроту, и пронзительно звучащий внутренний голос, казалось, распевал что-то мягкое и мятное в контраст шелестящей мишуре ливня.

Так и не заметив той самой точки бифуркации, с которой началась любовь к путешествиям в одного, я уже тосковала по будущему, где не могла сдвинуться с места, оставаясь на годы в вынужденной, а то и добровольной изоляции. Чертова чуйка, провидение или же специфическое прогнозирование, выберите нужное, срисовало мою незатейливую жизнь, словно сканер, прошедшийся по тексту, считывает по словам скрытое между строк. Внешний туризм сменился погружением во внутренние миры, катакомбы пульсирующего сознания, оказавшегося безграничным.

Щелчок был явным и отрезвляюще бодрящим, когда я поняла, что могу создавать пространства, наделяя их жизнью, всем чем угодно, азартно замешивая закваску предстоящих утопических странствий. В какой момент мне сдали рецепты волшебного зелья, заключив творческо-пророческий пакт, знать не хотелось.
Ещё задолго до появления облака-титана мне позвонил новоиспечённый приятель, чисто похвастаться новым парфюмом. Мы падки до праздника наших же шлейфовых оболочек, что поделать. Ранее, за несколько минут до разговора, ароматная плёнка арабских духов накрыла мою подушку, намекая, что в комнате я не одна.

- Пудру она учуяла, - немного гнусавя, протянул он слова из матричной ячейки за несколько тысяч километров. - Это я тут набрызгался.

В подъезде жутко воняло краской, видимо, пришло время встряхнуть кубышку взносов на капитальный ремонт дома.

Жемчужная нитка метафизических бус предательски не хотела заканчиваться, а высасывала из меня оставшиеся силы - новый холст давался труднее предыдущих, таких же угольно-черных. Ещё одно украшение болталось на шее. Сама того не понимая, зачем и почему, я стала обладательницей нежнейших горошин розового кварца, слегка дымчатого или пудрового, наподобие шариков Guerlain.

Победить свежее полотно можно было лишь любовью, которая с некоторых пор  сияла октариновым светом, рассеивая пыльцу там, куда дотягивалась моя лёгкая рука.

Иллюстрация: С.С. "Лето", х/м, 2024