На лиловом вертолёте...

    
                На   лиловом   вертолёте . . .

     Лиловый  вертолёт  в  сером  небе  различался  с  трудом.   Но  рокот  мотора  и  шум  винтов  над  зелёными  крышами  бело-жёлтых  зданий  был  довольно  явственным.   Выпавшая  из  вертолёта  бандероль  проломила  крышу  и  потолок  верхнего  этажа.   Чихая,  кашляя  и  отряхиваясь  от  штукатурки  и  мела,  Карина  Марковна  решила  ещё  раз  протереть  глаза.   Она  была  на  полу  среди  каких-то  обломков.   Одеяло  тоже  свалилось  на  пол,  а  на  одеяле  лежала  бандероль  .  .  .   Наверху  сквозь  завесу  строительной  пыли  зияла  дыра,  в  дыре  виднелось  серое  небо.

     Падая  с  кровати,  она  задела  табурет,  на  котором  стояли  открытая  банка  с  ярко-красным  кетчупом  и  большая  чашка  с  опостылевшим  растворимым  кофе.   И  теперь  красные  и  коричневые  разводы  медленно  расползались  по  светлой  ночной  рубашке.   Взлохмаченное  и  загорелое  двуногое  существо  не  без  кряхтения  поднялось  с  пола.   Рассматривая  себя  с  головы  до  ног  в  тусклом  зеркальном  проёме  старинного  шкафа,  Карина  Марковна  ухмыльнулась:
  -  .  .  .  красно-коричневая  .  .  .  самка  .  .  . 

     И  тут  же  кольнул  электрический  разряд:   бандероль  .  .  .   Перетащив  одеяло  и  бандероль  обратно  на  кровать,  она  с  замиранием  сердца  вскрыла  конверт  .  .  .   

      Свидание . . .  место  и  время . . .    Размашистый  почерк,  каждая  буква  выведена  с  явной  любовью  к  символам  вообще . . .  и  без  соединения  с  другими  буквами . . .    На  свободном  месте  листа  зачем-то  нарисована  в  очередном  варианте  пресловутая  «звезда  богородицы»  или  что-то  вроде  того,  а  на  обороте  листа  изображены  стилизованные  серп  и  молот,  перекрещенные  как  когда-то . . .    Ну,  впрочем,  это  когда-то  было  не  так  давно  -  и  семи  лет  ещё  не  прошло.   Лёжа  на  спине  и  глядя  на  потолок,  она  долго  грезила  превращением  серого  в  серо-бирюзовый  и  серо-голубой,  а  затем  и  в  светло-синий.

      Большинство  девушек,  юных  и  не  очень,  таких  вот  странных  интуитивно  игнорирует,  особенно  нынче,  но  Карина  Марковна  пойдёт.   У  неё  интересных  вариантов  не  много. 

      В  большую  миску  упало  лёгкое  платье,  сверху  полилась  вода,  а  затем  ещё  и  треть  флакона  модного  шампуня  для  волос.   Других  подходящих  моющих  средств  в  квартире  не  оказалось.   

       А  уже  через  полчаса  в  лужу  на  полу  капали  редкие  капли  с  вертикально  висящего  платья.   Когда  Карина  Марковна  выбралась  на  улицу,  её  опьянил  раскалённый  воздух  и  ошеломил  ослепительный  солнечный  свет.   Но  самым  чарующим  и  пьянящим  было  повсеместное  буйство  сирени,  пышно  цвели  все  попадающиеся  на  пути  кусты.   «На  Васильевском  как  в  Крыму.   Пока  дойду,  совсем  сухая  буду.»   

      Читавшего  на  скамейке  газету  «Лимонка»  высокого  и  худого  юношу  она  легко  определила  по  описанной  в  письме  клетчатой  рубашке.   Но  где  же  тут  тридцать  два  года ?    Лет  двадцать  от  силы . . .   «Завысил  нарочно  свой  возраст  юный  оболтус.   Что  ж,  займёмся  совращением  несовершеннолетних . . .»    Хотя  магические  чёрные-чёрные  буквы  специфического  почерка  на  белой-белой  бумаге  интуитивно  противоречили  каким-то  элементам  общего  облика  молодого  человека,  она  уверенно  подошла  к  скамейке.

       «Знаете,  людям  с  вашей  внешностью  не  свойственно  писать  такие  тексты  таким  почерком!»    Он  криво  усмехнулся.   После  некоторой  прогулки  по  линиям  и  проспектам  они  устроились  в  какой-то  пышечной.   Или  пирожковой.

       Между  тем,  ему  действительно  был  тридцать  один  год.   В  письме  всё  было  в  достаточной  степени  верно.   Болтающая  на  модные  темы  кудрявая  тётенька  даже  не  подумала  о  том,  что  встречаются  иногда  такие  вот  организмы.   То  ли  генетика,  то  ли  скромный  рацион  и  усиленный  моцион.   Человек  долго,  годами,  выглядит  лет  на  десять  моложе  своего  возраста.   А  потом,  вдруг,  лет  в  сорок  происходит  ускоренное  старение  и  всё  выравнивается:   внешность  точно  соответствует  возрасту.
   
        Карина  Марковна  сменила  тему и  стала  рассказывать  про  вид  из  окна  своей  кухни.   Газоны,  кусты,  клумбы,  цветы,  тротуары,  скамейки,  старички  и  старушки.   С  некоторых  пор  у  арок  и  у  парадных  стали  появляться  поношенные  «иномарки»,  которые  увозили  старичков  и  старушек  навсегда.   Клумбы  зарастали  лебедой  и  чертополохом,   газоны  покрывались  мусором.   Квартиры  опечатывались,  а  окна  покрывались  пылью.   Она  вовремя  спохватилась,  заметив  явно  депрессивную  реакцию  молодого  человека,  для  которого  слова  брокеры  и  риелторы  уже  давно  означали  что-то  вроде  разновидностей  опасных  уголовников.   Тогда  она  заговорила  о  посещении  Италии,  об  архитектуре,  о  скульптуре,  и  про  свои  связи  в  «совете  по  туризму».   Теперь  он  улыбался,  размышляя  о  сохранившихся  советских  названиях  некоторых  структур.   Оказалось,  кудрявая  дамочка  неплохо  и  с  удовольствием  разбирается  в  старой  архитектуре  итальянских  городов  .  .  .  но,  вдруг,  её  поволокло  куда-то  в  сторону.   Она,  видите  ли,  легко  может  во  время  следующей  поездки  установить  контакты  с  тамошними  нонконформистскими  сообществами  -  хоть  с  левыми,  хоть  с  правыми.

     Уловив  какую-то  ахинею  в  льющемся  на  него  потоке  сознания,  он  мельком  глянул  на  её  лицо.   Она  лихорадочно  бегала  глазами  по  разным  абзацам  лежащей  на  столе  «Лимонки».   Он  достаточно  непринуждённо  и  рассеянно  опустил  локоть  на  газету,  которую  затем,  через  несколько  минут,  незаметно  спихнул  со  стола  на  стул  рядом.

     Было  ясно,  что  в  целом  дама  довольно  продвинутая  и  владеет  умением  гармоничного  перетекания  из  старой  темы  в  новую.   Он,  опять  задумавшись,  начал  непроизвольно  сравнивать  её  с  одной  своей  относительно  недавней  знакомой.   Та,  кстати,  тоже  почему-то  имела  связи  в  пресловутом  «совете  по  туризму»,  но  была  заметно  старше  Карины  Марковны  и  по  поводу  возраста  явно  переживала.   Первое  время  регулярно  встречались  раза  два  в  неделю  в  корпусе  Бенуа  и  совместно  тщательно  изучали  всё,  что  там  имелось.   Мало-помалу  он  становился  знатоком  Врубеля  и  Серова,  а  также  авангардистов,  а  также  иных  прочих.   Прогулки  по  улицам  всегда  были  в  окрестностях  Музея  и  как-то  раз  она  неожиданно  и  ловко  завела  его  не  то  в  ресторан,  не  то  в  гостиницу.   Он  очутился  в  помпезном  бронзово-мраморном  вестибюле,  а  затем  в  ошеломляюще  роскошном  пространстве,  которое,  вероятно,  когда-то  было  большим  двором-колодцем.   Но  теперь  внизу  вместо  асфальта  были  сплошные  ковры,  в  которых  буквально  утопали  ботинки,  а  сверху  вместо  открытого  неба  был  замысловатый  прозрачный  стеклянный  потолок.   Они  утонули  в  роскошном  диване  и  она  заказала  две  чашки  кофе.   Пообсуждали  только-что  увиденную  в  корпусе  Бенуа  передвижную  выставку  средневековых  больших  икон  из  Суздаля  и  других  мест.   Между  обсуждениями  она  печально  вставляла  что-то  на  предмет  того,  что  .  .  .   вот  если  бы  она  была  лет  на  десять  моложе  .  .  .   или  если  бы  он  был  лет  на  десять  старше  .  .  .   

         А  перед  уходом  выяснилось,  что  стоимость  одной  чашки  кофе  в  этом  фантастическом  месте  составляет  в  точности  ровно  одну  треть  от  его  зарплаты.   Пожилая  развратница  живо  открыла  свой  кошелёк,  он  категорически  воспротивился  и  вручил  длинноногой  официантке  сумму,  равную  стоимости  двух  чашек  кофе.   

       Длинноногая  ушла  и  унесла  две  трети  от  полученной  им  сегодня  зарплаты  за  месяц.   Всю  оставшуюся  часть  прогулки  он  был  оглушён  каким-то  нереально  низким  колокольным  гулом  на  грани  инфразвука,  сквозь  который  временами  пробивалось  более  высокое  тренькание:   осталась  ровно  треть  зарплаты . . .  ,   осталась  только  треть . . .  ,   осталась  только . . .  ,  только  треть . . .    
 
       В  дальнейшем  знакомство  довольно  быстро  сошло  на  нет  и  ни  к  чему  не  привело.   В  воспоминаниях  иначе  как  старой  дурой  он  про  себя  интеллигентную  предпринимательницу  не  называл.

       Карина  Марковна  очевидно  выигрывала  во  многих  отношениях.   Вслушавшись,  он  узнал,  что  её  дочь  и  сын  учатся  уже  на  старших  курсах  своих  вузов,  а  сейчас  они  в  Крыму  со  своим  отцом.   Для  него  трансцендентная  магия  слова  Крым  была  всепоглощающей  и  безраздельной.   Однако  ещё  больше  двух  лет  до  красного  флага  над  башней  Клуба  моряков  «ДК  Моряка»  в  Севастополе.   И  ещё  не  убит  несчастный  генерал  Рохлин.   Ещё  не  прошли  седьмого  ноября  по  проспекту  неспешными  колоннами  сорок  пять  тысяч  горожан  в  юбилейную  годовщину,  вызвав  истерику  у  дегенератов  и  бездельников,  обвинивших  Яковлева  в  попустительстве  красно-коричневым.

     А  между  тем,  они  вышли  из  пышечной  и  проходя  через  какие-то  сиреневые  кусты  успели  поцеловаться.   И  сейчас  Карина  Марковна  показывала  на  некое  непонятное  древнее  строение  почти  без  окон,  в  котором  якобы  регулярно  ночует  лошадь,  которую  днём  студенты  художественной  академии  многократно  рисуют  с  натуры.   В  очередных  сиреневых  зарослях  обнимашки  возобновились, и  Карине  Марковне  довольно  скоро  пришлось  деликатно  заметить,  что  если  бы  тут  была  по-настоящему  густая  трава,  то  оно  бы  может  и  ничего,  но  под  сиренью  был  обычный  городской  грунт  почти  не  закрытый  травой,  поэтому  продолжать  вот  это  вот  всё  лучше  не  здесь,  а  у  неё  дома.

     Он  мгновенно  согласился.   Впрочем,  он  уже  знал,  что  если  в  светлой  одежде  долго  возиться  в  густой  зелёной  траве,  то  на  одежде  остаются  зелёные  следы.   Ещё  он  подумал,  что  слой  сухих  сосновых  иголок  на  сухом  мху  вообще  не  пачкает.   Отряхнул  иголки  и  пошёл  дальше.

      В  эту  любовную  ночь  ей  приснилась  редкостная  гадость.   Кабинет  ректора,  группа  родителей  учащихся.   Обвиняют  и  осуждают  ?    Во  всяком  случае,  подозревают  .  .  .    Оказывается,  её  поведение  не  просто  не  достойно  преподавателя,  оно  на  грани  криминала.   Она  постоянно  тусуется  со  студентами,  она  навязывается,  регулярно  приглашает  кого-то  домой  или  ещё  куда-то,  она  подозревается  в  попытках  совращения.   На  массивном  старинном  резном  столе  среди  множества  бумаг  удивительно  тонкой  работы  старинная  бронзовая  чернильница.   Которая,  вообще-то,  каталогизирована  и  должна  находиться,  если  не  в  выставочном  зале  Эрмитажа,  то,  по  крайней  мере,  в  специальных  хранилищах-запасниках.   Карина  Марковна  это  знает  точно,  она  разбирается  в  предмете.   Тем  временем,  ректор  под  пристальные  взгляды  родительского  комитета  сурово  подводит  итог:   она  дрянь,   её  увольняют.   Не  подчиняющаяся  сознанию  рука  неожиданно  хватает  бронзовую  чернильницу,  красивая  параболическая  траектория  полёта  которой  оканчивается  на  черепе  ректора.   Который,  судя  по  звуку,  слегка  треснул.   Лужа  крови  и  бездыханное  остывающее  туловище  на  паркете.   Пристальные  сверлящие  взгляды  погасли.   Потупились  взгляды,  совсем  потупились  в  пол.   От  родителей  теперь  исходит  какое-то  растерянное  не  то  сочувствие,  не  то  сожаление . . .   Они  медленно  пятятся  к  выходу  и  постепенно  растворяются  во  мраке  коридора . . .   Она  на  коленях  в  ужасе  трясёт  не  оживающее  тело.   Ужас  отчаяния  всё  нарастает  и  она  просыпается.   Рядом  посапывает  её  тридцатилетний  наивный  нацбол.   Впрочем,  Карина  Марковна  не  знает  кто  такие  нацболы.   

     Она  подняла  глаза,  чтобы  сквозь  пролом,  о  котором  уже  успела  напрочь  забыть,  а  теперь  вот  неожиданно  вспомнила,  увидеть  серое  небо.   Сколько  ни  всматривалась,  ничего  конкретного  не  смогла  разглядеть  в  этом  тёмном  углу  потолка.   А  был  ли  вообще  пролом  ?   Впрочем,  письмо  точно  было.   Оно  сейчас  едва  белеет  на  столе,  они  его,  смеясь,  вместе  изучали  вечером . . .   Забыв  про  потолок,  она  осторожно  стянула  одеяло  с  голого  нацбола.   Чем  светлее  становилось  за  окном,  тем  увлечённее  она  его  разглядывала.   Сильно  искусанные  комарами  ноги.   Ну  да,  комары,  огород,  кабачки,  картофель,  зелень,  выживание . . .   Он  ведь  рассказывал.   Активно  помогает  своей  маме  выращивать  картофель  и  кабачки.   Она  ушла  на  кухню,  приготовила  завтрак,  вернулась  в  комнату  опять  нескромно  разглядывать  голого  спящего.

     Да . . .   уж . . .  ,   интуитивно  осознавала  Карина  Марковна,  кабачки  и  картошка  стали  опорой  той  части  народа,  которая  упрямо  решила  противостоять  самому  жестокому  в  обозримой  истории  геноциду.

     Самые  лучшие  погибали,  но  оставались  советскими.   Лучшие  умирали,  но  не  изменяли  образу  жизни,  образованию  и  профессии.   Кабачки  помогли  населению  дотянуть  до  мюнхенской  речи  и  до  разгрома  натовской  орды  под  Цхинвалом.   И,  в  конце  концов,  вселенское  зло  стало  постепенно  сдавать  позиции  в  этой  части  галактики . . .   

     Между  тем,  ему  в  эту  любовную  ночь  тоже  приснился  необычный  сон.   Через  десятки  лет  станет  ясно,  что  сон  был  не  просто  философским  и  футуристическим,  но  и  весьма  пророческим.   Живописные  мраморные  развалины  с  разнообразием  белых  колонн,  арок  и  статуй.   Псевдоантичность  какая-то . . .    Колонн  и  статуй  очень  много,  всё  из  белого  мрамора,  а  не  из  гипса,  но  с  трещинами  и  поломками . . .   Второй  цвет  после  белого  -  зелёный.   Разнообразная  растительность  торчит  ото  всюду,  лезет  из  всех  щелей,  местами  обвивает  и  оплетает  статуи  и  колонны . . .    И  главный  признак  истинного  прогресса  и  райского  будущего:  на  мраморном  полу  и  в  щелях  между  треснувшими  мраморными  плитами  отсутствуют  окурки  и  пластиковые  элементы  от  тары  и  упаковки.   И,  кроме  того,  нигде  здесь  на  белом  мраморе  не  было  никаких  надписей  или  каких-либо  следов  краски . . . 
 
     Трудно  сказать,  имеются  ли  в  божественном  раю  гаджеты,  автомобили  и  беспилотники,  но  можно  не  сомневаться  в  том,  что  в  раю  нет  окурков  на  тротуаре  и  пластиковых  бутылок  на  газоне.   Окурки  и  упаковочный  мусор  -  однозначные  идентификаторы  ада.

     Здесь,  во  сне,  он  ощущал  себя  сидящим  в  круглом  мраморном  кресле.   Тепло,  уютно,  веет  прохладной  свежестью.   Слышится  приглушённый  шум  то ли  фонтана,  то  ли  ручья.   А  сам  он  уже  совершенно  состарившийся  и  дряхлый.   Неподалёку  вокруг  большого  мраморного  стола  очень  пожилые,  но  узнаваемые  персонажи.   Это  сильно  постаревшие  его  кумиры  и  авторитеты.   Постепенно  он  узнаёт  каждого  из  них.   Они  часто  называют  фамилию,  которую  он  вообще  никогда  не  слышал  наяву.   Он  её  услышит  и  наяву,  но  года  через  три.   Эти  писатели,  философы,  режиссёры,  историки,  музыканты,  поэты,  математики  и  художники  пришли,  в  конце  концов,  к  грустной  реалистической  констатации.   Некто  Путин  может  рассматриваться  современными  историками  или  психоисториками  в  двух  наиболее  распространённых  трактовках.
   
     Первая:   ловкий  и  дальновидный  молодой  секретный  агент  добра  внедряется  в  первой  половине  девяностых  в  глубины  инфернального  зла.   Эффективный  и  коварный  стратег  постепенно  подавляет  зло  и  относительно  восстанавливает  путь  добра.

     Вторая:   Путин  встал,  в  конце  концов,  на  путь  добра  и  света  под  давлением  народа,  лучшей  части  народа.   Не  длись  десятки  лет  народное  давление  -  не  было  бы  и  теперешнего  позитивного  результата.

     Ветхие  мыслители,  поглядывая  изредка  на  устроившегося  неподалёку  и  подслушивающего  их  дряхленького  от  старости  бывшего  нацбола,  резюмировали:   истинной  является,  конечно  же,  вторая  и  только  вторая  трактовка,  но  современное  население  предпочитает,  в  основном,  первую.   И  широкие  массы  воспринимают  за  истину  наиболее  нравящиеся  мифы.  Ничего  не  поделаешь.   Лишь  редкие  историки  будут  близки  к  истине.

      Он  почти  ничего  не  понимал  в  этих  странных  разговорах.   Но  чувствовал  райское  блаженство,  настолько  сильное,  что  это  ощущение  райского  блаженства  продлилось  ещё  несколько  секунд  и  после  того  как  он,  пробудившись,  открыл  глаза.   Утренняя  дама  стояла  у  кровати  и  с  интересом  рассматривала  его  искусанные  насекомыми  ноги.   Ну  да,  лопата,  грядки,  комары  и  мошки.   Оглядел  романтическую  полумансарду.   Здесь  мило.   С  хорошим  вкусом.   Скромно.   Но  как  всегда  потянуло  к  себе  в  родную  квартирку.   За  окном  начинается  ясный  день,  нужно  опять  надевать  мятые  ржавые  доспехи,  брать  в  руки  погнутый  иззубренный  меч  и  продолжать  нескончаемую  битву  за  восстановление  СССР  и  повсеместную победу  Советской  власти  вплоть  до  границ  галактики.   Незаметно  от  санитаров,  как  нервно  пытаются  шутить  либерасты.
 
      Пролетал  ли  вообще  над  городом  лиловый  вертолёт ?   Это  вопрос  для  трансцендентных  лабораторий  писателя  Переслегина.   Но  тёмно-зелёные  «мили»  и  «акулы»  абсолютно  точно  пролетят  над  Крымом.   И  появятся  зелёные  человечки.   Ведь  добро  иногда  побеждает.   Вот  только  ждать  приходится  долго,  полжизни.