Очень странное кино - пятьдесят один

                Моей любимой Андрее Пришакариу
     Он торопливо шел по темным улочкам Китая, испуганно прислушиваясь к эху собственных шагов, упруго отскакивающему от нечистых стен и выщербленной мостовой, огибая кучки лошадиного навоза и ловко маневрируя на одной ноге, когда встречалась миргородская лужа, нагло занимавшая всю улицу. Бальзаминову было страшно, в голову лезли старушечьи побасенки о домовых и уличных, поэтому, уже приближаясь к купеческому особнячку, уютно спрятавшемуся среди зеленых насаждений старой столицы, негромко запел, успокаивая привычной мелодией разгулявшиеся нервы :
     - Лютики - цветочки у меня в садочке ...
     - Глохни ! - гаркнул нетрезвый и мордатый будочник, вылетая разъяренной физиономией из полосатой будочки, кривобоко прислонившейся к задней стене рыбной лавки Стригольниковых.
     Будочник ухватил Бальзаминова мощной рукой за обшлага шинели и легонько потряс, приподнимая. Всмотрелся в невинное лицо ночного гуляки и швырнул его о стену лавки.
     - Так и расшибить возможно, - жалобно произнес Бальзаминов, опасаясь сразу вставать. - Какой - такой закон существует, чтобы чиновника швырять ?
     - Вот тебе, сука, - внятно ответил будочник, бросаясь к Бальзаминову и обшаривая его карманы, - весь закон, все люди.
     Обнаружив в кармане вицмундира серебряный двоегривенный, только этим утром выигранный у Дронова в бабки, довольно всхрапнул и отправился в кабак, конечно. А Бальзаминов, с внутренним достоинством поднявшись, отряхнулся и несколько воспрял духом.
     - И чего же это я по ночам Китаем шарюсь ? - рассуждал вслух Бальзаминов, идя вслед шумно топочущему будочнику. - Нужна мне эта купчиха, тем более, что, может, и нету у нее никаких лавок в Китай - городе.
     Покосившаяся вывеска царева кружала, хлопнув от порыва внезапно налетевшего ветра, напугала Бальзаминова.
     - Даже материалы хлопают, - бормотал он, убегая от кабака в ночную тьму, - вся природа переменилась, наверное, это глобальное потепление.
     Из проулка выскочил оборванец.
     - Стой ! - заорал он на Бальзаминова, но тот бежал дальше. - Стой, гнида, кому говорю !
     Он догнал Бальзаминова у самой заставы, схватил за хлястик шинели и потащил в пропахший кошками двор. Сунул его в угол и снял шинель, сноровисто работая ловкими пальцами.
     - А шинелка - то моя, - подмигнул Бальзаминову оборванец, надевая шинель поверх своих отрепьев.
     - Послушайте, - пытался достучаться до разума оборванца Бальзаминов, несколько пеняя коале за частоту употребления фамилии, - но я же не Башмачкин какой, мы, в конце концов, не у Гоголя.
     - Даже не у Островского, - отрезал оборванец, присматриваясь к штиблетам Бальзаминова. - А ну, - угрожающе закричал он, поднося к носу Бальзаминова кулак, - сымай коци !
     Домой Бальзаминов пришел в нагом естестве. Дворник, отворяя ему ворота, непонятно прохрипел :
     - Вернулся барин в первобытность.
     А почему ? А я скажу. Потому первобытные люди голыми орудовали.