Андрей Алексеев. Я - сплошные метания

90 лет со дня рождения А.Н. Алексеева


В качестве эпиграфа приведу слова моего поздравления А.Н. Алексеева с 83-летием: «Дорогой Андрей, тебе удалось сделать, нет, не так... тебе удается делать удивительное.
Своими работами последних десятилетий ты – несоизмеримо больше других отечественных социологов – показываешь, доказываешь, отстаиваешь личностный характер социального познания. «Драматическая социология...» - это глубокий анализ отношения к труду рабочих в период, когда лишь очень немногие открыто требовали перемен. И верили в них.
«Профессия – социолог» (сделанная вместе с твоим другом и единомышленником, украинским социологом Романом Ленчовским) – это многомерное рассмотрение ключевых процессов, происходящих в нашем профессиональном сообществе.
Но это не все. Этими и более поздними работами ты отстаиваешь свое право и право социолога на публичный разговор о том, что и как болит в нем как в личности и в гражданине».


В 2014 году в связи с 80-летием Алексеева я провел с ним интервью, опубликованное в журнале «Телескоп». При согласии Алексеева интервью было озаглавлено его словами: «Прожитыми годами не горжусь, но вроде и не стыжусь их...». Приведу фрагмент моего небольшого введения, предпосланного этой публикации.
«Я помню, как Андрею Николаевичу Алексееву исполнялось 40 лет, 50, 60, 70 и вот — 80. Им немало прожито и немало пережито. Он много сделал и многое делает. Как рабочий на заводе: ежедневно и полную смену. И даже больше. Постоянные сверхурочные, переработки, нет выходных и не уходит в отпуск. Алексеев начинал свои социологические поиски, когда многих его коллег-журналистов слово социология, по крайней мере, настораживало, буржуазное оно было. Он внедрял в нашу практику контент-анализ и качественные методы. Прошли годы, и он ввел в отечественную социологию "многотомие", он первым начал соединять в нечто единое, цельное научные тексты, эссе, письма и документы. Это очень трудно: нужны смелость и чувство меры, гармонии. Прошло еще несколько десятилетий и Алексеев стал первопроходцем в ведении постоянной колонки на информационно-аналитическом портале "Когита.Ру". Так его социологическая и гражданская деятельность приобрели высокую публичность».


Я давно знаю, что день рождения Андрея Николаевича Алексеева (1934 – 2017) – 22 июля и знал, что этот год был бы для него юбилейным – 90 лет. Не получилось, но мне хотелось вспомнить его и сказать о нем что-либо доброе. Через несколько дней после его смерти я писал: «Наследие Андрея Николаевича Алексеева – огромно. Говорил он тихо. Но прислушаться к его словам – необходимо... Для меня смерть Андрея Алексеева – беда, большая беда. И надолго...». В начале 2022 года я задумал собрать тексты о нем, которые писал при его жизни и когда его не стало. В Предисловии к сборнику сказано: «Смерть Андрея Алексеева изменила характер моего с ним общения, но не прервала его, возможно, даже интенсифицировала. Пространство историко-социологических и биографических исследований, в которое я вошел на рубеже столетий, в последние годы раскрылось передо мною такой тематикой, что при ее изучении оказались плодотворными методологические построения Алексеева. В целом я и раньше был с ними знаком и обсуждал их с ним, но лишь сейчас начинает в полной мере раскрываться их эвристический потенциал. Отсюда, потребность в нескончаемых беседах с Андреем Алексеевым» [1].


Сборник оказался пространством, стимулирующим меня вспоминать об Алексееве и задумываться о странной специфике нашего общения. Так на исходе прошлого года был написан документальный рассказ «Физика, метафизика и Андрей Алексеев <http://proza.ru/2023/12/05/1738>. Приведу одну из ключевых фраз этого рассказа: «Сейчас же, когда прошло немало лет после твоего ухода, становится ясным, что обе траектории [БД. жизни], твоя и моя, – весьма насыщенные, и пересечений у них значительно больше, чем мы думали, представляли. Впервые, но я не уверен, что именно впервые, они пересеклись в 1964-65 годах, когда мы оба жили на Поварском пер., дом 13. Перечитывая сделанное нами самостоятельно и вместе, я обнаруживаю уже не только точки пересечений траекторий, а значительные отрезки их слипания, взаимоналожения».


Иногда мы с Алексеевым пересекались на лестнице, но мы тогда не были знакомы и кратко приветствовали друг друга взглядами или намеками на поклоны. На начало этих редких встреч мне было 23-24 года, Андрею – 30-31. Социологами мы стали позже, во время тех случайных (сомневаюсь, что случайных) встреч Алексеев был успешным журналистом-газетчиком, я учился в математической аспирантуре. Странно, но в последующие годы работы в одном институте, в соседних, дружественных секторах, более того, около 15 лет разрабатывая в небольшой группе друзей социологические проблемы театральной жизни Ленинграда и свободно обсуждая разные темы науки, социальной политики и социума, мы ни разу не говорили о том, что встречались на лестнице нашего дома. Правда, там мы уже не жили.


Это то, что я подразумеваю здесь под «физикой». Но есть и пласт «метафизики», возникший лет за десять до нашего личного знакомства, однако осознанный нами лишь через полвека, в августе 2014 года. Именно тогда мы узнали, что дом на Поварском переулке, в котором мы жили, считается одним из выдающихся историко-литературных памятников Петербурга. В середине XIX века на четвертом этаже в квартире №6 в разное время жили – Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев и Н.Г. Чернышевский, и к ним заходили многие литераторы того времени. В 1845 году здесь у Тургенева молодой Достоевский читал главы своей первой повести «Бедные люди».
В 1960-е годы с этой квартирой относительно недолго одновременно соседствовали Андрей Алексеев (кв. №4 на третьем этаже под квартирой №6) и я (кв. №7 на четвертом этаже) - напротив исторической квартиры. О наших давних «соседях» мы, естественно, тогда не знали ничего. А если бы знали?


Есть еще ряд «загадочных» пересечений линий наших жизней, подобных которым у меня нет ни с кем из моих многочисленных ленинградских коллег и друзей. Одну из продолжительных случайно обнаруженных мною линий можно назвать «любищевской». Александр Александрович Любищев признается одним из крупнейших в XX веке отечественных биологов и философов естествознания.


В марте 2006 года, когда я уже более десяти лет жил в Америке, я узнал об отношении Алексеева к работам Любищева и его Системе времени и сообщил Андрею, что был знаком с Александром Александровичем. Тогда я вернулся из поездки в Санкт-Петербург и разбирал привезенные из России книги, в том числе, подаренные Алексеевым новые тома его «Драматической социологии...». 16 марта я писал ему: «...сегодня поставил на полке твои 3 и 4 тома рядом с 1 и 2, которые были у меня раньше. И первые два, и вторые – рады, все же родственники.... Начал все почитывать. Уже в первом томе нашел среди твоих героев людей, которых встречал в далекой молодости. С Любищевым меня познакомил Олег Калинин [БД: Мой наставник и друг] в самом начале 60-х, это былa Первая конференция по биометрическим методам. Позже я писал дипломную работа по дискриминантному анализу и использовал измерения А.А. Его дочь жила недалеко от меня, на Суворовском проспекте, я заходил к нему туда». 24 марта Алексеев ответил мне, что Любищев стал одним из его кумиров после известной книги Гранина. Позже жизнь распорядилась так, что Алексеев познакомился с математиком и философом, диссидентом, профессором Р.Г. Баранцевым, которого я знал еще в студенческие годы. Баранцев разделял многие философские построения Любищева и после его смерти стал хранителем его архива.


В середине июля 2022 года «любищевская» линия вдруг заявила о себе самым необычным образом. Мой родственник, живущий в Израиле и занятый поисками информации о своей семье, сообщил мне, что в Госкаталоге РФ нашел письмо А.А. Любищева, отправленное мне 3 сентября 1971 года по адресу того дома, в котором мы жили тогда с Алексеевым. Это было за три года до выхода книги Гранина о Любищеве. Так что потенциально, если бы тогда я не только раскланивался с Алексеевым при наших встречах, а знал его, то мог бы рассказать ему о Любищеве. Правда, трудно сказать, заинтересовала бы его в то время информация об ульяновском биологе и биометрике, известном лишь в относительно узком кругу энтомологов, философов науки и критиков лысенковщины.


Замечу, если бы мы с Андреем Алексеевым начали анализировать точки пересечений траекторий наших жизней и искать их природу, уверен, нашли бы еще немало интересного и странного.


Сейчас в сборнике «Нескончаемые беседы с А. Алексеевым» около двух десятков текстов, и я был спокоен, понимая, что на базе уже разработанных сюжетов напишу нечто к 90-летию со дня его рождения. Но неожиданно в конце мая этого года я получил материал, позволивший мне по-новому увидеть Андрея Алексеева. Это – два письма Алексеева, показывающие его озабоченность судьбой своего двоюродного брата Владимира Владимировича Абрашкевича, явно человека необычного, наделенного множеством талантов, со своей линией жизни. Письма – подарок Ирины Яковлевой, вдовы Владимира Абрашкевича, много сделавшей и делающей для сохранения памяти о братьях и их многопоколенной семьи, имеющей давнюю и весьма интересную историю. Я знаю, что Алексеев был дружен с Ириной и высоко ценил эту ее деятельность.


Предпошлю письмам краткий рассказ Ирины Яковлевой о ее муже.
Володя Абрашкевич - (1939 - 2017). Их матери родные сёстры Пузановы. И в чём-то очень похожие. Мать Володи, Мария Петровна, как и Варвара Петровна, мать Андрея, была  очень сильным и волевым человеком. Володя под её руководством окончил школу с золотой медалью, без экзаменов поступил на физический факультет ЛГУ (1959 г.).  И со второго курса мамина воля не могла уже влиять. Вот тогда мы познакомились. Была у него травма, с первого курса он был в группе подготовки будущих космонавтов (это до 1961 г., до полёта Гагарина началось). Тогда студентов - физиков готовили, а не лётчиков, и он был очень увлечён всеми тренировками и испытаниями, в которых участвовал.  А на третьем курсе при проверке возможностей нервной системы будущих космонавтов, Володя не выдержал необходимых требований и отсеялся из группы. Очень тяжело переживал это, забросил учёбу, перестал ходить на занятия.
Володя тогда ушёл из университета на завод. Очень быстро стал ведущим тему инженером и параллельно окончил факультет прикладной математики ЛГУ. Потом и очень успешно работал в Институте источников тока над созданием приборов для медиков (криохирургия). Получил медаль ВДНХ. А потом стоял перед выбором. Ему было предложено в Ленинградском Первом медицинском институте под него создавать медико-физическую лабораторию руководителем  и звали в заповедник, простым лесником. 


Первое письмо Андрея Алексеева Владимиру Абрашкевичу датировано 7 февраля 1964 года; Алексееву через погода исполнится 30, брат – на пять лет моложе. Оба – в непростой жизненной ситуации. Андрей – окончивший школу с золотой медалью, когда ему не было и 16 лет, Сталинский стипендиат филологического факультета ЛГУ, «краснодипломник», быстро ставший заметным среди молодых журналистов Ленинграда, работает рабочим на одном из заводов города Волхова. Он – в раздумьях: оставаться в журналистике, хотя начинает понимать, что реальная жизнь отличается от того, что он должен писать в газете, или двигаться в социологию, новую в стране науку, которая тридцать лет была под запретом.
Владимир, мощно стартовавший в выборе жизненного пути, не прошел тестирование при подготовке в космонавты, задумывается о том, чтобы уйти с физического факультета ЛГУ.


Володька!
Мне приходится прибегнуть к этому необычному для нас с тобой способу общения, т.к. надежды повидаться на ближайшие две недели нет. А поговорить очень хотелось бы.
Как у тебя дела? Я разговаривал с тётей Марусей (мать Володи), потом с Иришкой по телефону, но ничего не понял, вернее, не захотел понять, пока не увижусь с тобой.
Только, пожалуйста, не восприми это всё, как нравоучение брата, но знаешь, я иногда сравниваю, задумываюсь над нашей, трёх братьев судьбой, Игоря, моей и твоей.


Игорь (троюродный брат Андрея и Владимира) – образец жизненного благополучия, обличённого определённой собранностью, отчасти удачей, а главное умелым выбором сферы применения своих сил и способностей.
Я - черт его знает что, сплошные метания, несмотря на некоторую волю, невозможность отступить и в то же время ясное сознание непосильности, скорее даже объективной чем субъективной осуществить свои замыслы. Это, кстати, моя трагедия, хотел бы я не быть журналистом, социологом и т.п., но уже поздно. Как сказал один чудесный литовский поэт, «чем больший кусок земли мне удастся откусить, тем труднее мне жить». При встрече мы поговорим об этой, далеко не каждому видной внутренней стороне моей внешне такой эффектной жизни. Сейчас, я чувствую, не сумею всего выразить.
Но хорошо ли, худо ли (Игорю хорошо, мне худо) нам удалось определить своё место в  жизни. Без этого жить нельзя.


Володька, хорошо ли, худо ли, искать уже некогда, определяйся и ты.
Не нравится мне это письмо, что-то напало на меня косноязычие.
С институтом у тебя, видно всё сгорело. В сущности, не обязательно иметь высшее образование. Зарабатывать кусок хлеба было бы тебе и полезнее и радостнее, наверное, уже давно. И в этом нет ничего ужасного. Даже не имея по существу специальности, я заколачиваю в Волхове 150 – 180 рублей. У тебя же между делом, куча специальностей оказалась в руках и голове.


Не будь семьи, даже армия была бы лучше нынешнего положения. Но есть Ирина и Андрюшка. Ты действительно уверен, что все призывные сроки настолько прошли, что тебя не возьмут?... Скорее всего, нет. Так приложи всю свою энергию и изобретательность, узнай это точно. И если да, не жди пока тебя попрут, не обрекай себя и Ирину на унизительное положение нахлебников, уходи сам (из ЛГУ), находи работу и определяйся. Это сейчас куда важнее, чем проблематичное высшее образование.
Очевидно, ты его когда-нибудь получишь, только более дорогой ценой. Ну, тут винить, кроме себя, некого.
Если всё же в армию должны забрать, то я пока не знаю, что придумать. Но надо экономить умственную энергию и не думать зря.


Всяческие упрёки задним числом сейчас бесполезны. В особенности со стороны. Страшнее упрёков собственной совести ничего не придумаешь и тебя не минует чаша сия, если ты уже из неё не пригубил.
Вот пока и всё.
Пожалуйста, ответь сразу
Поверь, всё это меня чертовски волнует.
Жму лапу.
7.02 .1964
В жизни своей не писал таких бестолковых писем. Ну да ладно, авось поймёшь


Письмо – крайне важное для меня и, допускаю, для будущих исследователей жизни и творчества Алексеева. Его слова: «Я - черт его знает что, сплошные метания» заставляют меня задуматься, были ли подобные метания у повзрослевшего Алексеева?
Пока я склонен считать, что они сохранялись долго и стали утихать в 1980 году, в 45 лет Алексеев уволился из Института социально-экономических проблем АН СССР и поступил на один из крупных ленинградских заводов, где освоил профессию наладчика и оператора координатно-револьверного пресса – сложного многофункционального станка. Это был его третий «уход в народ», он стал рабочим, как оказалось, на восемь с половиной лет.


И в поздние 80-е его метания оформилось в синтезе журналистики и социологии, он нашел то, что получило у него название «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Другими словами, он открыл для себя пространство автоэтнографии.


Второе письмо А.Н. Алексеева было направлено академику Т.И.Заславской в марте 1987 года, понимая колебания Алексеева, Заславская в тот момент была на вершине научной и общественно-политической известности, и он сомневался в том, что недостаточно близко знаком с ней. В действительности, он мог смело обращаться к Татьяне Ивановне.
В 2009 году по случаю 75-летия Алексеева я написал статью «Профессия: социолог», в которой привел слова ряда известных социологов о нем. Вот отметила Т.И. Заславская: «...А. Н. Алексеева я знаю с конца 1960-х гг. еще по Новосибирску. Уже там он успел проявить себя и как глубокий исследователь, и как убежденный демократ, отстаивавший прогрессивные ценности в борьбе с авторитарным режимом. В дальнейшем же он стал одним из наиболее ярких и известных российских социологов».


Академику Т.И.ЗАСЛАВСКОЙ
Уважаемая Татьяна Ивановна!
Заранее приношу извинения за частное письмо при недостатке близкого личного знакомства. Мне показалось важным ознакомить Вас с человеческим и общественным документом, каковым является «Отчёт о работе» лесника кордона Пслух Южного лесничества Кавказского государственного биосферного заповедника В.В.Абрашкевича. Ситуация, описанная в этом документе, мне звестна не понаслышке – я сам бывал на этом кордоне и заверяю в полной адекватности представленной в «Отчёте» картины.


Кордон Пслух (это в 20 км. восточнее Красной Поляны) ныне оказался полигоном оригинального социально-экологического эксперимента, предпринятого группой энтузиастов, бывших горожан, ставших лесниками. Владимир Владимирович Абрашкевич (это мой двоюродный брат) – один из них. После публикаций в «Литературной газете», «Советской России», некоторых других периодических изданиях этот эксперимент получил всесоюзную известность. Отчёт А. Абрашкевича посвящён в основном научно-технической стороне эксперимента. Но не менее важен и его собственно социальный аспект. Так, кордон Пслух, на котором собрались люди, не стремящиеся «иметь то, что хранят» стал первым на Кавказе действительно антибраконьерским кордоном заповедника. Много и других инноваций. Не удивительно, что инициативное предприятие лесников-интеллигентов вызвало скрытое и явное сопротивление.


Серьёзность научно-технических замыслов и заделов В.Абрашкевича, как таковых, думаю убедительно подтверждается письмами-отзывами академиков К.Я.Кондратьева, В.Е.Соколова, В.В.Белоусова (см. копии).
Характеризует сложившуюся на сегодня ситуацию также самодеятельный протокол заседания Научного совета Кавказского биосферного заповедника от 19.11.86, где обсуждался доклад В.В.Абрашкевича «Методы внедрения научно-технических средств в практику изучения и охраны заповедника» (прилагаю и его).


Почему посылаю всё это Вам? Думаю, что Вам может показаться интересным такой опыт приложения сил «человеческого фактора», пусть в специфической сфере. Но эта сфера, возможно, имеет достоинство модели. Кроме того В.Абрашкевичем и его коллегами выношен определённый комплекс уже не научно-технических, а социальных идей, которые также, на мой взгляд могут представлять интерес для Вас, возможно также для
П.Г.Олдака, с которым я, к сожалению, не знаком. Не буду пересказывать их здесь. Это гораздо лучше мог бы сделать В.Абрашкевич.


Зная, что Вы в 10-х числах марта будете в Москве, и в эти же дни там будет В.В.Абрашкевич, я беру на себя смелость просить Вас просмотреть эти материалы и, если сочтёте возможным, уделить В.В.Абрашкевичу какое-то время для беседы. Он постарается разыскать Вас по телефону ССА. Прошу Вас не рассматривать мою просьбу как слишком настойчивую. Я понимаю, что Ваш московский график, вероятно, является достаточно напряжённым. В таком случае можете распорядиться этими материалами, как сочтёте нужным.
С глубоким уважением Андрей Алексеев
7 марта 1987 г.

                ******

Андрей Николаевич Алексеев умер от многолетних сердечно-сосудистых проблем. Скончался он мгновенно, шел на кухню, где его ждал компьютер, и не дошел…
Началась постбиография Андрея Алексеева — настоящего ученого и гражданина высочайшей пробы.
Как сложится его постбиография?
Очень многое зависит от нас…

Фото: (слева направо) Владимир Абрашкевич, Андрей Алексеев

1. Докторов Б. Нескончаемые беседы с А. Алексеевым. <http://proza.ru/avtor/bdbd80&book=7#7>.