Город на холме

ГОРОД НА ХОЛМЕ: СВИДЕТЕЛИ

1. О том, как над городом нависла опасность. Говорит Руджери Нери

Нынче люди измельчали. Таких людей, как в дни моей молодости, больше нет. И я говорю не о росте. Сейчас только и разговоров, что человек, мол, венец природы и мера всех вещей, да что небо не слишком высоко. Головы у молодых забиты только поисками личной славы и богатства. А вот раньше жили люди, которые думали о долге прежде, чем о личной выгоде, сначала о других, а потом о себе.
 
Однажды, когда мне было лет 17, мы шли с отцом через площадь после того, как он подвел итоги в счетных книгах за день и тщательно запер свою торговую контору. Возле недостроенного собора, откуда уже ушли рабочие, мы повстречали своего кума и по совместительству приора городского совета Джунту Нери.  После обоюдных приветствий и выражения радости по поводу встречи друг с другом (последний раз они виделись два дня назад), старики взаимно отчитались по поводу здоровья своих семейств. Поскольку семейства всех наших родственников были большие, это заняло довольно много времени. Отец снова забыл, какой срок у старшей невестки Джунты и спросил, не родила ли она (он спрашивал это уже два месяца). Снова оказалось, что она ещё не родила, потому что срок должен был подойти только месяца через полтора. Джунта, в свою очередь, выразил удивление по поводу того, как я вырос, хотя он уже выражал это удивление два дня назад, в воскресенье, после церковной службы. Отец похвалился тем, какой я хороший мальчик и какой у меня отличный почерк, после чего посетовал на моё полное равнодушие к торговым счетам. Дальше они завели разговор о ценах на рынке, а я стоял и изнывал от скуки. Если бы мы не встретили кума, я бы давно сбежал на улицу, чтобы вместе с друзьями полазать по стройке и посмотреть, как продвинулись за день строительные работы, а также влезть на какую-нибудь доступную высокую точку, чтобы увидеть, как далеко с неё видны окрестности.

–  Слыхал ли ты, кум, что император прибыл в Италию, чтобы быть коронованным короной римского короля? – спросил Джунта.
– Доводилось слышать, – ответил отец. – Это, конечно, большое событие, но каждый раз не знаешь, чем кончится дело.
–  О том и речь. Весь городской совет гудит как улей. А знаешь ли ты, что во все места, где император останавливается, слетаются его сторонники, чтобы принести клятву верности и попросить его о решении своих дел и вынесении справедливого приговора? Некоторые города уже послали посольства для приветствия императора, а некоторые думают о том, чтобы закрыть перед ним  ворота, хотя и боятся последствий. Наш совет тоже в волнении.
– Проклятые гибеллины! – воскликнул отец. – Однако, разве наш город не лежит в стороне от пути следования императора? Мне кажется, что мы можем смело не думать о том, как бы не обидеть его, и в то же время не поставить под сомнение нашу верность римскому папе.
– Если бы дело обстояло так просто, мы бы дождались отъезда императора и обратились к папе с просьбой отдать власть над городом до конца её жизни вдове нашего покойного синьора, тем более что он был верным слугой святого Престола и умер у него на службе. Мы в городском совете как раз работали над тем, как нам лучше убедить римских чиновников в выгоде такого решения для всех. Сегодня целый день прикидывали, что мы можем предложить Риму для того, чтобы вопрос был решён в нашу пользу.
– Да, – согласился отец, – с синьорой в отсутствие синьора решать разные торговые и прочие вопросы, касающиеся города, было очень сподручно.
–  Вот именно! – воскликнул Джунта. – Оставаясь управлять городом в отсутствие мужа, она всегда приходила к согласию с городским советом, и дела решались наилучшим для городского общества образом! Теперь же, когда синьор умер на военной службе, наше государство заколебалось! Как же несправедливо, что их единственный наследник умер младенцем много лет назад, и теперь мы можем потерять весь годами налаженный порядок!
– Да, синьора – разумная женщина. Как жаль, что она – вдова без наследника, – заметно взволновавшись, сказал отец. – Как бы нам не прислали сюда какую-нибудь неподходящую персону! Нужно преподнести хорошие подарки и уверить папу, что мы объединимся вокруг синьоры, чтобы наилучшим образом защитить его интересы. Также можно намекнуть, что если он выполнит просьбу городского совета, то после её смерти  без всяких затруднений мирно получит город.  У синьоры, насколько я знаю, хорошее здоровье, так что она может прожить ещё достаточно долго, а мы сохраним все свои привилегии и будем жить спокойной жизнью ещё лет пятнадцать– двадцать. Одновременно надо дать понять, что если папа не уступит, то город может обратиться за узаконением власти нашей правительницы и к другому лицу. Тут очень кстати может прийтись приезд императора, ведь наш синьор был и у него на службе! Если повести дело искусно, папа может испугаться и закрыть глаза на то, что синьора – женщина.
– Эх, если бы мы могли пройти по соломинке над бездной и не задеть ни одну из сторон! – воскликнул Джунта. – Но лукавый не дремлет! До городского совета дошли слухи, что кто-то хлопочет перед императором о назначении синьором сына того, кто не к ночи будь помянут.

Тем, кого нельзя было поминать перед наступлением темноты, являлся барон Санта Фьора из окрестностей нашего города. Он ещё до моего рождения был избран капитаном народа и возглавлял городское ополчение, а потом взял и объявил себя синьором города. Наши жители тогда восстали и смогли не только изгнать его вместе с роднёй из городских стен, но также конфисковать всё его имущество и даже разнести до фундамента его замок в ближайших окрестностях.  Дважды уже при моей жизни барон Санта Фьора сколачивал армии из подобных ему феодалов, с которыми пытался штурмовать городские стены. Однажды ему удалось даже прорваться внутрь и устроить настоящее побоище. Однако, в конечном итоге, он был изгнан мужем нашей нынешней синьоры, в то время избранным капитаном народа. Впоследствии ему присвоили звание «спаситель отечества» и вручили, с согласия городского совета, синьорию. Члены нашего городского совета рассудили, что если уж им суждено иметь над собой господина, то лучше такого, как Франческо Ланчиа. Во-первых, одно его имя уже защищало город от других претендентов. Во-вторых, он часто отсутствовал, а в это время его заменяла супруга. С синьорой, которая обладала хозяйственной сметкой, наш городской совет быстро нашёл общий язык, и дела в городе велись к обоюдному удовольствию. В-третьих, у супругов не было наследников, так что  городское общество не боялось, что у нас образуется наследственная тирания. Однако, в прошлом месяце синьор, находясь в военной экспедиции по приведению одного феодала в подчинение папе, заболел болотной лихорадкой и умер. И вот теперь все могло рухнуть…

– Постой, Джунта, а разве сын этого негодяя (гореть ему вечно в геенне огненной!) не сидит в тюрьме у наших соседей? – с надеждой спросил отец.
– Сидит, – подтвердил Джунта, – но некие добрые люди хлопочут перед императором, чтобы его выпустили и назначили синьором в наш город. Как-никак, он – мужчина, так что у него явное преимущество перед синьорой.
– Да разве этот не к ночи будь помянутый, его отец, был когда-нибудь нашим законным синьором? – возмутился отец. – Он сам захватил власть, за что и был изгнан.
– Откуда императору знать о том, как всё было? Он знает только, что этот, не будем упоминать кто, служил его партии верой и правдой. Если добрые люди ему хорошо объяснят, то он сочтёт, что должен помочь мальчишке в память его отца. Он утвердит его синьором своей властью и даст ему денег, а тот соберёт армию и придёт под стены нашего города…
– Да ладно! – отмахнулся отец. –   Откуда у императора деньги?
– И то верно, – согласился Джунта. – А что, если мальчишка пообещает казнить всех, кто выступил против его отца, и расплатиться их имуществом? Знаешь, сколько желающих найдётся!
При этом предположении оба собеседника побледнели и отпрянули друг от друга. Я же перестал скучать,  разинул рот и навострил уши. Честно сказать, при таком раскладе гибель грозила не только всем уважаемым семействам, но и доброй половине простых горожан. Если бы мальчишка последовательно провёл в жизнь подобный план, ему могли бы достаться от города голые стены, так как в свержении его отца не участвовали только самые старые, лежачие больные и младенцы.
– Вот мы и подумываем, – склонившись к отцу, зашептал Джунта, прикрывая рот рукой, – не послать ли нам к императору свою посольство, чтобы проследить за добрыми людьми и защитить свои интересы?
– А что скажет папа? – пробормотал отец, смутившись.
– В том-то и дело! – продолжил приглушённым голосом Джунта. – Если мы сохраним верность папе и не поедем, то развяжем руки и дадим нашим врагам свободу навязать нам этого мальчишку! А если поедем и потерпим неудачу, то с какими глазами мы отправимся к папе просить за синьору?
– Куда ни кинь – везде клин! – почесал в затылке отец, но тут же снова обрёл надежду: – А что, как наши соседи откажутся выпустить мальчишку из тюрьмы? Они всегда считались верными сторонниками папы, а их синьор – был личным врагом того, кто не к ночи будь помянут.
– Всё это так, кум, – покачал головой Джунта, – и, если бы к их воротам подошла какая-нибудь из местных армий, так бы оно и было. Однако, когда к их стенам подойдёт армия самого императора, к которой по мере его продвижения станут примыкать всё больше его сторонников, вряд ли наши соседи не откроют ворота.
– И ведь этот мальчишка уже год провёл в заключении! – в сердцах воскликнул отец. – Где тут справедливость, если такой доблестный рыцарь, как наш синьор Франческо, сгинул от болотной лихорадки, а этого ничто не берёт в таком страшном подземелье, как у наших соседей!
– Вот именно! –  подхватил Джунта, выразительно выпучив глаза. – Ты только представь, кум, в каком настроении оттуда выйдет этот, не дай Бог, наш новый синьор! Тем более, ты же слышал, если это чистая правда, как там с ним обошлись в память его батюшки?
Отец опустил глаза и сказал, что слышал. В этом месте я, изображая скромного отрока с потупленными глазами, который и рта не раскроет в присутствии старших, пока его не спросят, навострил уши ещё сильнее, но эту интересную тему они дальше не развили. Зато кум, оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто их не подслушивает, спросил:
–  Скажи, кум, не думал ли ты свернуть дела, да и податься отсюда со всем семейством в другое место?
– Думаю, нет, – с усилием сказал отец. – Всё-таки это наш родной город. Тут могилы всех предков. Уж если погибнуть, так хоть лечь с ними в одну и ту же землю. Если же город уничтожат, то я останусь на пепелище и буду плакать о нём, но никуда не уйду.
– Это правильно, – покачал головой Джунта, – но я, наверно, отправлю младшего сына и вторую невестку с детьми навестить её родителей.
– Смотри, нынче на дорогах неспокойно, – сказал отец, который понял, что речь идёт о том, чтобы вывезти часть имущества и спрятать его у родни в соседнем городе.
– Нынче везде неспокойно, – согласился кум. – А может нам сразу отправить два посольства, одно к императору, а другое к папе и посмотреть, где повезёт?
– Если, не дай Бог, станет об этом известно, боюсь, что дело не выгорит ни там, ни тут.
– Тоже верно.
– Думаю, надо ехать в ставку императора, потому что там большая и явная опасность для города. Не вступимся сами за свои права – за нас похлопочут другие, – решительно высказался отец. –   Если же ничего не получится, то нужно будет мигом броситься в ноги папе: мол, испугались гибеллинов, бес попутал, раскаиваемся и ищем защиты.

Джунта согласился, и на том они распрощались. Мы же пошли домой, но за ужином отец ни словом не обмолвился о том, какая опасность нависла над городом, а рассказал лишь о встрече с кумом и здоровье всех его домочадцев. Мне же новости жгли всю душу, так что я никак не мог дождаться, когда смогу выйти из-за стола. Я так изнывал и ёрзал на стуле, что старшая сестра спросила, не гвоздь ли у меня в сиденье.
Едва постылый ужин окончился, как я побежал в свою комнату рассказать обо всем своему двоюродному брату Альдо Кавальканти. Альдо был принят учеником в отцовскую контору, и в этот день его наказали за хроническую лень. Он был лишён ужина и приговорён к переписыванию счетов. Когда я пришёл в комнату и принёс бедняге кусок пирога, спрятанный специально для него, пока я сидел за столом, Альдо с тяжёлым вздохом вылавливал из чернильницы муху. До этого он пытался помочь тонувшей мухе, но она не поняла его добрых намерений и утонула совсем.
– Мог бы принести что-нибудь и побольше, –  сказал братец, принимая из моих рук еду.
– Скажи спасибо, что удалось спасти это. Младшая сестра заметила, что я припрятал кусок. Она обещала меня выдать, так что пришлось от неё откупаться половиной, – проворчал в ответ я.
–  Такая мелкая и такая мелочная, – отметил братец, набивая рот едой.
– Много тебе осталось переписать? – сочувственно просил я.
– Порядочно, – вздохнул Альдо, охотно отрываясь от дела. – Но я всё равно дожму своего старика. А если он всё–таки не даст согласия, то я сбегу из дома.
Альдо был сыном сестры-близнеца моего отца, которая вышла замуж за одного рыцаря из окрестностей нашего города. Вообще, наши горожане ещё во времена молодости нашего деда, создав ополчение, разгромили и разогнали всех окрестных феодалов, а оставшихся заставили переселиться в город под надзор городского совета. Здесь они жили в притеснениях и печали под угрозой применения разных новых законов, чуть что грозивших им изгнанием или казнью. Благодаря браку с моей тёткой, отец Альдо смог считаться частью нашей купеческой фамилии и улучшить свою репутацию. Иногда город нанимал его на службу, а городской совет разрешил не разрушать его замок. Наши же старшие надеялись на его защиту в случае, если бы верх взяли сторонники императора.

Альдо мечтал быть военным, но его отец считал, что лучше всего ему стать монахом, а потом в результате повышения занять место одного своего дяди – настоятеля монастыря. Братец, который был в корне не согласен с таким решением, открыто ссориться с родителем не стал. Он принялся рьяно защищать интересы монастыря. Сколотив отряд из других послушников, он по всем правилам военного искусства выследил крестьян, незаконно вылавливавших в монастырском пруду рыбу, и, в результате сокрушительного столкновения, добился их захвата в плен и полной капитуляции. Таким же образом он устроил грандиозное побоище с деревенскими мальчишками, которые повадились лазать за яблоками в монастырский сад. Не отлынивал Альдо и от других обязанностей. Если ему поручали чистить церковную утварь, он делал это с таким тщанием, что ломал или раздавливал один-два предмета. Юноша так старательно помогал при растопке печей, что у некоторых особо впечатлительных монахов возникало подозрение, что в монастыре начинается пожар. На работах в кухне не специально, а по чистой случайности из–за его особого рвения что-то если не падало, то опрокидывалось, если не билось, то с грохотом летело. Читая отрывок за обедом из священной книги, Альдо старался произносить слова столь чётко, громко и выразительно, что за столом не было ни одного задремавшего, зато было множество оглохших. Однажды он так вошёл в роль и столь выразительно прочел обличающие слова некоего святого, вытянув руку вперёд, что один впечатлительный брат решил, что его в чем-то обвиняют и едва не погиб, поперхнувшись куском. В конечном итоге настоятель и совет монастыря пришли к выводу, что если не остановить рвение нового послушника, то от монастыря вскоре не останется камня на камне. При прощании братия и отъезжавший Альдо пролили немало слёз умиления и искренней радости от расставания.  Дядя-настоятель лично отвёз племянника домой, заявив его отцу о полном отсутствии у сына склонности к монашеской жизни.

Родитель встретил сына без излишнего энтузиазма.
–  Неблагодарный негодяй! – ревел родитель над головой Альдо. – Я тебе обеспечил крышу над головой, полное содержание и хорошую должность в перспективе, а что сделал ты?!
Увидев жену, подоспевшую на помощь своему младшему сыну, он необдуманно прибавил:
– Он такой упёртый в тебя и твою городскую родню!
– Не смей кричать на ребёнка! – вмешалась тётя, заслоняя собой отпрыска, который за её спиной возвышался над ней на две головы. – Он не виноват, что подобрал от тебя всю наследственность твоих разбойничьих предков! А что до моих родственников, то кто дал деньги на твой выкуп, когда ты два года назад попал в плен?
Тут крыть было нечем, поэтому отец Альдо заявил:
– Ну, раз связи моих родственников не годятся для обеспечения будущего этого оболтуса, то пусть твои родственники подумают о его будущем!
– Отлично! – воскликнула тётя. – Сынок, ты научишься счетному делу и будешь водить купеческие обозы или корабли с товарами!
Так Альдо стал учеником в торговой конторе моего отца. Сначала он даже обрадовался, подумав, что водить купеческие обозы по опасным дорогам или торговые корабли по не менее коварным морям – это уже ближе к военной службе, и уж всяко лучше монастыря. Однако когда он понял, что станет во главе обоза не раньше, чем осилит курс торговой математики и усвоит премудрости перевода одной валюты в другую, то решил с этим бороться. Чтобы убедить строптивого родителя в том, что у него всё же призвание к военной службе, а не к сведению счетов, Альдо сколотил отряд из наших торговых учеников, который уже одержал две решительные победы над подмастерьями из художественной мастерской и учениками конторы по продаже специй в нашем квартале. Противники были виновны в высокомерном отношении к продаже шёлка и шерстяных тканей, которыми торговал мой отец.
Услышав от меня новости об опасности, нависшей над городом, Альдо просиял и воспрял духом.

-Руджери, - сказал он, – это наш шанс! Такой случай бывает раз за всю жизнь!
-Какой-такой случай? – спросил я.
-Случай стать великими людьми! Мы должны вместе с городским посольством оказаться в лагере императора! В месте, где будет твориться история! Присаживайся за стол и помоги мне поскорее закончить эти поганые бумажки!
-С какого это перепуга? – уперся я, кинув взгляд на внушительную стопу ожидавших своей переписки счетов.
-Это в твоих интересах. Как только мы закончим, мы сможем обсудить, что нам сделать, чтобы вырваться из постылой торговой конторы и встать на путь подвигов и неувядаемой славы в памяти потомков!

Контора отца мне к тому времени и правда порядком надоела, поэтому я вздохнул и решительно сел рядом с Альдо, придвинув к себе половину пачки счетов.