Предисловие профессора Ивана Михайловича Концевича

Предисловие профессора Ивана Михайловича Концевича.
Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси.

1. XIV век.

XIV век на Руси не был переходным периодом, как считалось раньше, но по политическим и культурным движениям являлся блестящей эпохой "Русского Возрождения". Этот культурный подъем вызван докатившеюся до нас волною Византийского Возрождения при Палеологах, охватившего весь православный мир. Исихазм, который в это время проникал и одухотворял все культурные проявления жизни, не мог не достигнуть и до нашего отечества вместе с общей волной культурных воздействий. Московская Русь не была изолирована в ту эпоху. Наоборот, тот же XIV век и половина следующего ознаменованы на Руси оживленными отношениями с единоверными нам народами, и, таким образом, исихазм, являвшийся душой православного Востока, передавался нам различными путями: прежде всего русская письменность этого времени находилась под влиянием южнославянской, а, кроме того, в течение известного периода болгарские церковные деятели непосредственно влияли на русскую среду. В 3-х, сербское искусство, проникнутое духом исихазма, явило свое отражение на современном ему русском искусстве. В 4-х, ряд митрополитов этого времени разделял паламистские взгляды (исихазм) и, наконец, в 5-х, все время существовало непосредственное, непрерывное, оживленное общение с Востоком; оно выражалось в путешествиях русских на Восток и приезде греков к нам.

Два великих исихаста, митрополит Алексий и преподобный Сергий, с которыми никто из современников не мог равняться, явились родоначальниками новой эпохи духовного возрождения и восстановления ослабевшего, а может быть и забытого из-за нашествия татар внутреннего делания; и расцвет монашеской жизни в северо-восточной Руси является плодом сотрудничества этих двух светильников нашей Церкви: главы ее святителя Алексия и великого старца земли Русской — преподобного Сергия.

Весь характер эпохи идет под символом духовного возрождения и того высшего духовного подвига, который носит имя исихазма, налагающего свою печать на все явления церковной и культурной жизни. И все явления, как письменность и искусство, и прибытие церковных деятелей, и непосредственное взаимное общение, благодаря частым путешествиям, все содействует распространению на Руси этого указанного духовного течения.

2. Северная пустынь.

"С половины XIV века наблюдается на Руси явление, которое объясняется всецело историческими условиями монгольского времени, явление известное по местным условиям на Востоке. Его принято называть монастырской колонизацией. Удаляясь от людей в непроходимую лесную глушь, которая, собственно, и называется на древнерусском языке пустыней, отшельник надолго подвизается один, "един единствуя," посещаемый только зверями. Лишь только пойдет в народе молва о нем, затем легким пером пронесется слава, как в лесную пустыню к малой келейце безмолвника один за другим собираются его будущие сожители и сподвижники. С топором и мотыгою они трудятся своими руками, труды к трудам прилагая, сеча лес, насевая поля, строя кельи и храм. Вырастает монастырь. И к шуму векового леса, к дикому вою и реву волков и медведей, присоединяется теперь новый, правда, сначала слабый звук – "глас звонящих", и, как будто на зов нового голоса, на приветливый звон монастырского била, к обители являются крестьяне. Они беспрестанно рубят лес, пролагают дороги в непроходимых раньше дебрях, строят вблизи монастыря дворы и села... Села разрастаясь превращаются в посад, или даже город... Это движение вызвано было величайшим подвижником русской земли, отцом последующего монашества, преподобным Сергием Радонежским, который, по выражению его жизнеописателя, был "игумен множайшей братии и отец многим монастырем," а по летописцу: "начальник и учитель всем монастырем, иже на Руси".1

___
1 Смирнов С.И. Как служили миру подвижники Древней Руси. Свято-Троицкая Сергиева лавра. 1903, стр. 24.


Какова же была жизнь пустынника, когда он жил "един единствуя" на лоне девственной природы? Отшельники искали такие местоположения, которые возбуждают в душе чувство высокого, чувство присутствия Бога. Место второй пустыни Сийской (где подвизался Антоний Сийский), "в горах бяше, горами, яко стенами окружено, в долу же гор тех быше озеро, Падун глаголемое. На горах же тех лес великий зело видети. В подгории же гор онех стояше келлия святаго. Окрест же ея дванадесять берез, яко снег белеюще. Плачевно же есть место се вельми, яко же кому пришедши посмотрети сию пустыню, зело умилится имать, яко самозрение места того в чувство привести может".

Но пустыня, которая умиляла и возвышала душу, являлась одновременно и силой грозной, полной всевозможных опасностей. "Вот тот же Антоний Сийский, жизнеописатель его, говорит, шел в северные страны, прилежавшие двинской области, и приходивши непроходимыя лесы, дебри и дрязги иже прилежат студенаго моря-окиана и мхи и блата непостоянныя и езера многия, ищущи благопотребна места, идеже Бог наставит". В этих мхах и болотах "живяху дивии зверие, медведи и волцы, елени и заяцы и лисицы, множество много их яко скота бяше их". Однако, он уживается среди них, как другие преподобные, достигшие бесстрастия. "Когда преподобный Сергий поселился в лесах Радонежских, по словам жизнеописателя его, пустыня тогда была непроходимая, стези не было, и непроходимо было стопами человеческими: много тогда гадов и ползающих змей являлось к нему, к келлии его разные звери подходили во множестве не только ночью, но и днем, стада волков рыли и ревели вокруг его келлии, иногда же являлись медведи, приближались к нему, безвредно окружали его". "Обычай имяше преподобный Макарий Колязинский обходити места пустынныя: аще бо и зверие дивии насельницы быша пустыни той, но яко кротчайшии овчата с ним хождаху, паче же рещи, яко же и повиновахуся ему, многажды и пищу примаху от него". Климат северный являлся также суровым и немилосердным к беззащитному человеческому существу. В житии Антония Сийского говорится, что зимой от великой бури занесет всю келлию отшельника снегом, а он "живет под тем снегом, аки в пещере и к Богу теплые свои молитвы воссылает".1 Откуда брали преподобные эту силу, благодаря которой они могли побеждать законы естества? Как мог, например, преподобный Павел Обнорский жить в стволе липы три года? В житии его сказано: "Тем сосуд избран бысть Святому Духу". В этих словах и можно найти разгадку к такой вышеестественной жизни святого.

___
1 "Древние пустынники на северо-востоке России". Прав. Соб. ч. ІІІ. Казань. 1860, стр. 196-221.


Мы знаем лютость наших русских морозов, а жизнь в дупле дерева показывает, что отшельник, живший в нем, обходился без огня. Такая жизнь превышает человеческие силы, так как всякий должен был бы погибнуть в первую же стужу.

Это явление объясняет преподобный Серафим в своей беседе с Мотовиловым о стяжании благодати Святого Духа. После того как их осияла видимым образом благодать Божия по молитве Преподобного, последний говорил Мотовилову: "Никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святого Духа. Заметьте же, Ваше Боголюбие, ведь Вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а смотрите-ка, ведь ни на Вас, ни на мне снег не тает и над нами тоже. Стало быть, теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть та самая теплота, про которую Дух Святой словами молитвы заставляет нас вопиять ко Господу: "Теплотою Духа Твоего Святаго согрей мя". Ею-то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мороза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Духа Святаго истканную". Теплотою Духа Святого "согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мраза"... эти слова относятся к российским отшельникам. Но в египетской пустыне картина были иная, и характер проявлений помощи свыше иной.

В житии преподобного Онуфрия (IV век, 12 июня) находится описание путешествия святого Пафнутия по внутренней пустыне, где жили среди сыпучих песков, под жгучим солнцем отшельники. Это ряд вышеестественных житий. Эти анахореты, как впоследствии по их примеру и наши отечественные, ради Бога отказались от всего присущего человеческому естеству, вплоть до инстинкта самосохранения и вверглись в пучину милосердия Божия безоговорочно, храня лишь веру, горами двигающую. И эта вера как тут, так и там не оставалась неоправданной. Но у нас теплотою Духа Святого спасались от мраза, а там среди бесплодной пустыни внезапно возникают источники, вырастают пальмы с ветвями, плодоносящими каждый месяц. Преподобный Онуфрий говорил преподобному Пафнутию о подобных себе: "Бог посылает к нам святых ангелов," которые приносят им пищу, изводят воду из камня и укрепляют настолько, что относительно их сбываются слова пророка Исаии, говорящего: «надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут» (40:31). На вопрос Пафнутия, как он причащается, Онуфрий ответил следующее: "Ко мне приходит ангел Господень, который и приносит с собою Пречистые Таины Христовы и причащает меня. И не ко мне одному приходит ангел с причащением Божественным, но и к прочим подвижникам, живущим ради Бога в пустыне и не видящим лица человеческого; причащая, он наполняет сердца их неизреченным веселием. Если же кто-либо пожелает видеть человека, то ангел берет его и поднимает к небесам, дабы он видел святых и возвеселился. И просвещается душа такого пустынника как свет, и радуется духом, сподобившись видеть блага небесные. И забывает тогда пустынник о всех трудах своих, предпринятых в пустыне. Когда же пустынник возвращается на свое место, то начинает еще усерднее служить Господу, надеясь получить на небесах то, что он сподобился видеть".

То же, что было в IV веке в пустыне египетской, повторилось в "русской пустыне", в саровских лесах в ХІХ веке.

Некогда, читая слова Спасителя, говорит преподобный Серафим Иоанну Тихонову, что «в доме Отца Моего обителей много» (Ин.14:2), я убогий остановился на них мысленно и возжелал видеть сии небесные жилища... И Господь, действительно, по великой Своей милости не лишил меня утешения по вере моей и показал мне сии вечные кровы, в которых я, бедный странник земной, минутно туда восхищенный... видел неисповедимую красоту небесную и живущих там: великого Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, апостолов, святителей, мучеников и преподобных отец наших Антония Великого, Павла Фивейского, Савву Освященного, Онуфрия Великого и Марка Фраческого и всех святых, сияющих в неизреченной славе и радости, каких око не видело и ухо не слышало и на помышление человеку не приходило, но какие уготовал Бог любящим Его".1

___
1 Ильин В.И. Преп. Серафим Саровский, Париж. 1925, стр. 125.


Преподобного Серафима отделяют от преподобного Онуфрия пятнадцать веков, но мистические явления одни и те же. Преподобный Серафим почти наш современник, мы знали еще лично видевших его. Это уже не таинственная далекая древность в тумане веков. Но именно теперь, когда уже у нас почти атрофировались духовные крылья и мы забыли, какие возможности таятся в нашем духе, был послан нам преподобный Серафим, во всей силе и духовной мощи великих древних отцов, чтобы мы вспомнили о своем Богосыновстве и стремились к безграничному совершенству Отца нашего Небесного: «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48).

Сам преподобный Серафим понимал так свое назначение: в только что приведенной беседе его с Мотовиловым он в заключение сказал последнему: "Мню, что Господь поможет вам навсегда удержать это (действие благодати) в памяти вашей... тем более, что и не для вас одних дано разуметь это, а чрез вас для целого мира, чтобы вы сами утверждались в деле Божием и другим могли бы быть полезным".1

___
1 Ильин В.И. Преп. Серафим Саровский, Париж. 1925, стр. 123.


3. Смысл жизни в пустыне — любовь.

Ко всему сказанному можно еще прибавить следующее: любовь является доминирующей чертой северо-восточных подвижников. "Любовь к Богу и ближнему стяжав, закона и пророк исполняя главизну, ибо не любяй ближняго ниже Бога возлюбити может. Ты же, преподобне отче наш Павле, обоя исполнил еси" (6-я песнь канона преподобному Павлу Обнорскому).

Такой же исключительной любовью отличался и преподобный Серафим, всех приходивших к нему именовавший "радостью". Сходство это, однако, не случайно и не является простым совпадением. Хотя оба подвижника жили в разное время, их разделяет четыреста лет, но роднит их то, что они оба опытно прошли тот же путь, ту же святоотеческую школу и увенчались тем же венцом добродетели — совершенной любовью.

Объяснение этой тайны (приобретения истинной любви) дает нам преподобный Исаак Сирин (VII век): "Нет способа возбудиться в душе Божественной любви, во след которой таинственно течешь ты в отшельничестве, если она (душа) не препобедила страстей. Ты же сказал, что душа твоя, не препобедив страстей, возлюбила любовь к Богу, и в этом нет порядка... всякий говорит, что желает любить Бога, и не только христиане говорят это, но и неправо поклоняющиеся Богу. И слово это всякий произносит, как свое собственное, однако же при произнесении таких слов движется только язык, душа не ощущает, что говорит". Прежде надо исцелить душу: "Как больной не говорит отцу: "Сделай меня царем," но прилагает сперва попечение о недуге своем и по совершенном выздоровлении царство отца его само собою делается его царством; так и грешник, принося покаяние, получая здравие души своей, входит со Отцом в область чистого естества и царствует в славе Отца своего".

Даром любви обладают все истинные подвижники и безмолвники, искоренившие страсти. О таких подвижниках преподобный Исаак Сирин говорит, что если кому нет возможности проявлять любовь к ближнему деятельным образом по причине безмолвного жития и безысходного его пребывания в затворе, то достаточно пред Богом ограничиться мысленной любовью (молитвенным предстательством). "Ибо, если кто совершенно не имеет общения с людьми и всецело погружен мыслью в Боге, когда мертв он для всего, и удален от всех, таковому не повелевается служить людям и угождать им. Если же кто по временам прерывает свой подвиг и по исполнени своего правила встречается с людьми, и утешается общением с ними, но нерадит о братьях своих, которые в скорбях, думая, благодаря этому в строгости выдержать свое правило, тот не милосерд и жесток. Он не снисходит до участия в делах любви по недостатку милосердия, по самомнению и по ложным помыслам. Кто пренебрегает больным, тот не узрит света. И кто пренебрегает гласом страждущего, у того сыны его в слепоте ощупью будут искать домов своих. Да не поргуаем великого имени безмолвия невежеством своим. Ибо всякому житию свое время, и место и отличие".1

___
1 Твор. Исаака Сирианина. Сергиев Посад, 1893, Слово 55, стр. 255, 259.


В приведенном отрывке Исаак Сирин говорит о двух сторонах религиозно-христианского идеала, а именно, деятельность милосердия и созерцательного отшельничества, избегающего общения с людьми. ("Не могу быть с Богом и людьми," – авва Арсений.) Проф. Зарин подробно исследует эти "два пути", указывая на их равноценность и даже на двуединство религиозного идеала, включающего и созерцательную, и деятельную его стороны. Цель этого идеала воспитать и осуществить нераздельно, но и неслитно любовь к Богу и ближним ради Бога.1 Из приведенных слов преподобного Исаака можно видеть, каким образом это задание должно осуществляться на практике в самой жизни аскетов.

___
1 Зарин С. Аскетизм. Т. І. СПб. 1907, стр. 107.


4. Отец монашеского возрождения – преподобный Сергий.

Преподобный Сергий был вдохновителем и насадителем на Руси созерцательного подвига. Троицкий монастырь дал от себя пятьдесят обителей, давших, в свою очередь, еще сорок других. Иеромонах Никон в житии указывает на сто имен преподобных, происшедших от монастыря преподобного Сергия. Это была духовная школа, давшая расцвет созерцательного подвига во всей северо-восточной части России.

Преподобный Сергий был старцем не только для подчиненных ему иноков и мирян. Но происходит и нечто более удивительное: к нему притекают за словом назидания уже умудренные долголетним опытом подвижники, такие как Сергий Нуромский (+ 1412, 7 окт.), прибывший с Афона, Евфимий Суздальский (+ 1404, 1 апр.), Димитрий Прилуцкий (+ 1392, 11 февр.), Стефан Махрищеский (+ 1406, 14 июля) и другие. (Они именуются "Сергиевыми собеседниками"). Эти собеседники показывают нам величие того духовного образа, каким Сергий являлся в глазах своих современников, будучи учителем учителей и наставником наставников... "Может ли быть, чтобы в сих далях и недавно обращенных к свету Христову странах, воссиял такой светильник, которому подивились бы и наши древние отцы?" – воскликнул усомнившийся греческий епископ, за свое сомнение наказанный слепотой и вслед за этим исцеленный самим Преподобным. И воистину духовный облик преподобного Сергия достигает той несказанной красоты, какой могли бы дивиться и древние отцы.

Чудесные видения характерны
 для подвижников восточной аскезы, прошедших сначала путь внешних подвигов (праксис) и, как плода таковых, достигших созерцания (феория). И, как говорит Палама: «Отделяясь от материального, в котором он (подвижник) сначала проходит известный ему путь... он идет к истине неизреченною силою Духа, духовным неизреченным восприятием он слышит неизреченные глаголы и видит несозерцаемое и уже здесь, на земле, есть и становится чудо».1 О подобных тайнах и глубинах внутренней подвижнической жизни, надо полагать, и приходили совещаться к Сергию его святые собеседники. Но духовные постижения не являются уделом большинства, а доступны лишь немногим избранным. Таким был и юный монах Кирилл, будущий основатель Белозерского монастыря. И потому Сергий, приходя в Симоново, спешит к нему на хлебню, где было его послушание, и наставляет его часами, оставляя в стороне других... И Сергиевы заветы через Кирилла перешли к последующему подвижничеству всего северо-востока России "Северной Фиваиды". Среди личных учеников преподобного Сергия были два особенно ярких примера созерцательного подвижничества – это Сильвестр и Павел Обнорские. В монастыре Павла Обнорского остался письменный памятник как доказательство, подтверждающее только что нами сказанное. В этом учительском писании о руководстве молодых монахов встречаются такие понятия как "духовная молитва," "собранность духа," "молчание" — все это признаки школы восточного аскетизма.

___
1 Киприан, арх. Духовн. Предки св. Гр. Паламы. // Бог. Мысль. Париж. 1942, стр. 130.


5. Северная Фиваида.

Северная Фиваида в России ничем не уступала своему африканскому первообразу. Насельники девственных лесов Заволжья по духовной силе, мощи своих подвижников, по высоте их достижений были равны отцам первых веков Христианства. Но как знойная африканская природа с ee ярким, синим небом, сочными красками, жгучим солнцем и бесподобными лунными ночами отличается от акварельных, нежных тонов нашей северной природы, с голубой гладью ее озер и мягкими оттенками ее лиственных лесов с их изумрудной зеленью ранней весной и богатой гаммой золотых красно-коричневых тонов в сентябре — таким же образом отличается святость отцов египетской пустыни стихийно-бурная и могучая, как лава, извергающаяся из вулкана, эта святость, подобно яркости южной природы, отличается от нашей святости, тихой, величавой и кристально-светлой, как светел и ясен лучезарный и тихий вечер русской весны. Но как тут, так и там, то же "умное делание", то же безмолвие. В житии преподобного Павла Обнорского говорится: "Блаженный Павел смирен сый умом, и ненавидяй славы и чести от человек, безмолвие же любя, Боголюбец сый, и во мнозе времени моляше святаго Сергиа яко да повелит ему в уединении пребывати". О Павле рассказывается, что он пребывал "поя и моляся присно и ума зрительное очища". Он заботился о чистоте своих помыслов, "да не прилипнет ум его никацем же земных вещей". Ниже читаем, как он "со усердием присно моляшеся Богови, тщаливо трудяшеся, зрительное ума очищая". Перед своей кончиною Павел окончательно "безмолствовати начат, всего человеческаго жительства ошаяся, в молитве жи и внимании к Богу ум свой присно имеа, зрительное очищая и свет Божественнаго разума сбираа, в сердци своем и чистотою его созерцаа славу Господню, тем сосуд избран бысть Святому Духу".

Муравьев, автор "Русской Фиваиды", во время своего паломничества по Вологодскому краю, переехав реку Нурму, увидел у самого моста уединенную часовню и зашел туда поклониться преподобному Павлу. "Кроткий лик его встретил меня там, – говорит Муравьев, в сонме прочих пустынножителей, по сторонам распятого Господа, ради Коего столько подвизались. В руках святого Павла был свиток с надписью: "О, если бы ведали всю силу любви". Такое краткое напоминание в пустыне особенно было умилительно для сердца и красноречивее многих витийственных речей". Здесь же стояло ведро воды с почерпалом для утоления жажды путников в знойный день. "И я вспомнил евангельское слово: «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей» (Мф.10:42).1

___
1 Муравьев А.Н. Русская Фиваида. СПб. 1855, стр. 23-24.


6. XV век и позже.

XIV век был временем отшельнического и монашеского возрождения – это век преподобного Сергия. ХV век еще богат всходами духовных семян, посеянных в предыдущих столетиях. От прежде основанных монастырей возникают новые обители, дающие новых преподобных. Это продолжение эпохи XIV века, ее расцвет, "золотой век" русского подвижничества. Но вместе с тем это канун кризиса и разрыва. "Отвержение Московской Русью Флорентийской унии, по верной характеристике нашего историка Соловьева, есть одно из тех великих решений, которые на многие века вперед определяют судьбы народов..." И именно исторический момент отклонения унии определил всю последующую эпоху. "После этого внутреннее отделение русского мира от Запада, под воздействием вспыхнувшей мечты о Москве Третьем Риме, уже твердо закрепило особый восточно-европейский характер русской культуры, которого не стерла ни внешне, ни тем более внутренно, великая западническая реформа Петра Великого".1 Таково неизмеримо великое значение этого исторического шага отвержения унии.

___
1 Карташев А.В. Св. кн. Владимир отец русской культуры. Париж. 1938, стр. 18.


Скажем теперь вкратце о тех внутренних изменениях и потрясениях, которые переживает подвижничество в эти переходную и последующую за ней эпохи. Монашество распадается на два направления. Главная ветвь исходит от Кирилла Белозерского, собеседника Сергия и величайшего святого, жившего в начале XV века. Он возглавляет ту школу духовного делания, которая с легкостью и окрыленностью духовного подъема и созерцания совмещает и служение миру, питая голодных в тяжелые годы, окормляя духовно притекающий в обитель люд. Ей же принадлежит заслуга продолжения колонизации северо-востока, начатой в век преподобного Сергия. Кирилловскую традицию "Северной Фиваиде" передает Дионисий Глушицкий (+ 1437, 1 июн.), живший также в Белозерском монастыре и написавший портрет с самого великого преподобного. В житиях вологодских и комельских подвижников чувствуется отражение кирилловксих заветов. Распространившись на северо-востоке, "Северная Фиваида" еще цветет в XVI веке. Но в XVII только на крайнем севере, на переферии государства мы встречаем всего два ясно выраженных типа исихастов: это Диодор Юрьегорский и Елеазар Анзерский. После них духовное делание окончательно замирает.

Вторая ветвь сосредотачивается около Москвы. Вокруг нее образуется кольцо монастырей. Хотя последние и берут свое начало от Троицкой лавры, но духовно они ниже "Северной Фиваиды". Это монастыри общежительные, без стремления к созерцательности и безмолвию. В XV веке они дают двух святых, имеющих решающее влияние на последующие поколения: это Пафнутий Боровский (+1447, 1 мая) и Иосиф Волоцкий (+1515, 9 сентября). Эти святые, хотя и не вмещавшие в полноте идеалы Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского, все же подвижники и великие народные благотворители. Но уже их последователи не обладают их благодатными свойствами: теперь главной целью становится соблюдение уставов и обрядов. Нетерпимость, сухой аскетизм, суровость, идея неумолимой и строгой справедливости, заслоняющая идею милосердия – таково их направление. Устав и обряд доминируют во всем и соблюдению внешних правил придается господствующее значение, при забвении того, что дух животворит. На этой почве вырастает раскол, великое духовное обескровление, позднее расчистившее дорогу секуляризации быта и всей государственной жизни страны, произведенной реформами Петра.

В конце XV века происходит типичное для эпохи столкновение этих двух течений в лице Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Нил Сорский последний из русских подвижников совершает путешествие на восток с целью возобновить учение о духовном делании. Он посетил Афон, где познакомился C учением Григория Синаита. Преподобный Нил созерцатель и исихаст чистой воды. Он систематизирует учение о внутреннем делании. Характерен для него полный уход и отрыв от мира.

Спор о монастырских владениях разделяет монашество на два лагеря. Во главе нестяжателей стоит Нил Сорский, за монастырские земли Иосиф Волоцкий. Последний побеждает. Таким образом, то, что сочеталось в духовной школе преподобного Кирилла: созерцательная жизнь и благотворительность, оказывается теперь несовместимым. Нил берет главное уже внутреннее делание и тесно с ним связанную нестяжательность, но теряет связь с жизнью государства, в этом его слабая сторона. Иосиф же, наоборот, органически срастается с государством, его типа монастыри продолжают традицию благотворительности, но уже в ущерб духовному деланию. После преподобного Иосифа игуменом Волоколамского монастыря был Даниил, будущий митрополит Московский. Как известно из истории, он был клятвопреступником (Кн. Шемятич), "потаковником" Великому князю (брак с Е. Глинской) и погубителем преподобного Максима Грека. Такой лицемерный тип мог выдвинуться в Иосифовом монастыре благодаря тому, что там отсутствовала школа трезвения, не было откровения помыслов, внимание было сосредоточено на соблюдении внешних правил, а не внутреннем состоянии душ иноков. Поэтому преподобный Иосиф и мог быть обманут, чего ни в коем случае не могло произойти, например, с преподобным Сергием.

Монашеству не должно уклоняться от служения миру Бога ради, но для него гибельно служение мирским началам. И когда подвижничество уходило от мира в глубь лесов в период колонизации, мир бежал за ним и покорялся ему. Но с момента, когда монашество взялось служить мирским началам (исторический перелом – Собор 1503 года, на котором вопрос о монастырских владениях был разрешен в положительном смысле), тогда мир начал порабощать его, пока окончательно не покорил себе.

В половине XVI века бегство к заволжцам вызвало гонение на последних. Таким образом, поле битвы остается за Московским направлением.

Одновременно меняется и тип, и характер святости; школа исихастов под руководством старцев давала многочисленное духовное потомство: последующие поколения пользовались опытом предыдущих. С забвением школы выступает индивидуальный подвиг. Подвижник должен дойти до всего самолично долгим и трудным опытом. Внутреннее очищение и трезвение заменяется подвигами умерщвления: железный колпак, вериги, всякого рода "железа" являются его орудиями. Путь святости становится несравненно труднее. Нил Сорский в предисловии к "уставу" говорит: "Многие приобрели сие светозарное делание посредством наставления, и редкие получили его прямо от Бога усилием подвига и теплотою веры". Он же свидетельствует о "трудности ныне обрести нелестнаго наставника". Трудность эта, отмечаемая преподобным Нилом, относится уже к концу XV века.

Еще в XIV веке преподобный Сергий видит пред собой множество прекрасных птиц, доселе им невиданных, и слышит таинственный голос с высоты небес: "Так умножится стадо учеников твоих, и после тебя не оскудеет". Но в XVII веке преподобному Иринарху устами блаженного Иоанна Большого Колпака говорится уже прямо противоположное: "Бог дает тебе коня, и на том коне никто, кроме тебя, не сможет ездить и сесть на твоем коне вместо тебя". В своем исполинском подвиге он остается одиноким. Его путь самобытен и индивидуален и по жестокости аскезы не может встретить подражателей.

Итак, русское подвижничество, оторвавшееся от Византии и предоставленное самому себе, подвергается процессу разложения и распадается на два течения. Духовное скоро погибает, и школа духовного делания забывается настолько, что когда Паисий (Величковский) в конце XVIII века восстановит школу и учредит старчество, то последнее будет встречено с недоверием и опасением как неслыханное новшество.

Русь XIV и XV веков проходит под знаком Византии: ее влияния, возрождения монашества, созерцательного подвига. Она черпает духовные силы и воодушевление в общении с Востоком. Но к концу XV века эти прежние связи ослабевают и даже разрываются. Поводом к разрыву с греческой традицией явился Флорентийский собор и затем разгром православного Востока турками. С этого момента быстро падает авторитет Византии, угасает самый интерес к ней.

Надо отметить еще одно печального характера явление этого времени (XVI-XVII вв.) – это изменившееся отношение к отшельникам. Теперь мир не идет за ними, а восстает против них. Все более и более разрастаются монастырские владения, и крестьяне, страшась своего порабощения, считают отшельников личными врагами и часто убивают их. Два преподобных Адриана: Андрусовский (+1549, 26 авг.) и Пошехонский (+ 1550, 5 мар.) убиты с целью грабежа. Преподобный Агапит Макрушевский (+ 1578, 21 мая) убит крестьянами, и тело брошено в реку. Он перед этим ходил в Москву просить благословения у митрополита и земли у Царя на мельницу. У этой мельницы и был убит. Далее Симон Воломский (+ 1613, 21 июл.) мученически убит крестьянами. Такая же участь постигла Иова Ущельского (+ 1628, 6 авг.). Преподобный Нил Столобенский (+1554) спасся живым из подожженного вокруг него леса. Случайно спасся преподобный Арсений Комельский, ученик которого был принят за него и убит. Наконец, преподобный Леонид Устьнедумский (+ 1654, 17 июл.), также изгнанный, должен был перенести свою обитель с гор в болото.

Преподобными Диодором и Елеазаром (XVII век) заканчиваем мы наш цикл святых периода Древней Руси. В лице их перед самым уничтожением монашества и секуляризацией еще раз Господь воздвигает преподобных, чертами своими напоминающих древних пустынников. До самого конца "Северная Фиваида" была верна Византийским духовным традициям, посеяв, верна таким образом, семена, которые позднее проросли в другое великое монашеское движение, представленное благословенным Паисием (Величковским) и великими старцами — его последователями.