Вместо планов

-Это же не наказание, Лара! Ну с чего ты это взяла? Почему любые перемены ты воспринимаешь, как небесную кару за что-то? А может это дар? И чтобы его раскрыть стоит просто немного  потрудиться… разобраться во всём, где-то  даже рискнуть?

Марко проводил растворяющуюся над водой радугу, и перевёл взгляд на сестру. Но та тут же отвела глаза, и внутри юноши снова всё вскипело. Он испытывал смесь горечи, сожаления, высокомерия и какой-то жалостливой любви. К себе, к сестре, ко всему земному и бесприютному.
Смотря на гордый, как всегда невозмутимый профиль Лары, он старался собрать свои мысли и проживания в некий согласующийся букет. Чтобы подарить этот букет, подарить миру самого себя, как есть, со всеми сорными травами, что затесались в эту композицию. Ведь он, Марко, был создан таким самой природой, а ещё теми долгими часами уединения, когда  изучал  собственную душу.
Сейчас юноша ощущал себя в чём-то  осиротевшим ребёнком. Которому больше всего на свете хотелось, чтобы нашёлся кто-то настолько родной, чтобы увидеть и принять его настоящего. Прежде этим кем-то была Лара, но сейчас они будто находились по разные стороны баррикад. Марко ощущал холод в сестре, ощущал он холод и внутри самого себя. Но  не готов был сдаваться, а наоборот желал открываться этому миру несмотря на все свои страхи.

Сколько себя юноша помнил, ему во всём  была важна честность. В детстве затевая игры, он несколько раз пересчитывал кубики и принесённые из сада камушки, чтобы разделить их поровну.  По двум противоположным сторонам гостиной брат с сестрой выстраивали  редуты  и по очереди атаковали позиции друг друга, стремясь проникнуть в самую сердцевину, тыл импровизированного противника.
 Мальчик следил за тем, чтобы всё было по справедливости. Он не делал сестре скидку на то, что та была девочкой, потому  что чувствовал, Лара этого не потерпит. Да и в конце концов, она никогда и ни в чем не уступала своему брату: ни в храбрости, ни в стратегии ведения боевых действий.
 Рассказы дедушки, одного из видных полководцев времен войны Тройственного альянса в то время владели воображением обоих. И хотя Марко, будучи сверхчувствительным к чужой боли, не терпел насилия, его привлекали честь и доблесть, что проявляли люди в экстремальных обстоятельствах.
Война, как беспощадный, но в тоже время опытнейший рентгенолог просвечивала насквозь сердце каждого, и так становилось понятно, кто же ты перед ней. Хотя человек и получал при этом приличную дозу облучения, зато шанса врать себе и дальше уже не оставалось.

«Пациент либо здоров, либо болен. А если болен, будь добр, лечись. Дай себе шанс выздороветь, а сердцу забиться горячо и ровно…»

Это были слова, которые часто повторял дед, и мальчик каждый раз съёживался под пристальным взглядом того, боясь что дедушка сочтёт его никудышным воином.
Много лет спустя вспоминая об этих неприятных мгновениях, Марко признавал, что скорее всего уже тогда интуиция подсказывала ему верно, и дедушка совершенно в него не верил.
Порой тот и в присутствии самого ребёнка выговаривал единственному сыну, что он плохо воспитывает внука. Что Марко чрезмерно чувствителен и мечтателен для мальчика.
Отец в смущении закуривая, протягивал табак и деду, приговаривая что-то вроде:

«Да маленький он ещё просто…вот подрастёт немного и обязательно возмужает»

И вот Марко исполнялось пять, семь, десять, тринадцать…а долгожданное «возмужание» всё как-то откладывалось. Подросток смотрел на себя в зеркало: на свою красивую фигуру, темные вьющиеся волосы, правильные черты и угольного цвета глаза и ощущал сначала недоумение, а затем и отвращение к самому себе. Те слова деда и реакция на них отца засели в сердце мальчика болезненной занозой. И это долго не позволяло юноше принять природную красоту, как дар, а напротив только распаляло его уязвлённый сомнениями ум.
Разве таким быть должен мужчина? Подобная внешность подходила скорее сестре, как две капли похожей на него, яркая и очень женственная.
Себя же Марко в том числе и из-за неподобающей наружности, окончательно счёл плохим воином. И на сердце, как ни странно, с тех пор стало легче.

И вот, дедушки уже давно не было в живых, с отцом Марко пребывал в уважительно-формальных отношениях, а теперь в нём, наконец, мучительно умирали и все их ожидания. Праотцам не удалось слепить из него мужчину, достойного клана Альвеар, зато пусть и сквозь боль непринятия, даже  самоотрицания, в Марко прорастало семя любви к себе.
Это был крошечный всход, юношу ещё шатало от нигилизма до умеренно -конформистских теорий, но уже закрепляющееся в почве самоуважение не позволяло сбиться с предназначенного ему пути.

Ещё была Лара. Сестра, как солнечный свет, озаряла самые тёмные участки его разума. И в тоже время это был какой-то болезненный свет. Ему казалось, что его сестры никто и никогда не будет достоин. Он ревновал её даже к своим друзьям, и когда ловил себя на этом, расстраивался ещё больше.
Но подобное происходило и с его собственными юношескими увлечениями. Так получалось , что Марко выбирал возлюбленных, всегда  походящих чем-то на сестру и быстро разочаровывался. Внутреннее содержание оказывалось совершенно иным,  более примитивным и посредственным.
 При этом Марко вовсе не возводил сестру на пьедестал, он ясно видел и затененное убранство её души. Но даже  эта тень ощущалась им, как нечто понятное и близкое, родственное его собственной душевной организации.
Юноша замечал в себе этот надрыв, эту нездоровую привязанность и старался окончательно не превратиться в циника. Ему не хотелось по примеру однокурсников поласкать грязное женское бельё, фривольно обсуждая  достоинства то одной знакомой, а то другой. Марко были омерзительны эти разговоры, и он делал всё возможное, чтобы плесень заносчивости и распущенности не заразила и его душу.
Ещё Марко понимал, что хотя они с Ларой и делили один день, один час, даже четверть часа на двоих, но ему просто необходимо осознать, что же именно помимо родственной нити их связывает. За этой связью юноше угадывалось даже нечто сверхъестественное.

В то время он особо остро ощущал любую несвободу. Этим и было вызвано согласие на тот учебный план, что предложили родители.
Марко переехал в город, и быстро освоился в студенческой разношёрстной среде, но мысли о Ларе и душевная смута так и не прошли. И когда сестра приехала к нему погостить,  эта смута опять всплыла  на поверхность его сознания.
Почтительно- обожающие взгляды приятелей, заискивание и просьбы замолвить перед сестрой  словечко. А главное, жгучая ревность.
Марко всматривался в каждого соискателя, вроде как стараясь отыскать в том какие-либо черты, достойные девушки. Но к своей потаённой радости раз за разом убеждался, никто из них Лары не стоит.
Впрочем, и сестру, казалось, тоже нисколько не волновали эти толпы обожателей и потенциальных женихов. Всё своё время и внимание она посвящала исключительно  брату.
И как бы тому не была приятна её забота, юноша стремился разорвать этот порочный круг и почувствовать себя наконец-то Марко без Лары.
 Просто тогда он думал, что уезжая,  заботится и о  сестре. Не удерживая её из эгоистических соображений постоянно рядом, даёт девушке также волю ощутить себя Ларой без Марко.

Но юноша только сейчас в полной мере осознавал свою ошибку.
Его побег вовсе не освободил их, а только отложил на время поиск и осознание истины, тем самым продлив душевную  боль.
Этот ключ к свободе они должны были создать совместно. И  Марко по своему обыкновению  собирался его выплавить из искренности и непредубежденности своих взглядов. Но важно, чтобы и Лара тоже была  открыта к этому откровенному разговору.
Молодой человек ещё раз взглянул на сестру. Она по-прежнему казалась увлеченной закатными красками, рассматривая горизонт, как картину.
И пока сестра смаковала детали этого природного шедевра, внимание Марко сосредоточилось на мутном водном зеркале.  Усмехнувшись своему расплывающемуся отражению, он тихо произнёс:

-Ну что? Ты всё-таки хочешь испытать себя настоящим воином… и в отсутствие войны, верно?

На какую-то секунду ему показалось, что его отражение словно бы кивнуло в ответ. Но Марко отогнав от себя это видение, уже поднял глаза к заходящему вдалеке солнцу. Залив  теперь  казался безмятежным и исполненным тайн.

-Лара, давай поговорим…Мне порой снятся такие странные сны о прошлом...  Я бы хотел тебе о них рассказать!

***
И всё-таки  промежутки между их путешествиями, как и световой островной день, становились уже через чур короткими.
Природа играла с ней,  аккуратно растушёвывая тени на лице и выбеливая загорелые руки.  При этом тающем, как мороженое, свете девушка и всё то, что сейчас её окружало, размывалось и становилось едва различимым.
Рита  вынырнула из сна, и взгляд её сразу же уперся в выбеленный небесный потолок. Чуть поодаль,  за пределами видимости растекался блин солнца,  жар которого достигал уже головы.
Она отползла чуть дальше, чтобы отыскать новую  тень, но сквозь дыру в скальном уступе поймала лишь прямую солнечную стрелу.
 Дальше отступать было никуда, знойный день растворял и это убежище. А внизу начинался прилив. До слуха девушки доносилось шуршание волн на каменистой россыпи.

Рита потянулась и вздохнула. Прошло опять слишком мало времени между путешествиями, и воспоминания о них  вызывали в ней усталость. И всё-таки это было намного лучше того перегорания, когда оба его испытывали , но даже не знали отчего.
Просто каждый раз, когда запускался механизм спящего сердца, вместе с ним  раскрывалась и вся их чувствительность.
Потому так легко становилось в этот период ранить неосторожным словом, действием или даже стихийным, независящим от воли человека событием
 Порой Рита ощущала себя настоящей губкой, что впитывала в себя не только природные краски, но и горький опыт всего человечества.
Супругам часто требовалось уединение. Здесь на острове они с Джи Ну восстанавливались после зимнего городского шторма, наплыва пациентов и собственных внутренних преобразований.

В тишине Рита особо ясно ощущала свои разные слои. И пусть воспоминания порой и утомляли её, но зато проявляясь при дневном ярком свете, уже так не тревожили. Находясь в тени, они влияли на неё куда больше, дезориентируя и истощая
Теперь же входя в контакт с собственными разными воплощениями, Рита просто присоединяла этот опыт к своей нынешней личности. Сейчас уже ими управляла именно она , а не наоборот.
 А каким приятным сюрпризом оказался их внеплановый отпуск для  дочери и говорить то было нечего.
Они поселились в своём старом доме и стали тут же наполнять  его грядущими радостными воспоминаниями. Простой быт, детский смех, восходы и закаты; всё это составляло насыщенную палитру их теперешнего существования.
Каждый миг  вмещал  в себя  целую жизнь, что раньше так часто откладывалась на потом.

Тени растворялись, и солнце заполоняло своими знойными всходами участок за участком. Близилось время жатвы, словно ускорив все остальные стадии, солнце  жаждало одарить островной мир теплом.
Заслышав вдалеке голоса, Рита поднялась.
Джи Ну и маленькая Суа спускались с другой стороны холма к воде.

 Девушка ласково проводила их взглядом и снова потянулась:

- Всё, пора купаться!