Любомиров. Антропологические зарисовки
«Как прекрасно жить»! – улыбался Герман Аркадьевич Любомиров, эстет, позитивный мыслитель и просто приятный мужчина, подхватывая носком белоснежных кроссовок ворох желто-коричневых листьев.
К тому солнечному бабьему лету наш оптимист подобрал кремовый костюм-оверсайз. Волосы, чуть подкрашенные шампунем «Ирида», собрал в хвостик. Почему не представить себя экстравагантным художником или поэтом? Имеет полное право. Мыслит же он, возвышенно, а значит, в душе поэт.
На самом деле Герман Аркадьевич - сантехник. Востребован. Клиентов у него много. Забывчивая хохотушка Катя, совершенно не приспособленная к жизни Ольга с божественной верхней губкой бантиком, щедрая во всех отношениях Ирочка, Софья Павловна с больными ногами и старым смесителем… Он ко всем - с открытой душой.
«Ты у меня мастер», - нежно повторяла жена.
День у Любомирова выдался насыщенный: выкопал картофель на даче, к полудню вернулся домой, вымыл посуду (у жены аллергия), утеплил балкон очаровательной клиентке (это лучше оставить в тайне). Вечером — театр! Открытие сезона. Билеты Герман Аркадьевич взял заранее. Два. После спектакля бокал вина, неспешная беседа с философским налетом.
Но больше всего Любомиров ценил после разноплановых встреч возвращение домой. В его квартире, от маленькой серебряной ложечки, подаренной на первый зубок сыну до умной лампочки в туалете, витает неудержимая вера в гармоничное построение мира. И никогда и никому он не позволит в ней сомневаться. Еще по молодости женушка бастовала: Мол, надоели твои бабы. Разводимся, к чертям тебя.
Герман Аркадьевич взял жену за плечи.
- Голубушка, послушай. Я родился у бедной крестьянки. В стужу она тащила на своих тощих плечах вязанки дров, летом до зари уходила доить колхозных коров, днем стирала, колотила рассохшийся порог, пришивала нитками подошву к моим ботинкам. Я не видел ее лица. Только сгорбленная спина и корявые руки.
-И мы жили бедно, что с того? - Женушка не понимала к чему клонит ее «кобелина».
- Бедность, помноженная на женское одиночество порождает войну. Я спасаю.
Жена приняла философию мужа. Ей грех жаловаться. Заботливый, работящий. Сын в полной семье живет. Вот и в этот день, она безмятежно спала. Вернется. Погуляет и вернется.
Герман Аркадьевич прикрыл плечи спящей жены, поцеловал ее в лоб. Заглянул в детскую. Все по местам. Разве не счастье. Хороший день выдался. С чувством исполненного долга он забросил свой кремовый костюм в стирку и упал.
Ударом под лопатку подбросило вверх, прокрутило в центрифуге, унесло в темноту. В запасе всего двадцать минут на борьбу с неожиданной несправедливостью. Сконцентрировался. Отправил во Вселенную правильный сигнал. «У меня все хорошо!!!!» Вопреки проверенной теории ответа не последовало. Он умер.
В третьем измерении Герман Аркадьевич приземлился на зеленой лужайке. Ландшафт впечатлил дизайнерскими решениями. В тени фруктовых деревьев статуи богинь — то ли греческие, то ли римские, а зеркальная ограда создавала иллюзию бесконечности. В пруду отображались лавандовые поля, а в окнах белого особняка мандариновые плантации. Тихо звучал саксофон.
«Закончится эта нелепица, почитаю мифы. И нажму на музыкальную часть, а то что-то не узнаю композитора» - подумал Любомиров, направляясь к длинной очереди у парадного входа.
Оглядел печальные лица, учтиво поздоровался, поинтересовался, кто крайний. Приглянулась грустная рыжеволосая женщина. С ее плеч соскользнул платок: «Накиньте, зябко. Я рад, что вокруг столько приятных людей. Разрешите представиться…»
; ; ;
В последний путь Германа Аркадьевича пришли проводить три женщины. Синхронно потянулись поправить венок с траурной ленточкой: любимому мужу.
- Пойдемте, помянем.
- Я пирогов испекла. Его любимые - с капустой.
- Он любил с яблоками.
Стол накрыли в саду, засыпанном кленовыми листьями. Дамы печально вздохнули, выпили темно-красного кагора. Ах, этот священный напиток!
- Вы знаете, Герман в день смерти был в театре с маленькой некрасивой женщиной и все время держал ее за руку.
- Герман не считал меня некрасивой, - со стороны ворот к столу прихрамывала дама в шляпке.
Любомиров раздвинул облака.
-Еще раз посмотрю на своих любушек, пожелаю им доброго здравия и в путь.
Любвеобильная душа Германа Аркадьевича не выдержала печальной картины на земле. Слезы непрошено закапали вниз.
…Сад старел на глазах. Дождь, хоть и не сильный, сбросил на землю последние листья с яблонь. Как же одиноко они смотрелись сверху. Только подкрасил стволы, только ветки подстриг, а яблоньки сгорбились, поникли как старушки. Наличники, весной выкрашеные, потускнели. На стыках оконных рам появилась паутина. Женщины, вы окна не помыли возмутился Герман Аркадьевич и с криком: «пропадут без меня!» - рванулся на землю.
А в это время в австрийском городке, что расположен на берегу живописного озера, в окрестностях еще слышатся звуки музыки знаменитого Роджерса, родился мальчик. Мать его, женщина скромная и очень набожная – говорят, в монахини собиралась – измученная затяжными схватками, плакала. Ребенок появился на свет в «рубашке». Тельце его, освобожденное от плодного пузыря, не подавало признаков жизни. Акушерка сняла перчатки, о мальчике коротко сказала: «Не жилец». А тот вдруг заорал. Мальчонку назвали Любомиром.
Во славу счастливца и его матушки в городке затеяли праздник. На центральную площадь вынесли столы с разной выпечкой. Благо осень выдалась чудо, как хороша. А послед хорошо бы сохранить в тайном месте.
Свидетельство о публикации №224072300584