Долгий отпуск в винограде

Игорь Соколов, с женой Леной сидел в гостях у друзей, семьи Эйдельманов. У них была традиция, собраться, налепить пельменей, попутно отмечая каждый слепленный десяток, потом посидеть вместе, поболтать, если к тому времени Соколов не напивался до положения риз, что, надо сказать, бывало. В этот вечер он пил водку в одиночестве, жены пили какое-то красное сухое вино, Сеня не пил вовсе, иногда Игорю казалось, что друг вообще не любит алкоголь, и пьет его непонятно почему, то ли за компанию, то ли чтобы показаться более мужественным, то ли природная настырность Соколова брала верх над настроением друга. Они лепили пельмени, жена Сени, Марина, лепила раза в три быстрее остальных, а Игорь вообще в лепке участия не принимал, ему было хорошо наедине с рюмкой водки и бутербродом с селедкой.  – Блин, вино кончается… - Сказала Марина, - купили мало.  – Все когда-то кончается, - философски заметил Игорь, выпивший уже половину поллитровки с одним бутербродом.  – Ну, не знаю, - возразила Марина, - у моих родителей вино никогда не заканчивается. – Как это? – Удивился Соколов, - У них магазин в подвале дома? – Не магазин, а погреб, в котором три бочки вина. Игорь представил бочонок вина, как в кино про мушкетеров, где Портос ставил бочонок на стойку бара и выбивал из него пробку. – Да сколько там в этом бочонке то? На пару вечеров? – Врожденная вредность Соколова не давала ему покоя. – У папы бочки по 400 литров, а у Унгуряну вообще по 1200, - ответила Марина, - там у всех так.  – А почему мы еще не там? – Алкоголь в организме продолжал бунт. - Когда отпуск у тебя? - Спросил Игоря Сеня.  – В конце июля, вмешалась в разговор Лена, - у меня так вообще почти все лето. – Ну так и поехали к моим, в Молдавию, - сказала Марина, - заодно Андрюху подлечите, не надоело дома на больничном сидеть? А там фрукты, солнце, воздух сухой. – И вино не кончается, - снова влез Соколов, которому эта информация явно не давала покоя. Именно с этого диалога, и началось их трехнедельное запоминающееся путешествие на юг.

Игорь с Леной жили, как сказали бы сейчас, очень бюджетно. Он – молодой специалист, инженер на заводе, она – учитель в школе, закончившая университет год назад, плюс к этому, у них был сын, который ходил в садик, и был маленьким рассудительным человеком, с которым родители не стеснялись советоваться, например, при выборе штор в их маленькую, десятиметровую комнату в общежитии. Комната была крутая, в ней находился диван для них с Леной, раскладное кресло для сына, шкаф для одежды, холодильник, телевизор, в общем все для жизни, кроме туалета и кухни. Кухня располагалась в конце коридора, санузел был один на две комнаты, в соседней жила семья с гораздо более шоколадными условиями проживания, комната у них была восемнадцать метров, почти, как две комнаты Соколовых. Много позже, сидя в своем туалете, площадью двенадцать метров, в своем доме, Игорь попытался мысленно расставить ту мебель, которая стояла у них в общаге, не смог, списал все на увеличившийся с годами живот, для которого теперь нужны проходы пошире, плюнул и больше про это не думал.

Лена, почему-то, сразу вцепилась в эту идею. Наверняка, молодой женщине, которая родила в восемнадцать лет, хотелось новых впечатлений, новых знакомств, Игорь про это не понимал, и недоумевающе спросил у нее: - Неужели весь этот геморрой с доставкой наших тел в молдавскую деревню стоит таких усилий? – Стоит, стоит, - успокоила его Лена, - все лучше, чем снова на море в электричках таскаться… А геморрой предстоял знатный. Во-первых, из Калининграда, прямого рейса в Кишинев не было, ближайший аэропорт, откуда можно было улететь – Вильнюс. Во-вторых, из Кишинева в деревню со смешным названием Чубук-Инжир автобусы ходили, а вот на обратном пути, они не останавливались в поселке, и добраться можно было только на попутке. В-третьих, с ними поедет сын, он никогда так далеко не ездил, и было ему три с половиной. Они понятия не имели, укачивает ли его в автобусе, и как он перенесет полет. Но молодость и бесшабашность взяла верх, и четыре с половиной человека собрались в долгий путь.

Границы с Литвой еще не было, они спокойно проспали всю дорогу до Вильнюса, хотя Игоря подмывало вытащить из сумки бутылку портвейна, которую жена Сени, Марина, взяла в аэропорт, чтобы побороть страх перед полетом воздействием алкоголя.  – Сеня, Сеня, ты пить будешь? – попробовал он разбудить друга. – Ты дурак? Какое пить, два часа ночи, - ответил сонный Семен, - подумай, какой ты пример сыну подаешь. Игорь посмотрел на сиденье у окна. Маленький Соколов сладко сопел, и не собирался мешать папиному кайфу. – Сын не помеха, - сказал он Сене, – Наливаю? – Если ты сам с Мариной в аэропорту будешь говорить, что ее портвейн выпил, то наливай… себе. Игорь задумался. Огрести от Марины совсем не входило в его планы, оставить ее в Вильнюсе тоже нельзя, они же к её родителям ехали, все-таки. Пришлось просто заснуть, первый день и без бухла, грустно как-то, но что поделать, если сам про алкоголь не подумал, валить теперь не на кого. Сын Андрюша сопел у окна, между ним и Игорем тихо спала Лена, она всегда спала тихо, в отличии от Соколова, который то храпел, то стонал, слава богу еще не разговаривал во сне, а то наговорил бы лишнего.

В Вильнюсе все прошло довольно обыденно. Игорь много раз ездил в Прибалтику, в основном, конечно, в Ригу, она и побольше, и поинтереснее, чем Вильнюс, но и в столице Литвы он бывал не раз. На такси они добрались до аэропорта, благо он располагался практически в городе. Сын носился, изображая самолет, который никак не мог найти полосу для посадки.  – Ну, что, пора бы средство от укачивания выпить? – сказал Игорь. – Какое средство, - непонимающе спросила Лена. – «Мужик в шляпе», - засмеялся Игорь, - Ну, или «Три топора», я же не знаю, что Марина взяла, та хихикнула и достала бутылку. Игорь с Сеней зашикали на нее, неизвестно же, как отреагирует литовская милиция на четырех русских, которые решили бахнуть портвейна перед полетом. Они вышли из аэропорта, сели на лавочке неподалеку, сын Андрюша продолжал искать полосу для посадки. Стакана, само собой, у них не было. – Сейчас, сейчас, я открою, - сказал многоопытный Игорь, достал зажигалку, и стал греть пластиковую пробку, которой была укупорена бутылка, тогда все бутылки с портвейном закрывали полиэтиленовой крышкой. Соколов не первый раз это делал, сказались прогулки по крышам девятиэтажек в старших классах школы, портвейн там был, и стаканов тоже не было. Пробка провернулась, - Опля, сказал Соколов, - готово. И стол, и дом – пить можно из нее. Они начали потихоньку пить из этой крышки, портвейн уменьшался медленно, но по голове всем шарахнуло так, как будто они пили не вино, а бабушкин самогон, крепостью градусов 70-80. Андрюша, наконец то нашел посадочную полосу и бухнулся рядом с родителями. – А мне такое дадите? – Спросил он маму. – Это взрослый напиток, - влез в воспитательный процесс Игорь, - дети такое не пьют. – Стаканчик-то маленький, явно детский, - с недоверием сказал Андрюша, - и пахнет, - он принюхался, - ягодами какими-то. Игорь понюхал пробку, но, с учетом выпитого, запах от нее показался ему достаточно мерзким. – Ничего, - вмешалась в воспитательный процесс Лена, - прилетим в Молдавию, там ягоды будешь есть каждый день.

Молдавия встретила их дикой жарой, градусов сорок. После прохладной Прибалтики казалось, что они приземлились прямо в парную, ветра не было совсем, вокруг была выжженая трава, однако вдали виднелись вполне симпатичные зеленые холмы. «Буна зиуа», - сказала им симпатичная черноволосая девушка в форме «Аэрофлота», «Бине аць венит!». Игорю казалось, что он прилетел в какое-то зазеркалье, вокруг была кириллица, но ни одного слова понять было нельзя. Плюс Марина трещала рядом по-молдавски, ей было приятно и интересно вновь вернуться на родину, она была тут как рыба в воде, Игорь даже не узнавал ее, казалось, это какая-то другая девушка, не та, не жена Сени. Она даже двигаться стала как-то по-другому, как будто пританцовывая, а когда по радио в троллейбусе запела какая-то молдавская песня, Марина начала негромко подпевать. – Кто это поет? – Спросил любопытный Соколов. – Это группа «Норок», ответила Марина, они довольно популярные… были. – А что такое «Норок»? – Не отставал неугомонный Игорь, - А «Норок», - Марина на секунду задумалась, — Это слово такое универсальное, много, где применяется, типа «привет», или когда выпивают, тоже говорят «Норок», вроде как «будем», уверяю тебя, ты его услышишь еще не один раз. – Хорошо бы, - сглотнув слюну, сказал Игорь.  – Ну, ну, - засмеялась Марина, посмотрю я на тебя через недельку.

До автовокзала они добрались довольно быстро, троллейбус катил по широким проспектам Кишинева, и, если бы не странные надписи на магазинах «Алиментаре», можно было подумать, что они едут по Минску, или по новым районам Москвы. Марина быстро сориентировалась, нашла остановку автобуса «Кишинев-Комрат», сбегала за билетами. У остальных была только одна задача – не помереть на палящем молдавском солнце и они нашли тень за будкой остановки. Туда зашла женщина в цветастом платке, похожая на цыганку, завела туда мальчика, примерно ровесника Андрюши, не стесняясь стоящих там ребят стянула с пацана штаны и что-то пошипела, видимо стимулируя его быстрее пописать. – Тут что, туалета нет? – Спросил Игорь, и выглянул из-за остановки. Возле автобуса стояла толпа женщин в цветных платках, на каждую приходилось по 6-8 детей, они все галдели, было ощущение, что каждый из них говорил сам с собой. – Откуда тут столько цыган? – спросил он у Марины. – Это гагаузы, - прошипела она, - я их не люблю. – А кто такие гагаузы, - не унимался Соколов.  – Потомки турков, которые пытались Молдавию завоевать, в общем враги. Игорь задумался… Ему, выросшему в СССР, где всегда говорили о братстве и взаимопомощи, была неизвестна ненависть к какому-либо народу, если исключить фашистов. Так фашисты и не народ вовсе, а выродки, немцы не причем ведь. Еще он сталкивался с бытовым антисемитизмом, кто-то наиболее внимательный, мог разглядеть в нем черты деда Иосифа, и назвать «жиденком», но это было редко, да и Игорь не особо на это обращал внимание, понятно, что Игорь Соколов мог быть только русским, как же иначе.

Толпа пестрых женщин погрузилась в автобус, полностью заняв заднюю часть собой, детьми и баулами, ехать им было дольше, чем ребятам до загадочного Чубук-Инжира. Дорога заняла чуть больше полутора часов, и парни выскочили на остановке большого районного центра, купили кулек черешни, несмотря на уверения Марины, что через три дня от черешни их будет тошнить. Игорь еще взял пару стаканов разливного вина, которое они с Сеней и выпили, дав отхлебнуть женам. Соколов младший ел черешню, сплевывая косточки обратно в кулек, как бы помечая его, чтобы никто больше не покушался на эту огромную, ужасно сладкую, почти черную черешню.

Остановка в поселке была просто столбом с табличкой, однако Игорь увидел, что Чубук-Инжир был достаточно большим населенным пунктом, несколько улиц, по словам Марины тут жило больше двух тысяч человек, и каждый второй был родственником. Они побрели по улице к дому родителей Марины, он виднелся в долине, большой, белый, с металлической крышей красного цвета. Чем-то он походил на украинские хаты, но было какое-то неуловимое различие. По дороге им встретилась отара овец, у части из них ухо было покрашено в зеленый, у второй половины в красный, у отары было два хозяина. Игорь давно любил подражать звукам животных: собакам, кошкам, курам, и он решил взять новую высоту в творчестве. – Беээээ, - сказал Соколов, - Беээ, дебилы. Отара остановилась. – Беээ, ответил самый крупный баран, и отара, построившись, как рота курсантов первогодков, двинулась за ребятами по улице, не приближаясь к ним, но и не отставая больше, чем на 10 метров. – Игорь, ну, что ты за человек, - устало спросила у него Лена, непонятно было, устала она от дороги или от мужа, - ну, не можешь без приключений? Украл у кого-то овец…  - А что, они сами ж пошли, - начал было Соколов, но поймав взгляд Лены, а она умела смотреть на двоечников, научилась в школе, замолчал.

В этом овечьем конвое они и дошли до дома четы Мунтяну, родителей Марины. Отара тихо стояла сзади, ожидая новой команды от неожиданно появившегося вожака. Марина постучала кольцом в деревянные ворота дома, которые тут же распахнулись, было ощущение, что мама, Тамара Викторовна, стояла прямо перед ними, и ждала. Игорь подумал, что именно так и должна выглядеть мама, полноватая, в белом платке, улыбчивая, которая первым делом начала обнимать не дочь, а зятя, Сеню Эйдельмана. «Повезло ж ему с тёщей», некстати подумал Игорь. Из-за Тамары вышел муж, Харитон Ионович, коренастый мужчина, олицетворение хозяина дома, нахмуренные брови, при этом в глазах явная чертинка. Игорь снова дал оценку второй раз увиденному человеку, он решил, что именно так выглядели кулаки, которых ссылали в Сибирь в тридцатых – крепкие, сильные, мрачные, но при это любившие не только порядок, но и отдых после работы.

- А это наши друзья, - начала Марина, - вы их свадьбе видели. – Как же помним, помним, -всплеснула руками мама, Игорь даже начал вспоминать свадьбу, от него всего можно ожидать, а если его запомнили, то он мог там отчебучить что угодно. – А это кто тут такой? - Углядела она прятавшегося за спиной мамы младшего Соколова. –  Андрюша, - сказал младший, а Тамара Викторовна, всплеснув руками вдруг сказала: — Вот же, я курица, детей во дворе держу, вы же голодные наверное? – Да, не особо, - попробовал было сказать Игорь, но получил ощутимый тычок от Марины: - Бесполезно, - шепнула она ему, — Это - пищевое изнасилование, не сопротивляйся и получай удовольствие.

Стол был шикарен. Дымилась мамалыга, родители сразу объяснили приезжим, как ее есть, макая в раздавленный чеснок, под названием «муждей», потом в брынзу, потом в сметану. Был бараний шашлык, какой-то рулет из теста под названием «вертута», куча овощей, ягод, два кувшина вина, и, почему-то, один стакан. Харитон Ионович налил в стакан, попытался сказать тост, плюнул, сказал «Норок», и выпил. Игорь с Леной непонимающе смотрели, было непонятно, может им сегодня вина не предложат?  - В Молдавии, - сказала Марина, - пьют из одного стакана, выпил, передай следующему. – Это, чтобы не халявили, - вдруг сказал её папа, - Выпил, передай. Игорь последовал совету, выпил стакан вина, по вкусу вылитая Изабелла, темно-бордовая, кислая, и поймал растерянный взгляд жены, она никогда не пила стакан залпом, а Харитон Ионович, похоже, меньше полного стакана наливать не умел. Лена еле выпила стакан, Игорь даже подумал, что она сейчас сразу побежит в туалет, но она мужественно вытерла губы и улыбнулась.  - Наш человек, - сказала мама, - Харитон, сделай-ка перерыв в выпивке, с утра же пьешь. – Так жарко, - возразил папа, - я от жажды и пью. Сходил бы показал гостям хозяйство, что у нас где. – Точно, - обрадовался Харитон Ионович, - Игорь, пойдем, я тебе погреб покажу! Игорь поймал обеспокоенный взгляд Марины, видимо она знала что-то, о чем он не догадывался, но понял, что отказаться нельзя, встал из-за стола и пошел с Харитоном в погреб.

Погреб оказался отлично оборудованным местом, там было прохладно, по бокам стояли банки с компотами, неизвестно какими замаринованными овощами, а посередине стояли три больших бочки, как догадался Игорь, с вином. – Это наш стратегический запас, с гордостью сказал Харитон Ионович, три по четыреста, всего тонна двести вина.  – А кто это выпивает то? – Спросил потрясенный Соколов. – Как кто? Мы с Томой, ну гости придут, вы вот приехали, выпьем, - усмехнулся папа, - Давай я тебе про себя расскажу, где учился, как женился…

Это оказалось хорошо законспирированной ловушкой для спаивания незнакомцев. Потому что речь Харитона Ионовича, звучала так: «И вот, в 1958 году я закончил… Норок», они выпивали, и папа продолжал: «Школу. И я поступил… Норок!». К моменту, когда Харитон Ионович приехал в Чубук-Инжир по распределению, Игорь попытался встать, он давно уже хотел в туалет, но ноги отказали совершенно. Он встал на четвереньки, пополз вверх по ступеням погреба, слыша сзади: «И тут я встретил… Норок!» Соколов выбрался из погреба, зажмурившись от яркого света, но на ноги встать не смог. «Господи, какой позор», - подумал он – «Еще не хватало обоссаться в гостях в первый же день». Лена увидела, что он стоит перед погребом на четырех костях, подбежала к нему, и, с помощью Сени, поставила его на ноги. Игорь видел перед собой две двери, попытался зайти между ними, ударился головой об косяк, хотел заплакать, но где-то тут бегал его сын, было стыдно, и он шепнул Сене: - Я обоссусь сейчас, скажи, где туалет? Сеня отцепил его от рук жены и повел куда-то за дом, во двор: - Здесь, иди вперед, я подожду. Потом Игорь пошел в дом, Лена показала их комнату, и проснулся он уже утром.

Солнце светило в глаз, ни жены, ни сына в комнате не было. Игорь посмотрел на часы, девять утра, в отпуске можно было бы поспать и подольше. Он попытался встать, получилось, во рту была мерзость, он вышел в коридор, там тоже никого не было, нашел внутреннюю кухню с раковиной, долго чистил зубы, пытаясь избавиться от противного вкуса во рту, но ничего не помогало. Надев шорты, он выполз во двор, где уже наяривал круги, изображая, видимо, гоночный болид, его сын. У Соколова закружилась голова, но он нашел в себе силы просипеть: «Доброе утро». Лена, Марина и Тамара Викторовна повернулись на голос, и Марина сказала: - Наш герой.  – Не надо грязи, - возразил Игорь, хотя спорить было тяжело. – Какая грязь? – Удивилась Марина, - Выдержать папин погреб не каждому дано! Иди завтракать.

На столе стоял только кувшин с вином, других напитков Игорь здесь пока не встречал, и пять больших тарелок.  Однако Лена сидела с большой дымившейся чашкой, скорее всего, там был чай. – Несу, несу, - захлопотала Тамара Викторовна, и убежала куда-то со двора. Вернулась с огромной сковородой, Игорь никогда раньше не видел сковород такого размера, и такого же размера тарелкой, на которой лежал нарезанный белый хлеб, какая-то зелень и помидоры. Мама стала раскладывать по тарелкам яичницу, Игорь оценил ее размер, и спросил: - А сколько яиц-то? – Шесть, - хлопнув ресницами ответила Тамара Викторовна.  -Сомнительно что-то, - ответил Игорь, - Тут побольше вроде. – Как больше? – Спросила мама, - Так и есть, шесть штук на человека. Несутся куры-дуры каждый день, куда эти яйца девать-то?

После завтрака из шести яиц и стакана вина, Игоря сморило, и он ушел спать. Проснулся он через пару часов от того, что услышал бас Харитона Ионовича: - Нету лестницы! Как собирать?   - Возьми у Урсу, - ответила Тамара Викторовна, - мы им сапы давали осенью, дадут нам лестницу. Игорь выполз в коридор, поздоровался. – О, помощник, поехали со мной за лестницей, - обрадовался папа, - заодно деревню увидишь.  – К обеду то вернетесь? – Услышал он ехидный голос Марины. - Э, мэй, - недовольно сказал папа. Как потом выяснил Соколов, слово: «мэй» это примерный аналог слова «чувак», причем без разницы, какой пол у человека, которого так назвали. – А далеко ехать? – Спросил он у Харитона. – Какое далеко? Через пять домов Урсу живут. Ничего не понимающий Игорь погрузился в коляску, папа завел мотоцикл, и они выехали из двора. Однако первая остановка была не через пять домов, а в следующем. Харитон заглушил мотоцикл и постучал в калитку. Дверь открыл невысокий коренастый мужичок.  – Зять у меня приехал, из Калининграда, - начал папа, - а это друг его. - Заходите, заходите, - засуетился мужичок, в руке его, как у факира, возник кувшин, и, конечно, один стакан… Надо ли говорить, что они не пропустили ни одного двора по дороге к дому Урсу. Игорь с трудом вспоминал, как его грузили в коляску мотоцикла, рядом с ним Харитон Ионович примостил длинную лестницу, которую Соколов должен был держать по дороге домой. Ужасно было еще и то, что у огромного мужика по фамилии Урсу, была очень красивая дочь, которая смотрела на Игоря со смесью отвращения и брезгливости, а он еще пытался блеснуть юмором, что-то пытался сказать, даже не узнав, говорит ли она по-русски.

Его, с помощью Сени снова поставили на ноги, Игорь, тяжело опираясь на плечо друга пошел к дому, однако в отличии от предыдущего дня, поскользнулся на чем-то и всем телом рухнул на землю, попытался все исправить и быстро встать, получилось еще хуже, он извалялся в грязи, и стал похож на трубочиста, возвращающегося с работы. Метод мытья и отрезвления ему совершенно не понравился. Игоря поставили к стене, Марина крикнула: - Давай, - и стала мыть его из шланга для полива огорода. Вода была холодной, попадала в рот и глаза, но Игорь мужественно терпел, не орать же перед собственным сыном. То, что он перед сыном уже второй день предстает в совершенно непотребном виде, в голову ему не приходило.

Утром Игорь проснулся с твердой мыслью, что больше он не пьет. Никогда. Как при этом договариваться с Харитоном Ионовичем, его не интересовало, откажусь, мол, и все. В комнату зашла Лена: Игорь, ты как?  - Как в анекдоте, - попытался пошутить Соколов, - Лучше б я умер вчера…  - Если бы я пила столько, сколько ты, я бы и умерла вчера, или позавчера. Все, сегодня скажу, что стаканами пить больше не могу.

Тамара Викторовна, после слов Лены, даже, казалось, обрадовалась. Принесла на завтрак для нее маленькую стопку из цветного стекла, и глиняный графинчик, который выглядел так, как будто его вырезали из коры столетнего дуба. Количество яиц в яичнице продолжало увеличиваться, видимо куры-дуры, почувствовали, что реализация яиц резко возросла, и стали нестись еще более интенсивно. Игорь привычно выпил стакан вина, подумал: «Вот как теперь дома завтракать без вина?» Рядом глотнула из рюмочки Лена, он услышал хрип и повернулся к жене. Она сидела красная с выпученными глазами, казалось, она не может произнести ни слова, однако Лена задала вопрос: — Это - что? – Коньячок, - улыбнувшись сказала мама Марины.  – Это самогон из грецких орехов, - перевела с маминого Марина, - ты же не хотела вино стаканами? Все оставшееся время отпуска, Лена пила домашний самогон, не обращая внимания на подколки Игоря про женский алкоголизм. «Лена любит коньячок», объясняла всем приходящим мама Тамара, когда те спрашивали, почему девушка не пьет вино.

Лестницу во второй день они привезли не просто так. Как объяснила Марина, еду надо отработать, точнее помочь родителям по хозяйству. Началось все со сбора черешни, деревья были огромные, один раз Игорь попытался свалиться с лестницы, поскольку папа Харитон снова заманил его в погреб под предлогом мытья бочки. К бочке они так и не приступили, и Игорь снова выполз из погреба на четвереньках, после чего полез на черешню. Девушки собирали огромные персики где-то в колхозном саду, где, то, что собрал, покупаешь по символической цене. Персики были такие огромные, что не влезали в горло трехлитровой банки. Тамара Викторовна готовила без устали, ребята постоянно ели какие-то очень вкусные молдавские блюда, которые, казались просто божественными. – Ну невозможно же так, - сказала как-то Лена, - мы же не в ресторане, мама готовит и готовит без остановки. – Тамара Викторовна, может я Вам помогу? – спросила она. – Помоги, дорогуша, помоги, - ответила мама, что-то активно замешивая в большом тазу, - Свари бульончик куриный, это несложно. – Сварю, конечно, - ответила Лена, - А где курицу взять? – Как где? – Удивилась Тамара, - Вон их сколько по двору бегает, бери любую.

В один день, с утра, началось какое-то движение. Папа притащил из сарая странные тяпки, огромные, больше похожие на холодное оружие, которые он называл «сапа», и то, что ими предполагалось делать, называлось тоже нехитро – сапать. Они поехали на поле, где Мунтяну взяли кусок поля с кукурузой, пополам с соседями. –  Длинные грядки-то? – Спросил неугомонный Соколов. – Там кончаются, - неопределенно махнул рукой папа.  – Где «там», - не успокаивался Игорь.  – Холм видишь вдали. Вот за холмом и кончаются. Инструкция по сапанию кукурузы была чрезвычайно проста. Урожай делился так: чета Мунтяну забирала стебли кукурузы на силос, а соседи забирали початки. Само собой, что та кукуруза, которую пололи ребята, должна была стоять сплошной стеной стеблей, а соседи пололи так, что от одного стебля кукурузы до другого было не менее метра. – Вечные добрососедские отношения, - хихикнула Лена. – Чистая экономика, - поддержал ее Сеня. Игорь в дискуссии не участвовал, недельный алкогольный удар по организму, подорвал здоровье так, что у него было только одно желание – лечь и умереть. Но, как известно, просто лечь и умереть человек не может, поэтому приходилось махать сапой, делая каждые полчаса перерыв, чтобы выпить очередной стакан вина.

Марина поняла, что если они проживут в таком ритме еще пару дней, то она потеряет и мужа, и друзей, поэтому решила взять все в свои руки. – Алле, Снежана, привет, - начала она диалог по телефону, - ты можешь нас забрать из деревни? Снежана прилетела на «Москвиче» буквально через три часа, выпила с Тамарой, которая оказалось ей двоюродной сестрой, кувшин вина, муж Снежаны был за рулем, поэтому он выпил «коньячка, как Лена», они погрузились в машину всемером, и уехали в Тирасполь.

После Чубук-Инжира Тирасполь показался ребятам огромным городом, с большими магазинами, троллейбусами, везде стояли желтые бочки, такие, в которых дома продавали квас.  – Кваску бы, - мечтательно сказал Игорь, - может остановимся? – Какого кваску? – Не поняла Снежана.  – Бочки желтые, вон еще одна, - уточнил Соколов. – Это вино в розлив, - пояснила Марина. Игорь представил, как вино наливают в поллитровую кружку, как квас, и его начало мутить, от одной мысли о выпивке.

Следующий этап отдыха начался на даче у Снежаны, где друзья вели полностью растительный образ жизни, ели, пили, загорали. Т. е. занимались именно тем, ради чего они приехали на юг. Андрюша нашел себе друга, племянника Марины, с которым они бегали в рощу за абрикосами, оказалось, что в Молдавии абрикосы растут дикими, никому  не нужными,  а пр обочинам дороги растут грецкие орехи так, как в Калининграде растут, к примеру, липы. – Вот какого хрена у нас абрикосы тогда так дорого стоят? – Возмущался Игорь, - Тут они вообще, как сорняк. – За морем телушка – полушка, - наставительно отвечал Сеня, - А может портятся по дороге.

Но, все хорошее, особенно отпуск, очень быстро заканчивается. Снежана вернула их в деревню, Игорь еще раз посетил с папой погреб, в этот раз он вышел на своих ногах, очень гордый собой, но споткнулся и упал снова, как во второй день. Самое сложное в сборах домой было отбиться от каких-либо солений, варений и фруктов, они взяли только вина в резиновых грелках, несколько банок с маринованным перцем, а все свободные места в чемоданах были засыпаны грецкими орехами. Родители вместе с гостями вышли на трассу и стали голосовать. Остановились два КАМАЗа, Игорь с Сеней и Андрюшей сели в первый, Лена с Мариной во второй. – Вот увезут наших жен сейчас неизвестно куда, - сказал Семен, - что мы делать будем?  - Новых искать, - заржал Соколов, у которого в организме болтался литр вина, и он был готов хоть на войну, хоть на дискотеку.

Добрые водители остановились рядом остановкой троллейбуса, который шел в аэропорт. Игорь с Сеней спрыгнули из кабины, водитель подал им Андрюшу и чемоданы, однако из второго КАМАЗа их жены выходить не спешили. Семен пошел к машине, в этот момент открылась дверь кабины, и оттуда очень аккуратно начала спускаться Марина, потом показалась Лена. Причиной их медленных и плавных движений явилось то, что за полтора часа дороги они вместе с водилой выпили три литра вина. – И стакан же большой не помешал, - не выдержал Игорь. – У него маленький был, - хихикнула Лена. – Стакан, - уточнила Марина.

В Вильнюсе друзья после отпуска сидели на лавке, на той же самой, на которой две с половиной недели назад они пили портвейн. Андрюша снова вспомнил, что он самолет, и бегал кругами, разгоняя голубей. – Неугомонный наш, - сказал Сеня, - когда ж дети устают - Когда им восемнадцать исполняется, - ответила Лена. Они с Мариной протрезвели за время полета и теперь были немного помятыми, но все равно, очень любимыми своими мужьями. Друзья разъехались по своим квартирам для того, чтобы через неделю собраться, снова поесть мамалыги, сделать вертуту с брынзой и выпить вина, привезенного ими в резиновых грелках. А Андрюша, после поездки, два года ничем не болел... Ничем, кроме Молдавии.

Калининград 2024