366 снов на Благуше. Часть 23

Cон 180
Наконец, настал день, когда он мог повторить слова Поэта: «Миг вожделенный настал…»
Не спеша он переписал набело красивым разборчивым почерком 666-ю страницу своего труда, поставил точку и стал лениво наблюдать, как последние песчинки заполняли нижний сосуд часов.
Для Эмиля, привыкшего к напряженному труду, время тянулось бесконечно долго, тем более, что до ужина оставалось целых сорок минут.
Наконец, время трапезы наступило, однако сестра Луиза не появилась с подносом. Не пришла она ни через пять минут, ни через пятнадцать, ни тогда, когда надлежало петь духованые песнопения.
Чтобы немного успокоиться от такого странного нарушения режима, Эмиль решил в положенное время помолиться в капелле. Однако дверь туда была заперта. Расстроенный и голодный Эмиль лег в постель и, вопреки обыкновению, долго ге мог заснуть, размышляя о причинах столь разительной перемены в своей жизни, и впал в тяжелое забытье только под утро, а проснулся ровно в шесть. Решив, как обычно, освежить себя плаванием, он открыл дверь, ведущую в пещеру, и обомлел: перед ним была грязная, заваленная разным хламом кладовка. Подумав, что ошибся дверью, Эмиль вернулся в столовую, но убедился, что вошел туда, куда надо, однако пещеры с прозрачными озерами и протоками уже не существовало.
Отсутствие завтрака в назначенный час Эмиль воспринял уже как неизбежность, вспомнив английскую сказку о поросенке, которому тоже в известное время не дали ужин и завтрак…Однако подобное сравнение показалось Эмилю не вполне корректным. Поросенок был всеобщим любимцем и баловнем и не делал ровным счетом ничего, а он, Эмиль, трудился до изнеможения над трудом, обладающим, бесспорно, непреходящей ценностью. Что касается того минимума комфорта, коим он пользовался, то он был вполне заслуженным. И вот – он лишился всего и должен дожидаться невесть чего в этом подземелье.
Неожиданно дверь открылась, и появился бухгалтер отдела по связям с общественностью. Выглядел он блестяще: загорел, чуть пополнел и заметно помолодел.
«Рад видеть вас в добром здравии», - сказал он, протягивая Эмилю крепкую руку с ухоженными розовыми ногтями.
Появилась сестра Луиза, неся на серебряном подносе кофейник, сливочник, одну чашку, кусок масла в форме пиона на хрустальном блюдце и одну, но очень большую  свежеиспеченную благоухающую булочку. Все это она поставила перед главным бухгалтером и удалилась.
«Напрасно вы отказались от завтрака, - промолвил он, принимаясь за еду. – Кофе превосходный. А я, к сожалению, не могу лишить себя удовольствия, хотя, знаю, надо худеть. В командировках я всегда набираю вес».
«Откуда он взял, что я отказался от завтрака?» - подумал Эмиль, с тоской наблюдая, как бухгалтер методично и не спеша перемалывает булочку ослепительно-белыми мелкими острыми зубами, однако счел за лучшее промолчать.
Неторопливо смакуя завтрак, бухгалтер рассуждал об экуменизме в эпоху метамодернизма, о необходимости развития религиозного туризма, о мейнстриме в разработке  новых компетенций менеджеров, работающих в структурах святой инквизиции, о компаративных исследованиях в сфере педофобии – о чем угодно, но только не о труде по истории русской культуры на 666 страницах, которому Эмиль посвятил 333 дня своей жизни. Не обмолвился он ни словом и о том, принесут ли Эмилю поздний завтрак или обед. Что касается Эмиля, то он, как завороженный, слушал монолог бухгалтера, не в силах произнести ни слова.
Допив последнюю чашку кофе, бухгалтер взглянул на швейцарские часы и встал. «Мне пора, - промолвил он, - спасибо за компанию: знаете ли, не люблю завтракать в одиночестве».
Подойдя к двери, он вынул из кармана сверток и сказал небрежно, подавая его Эмилю: «Ах да, чуть не забыл. Передайте это при случае нашей общей знакомой». И скрылся.
«Он сумасшедший, - подумал спокойно Эмиль. – Какие у нас могут быть общие знакомые?»
Машинально сунув сверток в карман, он направился в кабинет, желая скоротать время за чтением, и похолодел: рукопись исчезла. Вот так. Трехсоттридцатитрехдневный труд на 666 страницах пропал. Возможно, ночью, покуда он спал, кто-то забрал его, возможно, секретарь или сестра Луиза, но почему ночью, без его ведома? И бухгалтер ни словом не обмолвился о нем, даже не поблагодарил, хотя, как говорят в России, спасибом сыт не будешь.
Эмиль взял наугад какую-то книгу по истории русской культуры, но после того, как он написал свой труд, никем не замеченный и неоцененный, сей предмет утратил для него прежнее обаяние, и он поставил на прежнее место тяжелый роскошно иллюстрированный фолиант.
Не будучи в силах ни читать, ни писать, ни думать, Эмиль направился в спальню и был приятно удивлен тому, что постель его была еще на прежнем месте. Уже улегшись, он вспомнил о свертке, переданном ему бухгалтером, и неожиданное любопытство относительно его содержимого охватило его. Он встал, сунул сверток под одеяло, намереваясь рассмотреть его в укромном месте, но необоримая усталость овладела им, и он крепко заснул.


Сон 181
Когда Эмиль открыл глаза, он долго не мог понять, где находится. Постель была более узкой и жесткой, чем тогда, когда он ложился, и, главное, кровать стояла теперь не у стены, а посередине длинной узкой комнаты. Да и окно поменяло свое расположение: теперь оно находилось не напротив него, а слева.
Эмиль встал и отдернул штору, надеясь  увидеть вместо окна очередной шедевр Левитана. Однако на этот раз картины не было:  штора скрывала самое обыкновенное окно, за которым моросил мелкий дождь. Узкий канал, за которым высилось покрытое потрескавшейся штукатуркой здание с маленькими зарешеченными окнами. Вот и весь пейзаж. Ни бескрайних просторов, ни полей и лесов, ни храмов божиих на фоне грозовых облаков, пронизанных лучами заходящего солнца.
«Это сон, - подумал Эмиль и решил снова заснуть, чтобы пробудиться в привычной комнате в подземной своей тюрьме и встретить со спокойной душой привычную череду трудов и дней. В комнате царил холод, но под тяжелым теплым одеялом было тепло и уютно, и он без труда заснул.
Когда он вновь проснулся, комната была прежней, и лишь стало немного светлей благодаря лучу солнца, проникшему сквозь щель между шторами. И тут Эмиль почувствовал, что рядом с ним лежит некий сверток. Он вытащил его из-под одеяла и обомлел. Это был тот самый сверток, который вручил ему главный бухгалтер отдела по связям с общественностью. Эмиль развернул его и увидел янтарное ожерелье. К нему была приложена записка следующего содержания: «Достопочтенная синьора Велимирская! Ваш выкуп за этого господина показался мне слишком большим, и я не могу принять его. Возвращаю в целости и сохранности  ожерелье, которое когда-то подарил Вам тот, кого Вы, надеюсь, еще помните. Искренне Ваш…»
Далее следовала  неразборчивая подпись.
Эмиль видел на Софи  это ожерелье из мелкого, почти необработанного янтаря, и  догадывался о его происхождении, а потому ни о чем не спрашивал. Теперь же он окончательно убедился, что это подарок ведьмака. Однако откуда бухгалтер знал о его происхождении? Возможно, словоохотливая Софи сообщила ему об этом, но  как ей удалось убедить его в ценности подобной безделушки? Конечно, янтарь в Венеции стоит недешево, но в П. такими камушками весь берег усеян, и что с того, что он, Эмиль, по причине слабого зрения не нашел ни одного: деревенские дети пригорошнями собирали их, и, конечно, ведьмак, у котого водились денежки (Эмиль вспомнил хутор и пасеку Аустеи  и новую крышу в усадьбе) мог быть пощедрее и подарить молодой жене нечто более ценное.. Размышляя подобным образом, Эмиль встал и сунул сверток  в выдвижной ящик письменного стола , где еще лежал завернутый в чистую белую холстинку  кусок копченого окорока. Затем он оделся, вышел в коридор, тщательно запер за собой дверь и отправился знакомым путем в трапезную. Однако дверь была заперта и неудивительно: часы показывали ровно двенадцать. Значит, на завтрак он опоздал. Надо было, наверное, встать после первого пробуждения, а не дожидаться возвращения в сон, во время которого он был узником какого-то комфортного подземелья под мостом. Да, если бы он сразу встал и не ленился, великолепные монастырские булочки и капуччино были бы в его распоряжении. Но что  делать? Эмиль решил погулять, чтобы немного успокоиться и принять правильное решение.


Сон 182
У двери, как ни в чем не бывало, сидела сестра Луиза. Она улыбнулась Эмилю и благодушно сказала: «Вы сегодня долго спали, мсье де Томон. Видно, вчерашняя гроза на вас подействовала» - «Да, - ответил Эмиль, - вчера у меня был трудный день да и ночью я спал неважно».
С этими словами он пристально посмотрел на сестру Луизу, ожидая.что она поймет намек. Однако она сделала вид, что не услышала, и склонилась над рукоделием.
На улице было жарко, душно и влажно, как вчера. Однако, несмотря на зной, Эмиль чувствовал мучительный голод. «Это предрассудок, подумал он, - что в жару не хочется есть. Совсем наоборот».
Незаметно для себя он направился к дому Софи. «Надо было бы отдать ей ожерелье», - подумал он, однако возвращаться не хотелось, и Эмиль продолжил путь. Кроме того, как бы он объяснил ей наличие у себя ожерелья? И, наконец, самое главное: отдавать ожерелье с запиской или без? В общем, слишком много вопросов и сомнений, и он решил, что дело это совсем несрочное и гораздо важнее теперь как следует подкрепиться.


Cон 183
«Эмиль! Я так ждала вас, Эмиль!»
Софи стояла на пороге, красивая, печальная и кроткая, в простом темном платье, как вчера, но ожерелья на ней не было.
«Сейчас скажет, как давеча, «Я не ждала вас. Эмиль»» - подумал он, но Софи повторила: «Я так ждала вас, Эмиль!»
Появилась Фридерика.
Девочка как будто немного выросла, однако ничуть не изменилась: такие же блестящие темные глаза, как у того ведьмака…
Вслед за Фридерикой в прихожую вполз, стуча панцирем, Джонатан. Вытянув длинную морщинистую шею, он внимательно посмотрел на него глазками-буравчиками и, кажется, улыбнулся. Фридерика сделала изящный реверанс и убежала. Джонатан, прошипев что-то, последовал за ней.
«Они большие друзья, - сказала Софи, - понимают друг друга с полуслова. Знаете, мне даже обидно: Джонатан привязан к Фридерике куда больше, чем ко мне. Впрочем, о чем это я? Болтаю, бог весть о чем, а ведь…» Тут Софи осеклась и как-то странно посмотрела на него.
Через минуту он уже сидел в знакомом соломенном кресле на берегу Гранд-канала и с удовольствием ел крупные, сочные, сладкие абрикосы, словно пропитанные щедрым южным солнцем. Маленькая Фридерика принялась за приготовление обеда, а Софи, сев рядом  с ним, устремила на него любящий, исполненный сострадания и тревоги взор.
«Как вы себя чувствуете, мсье де Томон, после… после того?..» - неуверенно спросила она.
Эмиль притворился, что не понял намека.
«Гроза плохо действует на меня: не мог заснуть, а потом спал слишком долго». – «Понимаю, - ответила Софи, - дедушка тоже плохо себя чувствует при изменении погоды» - «Нашла, с кем меня сравнивать: с древним старцем», - с обидой подумал Эмиль.
На этом разговор иссяк, и Софи ушла на кухню, унося блюдце с абрикосовыми косточками.
Некоторое время Эмиль сидел, отрешенно созерцая кривую,  тоже чуть подросшую со вчерашнего дня сосенку, а затем, почувствовав сонливость и не желая снова заснуть, дабы опять неизвестно когда и где проснуться, решил попросить у Софи немного кофе.


Сон 184
За полуприкрытой дверью кухни он услышал голоса.
«Он ничего не рассказал, где был?» - спросила Фридерика.
«Ах, - ответила Софи, - в жизни бывают настолько страшные вещи, что о них невозможно говорить. Бедный мсье де Томон, что ему пришлось вынести… Делает вид, что мы расстались только вчера, а ведь почти целый год прошел…» - «Он мог бы поблагодарить тебя за спасение, - ответила Фридерика. – Ведь ты отдала ожерелье…» - «Он об этом не знает, и не смей ему об этом говорить». – «Я-то не скажу, - невозмутимо промолвила Фридерика. – Но что ты скажешь отцу, когда он спросит, куда ты дела его подарок?»
«Он не спросит, он умер, ты это знаешь», - резко ответила Софи.


Сон 185
Софи вышла из кухни, неся на подносе кофейник, большую белую чашку и сливочник, разрисованный цветами шиповника (такими же, какие росли на берегу моря в П.).
«Вы ведь не завтракали, мсье де Томон, - сказала она, - и я решила предложить вам кофе, а то обед еще не готов»
На этот раз в ее голосе послышались незнакомые нотки. Не то чтобы она говорила так с ведьмаком, когда тот сидел на кухне в П., и она потчевала его камамбером, а тот уплетал его на черном хлебе, точно сало, заедая нежными листиками салата, выращенными специально для Джонатана, но все же он различил в ее голосе новые оттенки, какие отсутствовали тогда, когда он, Эмиль, был ее женихом. Что это было? Сострадание? Нежность? А, может быть, любовь?
Кофе был превосходным, а сливки, хоть и уступали сливкам в П., приятно удивили его.


Сон 186
К обеду появился доктор Люксембург. Седых волос у него прибавилось, однако он был по-прежнему энергичен и держался прямо. Увидев Эмиля, он просиял, но, постаравшись скрыть радость, спросил нарочито будничным голосом: «Как поживаете? Как самочувствие?» - «Спасибо, только вот после грозы голова немного болит».
Доктор Люксембург посмотрел на него внимательно.
«В вашем возрасте, - промолвил он, - рановато так болезненно реагировать на изменения погоды. Вам следовало бы побольше гулять, правильно питаться и вести размеренный образ жизни. Идеально было бы обзавестись семьей, но…» - доктор вздохнул, - не мне это  советовать».
Обед, состоящий из большого количества салата, запеченной рыбы и терамису, прошел в непринужденной и спокойной атмосфере. И доктор Люксембург, и Софи искусно делали вид, что ничего не произошло и что расстались они только вчера. Маленькой Фридерики за столом не было: приготовив обед, она пошла играть с соседскими детьми.
После обеда, посидев еще немного, доктор Люксембург засобирался домой, и Эмиль решил последовать его примеру.
Выйдя на улицу, доктор Люксембург промолвил, не глядя на него: «Аббатиса просила передать, что вы можете не думать о плате за номер в отеле. Берегите себя и ложитесь спать пораньше. Доброй ночи».
С этими словами доктор Люксембург исчез в одном из переулков.


Сон 187
Дойдя, ни разу не сбившись с пути, до знакомой двери,  Эмиль почувствовал тревогу: а что если сестра Луиза опять скажет ему (как вчера или год назад), что комнаты с его номером не существует?
Не без робости, однако резким уверенным движением Эмиль открыл дверь. Сестра Луиза кивнула ему, не поднимая глаз, и он проследовал в свою комнату.
На столе лежало письмо от банка «Савонарола и К» с предложением получить кредит на выгодных условиях.
«Надо поставить на вид сестре Луизе, - подумал Эмиль, засыпая, , - что горничные не имеют права разбрасывать здесь рекламу.


Сон 188
Проснувшись довольно поздно, Эмиль поспешил в трапезную. По счастью, она была еще открыта, однако, к превеликому своему неудовольствию, он обнаружил, что все столы в ней были заняты. Делать нечего: Эмиль подсел к какому-то низкорослому худощавому господину в очках с бледным усталым лицом. Господин сосредоточенно и не спеша пил кофе со сливками из большой кружки, но, едва завидев Эмиля, улыбнулся ему, как старому знакомому. «Наконец-то, - произнес он, - а то я вас заждался и уже собрался уходить. Хорошо спали?»
«Да, премного благодарен», - ответил Эмиль, размышляя, откуда человек этот знал его.
«Коллега поручил мне, милостивый государь, передать вам это письмо и расписаться в получении вот здесь и здесь, там, где галочки. Чернил у меня нет, однако кровь их успешно заменит»
С этими словами господин положил перед Эмилем конверт, на котором была реклама кредита от банка «Савонарола и К», пустой бланк, где были проставлены две галочки, и ржавый, испачканный  жирным черноземом гвоздь на белоснежной салфетке.
Эмиль разорвал конверт и обнаружил в нем пространный счет, выписанный на свое имя.. Счет был следующим:
1.Пребывание в гостинице 5 звезд в течение 333 дней – 666000 Euro
2.Пятиразовое фитнес-питание – 333000 Euro
3.Ститрка и глажение одежды – 33300 Euro
4.Уборка помещения – 33300 Euro
5.Эксплуатация бассейна – 999999 Euro
6. Содержание оранжереи – 999990 Euro
7.Реставрация капеллы – 999999 Euro
8.Зарплата, премии и отпускные обслуживающему персоналу – 666666 Euro
9.Уроки музыки с сестрой Луизой – 33300 Euro
10.Вино для сестры Луизы – 3330 Euro
11. Прочие услуги сестры Луизы – 0 Euro
12. Чернила – 300 Euro
13. Перья – 300 Euro
14. Бумага для черновиков – 30 Euro
15. Бумага для окончательного варианта рукописи – 900 Euro
16. Методические рекомендации, инструктаж и консультации Секретаря  – 66666 Euro
17. Ремонт роликов Секретаря – 30 Euro
18. Шампунь для ушей Секретаря – 30 Euro
19.Чистка головного убора (воронки) Секретаря – 30 Euro
20.Покупка книг для библиотеки – 999999 Euro
21.Реставрация книг – 99999 Euro
22. Составление каталога библиотеки – 9999 Euro
23.Доставка источников и литературы из России
Детализация расходов:
23.1. Вознаграждение сотрудникам библиотек и архивов – 333333 Euro
23.2.Вклады в монастыри – 666666 Euro
23.4.Транспортные расходы – 3333 Euro
23.5.Поощрение сотрудников таможни – 666666 Euro
24. Два завтрака бухгалтера отдела по связям с общественностью – 66 Euro

Буквы, слова и цифры вперемежку с голубыми вспышками в форме полумесяцев  запрыгали у Эмиля перед глазами.
«Что?! Что?!»- закричал он в безумной ярости, скомкав и швырнув документ в бледное усталое лицо господина. Да, первый раз в жизни Эмилль упивался своим бешенством и неожиданно низким  звучным голосом, казавшимся ему совершенно незнакомым.
«Как вы смеете?! – кричал он в исступлении, наслаждаясь гремучей смесью гнева и восторга. – Как вы смеете? Меня похитили, ограбили, держали целый год в подземелье под мостом, кормили впроголодь и нещадно эксплуатировали, истощив полностью мой интеллектуальный и творческий потенциал!»
«Простите, синьор, - проникновенно заговорил господин, - я искренне сочувствую вам, но, слава Богу, вы теперь на свободе, живы-здоровы, а время лечит и когда-нибудь вы будете вспоминать все пережитое, только как страшный сон, и, поверьте, венецианская полиция обязательно найдет и примерно покарает ваших похитителей. Что касается вашего покорного слуги, то я имею честь представлять благотворительный фонд «Савонарола и К», который помогает найти достойное место в жизни сбившимся с пути добродетели девицам, и, зная ваше доброе сердце и горячее сочувствие всем униженным и оскорбленным, я решился обратиться к вам за помощью.  Может быть, вас не затруднит пожертвовать нашему фонду 5 Euro, но, если сия лепта слишком обременительная для вас, мы с благодарностью примем любую сумму, и, клянусь вам, все подопечные нашего фонда будут денно и нощно молиться о вас».
Эмилю стало очень стыдно. То, что он почитал счетом от пятизвездочного отеля, оказалось списком пожертвований для благотворительного фонда «Савонарола и К». Как он мог обидеть этого интеллигентного усталого человека, который недосыпал и недоедал, неутомимо собирая скромные лепты для помощи кающимся венецианским красавицам?.
«Простите, - пробормотал Эмиль, - простите… У меня, знаете ли, астма, и как раз сегодня утром опять начался приступ, а единственное, что может спасти меня от удушья, - крик. Поэтому я вынужден, почувствовав обострение своей болезни, срочно искать скандала, чтобы накричаться и облегчить свои страдания. Мне советовали в таких случаях запираться в комнате и кричать там в одиночестве сколько душе угодно, но тогда, как вы сами понимаете, меня бы стали лечить уже от другой болезни и, боюсь, против моей воли. Однако мне очень-очень жаль, что я обратил свой крик на вас, такого интеллигентного и достойного человека».
Господин устремил на Эмиля взгляд, исполненный искреннего сострадания.
«Ах, синьор, - промолвил он, -  я вам искренне сочувствую, ибо знаю, сколь тяжела ваша болезнь. Однако, как лицо духовное, советую вам в вашей немощи уповать не только на силу своих легких, но и на помощь Божию»
«Вы правы, тысячу раз правы, - произнес Эмиль, - и покорнейше прошу вас принять мое скромное пожертвование для помощи смиренным почитательницам святой Марии Магдалины»
С этими словами Эмиль вытащид из кармана камзола завалявшийся там золотой дукат, о котором он давно уже не вспоминал, тот самый дукат, что нашел он некогда под половицей в комнате Кестутиса..
«Премного вам благодарен, - с чувством промолвил господин, принимая дукат, - и уверяю вас, что с этого момента все раскаявшиеся жрицы Венеры будут день и ночь возносить молитвы за спасение вашей грешной души»
Эмиль смущенно опустил глаза, а когда поднял их, ни господина, ни документов, ни ржавого гвоздя уже не было. Только золотой дукат Кестутиса, который он пожертвовал благотворительному фонду «Савонарола и К», по-прежнему лежал в кармане его камзола.