charlеs dreams

Музыка или наркота? Или, может, всё и сразу?

Джон, юный бас-гитарист, настраивал свою реплику Spector NS Pulse II перед первым в жизни выступлением вне гаража. Бар, в котором предстояло выступать, мало отличался от гаражных декораций — тесно, душно, дееспособного народа чуть больше — да и только.

Тем не менее, Джон, будучи и сам под некоторой мухой, грезил и экстраполировал это небольшое, скромное выступление на дальнейшую — наверняка успешную — карьеру. Зародыш группы, сарафанное радио о новых звёздах, ссоры насчёт лейбла, пролитое на басуху пиво и раскол — история под копирку Металлики и Megadeth; Джон был афантазен и умел только перерабатывать реальность в её подобия, но никак не создавать новые.

Вокалист — Терри, его бывший сосед по комнате в колледже — тряхнул головой, подав тем самым знак, и выступление началось. Вместо барабанщика — фиг найдёшь его в малонаселённом пригороде Сиэттла — у них был кахонщик, которого подобрали буквально с улицы, постелив на матрасе в гараже. Парни пока что играли каверы в составе трёх человек, но метили на собственные песни — тексты к ним писал Терри, басовые партии — Джон. Кахонщик импровизировал, как и полагается на кахоне.

— I’ll escort her mind
To solve my crimes
Reach slow motion
Con the mind...

В баре было приглушённо-светло, двое забулдыг внимательно слушали переделку King Krule, какого-то педиковатого британца, который нравился Терри. Джон, за два месяца репетиций вперемешку с трипами, частенько вступал с Терри в споры, казалось, их видения не могли найти общую точку. Споры бессмысленные и бесплодные, в основном, за то, кого считать фронтменом — Джон на эту роль не годился и завидовал Терри потому. Вокалисты традиционно становятся лицами групп, про басистов разве что пишут скабрезные анекдоты, и Джон, дёргая четвёртую струну, пытаясь подстроиться под ритм кахонщика, не первый раз сожалел о выборе инструмента.

Открывающая вечер песня завершилась, вызвав жиденькие аплодисменты со стороны барной стойки. Щёки Джона горели, как лампочки, в нём боролись унижение и надежда; Терри, кажется, сиял. Белозубый, по-хищному счастливый Терри — нахрена он вообще с ним водится?

— Кхм, а теперь прозвучит наша новая песня. Называется... эээ... ‘Mind Fight’. — Проговорил вдруг робко Джон.

Эту песню Джон сочинил сам и Терри пока не показывал. Следовало поставить этого черта на место, хоть так — Джон поймал многозначительный взгляд вокалиста, тот уступил микрофон, и Джон несмело к нему подошёл.

— Эээ, в общем...

Fighting has a limit, though
Its presence makes the sense of life
Death awaits for you when time
Comes — as winter, taxes, woe

You would name yourself a bitch
Mindless person, soulless creature
Understandable — since weather
In your head is storm at beach

Thoughts are melting from endeavour
You would rather punch yourself
Than accept the fact oneself
‘ll never leave his mind in favour

Of another one’s ideal
God is selfish — one at least
Who is laying down beneath
Every single phrase of yours

This is poem from nowhere
Mode of fighting of my own
Choice is yours: to see besides
The lines or to ignore it whole

— Ну и что это за говно? — Присвистнули со стороны барной стойки. — Линкин Парк знаете?

Присвист поддержали соседи проговорившего — один прирос виском к стойке, второй закидывал в себя банку томатного гозе за банкой. Это были единственные их слушатели, остальные шестеро посетителей, разбившись по парам в разных уголках бара, ворковали о своём и не замечали музыки на фоне.

Бессмысленный и бесплодный вечер.

***

— Джон. Я хочу быть как Чарльз Мингус, ты же знаешь?
— Так какого чёрта ты белый?
— Это да... Но стремиться ведь не мешает!

Терри грел какую-то дрянь в ложке, одетый ладонью во флазелиновую перчатку. Кахонщик был уже где-то в нирване, размазался по своему матрасу и безбожно храпел. Джона не покидали мысли о том, что зародыш их группы — в действительности выкидыш; скоро платить аренду за гараж, за комнату... Ублюдок Терри жил в частном доме, который ему купили родичи в честь окончания колледжа, и ни в чём не нуждался. Он же занимался обеспечением их сообщества всякими веществами... Если бы Джон знал о существовании Моцарта и Сальери, он бы точно посочувствовал последнему — и наверняка наложил эту историю на свою собственную.

— Можешь сделать мне контрольный? Никогда вену не могу найти.
— Напомни, зачем мы это делаем?
— Как зачем? — Терри рассмеялся. — Мы же рок-звёзды!

Мотивация Терри до сих пор была для Джона загадкой. После ракетостроительного колледжа можно было уехать в Бостон, обзавестись женой, машиной, медицинской страховкой — выбрать жизнь, короче говоря — но он выбрал заместо гиблый путь, заторчал, вероятно, назло родственникам, нырнул в илистое болото в напрасной попытке достичь жемчужного дна. В отличие от Джона, который никогда не знал, куда себя деть, Терри был создан для нормальной, счастливой жизни. Можно сказать, Джон заторчал исключительно из вежливости, из желания посмотреть, что станется с ними дальше.

Кахонщика, как обычно, положили набок, чтобы не захлебнулся блевотой. В тот момент, когда Терри вводил в вену вещество, произошло извержение со стороны матраса.

Упущенные души карабкаются ввысь.

***

Музыка или наркота? Или, может, всё и сразу?

Трио перебралось в Сиэттл — теперь снимали комнату на троих в аптауне, обставили её под репетиции. Терри основательно заторчал, перестал писать тексты, передав эту ношу Джону. Бытие ситтером для двух тел стало Джону привычным — и, в отличие от кахонщика, который вообще не разговаривал, Терри во время трипов был невыносим:

— Джон! Ты моя мама?
— Терри, ёб твою мать...
— Ты моя мама!

Единственным, кто мог бы вытащить их группу из болота долгов, праздного наркотического существования и так себе стиля, теперь оказался Джон. Запала, чтобы стать новыми Sex Pistols, им явно не хватало, Чарльз Мингус — недостижимая высота, небесный потолок. Джону стоило неподъёмных усилий не торчать, как эти двое, писать тексты для песен (как мы помним, Джон был афантазным), организовывать репетиции, договариваться с сиэттловскими забегаловками о выступлении. Терри плохел с каждой неделей, родительские деньги заканчивались.

При том последний продолжал твердить:

— Мы будем делать Голливуд...

***

На одно из выступлений, в довольно-таки приличном заведении по их меркам, в одном баре в центре, Терри вышел обколотый, обматерил бармена, зашёл за барную стойку, схватил какой-то ликёр, и, грохоча, подошёл к Джону.

— Ты мразота. Ты во всём виноват.
— Блять, Терри...
— Если бы не ты и твоя уебанская сострадательность, мы бы уже записывались в Warriorecords.
— Терри, успокойся...
— Внимание, господа! — Терри обратился к бару. — Сейчас произойдёт библейская история, какая — судите сами.

С этими словами Терри зубами открыл бутылку ликёра и расплескал её по Джону и его реплике Spector NS Pulse II.

— Ах ты уёбок!
— Ты тянешь меня на дно, Джон.
— Вот как?..

***

Через две с половиной недели после этого случая кахонщик захлебнулся рвотой — Терри забыл повернуть его набок, обычно он этим занимался — и кахонщик откинулся, склеил ласты, дал дёру из поднебесного мира. На похороны пришли только Джон, Терри и гробовщик.

— Терри, слушай. Сейчас я тебе задам очень важный вопрос. Ты не под мухой?
— Я чист, Джон. Уже пятый день.
— Да ну?

Терри не выглядел как завязавший — если бы не странный, глубокий блеск глаз.

— Так что у тебя за вопрос?
— Хм... Музыка или наркота? Или, может, всё и сразу?

Гробовщик методично клал комья земли на уже закрытый гроб шестью футами ниже, в яме.

— Ничто из этого, Джон.
— А как же Чарльз Мингус?
— Да ебись он в рот. Я, наверное, выберу жену, машину и медицинскую страховку.

Посмеялись.