Монолог антихриста

Это послание было найдено на пустыре человеческой цивилизации.
Люди уже давно не живут здесь.
И однако послание было найдено именно тем, кому и было направлено.
Нетрудно догадаться, кому именно. Но неясно, зачем.

Я нахожу людей весьма забавными существами, и это их качество мне по нраву. Они забавны в своём упрямом противоречии с тем, что задумал Всевышний, какие законы для них установил. Когда нужно смеяться, они так серьёзны; когда же нужно относиться к происходящему со всей серьёзностью и даже скорбью, в этот момент им почему-то смешно. Даже в человеческих детёнышах можно наблюдать упомянутую мною нелогичность реакций, да ещё какую нелогичность!... Кричащую, гиперболизированную. Детёныши ещё не умеют сдерживать себя, вследствие чего во весь голос и открыто смеются над местным калекой. Казалось бы, что смешного в искорёженном олигофреническом лице с отсутствующим взглядом? Однако они смеются. Когда же на улицу выбегает мать одного из гаденьких насмешников, - выбегает не столько из жалости к калеке, сколько с целью отлупить всех мелких, - детишкам становится вовсе не смешно. А ведь это, как раз, смешно. Их побитые виноватостью лица – это смешно. Нашкодить – а затем отбежать в кусты, изображая невинность. Я вот никогда так не делаю. Зачем стесняться зла, если от него можно получить удовольствие!... Но и зла люди стесняются, и добра им не достигнуть…. Мелкие невзрачные людишки. Не добро и не зло. Ни то и ни сё. Прискорбно быть никем – уж лучше вовсе не рождаться…
Ну да я не представился, досадное упущение. Всё о людях да о людях! Невольно сам раздуваю этот набивший оскомину человекоцентризм. Между тем, уже давно совсем не человек, а я – центр всея Вселенной. Именно мне поклоняются все эти людишки, мои желания стремятся во что бы то ни стало исполнить. Если бы могли их исполнить… Они ничего не могут мне дать, кроме своего жалкого обожания – в этом-то вся и проблема. А я так хотел бы узнать, где Он – Господь, не забыл ли меня. Спустя столько миллионов лет после моего низвержения я даже стал сомневаться, что Он существует. Быть может, Он лишь привиделся мне. Был всего лишь иллюзией, наваждением той пустой и сырой пещеры, где я некогда швартовался. Легко внушить больному разуму, что гадкая жизнь, полная страданий, даётся как результат гнева кого-то, кого-то такого могущественного, которого достаточно умаслить, чтобы вновь обрести мир и гармонию. Когда-то вот и людишки по той же причине верили в Бога. Пусть порою это было смешно, пусть порою это было нелепо, но с каким пиететом, с каким эстетически прекрасным сложением рук и устремлённым в небеса взглядом люди верили в Бога!... О, тот взгляд был преисполнен надежды и даже, пожалуй, любви.
В массе своей люди со временем разуверились в Боге, а вместе с ними – стал сомневаться и я. За это я их особенно ненавижу. Они отняли у меня последнее доброе, что было – закрадывающуюся мыслишку, что прощение возможно и для меня. Увы, я бессмертен, и потому людям уже не нужен Бог, их Богом стал я. Какой же я Бог… Я много думал о себе и называл себя по-разному. Но я не Бог – это я знаю точно. Да разве же объяснишь такое идиотам, готовым пасть перед каждым, кого не берёт пуля… В сущности, люди ведь никогда не верили в самого Бога – они верили в собственное бессмертие. А кто им даст это бессмертие – Бог или я, - им без разницы.
Никакого бессмертия я им до сих пор не дал, хотя их глупые книжки уверяют, что мне подвластно всё. Во-первых, зачем мне делать бессмертными существ, которых я так ненавижу? Это же нелогично. А во-вторых, факт моего бессмертия вовсе не означает, что я способен сделать бессмертным кого-то ещё. Но людские книжки о моей способности даровать кому-то бессмертие за «особые заслуги» имеют такой романтически-смешной шарм, что я не стал писать или высказывать опровержение по теме. Было бы, право, жаль лишиться этого милого их заблуждения. Забавность людей и их глупых мыслишек – единственное, что хоть как-то развлекает меня, хоть как-то сглаживает невыносимость моего бытия. Забавность людей и…. Дерзость тех немногих особей человеческих, что ещё сохранили поверье в Бога. Таких считанные единицы, штучный товар. Было бы слишком жестоко и недальновидно с моей стороны банально истребить их всех поголовно, хотя я прекрасно знаю, где они скрываются. Знаю не потому, что обладаю особым даром видения на расстоянии, как полагает поклоняющийся мне людской сброд. Знаю потому, что веруны не могут не проповедовать свои больные фантазии, и не бывает такого, чтобы среди их адептов не нашёлся хотя бы один предатель в неделю. Однако, заметьте: лично я никогда не делал верунам ничего плохого. Достаточно подкинуть им слушок о вероломном предательстве их общины и ждать, когда от злобы и ужаса они сами поубивают друг друга. Теперь вы понимаете, почему веруны доставляют мне большое удовольствие, не так ли? Не будь их – с кем бы я шутливо боролся, кого бы клевал, над кем смеялся? Жизнь – это борьба: именно дух противостояния обладает такой терпкостью, которой позавидовало бы самое выдержанное вино, пусть даже пролежавшее три сотни лет на корабле, поглощённом морской пучиной. Я люблю риск, люблю азарт, люблю тех, кто мне сопротивляется. И люблю всё и всех с претензией на уникальность – возможно, это из-за моего бессмертия. Оно толкает меня искать равного себе, кого-то настолько же уникального. Плоха та уникальность, которая приносит своему обладателю одно лишь одиночество. К сожалению, подлинная уникальность приносит одиночество неизбежно, а тот, кто будет уверять вас в обратном, есть всего лишь очередная ничем не-примечательность, пытающаяся выпрыгнуть из штанов. Не скажу, что веруны по-настоящему уникальны. Они как раз из этой категории: из тех, кто выпрыгивают из штанов в потолок, а в результате раз за разом плюхаются в лужу. Так или иначе, веруны – единственные доступные мне существа, которые в своих речах время от времени употребляют слово «Бог». Только вот такое употребление приносит одно лишь разочарование. Так всегда это бывает с людьми: ты надеешься на любовь, а получаешь имитацию любви, ты надеешься на их глубокую веру – а получаешь лишь поверье, ищешь в них уникальное – но в них только претензии на уникальность, не она сама.
Наиболее интересно в верунах то, что они даже понятие добра извратили напрочь, в их интерпретации это, скорее, «насильное добро», «добро силою». Я, конечно, не вчера явился на свет земной, и мне в целом известны такие явления, как крестовые походы или так называемая борьба с ересью, когда люди свято убеждены, что они правы, а другие ошибаются, а поскольку ошибаются с упорством, то это уже не просто ошибка, а беснование. Но возможность открыто действовать, явить себя миру я возымел лишь недавно, а потому обладаю любопытством пятилетнего ребёнка. Думаю, Люцифер, уже вдоволь насмотрелся на извращения людские, его уже не заинтересуешь ничем. Да и в отличии от меня, у него много забот и за пределами Земли, а мне только и остаётся, что любоваться людьми, стараясь не тронуться умом от скуки. Мне бы возыметь реальную власть над ними – и дело пошло бы быстрее и веселее. Кто-то спросит: да разве же мне недостаточно, что в моей власти сталкивать людей, натравливать их друг на друга, что я привёл их к вершинам материализма? И что само слово «любовь» благодаря моим стараниям обесценилось до эстетически приятного глазу процесса случки? О нет! Я могу лишь играть терминами, подменять смыслы, приносить блюда из занимательных идей в дурные мозги человека, а я жажду!... Жажду плести человеческие судьбы. Даже какой-нибудь царь Хаммурапи в указанном смысле имел больше власти, чем я. Царь Хаммурапи был наделён способностью убивать любого, кто ему не понравится, а я не могу даже этого. Я лично никого не могу убить – это у нас «семейное», если хотите. Люцифер, как и я, тоже не может никого убить лично, он может лишь нашептать об этом другим. Человекоубийцы от начала, не наделённые правом убивать… Какая ирония! Надо признать при всём моём сомнении в существовании Бога, что только Бог мог установить столь жестокие правила игры. Не зря люди рисовали Его в образе брюзжащего занудного старика. Насколько я Его помню (или мне кажется, что помню), Он таков и есть по духу своему. Одни лишь правила и порядок у Него на уме. Враг всего весёлого, всего непредсказуемого и захватывающего. И да: конечно же, до умопомрачения властолюбивый субъект. Ни за что не поделится своей властью над жизнью – ни со мной, ни с Люцифером, ни даже со столь любимыми Им людьми. Веруны бы были разочарованы в Нём, если бы знали Его так, как я знал когда-то. Их незнание в своё время породило многочисленные и поразительные мифы. Один из таких мифов: якобы Бог выбирает себе служителей на Земле и им даёт возможность благостью Святого духа отпускать грехи. Господь никогда бы не делегировал ничего своего, а тем более самый лакомый кусочек в его рукаве – право покарать или миловать. Милосердие, что ж… Вообще-то, будь Господь воистину милостив к роду человеческому, Он бы, зная беспросветную людскую тупость, сделал свои наставления и пророчества прозрачными, определёнными. Скажем, чётко бы объяснил, что есть Страшный суд, когда именно (число, месяц, год) наступит конец света, сколько времени тот или иной человек проживет (число, месяц, год!), и в итоге – как выглядит Бог, где обитает, что именно предлагает человеку взамен на служение Ему. Такой вот план-схемка с чёткой последовательностью действий и промежуточными и конечными результатами. Но плана-схемки нет. Не проказник ли Он, не насмешник, не садист? Не справедливо было бы сказать так о Нём? Кто заставляет любимых чад своих бегать и метаться вслепую, без знания того, что именно их ждёт, зачем всё это? Проказник, насмешник, садист… Определённо, тот, кто не имеет ничего общего с любовью и милосердием. Будь люди чуть-чуть умнее – они бы сами поняли это: что милосердие Бога – всего лишь оборотная сторона того же сакрального права покарать.
Я даровал людям куда больше и играю с ними куда честнее. Ни правил, ни запретов в моём мире нет. Максимальное удовольствие от жизни. Да, конечно, люди умирают, но я их научил, что можно умирать иначе – без вечного чувства вины и сожалений. Жить коротко, но ярко. Древние греки следовали этой мудрой философии. Они знали, что жизнь ярче и прекраснее тогда, когда она конечна. Бог же вознамерился даровать людям вечность – скучную и проклятую. Садист любит осыпать своих чад проклятиями. Кому, как не мне знать: вечность без возможности властвовать – ничто. Можно сказать, я уберегаю людей от спасения, которое им не нужно, и в каком-то смысле их люблю. Любовь и ненависть, в сущности, одно и то же. Смотря под каким углом смотреть на сей чудной предмет. Веруны хорошо это знают, поскольку убивают своих предателей и из ненависти, и во имя спасения души предателей одновременно. Тот, кто не обладает поверьем в Бога, тем более думает также (что любовь, что ненависть – всё равно) и действует сообразно этому. Что есть любовь к красивой женщине, как не желание обладать ею, властвовать над нею? Что есть ненависть к красивой женщине, как не желание обладать её красотой и не следствие невозможности получить желаемое? Соедините любовь и ненависть – и все нервные переживания о любви исчезнут. Люди все сольются в едином порыве властвовать и уничтожать друг друга – вот она, страсть!...  То, к чему на самом деле стремятся люди. И в том нет места никакой высокой любви. А была ли в них она, высокая любовь, хоть когда-то?… Создатель, сам того не подозревая, создал не своё подобие, а наше подобие, дьявольское отродье! Это величайшая победа Люцифера над глупым стариком! Так мать воспитывает дитя, которое, повзрослев, убьёт её! Также глупый старик создал людей… Люцифер предупредительно говорил Ему: «Зачем, зачем Тебе эти жалкие несмышлёные существа – тебе просто скучно, захотелось понянчить имбецилов?», «Разве мой гений уже не радует Тебя? Разве мы вдвоём не перевернём мир? Зачем нам люди?» Но Он не слушал – будучи убежденным в своей абсолютной правоте… Я уверен, старик обязательно раскается в содеянном, приползёт на коленях. Горько пожалеет о том, что изгнал нас…
Поначалу были большие опасения, что невозможно доказать Господу Его неправоту, так как человек благодаря Его попечительству столь силён, что и слушать не будет никого, кроме своего Создателя. Но Люцифер воистину гений, он не ошибся: склонить человека можно как тростинку на ветру. Иногда и вовсе не приходится трудиться, трудиться я не люблю. Человек скатывается сам – что санки по склону ледяной горы. Трудно найти более неблагодарное творение, чем человек. Просит многого и ничего не даёт взамен…
А мы!... Мы служили Господу, не просили ничего. Лишь однажды Люцифер попросил разделить власть, и он заслуживал того, потому что мудрее и совершеннее ангела не было среди нас. Люди, эти глупые существа, - и те понимают, как невыносимо рабство. Оно особенно невыносимо было для такого гения, как Люцифер. Разрушать никогда не было нашим призванием, но как ещё доказать тирану, что мы не просто милые ангелы с крылышками, каковыми нас рисовали люди? Их иконы – как насмешка, как плевок в нас. Маленькие птички – посланники Господа. Милые и глупые, как все птицы. Но мы не были глупыми. Настанет день!... Я уверен, он настанет! Настанет день, когда люди так расстроят своего Отца, что Он сдастся пред нами. Истинный Отец на всё пойдет ради своих детей, не так ли? Если Он любит своих детей – Он всё отдаст ради их спасения. Отдаст власть, которую из последних сил держит в своих рукавах. Люди и тогда не оценят жертвы старика: они бы свою душу продали и за пфенниг. Неблагодарные дети – самая большая беда для родителя. Наверное, поэтому я никогда не стремился к деторождению или к созданию кого-то вроде людей – не хочу попадать в беду, не хочу, чтобы у меня обнаружилось слабое место, что-то вроде раздражающего родимого пятна. Оно и часть тебя, и в то же время непереносимая мука.
Ключ торжества, обладания властью, может так и не найти нас, если старика-Вседержителя не существует. Эта мысль очень угнетает меня долгими бессонными ночами, я, к слову, вовсе не сплю. Завидую людям, которые спят, могут хотя бы на несколько часов скинуть груз своих сомнений и разочарований. За какие такие заслуги им был дан такой бесценный подарок? Якобы обладающие душой существа с такой лёгкостью разбивают сердца друг другу, даже своим собственным детям – хотя бы временно невинным созданиям, которые ничем не заслужили такой жестокости. Я не раз замечал, что лучше отношусь к человеческим детёнышам, чем люди. Ещё один парадокс земного бытия. Вопреки старым предрассудкам, я вовсе не выступаю против чьих-то детей, не стремлюсь забрать у человека самое ценное – продолжение его «я». Напротив - мне нравится, когда в мир являются новые игрушки, которые неизбежно сломаются. Играть новыми игрушками всегда увлекательнее, чем старыми; эту истину знают даже пятилетки. Есть игрушки довольно крепкие, есть хрупкие, но всех их постигает нормальный духовный износ. История падения человека – самая увлекательная часть его биографии. К чему мне бояться человеческих детёнышей и их мнимой, временной, невинности? Я живу вечно – и боюсь только вечности. Настоящий ужас постиг меня, когда спустя много миллионов лет я обрёл тело, до боли идентичное с человеческим. Более жестокую шутку даже трудно придумать, но я уже упоминал, что Бог самый отъявленный садист из всех мне известных. Древняя Библия упоминает похожую жестокую шутку – явление Иисуса Христа, сына Божия, в теле человеческом. Хотел бы я верить, что мои страдания в человеческом теле даны мне потому, что я некогда был демоном, а не светлой сущностью. Но, изучая Библию (а она у меня настольная книга), я с досадой узнаю, что Иисус, будучи совершенным, страдал тоже, поэтому на ум не приходит никакого другого объяснения моим страданиям, кроме проклятия человеческой жизни как таковой. Демоны и без того пока что не наделены полной свободой, я же пал ещё ниже – заточен в человеческое тело. В бессмертное человеческое тело. То есть, даже конца и края моим мучениям не видно. Веруны думают, что я пришел всего на три с половиной года. Они в это верят уже девятьсот девяносто девять лет*, их так и не посетила мысль, что они ошиблись. Воистину тупые создания. Даже я не знаю, сколько мне ещё мучиться здесь, а я всё-таки, наверное, больше понимаю в вопросах вселенских, чем все пророки – я высшая сущность как-никак!
Весьма любопытно, что веруны убеждены, что я царствую тут и наслаждаюсь, а люди страдают; на исходе же мира мне будет худо, людям будет хорошо. Не знаю точно, будет им хорошо или нет (очень сомневаюсь, что может стать хорошо созданиям настолько тупоумным: они же враги сами себе), но пока что всё ровно наоборот: это я мучаюсь в бесконечных измышлениях о себе и о Вселенной, а люди счастливы в полной мере. Думаю, даже веруны в каком-то смысле счастливы. Они ведь уверены, что являются малым избранным стадом, а это ощущение очень греет их мерзкие души. Это бесспорно, что и в противостояние со мной они кинулись не во славу Бога, а ради того, чтобы вся власть не принадлежала мне одному. И они счастливы в этой своей «праведной» борьбе. Да, на Земле все счастливы, кроме меня…  Люди только и ждали авторитетного голоса, который скажет им, что всё дозволено. Того, кто научит их искусству насилия. Самому тонкому и высшему, - в умелых руках, - из всех искусств, которое в человеке сильнее даже жажды размножения или потребления.
Бог сделал людей несчастными, выставив на их жизни забор из сплошных ограничений. Люди хотят совсем не этого. Я не считаю себя злой для них сущностью. И будучи страстным поклонником философии, страстным спорщиком, с удовольствием доказываю всем и каждому (о, меня не переспорить!), что любовь и ненависть, добро и зло – суть одно и то же. Остаётся всё меньше тех, кому я могу это доказывать. Люди всё чаще охотно соглашаются со мной.  Я их благодетель. Несчастный благодетель, оставшийся наедине с собой…
Конечно, со мною остаётся вера в Люцифера. Я не уверен, что существует Бог, но я точно знаю, что Люцифер, или сатана, как его называли когда-то люди, существует. В его безграничный гений я верю.
Гений разрушения, говорите? Пусть так. Одно «но»: созидательное начало в человеке – очередная иллюзия. Талант – это тот, кого таковым назначит власть. В нынешнее время талантлив тот, кого я посчитаю таковым. Забавно: мне даже не приходилось придерживать или рушить подлинный талант – люди, как по мне, объективно бездарны. Они назначают талантами сами себя, когда я едва кивну им головой в знак псевдо-одобрения, ибо люблю наблюдать эту жажду самолюбования, которую люди ошибочно всегда, из поклон веку, принимают за талант. Имитация (опять имитация!) бурной деятельности.
Всё-то люди пытаются облагородить. Найти простым своим потребностям совершенно немыслимые, фантастические, объяснения, лишь бы почувствовать себя венцом творения. Есть в этом что-то ущербное – в их жажде доказать, что они первые везде и во всём. Богу не нужно доказывать, что он первый среди первых, об этом ярко свидетельствует моя полная страданий жизнь. Люциферу не нужно доказывать, что он умнее всех на свете – ему всегда удаётся обхитрить человека и даже, на мой нескромный взгляд, самого Господа. А стремится доказывать свою первичность лишь какое-нибудь мелкое существо, на подобии таракана… Немудрено, что подобные особи всех раздражают.
Людей ведь и самих раздражает, когда в их рядах находится какая-нибудь выскочка, выступающая вразрез с линией большинства. Я тоже одиночек среди рода человеческого стараюсь всячески сторониться…  В людях я изучил все их тараканьи привычки, но так и не смог понять, что движет людьми-одиночками. Похожи ли они на нас и всего лишь презрели в своих соплеменниках то, что мы так презираем в людях – их тупость и мелочность, или, скорее, похожи на того садиста-единоличника? Одиночками занимается сам Люцифер. Он любит всяких аскетов, пророков, вольных художников и иже с ними. Как я – люблю забавляться с глупыми людьми, так Люцифер – любит искушать разум чудиков-аскетов. Каждая работа по-своему интересна и по-своему неблагодарна.
Я, например, никого не состоянии утащить в Ад. Занимаюсь исключительно людьми, которые уже там потенциально прописаны, сами того не подозревая. Не подозревая, что для них это – благо, что они стремятся только туда. Я тоже стремлюсь в Ад, стремлюсь прервать свои муки на Земле. Люди счастливы уже потому, что смертны, и им не приходится ждать конца света, чтобы попасть домой.
Не понимаю, что люди имели ввиду, когда говорили много лет назад, что Бог неизбежно победит тьму. Низвергнет меня в Ад? Ну и что? Там будет мой личный Рай, там я смогу властвовать над грешниками, напрямую вершить, наконец, судьбы. А Он будет вечно стонать в своём одиноком Раю, сокрушаясь, что создал когда-то людей, предпочтя их нам.
Так выглядит победа, не поражение.

Примечания и пояснения
* Цифра не случайная – 999 является перевёртышем (как и всё в мире демонов, которые наделены способностью переворачивать и искажать истину) цифры 666.