61

Луша уговорила всё же Маняшу сходить в лес за земляникой.

- Ягоды и так уже отходят. Пойдём. Потом надумаешь идти, да поздно будет.

Маняше всё равно. Какие ягоды? Но всё же пошла. Дома уже тошно сидеть.

Мать толком не разговаривает. А если и начинает, лучше бы молчала. Всё попрёки.

Отец из шинка не выходит. Потому что чаще выползает. Чуть ли не на четвереньках. А потом всю ночь напролёт то песни поёт, то дочь непутёвую клянёт.

Сестрички да братики малые со страхом смотрят на Маняшу. Что за несчастье она в дом принесла? Одна шестилетняя Нютка прижимается, жалеет.

- Не плачь, Манечка, - по щеке гладит ласково, а у самой слёзки капают.

С Нюткой и пошли.

Пока шли по лугу, настроение у всех поднялось, забылись на время невзгоды. Маняша затянула песню, Луша и Нютка подхватили. Маняшин голос сильный, звонкий, ведёт и исправляет неумелые и робкие голоса подружки да сестрички.

- Ох, - внезапно остановила песню Маня, - почему людям нельзя жить как птичкам? Самая развесёлая у них жизнь. Ни тебе барщины, ни тебе барина. Свобода.

- Ну, не такая уж у них свобода, - неуверенно возразила Луша. - Тоже работают день и ночь. То гнездо строят, то птенцов высиживают да кормят.

- Э-э-э. Разве это работа? Это удовольствие, а не работа.

Луша украдкой взглянула на Маняшин живот. Скоро и у неё будет это удовольствие. Только что-то не радостно от этого. Маняша словно уловила Лушину мысль:

- А у нас всё наперекосяк. Дурнее птиц мы что ли?

Когда входили в лес, не оглянулись. А если бы оглянулись, то увидели всадника.
Владимиру Осиповичу надоело лежать, захотел покататься по пыльным дорогам. Увидел девок, решил догнать.

Первой услышала топот копыт Нютка. Оглянулась, дёрнула Маняшу за руку:

- Дядька едет.

Тут уж все остановились.

Луша как увидела, кто за ними скачет, так испугалась, что убежала бы. Куда глаза глядят. Хоть на край света. Но как же Маняша и Нютка? Они не убегут. И Луша осталась. Бледная, дрожащая, словно заяц в силках.

- Девки, дорогу давайте, а то растопчу, - весело закричал барин.

Те отошли ещё дальше в придорожные кусты.

- О! Вот кто тут прохлаждается, по грибочки, ягодки бегает, когда самая сенокосная страда.

«Сенокос же ещё не наступил», - машинально подумала Луша.

Барин слез с лошади, к большому огорчению девушек. Посмотрел долгим пристальным взглядом на Лушу. Светлые глаза той стали огромными от страха. Барин слегка усмехнулся. Кивнул небрежно в сторону Маняши:

- Отойди-ка!

Та бросила беспомощный взгляд на подружку, крепко схватила Нютку за руку, отошла.

- Что ж ты, милочка, сегодня без дружка своего - каторжанина?

«Знает всё». Луша задрожала крупной дрожью. Молчала.

- Вот что, девка. Хотел я с тобой по-хорошему, теперь - не знаю даже... Как ты сама заслужишь. Недельки через две готовься. Вон, можешь спросить у неё, - Владимир Осипович кивнул головой на Маняшу, - что делать надо. Манька, ходи сюда!

Маняша подошла.

- Замуж хочешь? Вот думаю, какого жениха тебе подыскать. Как тебе глянется дед Карась? А? - Владимир Осипович засмеялся, довольный собой.

Маняша молчала, глядя исподлобья.

- А это что за матрёна? - тут Владимир Осипович впервые обратил внимание на Нютку. Потянулся руками к лицу девочки.

- Не трожь! - вдруг завизжала Маняша и рванула к барину, с разбега толкнула его обеими руками в живот. Тот от неожиданности не удержался на ногах и полетел в придорожную траву. Но быстро вскочил на ноги. В следующее мгновение с размаху ударил Маняшу в лицо кулаком.

- Вот, что, девки, - Владимир Осипович казался ужасно спокойным, лишь глаза стали какими-то белыми, выдавая его бешенство. - Не захотели по-хорошему, теперь будет по-плохому.

Барин обвёл взглядом поверженных противниц. Маняша сидела в траве, смотрела на обидчика, и в глазах её пылала ненависть не меньшая, чем у него. Кровь хлестала из носа и рта, она не успевала её вытирать рукавом. Нютка плакала и гладила сестру по голове, с опаской оглядываясь на барина. Луша стояла бледная, в волнении прижав руки к груди.

- Ты готовься, - Владимир Осипович указал пальцем на Лушу, и голос его тоже дрогнул. - И о-о-очень нужно будет постараться, чтобы пастушонок на каторгу не пошёл. Да и ты тоже следом за ним. Чтобы и там не разлучались.

Повернулся к Маняше:

- А ты ещё пожалеешь, паскуда. Локти будешь кусать.