Не слышали, но прочли?..

     Когда он проводил занятие, его многие не слышали. Некоторые из тех, которые его не слушали, даже не делали вид, что его слушают.

     Вежливость к преподавателю - это способность слушателя делать вид, что он слушает преподавателя.

      Он даже радовался определённому поведению прогульщиков его лекций. Радовался тому, когда прогульщики хотя бы на один его вопрос отвечали словами именно из его лекции.

      А вообще обидно: он им рассказывал то, что выработал сам. Они же его не слушали, не записывали, отвечали ему на его вопросы  словами из учебников и статей других людей.

     И  конце концов, он пришёл к горькой мысли о том, что он - плохой преподаватель.

     Он догадался, что хороший преподаватель - это тот,  которого слушают, не делая такой вид, и слышат!

     Слышать же означает не столько  записывать, сколько запоминать.

     Многие утверждают, что запомнить что-то может тот, который к чему-то в чужой устной речи прислушался.

     Лично он никогда долго не останавливался на том, что хороший преподаватель тот, к которому или школьники, или студенты прислушиваются.

     По его мнению прислушиваться - это  означает пробиваться через помехи.

     Помехи - это то, что вбрасывает в свою устную речь гениальный или отличный преподаватель.

     Помехи в речи гениального или отличного преподавателя должны быть легко преодолеваемыми слушателями.

     Преодолевая лёгкие помехи, включаемые в свои речи гениальным или отличным преподавателем, слушатели развиваются быстрее.

     Ему же никогда не хотелось быть гениальным или отличным преподавателем. Ему достаточно было бы стать хорошим преподавателем. 
   
     Хороший преподаватель ничего не усугубляет. Усугублённостями пользуются гениальные или отличные преподаватели.

     Хорошему преподавателю достаточно, чтобы из присутствующих в аудитории хотя бы несколько человек его слышали.

     Слышать - это значит не пробиваться через помехи, быть открытым к восприятию того, что слушаешь.

     Слушающие беспрепятственно, открыто слышат слова хорошего преподавателя, не прибегающего к ухищрениям  гениального или отличного преподавателя.

      Ему же не удалось стать даже хорошим преподавателем. И он перестал быть преподавателем. Совсем перестал разговаривать с реальными слушателями и с теми, кто только делают вид, что слушают, а в действительности - не слышат.

     Он стал писать. Точнее, он стал записывать то, что уже давно пребывает в его голове и то, что вновь приходит  в его голову или вновь в ней возникает. Что происходит из его головы.

     Человек, которого мало кто слышал, часто очень сильно хочет, чтобы его тексты прочитывали.

     Прочитать текст - это то, что почти полностью совпадает с тем состоянием, когда слушатель что-то услышал в чужой устной речи и запомнил.

     Так как он бывший преподаватель, то стал думать о том, что такое запоминание устных текстов.

     А также он стал думать о строении памяти не об услышанном, а о прочитанном.

     Он решил, что у одних читателей их читательская память устроена так, что какой-то текст, небольшой, они запоминают целиком.

     А у других читателей  память устроена так, что может выхватывать и запоминать только куски, фрагменты как малых, так и больших эльхапэ. Литературно-художественных произведений. 

      Выявив два вида читательской памяти, он понял, что перед ним стоит теперь вопрос: на какую читательскую память ориентироваться лично ему, как сочинителю, на ту, которая запоминает эльхапэ целиком, или на ту, которая запоминает кусочки, фрагменты произведения?

     Он от кого-то услышал или где-то сам прочитал, что те читательницы и читатели, которые запоминают литературно-художественное произведение целиком - впечатлительные.

     Если рассчитывать на читательскую память, запоминающую эльхапэ целиком, то нужно наполнять текст литературно-художественного произведения тем, что может впечатлить читательниц и читателей.

     Он долго старался наполнять свои литературно-художественные произведения тем, что могло бы впечатлить тех прежних его слушателей, которые раньше его совсем не слышали. Впечатлить, чтобы  те, которые не слышали его, как преподавателя, теперь бы читали сочинённые им тексты, запоминая их целиком, а не только отдельные их строки.   

    Это могло бы стать вершиной его сочинительского мастерства: побудить читать его литературно-художественные произведения тех, которые раньше совсем его не слышали. Не удалось!

     То, что ему не удалось наполнять свои произведения тем, что впечатляет читателей так, что они его произведения запоминают целиком, его приземлило.

     Приземлившись, он понял, что его удел, как сочинителя литературно-художественных произведений, состоит в том, чтобы наполнять их мыслями, то есть кусочками, строками, фразами, которые запоминаются в своей отдельности.

      Таким образом, он сам, своей волей определил себя в число не тех сочинителей, которые впечатляют читательниц и читателей своими произведениями, взятыми целиком, а тех сочинителей, которые работают над отдельной строкой, чтобы хотя бы она запомнилась читателю.

     Он, скорее всего, неправильно определил отличия поэтической от прозаической строки.

     По его мнению, поэтическая строка должна впечатлить, а прозаическая, - заставить задуматься над её содержанием.

     Сосредоточившись на работе над содержанием своих прозаических строк, он дождался со стороны своих коллег, - других сочинителей, обвинений в излишнем академизме.

     Вполне логично, что бывший  преподаватель не может избежать в своём сочинительстве  определённой доли академизма, но лишний академизм - это крайне плохо. Это недопустимо в литературно-художественном сочинительстве!

      Что же ему делать? Его, как преподавателя, не хотели слышать, может быть, потому, что он был излишне академичен в своей устной речи, а теперь, когда он стал сочинять литературно-художественные произведения, его опять обвиняют в излишнем академизме уже его письменной речи.

     Кто-то ему сказал, что для, того, чтобы коллеги по сочинительству не обвиняли его в излишнем академизме его письменных литературно-художественных произведений, он должен добавлять в них не воду, а воздух.

     Натуралистам, охотникам и путешественникам легче, чем ему, добавлять воздух в свои литературно-художественные произведения. Они нагуливают свежий воздух для своих произведений на природе. 

     А он, как бывший преподаватель, не является ни натуралистом, ни охотником, ни путешественником, ему придётся добывать воздух для своих прозаических произведений из камня своего внутреннего мира.

     Это очень трудно - добывать впечатляющий читательниц и читателей воздух своих произведений из камня своего внутреннего мира. Если у него это не получится, он будет вынужден отказаться от осуществления собой литературно-художественного сочинительства.

     И вот он сидит над своим новым литературно-художественным произведением.

     Он перерабатывает некоторые, не все,  камни своего внутреннего мира в воздух, одновременно обучаясь отличать и отделять, навсегда изгонять из своих произведений спёртый воздух, оставлять в них только воздух свежий!