Соседи

1
Олег и Лена Овсянниковы вернулись с прогулки. Не успели разуться, в дверь позвонил сосед, литератор Леонтий Лодырев.
- Ночью двери скрипели, - входя и потирая руки, пожаловался литератор.
- У нас тоже скрипят, - без энтузиазма ответила Лена и скрылась в комнате.
- После дождей пришла сырость, - стал объяснять этот эффект Олег, - двери потяжелели, петли заскрипели.
- У тебя в холодильнике блины остались? - приглушённым голосом поинтересовался  Леонтий.
- Не блины, а мясные бризоли. Да ты проходи на кухню.
- Можно их съесть?
- В микроволновке полторы минуты грей и сметану возьми.
- Хватит ли полторы минуты?
- Хватит. Будешь сильно разогревать, развалятся.
Лодырев достал из холодильника бризоли и, состроив недовольную гримасу, заявил:
- Что-то они позеленели. Не отравиться бы.
- Кто позеленел? – не понял Овсянников.
- Вон, бризоли твои зелёными пятнами покрылись.
- Там кинза. Это мясо с зеленью. Не обращай внимания. Говядина нежирная, без зелени они будут суховаты.
- Убедил, - развеселился литератор, - полторы минуты, говоришь?
Давно были съедены бризоли, Лена спала мирным сном. На кухне сидели Олег, Леонтий и чуть позже к ним присоединившийся второй сосед по лестничной площадке, майор милиции на пенсии Семён Семёнович Куцерда.
- Сегодня были с Ленкой у Членова, её женского врача, - рассказывал Олег, отхлёбывая из чашки остывший чай, - Хороший доктор, неравнодушный. Редко встретишь теперь такого. Заверил, что жена здорова и ничто ей не мешает иметь детей. Гуляли по центру. Перейдя Красную площадь, дошли до «Новокузнецкой». Весь фасад станции упрятан за высокий железный забор. Оказывается, закрыта на ремонт. Стали смеяться, что-то тут не то, это какой-то знак. Говорю: «Вечер тёплый, пойдём пешком до «Добрынинской». Шли не спеша, разговаривали. Толкнув массивную дверь станции метро, я оглянулся. И тут, словно ударили меня по темени. В глазах потемнело. Всё это были знакомые места. Весь этот район я знал, как свои пять пальцев. Дома, дороги, - всё, всё, всё. Пять лет кряду исправно ездил сюда к однокласснице, Светке Жёсан. Им дали квартиру в этом районе. К тому же она потом поступила и училась в Плехановском на экономическом. После армии я катался в «Плешку» через день. А иногда ехал прямо к ней домой. Мы бродили по старинному некрополю Донского монастыря, смотрели фильмы в кинотеатрах «Правда» и «Алмаз». Я ловил сачком для бабочек её волнистого попугая, улетевшего из дома в форточку и примкнувшего к воробьиной семье. Светка жаловалась на сокурсницу, которая будучи замужем за хорошим парнем с их курса, спит с деканом. А я ревновал её и к декану, и к рогатому «хорошему парню». А поссорились на Новый год. Нарядились, я в Деда мороза, она в Снегурочку и отправились поздравлять соседей. Я выпил лишнего. Короче, поздравляя жильцов, я их целовал. Это-то Светке и не понравилось, высказала мне неудовольствие. А я нет, чтобы извиниться или промолчать, психанул. Ушёл, хлопнув дверью. В молодости совершаешь непростительные глупости, о которых потом жалеешь всю жизнь. Были бы у меня уже дети-подростки. Хочется детей. Дети - это радость, надежда на будущее.
- Что ты такое говоришь, - возвысил голос Куцерда. - Нет у тебя потомства и радуйся. Вон, у меня взрослые сыновья по тюрьмам сидят, а несовершеннолетние дочери живут, не знаю с кем и где. Дети сознательно губят себя, и ты никак не можешь это исправить и смириться с этим тоже не в состоянии. Одно расстройство от них. Сам не знаешь, чего хочешь. Готовишь еду у себя в ресторане, в этом и находи утешение и радость.
- Нахожу. Но этого мало. Готовлю я вкусно, приглашали в Париж на стажировку. С профессией я угадал. А вот с жёнами не везло. Первая берегла фигуру. Была кожа да кости. И это жена повара. Коллеги поднимали на смех. Клизмы себе каждый день делала. Но это ещё полбеды. Бывало, с аппетитом съест всё, что я приготовлю, и бегом в туалет. Два пальца в рот и желудок чист. При этом уверяла, что моя стряпня ей нравится, иначе б не ела. А из-за очистительных процедур я не должен на неё обижаться. Пусть бы оно и так, человек я покладистый, мирный. Но представь, Семён Семёнович, себе праздничный стол, за которым сидят уважаемые люди, дорогие гости. И вот они слышат, как мою супругу после употребления пищи, в туалете выворачивает наизнанку. Близкие люди, конечно, были осведомлены про её бзик. Но не будешь же посвящать в её дурь каждого нового гостя. Случались эксцессы. Человек хвалит кушанье, наворачивает за обе щеки и то, и сё. Вдруг обращает внимание на странные характерные звуки. Планировка-то у нас в квартирах какая? Туалет располагается рядом с кухней. Всё слышно. Только для бывшей жены такая планировка была удобна, всё под рукой. Ты смеёшься, а смешного тут мало. При этом я терпел её и развёлся только из-за её измены. Решил гостям фотографии жены показать. Достал чёрный конвертик, в котором продаётся фотобумага, вынул снимки. Глянул на них и ужаснулся. На всех супруга была голая. Собственно, на снимках была красивая, свободная женщина, ничем не похожая на мою закрепощённую, забитую, молчаливую жёнушку. Оказывается, у неё была другая, скрытая от меня, интересная жизнь. Понадобилась же такая ещё кому-то, кроме меня. Вторая жена - полная противоположность первой. Ей было всё равно, что у неё в тарелке. Смешает остатки грибного супа с рассольником и, не подогревая, всё это без хлеба навернёт. Честное слово, хуже, чем поросёнок. На мой взгляд, такая же сумасшедшая, как и первая. Не везло мне с жёнами.
И вот на исходе третьего десятка встретил я Лену. Как говорят в таких случаях, вторую половину. Полагал, что сразу начнём плодиться и размножаться. Очень для этого старался. В первый год супружеской жизни не пропускал ни одной ночи, «бросал в поле семя». Но ничего не взрастало. Обратился к врачу, тот посоветовал заниматься «посевами» реже, дескать, зерно не успевает набрать силу. Стал я два раза в неделю трудиться на супружеской ниве. Ничего не получается. Сегодня проверились ещё раз у Членова. За себя, надо признаться, я спокоен. Но и жена, после сегодняшнего медосмотра оказалась здоровым человеком, годным к деторождению. Ты должен меня понять, старик. Устал я жить только для себя. Это губительно для организма.
- Живи для жены, - возразил ему Куцерда.
- Жена и я, - одно целое. Нужен ещё кто-то, о ком следует заботиться. Иначе смысла у жизни нет.
- Собаку заведи или кота.
- Какую, к чёрту собаку! Какого кота! Ты, Семён Семёнович, всё не то говоришь.
- Не надо ругаться. Давайте все вместе мне книгу сочиним, - предложил литератор.
- Пойду, засиделся, - вставая, отрезал Куцерда, - бризоли кончились, чай остыл.
Семён Семёнович взял «лимонную дольку» из вазы с конфетами и, лениво пережёвывая мармелад, удалился.
После ухода Куцерды Лодырев пожаловался:
- Жаль, майор ушёл, надо было по милицейской теме ему вопрос задать. Понимаешь, взялся сочинять детектив и споткнулся на первом шагу. Не смог придумать, как находят труп в заброшенном здании.
- Легче простого. Школьники любят играть в заброшенках, парочки бесквартирные, в основном студенты, там уединяются. Или ещё проще, зашёл человек по нужде.
- По какой нужде?
- По большой. По маленькой может и под деревце сходить. В молодые годы трудился я в заводской столовке, и хлебнул с голодухи то, чем мы заводчан кормили. У рабочих желудки лужёные, политуру с денатуратом выдерживали, не то, что наше варево. А я после смены вышел с завода и чувствую, до дома не доеду. Свернул в такой, как тебе нужно, заброшенный дом. Присел в полумраке. А когда глаза привыкли к темноте, вижу, - в этой же комнате, рядом со мной, сидит Валентина Ульяновна, наш шеф-повар. Видимо, тоже пригубила из общего котла. Смеху-то было. После этого она меня уволила.
- За профнепригодность?
- За длинный язык.
- Ну, хорошо. Допустим, я с этой задачей справлюсь. А вдруг сейчас детективы не читают. Узнать бы, какой жанр сейчас в фаворе, - сокрушался Леонтий.
- Не в жанре дело. Если умеешь хорошо писать, то в любом жанре будешь иметь успех. А если ты ещё откроешь новый мир… Дело в том, что когда бездарный человек, плохой писатель, открывает новый мир, то его, этот мир, никто не замечает.
- Бездарный человек, плохой писатель, как ты говоришь, не откроет новый мир.
- Нет, он его откроет, - убеждал хозяин гостя, - но потом будет жаловаться, кричать на всех углах: «У меня идеи украли!». Взять того же Шекспира. Его обвиняли в том, что он крал сюжеты писателей, живших двести лет до него. Да, книжка издана, но её невозможно читать, - паршиво написана. Да, главные герои взяты оттуда, сюжет тоже позаимствован, но совершенно другая картина разворачивается. Это примерно так же, как разные режиссёры берут одну и ту же пьесу и по-разному ставят её в театре. В зависимости от умения, таланта и восприятия мира. Именно поэтому в одном театре спектакль по этой пьесе смотрится, как что-то невероятное, как абсолютный шедевр, а в другом как что-то заурядное или даже позорное.
- Ты своими примерами взбудоражил во мне воспоминания. Что-то у кого-то я хотел украсть, именно по той причине, что тема не раскрыта, - забеспокоился Лодырев, - А вот у кого и что – забыл. Помню только, что хотел украсть.
- Шекспир крал и Александр Дюма.
- А почему я хотел украсть? Видел, что о важном, касающемся всех нас, написано вскользь, небрежно. И только я сообразил, что это важно, как в моём воображении всё это стало расцветать и приобретать свои огромные, настоящие размеры. Решил, что надо стащить без затей.
- И хорошо, и правильно, не стесняйся.
- Дело за малым. Осталось только вспомнить, у кого и что я хотел утащить. Это, как в моём рассказе о воре.
- Что за рассказ?
- Даже не рассказ, скорее, задумка. Вор приходит к врачу и жалуется: «Доктор, пикантная ситуация. Дело в том, что я по профессии вор и выхожу на дело со склерозом в голове. Иду по улице, вижу – луна, звёзды светят. И совершенно забываю, куда иду, чего хочу украсть. Так что неровён час, скоро с голода умру. Жена из дома выгонит».
- Кстати говоря, я этого склеротика понимаю, - засмеялся Овсянников, - Потому что иной раз прихожу утром на работу и начинаю думать: «А что мне готовить?». Но включаю кофемолку, подтягиваются другие повара. Они-то и сообщают, что я предполагал замутить.
- Вот, как тебе такое развитие событий. Врач поздно вечером сидит дома, смотрит телевизор. Слышит, кто-то ключ подбирает к его квартире. Он открывает дверь и видит, что на пороге стоит его сегодняшний пациент. Вор врачу плачется: «Доктор, простите, ради бога, но я забыл, кого хочу обокрасть. И чтобы завести механизм памяти, стал совать отмычку в первую попавшуюся дверь. К счастью, она оказалась вашей», - «К счастью для кого?», - «Для меня, конечно. Будь на вашем месте другой человек, я бы рисковал оказаться в тюрьме».
- А представь, вор взял большой куш, огромную добычу, золото-бриллианты, спрятал и забыл куда.
- То есть он ограбил банк, утащил мешок с деньгами, - подключился Леонтий, - А где спрятал, не помнит. И об этом на приёме он рассказал врачу. Говорит: «Была погоня, надо было заметать следы. Я забежал в новый дом, скинул мешок в одну из ещё непроданных квартир, а в какую именно, забыл». Врач, честный человек, смотрит на номер своей квартиры - «шестьдесят девять» - и понимает, что деньги находятся в ещё незаселённой «девяносто шестой». Где днём идёт ремонт, а ночью в ней никого. Доктор опаивает вора, укладывает его в кровать, берёт его отмычки и лезет в девяносто шестую. Там полицейская засада. Врача хватают и сажают в тюрьму. А вор остаётся жить в его квартире. Жена врача сказала вору, что он её муж, и тот ей поверил. Доктор-то с ней в последнее время не спал, а ей хотелось. А этот несчастный исполнял супружеский долг как солдат, вырвавшийся в увольнение на короткое время, и всё у него по мужской части работало хорошо. И что интересно. Она всю ночь могла от него требовать исполнения супружеского долга, так как он забывал о том, что только что «расплатился». Сделал дело и тотчас забыл об этом. То есть жена пользовалась его слабоумием для удовлетворения своих физиологических потребностей. Что называется, «отрывалась». Решила, что именно такой муж ей и подойдет. Мы с тобой практически целый рассказ сочинили.
- Ты его сам сочинил.
- А главное, все, кроме оступившегося врача, счастливы. Полиция схватила вора, ограбившего банк. Вор, которого выгнали из дома, обрёл крышу над головой и кусок мяса на ужин. И жена врача удовлетворилась, после долгих лет мучительного ожидания. А почему схватили-то? В мешке с деньгами был спрятан маячок. Сыщики очень скоро нашли деньги, но надо было и грабителя взять. Сидели в засаде - ждали, когда вор вернётся за добычей. Там, в «девяносто шестой» квартире, вместе с полицией сидели в засаде и телевизионщики с канала «Столичный криминал». И сразу при поимке включили свет, камеры. Снимали, фотографировали, как на человека с отмычками надевали наручники. А врач взял ещё и маску вора, чтобы в своём доме его никто не узнал. Переоделся в одежду гостя, приподнял воротник. Следователь на пресс-конференции скажет: «Почему мы так долго не могли поймать злоумышленника? Потому что он маскировался под порядочного, всеми уважаемого человека». Кстати, тот, кого поймали, вполне может быть не врачом, а дознавателем. Следователь это тот, кто расследует преступление. А кто такой дознаватель? Чем дознаватель от следователя отличается? Надо было у Куцерды спросить. Дознаватель в переводе – «добраться до знаний». Знаешь, мне кажется, такой человек раньше попросту назывался палачом. Возможно, дознаватель при пытках отшиб вору память. А тот, забравшись к нему в квартиру, видит, - знакомый, но не может вспомнить, кто это и всё ему рассказывает. Можно сделать по-другому. Дознаватель работает ещё и психотерапевтом в районной поликлинике. То есть, имея диплом юриста, втайне от полицейского начальства ещё и подрабатывает врачом. Вор к нему приходит, жалуется: «У меня проблемы с памятью». А тот сам же ему память и отбил, используя при пытках всякие наркотические вещества. Дознаватель же может быть психиатром, два дня на одной работе трудится, два дня на другой.
- Всё возможно. Выучился на психолога, устроился дознавателем. Денег не платят. А с учётом того, что завёл знакомства, работая в полиции, устроили по совместительству в поликлинику психотерапевтом.
- Да-да. Сидит он в кабинете и плачет: «На двух работах тружусь, но денег на жизнь не хватает. Мне бы банк грабануть». Кстати, у американцев полно фильмов, где полицейские грабят банки. Дознаватель получает экстаз и удовлетворение во время дознания, жена ему малоинтересна. А женился он на ней в своё время из-за карьеры, была дочка профессора или из-за прописки. Или же, допустим, его поймали на преступлении, но в тюрьму не посадили, начальник прикрыл, женив его на своей распутной дочери.
- Первый вариант лучше. А то бедный вор-склеротик окажется в постели с какой-то шалавой, вместо несчастной женщины. Где тут подвиг? И ты мне объясни, что ты всё про воров стараешься сочинять?
- Так теперь иначе нельзя. Раньше главным героем в литературном и кинематографическом творчестве был молодой коммунист, сейчас старый «вор в законе». Он надёжа и опора населения, растерявшегося в наше смутное время.
- Да -а, - только и смог сказать Олег и попросился спать.


2

До того Лодырев увлёкся темой вора-склеротика, что стал звонить Овсянниковым среди ночи.
- Олег, будешь смеяться, - говорил он в трубку, - В девяностые я работал в охране автобусного парка и со мной бок о бок трудился профессиональный вор, который в молодости специализировался на вскрытии сейфов. Он своё отсидел, зажил мирной жизнью, завёл козу. К чему его вспомнил? Начальство охраны мало того, что знало, что в штате охраны бывший вор, так они его ещё как-то попросили вспомнить молодость и открыть сейф с бумагами. Начальник охраны ключи от сейфа куда-то задевал, а бумаги срочно понадобились. Сейф громоздкий, металлический, но простой, не банковский, без затей. И хозяин козы этот сейф запросто и с удовольствием открыл. И сразу заблестели у него глаза, помолодел. Лет двадцать этим не занимался, а руки-то помнят, - такое было настроение. Всё равно, как старик женился на молодой и после двадцати лет простоя у него получилось. Руководство охраны поблагодарило бывшего вора за то, что он их выручил. А потом стало поглядывать на него с опаской. Как только он сорвался и выпил на смене, его сразу же уволили. Другим прощали длительные запои, «зашивали-кодировали», а его держать не стали. Видишь, какие замечательные люди со мной в охране работали.
- Леонтий, дай поспать, завтра поговорим.
Не прошло и минуты, снова звонок. Овсянников поднял трубку и сказал:
- У тебя совесть есть? Ты не только меня, но и жену будишь. Ну, чего тебе ещё? Чего молчишь?
- Простите за поздний звонок, - после долгого молчания, ответил ему незнакомый молодой голос, - Вас беспокоит ваш сын Зденек.
- Да-а, - растерялся Олег, - Зденек? Очень приятно. А ты как, где?
- Не беспокойтесь. Я приехал в Москву, остановился у приятеля, буду поступать в институт, - в трубке повисла пауза. - Увидимся ли когда? У меня день рождения через два дня, я хотел бы вас пригласить в кафе. Удобно ли это?
У Овсянникова защемило сердце.
- Зденек, продиктуй свой телефон, я завтра позвоню, и мы договоримся о месте и времени встречи, - сказал он.
Олег записал номер и положил трубку. И тут же к нему с расспросами пристала жена.
- Что за новость? Какой ещё Зденек?
- У меня есть сын. Взрослый. Я совсем забыл о нём. Из моего дальнейшего рассказа поймёшь, почему. Служил я срочную службу во внутренних войсках. И на втором году службы, ближе к дембелю, ходили мы целой ватагой к девушкам в общежитие. Колька Шлак, сослуживец, учил меня, говорил: «Представляться нужно чужим именем, каким-нибудь Зденеком Засодимским. А то ещё будут неприятности». Короче, всех девушек приличных ребята разобрали, а мне досталась самая страшная. У неё подбородка совсем не было, как у нерпы. Делать нечего. Я всё не решался до неё дотронуться, а она мне с упрёком в голосе эдак говорит: «Ты же Зденек, а не бзденек, - залезай».
- На неё? - морщась, как от съеденного лимона, поинтересовалась Лена.
- Нет. Сначала, под одеяло, - виноватым голосом, стал оправдываться Олег, - Ну, а затем, разумеется...
- Не стошнило?
- Ты права. Сначала было гадко. А потом темнота её уродство скрыла, а во-вторых, в постели я представлял себе другую, Светку Жёсан, одноклассницу, в которую был влюблён. Ты не сбрасывай со счетов, что всё это было давным-давно, при «царе Горохе». Молодость, дефицит женского внимания. Лена, ты должна меня понять.
- Рассказывай дальше, Зденек. Что было после?
- Сослуживцы, что призвались позже меня, сообщили, что она родила мальчика и записала его в ЗАГСе Зденеком, так же, как и отца. Вот поэтому у моего сына такое имя. А адрес мой ей те же сослуживцы дали, они же продолжали в женское общежитие ходить. Всё это время она мне не писала. Ни слуху, ни духу, а тут - сын приехал. Видимо, в адресном бюро дали мой телефон, он и позвонил. Вот и весь секрет.
- Имя странное, не говоря уже про обстоятельства, при которых оно ему досталось. Фактически вымышленное.
- Так и есть, вымышленное. Меня же не Зденеком зовут.
- Теперь я ничему не удивлюсь. Может, ты и Зденек. Или это не твой сын, а настоящего Зденека, а ты беспутного отца зачем-то покрываешь.
- Послушай, заяц. С его матерью ни до, ни после меня никто не спал. Говорю же, страшная была, как смерть. А после родов стала ещё страшней.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Да всё те же сослуживцы писали.
- Какие чуткие и внимательные люди, твои сослуживцы.
- Грехи молодости, ты обязана меня простить. Видишь, нет у меня от тебя тайн, я пред тобой прозрачный, как пред Господом Богом.
Жена заплакала и, вытирая слёзы, стала причитать:
- Я слышала, что у каждого человека имеются «скелеты в шкафу», но что они у тебя такие...
- Не убивайся ты так, - пробовал Олег успокоить жену.
- Да как же мне не убиваться, когда самый близкий и дорогой мне человек открывается с совершенно неожиданной стороны. Оказывается, я всё это время жила не с шеф-поваром, примерным семьянином, а с каким-то оборотнем, сексуально распущенным человеком, бегавшим в общежитие к публичным женщинам. Со Зденеком Засодимским! Какая всё это гадость.
- Ты тоже от меня что-то скрываешь, - робко защищался Овсянников, - Я же не ковыряюсь в твоём прошлом. Объясни, почему ты до тридцати пяти лет оставалась девственницей? При свободе нынешних нравов и твоей ослепительной красоте? И только не говори, что ты из религиозной семьи, я хорошо знаю и твою мать, и твоего отца.
- Секрета нет. У меня было родимое пятно. Красная клякса во всю левую щёку. Все ухажеры от меня шарахались, как от прокажённой. В тридцать пять лет появилась возможность это пятно убрать в Институте красоты. И я сразу же вышла за тебя замуж.
Лена пристально посмотрела на мужа и снова безутешно заплакала.


3

Овсянников не спал остаток ночи. На работе был рассеянным, путал соль с сахарным песком и несколько раз чуть не испортил блюдо. После работы домой ноги не несли, зашёл к Куцерде.
Молодая жена Семёна Семёновича, Наталья Харина, открыла дверь и сразу же убежала на кухню. Олег направился было в комнату, но остановился в коридоре. Хозяин квартиры, как парализованный, лежал на диване, «стеклянными» глазами уставившись в телевизор. В этом состоянии, знакомом Овсянникову, Куцерда никого не желал видеть. «Видимо, с Наташкой поругался», - решил Олег.
Харина на кухне разделывала селёдку. Овсянников сел на табурет у плиты и спросил:
- Почему людям так трудно  понять друг друга?
Вместо ответа Наталья попросила подтянуть ей спадавшие тренировочные штаны, а заодно и трусы.
- Почему они с тебя сваливаются?
- Похудела, да и резинки слабые.
При этом она смеялась тихим колокольчиком. И Овсянникову ничего не осталось, как подтянуть ей сначала трусы, а затем и штаны. Никакого эротического чувства по отношению к соседке он не испытывал.
- Снимал с женщин трусы. Но надевать, подтягивать, не приходилось, - сделав дело, сказал он.
- В жизни всё надо попробовать, - равнодушно парировала Харина.
Отведав чай с блинами и селёдкой, Олег снова заглянул в комнату. Куцерда продолжал лежать на диване, уставившись в телевизор. А его супруга, принявшая душ за то время, пока Овсянников полдничал, не смущаясь присутствием гостя, разгуливала по комнате в прозрачных трусиках и таком же прозрачном бюстгальтере. Достала из шкафа и надела на себя чулки на резинках. Накрасила губы, явно собираясь к любовнику.
«Как только люди ни живут», - мелькнуло в голове у Олега, и он вспомнил, как был свидетелем такой картины.
Семён Семёнович, похожий на бухгалтера, сидел в очках за письменным столом, и в общую тетрадь аккуратно записывал очередные измены жены. А Наталья с равнодушием, словно речь шла о крупе и сахаре, подправляя пилочкой ноготки, называла ему фамилии партнёров по амурным делам.
- С Гудовичем? - уточнял Куцерда.
- Чуть-чуть. У него же с напёрсток и практически не работает.
- Но было?
- Было.
- Когда?
- В понедельник.
- Денег дал?
- Какие там деньги - сто рублей. Мужики - они ведь жадные.
Семён Семёнович подумал, мысленно согласился и продолжил:
- Дальше.
- Братья Блудовы.
- Опять! - вознегодовал супруг.
- Ты же сказал, без комментариев, только фамилии.
- Я запрещаю тебе с ними встречаться. К тому же денег они не дают. Сколько они с тебя выцыганили?
- Господи, «выцыганили», скажешь тоже. Бутылку водки купила одну на двоих.
- Мне никогда даже чекушки не поставишь, а этим - целую бутылку.
- Зачем тебе водка? У тебя после неё голова болит.
- Дальше.
- Сашка Когтев. Схватил, гад, прямо в подъезде, денег не дал.
- Дальше.
- Шишаков Денис, электромеханик. На крыше лифта катал, а потом в машинном помещении я его отблагодарила.
- Где и кого ты только не благодарила. Ну, ладно. Денег дал?
- Коробку лампочек на шестьдесят ватт у него взяла. В коробке сто штук, теперь надолго хватит. Но я ему за это пообещала ещё две встречи.
- Вот это молодец. Я про лампочки. Всё с чужими людьми возишься, а про мужа законного забыла.
- Я тебе не кукла резиновая, - вспылила Наталья, - дай отдохнуть от домогательств, тогда и до тебя очередь дойдёт.
- Кому сказать, - обращаясь к Овсянникову, жаловался Куцерда. - К родной жене за супружеским долгом вынужден занимать очередь. А ведь брал за себя девственницу.
Жили супруги мирно, но время от времени случались скандалы. Дело в том, что Харина, несмотря на то, что предохранялась, время от времени умудрялась забеременеть. А что было самое обидное для Семёна Семёновича, сообщала об этом ему. Тут его терпение лопалось. Он пускал в ход кулаки и кричал: «Главное, рассказывает об этом, как о чём-то для меня приятном! Язык так же несдержан, как и п...да». Наталья оправдывалась: «Да разве я виновата? На меня мужик только посмотрит, я уже беременна».
Овсянников пришёл к Куцерде за поддержкой, но скоро понял, что в этом доме он её не найдёт.
«Да. В каждой избушке свои погремушки», - прощаясь с закрывавшей за ним дверь Натальей, думал он.
От Семёна Семёновича Олег направился к Лодыреву. Входя, сказал:
- Помнишь, я открыл тебе банковскую карту? Сегодня перевёл на неё пять тысяч рублей. Теперь с голода не умрёшь. Можешь картой расплачиваться в «Перекрёстке» и «Пятёрочке».
- Спасибо, - Леонтий картинно поклонился. - Признаюсь, хотел у тебя сегодня пятьсот рублей просить, но получил в десять раз больше. Да не оскудеет рука дающего.
Прошли на кухню. Оказывается, литератор до прихода приятеля пил пиво.
- Для того тебе деньги даю, чтобы ты пьянствовал? - отругал товарища Олег.
- Да, как-то всё..., - Лодырев повертел рукой в воздухе, что должно было означать «плохо мне». Затем забрался в холодильник и нехотя передал приятелю коробку с куриными яйцами. Дело в том, что у Леонтия на кухне, под раковиной, взаперти, жила курица, несшая в день по яйцу. Бабка литератора, перед смертью переезжая из деревни в город, всех кур зарезала, а эту пожалела, отдала внуку.
- Я тебе вчера докладывал, как на свидание ходил? - рассеянно поинтересовался Лодырев.
- Не успел.
- Хотел по горячим следам, да ты сам развязал язык. А потом увлеклись сочинением книги и я об этом забыл. Сейчас отрапортую.
- Девушку прислали из той фирмы, о которой ты мне говорил?
- Да. Они себя называют «Академия неслучайных знакомств». Прислали фотографию женщины. Зовут Виолой Авоськиной.
- Опять какую-нибудь моральную калеку?
- Да, калеку моральную. Ну, а кто ещё будет пользоваться такими услугами. Я моральный калека, она моральная калека. Но я осознаю свою ущербность в этом вопросе, а она не осознаёт.
Леонтий достал и показал фотографию, с которой смотрела довольно миловидная женщина средних лет, с волосами, забранными в пучок, одетая в закрытое платье.
- По первому впечатлению, эта Виола из какого-то старинного города. Приехала в столицу...
- Захватывать?
- Ну, да. Сшила платье, в нём сфотографировалась.
- Нет, на встречу пришла модно одетой. Она, по-моему, москвичка. Преподаёт в институте культуры.
- Что она там преподаёт?
- Менеджмент, если я правильно её понял и без ошибок произнёс это слово.
- А что это?
- Управление культурой.
- Управление культурой? Там ещё и управленцев готовят. Ну, а чем она тебе не показалась? Секту посещает, и это жирный минус, перечеркнувший все её достоинства, даже привлекательность?
- Слишком скромная.
- И умная?
- Относительно.
- Женщине это можно даже в плюс поставить.
- Посмотрим.
Олег рассказал Леонтию о внезапно объявившемся сыне, о ссоре с женой.
- Дело в том, что я ещё ни разу с Леной не ругался, это первая наша ссора. От того, как она разрешится, зависит будущее нашей семьи, - склонив голову, как на исповеди, проникновенным голосом сказал Овсянников.
- Не переживай, - успокоил его Лодырев, - Ленка умная и ей не семнадцать лет. Всё будет хорошо.
После этих слов Олег приободрился, взял коробку с куриными яйцами и пошёл домой.


4
Всё произошло именно так, как и предполагал Леонтий. Лена попросила у Олега прощения за ночную истерику и сама предложила отпраздновать день рождения Зденека у них на квартире.
Овсянников, созвонившись с сыном, передал ему предложение супруги, продиктовал  адрес и они условились о времени.
Дело было за малым, - организовать стол и массовку, то есть созвать гостей. Стол Олег накрыл царский, а гости были традиционные. Он с Леной, Куцерда с Хариной и Леонтий должен был прийти с Виолой. Зденек отмечать свой день рождения явился один.
Это был высокий, худощавый юноша с плоской грудью, длинными конечностями и лицом старичка. Волосы короткие, светлые, жидкие, брови и ресницы белёсые, глазки маленькие, бесцветные, прищуренные. Нос кнопочка, подбородка почти нет, узкие губы, сложены в саркастическую улыбку.
Одет он был в чужой старомодный серый костюм и застиранную до неприличия белую рубашку. Обут в изношенные ботинки коричневого цвета.
Первое впечатление от Зденека разнилось у супругов Овсянниковых.
- Твой сын похож на уголовника, только что освободившегося зека, - шепнула мужу Лена, усаживаясь за стол.
- Ну, что ты. Не на лицо смотри, а в душу, - пристыдил её Олег. - Какая-то неоскудевающая радость исходит от Зденека. Словно жизненной энергии в нём на сто человек. Он радуется всему. Стулу, на котором сидит, людям, окружающим его. Будь к нему снисходительна.
- Ты думаешь, он дурачок?
- Наоборот. Человек, нашедший себя, своё место во времени и пространстве и ощущающий таким образом гармонию всего и вся.
Застолье началось с поздравлений именинника, а продолжилось лекцией Куцерды. Семён Семёнович рассказал о том, что Вселенная погибнет от перенаселения. Приводил факты и цифры. Закончил фразой:
- К шести тысячам сто семидесятому году мы заполним Вселенную народом от края и до края. Каждая звезда в каждой галактике будет иметь по десять планет, населенных с такой плотностью, какая сейчас наблюдается в Московском метро в час пик. К восьми тысячам семисотому году возможности Вселенной иссякнут и надежд больше не останется, человечество погибнет.
- Всё это глупость несусветная, - спокойно прокомментировал услышанное Лодырев, - Человечество болеет, дряхлеет, воюет. И только приходится удивляться, как мы ещё не уничтожили сами себя. Такое впечатление, что у сильных мира сего нет других задач, как только погубить человечество вместе с планетой, на которой живём. А ты - перенаселение, захват Вселенной. Откуда у тебя все эти цифры?
- Это Айзек Азимов подсчитал и в своей книге описал.
- Вот-вот, и над ним посмеёшься. Ещё ни один прогноз не сбылся.
- Никакого перенаселения не будет, - успокоила всех Виола, - над этим давно уже работают «лучшие» умы человечества.
- Над чем работают? - не понял Леонтий.
- Над сокращением населения.
- И как решат? Под видом вируса потравят миллионы?
- Кого-то действительно ждут вакцины. Кого-то превратят в бесплодных. Устроят войны, голод. Не будет никакого перенаселения. И полётов к далёким планетам не будет.
- А сами-то инженеры сокращения человеческой массы размножатся?
- А как же. Кто-то должен же будет жить на освободившемся пространстве.
- Избранная раса?
- Избранные. Я про расы ничего не говорила.
- Давайте будем ближе к нашему празднику, - вернул Олег гостей в конструктивное русло, - а на отвлечённые темы поговорим в следующий раз.
- А я с ней согласен, - поддержал Авоськину Куцерда, - Виола... Как вас по батюшке?
- Зовите Виолой.
- Ну, хорошо. Я что хочу сказать. Всё к этому идёт. Взять хотя бы правоохранительную сферу, которая мне близка. Первого марта одиннадцатого года сотрудников правопорядка обозвали полицаями. Я тогда уже подумал, что что-то не так в государстве, которого по сути-то давно уже и нет. Сорок процентов сотрудников сразу уволилось после этого.
- Может, их «вычистили»? - поддел его Леонтий, - Уволили за то, что у пьяных по карманам слишком усердно шарили?
- Нет, сами ушли. Уволились не только старые кадры, такие как я. Но и молодые сотрудники, лейтенанты и капитаны. В своих заявлениях они писали: «не желаю служить полицаем».
Заражаясь обличительной риторикой, наперебой с Куцердой принялись говорить и Лодырев с Авоськиной.  Леонтий ругал культурную политику страны, а Виола школьную реформу. Один Овсянников молчал. У него в семье и на работе всё было хорошо. А теперь вот и взрослый сын нашёлся.
- Ну, что вы все разом принялись бесов кормить? - капризно крикнула захмелевшая Наташка и в её руках оказалась гитара. Харина взяла  несколько аккордов и запела.
«Мне хочется друга и друга такого
Чтоб сердце пылало при мысли о нём,
Чтоб встречи случайные огнём обжигали
Чудесным и нежным, стыдливым огнём...».
После песни хорошенько выпили, закусили и сделали перерыв. Мужчины перебазировались на кухню и, открыв окно настежь, дружно закурили.
Из комнаты доносился громкий голос опьяневшей Хариной.
- Я что, от хорошей жизни по рукам пошла? Майор, когда мы только встретились, был полон сил, молод душой. Всё по блошиным рынкам, по барахолкам мотался. Скупал антиквариат, всё это перепродавал, на жизнь хватало. А потом у него «завод» кончился. Лежит на диване, уставившись в телевизор и месяцами со мной не разговаривает. Не знаешь, жив он или мёртв. А хлеб покупать на что-то надо. Вот я и взялась, как могла зарабатывать. От хорошей жизни я что ли, стала бл...ю. А Денис Шишаков при всех меня обозвал проституткой, позорил. За что? Разве я это заслужила?
Лена принялась учить Наташку, как разговаривать с обидчиками.
- У каждого человека есть право доброго имени, - учила Овсянникова. - Можешь на этого Шишакова в суд подать. Скажешь: «Я с тобой спала?». А ты, к слову, с ним спала?
- Спала, - подтвердила Наташка. 
- Ну, вот, скажешь: «Если я с тобой спала, то это ещё не значит, что можно меня называть проституткой. Проститутка деньги за это получает, а я с тебя денег за это не брала». Ты же не брала с него денег?
- Нет, только ящик с лампочками.
- Ну, вот, так что смело можешь подавать на него в суд.
Харина сменила тему, принялась жаловаться на мужа.
- Семён, конечно, человек с познаниями, с жизненным опытом, но не имеющий понятия, как пить так, чтобы не напиваться до свинского состояния. А напившись, этот милый человек становится буен, затевает ссору на ровном месте, устраивает драку. Находиться с ним в обществе - настоящая беда. Уж сколько я из-за него вытерпела, со сколькими друзьями и подругами пришлось распрощаться. А сколько раз он на аборты меня посылал. Я и сейчас беременна, не знаю, что делать.
- Рожать, - посоветовала Виола, - частые аборты ведут к бесплодию. И всё это может кончиться тем, что когда захочешь иметь детей, уже не сможешь.
Наталья, на какой-то миг протрезвев, задумалась и сказала:
- Живя со стариком, я детей иметь не желаю. А вообще я детей хочу. Очень хочу. Мне майор не разрешает. Но я эту проблему решу.
- А я своего мужа уважаю и изменять ему считаю делом постыдным, - ни с того ни с сего заявила Лена.
- И я уважаю, но изменяю и не стыжусь этого, - отстаивала свою точку зрения Харина.
«Совсем девчонки пьяные», - мелькнуло в голове у Овсянникова, слышавшего их разговор. Жалобы жены не ускользнули и от ушей Куцерды.
Семён Семёнович, подобно супруге, тоже «поплыл» и принялся жаловаться.
- Веришь ли, друг. Семейная жизнь приводит меня к неврозам. Чувствую себя потерянным.
- Я давно собирался поговорить с тобой об этом, - начал Олег.
- О чём? - насторожился пенсионер.
- О том, что нельзя так жить, как ты живёшь с женой. Всё это не нормально.
- Постой, не горячись. Дело в том, что я не готов рубить с плеча, - принялся оправдываться Семён Семёнович, - Это же не маленькую ошибку признать. Ты предлагаешь считать просчётом всю мою жизнь с Хариной? Это не так. Или ты хочешь разрушить мою самооценку? Хочешь, чтобы я признал себя неудачником? Этого не будет. Я предпочту оставаться несчастным.
- Да ничего я не хочу, - рассердился Овсянников, - Живи, как знаешь. Я уже жалею, что завёл этот разговор.
- Не кипятись. Ты же не знаешь, как я с Наташкой познакомился. Она торговала крадеными лезвиями «Жилет» у станции метро. Мои орлы её «свинтили» и привели в отделение.  Я принялся её стыдить. Она в слёзы, говорит: «Что вы кровь из меня пьёте». Действительно, приезжая, деваться ей некуда. Поставили девчонку к ящику, велели лезвия продавать, чем она виновата. Привёл её к себе, сказал, чтобы жила у меня и ничего не боялась. Через неделю она обвыклась. Это сейчас она бой-баба, смелая, красивая. А тогда не на что было смотреть, я называл её «червячком». Была маленькая, худенькая. Одни глаза у неё были и бесконечная преданность мне. Наташка обожала меня и трезвого, и пьяного, любила и в горе, и в радости. Любовалась даже моими вещами. Я как-то застал её сидящей в коридоре с моим ботинком в руках. Она им восхищалась. Короче, она меня боготворила. А для меня была действительно маленьким, незаметным, любимым червячком. И я не заметил, как этот червячок постепенно переродился в прекрасную бабочку-махаона. Стала женщиной-богиней, при свете которой тускнеют самые яркие красавицы. Она всех затмевает. Вот какой случился с ней метаморфоз.
Тем временем Зденек, тоже изрядно захмелевший, хвастался Леонтию своими победами над женщинами.
- Я посмотрел на часы, получается, я её сорок минут «оттопыривал», а затем соскочил с неё, побежал в ванную и под холодный душ встал. Снял напряжение. Так как семя терять - здоровью вредить.
- Это в первую встречу ты так себя повёл? - спросил подошедший к ним Олег.
- Нет. В первую встречу «кинул ей палку», - она и успокоилась, на бочок повернулась. Привыкла, что у женатиков второго раза не бывает. А я её развернул и показал всё, на что способен. Четыре раза за ночь, а она аж шестнадцать.
- Что «шестнадцать»? - не понял Куцерда, так же подтянувшийся к компании.
- Шестнадцать раз кончила, - громче обычного объявил Зденек.
- Сынок, тише. Ты с такой гордостью об этом говоришь… Но ведь женщинам не только это от нас надо. Совершенно другое они ставят во главу отношений, - стал поучать Овсянников, - Если ты этого не поймёшь, то твоя подруга очень скоро потеряет к тебе интерес.
- А что им надо? Деньги?
- Деньгами тоже всё не купишь. Давай, становись поскорее личностью. Только с такими женщинам интересно. Оперяйся, оформляйся, читай книги, думай, задавай себе и другим неудобные вопросы, ищи смысл жизни. Такой вот тебе мой отцовский совет. Станешь интересным, эрудированным, и беспокоиться насчёт женщин не придётся. Сами к тебе косяком пойдут.
- Твоя жена - блондинка, длинноволосая. Волосы ниже попы. Я выпил коньячку и у меня на неё «встал», - ни с того ни с сего признался Зденек, -  Думаю: «Господи, я хочу жену отца». Надо выйти из-за стола и уйти, куда глаза глядят, забиться в тёмный угол.
- Ты молод, влюбчив. Эта физиологическая реакция в твоём возрасте вполне объяснима. Нет в этом влечении ничего преступного и постыдного, - постарался успокоить отец сына и неожиданно для себя принялся рассказывать про свою вторую жену, врача по профессии.
- Есть такая фраза, - говорил Олег, - «Совместное распитие спиртного с успехом заменяет предварительные ласки». Так вот алкоголь у нас с ней заменял не только предварительные ласки, но и сам секс. Вместе пили, ругались, дрались. Помню, боремся мы с Нинкой, катаемся по полу, а мать, она тогда ещё жива была, глядя на нас, говорит: «Вот это любовь». На самом деле жена-алкоголичка - это беда. Когда я с ней развёлся, вздохнул полной грудью.
Овсянников решил дать сыну денег, отлучился на какое-то время. Вернувшись, застал Куцерду за поучениями. Пенсионер считал своим долгом поделиться с молодым человеком житейской мудростью.
- Когда заходишь в уборную, прежде всего, спусти воду, - учил Зденека Семён Семёнович. - Всегда так делай. Проверяй, работает ли слив. Если не послушаешься меня, можешь попасть в щекотливую ситуацию. Навалишь кучу, а в сливном бачке воды не окажется. Не морщись. Когда приходишь в гости к одиноким бабам, сплошь и рядом такое случается. Скажут: «Забыли предупредить, что сливной бачок не работает». Не смейся, в квартирах у одиноких женщин всегда так. Я-то на собственном опыте всему этому учился, не повторяй моих ошибок.
Вернулись за стол, выпили.  Зденек, осмелев и освоившись, принялся рассказывать небылицы.
- Я выучился у мастера двум-трём секретным приёмам и надел маску, так что тренер меня не узнал, - повествовал молодой человек. - И я его в присутствии Аньки Зверевой перефехтовал. К тому же у меня и рапира была длинней.
- Так и должно быть, - смеялась пьяная Наташка, поощряя лгунишку бесстыжими комментариями. - У молодого рапира и должна быть длиннее и толще, чем у старика.
- Обидел меня тренер перед любимой, а я подучился и его наказал. Рапирой рассёк на нём одежды, а у него там, на груди, татуировка - Ленин со Сталиным. Он же позиционировал себя демократом и либералом. Ругал, где ни попадя, вождей революции. Я его разоблачил и в прямом, и в переносном смысле. А тренера моя тётка любила. Пригласила к себе на день рождения. Пирогов напекла, гостей созвала, таких же подхалимов, как этот тренер. А меня она ненавидела за то, что я ей всегда правду в глаза говорил, не лицемерил. Так вот, наготовила она пирожков с повидлом, устала и отдохнуть прилегла. А я всю начинку из пирожков съел, а туда наклал... Сами догадываетесь, чего. А тётка-то у меня в районе высокий пост занимала. Созвала она к себе своих прихлебателей-подчиненных и давай потчевать их своей стряпней с моей начинкой. Тренер и подчинённые, кривятся, но кушают. Да ещё и нахваливают. Эх, вы думаю, подхалимы какие. Говорю: «Тётушка, гости так бойко едят пирожки, что боюсь, тебе ни одного не оставят. На, возьми, сама съешь». Откусила тётка, да как её на скатерть вытошнит. Сообразила, кто во всём виноват и на меня с кулаками. Насилу я тогда от неё убежал.
- Так ведь запах, наверное, шёл? - вытирая от смеха слёзы, попробовала усомниться Лена в искренности рассказчика.
- А я разве не сказал? - тотчас нашёлся Зденек, - У тётки, во-первых, насморк был на две ноздри, то есть врождённый геморрой.
- Гайморит, - поправила Лена, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
- Ну да, гайморит. Чуйка у неё не работала с детских лет. А во-вторых, я подстраховался. В пирожки ваниль и корицу добавил, чтобы вонь отшибить. Так что пока не откусишь, не догадаешься, что там внутри.
- Сразу видно сына повара, - уже не скрываясь, хохотала Овсянникова.
- Так это он фильм «Скарамуш» вам пересказывает, - пытался Леонтий разоблачить рассказчика.
- Сам ты Скарамуш, - выкрикнул Зденек и вдруг накинулся на Лодырева  с кулаками. 
Пришлось разнимать. 


5

Через неделю Овсянников вспомнил, что забыл извиниться перед Леонтием за безобразное поведение сына. Заглянул к Лодыреву вечерком и снова застал его за распитием бутылочки пива.
- Писатель, я лишу вас финансирования, - шутливым тоном пригрозил Олег, - Что не так на этот раз?
- Был вчера у Виолы. Открыла ящик с бельём, а там на видном месте лежат фаллоимитаторы. Она перехватила мой недоумённый взгляд и стала объяснять. «Это предметы медицинской профилактики женских заболеваний. Например, таких, как цистит. Это вот мамин дружок, а этот мой». Меня покоробило от такой откровенности. Несовременный я человек. После увиденного не смог я к ней прикоснуться. Хотя пришли именно за этим. За чаем узнал, что у неё любимый композитор Губайдулина, а любимый художник Малевич. Что ежедневно «для расслабухи», она по бутылочке шампанского принимает. Тут со своим алкоголизмом никак не развяжусь, ещё и её лечи. Меня называет чужими именами. Я у неё то Лео, то Леон. Отвыкли мы от русского, оскотинились.
- Я думаю, не в фаллоимитаторах дело, не в её взглядах на современное искусство. И даже, не в том, что она пьёт. Ты просто её не любишь.
- Я такими категориями, «любишь - не любишь», давно уже не мыслю.
- Вот и сейчас в разговоре со мной, продолжаешь обманывать себя. Любовь для тебя всё ещё остаётся главным во взаимоотношениях с женщинами. Поэтому ты такой разборчивый. Не унывай. С голоду благодаря мне, не помрёшь. А там путём проб и ошибок найдёшь свою даму сердца.
- А как ваши дела? - лениво поинтересовался Леонтий.
- Жена раскритиковала гардероб Зденека и взялась его одеть-обуть, показать Москву. Купила ему сапоги «казаки» и туфли «оксфорды». Две пары джинсов, - кожаные и хлопковые, две рубашки - синюю джинсовую и вишнёвую шёлковую, атласную. Две куртки, - джинсовую и «косуху» из кожи буйвола. Посетили Парк Культуры имени Горького, ВДНХ, зоопарк и цирк. Ленка жаловалась, говорит: «Очень уж Зденек прожорлив. Зашли в ресторан перекусить, съел и свою, и мою порцию, да ещё и попросил добавки». Говорит, в зоопарке Зденек минут сорок простоял у клетки с выдрой. Чего там рассматривать? Морж ему очень понравился, ожиревший белый тигр и конечно, медведь, вымогавший конфеты. А цирковое представление одно и то же, они аж три раза смотрели. Когда я с сыном ходил в бильярдную, он всё интересовался, чем Ленка занимается. Я ему рассказал, что шьёт дамские головные уборы, платья модельные, на дому. Но он всё допытывался: «А работает-то она кем?». Не понимает, что шить дамские шляпки, моделировать платья это большой, тяжёлый труд.
Вернувшись от Лодырева, Овсянников поужинал. Собрался идти спать, как  вдруг заглянул всклокоченный Куцерда и ошарашил новостью:
- Олег, ты знаешь, от меня ушла жена.
- Теперь знаю. 
- Я её не раз предупреждал, чтобы пользовалась резинкой, - стал кричать Семён Семёнович, - Обещала, клялась. А тут опять залетела. Терпение моё не безгранично. Бить её на этот раз не стал. Взял да и выгнал  к такой-то матери. Пусть катится теперь на все четыре стороны.
Не дожидаясь реакции Овсянникова, пенсионер развернулся и убежал. А через день, подвыпив, признался:
- Сбежала, подлая, с Шишаковым. Взяла с собой телевизор-плазму. Ключи от квартиры в почтовый ящик бросила. Ни тебе «спасибо» за то, что я всё это время для неё делал. Ни телефона, ни адреса не оставила. Так вот отблагодарила.
Олег привык к тому, что у соседей постоянно случаются неприятности и относился к этому спокойно. Но он не мог предположить, что скоро и в его дверь постучатся беда.
Началось всё с того, что Зденек принялся дарить Лене роскошные букеты цветов. Что не вызывало со стороны Овсянникова беспокойства. Про себя он поругивал сына: «Тоже мне кавалер. Сорит моими деньгами». Но вот, случайно, он подслушал телефонный разговор жены с тёщей. Из которого узнал, что Зденек изнасиловал его супругу.
От услышанного у Олега потемнело в глазах. На лице выступили крупные капли пота. Он не знал, как быть. Говорить ли об этом с женой или лучше промолчать. Выпив один за другим три стакана холодной воды, он пришёл в себя и позвал Лену на серьёзный разговор. Она подтвердила, что всё это правда. В подробностях рассказала, как всё было. Показала разорванное бельё, ссадины и синяки. Призналась, что сразу не сказала ему об этом по той причине, что он в объявившемся «отпрыске» души не чает. Испугалась, что он неправильно всё поймёт, да и мало ли какие из этого сделает выводы. Вдруг решит, что она сама во всём виновата.
Олег, как мог, успокоил жену, попросил у неё прощения и поклялся, что ноги его сына в их доме больше не будет.
На следующий день Зденек заявился в гости, как ни в чём ни бывало. Весёлый, счастливый. Начал с того, что с порога принялся просить денег. Как будто ему были обязаны. «Может, действительно, идиот?», - мелькнуло в голове у Овсянникова.
- Зденек, ты зачем себя так ведёшь? - спросил он у сына, сдерживая гнев.
- Как?
- Лена мне всё рассказала.
- Ах, ты об этом. Так ты сам мне выдал карт-бланш, сказал, что это нормально.
- Насиловать нормально?
- Добиваться женщины, которая тебе нравится.
- Да. Но не силою же брать и не законную же супругу отца. К тому же она говорила тебе, что ты ей не нравишься.
Хотел сказать «омерзителен», но сдержался.
- Бабам верить нельзя.
- Оставь этот тон. Ты хоть понимаешь, что совершил уголовное преступление и тебя можно в тюрьму посадить? В общем так, денег больше не получишь и забудь дорогу в мой дом.
- Да пошли вы! - выкрикнул Зденек,  развернулся и ушёл.
Через два месяца, среди ночи позвонили из близлежащего полицейского отделения и сообщили, что у них находится его сын. Сказали: «Пьян, неодекватен, пугает связями и грозится всех посадить. Ссылается на Вас». Просили подъехать. Овсянников разбудил Семёна Семёновича и они вместе отправились в участок.
Привезли Зденека домой, одежда на нём была прежняя, серый костюм с чужого плеча и коричневые ботинки с разбитыми мысами.
Заметив, что отец с вопросом смотрит на испорченную обувь, сын объяснил, что бил ботинками по стене, из-за чего обувь и приняла безобразный вид.
- Зачем бил?
- От отчаяния. Ничего у меня здесь, в Москве не получилось.
- А где новая одежда?
- Модный прикид я продал за треть цены приятелю, у которого жил. Ты ж мне денег не дал. Подскажи, отец, что мне делать?
- В институт поступать. Ты забыл, зачем в Москву приехал?
- Теперь уже только на следующий год.
- Вот и езжай домой, готовься. Я куплю тебе билет, дам в дорогу поесть-попить и посажу на поезд.
Когда вагон, в котором сидел Зденек, тронулся с места, сын высунулся в окно и закричал:
- Папа, хорошо, что ты у меня есть.
«Точно, идиот», - стирая скупую мужскую слезу, подумал Олег.


6

Прошла ещё неделя. С утра пораньше заявился к Овсянниковым Лодырев и сообщил Олегу, что ночью не спал, много думал и решил всё же жениться на Виоле. Просил, чтобы сосед забрал курицу к себе, так как Авоськина собиралась жить в его квартире, а у неё аллергия на птичье перо.
Не успел уйти Леонтий, прибежал счастливый Семён Семёнович и сообщил:
- Звонила Харина, разругалась с Шишаковым, и он выгнал её прямо среди ночи из дома. Я поклялся Наташке, что приму её с чужим ребёнком и никогда за это не попрекну. Возвращается, я помчался её встречать.
Олег закрыл за Куцердой дверь и сказал жене:
- Ну, а нам с тобой и вдвоём неплохо. Правда, заяц? Дети - это клей для непрочных семей. Мы и без этого клея проживём в любви и согласии двести лет.
Он сделал попытку обнять жену, но она уклонилась и крикнула:
- Отстань!
- Что с тобой? - Олег поднял брови, пытаясь понять, в чём дело. - Лена, что за тон?
- Не кричи на меня, нельзя на меня кричать. Я уже согласна на всё.
- На что, на всё? - продолжал находиться в недоумении Овсянников.
- На развод. На то, что ты меня побьёшь. На всё, что угодно, только не кричи. У меня от твоего голоса голова болит. Ты всё грезил о ребёнке. Теперь сын у тебя есть, а я не нужна, - в исступлении вопила Лена, и слёзы градом катились у неё из глаз.
- Да что произошло? Что такое ты говоришь? Ты мой самый дорогой, самый близкий и любимый человек. Даже без детей мы с тобой проживём долгую, замечательную, счастливую жизнь. Прав был Куцерда, я с ним полностью теперь согласен. От детей одни неприятности. К чёрту детей.
Лена заплакала ещё сильней.
- Ну, что опять?
- Я беременна.
- Беременна? - переспросил ошарашенный известием Олег, поднимая трубку не вовремя зазвонившего телефона.
- Беспокоит врач Членов, - сказала трубка, -  Как у вас дела? Я хочу предложить вашей жене пройти курс реабилитации.
- У нас всё хорошо, - не своим, «деревянным». голосом произнёс Овсянников, -  Лена уже реабилитировалась.
- В каком смысле?
- Она беременна.
- Поздравляю, - сказал доктор и положил трубку.
Овсянников повернулся к жене и спросил:
- Кому ж теперь отдать курицу? 

21.07.2024 год.