65

- Ну, курва, добилась своего? - мать смотрела на Маняшу с ненавистью. Лицо её было красное, заплаканное, она собирала по полу какие-то тряпки, сундук стоял, раззявивши крышку.

- Что случилось? - Маняша не успела зайти в хату, как мать ошарашила её своей злобой, дурное предчувствие окутало девушку. Что-то случилось, и ей не хочется знать.

- Нет нашей Нютки! - мать заревела в голос. - А всё ты, паскуда.

«Нет Нютки... Я паскуда... Кто-то это мне это уже говорил... Недавно...» - Маняша чувствовала, как тёмная хата поехала вокруг неё. Девушка нащупала рукой лавку, села.

- А где она? - когда Маняша рано утром уходила в поле, Нютка ещё спала. И вот нет её.

- Признавайся, за что барин на тебя взъелся? Чем ты ему не угодила? Другие девки на твоём месте как сыр в масле катаются. А ты что? Всё норов свой показываешь?

Маняша почувствовала себя виноватой. Да, другие на её месте... А она не смогла.

Потом внезапный протест перекрыл чувство вины. А что у неё за место? Не желает она там находиться. Лучше работать.

Но где Нютка?

- Барин забрал?

- Сказал, что завтра отдаст Ливасову. Обменяет на собаку, - мать зарылась лицом в платок и вновь заревела.

«Отдаст... Как же так? Он тогда сказал, что я локти буду кусать. А как же Нютка? Испугается... Плакать будет. Как она... среди чужих людей, маленькая... Одна. Из дома забрали. Как котёнка. Не пожалели».

Маняша еле сдержала тошноту. Ничего не получается. Всё кувырком. Вся жизнь.

Тяжело поднялась.

- Пойду. Может, что сделаю.

Мать отняла от тряпки красное лицо, взглянула на старшую дочь:

- Иди. В ногах валяйся. Но чтобы без Нютки не возвращалась.

Маняша шла к дому, что стоял на самом берегу речки. Здесь она жила почти всю весну. Отсюда её выгнали, потому что старая стала. И надоела. Не думала сюда возвращаться, не думала, что опять будет ступать по узкой дорожке сада. Но придётся. Придётся познакомиться с той, что теперь на её месте.

Нет, резко передумала. Подождёт хозяина здесь. В саду.

Выбрала укромное место и села в траву.

Долго пришлось ждать. Когда уже стало темнеть, чуть скрипнула калитка и послышались шаги Владимира Осиповича. Маняша глубоко вздохнула, набираясь вместе с воздухом решимости и вышла из-за куста. Барин остановился. В глазах мелькнула неуверенность, и Маняше показалось, что он немного испугался. Во всяком случае, сделал пару шагов назад.

- Доброго здоровьица, Владимир Осипович.

- Ты чего тут? Ты без ножа хоть? Как тать из темноты.

- Без ножа, Владимир Осипович. Я за Нюткой.

- А вот хрен тебе, а не Нютка.

- Нет, Владимир Осипович. Нютку нельзя из дома забирать. Пропадёт она с чужими.

- А мне какая разница? Пошла отсюда, шалава.

- Если я уйду, Владимир Осипович, то или с Нюткой, или к барыне.

- К какой барыне?

- К Глафире Никитичне. Расскажу ей про поддельный вексель. Так он, кажется, называется?

- А... откуда ты знаешь?

- Я много чего знаю. Вы с господином Ливасовым часто за вином сидели вот в этой самой хате. А я рядом была.

Владимир Осипович долго обдумывал слова. Потом смеясь, подошёл ближе.

- А если я твою башку, как цыплёнку сейчас сверну?

Маняша вздохнула:

- Воля ваша. Тогда вы и не узнаете, кому я про вексель ещё шепнула.

- Матери что ли? Или отцу пьянчуге?

Маняша на это промолчала.

Молча обдумывал и Ночаев положение.

- Вы, Владимир Осипович, верните девочку. И забудьте про нас. А я забуду про вексель. Что было, то прошло. И простите меня, что вас тогда ударила.

- Ишь ты, простите. Ладно, не большие от твоей Нютки прибыли. Пошли.

Вскоре Маняша забирала зарёванную Нютку из людской, куда её временно определили. А Владимир Осипович задумчиво смотрел вслед.

Второй раз эта девка взяла верх. И он это просто так не оставит.