Я, прохожий... Отрывки из книги Новелла 7

Февраль 1972-го. Солнечный и очень морозный день. Аэродром на окраине небольшого подмосковного городка Егорьевска. Высоко в голубом, выстуженном до прозрачности небе, медленными кругами набирая высоту, тарахтит старенький «кукурузник» АН-2 со спортсменами-парашютистами на борту. Мы же, двадцать допризывников, по направлению Клинского военкомата прибывших сюда на десятидневные сборы, с завистью и волнением ждём той минуты, когда от самолёта одна за другой начнут отделяться маленькие, почти невидимые с такого расстояния фигурки парашютистов. Да и как тут не волноваться? Ведь следом за ними будем прыгать и мы – прыгать впервые в жизни: не напрасно же мы целую неделю учились укладывать парашюты, прыгали с вышки, готовясь к этим трём дням прыжков с самолёта...
Наконец, наступает и наша очередь! В самолёте холодно. Сидим вдоль бортов на жёстких скамейках, лицом друг к другу, и почему-то молчим. Самолёт время от времени «ухает» в воздушные ямы, и тогда мы отрываемся от скамеек, а внутри возникает какая-то пустота (так бывает, когда входишь в лифт, нажимаешь кнопку, и лифт начинает трогаться вниз). Всё бы ничего, но в хвосте самолёта лежит огромная кувалда, которая в такие моменты тоже отрывается от пола, на мгновение зависает в воздухе и потом с глухим стуком падает обратно на гулкое железо...
Время тянется необычайно медленно, и мной начинает овладевать нетерпение, которое с каждой минутой становится сильнее страха перед предстоящим прыжком.
«Скорей бы уж, что ли…» – думаю я, бросая взгляды на лица сидящих напротив меня моих друзей-одноклассников Юры Кочеткова и Володи Павлова; кажется, они испытывают те же самые чувства.
Наконец из кабины пилотов выходит наш инструктор Александр Громов – здоровенный крепкий мужчина. У него не такой парашют, как у нас, а как у лётчиков: он свободно болтается у Громова за спиной где-то на уровне щиколоток и выглядит абсолютно несерьёзно.
«Да как с таким прыгать-то?! – недоумённо переглядываемся мы. – Это же игрушка какая-то, а не парашют!»
Громов рывком распахивает дверь – «калитку», как он её запросто называет, - и бесстрашно высовывается наружу; с минуту смотрит куда-то вниз, потом поворачивается и указывает пальцем на двоих из нас, сидящих ближе всего к «калитке».
- Вперёд, бойцы!
Первая пара вываливается из «кукурузника», а Саша начинает втаскивать в самолёт огромные, хлопающие на ветру парашютные чехлы. Я поворачиваюсь к иллюминатору, чтобы посмотреть, как у моих товарищей раскрылись парашюты (да и раскрылись ли?!), но ничего, кроме бьющего в глаза солнца не вижу.
Самолёт делает круг, подходит к точке выброски, и Громов указывает пальцем на нас с Юрой.
«Ну, вот и конец!» – проносится в моей голове дурная мысль. Встаю, дрожащей рукой цепляю карабин вытяжного фала к тросу, идущему над головой, и на ватных ногах делаю два шага к распахнутой «калитке», за которой – бездна. Громов хлопает меня по полечу, и я, больше ни о чём не думая, делаю так, как нас целую неделю учили в Центре подготовки: ставлю левую ногу на обрез люка, правой рукой берусь за вытяжное кольцо, нагибаю голову, чтобы не стукнуться лбом о верхний край проёма, и… просто шагаю за борт самолёта. Как будто порог в доме переступил - и всё.   
Короткие мгновения свободного полёта, потом рывок и сразу  – ощутимый динамический удар. Куда лечу, вверх или вниз, мне в первый момент всё равно: главное, что лечу, а не камнем падаю! Прежде чем посмотреть вниз, на землю, задираю голову, смотрю на раскрывшийся купол и зачем-то начинаю тщательно пересчитывать стропы, хотя и так сразу видно, что все они (а их двадцать восемь) целы и невредимы. Когда же перевожу взгляд вниз, на заснеженную землю, то делаю неприятное для себя открытие: меня мотает под куполом, но не как маятник у часов, а широкими кругами. Чтобы как-то остановить это движение, начинаю за передние лямки тянуть купол на себя, и через какое-то время болтанка заканчивается. Оглядываюсь по сторонам и замечаю метрах в семидесяти от себя парашют Юры Кочеткова.
- Эй, Юрик!!! – ору я ему во всю глотку. – Ты как?!!
- Нормалёк! – улыбается Юра, и я вдруг понимаю, что отвечает он мне, не напрягая голосовых связок, а обычным своим тихим голосом, и я его почему-то отлично слышу...
Потом было ещё два прыжка, после которых мы, собрав парашюты, вернулись в Центр, где нас накормили сытным обедом (утром, перед прыжками, ни у одного из нас аппетита почему-то не было: так и поехали на аэродром с пустыми желудками). Затем нам выдали все причитающиеся документы, а начальник Центра полковник Орлов торжественно вручил свидетельства спортсменов-парашютистов третьего разряда и новенькие значки с ромбовидными подвесками, на которых с одной стороны были выбиты цифры «3», а на другой - «5».
Выйдя за ворота Центра, мы, естественно, тут же перевернули эти подвески так, чтобы всем окружающим было видно, что идут бывалые парашютисты, совершившие аж целых пять прыжков из поднебесья…
Правда, никто из нас в ВДВ не попал: вся наша «парашютная» команда была призвана в армию в один день и в полном составе отправилась служить в далёкую Монголию, где присутствие десантных войск тактикой и стратегией Генерального Штаба не предусматривалось. В общем-то, и правильно: какие по количеству десанты на Китай (а дело было через три года после событий на острове Даманском, и отношения между нашими странами были далеко не самыми лучшими) ни сбрасывай – хоть всех сразу! – а толку с этого не будет: это всё равно что пачку соли в океан высыпать...
А мне та парашютная подготовка всё же пригодилась – правда, в других войсках и спустя почти двадцать лет после того, как я вернулся из Монголии...