Часть5 Стальные вершины повесть

Автор Сергей Гурджиянц/Цезарь Кароян
СТАЛЬНЫЕ ВЕРШИНЫ повесть

Глава 13. Сепаратисты(48)

Гнездо орла железом пахнет.(49)

Любая армия мира в период долгого вынужденного бездействия начинает разлагаться. Разгильдяйство, самоволки, хромает дисциплина. Незаконные бандформирования подвержены этому разложению в еще большей степени, чем регулярная армия, поэтому дядя Гусейн не давал своим ребятам расслабляться. День начинался с зарядки и пробежки по крутым горным склонам. Миша не был от нее освобожден. После завтрака начинались занятия по военной подготовке, чистка оружия, теория и практика взрывного дела. Один из немногих опытных бойцов в группе учил ребят ставить мины, изготавливать пояс Шахида.
Во время этих занятий Миша обычно пас коз.  Их группа в основном состояла из необстрелянных ребят, понюхавших порох лишь однажды, когда федералы захватили их врасплох и уничтожили прежнюю базу. Но проявили они себя тогда блестяще. Это были еще не волки, хотя они называли себя волками, а волчата, – злые, отважные, готовые огрызнуться в любую минуту.
Группа росла. Откуда-то все время подвозили оружие и продовольствие. Ожидалось соединение с другими отрядами и крупномасштабная боевая операция под единым руководством. Рация трещала без умолку. Толковали о скором выступлении. Все горели желанием отомстить.
Трижды в неделю после обеда из долины на базу поднимался мужчина с круглым приятным лицом, румяным и улыбчивым. Он умел смотреть так, словно стрелял из пистолета. Звали его дядя Гулям. Он приносил с собой Слово Аллаха: литературу и диски с фильмами. На базе были телевизор и DVD-проигрыватель, запитанные от переносного генератора.
Этот человек совмещал две армейские обязанности: политрука(50) и особиста(51). Гусейн не очень жаловал его, но никогда не подавал вида, просто ваххабизм(52) был далек от его жизненных понятий. Вся группа собиралась перед телевизором. Шли задушевные беседы об истории Чечни, о корнях и истоках народа. Потом все смотрели фильмы. По тематике они были самыми разными, от документальных, по истории и религии, до реальных съемок показательных казней и боевых операций, снятых федералами и мятежными полевыми командирами. По этим съемкам было видно, до какой степени накала дошла их обоюдная ненависть друг к другу. Федералы отрезали у убитых чеченцев носы и уши. Сепаратисты отрезали головы пленным федералам.
Были и развлекательные комедии, типа «Кавказской пленницы» Леонида Гайдая и крутые американские боевики. На этих занятиях Миша присутствовал, он уже довольно сносно понимал по-чеченски. Ему нравилось узнавать что-то новое. К примеру, он с удивлением узнал, что чеченцы имеют какое-то отношение к древнему государству Урарту(53). Впрочем, кроме того, на его обязательном присутствии на этих занятиях настоял сам дядя Гусейн.
Однажды дядя Гулям пришел к нему на пастбище. Он приветливо улыбался и глаза у него были лучистыми и добрыми, как две овечки. Он не лез в душу, но расспросил о Питере, о матери, о планах. Жизнь Миши в Питере интересовала его во всех подробностях. Насколько хорошо он знает город? Остались ли там у Миши друзья? Как тамошняя милиция относится к нерусским? Есть ли у него в Питере где остановиться? Прописка?
Миша мало что мог ему поведать. Он жил под крылышком у матери, учился хорошо, в милицию никогда не попадал, а постоянную прописку мать ему купила за большие деньги, чтобы у него не было проблем в школе с медицинским страхованием. У дяди Гуляма стало задумчивым лицо. Он вынул из кармана какие-то листки.
– Я захватил с собой памятку российского солдата. Правила поведения армии, воюющей в Чечне, – объяснил он. – Распространяется в войсках. Послушай, как тут звучит один из пунктов. «Избегайте любых высказываний в адрес чеченцев, которые дают понять, что вы считаете их низшей расой. Никогда, даже вспылив, не называйте чеченцев «чурками», «черножопыми» и тому подобное». Видишь, если логически разобраться, они тут в открытую заявляют, что считают нас низшей расой, только пока еще вынуждены притворяться.
– Я никогда с этим не сталкивался, – возразил Миша. – Я был как все, и отношение было одинаковое.
– Рад за тебя, – рассеяно сказал дядя Гулям, прикидывая что-то в уме и одновременно поднимаясь с камня, на котором сидел. – У меня тоже есть несколько знакомых русских офицеров, семьи которых живут в Питере. Надо бы их как-то навестить. Питерскую прописку ты, я надеюсь, сохранил?
Миша смотрел ему вслед, когда он уходил и думал, к чему все это? Что ему было нужно? Зачем он приходил?
________________
СНОСКИ 13 ГЛАВЫ:
  48. От французского слова «отдельный». Здесь: движение, целью которого является отделение и образование нового независимого государства.
  49. Ингушская пословица.
  50. Политический руководитель. Равный командиру воинской части специальный представитель командования, осуществляющий политический надзор за офицерами и личным составом, а также ведущий политико-просветительскую и воспитательную работу среди солдат. Играл важнейшую роль в Советской Армии.
  51. Сотрудник особого отдела армии, имеющего отношение к разведке.
  52. С XVIII в. религиозно-политическое движение в исламе. Своей основной задачей ваххабиты считают борьбу за очищение ислама от различных чуждых примесей, основанных на культурных, этнических или каких-то других особенностях разных мусульманских народов. В европейской литературе их называют «пуританами» и «протестантами» ислама. Их деятельность в ряде стран приравнена к экстремистской и находится под запретом.
  53. Древнейшее государство на территории Армянского нагорья, VIII – VI вв. до н. э. В Бехистунской клинописи персидского царя Дария I (522 – 486 гг. до н.э.) идентифицируется с Арменией. Оставило большое культурное наследие. Некоторые исследователи видят близость корней отдельных слов чеченского языка с древним языком урартов.


Глава 14. Разведчик

Живущий у реки знает брод.

Больше он никогда не вспоминал школьные дни. И Мишу вспоминал только, когда задавал себе вопрос, как тот оказался среди боевиков?
Его простили. Двадцать раз обозвали «говнострелом», но простили. Война все списала. И его неудачный выстрел стал для всех просто следствием волнения и рвения молодого бойца, который полез поперед батьки в пекло. Он ведь не мог знать, что раненый чеч(54) так заверещит и поднимет такую бучу. Он ведь не мог знать, что недобитые чечи так быстро опомнятся и устроят им свою засаду при отходе. Он ведь не знал, что погибнет капитан Сумароков и двое его малолеток останутся сиротами. Матерый капитан разведки, прошедший Афган и всю Первую Чеченскую расслабился и потерял бдительность. На войне не зевай, не тупи, держи ухо востро.
Он не знал, а знать надо было.
Но он помнил, что тот выстрел был не случайным. Это мучило его ночами – теми ночами, когда удавалось поспать, но сон отчего-то никак не шел, а не теми ночами, когда он, оставив свою совесть в спальнике, уходил вместе с группой на задание. Теперь ему не казалось, как вначале, что они находятся внутри какой-то страшной компьютерной игры и все это вот-вот закончится. Он очнется, встанет от стола, на котором светится четырехугольник монитора, чтобы налить себе чашку чая.
Крови он навидался. Это давно перестало быть игрой. Теперь он точно знал, что они никогда не вернутся назад, потому что рано или поздно погибнут, как погибали все, кого он знал. Это его не огорчало. Если посметь думать по-другому и на что-то надеяться, жизнь станет просто невыносимой. На днях в перестрелке убили друга Ваню, а он, одуревший, не спавший почти трое суток в засаде, безразлично смотрел на его труп и думал: «Повезло Ваньке, он уже отмучился».
И все думали точно так же.
Мишу он ненавидел и совсем не хотел знать, умер он от его пули или нет. Из-за него он сорвал операцию, после чего при отходе погибло несколько хороших парней и хороших солдат, которые могли стать его друзьями. Иногда Митя вспоминал отца, их последний разговор. Он хотел рассказать ему все, чтобы тот понял. Был или не был его выстрел предательством, о котором говорил отец?
Хохол дважды брал его с собой в ночные рейды. Теперь на Митю можно было всецело положиться. Всего за два летних месяца, июнь и июль, он стал классным разведчиком действующей армии и освоил премудрости второго снайпера.
Боевиков отжимали все выше в горы, все больше аулов переходило под контроль федеральных войск и боевики лишались реальной поддержки и опоры сочувствующего населения. Крупных боев давно не было, в войне наступило странное затишье, какое бывает перед бурей. Обе стороны явно накапливали силы для решающего удара.
В операциях местного значения всецело господствовал спецназ и разведгруппы, тактика которых была особенно эффективна в условиях лесной партизанской войны. Это была тактика фашистских ягд-команд(55), разработанная германским генштабом в годы Второй мировой войны и с успехом примененная ими против советских партизан. Именно эта тактика вынудила знаменитого партизанского командира Ковпака бросить артиллерию и обозы и уйти в Карпатские горы.
Как гласило немецкое наставление по борьбе с партизанами, состоявшее из девяноста двух пунктов: «Главное в тактике ягд-команд заключается в том, чтобы подражая партизанам и приспосабливаясь к местным условиям, скрытно подойти как можно ближе к противнику, внезапно его атаковать и уничтожить». Ответные действия боевиков часто бывали похожими, но людские ресурсы Чечни потихоньку истощались.
Ходили слухи, что в штабе группировки кто-то сливает чеченцам информацию. Несколько групп, выходя на ночные задания, напоролись на ответные засады. В войсках свирепствовала военная прокуратура, везде усматривавшая случаи «преднамеренного убийства мирных жителей». Беспредел и неразбериха времен Первой Чеченской войны постепенно уходили в прошлое.
«Будьте справедливы! С каждым местным жителем необходимо обращаться строго, но справедливо. Несправедливость порождает негативное отношение в любом человеке. Следует понимать, что в сложившейся ситуации в Чечне, когда органы пропаганды боевиков устраивают шумиху вокруг даже несуществующих нарушений прав человека, любой факт несправедливости может быть использован ими с особым успехом. Не давайте врагу такую возможность», взывал третий пункт правил поведения российской армии в Чечне.
Почти прошло время, когда комбат и начштаба, напившись в стельку, ради развлечения обстреливали из АГСа(56) соседнее село. У них перед глазами стояла кровавая баня в Грозном, устроенная на Новый год тысячам необстрелянных мальчишек матерыми дудаевскими боевиками. Их сжигала ненависть. Они были уверены: Чечня – это сначала Россия, а уже потом Чечня.
Вся равнинная часть Чечни была в бывших казачьих станицах(57), восемьдесят лет назад опустошенных Гражданской войной, раскулачиванием и коллективизацией. Что было здесь триста лет назад, им было наплевать. Прокурорским ищейкам в их головы влезать было неохота. Им хотелось «правильной» войны, они не были готовы к пьяному веселью.
Вчера Митя в составе группы снова сидел в засаде. Прикрывал едва заметную тропинку, ведущую в село из глухого леса. Командир разведгруппы приказал валить всех, кто пойдет в этом направлении. Луна то и дело пряталась за тучи. Митя лежал и думал, что убивать людей – это не по-божески. А в прицеле шел человек. Кто он, не было видно. Он не знал, что умрет через несколько минут. Вот он обошел ямку, нагнулся, посмотрел куда-то в сторону, назад, и, кажется, махнул кому-то рукой. Митя лежал и решал, жить человеку или нет. И решил стрелять.
Как все оказывается просто! Тебе нет еще и девятнадцати лет, а ты принимаешь решение, на которое большинство людей не отважится до конца жизни. Что для этого нужно? Интеллект? Образование? Нет, просто нужно быть винтиком огромного механизма под названием «Армия». А потом он смотрел в прицел, как упавшее тело пытается подняться, опрокидывается, пытается ползти, а потом замирает. Один готов. Сегодня ты, завтра тебя.
Вечером перед сном они на троих курнули дурь, которую выменяли у местного барыги за два шприц-тюбика промедола(58). В одном вместо лекарства была вода. Его совесть спокойно спала в спальнике. Этой ночью она не будет его тревожить. Он осторожно, чтобы не разбудить, подвинул ее с нагретого местечка на холодное, лег рядом и ...Питер, Питер, проснись, закричали ему в ухо. Питер! Питер! Проснись!
Кто-то тормошил его за плечо. Он открыл глаза. Хохол.
– Подъем! – страшным шепотом орал Хохол. Глаза у него блестели, как у ненормального. Похоже, напился до чертиков или чего-то наглотался. Вчера в полк прибыл оперативный офицер ГРУ и он полдня обхаживал его, чтобы выпытать кое-какие сведения. – Нашли, суку, нашли! Я его голыми руками задавлю, Питер, голыми руками! Зубами буду рвать. Я ему все припомню! Я ему напомню, как он, сука, Серегу...
Хохол захлебнулся. Его трясло, глаза были совсем белыми.
– Комбат разрешил ночной рейд. Тут он, рядышком, слышишь, Питер, мы к нему за полночи доберемся. Ты со мной или как?
Митя встал. Было только двадцать два десять, он проспал всего десять минут, но даже если бы у него сейчас была температура под сорок, если бы даже он лежал в бреду, все равно бы пошел. И любой бы пошел. Не зная, почему. На гражданке не объяснить, а тут и объяснять нечего, и так ясно, что нельзя не идти.
Потому что по счетам принято платить.
________________
СНОСКИ 14 ГЛАВЫ:
  54. Оскорбительное сокращение слова «чеченец».
  55. В переводе с немецкого «охотничья команда».
  56. Автоматический станковой гранатомет (АГеэС).
  57. Терское казачество, последние остатки которого были рассеяны уже при Джохаре Дудаеве.
  58. Наркотический анальгетик. Применяется для обезболивания при ранениях. Близок к морфину, уменьшает восприятие центральной нервной системой болевых импульсов.


Глава 15. Поэт

Где было болото, там остается сырость.

Над стремниной глубокою,
Где течет река Времени,
Шелестели страницами
Три карги в старом тереме.

Замусолили книжицу,
Причитали да охали:
«Что ж мы дуры наделали!»
И к концу стало плохо им.

А рассвет уже близился.
Обвинения множились.
Тот, кто должен преставиться
Уже знает, как сложится.

Тает свечка на блюдечке,
Как дурное знамение.
И откуда-то издали
Слышно ангелов пение.

Дальше он не помнил. Не мог вспомнить. Когда-то он написал это стихотворение для поступления в московский литературный институт, с тех пор много воды утекло. Никем он не стал, поступил в педагогический, долго учительствовал, теперь воюет. Воюет хорошо, не зря он сделался амиром.
Его тетрадки сгорели при налете. Он пробовал писать новые стихи, но у него перестало получаться. Он мучительно пытался восстановить хотя бы те, что были, но память подводила. Помнил только вот эти четыре строфы, да и то, наверное, неточно. Крутились в голове какие-то обрывки.
А стихи были о том, как три старых вороны: Вера, Надежда, Любовь, решили полистать книгу жизни одного умирающего человека и вдруг увидели, что все, обещанное ими при жизни, у него так и не сбылось. Надежды остались пустыми, любовь не встретилась, да и не за что было его любить, не такой уж он был, по сути, хороший человек. А вера... разве можно искренне верить во что-то при такой жизни?
И они, ошеломленные, все спрашивали друг у друга: «Ты сбылась?.. Не сбылась». А поскольку исправить что-либо времени у него и у них уже не оставалось, ушли они от него пристыженными обманщицами.

За окном стужа вьюжная
И чернильная ночь.
Встали сестры незримые
Да пошли себе прочь.

А умирающий вдруг очнулся и спросил у своей жены, с которой всю жизнь прожил как кошка с собакой, любила ли она его когда-нибудь хоть немножко. И она соврала, что любила и продолжает любить и что ей будет его очень не хватать. И с этой искоркой веры он отошел в лучший мир. Значит, вера у него все же осталась? Или, может, все же была любовь? А сестры уже ушли и об этом не узнали.
Он хотел написать стихи заново, но его музы молчали. Говорили только пушки. Война, вот единственное, что ему осталось. Он не мог забыть Ваху. Он не мог забыть отца. То, что он хотел забыть, не забывалось, то, что хотел вспомнить – не вспоминалось.
Снова ночь проходила без сна. Он бормотал себе что-то под нос как безумный. Он пил чай, в котором плавала солома. Не просто чай, не просто солома. Наркотики, спиртное у них были под запретом, и это было правильно. Но сам он плевал на запреты ваххабитов. Когда никто не видел, он сам себе был вольным ветром. Тем ветром, что дует туда, куда указывает флюгер.
В дверь его каморки осторожно постучали. Была уже поздняя ночь. Он грел себе чайник на буржуйке. Вошел Миша, бледный как смерть, затворил плотно дверь, прислонился к ней спиной, чтобы не упасть и сказал с таким надрывом в голосе, что Гусейн даже удивился:
 – Дядя! Дядя, можно я отпущу пленного?

ПЕРЕХОД К 6 ЧАСТИ ПОВЕСТИ:
http://proza.ru/2024/07/25/1411