Бабушкины сказки
- Козочка моя, я сегодня поведаю тебе кое-что о наших краях. Точно не знаю, правда это или выдумка, мне об этом рассказывала ещё моя бабушка, когда мне было всего пять годков. Вот послушай.
Давным-давно здесь жили помещики Холодовы. Не сказать, что сильно богатые, но дом у них был большой, деревянный, потом конюшня, мельница, маслобойня, а также кое-какие земли, им принадлежащие. Правда, после смерти мужа, Алексея Петровича Холодова, его супруга, Мария Марковна, почти всё распродала, ибо вести хозяйство она не умела, да и денег на всё у неё теперь не хватало. Работников распустила, коих кормить надо было, оставила лишь нескольких, без которых ей не обойтись. Среди прочих немногих, в этом доме проживала и Глафира Антипова, она считалась сразу и поваром, и служанкой. Исполняла приказы беспрекословно, проявляла уважение к помещикам и их детям, за что и снискала доверие самой Марии Марковны. У последней тяжело было добиться хотя бы простого человеческого отношения к себе, без побоев и оскорблений, ни то, чтобы доверие.
Помещица была тяжела на руку, норовила так пристукнуть, что потерпевший долго не мог подняться на ноги, а однажды до смерти забила одну девушку, Нюрочку Осипову, таскала её за волосы по всему двору, что и выдрала их с головы вместе с кожей. Девушка не выжила, умерла, принося родителям большое горе. А что они могли сделать, Мария Марковна помещица, с неё и взятки гладки. Ведь были суды на других помещиков, да только никакого наказания те не получили. Вот и родители Нюрочки, похоронили единственную дочь и скромно промолчали, мыкая своё горе в однокомнатной мазанке, покрытой старой посеревшей соломой. Ни компенсации тебе, ни простого извинения. Вот такие, детка, были времена.
У помещиков имелось двое детей: Михаил четырёх лет и двухгодовалый Иван. Однажды Мария Марковна покатила коляску с Мишенькой на берег реки, где рос огромный дуб, издалека напоминающий большую каракулевую шапку, шитую на сказочного исполина. Помещица любила сюда хаживать, тут обрыв высоченный, а на той стороне, куда глаз доставал, такая была красотища, что залюбуешься, даже уходить отсюда неохота. Мария Марковна привязала Мишеньку в коляске, чтобы ребёнок не упал с обрыва, а сама отошла от него на десяток метров и с наслаждением обратила свой взор на другую сторону, по привычке рассматривая склонившиеся к воде ивы, а за ними пушистые вязы, ясени, много хвойных деревьев, тут всегда волшебное зрелище в любое время года. Даже пение птиц доносилось сюда, многоголосое, приносящее радость и успокоение. Удивительно, что в этой женщине вместе сочетались непомерная жестокость к себе подобным и видение всего прекрасного, что есть в этом мире. Но так и было.
Вдруг Мария Марковна услышала детский крик, но он уносился куда-то прочь, под землю, затем произошёл страшный звук, вроде падение чего-то с высоты и… всё затихло, лишь снизу сорвалась стайка воробьёв и помчалась подальше отсюда, к диким кустам сирени. Мария Марковна, в душу которой уже поселилась ужасающая догадка, резко повернулась к коляске, но ребёнка в ней не обнаружила. Мишенка сумел развязать верёвку, которой был привязан к сидению и, пока мама любовалась красотами природы, пошёл не к ней, что наверняка спасло бы его, а к обрыву, ну а потом и сорвался с него.
Горе для родителей было не передаваемым, но даже тогда Мария Марковна так и не поняла, что нельзя доставлять страдания другим людям. Особенно убивать, ибо в жизни всё компенсируется, сегодня ты, а завтра тебя. Помещица продолжала сгонять зло на своих крепостных, правда, никого больше не отправила к праотцам, но увечила народ – дай Боже. И то, что она ждала ещё одного ребёнка, её даже это не останавливало.
В тот день Мария Марковна сидела на высоких порожках своего дома и с удовольствием следила за Ванечкой, играющим во дворе. Мальчик гонялся за петухом, уж очень ему хотелось схватить его за длинный разноцветный хвост, но у него ничего не получалось. Мария Марковна, смеясь, поднялась и отлучилась на несколько минут, чтобы попить холодного кваса, а когда вернулась, то Ванечки нигде не было. И снова страшная догадка пронзила её сердце. В углу двора стояла бочка, наполненная водой, она всегда там находилась на всякий случай, её использовали для хозяйственных нужд. А чтобы добраться до той воды, с обратной стороны бочки находилась лестница с широкими дощечками, по которым и ребёнок может взобраться без особого труда. Да, Ванечка утонул. Мария Марковна рвала на себе волосы и орала на всю деревню, она лично пыталась делать сыну массаж сердца и искусственное дыхание, но всё тщетно. Алексей Петрович Холодов не перенёс гибель двух сыновей, вскоре и сам приказал долго жить, так и не узнав, кто же у него родится на этот раз.
А родился снова мальчик. Крепкий и здоровый ребёнок, несмотря на то что Мария Марковна очень тяжело ходила, особенно последние месяцы, благодаря верной Глафиры она и выжила, потому к служанке привязалась ещё больше. Однажды она сказала Глафире:
- Может, это мне за то, что я людишек побиваю, а ту девку и совсем загробила.
- Нюрочку? – тихо спросила Глафира.
- А Бог её знает, как её там… Я убила её, а теперь Господь меня наказывает, а?
Глафира лишь печами пожала.
Младшего назвали Сашенькой, за ним теперь помещица следила пуще прежнего, ни на шаг от себя не отпускала. Но все мы знаем, что за детьми хоть десять нянек назначай и всё равно проворонят, а тут одна…
Мария Марковна перебирала свои вещи, из которых она «выросла». Несколько шубеек, собольи и беличьи, стали тесноваты, она надумала их продать. Лишняя копейка кому помешает, ещё и платков много шерстяных, разных по цвету и ширине, платья из дорогих материалов, ботиночки, уже не сходились на ногах. Мария Марковна увлеклась одеждой, а годовалый Сашенька ходил по подоконнику, с удовольствием рассматривая весь двор и все происходящие там события: вот собака погналась за кошкой, а курица клюнула котёнка, потому что тот залез к ним в кормушку и норовил поиграть с её цыплятами. Сашеньку завораживали эти «картинки», ребёнок что-то лепетал на своём языке, но многие сказанные им слова - лишь он один понимал.
Окно закрывалось на большой шпингалет, который и взрослым тяжеловато было открыть, не говоря о ребёнке. Но он открыл, таскал его туда-сюда и открыл. Дом высокий сам по себе, а внизу каменная дорожка, Сашенька ударился головой о камни и не выжил.
Мария Марковна слегла после похорон, она позвала Глафиру и сказала ей:
- Я не выкарабкаюсь, да и не хочу бороться. Что мне делать на этом свете, если вся моя семья там. – она дёрнула подбородком в потолок. – Родни у нас нету никого, даже двоюродных, потому этот дом я напишу на тебя.
- На меня? – удивилась Глафира.
- Да. Будешь в нём хозяйкой. Ты всегда служила мне верно и никогда не огрызалась на замечания, мне больше некому оставить то, что есть немногое после продажи, но тебе и твоим детям с внуками хватит тут на сто лет. Только похорони меня рядышком с моими, а больше ничего и не надо мне.
- И мне ничего не надо, Мария Марковна, я не хочу жить в этом доме.
- Не выдумывай. У тебя ничего нет своего, куда пойдёшь?
- Куда глаза глядят, а дом мне не нужен.
Но помещица не послушалась Глафиру, велела позвать нотариуса и оформила имущество на свою служанку, которая за ней ухаживала, как за родной матерью.
- Ну за что мне такое, а, Глафира? – как-то спросила помещица. – Мы так счастливы были с Алёшенькой и нашими детьми и вдруг такое… Всё вспоминаю и виню во всём только себя, это я не доглядела за детьми. Мне так тяжело, Глафира. Нет, я не боюсь уйти, я уже готова, просто за детей себя кляну, как можно было допустить такое?
- Успокойтесь и не вините себя, Мария Марковна. Хотела промолчать, но признаюсь, чтобы вы не мучались. Вы не виноваты ни в чём. Это я убила ваших сыновей.
- Ты? Что ты мелешь, дура?
- Это правда. Да, это я развязала верёвку на той коляске и Мишенька упал с обрыва. Я поставила Ванечку на лестницу, чтобы он полез дальше в кадушку, а Сашеньке заранее открыла шпингалет.
- Но зачем, почему ты это сделала? – до сих пор не веря служанке, задыхаясь, прошептала помещица. – Я же всегда к тебе относилась, как к родственнице, что тебе не хватало?
- Вы убили мою дочь. Нюрочка моя дочь. И Осиповы, и я жили в другой деревне, потом я забеременела от одного высокого начальника, он иногда наезжал в наши края. Он был женат и из-за какой-то крестьянки не хотел скандала в семье, потому родившуюся девочку отдали Осиповым, у них детей как раз не было, не получалось, а мне он строго приказал, чтобы молчала, иначе мало не покажется. Я обещала Осиповым, что никогда Нюрочке не скажу, кто её настоящая мать, потому что боялась за ребёнка, но, чтобы видеть девочку, я приехала сюда вслед за Осиповыми. Я бы никогда не сделал плохо вашим детям, если бы вы не убили мою дочь. Теперь вы понимаете, какого это потерять ребёнка? Да, это я виновата в погибели Миши, Вани и Александра.
Помещица тянула руки к Глафире, стараясь впиться ногтями в её лицо, но так и не дотянулась, громко захрипела, а после на веки и застыла.
Глафира так и не стала жить в этом доме, а помещицу похоронила, всё чин по чину. Повариха предлагала крестьянам это жилище, в котором могли поместиться сразу несколько семей. Но все отказались, лишь спустя какое-то время разграбили помещичью усадьбу, а после тут жили бездомные кошки и собаки.
Вот такая история когда-то произошла в наших краях, внученька, а может ничего и не было. Никто точно не ведает, но в моё детство многие об этом упоминали.
- Всё равно деток жалко, бабушка. Они причём?
- Глафира ненавидела эту жестокую семью, ведь муж и жена избивали крепостных прямо на глазах у собственных детей. А значит, и сыны выросли бы такими же, для них это была норма жизни. К тому же Глафира мстила за свою дочь, а страшнее зверя не сыщешь, внученька, как говорят в народе, чем мать обиженного ребёнка. А тут – убиенного ребёнка, понимаешь? Не нам судить, золотко моё, пусть жизнь сама рассудит, вернее, Глафира сама рассудила, как ей быть. Она утопилась, понимала, что с таким тяжким грузом на сердце ей не выжить. Помещица спешила к своим сыновьям и к мужу, а Глафира к своей доченьке. Надеюсь, все они там встретились и обрели вечный покой.
Свидетельство о публикации №224072501433