Пушкин в питерской жизни Вас. Жуковского
Многие поколения русских поэтов от Пушкина до Блока считали Жуковского своим учителем.
Жуковский был привлечен на службу при дворе. Но он не стал ни придворным поэтом, ни
преуспевающим царским чиновником.
В его квартире в Шепелевском доме, находившемся рядом с Зимним дворцом, собирались литераторы и художники, известные своими демократическими взглядами,— Пушкин,
Грибоедов, Мицкевич, Кольцов, Гоголь, Брюллов, Глинка и другие. Поэт использовал свои связи для заступничества за русских писателей, поэтов, художников, подвергшихся политическим преследованиям,— за Пушкина, Баратынского, Киреевского, Герцена и других.
(прим.1) У Пушкина никогда не было «демократических взглядов» … никогда = он презирал сословно и не условно демос и его потуги на кратию
Вместе с Жуковским основы русского романтизма закладывали его ближайшие друзья
И соратники, считавшие себя также учениками маститого писателя,— Батюшков, Вяземский, Пушкин.
(прим. 2. Батюшков бы этому удивился … Они с Дмитриевым и Жуковским были отцами основателями нового русского лит. языка)
По определению Пушкина, Жуковский был настоящим «гением перевода». Благодаря его таланту
впервые прозвучали эстетически равноценно на русском языке выдающиеся немецкие и английские поэты Гёте и Шиллер, Бюргер и Уланд, Вальтер Скотт и Байрон. Жуковский стал зачинателем поэтического перевода, создав его своеобразную «школу», которую позднее
пройдут его младшие современники: Пушкин, Козлов, Лермонтов и другие.
В эти годы крепнут и расширяются дружеские и литературные связи Жуковского с московскими
карамзинистами. Завязывается знакомство с высококультурным семейством С. Л. Пушкина, где подрастал будущий поэт Александр Пушкин, в судьбе которого Жуковскому было суждено сыграть важную роль. Он находит собственные темы, создает индивидуальный литературно поэтический слог, который позднее Пушкин назовет «образцовым».
А. С. Пушкин писал о нем: «Так, мы можем праведно гордиться: наша словесность, уступая другим в роскоши талантов, тем пред ними отличается, что не носит на себе печати рабского унижения. Наши таланты благородны, независимы... Прочти послание к Александру Жуковского... Вот как русский поэт говорит русскому царю».
Дом Голицына сохранился до наших дней (его нынешний адрес: Фонтанка, 20), где жил Ж у Тургенева и где в 1817 г часто бывал А. С. Пушкин. «Прекрасный вид» на замок, которым
восхищался Жуковский, для молодого Пушкина —«пустынный памятник тирана» в оде «Вольность», написанной, по воспоминаниям современников, в этой квартире.
Жуковский был благодарен тем, кто принимал участие в устройстве практической стороны его
жизни. Выйдя в отставку в декабре 1814 года в чине штабс-офицера (который упомянут А. С. Пушкиным в шуточном экспромте 1818 года, обращенном к «Штабс-капитану, Гёте, Грею...»), Жуковский постоянно нуждался в заработке.
В 1817 году с оригинала Кипренского художником Вендрамини был создан гравированный портрет Жуковского. Один из оттисков этого портрета поэт подарил Александру Тургеневу, в
доме которого часто бывал в эти годы А. С. Пушкин. На полях этой гравюры Пушкин набросал известный стихотворный экспромт «Его стихов пленительная сладость». Надпись «К портрету Жуковского» глубоко и точно определяет значение, которое приобрела его поэзия в духовной жизни русского общества.
Позднее Пушкин напишет Жуковскому: «Никто более тебя не имел права сказать: глас лиры, глас
народа».
По глубокому убеждению Белинского, «одухотворив русскую поэзию романтическими
элементами», Жуковский «сделал ее доступною для общества, дал ей возможность развития,
и без Жуковского мы не имели бы Пушкина».
К осенней поре 1815 года относится первая встреча поэтов, которой суждено было стать встречей
исторической. Жуковский был тогда в полном расцвете сил, а поэтическая звезда Пушкина лишь начинала восходить. Молва о чудесном даре юного поэта, «безмятежно расцветавшего» в садах Лицея, уже разнеслась среди друзей Жуковского, и тот захотел ближе познакомиться с «молодым чудотворцем».
Вскоре после возвращения из Павловска, во второй половине сентября (не позднее 19-го), Жуковский приехал в Царское Село, где и состоялось его знакомство с юным Пушкиным. «Я был у него на минуту в Царском Селе. Милое, живое творенье! Он мне обрадовался и крепко прижал руку мою к сердцу. Это надежда нашей словесности. Боюсь только, чтобы он, вообразив
себя зрелым, не помешал себе созреть! Нам надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет»,— писал Жуковский Вяземскому.
11 ноября 1815 года в Арзамас принимали Жуковского. «Меня ввели,— писал он в шуточном
протоколе,— и все лица просияли. Как важный гусь подступал я к месту президентскому: красная
шапка надо мною растопорщилась». Свою похвальную речь арзамасец Светлана посвятил печально известному графу Д. И. Хвостову. Здесь звучали новые произведения Жуковского, Батюшкова, П. А. Вяземского и других. Арзамас, по верному определению П. А. Вяземского,
был школой «литературного товарищества», взаимного литературного обучения. Постепенно круг арзамасцев расширился: в общество были избраны заочно, а затем прошли и процедуру избрания поэты К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, А. С. Пушкин.
По выходе в 1815 году первой части своих стихотворений Жуковский подарил их Пушкину, тогда еще лицеисту, с гордостью записавшему в своем дневнике: «Жуковский дарит мне свои стихотворения».
Лето 1817 года было для Жуковского знаменательно и в других отношениях. В июне этого года в Петербурге появился А. С. Пушкин, закончивший Царскосельский лицей. На его выпуск члены Арзамаса, как вспоминает Вигель, смотрели «как на счастливое для них происшествие, как на
торжество. Жуковский, восприемник его в „Арзамасе", казался счастлив, как будто бы сам бог послал ему милое чадо».
Жуковский бережно и заботливо опекал юного поэта, с которым постоянно встречался и на
квартире братьев Тургеневых, и в домах других арзамасцев, и на летней даче Карамзиных в Царском Селе. Лицеист Пушкин часто посещал «Кавалерский дом», занимаемый вплоть до 1822 г семьей историографа и расположенный на углу Садовой (ныне Комсомольской) улицы и Леонтьевской (ныне улицы Труда).
Тесное общение Жуковского и Пушкина постепенно переходило в дружбу, скрепленную общностью творческих интересов. Составляя летом 1817 года сборник своих стихотворений, написанных еще в Лицее, Пушкин постоянно советовался со своим учителем, который внимательно читал и правил тексты отдельных стихотворений, делал замечания на полях
рукописи.
Чаще других бывал на Крюковом канале Пушкин. Жуковский продолжал оставаться его первым поэтическим наставником. Он оказался причастным к истории создания одного из наиболее острых в политическом отношении стихотворений молодого Пушкина «К Н. Я. Плюсковой» (1818). Друг Пушкина П. П. Каверин сообщал по этому поводу следующее: «Императрица Елизавета (жена Александра I.— Р. И.) спрашивала Жуковского, который в то время Александре Федоровне по-русски уроки давал, отчего Пушкин, сочиняя хорошо,— ничего не напишет для нее. Пушкин
послал „На лире скромной, благородной”». Молодой поэт не мог обратиться непосредственно к
императрице со стихотворным посланием и адресовал стихи в ее честь фрейлине Н. Я. Плюсковой (знакомой Жуковского), которая сообщила поэту о желании императрицы. Заявляя: Я не рожден царей забавить Стыдливой музою моей,— Пушкин воспел в Елизавете добродетельную женщину,
как бы продолжая традицию посвятительных стихотворений Жуковского, призывающего царей не
забывать на троне «святейшего из званий — человек». Не случайно поэтому в черновиках стихотворения упоминается имя Жуковского. Молодой поэт идет, однако, значительно дальше своего предшественника, прославляя свободу и вольность и заканчивая свое стихотворение знаменательными строчками:
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
Талант молодого поэта мужал и
креп. На одной из
суббот Жуковского вновь приехавший в Петербург Батюшков был поражен стремительным творческим ростом Пушкина, читавшего в его присутствии отрывки из своей поэмы «Руслан и Людмила». История ее создания неразрывно связана с именем Жуковского.
Когда 26 марта 1820 года Пушкин на квартире Жуковского * прочитал последние сцены своей поэмы (эпилог к ней был написан позднее, а знаменитый пролог появился лишь во втором
издании поэмы), Жуковский подарил ему свой литографированный портрет работы Эстеррейха с широко известной надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму „Руслан и Людмила"». Так приветствовал Жуковский рождение великого поэта
Смысл этой надписи был далеко не однозначен. В ней прежде всего заключалось признание
творческой победы Пушкина, сумевшего выполнить задачу создания национальной русской поэмы, которую не смогли осуществить его предшественники, признание того, что для молодого поэта миновала пора литературного ученичества, и звучала уверенность в начале нового, значительного этапа в развитии русской поэзии, во главе которой теперь встал его
«победитель-ученик». Все это не мешало Жуковскому относиться к Пушкину с прежней отеческой любовью и заботливостью. «Ученик», несмотря на расхождения в общественно-политических и эстетических взглядах со своим поэтическим учителем, отвечал ему полным доверием
и признательностью.
Когда царю стали известны вольнолюбивые стихи и эпиграммы Пушкина, над ним нависла угроза
ссылки в Сибирь или в Соловки. «В промежуток двух суток разнеслось по городу, что Пушкина берут и ссылают»,— писал очевидец событий Ф. Глинка. Встревоженный Жуковский горячо вступился за молодого поэта. Для помощи Пушкину он впервые использовал свою близость ко
двору, обратившись к императрице Марии Федоровне. Благодаря заступничеству
многочисленных друзей Пушкина кара была смягчена: поэт получил предписание отправиться в южные губернии России, враспоряжение генерала И. Н. Инзова. Об этом сообщал в своем официальном письме от 4 мая 1820 года на имя генерала граф Каподистрия, упомянувший между прочим о том, что за Пушкина хлопотал и ручался Жуковский. 6 мая на рассвете опальный поэт покидал Петербург, а вскоре после этого С. Л. Пушкин обратился с письмом к Жуковскому, в
котором благодарил всех тех, кто помог его сыну избежать более сурового
наказания. «Любезный Василий Андреевич! — писал он.— Я знаю все, чем обязан вам, Николаю
Михайловичу, Тургеневу и пр. Никогда не буду в силах изъявить вам моей благодарности...»
После отъезда Пушкина из Петербурга Жуковский взял на себя издание недавно оконченной поэмы «Руслан и Людмила», выплатив 1000 рублей авторского гонорара Сергею Львовичу, который переслал их Пушкину в Екатеринослав. Перед своим отъездом за границу Жуковский передал дела по изданию поэмы Н. И. Гнедичу.
Дельвиг писал Пушкину: «С приездом Воейкова из Дерпта и с появлением Булгарина литература
Наша совсем погибла. Подлец на подлеце, подлецом погоняет». …. за Жуковского горячо вступился Пушкин. «Не совсем соглашаюсь с строгим приговором о Жуковском,— писал он Рылееву по поводу статьи А. Бестужева.— Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? Потому что зубки прорезались?» Задела и обидела Жуковского злая эпиграмма «Из савана оделся он в
ливрею», автором которой он считал Ф. Булгарина.
Между тем в Петербург с юга России прибыл к Гнедичу другой «узник» — «Кавказский пленник»
Пушкина. Жуковский, заинтересовавшись новой поэмой Пушкина, обращался к Гнедичу: «К тебе приехал, говорят, с Кавказа другой, прекраснейший узник, которому дай ко мне прогуляться, хотя на поруку, а моего продай». В романтическом творчестве Пушкина тема «узничества» получила особенное развитие, находя материал в фактах самой российской действительности.
Выход в свет перевода «Шильонского узника» (весной 1822 года отдельным изданием) откликнулся и Пушкин. «Злодей! В бореньях с трудностью силач необычайный,— писал он
о Жуковском в письме к Н. И. Гнедичу.— Должно быть Байроном, чтоб выразить с столь страшной
истиной первые признаки сумасшествия, а Жуковским, чтоб это перевыразить. Мне кажется, что слог Жуковского в последнее время ужасно возмужал»... Вяземский благодарил Пушкина «за то, что он не отнимает у нас, бедных заключенных, надежды плавать и с кандалами на ногах».
«Я ничего тебе не сказывал о Пушкине, — информирует А. Тургенева Жуковский. — Он давно здесь. Написал много». Василий Андреевич успел уже ознакомиться с новыми главами «Евгения Онегина», с трагедией «Борис Годунов», высоко оценив глубину и художественное совершенство новых пушкинских творений. Не все, однако, принимает он в этих произведениях. Непоколебимый романтик, сторонник возвышенно-идеальных представлений о поэзии, Жуковский настороженно относился к реалистическому направлению творчества зрелого Пушкина, который, по его мнению, «часто позволяет себе быть слишком прозаическим». Считая его первым среди современных русских поэтов, Жуковский стремился, по его собственному признанию, обратиться «во вдохновительного гения для Пушкина». В письме к Вяземскому от
26 декабря 1826 года Жуковский писал: «Нет ничего выше, как быть писателем в настоящем смысле. Особенно для России. У нас писатель с гением сделал бы более Петра Великого». К Пушкину поэт обращался со следующими словами:
«Твой век принадлежит тебе!
Ты можешь сделать более своих предшественников!
Пойми свою высокость и будь достоин своего назначения!»
Когда Пушкин закончил поэму «Полтава» (1828), Жуковский написал о ней Вяземскому: это «самое прекрасное его произведение».
Истопник:
Иезуитова Р.В. Жуковский в Петербурге (1976)
Свидетельство о публикации №224072500440