Зиль-зёль

посвящается народному писателю Республики Коми Алексею В. Попову




комедия в 2-х действиях


место действия: Франция, Коми
время действия: 2020-е г.г.





действующие лица:


ЖАКОВ, французский предприниматель, 99 лет
ВЕРОНИК, его внучка, за 40 лет
МАРГО, его правнучка, дочь Вероник, 21 год
ОШЕВ Павел, жених Вероник, за 40 лет
РИТА, бывшая жена Ошева
ИЛЬИН Николай, друг юности Ошева, за 40 лет
МАРС, сын Ильина, музыкант, под 30 лет

Ансамбль песни - произвольное количество участников, вплоть до замены на музыкальный центр




Действие 1


СЦЕНА 1. Весеннее утро. Терраса дома в Парижском предместье. С улицы входит Вероник, вернувшаяся с рынка, нагруженная продуктами.

ВЕРОНИК. Дошла… перекур. (Устраивается с продуктами за столиком.)

Звучит песня на коми языке «Зиль-зёль».

 ВЕРОНИК. Дедушка! Дед!

Из окна выглядывает Жаков.

ЖАКОВ. Ау?
ВЕРОНИК. Чёрт побери, не так громко!
ЖАКОВ. Не слышу, музыка орёт, как на стадионе.
ВЕРОНИК. Так выруби!
ЖАКОВ. Тебе надо, ты и вырубай.
ВЕРОНИК. Хотя бы убавь громкость!
ЖАКОВ. Громкость не убавляется и не прибавляется, громкость или есть, или нет.
ВЕРОНИК. Марго! Дочь, убавь музыку! Марго, чёртова девка, лишу наличных!

Песня затихает.

МАРГО (выйдя на балкон). Ты помнишь сумму, что обещала мне сегодня?
ВЕРОНИК. Ну, и ногастая же ты у нас, и в кого такая…
МАРГО. Пращур, мои ноги пошли в прабабушку?
ЖАКОВ. Не-а, в её лучшую подругу, я в них, бывало, частенько путался.
ВЕРОНИК. В моего попутчика в аэропорту. Спускайся, отнеси продукты в кухню.
МАРГО. Ну, мама же, я только ногти намалевала…
ВЕРОНИК. Я не настолько рукастая, чтоб за всеми тут прислуживать. Живо!
МАРГО. Диктатор. (Уходит.)

Входит Ошев, с букетом и вином.

ОШЕВ. Вероник…
ВЕРОНИК. Поль… Что с тобой, милый?
ОШЕВ. То есть?
ВЕРОНИК. Я тебя таким торжественным ещё не видела.
ОШЕВ. Я тоже.
ВЕРОНИК. Да ещё с утра.
ОШЕВ. Утро вечера мудренее.
ВЕРОНИК. Не всегда.
ОШЕВ. Сегодня это так! Не перебивай, ради бога.
ВЕРОНИК. Любопытно.
ОШЕВ. Сейчас я его удовлетворю.
ВЕРОНИК. Кого его?
ОШЕВ. Любопытство.
ВЕРОНИК. Так..?
ОШЕВ. Ты знаешь мой остеохондроз…
ВЕРОНИК. И не понаслышке.
ОШЕВ. Вот-вот, поэтому я просто присяду. Цветы и вино – тебе.
ВЕРОНИК. Ты знаешь, у меня это есть.
ОШЕВ. Не хочешь, не бери.
ВЕРОНИК. Хочу.
ОШЕВ. Тогда не ворчи.
ВЕРОНИК. Конечно. Давай.
ОШЕВ. Да не надо руки занимать, просто поставлю на столик, и – всё.
ВЕРОНИК. Конечно. Итак, мои руки свободны. Тебе нужны обе?
ОШЕВ. Ты знаешь, всяко бывает.
ВЕРОНИК. Надеюсь, об этом я знаю одна.
ОШЕВ. Боюсь, да.
ВЕРОНИК. Не бойся, не обижу.
ОШЕВ. Вот и поглядим. На колено встать не могу, ввиду хронического недомогания, и размер пальца выяснить не удалось. Посему решил преподнести тебе бусы. (Открывая футляр.) Вот.
ВЕРОНИК. Поль… Фантастика. Неужели те самые!?
ОШЕВ. Нет, круче. Тот же мастер, те же материалы, но они – эксклюзив, только для тебя. Называются они «Марьин корень».
ВЕРОНИК. «Марьямоль»!?! Господи… тысяча чертей!
ОШЕВ. Да ну, что ты, намного дороже.
ВЕРОНИК. Я представляю...
ОШЕВ. Вряд ли.
ВЕРОНИК. Хватит уже цену себе набивать, бесценный ты мой. Можно принимать?
ОШЕВ. Ещё чего. Сначала ответь «да».
ВЕРОНИК. Торгуешься?
ОШЕВ. Традиция.
ВЕРОНИК. И на что же я должна ответить?
ОШЕВ. Не понял?
ВЕРОНИК. Вопрос-то какой, на который надо ответить?
ОШЕВ. Разве я не спросил?
ВЕРОНИК. Нет.
ОШЕВ. Зарапортовался. Столько раз прокручивал в уме, подумалось, что уже выговорил. Сама, что ли, не можешь догадаться?
ВЕРОНИК. Куда мне, я же женщина.
ОШЕВ. Возьми меня в мужья.
ВЕРОНИК. Вино возьми, цветы, тебя… рук не хватает.

Входит Марго.

МАРГО. Поль, может, тогда тебе взять её в жёны?

Из окна выглядывает Жаков.

ЖАКОВ. У него руки тоже заняты бусами. Цугцванг.
МАРГО. Я могу освободить его руки. Поль, дай бусики мне.
ВЕРОНИК. Чёрта с два! Они мои. Поль, давай.
ОШЕВ. Сначала ответь на предложение.
ВЕРОНИК. Какое?
ОШЕВ. Согласна выйти за меня замуж?
ВЕРОНИК. Какого чёрта, Поль, мы и так вместе.
ОШЕВ. Хочу законно.
ВЕРОНИК. Мне надо подумать.
МАРГО. А если мама откажет, господин гипотетический отчим, ты же уже точно не отдашь ей бусики?
ОШЕВ. Нет, конечно.
МАРГО. Отлично, я готова сама сделать тебе предложение.
ЖАКОВ. Сучка мелкотравчатая.
МАРГО. Выживать-то среди скупердяев как-то надо. Так что, Поль?
ЖАКОВ. Ничего.
МАРГО. Ладно, если не мне, то и не ей.
ОШЕВ. Вероник..
ЖАКОВ. Вероник!
МАРГО. Мам?
ВЕРОНИК. Что!?
ОШЕВ. Не молчи. Ты согласна?
ВЕРОНИК. Да чёрт меня знает!..
ОШЕВ. Что ж…
ВЕРОНИК. Да!
ОШЕВ. Что «да»?
ВЕРОНИК. Согласна!
ЖАКОВ. Ну-ну. (Уходит.)
МАРГО. И чего было тянуть кота за хвост. Мам дашь потом бусики поносить, а-то ведь я их у тебя тисну и тю-тю. (Уходит.)
ВЕРОНИК. Болтушка. Она у нас хорошая, просто косит под деда-зубоскала. Ты чего?
ОШЕВ. Просто рад.
ВЕРОНИК. А мне казалось, должен быть счастлив.
ОШЕВ. Может, и счастлив, не знаю, но точно рад, как никогда.

Из дома выходит Жаков, со шкатулкой в руках.

ЖАКОВ. По-хорошему, руки девушки должно просить у родителей, я – за них.
ОШЕВ. Ну, Вероник давно не девушка.
ЖАКОВ. А ты откуда знаешь?
ОШЕВ. Я старался.
ВЕРОНИК. Все мужчины – пошляки.
ЖАКОВ. Я не шучу, ребятки. Вы, конечно, можете обойтись без моего благословения, но туго вам придётся без моего наследства. И не надо мне тут рожи корчить, вроде, как романтика выше быта, не поверю; мы живём в жёстком капиталистическом обществе господствующей демократии, где каждый су на счету, а у меня есть ещё и центы, и ценные бумаги, не говоря уже об исправно функционирующем бизнесе.
ОШЕВ. Вы знаете, я - состоятельный человек.
ЖАКОВ. На зарплате-то? Брось, Поль, одно неосторожное движение и ты – на улице.
ОШЕВ. Я двигаюсь осторожно.
ЖАКОВ. А твоё начальство? Оно двигается, как хочет. Да один только этот дом в парижском предместье стоит тысячи состояний таких клерков, как ты.
ВЕРОНИК. Может, хватит уже зубоскалить! Дедушка, в чём подвох?
ЖАКОВ. В шкатулке.
ВЕРОНИК. Открывай.
ЖАКОВ. Прежде договорю. Так вот, я благословлю и без вашего спроса, но если вы, с Пашей, выполните одно моё условие.
ВЕРОНИК. Паша?
ЖАКОВ (на коми языке). Павел, ты говоришь по-коми?
ОШЕВ. Нет.
ЖАКОВ. Однако, вопрос понял.
ОШЕВ. Я родом из Советского Союза, когда школьное образование было выше, чем нынешнее высшее многих стран. Спросить любого бомжа под забором, типа «ду ю спик инглиш» или «шпрехен зи дойч», или «парле ву франсе», вам без запинки ответили бы: «ноу», «найн», «нон». А уж местные языки народов СССР – это моя личная фишка.
ЖАКОВ. Которая привела тебя в социологию? Верка, твой Пашка, между делом, американский доктор социологии.
ОШЕВ. В прошлой жизни.
ВЕРОНИК. Что происходит?
ЖАКОВ. Сделка. Брачный договор. Чтоб ты понимала, Твой господин Ош, на самом деле, называется Павел Ошев. Он урождённый коми. Не парься, Пашка, я тоже не Жак, по паспорту я - Жаков. И не Николя, а, по ходу, тоже Каллистрат. Полный тёзка автора «Биармии». Мы, с ним, какие-то родственники. Не принципиально, что по-коми не говоришь, важно, что сам – коми.
ВЕРОНИК (Ошеву). И когда ты мне собирался рассказать?
ОШЕВ. И не собирался. Что это меняет? Пришлось бы кстати, рассказал бы. Я же не шпион.

Из дому выходит Марго.

МАРГО. А фиг знает.
ОШЕВ. Верочка, разве чувства не сильнее резюме? Ну, вот, к примеру, твой неугомонный дед, получил информации обо мне более тебя, и что? Кто из вас лучше меня знает?
МАРГО. А фиг знает.
ВЕРОНИК. Тебя, девчонка, никто не спрашивает!
МАРГО. Я уже полностью совершеннолетняя.
ЖАКОВ. Ты ведь не сердишься, Паша, что я пробил тебя по всем информационным базам?
ОШЕВ. Мне нечего скрывать.
ЖАКОВ. Вероник? Ты уже не передумала с бусами?
ВЕРОНИК. Сами разберёмся.
ЖАКОВ. Отлично. Так вот, детки. В этой шкатулке много лет хранится ключ к возрождению моего народа. Нашего народа коми. А значит, соответственно, всего мира.  Безусловно в хорошую добрую сторону. И я хочу, чтобы вы вставили ключ в замок и отперли дверь в будущее. Настоящее, без прикрас и помех, реальное будущее.
ОШЕВ. Буратино пробил носом холст с нарисованным очагом?
ВЕРОНИК. Господин Павел Ошев, ведите себя прилично.
ОШЕВ. Ого, я от тебя такого ещё не слышал!
ВЕРОНИК. А я о тебе ещё ничего не слышала.
ЖАКОВ. Потом доругаетесь, я уже переборщил с общением на сегодня. Устал. Коротко и ясно по делу. (Открывая шкатулку.) Вот, смотрите. Руками не трогать.
МАРГО. Что за штука?
ЖАКОВ. Вылупились из двух яиц, снесённых уткой в небесном океане, два брата Ен и Омэль, добро и зло, белое и чёрное. Не вдаваясь в подробности, которые любой вменяемый человек может почитать в Интернете, резюмирую: Ен сотворил Землю, Омэль принялся её поганить. Ваша задача, детки, добраться до древнего капища нашего народа и вернуть на место Ена, где там без него бесчинствует хренову тучу лет Омэль.
МАРГО. Это Ен?
ЖАКОВ. Это фетиш, но это он.
МАРГО. Из драгоценного камня?
ЖАКОВ. Материал неизвестен. Серьёзно. Мы давали на повторную экспертизу, современной науке такой элемент неизвестен.
МАРГО. Повторную?
ЖАКОВ. Первую экспертизу заказывал ещё сам Питирим Сорокин, считай, в начале прошлого века.
ВЕРОНИК. Питирим Сорокин – это кто?
ЖАКОВ. А ты у Пашки своего спроси, он про него всю подноготную знает. Занимался его архивом. Чего молчишь?
ВЕРОНИК. Психует чего-то, хотя психовать-то, по уму, должна я.
ЖАКОВ. Питирима Сорокина сам Ленин, лично, выпер из России, чтоб революцию не превратил в эволюцию. Подписал документ о невозвращении в Россию под страхом применения к нему высшей меры наказания. Крутой был коми морт, основатель мировой социологии.
МАРГО. Был бы божок из золота, продали бы.
ЖАКОВ. Пиранья! Святое не продаётся! Хотя купить хотели бы, бешенные деньжищи предлагали, но кто ж им отдаст бога-то.
МАРГО. Это фетиш.
ЖАКОВ. Это Бог, потомок, Бог.
ВЕРОНИК. Дедушка, а где находится капище?
ЖАКОВ. В Коми.
ВЕРОНИК. И мы должны туда поехать!?
ЖАКОВ. Да.
ВЕРОНИК. Спятить можно. Дед, я – француженка, если что, и в дикую непредсказуемую Россию не поеду даже с самой замечательной в мире командой телохранителей.
МАРГО. Аминь.
ВЕРОНИК. О тебе и речи нет.
ЖАКОВ. От Усть-Кулома в сторону Крутоборки есть лежнёвка. Посреди болота есть островок, где капище. Подробная дорожная карта прилагается. Конечно, с поправкой на несколько веков. Вот такой подарок я желаю себе от вас на мой день рождения. Уверен, ваш кормилец заслужил достойный презент на столетие собственной скромной персоны.
ВЕРОНИК. Поль, что ты всё молчишь?
ОШЕВ. А мне-то что, я уже вышел из сказочного возраста. И твой дед мне не кормилец. Ну, хорошо, ладно. Вопрос: зачем такому человеку, как Питирим Сорокин, религиозный сувенир? Да он сам – бог!
ЖАКОВ. В Праге, уже в эмиграции, прислали ему на адрес редакции журнала «Крестьянская Россия» Ена, с пояснительным письмом. Там была дорожная карта, как добраться до капища, и объяснение, что изъял фетиш оттуда один волхв, не помню имени, который задумал убийство Андрея Боголюбского, а до того он участвовал в суздальском восстании волхвов, видимо, надеялся, что на святое дело надо идти со святым. Убить-то убили, а толку для истинной веры никакой. Фетиш и пошёл веками путешествовать по хранителям.
МАРГО. Почему же никто не вернул на место?
ЖАКОВ. Блестящий вопрос! И вот тебе не менее замечательный ответ: фиг знает. Из наших тоже никто не рискнул, а ведь передали его нашему коми котыру во Франции перед самой второй мировой войны, давненько. И вдруг мне как втемяшилось, что пора. И хоть ты что тут делай. Увидел твоего молодца, Вероник, и ёкнуло: этот перец – тот самый гонец.
ОШЕВ. Брехня! Восстание волхвов произошло в 1024 году, а Боголюбского убили в 1174! 150 лет спустя! Столько не живут!
ЖАКОВ. Ты так думаешь? Мне скоро сто лет, а я нигде не волхв. И поверь, малыш, я тебя ещё удивлю, а заодно и себя. Когда фетиш передали мне на хранение, полвека назад, я выглядел старше тебя. Не говоря о том, что все мои фронтовые раны излечились. Вот такое воздействие на людей производит неизвестный элемент, по имени Ен.
ВЕРОНИК. Что ж ты нам запретил прикасаться?
ЖАКОВ. Так я ж про людей, а не про женщин, на вашей породе экспериментов не проводилось, бабам нечего касаться святынь, для вас вон сколько разных элементов придумано, стирайте, чистите, драйте – на здоровье.
ОШЕВ. Здесь есть коми котыр?
ЖАКОВ. Неформально, да, и действенно, и уже сто лет. Мы толковым землякам помогаем подняться, а бестолочи пусть сами трепыхаются, потому мы и не светимся, чтоб не давать адреса попрошайкам, ну, и прочие формальности ни к чему.
ОШЕВ. Бог с вами, Жаков, живите вечно, а я сам по себе.
ЖАКОВ. По окончании исторического факультета Ленинградского университета ты вернулся в родной Сыктывкар, за что честь тебе и хвала. Ради карьеры работал в Усть-Куломском райкоме комсомола вторым секретарём, за что тебе ни чести, ни хвалы. Зато у тебя там куча знакомых. Даже спустя четверть века, там наверняка остались нужные люди, способные доставить вас до места.
ОШЕВ. Даже не мечтайте. Я не для того куёвдился по заграницам, чтобы вот так вот, ни с того, ни с сего, всё бросить и рвануть вместо медового месяца на экскурсию в болотный край комаров и земляков, причём, не знаешь, кто тебя скорее сожрёт ещё на подъезде к границам Коми му.
ЖАКОВ. У земли коми границ нет.
ОШЕВ. А то! А как же… Ну-ну.
МАРГО. Есть чего опасаться, Поль? Может прилететь из прошлого?
ОШЕВ. Тебя, соплячка, не спросили!
ВЕРОНИК. Не сметь!
МАРГО. Пращур, кто такие волхвы?
ЖАКОВ. Наши священники. Ну, а для профанов - волшебники, колдуны, что ли.
МАРГО. Восстание колдунов! Вот это был замес! Ну, у вас там и народ…
ЖАКОВ. Он и твой тоже.
ОШЕВ. Вероник, тебе нужна моя биография? Без проблем. Приходи, выложу, как на духу. Я – дома, адрес тебе известен. Став бурс;! (Уходит.)
ВЕРОНИК. Что? Что он сказал?
ЖАКОВ. Всего доброго. Он сказал «всего доброго», на нашем родном языке. Идеальный кандидат для экспедиции, согласна?
ВЕРОНИК. Похоже, ты мне только что устроил развод. Так что захлопни шкатулку и вставь туда, где стояло. (Уходит.)
МАРГО. На меня не смотри, дед, я не авантюристка, приключения - не мой хайп, а   романтика для моего поколения вообще отстой. Ой, меня ждут в чате. (Уходит.)
ЖАКОВ. Потомок! Включи песню мою заветную! Дорогие мои наследнички, слушайте меня! И не говорите потом, что не слышали! Если фетиш не будет доставлен домой, всё, что мною нажито, а также всё, что мне принадлежит, будет передано в благотворительный фонд возрождения коми народа имени меня.
ВЕРОНИК (из окна). Такого фонда не существует.
ЖАКОВ. Завтра же учрежу.
ВЕРОНИК. Бред. (Уходит.)
МАРГО (с балкона, с пультом в руке). Пращур, напоминаю, я к сватовству Поля отношения не имею и наказанию не подлежу.
ЖАКОВ. Включи уже песню, чего зря пульт тискаешь. Хорошо, тебя я назначу главной уборщицей офиса фонда, под который я сдам в аренду этот дом.
МАРГО. Пора подыскивать нового кормильца.
ЖАКОВ. Причём, жить буду долго, чтобы насладиться вашим нищенством от и до. И вы знаете, что я отказов не принимаю. Ну, вот как-то так, если коротко. (Уходит.)
МАРГО (передразнивая Жакова). Хотя купить хотели бы, бешенные деньжищи предлагали, но кто ж им отдаст бога-то. Это Бог, Марго, Бог. Это не бог, пращур, это фетиш и стоит он бешенных деньжищ, а за стоящую вещь можно и побороться. Или не продавать, а просто устроить себе вечную молодость. Что-то мне так захотелось отпраздновать своё стопятидесятилетие!.. (Нажимает кнопку пульта.)

Звучит песня «Катшасинъяс».

СЦЕНА 2. Репетиционный зал республиканской филармонии, где собрался небольшой ансамбль песни. Марс раздаёт ноты.

МАРС. Так, народ, вот партии новой песни. Сейчас подойдёт заказчик.

Входит Ильин.

ИЛЬИН. Марс?
МАРС. Пап! Привет, ты в городе?
ИЛЬИН. Пять минут найдёшь?
МАРС. Конечно.
ИЛЬИН. В коридоре обождать?
МАРС. Да посиди здесь. Народ, разбираемся, вопросы, замечания?

Входит Рита.

РИТА. Добрый день.
МАРС. Рита Юрьевна, проходите, здравствуйте!
ИЛЬИН. Чудова, ты что ли?
РИТА. Бублик!? Сто лет не виделись! Привет.
ИЛЬИН. Привет, красавица.
РИТА. Да ну тебя, старухи красавицами не бывают.
ИЛЬИН. Но красивыми-то могут же быть.
РИТА. Вот уж никогда не заморачивалась на этот счёт. Ты как, где?
ИЛЬИН. Егерем работаю, в Усть-Куломском леспромхозе. В городе редко бываю, но тут неожиданно подпёрло. По ходу, вот, к сыну зашёл.
РИТА. Который?
МАРС. Я.
РИТА. Вот как! А я-то думаю, чего он у меня такое доверие вызывает. Теперь понятно. А мать?
МАРС. Дома.
РИТА. Здесь?
МАРС. Да, в Сыктывкаре.
РИТА. А пап, значит, в Усть-Куломе.
ИЛЬИН. Нормально.
РИТА. На вот тебе, Коля, визитную карточку, позвони, когда ещё в городе будешь. Так что, Марс Николаевич, песня готова?
МАРС. Да, вот партитура, слова, аудиозапись, видео. Если желаете, готовы показать прямо сейчас.
РИТА. Давайте.
МАРС. Пап, подождёшь?
ИЛЬИН. Что за песня?
МАРС. Рита Юрьевна, вы ему объясните, а я – к ребятам.
РИТА. Новый отель открываем, ВИПовский. По вечерам живую музыку решили, что-то вроде ресторана для постояльцев. Ну, а твой парень с ансамблем работать будет на договоре.
ИЛЬИН. О, как круто, Марс Ильин, артист филармонии лабухом устроился, достойное искусство.
РИТА. Не ворчи, многие великие по кабакам кормились, искусство везде искусство. Постарел ты совсем, Бублик, сам-то, небось, в молодости со своей трубой намётом понёсся бы, позови тебя в кабак работать.
ИЛЬИН. Я консерваторию не кончал, чтоб выпендриваться. Слышь, так ты, может, поможешь? Или по блату с тобой нельзя?
РИТА. Смотря что надо, я же не хозяйка, я всего лишь бухгалтер.
ИЛЬИН. Ну, так, значит, главнее никого и нет.
РИТА. У меня хозяева властные, с настроением. Ну?
ИЛЬИН. Ну, это пока не точно, чисто гипотетически. Друг мой с юности, сто лет не виделись, где-то летом хочет приехать, по родным местам соскучился. В Париже живёт. С французской невестой.
РИТА. Друг юности, говоришь? А я тебе кто?
ИЛЬИН. А, ну, конечно, ты же знаешь, наверное… Ох, блин, ёооо…
РИТА. Я его знаю?
ИЛЬИН. Зарапортовался, Ритка, прости. Забудь, как-то разберёмся, если приедут.
РИТА. Говори.
ИЛЬИН. Да он, он.
РИТА. Называй вещи своими именами.
ИЛЬИН. Он же не вещь.
РИТА. Бублик, я тебя съем.
ИЛЬИН. Твой бывший супруг.
РИТА. Павел. Павел?
ИЛЬИН. Он.
РИТА. Сукин сын Ошев?
ИЛЬИН. Мать-то у него приличная женщина.
РИТА. Ты мне про мою бывшую свекровь сейчас рассказывать станешь?
ИЛЬИН. Не стану.
РИТА. Ни за что не помогу!
ИЛЬИН. Да ладно, ладно.
РИТА. Марс Николаевич?
МАРС. Мы готовы. Начинать? Поехали.

Ансамбль исполняет лирическую песню о республике Коми.

РИТА. Что скажешь, Коля?
ИЛЬИН. Ну, так-то бы терпимо. А песня тебе зачем?
РИТА. Не мне, для ресторана в отеле.
ИЛЬИН. А ресторан-то с отелем в этой песне при чём, Марс?
МАРС. Сказали, что про родной край нужно.
РИТА. Прав Ильин. Песня хорошая, мне понравилась, пусть будет, но надо, чтоб люди понимали, куда попали.
ИЛЬИН. Возьми вон, хоть у Павла Ошева песни кабацкие, у него их есть, отредактируй текст по-современному и не мучайся.
МАРС. Мы сами умеем сочинять.
ИЛЬИН. Ну, я сказал.
РИТА. Марс Николаевич, сочините другую?
МАРС. Да.
РИТА. Когда ждать?
МАРС. Через неделю, максимум, у нас были ещё намётки.
ИЛЬИН. А как отель называется?
РИТА. «Дзоридз».
ИЛЬИН. Ну, так надо бы и песня, чтоб была на коми языке.
РИТА. Не надо, у нас не этнопарк, клиенты не местные…
ИЛЬИН. Ну, один-то куплет хотя бы перевести. Совсем уже коми язык задвинули.
РИТА. Не ворчи.
ИЛЬИН. А чего не ворчи? Вот мы трое – коми, а говорим по-русски, это нормально?
МАРС. Нас здесь больше троих и не все здесь даже просто местные, чего уж там. Пап, чего ты лезешь не в свои дела!
ИЛЬИН. Ты как с отцом разговариваешь!
МАРС. А здесь не леспромхоз, господин егерь, здесь республиканская филармония!
РИТА. Но-но-но! Раздухарились. Аванс перечислю завтра же, до обеда. Нужная песня должна быть про отель и Коми. Договорились?
МАРС. Да.
РИТА. Пойду.
МАРС. Ещё вы говорили, как-то ансамбль назвать надо.
РИТА. Ну, да, для солидности, если филармонию нельзя упоминать.
МАРС. Нельзя. Мы хотим назваться «Войвыса дзоридзьяс».
РИТА. О! Как ансамбль песни и танца при Дворце пионеров, Коля, да?
ИЛЬИН. Давно было.
РИТА. Значит, говоришь, в Париже прячется.
ИЛЬИН. Чего ему прятаться-то…
РИТА. С невестой, гадёныш.
ИЛЬИН. Да забудь.
РИТА. Ещё чего. Когда, говоришь, прибудет этот подлец?
ИЛЬИН. Примерно, в начале лета, но очень гипотетически.
РИТА. Я их приму. В «Дзоридзе».
ИЛЬИН. А как же твоё начальство?
РИТА. А так же, как всегда. Марс Николаевич, название ансамбля хорошее, с содержанием песни договорились. И насчёт одного куплета на коми языке тоже правильное замечание. Гонорар удвою. Коля, звони. Аддзысьлыт;дз! (Уходит.)
ИЛЬИН. Ладно, не буду мешать.
МАРС. Чего теперь-то, уже помешал.
ИЛЬИН. Думаешь, без меня получилось бы песенку протолкнуть?
МАРС. Да ладно! По ходу, гонорар удвоился, а завтра ещё и аванс отстегнут. Отлично! Как думаешь, твоей Рите можно доверять?
ИЛЬИН. Откуда знать, мы не пересекались толком лет двадцать, а по финансам разве что на опохмелку стакивались, ничего, помню, давала до поры до времени, но там у неё с супругом были кренделя. Да нормальная она.
МАРС. В гости зайдёшь?
ИЛЬИН. Нет, я в городе по работе, сейчас на автобус и - домой.
МАРС. Всё холостякуешь?
ИЛЬИН. Не суй свой нос сопливый во взрослые дела.
МАРС. Я тебе внуков уже настрогал, а всё пацан!
ИЛЬИН. Буратином ты был, буратиной и остался.
МАРС. В смысле обаяния?
ИЛЬИН. В смысле дерева. Пойду.
МАРС. Внукам подарков от деда каких-то не передать?
ИЛЬИН. Нашёл дурака. Дети твёрдо помнят, кто им подарки приносит, и даже не слышат, от кого. Хочешь на шару в рай въехать? Не выйдет. Отдельную командировку организую, для вручения подарков от себя, чтобы лицом к лицу.
МАРС. А чего надо-то было?
ИЛЬИН. Думал, спросить насчёт гастролей у тебя по республике, мало ли. Друг с невестой приезжают, из-за границы, было бы здорово провезти их, показать родину.
МАРС. Ну, что-то будет по любому. Когда надо-то?
ИЛЬИН. Если будет, то в начале лета.
МАРС. Ясно. У нас намечается поездка по северным районам. По плану, вроде бы, на теплоходе по Печоре, от Усинска аж до Нарьян-Мара. Потом как-то нас перевезут в Воркуту и оттуда вниз на поезде. Южные районы другая группа будет окультуривать, но тут же запросто, из Сыктывкара, на машине в любую сторону на день-другой.
ИЛЬИН. Мне-то не рассказывай!
МАРС. Только имей ввиду, под твою заграницу никто подстраиваться не станет.
ИЛЬИН. Но в принципе-то реально?
МАРС. Так-то бы, конечно. Поговорю с главным администратором, чтоб имел ввиду при заделке, но знать надо, присоединяться ли, как можно раньше.
ИЛЬИН. Ясно. Ладно, прости, что влез, не надо было мне слова давать. А всё же на своей земле мы дома и распоряжаться должны по-своему. И уж точно на родном языке. Став бурс;! (Уходит.)
МАРС. Спасибо за репетицию, ребята. До вечера.

Ансамбль исполняет частушки на коми языке

СЦЕНА 3. Вечером, на балконе парижской квартиры, Ошев работает за ноутбуком, подпевая Эдит Пиаф песню «Non, je ne regrette rien», но по-коми. Входит Вероник.

ВЕРОНИК. Зачем ты только это сделал!
ОШЕВ. Всякий вечер, когда с балкона собственной квартиры пялюсь на Эйфелеву башню, искренне врубаюсь: ну, и фиг ли я здесь делаю.
ВЕРОНИК. Работаешь? Да выключи ты этого воробья, пошляк, мало других, что ли песенных шедевров, ты же не турист. И вообще закрой ноутбук!
ОШЕВ. Видела бы ты лес в Прилузье! С холмами, буреломами, особенно красно-жёлтой осенью. Не наглядеться! А про Полярный Урал под Интой и говорить нечего, просто чудо! Но главное коми-счастье - любоваться природой не из-за колючей проволоки, а вот с этим не всё так уж чтобы гарантировано. Край не лесов – лесоповала…
ВЕРОНИК. Что ты имеешь ввиду?
ОШЕВ. Нечто, непохожее на сегодняшнюю весну в Париже. Долго, однако, собиралась ко мне, неделю выжидала. И что выждала?
ВЕРОНИК. Мы же друзья, с тобой, и только, Поль. Наша близость дружеская, это же чистая случайность, что мы разного пола. Просто в постели дружишь теснее, и уютнее, и милее. Но ты меня не любишь, а брак без любви, как Франция без Парижа. Так какого чёрта, Поль, ты притащился со своим предложением! (Кладёт на стол футляр и ключи.) Вот твой «Марьямоль», ключи от квартиры и давай расставаться.
ОШЕВ. А ведь кабы не песня эта, «Зиль-зёль», что дед твой целыми днями крутит, мы не познакомились бы, прошёл бы мимо вашего дома, не увидел бы тебя, не пристал бы…
ВЕРОНИК. «Зиль-зёль» не имеет перевода, правда? Ничего не значит. Покуда песня эта мне ещё не осточертела, много лет назад, мне представлялось, что это так колокольчик звенит; поначалу вдалеке, потом всё ближе, и вот из ниоткуда выходит корова, с этим самым колокольчиком. Чтобы люди её не потеряли, чтобы слышали, мол, она есть, чтобы искали, а-то и встречали. Корова сыта, готова дать молока, а из молока уже можно сделать столько разных питательных разностей. Она накормит, эта корова «Зиль-зёль»; ты, главное, услышь и встреть. «Зиль-зёль»… ни о чём; но о многом, а-то и обо всём.
ОШЕВ. Красиво. Такие бусы, кроме тебя, никто не поймёт, так что, оставь при себе, независимо от наших отношений. Дед продолжает беситься?
ВЕРОНИК. Именно! Проживали бы себе тихо-мирно, без эксцессов – вся любовь.
ОШЕВ. Расставаться-то зачем.
ВЕРОНИК. Поверь, дедушка сумеет организовать такую полосу препятствий, что лучше не выходить на старт вообще.
ОШЕВ. Жаль.
ВЕРОНИК. Помоги мне, пожалуйста. Я неделю не тебя сторонилась, оценивала состояние дедушки. Мне придётся исполнить его желание. Помоги, пожалуйста, сам не езжай, но организуй поездку мне. Подними старые связи, поговори, представь меня. Языки – не помеха, я же магистратуру кончала по финно-угорским языкам, включая русский; дед заставил. Бытовые проблемы тоже не вопрос, по молодости я увлекалась скалолазанием.
ОШЕВ. Вероник… Так всё плохо?
ВЕРОНИК. Он лишит нас, с Марго, наследства. Я его знаю, не раз попадала под раздачу, точно знаю, до какого предела он готов идти, в это раз всё слишком серьёзно, сто лет – не просто юбилей, сто лет – это Эверест.
ОШЕВ. В нашем случае – гора Народная. Самая высокая на Урале, граница Коми и Ханты-Мансийский округ.
ВЕРОНИК. И что это меняет?
ОШЕВ. Только то, что её можно увидеть, если поехать с «Войвывса дзоридьяс».
ВЕРОНИК. Как?
ОШЕВ. На гастроли.
ВЕРОНИК. Поль?
ОШЕВ. Я уже связался со старым другом. Он только ждёт точные даты приезда, а главное, отъезда.
ВЕРОНИК. Поль… у меня нет слов…
ОШЕВ. Так побежали в постель, помолчим…
ВЕРОНИК. О, да!

Звучит сигнал мессенджера на ноутбуке.

ОШЕВ. Твоя дочь.
ВЕРОНИК. Не отвечай.
ОШЕВ. Прости, любопытно. (Включает связь.) Ау, Марго?
МАРГО. Я – с вами.
ВЕРОНИК. Боливар не вывезет двоих.
ОШЕВ. Чего это не вывезет-то…
ВЕРОНИК. А по мордам?
ОШЕВ. Вот так, Марго, конечная остановка, Боливар дальше не идёт.
ВЕРОНИК. А если бы и шёл, вырвала бы с корнем.
ОШЕВ. Или откусила. Так что, по тормозам.
МАРГО. Старички, дорогие, я вам пригожусь там.
ВЕРОНИК. Что?
МАРГО. В Коми! Я хочу поехать с вами.
ОШЕВ. Проспитесь, девушка, вы не на базаре. (Отключает связь.) Я прав?
ВЕРОНИК. Абсолютно.
ОШЕВ. Входную дверь заперла?
ВЕРОНИК. Конечно.
ОШЕВ. А ты меня любишь?
ВЕРОНИК. Разве сейчас тебе это принципиально?
ОШЕВ. Да пошли же уже!

СЦЕНА 4. В сквере перед сыктывкарским аэропортом стоит Ильин.

ИЛЬИН (по мобильному телефону). С прилётом, Пашка! Встречаю-встречаю, вместе с сыном, не дёргайся, с транспортом. Как самочувствие? Как невеста? Около выдачи багажа будем торчать, как два тополя. Давай! (Убирает мобильный.)

Входит Марс.

МАРС. Пап, я здесь.
ИЛЬИН. Ну, ты… пацан! На тебя надеяться, себя не уважать.
МАРС. Но я же здесь.
ИЛЬИН. Самолёт уже на земле.
МАРС. Развалился, что ли?
ИЛЬИН. Подзатыльников надавать?
МАРС. У тебя руки коротки, а у меня ноги быстрые.
ИЛЬИН. За полчаса надо приходить до назначенного.
МАРС. Пробки.
ИЛЬИН. Где – в Сыктывкаре! Ты думаешь, что треплешь?
МАРС. Ну, мы идём встречать или дальше будем миловаться?
ИЛЬИН. Стоять. Перво-наперво, никаких лишних расспросов к Полю, понял? Лишнее – это про его прошлую жизнь. Скажи всем своим, чтоб не лезли со своими желаниями поехать на гастроли в Париж. Просто существуйте параллельно.
МАРС. Ну, говорили же уже.
ИЛЬИН. Ты знаешь, что такое параллельно?
МАРС. Это не то же, что перпендикулярно.
ИЛЬИН. Пойми, это не моя просьба, мне как раз жаль, что он шифруется и не желает светиться, Поль сам так просил.
МАРС. Чтоб ты понимал, пап. Современные технологии предлагают к использованию систему распознавания лиц…
ИЛЬИН. Ты меня за питекантропа не держи. Во-первых, ты не знаешь, в какую сторону двигать, во-вторых, он не преступник.
МАРС. Твой Поль – это Павел Ошев.
ИЛЬИН. Сволочь.
МАРС. Администраторы пробили.
ИЛЬИН. И что теперь? Он же психанёт.
МАРС. Ну, он же не деревянный егерь, а европейский месье, и, как социолог, наверняка попадал в тупиковые ситуации. Разберёмся. Ага?
ИЛЬИН. Ага.
МАРС. Не переживай, в наше время оставаться инкогнито, да ещё на родине дольше минуты невозможно.
ИЛЬИН. Ладно уже. Есть, как есть.
МАРС. Включить тебе его песню про Сыктывкар?
ИЛЬИН. Давай, давно не слышал.
МАРС (подавая наушник). Держи. (Включает запись.) Пошли?
ИЛЬИН. С одним наушниками на двоих?
МАРС. А что?
ИЛЬИН. Пошли.

Звучит песня про Сыктывкар.


Действие 2

СЦЕНА 5. На террасе дома Жакова Марго синхронизирует компьютер с плазмой.

МАРГО. Пращур! Я сделала это!

Входит Жаков.

ЖАКОВ. Что ты сделала, потомок?
МАРГО. Синхронизировала компьютер с плазмой.
ЖАКОВ. Зачем?
МАРГО. Изображение будет на большом экране, так же лучше.
ЖАКОВ. Ну, гляди мне, ежели сорвёшь коннект, прибью.
МАРГО. Страшно аж жуть. Звонят! Включаю.

На плазме появляется изображение ансамбля на фоне Ижмы.

ЖАКОВ. Класс!
МАРГО. А поговорить?
ЖАКОВ. Больно надо. Пацаны, заводи шарманку!

Ансамбль исполняет песню об Ижме на коми языке.

ВЕРОНИК. Дедушка, мы в Ижме!
ЖАКОВ. Да понял, понял…
ВЕРОНИК. Родина твоей мамы.
ЖАКОВ. Всё, всё, спасибо. До связи.
МАРГО. Мам, привет!
ВЕРОНИК. Доченька, у нас всё хорошо.

На плазме изображение замирает.

МАРГО. Мам? Мам! Мама… Связь прервалась… сейчас поковыряюсь…
ЖАКОВ. Не надо, вырубай. На сегодня мне всё равно хватит.
МАРГО. А мне не хватит!
ЖАКОВ. У тебя своя техника есть, а мне душу не мотай.
МАРГО. Ладно. Ой, пращур, ты плачешь?
ЖАКОВ. Дура слепошарая, это не я, это организм плачем, у нас с ними уже с полвека одна сплошная нестыковка. Я, наоборот, радостный. Такой радостный, как почти, что когда утром зубные протезы, наконец-то, присобачишь и ну  - жратеньки. Не хватит ей… ехала бы с ними и не надо было бы тут истерики закатывать. Ижма – красавица, что река, что село. Молодец Ошев, правильно работает с камерой. Из Усинска тоже было интересно, да? Особенно мне Захарвань понравилась деревня, и Мутный Материк нигде не мутный.
МАРГО. Да я, может, и поехала бы, да не взяли же.
ЖАКОВ. Ну, ты какая-то французская, ей-богу, девка, по-нашенски поступать надо, раз и на матрас, то есть, села в самолёт и полетела.
МАРГО. Ну, предположим. И куда лететь? В какую деревню?
ЖАКОВ. В Воркуту, конечно, чтоб потом на поезде до Микуни или Княжпогоста, кто их там потом знает, куда поедут.
МАРГО. А ты с Вероник и Полем договоришься?
ЖАКОВ. Легко.
МАРГО. Ладно.
ЖАКОВ. И ты поедешь?
МАРГО. Не-а, полечу.
ЖАКОВ. Серьёзно!?
МАРГО. А ты?
ЖАКОВ. Я тебе даже денег дам, немножко.
МАРГО. По рукам?
ЖАКОВ. Замётано.
МАРГО. Мама твоя родом из Ижмы?
ЖАКОВ. Да. Я в неё пошёл. Отец родом из местечка Париж, это сейчас уже Сыктывкар. Да-да, там когда-то обретались пленные французы после 1812 года. Оттуда в армию забривали, на срочную службу, потом финская война, потом, не приходя в сознание, мировая… потом хлобысь и на тебе - Париж. Так что, вся моя жизнь: от Парижа до Парижа, от малого к большому, от родного к чужому. Как отчим мне этот город, вроде по-доброму относится, с деликатностью, никаких тебе болот с мошкарой, комфорт с тёплым туалетом, но не родной, нет, не родной папа.
МАРГО. Почему ты про мировую войну никогда не говоришь, у тебя же вся грудь в наградах нескольких стран…
ЖАКОВ. Нечего рассказывать про бойню. Не человеческое дело – война, не живое. А если ещё и в плен попал, вообще труба-дело. Я же коми, в тридцатых годах насмотрелся на толпищи зеков. Куда было возвращаться? Из зоны на зону? Вот я и не вернулся, повезло, наш концлагерь союзники освобождали. Я слишком точно знал, какой-такой оркестр с какими-такими пряниками встретили бы меня на границе. Как марьямоль. Знаешь, потомок, что этот цветок наполовину ядовит? Чуток не та доза и шагом марш - в гроб. На тебя похож.
МАРГО. Я хорошая!
ЖАКОВ. Вот я и говорю: хорош!
МАРГО. Когда плакал, ты был милый. Мрачно как-то очень.
ЖАКОВ. Потому и молчу о войне и остальной моей биографии. Кроме коми детства. У меня в кабинете, на столе, лежит график гастролей ребятишек, сверься по датам и заказывай билет.
МАРГО. Если всё так плохо там, зачем ты суетишься со свои божком?
ЖАКОВ. Не с божком, дрянь мелкая, а с Богом! И не я с ним суечусь, а он меня теребит. Понятия не имею, зачем, делаю, что должен. Я, конечно, коми – народ, который лучший из людей, но всё же человек. А человек не умеет жить, животный секс называет любовью, куда дальше-то! По мне, так лучше бы всё человечество смести с лица Земли, а природа сама себя наладит и заживёт, как её должно, свободно, привольно, от всей души, особенно Север, насчёт него я глобально спокоен. Но я же не Бог, Ену виднее, что со всем этим сделать, главное, что мы должны исполнить свою работу, каждый свою, а там будь, что будет, всё равно же будет по-божески. Иди уже!
МАРГО. Ладно. Сделаю тебе приятное, слетаю на родину предков, так и быть. (Уходит.)
ЖАКОВ. Хорошая песня про Ижму. В Усть-Цильму они, кажется, завтра поплывут… Ну, там русская вотчина, пусть себе, тоже же люди, наши почти. Ох, мне бы туда… домой.

/По желанию, постановщики могут вставить здесь монтаж стихов и песен о разных деревнях и городах республики, в исполнении ансамбля./

СЦЕНА 6. Утром, в кухне для клиентов отеля «Дзоридз», Рита пьёт чай. Входит слегка одетая Марго.

МАРГО. Утро доброе.
РИТА. Здравствуйте. Завтрак хотите?
МАРГО. О, да.
РИТА. Сейчас организую. Кофе, чай?
МАРГО. Кофе, эспрессо.
РИТА (включает кофемашину). На двоих?
МАРГО. О, да.
РИТА. Бутерброды, варенье?
МАРГО. Варенье?
РИТА. Типа джем: клюква, ирга, морошка, брусника…
МАРГО. О, да!
РИТА. Что конкретно?
МАРГО. Всё!!!
РИТА. Хорошо, по чуть-чуть. Оладьи?
МАРГО. Не поняла?
РИТА. Небольшие толстые блины.
МАРГО. О, да..!
РИТА (показывая на пальцах). По два?
МАРГО. Нет, нам много, много.
РИТА. По четыре?
МАРГО. О, да.
РИТА (ставит оладьи в микроволновку). Оладьи можно тоже с джемом. Вода питьевая в кулере, холодная и горячая, французская.
МАРГО. Прекрасно! Я – Марго.
РИТА. Я – Рита Юрьевна. Просто Рита.

Входит заспанный Ошев.

ОШЕВ. Доброе утро всем, кого вижу, кого не вижу, кого видеть не хочу, кого ненавижу, каких в природе нет, потому что мысленно я их всех поубивал, злодеев. Кофемашина занята…
РИТА. Четыре соска.
ОШЕВ. У кого?
РИТА. У кофемашины. Поставить?
ОШЕВ. Спасибо, сам, вчера уже приноровился. Марго, завтрак на две персоны?
МАРГО. Поль, иди лесом.
ОШЕВ. Да ты прирождённый лингвист, на лету присваиваешь чужой язык.
РИТА. Всё готово. Ставлю на поднос. Плюс сливочное масло, сливки. Устраивает?
МАРГО. О, полный шикардос!
ОШЕВ. Кажется, я знаю, как называется вторая персона для завтрака.
МАРГО. Будь здоров. (Взяв поднос.) О, да, Поль, и не кашляй. (Уходит.)
ОШЕВ (вослед). Передай Марсу, что вот-вот его папаша прибудет. Точно ведь в угол поставит, на колени, на горох… и ремнём выпорет.
МАРГО. Отошли с дороги?
ОШЕВ. Да куда там! Этот марш-бросок по Северам вымотал до самого копчика. Простите, плохо себя контролирую.

Входит Вероник.

ВЕРОНИК. Кофе… кофе!?
ОШЕВ. Сделать?
ВЕРОНИК. Себе сделай, а мне отдай свой, кавалер.
ОШЕВ (подав кофе Вероник). Вот непруха, не могла попозже выйти. На, пей, экспроприатор. Как ночевать, так по разным номерам, а как живительную влагу отбирать, так сразу кавалер. Нет в жизни совершенства.
РИТА (Вероник). Вам предложить поесть?
ВЕРОНИК. Нет-нет, разве, что сигаретку.
РИТА. Здесь не курят.
ВЕРОНИК. Жаль, кофе без сигареты, всё равно, что секс без мужчины.
ОШЕВ. Тогда верни кофе мужчине.
ВЕРОНИК. Секс есть секс, Поль, даже без мужчины.
ОШЕВ. Ильин на подходе, надо решить по поездке на болота. Помнишь, ты вчера пообещала ему показать фетиш.
ВЕРОНИК. Пусть придёт в мой номер.
ОШЕВ. Паучиха сплела паутину.
ВЕРОНИК. Не пори чушь!
ОШЕВ. Обсудим поход вместе от и до, на нейтральной полосе. (Рите.) Простите, вы вчера здесь были?
РИТА. Нет.
ОШЕВ. Да? Ваше лицо знакомо.
РИТА. Только лицо?
ВЕРОНИК. Чёрт возьми, а какие ещё части вашего тела должен знать мой жених?
РИТА. Все: от и до.
ОШЕВ. Мне нужно выпить кофе. (Выпив.) О, боги, вы есть!
ВЕРОНИК. Или сигарета, или жизнь. Когда Николя придёт, сообщите, я принесу фетиш.
РИТА. Вам неинтересно, кто я?
ВЕРОНИК. Интересно, но мне надо покурить, а интерес никуда не денется.
РИТА. Ваш Поль, мой Павлик…
ОШЕВ. Ритка!?
РИТА. Так долго вспоминать собственную супругу – это оскорбительно.
ОШЕВ. Четверть века прошло.
ВЕРОНИК. Ну, вы пообщайтесь. Скажите, Ритка…
РИТА. Я – Рита!
ВЕРОНИК. Да-да, миль пардон, тысяча чертей, конечно.
РИТА. Юрьевна. Рита Юрьевна.
ВЕРОНИК. Вы пришли поговорить?
РИТА. Я здесь работаю. Вернее, и здесь тоже.
ВЕРОНИК. Горничная?
РИТА. Главный бухгалтер.
ВЕРОНИК. То есть, всё же пришли поговорить. Понимаю. Поверьте, если вы не против, я буду чрезвычайно рада пообщаться по поводу нашего общего знакомого мужчины. Но мне пора, уже очень давно пора. Рита Юрьевна, не уходите. (Уходит.)
ОШЕВ. Извини, что не узнал.
РИТА. Именно такой я и представляла себе французску… высокомерную гуску.
ОШЕВ. Кофе?
РИТА. Я пью чай.
ОШЕВ. О, да.
РИТА. Ну, так что скажешь обо мне?
ОШЕВ. Но мы только-только…
РИТА. Я про мою внешность! Ведь не узнал же!
ОШЕВ. Примерно такой я себе тебя и представлял в стар…
РИТА. Сам старик.
ОШЕВ. …в возрасте. Мне было как-то благостно быть супругом женщины такого вида… внешности.
РИТА. Врёшь.
ОШЕВ. А смысл? Враньё – удел убогих.
РИТА. Вы разошлись, что ли?
ОШЕВ. Да мы и не сходились.
РИТА. А как же «жених и невеста»?
ОШЕВ. Заблуждение. Мы, с Вероник, просто близкие друзья.
РИТА. Западноевропейский разврат.
ОШЕВ. Скорее, западноевропейская политкорректность.
РИТА. Какого фига тогда вы здесь вместе?
ОШЕВ. Ситуация сложилась таким замысловатым образом.
РИТА. Похоже, замысел не удался, раз вы по разным комнатам?
ОШЕВ. Дело же не единой постели, Рита, совсем в другом. В общественной плоскости, как бы. Не я банкую, а Вероник, точнее выразиться – её дед, наш земляк из нашего Парижа, волею судьбы оказавшийся там, где Парижу и должно быть. Исполним миссию, вернёмся и разойдёмся, Париж большой, места всем хватит. Правда, арабов развелось, сказать по правде, больше ворбьёв…
РИТА. Да плевать мне на общественность.
ОШЕВ. И вообще, понаехало всяких-разных…
РИТА. Ты мне ответь прямо и недвусмысленно на простой вопрос: ты что же, милый Пашечка, по приезде, даже ни разу не спросил про меня?
ОШЕВ. Ну, почему…
РИТА. Вот именно, почему!
ОШЕВ. Собирался… даже, по-моему, спрашивал…
РИТА. Не ври мне, или устрою очную ставку с Бубликом.
ОШЕВ. Сожрать бы тот бублик…
РИТА. Не слышу?
ОШЕВ. Ещё кофе выпью. Две порции в вашем отеле меня не разорят?
РИТА. Мы не крахоборы. Пей, гад.
ОШЕВ. Спасибо.
РИТА. Даже не поинтересоваться, что произошло с девочкой, которую не просто заломал, но ещё и вышвырнул!
ОШЕВ. Палку-то не перегибай.
РИТА. Какую палку!
ОШЕВ. По-честному, тогда ты меня в кусты заманила и заломала мой юный цвет.
РИТА. Рассказывай, такому ракурсу ни один суд не поверит даже за деньги.
ОШЕВ. Ну, правильно, у вас судебный корпус едва ли не на сто процентов бабский.
РИТА. Женский!
ОШЕВ. Семантика.

Входит Марс, в уличной одежде, с гитарой в чехле, ест оладьи.

МАРС. Всем привет. Отец уже здесь?
ОШЕВ. Вот-вот.
МАРС. Меня здесь не было, пожалуйста! Рита Юрьевна, оладьи – отпад.

С улицы входит Ильин.

ИЛЬИН. А ты-то здесь чего с ранья оладьи лопаешь?
МАРС. Да вот, гитару вчера забыл, акустику, а репетиция сегодня с ней, видишь, даже куртку не снимал.
ИЛЬИН. Привет, ребята.
РИТА. Здорово, Бублик.
МАРС. Побежал.
ИЛЬИН. А чего пиджак сухой?
МАРС. Чего?
ИЛЬИН. Ты не в куртке, а в пиджаке. И рубашка вчерашняя. А на улице снег.
ОШЕВ. В июне!?
РИТА. Точно же, обещали.
ОШЕВ. Севера!.. Бррр.
МАРС. Ага.
ИЛЬИН. Стоять, парень. Я ночевал у тебя.
МАРС. Пап, давай, после.
ИЛЬИН. После чего?
ОШЕВ. Ильин, прекрати, нам-то это зачем? Телефон в номере, позвонить надо Вероник, чтоб пришла…
ИЛЬИН. Я уже позвонил.
ОШЕВ. Молодца тебе за это.
ИЛЬИН. Паша, нам надо поговорить.
ОШЕВ. Тебе со всеми и с каждым зачем-то надо поговорить. Есть вещи, о которых надо просто помолчать, просто потому что всё ясно, как белый день.

Входит Вероник со шкатулкой.

ВЕРОНИК. Снег в июне…
ИЛЬИН. Вероник, что с тобой?
ОШЕВ. Эй, мадам, очнитесь, что такое?
ВЕРОНИК (открыв шкатулку). Пусто. Поль! Всё обыскала, нет нигде.

Входит Марго, с подносом.

МАРГО. Рита, толстые блины ещё?
РИТА. Да-да, сейчас подогрею.
ИЛЬИН. Так вот, кто тут ещё с утра оладьями забавляется. Ещё бы, перед такими ногами любой женатик не устоит.
МАРС. Они, между прочим, сами не устояли.
ОШЕВ. Народ! Хорош бакланить впустую! Дело серьёзное.
МАРГО (по-французски). Что случилось, Вероник?
ВЕРОНИК (по-французски). Пропал фетиш. (Рите.) Да что пропал, украли!
МАРГО (по-французски). Почему сразу украли?
ВЕРОНИК. Видите бархотку? В неё фетиш был завёрнут. Если бы выпал или ещё там что-то, то бархотки тоже в шкатулке не было бы. Да и дорожная карта здесь же. Значит, вор украл божка ради продажи, а не для того, чтобы выполнить за нас нашу миссию. Дедушка! Что будет с дедушкой!!! Я требую полицию.
ОШЕВ. Погоди! Попробуем сами разобраться.
РИТА. Не успели открыться, и будьте любезны – скандал. Караул.
ИЛЬИН. В чём суть-то?
МАРГО (по-французски). Мама, пойдём в твою комнату и всё там пересмотрим, досконально, в четыре глаза и в оба мозга.
ВЕРОНИК (по-французски). Да, дочь, пойдём. (Уходит с Марго.)
РИТА. Капец.
ИЛЬИН. Пашка, объясни.
ОШЕВ. Мы приехали, чтобы вернуть в древнее капище фетиш. Фетиш представляет из себя доисторическую фигуру, изображающую бога Ена. Мы хотели просить тебя провести нас к капищу.
ИЛЬИН. Я знаю, где оно?
ОШЕВ. Посреди болота, на островке, по старинной лежнёвке от Усть-Кулома до Крутоборки. Дорожная карта в шкатулке, хочешь, возьми на память.
РИТА. Разве украсть могли только здесь, в отеле? Тем более, что точно некому, я же вас впустила раньше официального открытия и персонал не вызывала, да он полностью и не набран. Вчера ваш приезд обслуживал городской ресторан, охрана отслеживала их передвижение. Видеонаблюдение в отеле не установлено.
ОШЕВ. Точно, Вероник, как типичная баба, проболталась о цели приезда, когда ехали поездом, и, по-моему, даже демонстрировала фетиш. Марс, помнишь?
МАРС. Слышать слышал, но не присутствовал, был занят.
ИЛЬИН. Ногами.
МАРС. Тогда ещё только глазами.
РИТА. До обращения в полицию надо опросить артистов. Марс Николаевич?
МАРС. Неприятно, но сделаем.
РИТА. Сегодня же! Покуда горячо!
ОШЕВ. И шансов сплавить фигурку ещё немного.
МАРС. Как она выглядит?
ОШЕВ. Нарисовать могу. Ой, у меня же в телефоне есть картинка. Сейчас принесу, я живо.
РИТА. Оладьи готовы. Кто будет?
МАРС. Рита Юрьевна, отнесите их Марго, она же просила.
РИТА. Точно, заодно, подмажу, чтоб сгладить ситуацию.
МАРС. Ей клюква зашла.
РИТА. Поняла. (Уходит с подносом.)
ИЛЬИН. Вот ситуация.
МАРС. Пап, вот что. Между нами, я, похоже, знаю, где фетиш.
ИЛЬИН. Похоже?
МАРС. Очень. Покуда суета, удостоверюсь.
ИЛЬИН. И принеси сюда.
МАРС. Ладно.
ИЛЬИН. Гитару оставь, болтаешься с ней, как хрен знает что из подворотни.
МАРС (поставив гитару). Не злись. Хочешь, побренчи, она моя личная. Новьё! Пап, сам же поучал: всё на пользу. (Уходит.)
ИЛЬИН (достав гитару, перебирает струны). Ну, гитараст-то из меня хреностенький, прямо скажем… да и трубач давно помер, не воскресить. А музыка не покинула, нет, знает, что здесь её любят.

Входит Ошев, с телефоном.

ОШЕВ. Вот фотка! Где твой?
ИЛЬИН. Отлучился. Покажь. (Смотрит фотографию.) Знаю. Раз пять водил на то капище паломников, похожие фигурки.
ОШЕВ. Серьёзно!?
ИЛЬИН. Ну, да. В первые два раза со стариком Поповым водили, потом сам.
ОШЕВ. Я-то думал, мы одни тут с приветом, а тут оказывается целая индустрия.
ИЛЬИН. А то, кому не хочется возрождения нашего народа. Попов всю жизнь водил желающих, теперь-то всех посылает, куда подальше. А я верил. И опять верю. И следующих поведу. Изменений в коми жизни от тех походов очевидных нет, хотя кто знает, может быть, они по своим каким-то часам сработают, а может быть, мы их тупо не замечаем, потому что тупые. Пялишься на гитару… возьми.
ОШЕВ. Двадцать лет не прикасался, с чего бы сейчас-то.
ИЛЬИН. Ради меня. Просто бздынькни и все дела.
ОШЕВ. Не искушай, со мной не прохиляет.
ИЛЬИН. Вероник так и не знает, что ты – сам Павел Ошев?
ОШЕВ. Слава богу, нет. Она и про Павла Ошева не знает. А я – просто Поль Ош.
ИЛЬИН. Если бы услышала, как ты поёшь, не отпустила бы.
ОШЕВ. Да нет, Коля, я тебе даже с гитарой наперевес не соперник. Вы ж как увиделись впервые в аэропорту, так друг от друга глаз и не отвели. Как в детстве, кто может сравниться с Колей Ильиным, рядом с Бубликом остальные пацаны всего лишь дырки от него.

Входит Марс.

МАРС (достаёт из кармана фетиш). Это?
ОШЕВ. Да! Марго?
МАРС. Утром в душ пошла, доставала из чемодана бельё, оно и вывалилось. Я сквозь ресницы видел, дома наловчился, чтоб дети не видели, что папаша проснулся, сразу же на шею сядут.
ИЛЬИН. Как поступим?
ОШЕВ. Дай подумать. Коля, забери покуда себе, спрячь с глаз.
МАРС. Зачем она так…
ИЛЬИН. Кто их, этих коми женщин, разберёт.
МАРС. Она французская.
ИЛЬИН. Ну, значит, капля коми крови перевесила остальной декалитр. Гордиться надо, а мы тут фыркаем. Да, Паша?
ОШЕВ. Коля, валим на меня. Скажешь, зашёл в мой номер, а там, ну, как у Марса получилось: гля, а возле чемодана лежит фетиш.
ИЛЬИН. Спятил? Вероник может не простить.
ОШЕВ. И к лучшему. А я на целый день в город, пошляюсь по родине, вдруг проймёт и в душу просветлеет, а-то мрачновато как-то. Как приехал, так затосковал, по себе самому, думаю, по-прежнему.
ИЛЬИН. А сам-то себя, как оправдаешь?
ОШЕВ. Да фиг знает, придумаю. У всякого социолога на любой вопрос десяток ответов найдётся, а я – доктор социологии, сотня всегда в заначке, не боись, отмажусь.
МАРС. Благородно.
ИЛЬИН. Ну, ты, Паша, комяк…
ОШЕВ. Да уж, не каждому так повезло. Хотя по сравнению с тобой, я пришибленный зачуханный зырянин, на тебе ж пробу ставить негде.
ИЛЬИН. Да уж, вам всем со мной круто подфартило, и за что только вам такое счастье привалило.
МАРС. Марго вам чем-то дорога, чтоб так подставляться?
ОШЕВ. Уверен, она ещё может стать человеком, просто лечить надо не словами, а поступками.
МАРС. Вас подвезти?
ОШЕВ. Конечно! Только оденусь. Бублик, разрулишь тут, ага?
ИЛЬИН. Дурак ты, такая женщина!
ОШЕВ. Да я, видишь ли, не такой мужчина, то ли дело ты. Один совет, не торопись демонстрировать находку, потяни резину, а-то получится как-то нарочито. И лучше сделай это тет-а-тет, во всяком случае, без Марго. А тебе, Марсик, отвечу так: возможно, девчонка решила продать артефакт, возможно, просто иметь под рукой вариант вечной молодости, разницы нет, главное, что украла. За этим она и прилетела сюда, я так и подумал, что неспроста это, очень уж она не романтична.
МАРС. Что значит: вариант вечной молодости?
ОШЕВ. Старик Жак утверждает, что с тех пор, как оказался хранителем Ена, фронтовые раны и те зажили, а выглядит он, свидетельствую, никак не на сто лет.
ИЛЬИН. Фронт! Я же навёл для него справки по линии военкомата, Вероник просила ещё когда вы только прилетели.
ОШЕВ. Всё, с меня хватит. Пошёл одеваться. (Уходит.)
МАРС (вдогонку). Жду в машине!
ИЛЬИН. А чего не останешься?
МАРС. Не хочу её видеть.
ИЛЬИН. Ну, да. Гитару не забудь.
МАРС. А ты её в комнате Ошева пристрой. Во-первых, оправдаешь свой приход в его комнату, почему артефакт и обнаружил. Во-вторых, может, спровоцируешь друга? Мне, например, очень хотелось бы его вживую послушать, и ребятам.
ИЛЬИН. Толково.
МАРС. Деньги вытащить, с каждым может случиться, но чтобы украсть бога, надо быть… Нет, тогда не надо вообще быть. Пап, послушаешь? Сочинил композицию на стихи нашего поэта, твоего поколения. Там в третьей части соло трубы. Дать?
ИЛЬИН. Дать.
МАРС (подаёт плеер). Да, кстати, труба играет тоже на коми языке. Я – дома. (Уходит.)
ИЛЬИН. Ну, так-то бы ничего пацан получился… могло быть и хуже, а лучше и не надо, есть, как есть, мне не стыдно. (Уходит, с гитарой.)

Ансамбль исполняет балладе об Ене.

СЦЕНА 7. Поле в лесу. Вероник рыдает. Входит Ильин, цветком марьямоля.

ИЛЬИН. Вероник!
ВЕРОНИК. Я не могу! Оставь меня, Николя, ради всего святого. Нет сил. Небо давит мне на плечи, голове невмочь.
ИЛЬИН. Отдохни…
ВЕРОНИК. Ты – мужлан! Не соображаешь? Дама вымотана. Три недели на теплоходе, на поезде, на каких-то автомобилях, на лодках, на телеге!.. Чёрт возьми, я нормальная примитивная цивилизованная баба, а не некая великая коми женщина. Что вас, мужчинам, от меня надо? Зачем вы меня-то гоните по Земле, что я вам сделала? Зачем мне мучения, которых я не зарабатывала за свою скучную парижскую судьбу. За что!
ИЛЬИН. Надо идти. Возвратиться надо затемно. Я понесу тебя, солнышко моё…
ВЕРОНИК. Какое я тебе, на хрен, солнышко, Ильин! Что это?
ИЛЬИН. Цветок марьямоля, ты же хотела увидеть вживую.
ВЕРОНИК. Выбрось! Я погасла лет двадцать назад. Да, я, тысяча чертей, и не светила никогда, никому, я не светило, я – человечек, букашка-какашка… малюсенькое пресмыкающееся…
ИЛЬИН. Ты идеальная. Я знаю, дедушка твой знает, скоро и ты узнаешь. Остался последний бросок, самый короткий, самый интересный. Ен ждёт.
ВЕРОНИК. Дурак какой-то. Твой бог ждёт тебя, а не меня, меня здесь быть не должно. Бери ты эту каменюку и шагай на все четыре стороны. Проклятый Поль, уж украл, так украл, запрятал бы, выбросил, продал…
ИЛЬИН. Он не крал.
ВЕРОНИК. Как?
ИЛЬИН. Он взял на себя чужую вину.
ВЕРОНИК. Объясни!
ИЛЬИН. Ты любишь его?
ВЕРОНИК. Да иди ты, с глупостями своими, нужен он мне.
ИЛЬИН. Но ты же собиралась за него замуж?
ВЕРОНИК. Ни разу. Он собирался жениться на мне, но недолго. Двое подвыпивших друзей наутро протрезвели, посмеялись над днём вчерашним и пошли жить дальше. Только по пути чёрт занёс нас в Коми. Дедушка мой ненаглядный, бессмертный богач. Понятно?
ИЛЬИН. Богач? Так ты из-за наследства мучаешься?
ВЕРОНИК. Нет, из-за любви к предку. А наследство всего лишь гонорар.
ИЛЬИН. Гонорар очень нужен или можно обойтись?
ВЕРОНИК. Уже не обойдусь, по многим параметрам, поздно.
ИЛЬИН. Так пошли, заработаем тебе на хлеб насущный. По ходу, и любовь свою удовлетворишь… к дедушке.
ВЕРОНИК. Ну, ты – псих… психохирург. Дай-ка марьямоль. Так вот, какой ты, цветочек аленький…
ИЛЬИН. Ну, не то, чтобы аленький.
ВЕРОНИК. У каждого своё зрение. Ты обещал нести меня на руках или мне послышалось?
ИЛЬИН. Послышалось.
ВЕРОНИК. Так и знала.
ИЛЬИН. Обещал. И понесу, несмотря на возраст.
ВЕРОНИК. На чей возраст?
ИЛЬИН. На мой.
ВЕРОНИК. Верно. Потому что у меня возраста нет.
ИЛЬИН. Так я беру?
ВЕРОНИК. Что?
ИЛЬИН. Тебя.
ВЕРОНИК. Сначала капище.
ИЛЬИН. Хватит болтать, коми женщина французского происхождения, пора. (Подхватывает на руки Вероник.)
ВЕРОНИК. Ух, ты!.. поднял. Не уронишь?
ИЛЬИН. Себе дороже, переломаешь кости, возись потом с тобой. Ну, ходу…

СЦЕНА 8. В гостиничном номере Ошев берёт гитару.

ОШЕВ (взяв аккорд). Да ну, на фиг, не хочу! (Отставляет гитару.) Не бывает хорошей акустики со звукоснимателем. И мозоли с пальцев сошли. Хм, а звучок-то изрядный… и струнки уютные. Ну-ка, ну-ка. (Берёт гитару, наигрывает.)

Стук в дверь, входит Марго, в вечернем халате, с футляром в руке.

МАРГО. А это я.
ОШЕВ. Добрый вечер, мадмуазель.
МАРГО. Мама, перед уходом сказала, что не хочет тебя видеть и попросила окончательно вернуть бусы. Вот. (Подаёт футляр.)
ОШЕВ. Положи куда-нибудь.
МАРГО. Кладу на стол. Зачем ты взял на себя мою вину?
ОШЕВ. Считаешь, что виновата?
МАРГО. Неважно, что я считаю по своему адресу, но ты-то в глазах Вероник виноват точно.
ОШЕВ. Ну, ты же больше так не поступишь?
МАРГО. Не знаю, не думала, да и подходящей ситуации покуда не подворачивалось; посмотрю.
ОШЕВ. Просто в следующий раз меня рядом не будет.
МАРГО. Я на твоём месте не была бы столь уверенной. Думаю, я тебе нравлюсь.
ОШЕВ. Не дури.
МАРГО. Нет, Поль. Я, как минимум, должна с тобой рассчитаться за услугу, а так как у меня, кроме меня, ничего нет, то вот, получай. (Сбрасывает халат.)

Из ванной выходит Рита, в вечернем халате.

РИТА. О, да, есть, на чём взгляду споткнуться. Но здесь-то тоже всё по полной программе, да, милый Паша? (Сбрасывает халат.)
МАРГО. О, нет…
РИТА. Что за бусы? В футляре? Можно посмотреть?
ОШЕВ. Конечно.
РИТА (открыв футляр). О-го! Какая красота… Да это же марьямоль! Можно примерить?
ОШЕВ. Конечно.
РИТА (надев бусы). Как?
МАРГО. О!..
ОШЕВ. Сногсшибательно.
РИТА. Так кого же ты сегодня сшибёшь с ног?
ОШЕВ. Себя. А бусы… да, они так и называются «Марьямоль». Если хочешь, возьми себе, буду только рад.
РИТА. Ладно.
МАРГО. Ладно?
РИТА. Так, что, Ошев, Марго или Рита?
МАРГО. Или сразу Марго-Рита?
РИТА. Да пошла ты!
МАРГО. Я только, что пришла.
ОШЕВ. Я выбираю одиночество.
РИТА. Правильное решение. А я твоё одиночество скрашу.

Стук в дверь.

ОШЕВ. Входите уже все!

Входит Марс.

МАРС. О-ба-на… Пардон, я – по делу! Гитара ещё нужна? У нас репетиция…

Звучит сигнал вызова мессенджера из ноутбука.

ОШЕВ. Погоди минутку. Жак вызывает! Встаньте все сзади компа! Пожалуйста, мне лучше ответить.

Все перемещаются за стол с ноутбуком.

МАРГО. Марс, халат.
МАРС (подавая халаты женщинам). Рита Юрьевна, вы – богиня.
РИТА. Богиня чего?
МАРС. Очарования.
РИТА. Так может мне тогда халат не надевать и бусы снять к чертям собачьим?
МАРС. Лучше прикрыться, не-то я за себя не ручаюсь.
РИТА. Но-но, касса-то у меня.
МАРГО. Шапито.
ОШЕВ. Тишина! Включаюсь. Добрый вечер, Жак.

На мониторе плазмы появляется изображение Жакова.

ЖАКОВ. Паша, где Вероник? Она сутки не выходит на связь.
ОШЕВ. Не переживайте, здесь не везде работает связь.
ЖАКОВ. Ты оставил мою внучку без присмотра?
ОШЕВ. Ничего с ней не случится; во-первых, она под более надёжным присмотром, чем мой, во-вторых, она – внучка Жакова, что гарантирует её самозащиту на все сто пудов. Как только она объявиться в зоне доступа, тут же проявится.
ЖАКОВ. Где Марго?
ОШЕВ. А вот за вашим потомком следить я не нанимался, вы её лично навязали нам, авторитарно, как диктатор…
ЖАКОВ. Просто сообщи ей, чтоб позвонила.
ОШЕВ. Да.
ЖАКОВ. То есть, с Вероник вы всё же разошлись?
ОШЕВ. Отдаю должное вашей проницательности. Причём, окончательно. Надеюсь, обсудите это с внучкой без меня.
ЖАКОВ. Меня волнует доставка фетиша в капище!
ОШЕВ. Меня тоже. Не сомневайтесь, проводник более, чем надёжен.
ЖАКОВ. А, так они пошли без тебя! Потому и связи нет, ведь там глухомань!
ОШЕВ. От вас ничего не скрыть, просто мы не хотели вас напрягать, потому-то я и не сказал. Не беспокойтесь, они вам пришлют видеозапись возвращения нашего Ена. Но  постараются провести прямую трансляцию, если техника не подведёт.
ЖАКОВ. Гитара? У тебя же ни слуха, ни голоса…
ОШЕВ. В Париже так оно и было, а дома…
ЖАКОВ. Дьявол, так ты тот самый Павел Ошев!? А у меня вы как-то не стыковались… Как же ты терпел, когда я орал твои песни? Силён, бродяга…
ОШЕВ. Вот, что. Вероник, сразу по приезде, попросила навести справки о тебе, включая военкомат…
ЖАКОВ. Я не просил! Ну, зачем она…
ОШЕВ. Посмертно, вы награждены орденом Боевого Красного Знамени.
ЖАКОВ. Посмертно?
ОШЕВ. Да, пришла похоронка. Никаких документов о вашем плене не существует.
ЖАКОВ. Так я дома не являюсь персоной нон грата?
ОШЕВ. Очевидно, нет. Для документального подтверждения статус-кво надо сделать официальный запрос.
ЖАКОВ. Спасибо. Паша, я хочу домой.
ОШЕВ. Значит, надо ехать.
ЖАКОВ. Пока. Или спел бы?
ОШЕВ. Я отвык.
ЖАКОВ. Пожалуйста.

Ошев исполняет песню «Бери шинель, пошли домой».

СЦЕНА 9. Капище. Здесь Ильин и Вероник.

ВЕРОНИК. Давай.
ИЛЬИН. Ты же внучка, не я.
ВЕРОНИК. Ты – мужчина, древние святилища женщин воспринимают только, как жертв для заклания. Не надо рисковать. Я снимаю. Давай!
ИЛЬИН. Рядом с Омэлем, фронтально или лицом к лицу?
ВЕРОНИК. Ставь уже! А там, как будет. Лучше справа от Омэля.
ИЛЬИН. А что-то надо говорить?
ВЕРОНИК. Зачем, слова в таком деле – это пустое. Включаю видео! Люди, я – Вероник! Вы видите?
ГОЛОСА. Да, да, да…
ИЛЬИН. Да. Ен на своём месте, на своей земле, дома. (Ставит статуэтку.)
ВЕРОНИК. Вот и всё. Нет, не всё!?
Аннотация. К молодому солдату, Каштанову, в часть приезжает девушка - знакомая по переписке в интернете. Зовут её Ребекка. Она - дочь африканского посла. Каштанов тушуется и даже отнекивается от знакомства. Но тут выясняется, что папа Ребекки - друг министра обороны. Командиры Каштанова приказывает ему вести себя по-армейски, т.е. с достоинством и красиво. Дают увольнительную и даже деньги. Каштанов же, компьютерный мальчик, настолько напуган личным общением с богатой яркой иностранкой, что норовит сесть на гауптвахту. Он и не подозревает, что отцы-командиры уже позаботились о личной безопасности парочки...
Играет труба. Всё взрывается белым светом. Ильин преображается.

ИЛЬИН (по-коми). Был чёрен мир, был сер, теперь, как Бог, он бел и светел.