стори Гвоздики, или Автобиогрр-аф-фия

Я - собака - одна, бесхозная.
Разлюбившая всех людей.
По дороге иду как толстая,
Все едино - хоть сбей, не сбей...

Но вообще - я сама не толстая,
Я как веер у дам - худа,
И сейчас я хожу так попросту
Потому что беременна...

Котский ветер - все лужи высушил,
А уж я не пила давно...
Мне бы дом с водосточной крышею,
Пока в небе не так темно.

Там в трубе остаётся - с жижею,
Я бездомной когда была,
Ночевала под домом с нишею
Подле мусорного ведра.

Впрочем, я и сейчас бездомная...
Я - по всем городам чужак,
Зато шея моя свободная...
Я - ни чей не лижу кулак!

Почему я ушла? - вы спросите...
Я сама не могу понять...
Лучше Павлова Ваньку спросите
На том свете - он должен знать!

Так вот, я родилась на мельнице -
У семьи городских дворняг,
Мы там жили семьёй сам-пят,
На заброшенной старой мельнице.

Там так чудно туманы вяжутся!
Над холодной водой кружа,
И закаты пред ней стесняются
Как смущенная - девушка.

Мой отец был бездомный, бешеный,
Сплошь сбродившие фрукты жрал,
И когда приходил наевшийся,
Нас и маму всегда кусал.

Он потом очень много мучился
И зализывал нас, трясясь...
Он меня научил прислушаться,
Когда кто открывает пасть.

Мама с нами носилась хлопотно,
Всех учила читать забор,
Завивала на шерсти локоны
И хвостом подметала сор.

Из детей я была не старшая -
Старше всех был мой брат - Кисель,
Мы втроём из потомства нашего
До шести доросли недель.

Вечно морду носил с претензией
И воспитывал нас с сестрой,
Кстати, звали её Гортензией, -
Есть цветок у людей такой. 

Помню, мы ещё были малыми...
Стал у мамы в парше весь нос,
Папа в лес побежал за травами,
И пришёл к нам какой-то пёс.

Притащил корешки и яблочки -
Уже чистые - без костей,
Он про мамины слышал язвочки
От каких-то собак-друзей.

Я уже позабыла попросту,
Как у мамы прошла парша,
Но того господина борзого
Она, кажется, не ждала...

Через год во всем нашем городе
Объявили отлов собак,
Папу с братом убили... вроде бы,
А сестре подложили яд.

Только мать у меня и выжила,
Мы с ней вместе тогда ушли,
Поселились под ветхой крышею
В полусгнившие шалаши.

Мать слегла и лежала мертвою,
Я с охоты как не приду:
Всюду крысы и с пылью чёрною -
Наплевать ей на конуру!

Всех собак потравили в мельнице,
Я уж стала совсем большой...
Помню, к маме в каком-то месяце
Приволокся опять борзой.

"Аф! родная, ты уже взрослая,
Ты прокормишь себя сама" -
Так сказала эта курносая
И на следующий день ушла.

Я осталась одна... но, знаете,
Хоть с тех пор пролетели дни,
Я тогда поняла - есть шарики
Еще больше чем я одни!

Я знакома была и с дикими
И примкнула к одной из стай,
А саму меня звать Гвоздикою -
И ты так меня называй!

В каждом обществе есть несчастные...
Называются: муж с женой,
Муж с женой - это те несчастные,
Кто не видел чужую боль.

В каждом обществе есть слепящее...
Называется словом - страсть.
Страстью значится то слепящее,
Что имеет над кем-то власть.

В каждом обществе есть великие,
Говорящие: я - ничто!
Я - ничто! - это те великие,
У которых нет своего.

В каждом обществе есть узнавшие,
Говорящие: я устал!
Я устал! - это те узнавшие,
Кто всю жизнь себя убивал.

В каждом обществе есть прощение,
Говорящее: без обид!
Без обид! - это тех прощение,
Кто все время себя винит.

В каждом обществе, так заложено, -
Есть и то, что нельзя простить...
Человеческое ничтожество,
Как обиду, - нельзя простить.

В каждом обществе есть халатное,
Говорящее: Мы и Мы!
Мы и Мы! - это то халатное,
Что обычно мычат скоты!

В каждом обществе есть течения,
Называются словом - власть.
Власть иметь над любым течением -
Это значит в него не впасть.

В каждом обществе есть раздутое,
Называется: Наш народ!
Наш народ! - это то раздутое,
С чем история чинит - хлоп!

В каждом обществе есть забывшие,
Говорящие: жизнь одна!
Жизнь одна! - это те забывшие,
Кто не помнит прошедшего.

В нашей стае все было общее,
Я была новичком, чей крест
Заменить только место прочего,
Нежеланного больше здесь.

Вся еда разделялась поровну,
Но добытчиков - был кордон,
Каждый что-то просил по городу
И сносил все за общий пол.

И вожак у нас был без имени,
Потому что своё забыл,
Мы его называли именно -
Безымянный, - каким он был.

В этой стае - с чужими лицами
Я не ждала совсем тогда,
Что с одною пятнистой псицею
Уж знакома была с щенства.

Она слыла ищейкой древностей,
И, бывало, ушедши в лес,
Мы с ней часто глядели с ревностью,
Как бежала вода с небес.

Мы и щас с ней о старом вспомнили,
Хоть и трудно было, начав, 
Нам за нашими разговорами
Даже просто связать два гаф.

Но как птицы - летят голубками
Над ушами часы и дни,
И мы с нею опять подругами
Стали как и в былые дни.

И настали года тяжелые,
Очень сильно хотелось есть,
Я сама заболела блохами,
Ощетинив как волки шерсть. 

Один год мы насилу выжили, -
Нас кормила дама в платке,
У неё тогда сын, - я слышала,
На какой-то погиб войне.

***
 
Как-то раз в третьем зимнем месяце
Мой черёд был искать еду,
Я ходила тогда на мельницу
К одинокому рыбаку.

Тот старик не дошёл до берега,
Он споткнулся, упал под лёд...
Я стояла, как помертвелая,
И смотрела, как он зовёт...

А когда это все рассеялось -
Это точно приснилось мне,
Как случилось и как так сделалось,
Что он умер в этой воде?..

И потом обо всем, что видела,
Вспоминая уже впотьмах,
Я боялась, что мне спасти его
Помешал не один лишь страх...

Я слыхала из чьих-то россказней,
Из каких-то бесед людей,
Что всплывают все трупы с лёгкостью
С дна и речек, и всех морей.

А когда и его вдруг вынесло,
Прибегала на берег вновь,
Но стерпела сама и вынесла -
Поборола я волчью кровь!

Всех животных сближают слабости,
Будь то стаи или стада.
Я с другими - глупа и в радости,
Только с Вишней собой была.

Всех животных сближают низости,
Но когда мы одни с людьми,
Для нас нету приятней низости,
Чтоб самим себя превзойти.

У людей же, насколько помнится,
Не бывало живых владык,
Потому им так редко хочется
Чем-то выше кого-то быть.

Потому человеку нравится
Говорить: я не выше гор!
В то же время как он валяется,
Как какой-то вонючий сор.

Я вам здесь расскажу о девочке,
Уже в небе луна, как тут...
Я слыхала, по мертвым деточкам
Люди тоже песни поют.

Это наши загрызли до смерти,
Закусали тогда её,
В старом парке какой-то осенью...
Я ушла от них - вот и всё...

Я со всеми тогда поссорилась,
Я была не в себе, увы!
К Безымянному даже бросилась,
Прокусила пол головы...

Мне тогда разорвали, кажется,
Оба уха и пол хвоста...
Я и Вишню звала отважиться,
Но она со мной не пошла. 

В этом мире не нужно важничать,
Мы животные! - каждый тут,
Я видала, как вниз у дядечек
От бумажек слюнки текут.

В нашей жизни не надо лыбиться,
Когда все плывёт по маслам,
Так бывает когда вы движетесь
По каким-то чужим хвостам.

В моей жизни, как в жизни всякого,
Кого брал к себе человек,
Был мой дар и мое проклятие,
Был мой смысл и сивый бред!

Человек мой была хозяйкою,
Где-то трёх, но не больше, лет.
Я и щас её помню мягкую
Руку белую, словно снег.

Я лежала тогда на улице
В мутной луже моей крови,
А она же была сотрудницей
Из лечебницы Айболит.

Дальше помню какие-то запахи,
Больше всех - нашатырный спирт,
И два глаза какой-то лампочки,
А потом - ничего не болит!

Я её полюбила сразу же,
Хоть она обычный кассир,
Без неё тот хирург никак уже
Не сумел бы меня спасти.

А когда я совсем поправилась,
Меня выставили за дверь,
Но она тогда заупрямилась,
Что привыкла ко мне теперь!

Но хирург этот был неопытный,
Он мне как-то порезал нерв,
Так что мне было сходу хлопотно
Поднимать одну лапу вверх.

Поговаривать стали в клинике,
Что я вовсе лишусь ходьбы,
А затем - для корректполитики
Усыпить меня лучше бы...

Но хозяйка была упёртая, -
Каждый раз, как садиться жрать,
Она гнула меня до чертиков
Эту лапу ей в руку дать.

Ее звали Елизаветою,
Может даже, и щас зовут...
Я о ней сохранила светлую
И печальную память тут.

Ну, а с лапой своя история,
Я досель на неё храма,
Но с тех пор я себе усвоила
Очень много других команд.

Я вставала на две и лаяла,
Так что каждый был нем и глух!..
Только Лиза как-то заплакала
И от всех убежала вдруг.

А когда возвратилась вечером
Говорила, что ни ногой
Она больше в эту лечебницу
И мы едем теперь - домой!

И я дура - сначала думала,
Что мы едем ко мне домой...
Где шумят паровозы с трубами,
С старой мельницей над рекой.

Где когда-то жила наивная
И чудная моя семья,
Где рыбак утонул под льдинами
И собак потравили зря...

А больницы - местечки старые,
В них, быть может, из всех новизн
Будет только приятно заново
Полюбить ненадолго жизнь.

***
Все чужое имеет склонности
Присосаться к душе как гриб,
В моей новой жилищной плоскости
Мне хотелось сойти в Аид.

Это было в квартире маленькой
На крутом шестом этаже,
Но квартиры бывают кратеньким
Руководством в чужой душе.

У хозяйки помимо нашего
Был ещё и кошачий брат,
Эту тварь называли Грашею,
Он был умник и жутковат.

Я его не любила, если бы
Он бы не был совсем слепой...
Жаль, что нынче живут тождественно,
Хоть и вырви глаза долой.

Люди часто жалеют девушек
Умирающих и больных,
Люди часто жалеют дедушек,
Ветеранов и пожилых.

Люди часто жалеют плачущих,
Изувеченных и небог,
Люди часто жалеют алчущих
И сиротствующих у дорог.

Люди часто жалеют мучимых,
Потому что тела болят,
Жаль, что люди не видят мучимых,
Когда сами их накроят.

Люди часто жалеют всякое,
Где вины их вообще-то нет,
Жаль, что люди не видят жалкое,
Что растёт от нИх, как побег...

Вместе с Лизой я стала на ноги,
Как сама навряд ли смогла б,
Все болезни та прививала мне
И водила на спорт собак.

Тренировка за тренировкою,
Я пахала, лишаясь сил!
Дрессировка за дрессировкою,
Хоть никто меня не спросил.

За два месяца я возвысилась,
Как другие за кучи лет!
Блохи сами с меня рассыпались
От ошейника Антинсект.

Я на первых соревнованиях
Собрала уже все венки!
Побеждая непобеждаемых,
Пока все разевали рты!

Это было в моей истории -
Золотой, черт возьми, век!
Из каких я пород спорили,
Не умея найти след...

У хозяйки все стены голые
Нарядились в мои значки!
И в медали позолоченные,
Как у ней на лице прыщи...

Я была незатменной летчицей
Не полёта ничьих искусств!..
Мне порою от одиночества...
Обескровить хотелось пульс...

Я молила себе соперника
Хоть на йоту сильней себя.
Я считала за чушь бездельника
То, в чем видели пот труда.

Мне и Лиза так опротивела,
С её рогом телячьих ласк...
Что-то скрытое говорило мне,
Что такая жизнь не для нас.

В ремесле моем беспрепятственно
Мог всему научиться... бык -
Всем приемам и всем препятствиям...
То ли дело - был чудный цирк!..

Я влюбилась в него, как в рыцаря,
Под затмением чьих-то чар,
Там собака катила выспренно
Под собою горящий шар!

Ну, а тут меня просто выбесил! 
Этот бедный дотошный кот,
Он бы мог стать вторым Фелиссетом,
А он только храпит и жрет!..

Я решила уйти по-тихому,
Убежать в деревенский лес,
Там за речкой район был с виллами,
Где у Лизы умер отец.

Я бежала, когда услышала,
Что уж кто-то начал кричать.
Я пустилась с такой одышкою...
Что... не хочется вспоминать.

Скоро звуки за мной рассеялись.
Слышно только, как сердце бьет,
Мне не чаялось, мне не верилось,
Здесь какой-то подвох, подкоп!

Я опять, - что Луна над горами
И с холодным туманом в грудь,
И земля подо мною торная,
Только лапа... болит чуть-чуть.

Зацепила, видать, за дерево.
Окаянное время - ночь!
До крови её разбередила,
Наступить вот, никак невмочь...

Я за болью уже как замужем,
Коли что-то сильно болит,
Я над нею смеюся сразу же,
Что не может меня убить.

Я легла у стогов и пугала
Спустя год в первый раз одна.
Только утром с наскоку думала:
Что ж нет Лизы и нет кота?

***

Я хочу вас представить к выбору
Рассудить, кто из нас был прав.
Мне с котом в один вечер выпало
Поглядеть кинематограф.

И там, значит, заморский дядечка
Говорит, дескать, так и так:
Наша жизнь - это лишь считалочка,
В ней есть выбор у всех и всяк.

Вот, девица, - на площадь выбрела,
Просит денюжки на еду...
Отчего же она не выбрала
Есть сегодня с маслом икру?

Вот, пьянчужка, - сидит безногая,
Поднимает горючий рёв,
Отчего же она не топает
Как и я на всех четырёх?

А вот дева - с точеной ручкою
Сигаретку курит в окно,
Отчего же она не скрючится
От белковых в мозгу клубков?

А вот дядя - висит на крестике,
С двумя гайками по рукам,
Почему ж он не ходит весело
По долинам и по горам?

Щас, наверно, собачки умные
Скажут, мол, худоват вопрос,
Дескать, жизнь - это штука трудная,
Чтобы дакать и некать врозь.

Вот, пьянчужку уносят дядечки,
Охраняющие закон,
У обоих в кармане пачечки
С табаком русской речки Дон.

Выбор есть, потому что видели
Вы, наверно, наверняка
В магазинах шкафы витринные
С вариацией табака.

Для свободы любого выбора
Ещё нужен ассортимент,
Если он ограничен выборкой,
Значит выбора все же нет,

Потому как - к тому, что подали,
Мы не вольны прибавить - вещь,
Это значит, что выбор подлинный
Невозможно бы было счесть.

Бесконечность в умы не меститься,
Ибо все невозможно знать,
И каких-то товаров следственно
Мы бы тоже могли не знать.

Но, когда нами где-то видена
Незнакомая в прошлом вещь,
То и нету нашего выбора
Увидать её нынче здесь.

=>
выбора не существует.

***
Красный флаг развивался в воздухе,
Предо мной показался цирк.
Где-то рядом на вечном роздыхе
Воронья доносился зык.

Я потела, как сумасшедшая,
Понимая, куда пришла.
Снова сердце стучало бешено,
Я казалась себе смешна.

Я казалась себе малявкою,
Прибежавшей за стол к большим.
В это время вдруг все затявкало
И откуда-то из-под шин

Показалась толпа собачия
Все бежали ко мне - да, да!.. 
Я тогда волноваться начала:
Что за чушь и за ерунда!

Вы меня, видно, с кем-то спутали,
Я им лаяла вперекор;
Тут они уже лбы насупили,
Приглядевшись ко мне в упор. 

Я и вправду была похожая
На какуй-то трюкачку их,
Но насколько ж они, о Боже мой,
Отличались от всех других...

Это были какие-то церберы, -
Воплощённые божества!
Полулюди уже наверное,
Волки Марса и Одина!

И хозяйка у них с закрытыми
Исполняла рандат и фляк,
У меня же Лиза с закрытыми
Могла треснуться об косяк...

У хозяйки был муж с щетинкою,
Тоже фокусник и гимнаст,
Он меня обозвал Блондинкою
И сказал, что мне что-то даст.

Люди часто возводят статуи
Человеку, - который мертв,
Люди часто берутся за ноги
Человека, - который ждёт,

Люди часто бывают раною
Человека, - который соль,
Люди часто бывают славою
Человека, - который ноль.

Если вам соорудили памятник,
Вы скорее всего - труп,
В человечестве всех маленьких
Создаёт лишь большой труд.

В человечестве все шибкое
Создаёт только тот бзик,
За который своей ошибкою
Каждый будет потом велик.

Для того, чтобы быть учителем,
Нужно верить во всех подряд,
Для того, чтобы быть учителем,
Нужно каждому честно врать.

Для того, чтобы быть учителем,
Нужно звякать пустым звеном,
Для того, чтобы быть учителем,
Нужно в будущем быть нулем!

Все, что я одному сделаю,
Будет в каждом нуле звенеть, 
Все животные - есть цельная
Перекрученная сплошь цепь! 

Мой учитель был муж искренний,
Но не врать мне чуть-чуть не мог;
Он меня научил искрою
Проходить у него меж ног.

Он и лапу мою бедную
Залечил, наложив жгут,
Но как Лизу мою первую
Я его не смогла лизнуть...

Я собака какая-то странная...
Если есть у меня вещь,
Вещь какай-то навеки данная
Что ценить в ней и что беречь?
Я собака какая-то странная.

Научившись легко к подлости
Только самым простым вещам,
Кувыркаться на 180
Как и прыгать по обручам -

Не сумела я просто выучить,
Даже чисто умом понять.
Я глядела, глаза выпучив,
Но не мучилась повторять...

И зверьки надо мной сжалились,
Предложили на мой дебют,
Их трюкачку в меня с радостью
Нарядить, - чтобы всех надуть! 

Ох, спасибо же вам огромное...
Но я раньше уйду к котам!!
Что за племя неблагородное!
Я-то знаю, что я не там!..
Что не ваша я - Бесподобная...

Тем скорее меня и выгнали,
А верней - я сама ушла,
Мы тогда уже были в Питере,
Я оттуда домой пошла.
 
И не знаю, о чем мне думалось.
По дороге - валилась спать,
Может, просто я так - соскучилась
И хотела увидеть мать.

Я спросила каких-то бегавших,
Где могли жить они с борзым,
И, о странствах моих поведавши,
Забрела к ним утром одним.

Мне открыла какая-то таксочка,
Вслед, щенок прибежал меньшой.
А за ним уже сам и папочка -
Не узнавший меня борзой.

Но потом он чуток прищурился,
Прогуляться со мной пошёл,
Оказалось, что в том году ещё
Маму сбил какой-то шофёр.

Повздыхал он, бедняга старая,
Притащил мне какую-то кость,
Говорил иногда заглядывать; 
Что я буду в семействе гость.

Я по ней очень долго плакала...
И ходила на старый дом,
Но не тот, где мы жили с папою,
А второй уже - шалашом.

Там сейчас настелили скатертью
Целый парк, как один в Москве,
Но ни дома теперь, ни памяти...
Все в моей только голове.

Я и Вишню случайно встретила,
Она с дикими - как и встарь,
Но у них там, как я заметила,
Теперь новый уже главарь.

И подруга у ней хорошая,
Не похожая на меня.
Только внешне немного, может быть,
И любовью к часам дождя.

Мои псы говорили в цирке мне,
Что владенье - всегда полон,
И свободным над мотоциклами
Можно быть и не за рулём.

Но свободным над мотоциклами
Может быть и один из нас,
Если бегу за мотоциклами
Он всегда может дать отказ.

А вот я им сказать все думала,
Коли был бы свободный пёс,
И пред ним мотоцикл с дуру-то
Человека какого нёс.

И собаке было известно бы,
Что разбиться шофёру впредь...
То тогда бы чужая смерть
Той свободой была божественной?

***
Может, тот, кто ещё все слушает,
Мог назвать бы меня чудной:
Отчего бы я сразу к лучшему
К моей Лизе не шла домой?..

В этой жизни всегда обидное
Прилетает, как камнем в глаз,
Может даже, мы все невинные
Получить его в первый раз.

Но скорее тем камнем правила
Уже сразу - и месть, и злость,
Это значит, кому-то ранее
Мы случайно нашли на хвост.

Этот хвост посылает импульсы
В головной и спиной мозги,
И кому на кого обидеться
Там решается: в раз, два, три.

И собаке порой нет выбора
Обижаться или прощать.
Оттого-то с разбитой глыбою
Возникает у ней праща.

Наконец я вернулась... что уже?..
Надоело её жалеть...
Я сто раз представляла, может быть,
Как пришлось ей тогда реветь.

Но хозяйки в квартире не было,
И на вилле... хоть я звала,
Я пол города так оббегала
И полследа их не нашла...

Но я помню точно, что было все -
Была Лиза и желтый кот,
И погода ещё расхныкалась,
Как назло только льёт и бьет!

Я не знаю, не знаю где она...
Но грущу по ее руке,
Так она мне водила медленно
Возле уха по голове...

Её руки нежнее нежного -
Точно клумбы после дождя,
Я, бывало, скулю по прежнему -
Как ждала её у окна...

Я, бывает, проснусь в полуночи,
Не узнаю весь этот бред.
Как же жалко, что мне не чудится,
Что её уже больше нет.

Но и даже во сне, за пологом
Обманувших меня картин
Хорошо осознать, как дорого
Мне там было с котом слепым...

Хорошо не забыть, как плакали
Все глаза, что любили нас,
Хорошо может быть и с лапами,
Что когда-то болят у нас.

Очень часто добиться прошлого
Нелегко от людских голов,
Пока тело не будет брошено
В волчьем возрасте стариков.

Я ушла из родного города,
Чтобы скрыться от всяких служб.
Один пёс закружил мне голову,
Он и стал-то мой бывший муж.

Но не бывший точней, а умерший;
Он ведь сам из домашних был
И, от голода обезумевший,
Часто есть на свалки ходил.
 
Подавился он рыбной косточкой.
Так и умер от мук при мне...
И теперь я одна с щеночками
Не могу дать ума слюне -

Вечно лезет из пасти пеною,
Ничего не могу понять!
Но, смотрите, я за щенят
Что угодно на свете сделаю!