Родной кошмар

Невыдуманное, самое страшное мое сновидение за последние годы

2020 год, Таиланд. Я лежу в постели в темной комнате и, несмотря на поздний час, листаю новости в телефоне. Знаю, что в шесть вставать, идти на работу, и все равно…
Думал сбежать от Родины. Ага! Не тот сегодня век! Едва выезжаешь куда-то – Родина сжимается до размеров мобильника и мелким бесенком прыгает в твой карман. И будешь ты хоть на пляже Ко Лана читать про новые задержания в Москве и про ответ Прилепина Быкову…

Обычный московский двор посреди зимы. Часа три дня.
Я курьер.
Кругом грязно-серые хрущевки таращат свои незрячие темные окна. Несвежий, как трехнедельная постель, свалявшийся, цвета манной каши снег в подтеках собачьей мочи. Он повсюду. Сгрудился затвердевшими, накопившими внутри себя грязи, сугробами. Тяжелыми буграми-шапками взобрался на чьи-то забытые машины (в основном, само собой, ржавые, отечественные). Мерзкой кремовой кашицей хлюпает и вязнет под ногами.
Я курьер.
Впереди детская площадка… Хотя вру! Не площадка. Не детская. Какие-то чугунные столбы-ворота, чтоб играть в футбол. Облезлые брусья. Наверное, была еще где-то там песочница.
На моей стороне помойка. Настоящая, добротная, родная. Ящики буро-зеленые на колесиках. Разломанные картонки. Шагов на пять вокруг, сквозь загаженный снег мерзко проглядывают мандаринные корки и очистки картофеля. Голуби, как всегда, дегенеративно копошатся серой жадной, ропщущей толпой.
Я курьер.
Небо… не покрыто, не затянуто, не устлано – его просто нет. Нету неба! Один низкий, вязкий потолок из бледно-тучного киселя. Под этим потолком я и брожу уже который час, ища нужный адрес.
Эти бесконечные улочки, закоулки, дворы, с косо торчащими фонарями, с глухими железными складскими воротами и чумазыми грузовиками, раскорячившими на моем пути свои неподвижные мертвые туши, с редкими фигурами темных собачников, слоняющихся где-то в стороне – они-то словно и ведут меня по наклонной вглубь какой-то промерзлой городской норы.
Я курьер.
А вокруг никого. Ни одного человека не видать во дворе.
Я ищу адрес. Мне грустно. Я понимаю, что никакого Таиланда в моей жизни не было, что мне он, вероятнее всего, приснился. Что я до сих пор в Москве, с полутора высшими образованиями разношу бумажки, и на дворе какое-то безнадежно далекое от весны, глухое число февраля.
Но почему же вокруг никого? И не у кого спросить!
Я хожу вдоль хрущевок, смотрю номера домов и подъездов. Страсть, как не хочется снимать перчатки, морозя пальцы, расстегивать портфель, вынимать из него громадный картонный конверт с острыми углами, на котором чьей-то дурной наплевательской рукой убого накалякан адрес.
И вдруг вой! Вой из ниоткуда!
Воет не собака, не человек, не чудище. Воет НЕБО! Огромное, страшное, серое небо, накрывшее крышкой весь город. Да и не воет оно… Надо с шумом потянуть воздух в горло, издавая громкий, противный человеческой природе,  звук, отдаленно похожий на «хры-ы-ы!». Вот это «хры-ы-ы-ы-ы-ы!», имени которому в русском языке не придумано, вдруг начало непрерывно врыгать в себя небо.
Я пугаюсь! Ищу глазами, какой-нибудь явный, видимый источник звука. Не нахожу. Это же небо! Небо орет! И это небо вот-вот навалится на меня и задавит своим монструозным кисельным брюхом. И засосет меня им…
Я куда-то бегу, теряю портфель, валюсь в сугроб, скольжу в омерзительной помойной жиже. Небо ревет: «Хры-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!»
Забегаю в другой двор, такой же пустой, неотличимый от первого.
«ХР-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы- Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы- Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!!!!!!!!!!!!!!»
Из этих дворов никуда не денешься. Это лабиринт! Лезу на четвереньках сам не знаю куда: то ли под машину, то ли…
Просыпаюсь.
Я лежу в своей квартирке в Лопбури. Вокруг темно. Сквозь щель в занавесках едва сереет предрассветный морок.
Я скашиваю глаза, и к ужасу своему вижу картину: на полу, метрах в трех от меня, на ворохе старых одеял спит мужик. Наш мужик, не таец. Одетый. Ноги в несвежих носках. Заляпанные зимней грязью штанины джинсов. Пивное пузо обтягивает колючий свитер. Дряблая, небритая морда, мясистые губы шлепают и подвывают. Две черные дырки ноздрей, раздуваясь, густо и непрерывно храпят.
Приглядевшись, вижу, что рядом валяются какие-то металлические трубки, кажется от палатки, какое-то барахло: сумки, тряпки, сапоги. А чуть поодаль темной кучей дрыхнет еще один!
Я хочу встать, набравшись духу, сказать, что им тут не место, что это жилье мое…
А духу-то нет! Настолько нет, что даже подняться с кровати я не в силах. Полупарализованным инвалидом, путаясь в одеяле, сваливаюсь я на пол и на четвереньках, ловя дыхание, кое-как подползаю к спящему.
- Эт-то м-мой дом! – шепчу я, цепенея от страха и, при том, остро чувствуя уязвимость себя полуголого перед ним, одетым.
Насколько же страшный и мерзкий этот спящий тип!
- В-вы к-кто?
Мужик разлепляет один глаз, приподнимает небритый студень лица.
- Ты… бля… Те ч-че надо-то? – с трудом ворочая языком, произносит он.
Я начинаю истошно орать, отползаю задом, понимая, что совершил худшую в своей жизни ошибку, пробудив ЭТО.
- Ид-ди отсюда! – сонно хнычет мужик, отмахиваясь от меня, как от комара.
Я впадаю в абсолютный, стопроцентный, трансцедентальный ужас и… просыпаюсь.

В комнате светло. За окном голубое небо, поют птицы, лает хозяйский пес. Меня ждут в школе.
«А ю хэппи?» - спросит, как всегда директор, подавая мне левую руку на утренней линейке. «Хэппи», - угрюмо промолвлю я.