Чертополох. Часть 5

    Тёмно-зелёная  Алтайская тайга бескрайним морем покрывает горные хребты, начиная захлёстывать изумрудными волнами  от холмистых предгорий и, взбираясь всё выше и выше, внезапно обрываясь на границе узких полос высокогорных лугов, увенчанных ослепительно-искристыми шапками вечных снегов.   Поклонившись истинному владыке горной страны – Царю – Холоду, леса, словно наскоро лизнув жёлто-зелёные ковры горных лугов,  обрушиваются величественным водопадом в рокочущую темноту  скалистых ущелий… 
    Во влажном мраке, куда веками не проникает ни солнечный, ни лунный свет, отчаянно бьются средь валунов могучие горные реки, ледяная вода которых спасает от полуденной жары, а будучи щедро сдобренная целебными травами, поднимает и мёртвого…
     Деревню приютила небольшая долина, со всех сторон окружённая горным кольцом, отвесные стены которого, словно крепостные стены берегли место от чужаков и незваных гостей.
    Будучи рубленной, ещё первыми каменщиками деревня росла медленно, но верно.       Каменщиками именовали всех, ушедших в горные районы и осевших там  жителей горной страны – то есть, ушедших в камень.   
    С лёгкой руки царских чиновников  в разряд каменщиков попадали беглые крепостные крестьяне из самого сердца, теперь уже бесконечно далёкой России – матушки; беглые каторжники с Уральских, Алтайских да Сибирских заводов;
не выдержавшие тяжёлой воинской лямки беглые солдат из крепостей Иртышской линии;, упорно державшиеся старых толков истинной веры своих предков старообрядцы;
да и всякие подозрительные люди самых разнообразных сомнительных занятий, скрывающиеся в горах от бдительного ока государева. 
    Вначале в долине всего несколько шалашей охотничьих было, потом первый двор поставил, спасающийся от властей ревнитель какого-то малоизвестного культа старой веры, а за ним, потихоньку подтянулись и другие приверженцы самых разных исповеданий, оседая, кто поближе друг к другу, а кто и подалее, дабы веру свою о чужаков не сквернить.

      Так подросло селение до десятка дворов…
      Да и, вообще население складывалось из людей самой разной породы и причудливых замысловатых сплетений судеб…
      А спустя несколько лет пожаловали в долину лихие люди, промышлявшие розыском золота, серебра да старинных кладов и всё сие от властей утаивавших.  Пёстрая это была  компания – двое рудознатцев, присланных Берг-Коллегией из самого Санкт – Петербурга  на алтайские заводы господина Акинфия Никитьевича Демидова.  Пётр Румянцев и Николай Степнов утаили от самого Демидова найденную серебряную жилу. О том проведал управляющий Колывано-Воскресенского завода и  схватив обманщиков, пообещал выдать их лично Акинфию Никифоровичу на расправу, если они ему место той жилы не укажут и в дело его самого не возьмут.    
      Незадачливым поисковикам пришлось смириться с потерей и вместе с жадным управляющим и двумя ему верными людьми двинуться вглубь неизведанной горной страны. В последний момент управляющий отказался ехать,0а послал взамен себя своего первого помощника. То ли почуял что-то неладное, а может и вправду занят был, кто его теперь разберёт.
    Да не рассчитал верный слуга Демидовкий жадности только что оперившихся, недавних студентов, за то и  поплатился.   Улучив удобный момент оторвались мастера рудного дела от своих спутников и, приподнявшись на горку, подвели троих конвоиров под обвал…
    Тяжким грузом сдавила страшная тишина после того, как затихло отдаляющееся эхо камнепада. Тишина безлюдья многократно умножалась осознанием преступности содеянного.    Убиты… Трое… Наповал… Под таким обвалом никто не выживет, огромные глыбы навалили невысокий холм на месте недавнего лагеря.
    Кровью троих людей да не простых, а людей на службе у самого Акинфия Демидова состоящих повязали себя тогда знатоки горного дела, да оступать уже было некуда – назад оглянёшься – каторжаснкие кадалы гремят пожизненно, а может и плаха аль виселица…     Хорошо ещё, если под суд государев попадут, а то, ведь господин – заводчик особой лютостью славиться, и под его судом о плахе с топором как об избавлении мечтать будешь…
    Правда, можно было, всё-таки вернуться да обернуть дело таким кругом, что, мол, да, всё верно, и то есть правда чистая – нашли жилу богатую и господину управляющему били челом о том, чтобы большой отряд для дальнейшей разведки снарядить, но тот заупрямился, отговариваясь, что нету у него сейчас под рукой свободных людей и сам вызвался идтить всего с двумя помошниками. А в последний момент вместо себя своего первого наиглавнейшего помошника послал.
    А там злая судьба-судьбинушка вот так и распорядилась…
    Да, можно было бы так всё дело и обернуть, а там никто и не докажет и вовек и не дознается, что    
сокрыть они найденное богатство хотели, да и самого начальника можно под гнев хозяина подвести, обставив всё дело так, словно он сам и есть главный вор и расхититель добра государева, поскольку все богатства в недрах земли российской таящиеся принадлежат престолу императорскому.
    А, как тут и думать-то иначе-то? Начальствующий ведал о дальнем и опасном пути? Ведал.
      А пошто сразу же не послал извещение на Урал к самому хозяину о том, что жила серебряная найдена?
      Пошто сие ведал да не известил?!
      Хотел сам завладеть, а людей рудознатных в том дальнем походе и извести? Для того и трёх своих людишек послал, вроде для помощи, а сам открестился и на заводе остался, умыв руки?!..
        Да и потом, пошто много людей с оружем да с припасами не дал?
    Знал, что недолог путь их будет и, вскоре лихие люди твои назад возвренутся, людей верных погубив?!.. 
      Вот тут-то и закрадывается мысль о нечистоплотности начальника и что именно он-то, и хотел серебро казённое, должное  поступить в казну царскую в свои карманы перенаправить, а они вот здесь, оба, едва живы вернулись и верой и правдой государыне-императрице, и самому Акинфию Никитичу заводчику служить и далее готовы…
      Да, можно было и так, дак, только тогда и саму руду выдавать придётся и на то место вести новый, теперь уже большой отряд вести…
      Не улыбалась такая доля, оттого и глядели глаза  только вперёд – в даль неведомую и что в той дали, одни ангелы знают…
      И порешили тогда новоявленные престпуники, что, пока до поры до времени им сокрыться надобно и, сделав кргу большой по стране или среди людей затеряться, или долгим кружным путём в Москву или Петербург возвернуться…   
       Перспектива навсегда затеряться среди бескрайних просторов Сибири и жить в глухих деревнях вовсе не улыбалась детям дворянским, поскольку ещё и полугода не минуло как после очередных заумных лекций, прочитанных заунывными голосами профессоров и адъюнктов Академии Наук, они, наскоро побросав все тетради на съёмной квартире, вприпрыжку мчались на окраину в столь милый юношескому сердцу кабак, в котором шницели подавались с лапоть величиной, хлеб душистый, а вино сладкое.
        А опосля сытного ужина да веселья пьяного спешили друзья в переулок по соседству, где вдовствующая попадья душила обоих молодцов своей жаркой и ненасытной любовью…
      Давно уже остались позади ночные бдения над книгами накануне экзаменов, дико дразнящие аппетит ароматы разгульного кабака, вспоминались как сладкий неземной сон замысловатые бесстыдства ненасытной попадьи, как же, теперь это было давно… Вернее, казалось давно минувшим, хотя прошло всего-то чуть более полугода, как их специальным указом Берг – Коллегии их направили на юг Сибири в распоряжение Акинфия Никитьевича. Всё это нынче казалось жалким и несбыточным сном, до которого сейчас не допрыгнуть и не долететь, как ни старайся.
      И как не улыбалась друзьям перспектива, отныне прожить всю свою жизнь в лесной глухомани, приходилось смириться, хотя бы на ближайшее время, дабы сориентироваться, что нынче да как, а потом уже и двигаться в направлении нужном…
      Несколько дней Пётр и Николай блуждали по горному лесу, питаясь остатками лагерных припасов, ибо основной запас достать из-под наваленного каменного надгробья не представлялось возможным.
      Леса изобиловали дичью, а реки рыбой и еды было полно, но стрелять никак не решались из опасения, приходилось довольствоваться пойманной рубашками рыбой да несколькими куропатками, пойманными в нехитрые силки.
      А через несколько дней случилось событие крутым образом перевернувшее жизнь. Продирались как уже стало обычным сквозь густую чащу, поминутно глядя под ноги, дабы избежать змеиного укуса, да сдирая с себя липкую тонкую паутину. Внезапно голос из глубины оборвал стук сердца:
- А, ну-ка стой, ать-два!
      Первой мыслью было бежать, ломясь сквозь лес напропалую и рискуя свернуть себе шею кинуться прямо с обрыва в холодную речку, а там уже, куда судьба вынесет.
     Вторым порывом было дать залп сразу из двух ружей, а потом уже и бежать к обрыву.
      Однако из  лесной темноты возникли двое призраков, одетых в солдатские шинели и отобрав ружья ловок скрутили руки за спиной. Ткнули в спину прикладами:
- Топай да не балуй!
      Солдаты! Вот уж, некстати, так некстати!
Наверняка это одна из ловчих команд, периодически прочесывающих леса в поисках беглых каторжан или крестьян.   Однако эта мысль отпала – уж больно далеки были они все сейчас от людей и никто из воинского, а уж, тем более губернского начальства не станет отрывать сколько-нибудь значимые силы для поисков нескольких беглых, которые и так, наверняка уже сгинули без следа в далёком суровом Камне. А посылать небольшой отряд вовсе не имеет смысла, потому, как сгинет без следа и тому примеру уже были…
    Нет, тут что-то не так!..
    Мысль в обеих головах уже лихорадочно искала спасения…   Откупиться знанием о серебренных залежах? А, вдруг не поверят?
      Рассказать всё как оно было на самом деле и без утайки? А кто его знает, кто такие, вообще?!..
      И тут нельзя было ошибиться, а для того нужно время, время на то, чтобы быстро осмотреться и обдумать предстоящую схватку…
      За черной стеной непроходимого леса, на удивление скрывалась полная, со стороны совершенно незамечаемая.
      Она открылась сразу, внезапно, несказанно удивив своим простором – в длину саженей двадцать да в ширину с десяток, на таком месте, вполне могли уместиться несколько небольших деревенских дворов.
      На поляне раскинулся лагерь.
      С десяток больших шалашей, несколько костров с бурлящими нал ними  котелками и двадцать-тридцать человек, разномастно одетых – кто в старом потёртом, солдатском мундире, а кто в простом крестьянском  платье, вооружённые кто, чем продеться – от добротного ружья до самодельного копья, все они являли собой наглядную и до предела ясную картину разбойники!
       И всё-таки судьба была благосклонна к нечаянным преступникам и послала им навстречу не воинскую команду с обученными офицерами во главе, а самых обыкновенных русских разбойников, которых, даже вокруг столичных Петербурга да Москвы немало балует, а чего уж, тогда говорить об окраинах…