И жизнь, и слёзы и...

Лариса Захарова и Венька Коростелёв жили в старой двухэтажке на окраине города. Лариса с матерью-поваром, Венька с родителями-инженерами. Квартиры их находились на одной лестничной площадке, на первом этаже. Соседи не то, чтобы дружили, но и не враждовали. Только, когда, Коростелёвский котёнок забегал к Захаровым – видимо, там ему было вкуснее, Венькина мать выговаривала Ларисиной:
- Попрошу вас не приваживать нашего Марсия. Кот на специальном корме, а после вашей еды он свой корм не ест.
На что мама Ларисы отвечала:
- Нормальный кот от нормальной еды никогда не откажется. Кот у вас нормальный, значит еда ненормальная. Корм, он и есть корм!
Венькина мама поджимала губы и бросала сердито:
- И сына моего не кормите своими плюшками. Не хватало ещё, чтобы ребёнок растолстел.
Мама Ларисы с улыбкой замечала, что Веньке не помешало бы немного потолстеть – он был маленький и худой.
 Мать Веньки была маленькая, чернявенькая, шумная. Всегда серьёзная и чем-то недовольная. А мать Ларисы, хоть и ненамного выше, но намного краше. Она,  наоборот, радовалась жизни и очень редко сердилась. И Веньку всё равно подкармливала.

Лариса была на год старше Веньки, и это обстоятельство дарило ей чувство превосходства, когда малыши в выходные гуляли во дворе. А в рабочие дни Лариса во время прогулки в сквере с другими детсадовскими детьми, смотрела с завистью, как Венька играет там же под присмотром бабушки. Ребёнок, гуляющий с няней, пусть даже с родной бабушкой – это что-то небывалое, из книжек. И то, что у Веньки есть папа, а у неё нет, тоже задевало маленькую Ларису. К маме приходили разные мужчины, а Лариса хотела настоящего папу. От сидящих на лавочке старушек-соседок Лариса слышала мимоходом, что мама её «простигосподи», а дочка настоящая красавица. Про «простигосподи» Лариса не понимала: судя по вздохам и интонациям, что-то не очень хорошее. Вот про красавицу понимала. Это говорили часто и подружки матери:
- Девка у тебя растёт на загляденье. Смотри, как бы бабушкой не сделала в расцвете лет.
И на улице:
- Ой, смотри, какая хорошенькая девочка!

Венька стал хвостом ходить за Ларисой ещё перед школой. Иногда Лариса дразнила его:
- А я скоро в школу. А ты только через год!
- Я с тобой! – отвечал Венька.
Как же удивилась Лариса, когда увидела его в своем классе. Оказалось, Венька подготовился и прошёл специальное собеседование.
Они перешли во второй класс, когда из открытого окна Лариса услышала:
- Хороший у тебя внук, соседка. Умничка.
Лариса выглянула и увидела старушек на скамейке у подъезда.
- И не говори. Весь в отца, - с гордостью сказала Венькина бабушка. - Вообще-то,  родители хотели Венечку отдать в престижную гимназию. А он упёрся и пошёл за Лариской. Вот ведь вертихвостка: с эдаких-то лет уже жизнь людям портит!
- Не понимаю, зачем идти у ребёнка на поводу в таком возрасте. Упёрся он, - возмутилась её собеседница.
- Отец сказал: мужчина растёт, должен сам решать.
- В шесть-то лет?
- Сказал: когда же? Иначе привыкнет принимать чужие решения. Сама слыхала, как они с женой спорили. Мать-то уж больно недовольная была.
- Да уж, перечить твоему сыночку бесполезно.
- Ещё бы она перечила. Мышь серая, такого мужика отхватила!
Почему серая, когда чёрная, и что такого в Венькином отце, Лариса не поняла и дальше слушать не стала. Ларисе не понравилось, что её назвали вертихвосткой, а Веньку похвалили. Но бабки правы – он, правда, умный. Хоть маленький, а учится лучше всех.

Венька таскал Ларисе портфель и сам навязчиво  таскался за ней. Девчонки смеялись:
- Ну, Лариска, и жениха ты себе нашла.
А она не искала его! Во-первых, чего его искать, он и так всегда рядом. Во-вторых, Венька – маленький, щуплый, да ещё очки на пол-лица. Над очками высокий лоб и всегда аккуратный ровный ёжик русых волос. Под очками нос-пипетка и всегда серьёзные губы. Впечатление, что Венька никогда не улыбается. И вежливый до тошноты: всегда поздоровается первым, место не только старику, но и девочке уступит, плохого слова не скажет. Скучный, одним словом. А Лариса – самая красивая девочка в классе, а может и во всей школе. И весёлая. Зачем ей этот мелкий очкарик? Лариса пыталась избавиться от Венькиного внимания, но так, чтобы он не обиделся. Потому что помогал ей учиться, потому что мама часто одалживалась у его родителей. Потому что, мало ли что, как говорила мама. Из вредности Лариса называла его Веником. Но только про себя. И ещё при лучшей подружке - однокласснице Наташке Яшкиной. Наташка тоже всюду ходила за Ларисой. Наташка была рыжая, коротенькая, и пухленькая. Она смотрела на Ларису преданными глазами и ревностно следила, чтобы та не дружила с другими девочками. «Я тебя обожаю. Ты на всю жизнь моя лучшая подруга», - говорила Наташка. И даже одеваться старалась так же.

*****

В восьмом классе Лариса уже не просто знала, что она красивая, а вовсю пользовалась этим. Мужчины-учителя никогда не ставили ей плохие оценки, парни водили в клубы, кино и кафе. Когда Лариса шла по улице и ветер трепал распущенные каштановые волосы, а она щурила синие глаза, прикрывая их густыми ресницами, мужчины невольно оборачивались. Лёгкая самодовольная улыбка делала её ещё более обворожительной. За ней ухаживали старшеклассники и даже взрослые мужчины. Но Венька никуда не делся. Не однажды ему сильно доставалось от очередного возлюбленного Ларисы, но Венька не отступался. Правда вечерами куда-то исчезал, и Лариса спокойно развлекалась, без оглядки на его преданный взгляд из-под очков. Наташка, младший брат-погодок которой дружил с Венькой, сказала, что мальчишки занимаются каратэ. И Венька – один из лучших.
- Он же мелкий, - не поверила Лариса.
- Тренер говорит, техничный. И быстрый.
- Ну, значит, теперь у меня есть надёжная защита, - засмеялась Лариса. И лукаво посмотрела на Наташку.
- Что-то, Яшкина, часто ты о Коростелёве заговариваешь. Уж не влюбилась ли?
Наташка покраснела.
- В этого ботана? Да вот ещё!

Однажды Наташка передала Ларисе разговор брата с Венькой:
- Прикинь, он его спрашивает: неужели ты так любишь Захарову и простишь, что она кувыркается с взрослыми мужиками? А он посмотрел так серьёзно и говорит:
- Любимой всё можно простить. А вот друзьям нельзя простить предательства.
- Причём тут друзья, я про любовь.
- А я про дружбу. Никогда не говори про Лару гадости, или, ты мне не друг.
И ушёл. Представляешь?
- А вы больше слушайте старух скамеечных! И вообще, это моё дело, кувыркаться или нет! И ты со своим братцем тоже не лезте в мою личную жизнь! Он – понятно, мстит, что я с ним встречаться не стала. А ты-то что? Подруга называется!
Лариса тогда очень рассердилась и несколько дней не разговаривала с Яшкиными. Но ссориться надолго она не умела. Да и Наташка просила прощения чуть ли не на коленях. И скоро снова вернулась в компанию Ларисы, где днём школа, вечером прогулки с друзьями, клубы, вечеринки.

В центре внимания любой компании –  Лариса. Другие девчонки лишь бэк-вокал в её сольном концерте. Ларисе представлялось, что жизнь несётся бурным потоком, что на смену влюбленностям и ошибкам обязательно придут новые впечатления и надежды. А поэтому нет смысла тратить время на сомнения и разочарования. В этой круговерти она мельком заметила, что мать больше не устраивает шумных застолий, ведёт себя скромно и тихо. Мужчин в дом не водит, зато сама куда-то исчезает по вечерам. Как-то услышала, выходя из подъезда комментарии соседок на скамейке:
- Ишь, вертихвостка. Мать остепенилась, так Лариска вразнос пошла.
- Да лучше бы продолжала свои загулы, чем так остепеняться.
Лариса, как всегда, не обратила внимания на то, что болтают у неё за спиной. Только на следующий день задержала взгляд на постройневшей и похорошевшей матери.
- Мам, а ты не влюбилась? – спросила  игриво. – Может, замуж пойдёшь? Я-то уже взрослая.
- Вот потому, что взрослая, и не могу, - ответила мать, и Лариса не поняла, чего та боится: чтобы отчим дочку не обидел, или, что дочка может мужа увести.
Лариса не стала уточнять – не её это дело. Дала понять, что не против, а там, пусть мать как хочет.
Отец Веньки стал большим начальником,  выглядел подтянутым и моложавым. А вот мать, напротив, поправилась и казалась неухоженной. Летом из их окна часто раздавался её раздражённый голос. Да и вообще, Коростелёвы ходили какие-то хмурые. Лариса и Венька ещё не закончили школу, когда Коростелёвы куда-то переехали. Лариса решила, что из убогой окраины в центр города, в престижный район, как и положено богатым. Веник исчез из жизни Ларисы. Но ей-то что с того? Разве что Марсий остался жить у Захаровых. Толи забыли его в суматохе, толи сбежал и отсиделся, пока хозяева не уехали. А потом пришёл к любимой двери.
- Марсий, ты меня выбрал? – обрадовалась мать. – Ты ж мой хороший, мой полосатик!

После школы Лариса пошла учиться в колледж на медсестру – там были бюджетные места. И всё было бы хорошо, если бы не мать, которая вскоре сникла и совсем перестала следить за собой. Лариса решила, что мать бросил любовник. Ну и ладно, думала она, попереживает и снова станет прежней – жизнерадостной и неунывающей. Но мать так и не оправилась: последняя любовь оказалась слишком разрушительной. Лариса видела, что мать тихо пьёт вечерами в одиночку, а потом спит в обнимку с котом. Пила она самое дешёвое вино, а из закуски было только то, что удавалось прихватить из своей столовой. Когда мать работала поваром, то носила продукты и готовила дома. Но за пьянство её перевели в посудомойки, и теперь матери доставалось только то, что не реализовалось из готовых блюд. Лариса брезговала, но другой еды не было, денег тоже. Приходилось есть. Впрочем, чаще Лариса питалась в кафе или ресторанах. Мужчины не скупились на угощения. Иногда удавалось кое-что из деликатесов принести матери. Та радовалась, как ребёнок и плакала пьяными слезами. Лариса её жалела, иногда помогала мыть тарелки. Сама тоже подрабатывала уборкой – на материну зарплату выжить было невозможно.

С Наташкой они иногда перезванивались. А виделись нечасто: обеим было некогда, хотя жили Яшкины в соседнем подъезде. Как-то девушки случайно встретились в скверике у дома и зашли поболтать в ближайшее кафе. Наташка похвасталась, что учится в экономической академии и мечтает сделать карьеру.  Лариса рассказала о своём новом романе.
- Как ты так можешь, Захарова? – спросила неодобрительно Наташка. – На первом же свидании в постель? Это же себя не уважать!
- Себя не уважать, это, как премудрый пескарь, сидеть всю молодость дома и беречь себя, - возразила Лариса. – А жить когда?
- Дура ты, Захарова, - вздохнула Наташка. – Мне бы твои данные. Я бы использовала их по полной.
- Например?
- Красота – хороший капитал. Можно или бабла немеряно заработать, или найти богатого папика, выйти за него и жить достойно  всю оставшуюся жизнь
- То есть, Яшкина, по-твоему, продаться, это значить жить достойно? А как же любовь? Я любить хочу.
Наташка лишь отмахнулась.
- Да ладно! Любовь. Это всего лишь эмоция. Эмоция прошла, а что осталось? Ни-че-го! Ты вон сколько уже перебрала, и что? Нашла?
Лариса пожала плечами.
- Время есть, в поиске пока.
- Я же говорю, дура! Время есть, - передразнила Наташка. - Красота не вечна, и что потом?
- А что вечно? – возразила Лариса. – Назови мне хоть что-то, и я сразу последую твоим умным советам. Только не говори про вечные ценности. Их давно уже никто не ценит.
- Но, надо же думать и о будущем.
- Скучная ты, Яшкина. А, может, его не будет, и что? Ради неопределённого будущего упускать приятное настоящее?
Они расстались, недовольные друг другом и долго после этого не созванивались. Лариса понимала – у Наташки появились другие подружки, другие интересы. Детская дружба осталась в детстве.

*****

Лариса окончила колледж и работала медсестрой в клинической больнице. Она бездумно наслаждалась жизнью, и последствия не заставили себя ждать. Однажды, в начале осени, она поняла, что беременна неизвестно от кого. Жизнь остановилась. Да, нет, кончилась. Убить ребёнка Лариса не могла. Ну, не могла, и всё. Рожать? Тут с матерью совсем замучилась. Оставить в роддоме? И как потом с этим жить?
Лариса позвонила Наташке. Необходимо было хоть с кем-то поделиться, иначе она просто сошла бы с ума.
- Доигралась, - сказала Наташка.  – Делай аборт, пока не поздно. И забудь, как страшный сон. Может, хоть это тебя чему-нибудь научит.
Ожидаемо. Спасибо, утешила. А, с другой стороны, что ещё могла сказать бывшая подруга? А других, настоящих, у Ларисы не завелось. Никто не хотел быть бэком.
Несколько горестных дней слились в один нескончаемый. Ночью не спалось, а все дни были похожи на сплошной вечер –  сентябрь выдался хмурый, слезоточивый.
В один из таких пасмурных дней Лариса сидела на скамейке в скверике у дома. Накрапывал мелкий дождь. В деревьях и в траве ещё зеленела память о лете, но серое небо который день настойчиво давало понять  - впереди только холод и полная безнадёга.
- Привет, Лара!  Как живёшь?
К ней подсел мужчина в кожаном пальто. Лариса подняла глаза и увидела знакомый взгляд за толстыми стёклами очков.
- Венька! Ты откуда здесь?
Никогда ещё Лариса так ему не радовалась.
- Как ты изменился! Вырос.
Она с интересом разглядывала друга детства, забыв ненадолго о своих проблемах. Венька был совсем взрослый, какой-то не отсюда, какой-то, как из кино или из журнала.
- Ты где пропадал столько лет? Я думала, всё – прошла любовь, завяли помидоры!
- Нет, - сказал он просто. – Любовь не прошла. Я только из Лондона и сразу к тебе.
- Из Лондона? – опешила Лариса. – Что ты там делал?
- Я там учусь и работаю. Ты-то как?
- Никак, - уныло ответила она. – Работаю. За матерью ухаживаю. Совсем она у меня сдала. Пьёт сильно.
При упоминании о матери Ларисы Венька помрачнел. Они помолчали.
 - А ты добрая, - сказал он, наконец. – Мать не бросаешь. Другая бы на твоём месте замуж выскочила и забыла все неприятности.
- Да что ты, – проговорила со вздохом и махнула узкой ладошкой Лариса. – Как можно!
Вечерело.
- Пошли в ресторан, поедим, - предложил Венька. – Я голодный, как волк.
Они поужинали, и Венька отвёз Ларису в гостиницу.
- Я не стал останавливаться у родителей, - объяснил он. – Не хочу их стеснять. Они уже привыкли жить втроём.
- Бабушка ещё жива?
- Нет. К сожалению, бабушки нет. Есть сестра.
Лариса удивилась.
- Какая сестра? Откуда? Вы срулили, предкам твоим было …
Венька улыбнулся.
- Им было по тридцать пять. И мама была уже беременна.
- Вот это да!
- Да. Я уехал учиться в Англию, сестра родилась без меня.
- И ни разу не приезжал? Все эти годы?
- Не мог бросить работу. Там это не так-то просто – найти хорошую работу. Особенно студенту. Мне повезло.
- А сейчас что?
- А сейчас я ценный специалист. И у меня законный отпуск, совпавший с каникулами.
- Почему не писал?
- Писал. Но не тебе. Тем, кто ответит.
Лариса поняла, что сказала глупость и замолчала

Утром Лариса проснулась от восхитительного аромата. Она открыла глаза и увидела на прикроватном столике поднос с кофе и круассанами.
Венька сидел рядом и смотрел на Ларису.
- Лара, выходи за меня? – спросил он. И протянул открытую коробочку с немыслимой красоты кольцом.
Лариса с хрустом потянулась.
- Я подумаю, - сказала, озорно улыбаясь.
Потом засмеялась, вскочила с постели и обняла его.
- Конечно, выйду!
Это решало все её проблемы. Вообще все. Это был подарок судьбы. Венька. Кто бы мог подумать!
- Только давай без свадьбы, а, Вень? Лучше распишемся и в свадебное путешествие. Куда-нибудь в дальние страны.
Лариса мечтательно зажмурилась. Потом испуганно открыла глаза.
- Это можно?
- Можно, - сказал Венька. – Как скажешь, любимая.
Лариса упала на подушку и закрыла глаза. Господи, как же хорошо-то!

Они расписались через неделю. Присутствовали только Наташка и её брат, как свидетели.
Мать Ларисы Вениамин к тому времени определил в хорошую наркологическую клинику..
- Раз твоей матери не будет, значит и моих тоже, - сказал жених. Лариса не стала возражать. Зачем? Всё логично. Жизнь набирала новые обороты, главное не спугнуть удачу. Марсия пришлось на время отдать Венькиным родителям. В толстом матёром звере они не сразу признали своего бывшего питомца.
В самолёте Ларисе сделалось плохо. Они уже подлетали к аэропорту Маврикия. Оттуда Ларису увезла неотложка. Ребёнка она потеряла. Венька был страшно расстроен. Вероятно, он думал, что это его ребёнок. А Лариса думала о том, что смысла в этом браке больше нет. Но, раз так сложилось, пусть так и будет. Ребёнок пришёл, сыграл свою роль и ушёл. Пошла бы Лариса за Веньку, не будь беременна? Скорее всего, нет. Значит, это судьба. Жизнь, поскрипывая, двигалась дальше.

****

Прошло три года. На Рождество Лариса с мужем прилетели погостить из Лондона в родной город. Лариса пошла к матери, Вениамин к своим родителям. Лариса не любила бывать у Коростелёвых. Хотя и отец, и мать, и сестра всегда были вежливы с ней, Лариса чувствовала: они не рады выбору сына.
Со своей матерью всё было проще – она больше не пила, подрабатывала вахтёршей, но, в основном, жила на деньги, что присылала дочь. Марсий, которого она забрала сразу после клиники, скрашивал одиночество. «Этот кот – моя душа, - говорила мать. – Не станет его и меня не станет». Она снова ухаживала за собой и ни о чём не расспрашивала. Ларисе казалось это странным – раньше мать деликатностью  не отличалась. Единственное, что она позволила себе, так это посоветовать дочери беречь мужа и держаться за него. Лариса считала, что не расспрашивает, потому что думает, что её Ларка не в свои сани села, вот и боится потерять то, что свалилось нежданно-негаданно. Что подружки матери когда-то говорили? Такая красотка того гляди в подоле принесёт, сама будучи ребёнком. А Лариса вон как поднялась: муж – успешный бизнесмен, живёт в Европе, деньги не считает.

Вечером Лариса позвонила Наташке. Они встретились в ресторане. Несмотря на праздничные дни, народу в ресторане было немного. В полумраке ненавязчиво играла музыка, мерцала огоньками ёлка.
Девушки заказали вина, лёгких закусок. Выглядела теперь Наташка не хуже Ларисы: когда-то рыжие непокорные кудри теперь платиновыми выпрямленными прядями послушно лежали на плечах. Наращенные ресницы, татуаж бровей, чуть-чуть подкачанные губы, лёгкий макияж. Оливкого цвета шёлковая блузка в цвет глаз. Свободные чёрные брюки скрывают излишнюю худобу, высокие шпильки удлиняют коротковатые ноги.
- Привет, Яшкина! Или ты уже не Яшкина? Совсем не звонишь. И в соцсетях не светишься. Выглядишь круто. Похудела-то как, и не узнать! Как карьера?
- Привет, Захарова! Нормально карьера, - уклончиво ответила Наташка. – А ты по-прежнему красотка, ничуть не изменилась. Только одёжка стала брендовая. Но тебе и то, что ты в юности носила, шло.
Сказано это было так, как будто в юности Лариса ходила в набедренной повязке.
Лариса не обиделась на сомнительный комплимент и спросила миролюбиво:
- Натаха, давай, рассказывай, как живёшь? Сколько не виделись!
Наташка не ответила: сосредоточенно рылась в сумочке. Что она там ищет? Может, хочет похвастаться дорогой сумкой?
- Чем Венька занимается? – проигнорировав вопрос Ларисы, спросила Наташка, наконец, откладывая на край стола приоткрытую сумочку.
- Не знаю. Я в его дела не лезу. А он не рассказывает.
- А ты? Работаешь?
- Шутишь? Я зачем за Веника замуж выходила? Чтоб работать что ли?
- А дети?
- Не хочу. Веник мечтает, гонит обследоваться, сам все процедуры прошёл.
- А ты что?
- Послушай, Натаха, ну зачем мне всё это? Я с пьяной мамашей навозилась по горло.
- Так разводись. За тобой всегда толпы ухажеров ходили.
- Ага. Только, кроме Веника, замуж никто не звал.
Наташка чуть заметно улыбнулась.
- Что, неужели Венька любовник никакой? Насколько я помню, он во всём, за что ни брался, становился лучшим.
- Ну, может для кого-то и был бы лучшим, но мне он не изменяет. А я его терплю, пусть и за это спасибо скажет. Зато живу, как сыр в масле. И мамка тоже.
Подвыпившая Лариса хорохорилась и откровенно хвасталась. Наташка не пила, больше молчала, с интересом глядя на подругу. Это молчание и интерес ещё больше подзадоривали Ларису.
- А как же любовь, о которой ты так страстно мечтала? – язвительно спросила Наташка. – Оказалось, можно и без любви прожить?
- Почему без любви? Не путай, дорогая, мух и котлеты: муж отдельно, любовь отдельно. Всё, как положено. Классика жанра!
Лариса самодовольно засмеялась.
- Ладно, - сказала Наташка. – Поздно уже. Мне, в отличие от тебя, завтра на работу.
- Праздники же! Ты-то как? Расскажи о себе.
- В другой раз. Пошли.
Как ни пыталась Лариса рассчитаться за обеих, Наташка заплатила за себя сама.
- Я зарабатываю достаточно, чтобы самой оплачивать свои потребности, - отрезала она.
Они вышли на улицу. Одета Наташка была шикарно, даже слишком: соболиная шуба, сапоги на высоких каблуках. «Это на наших-то обледеневших тротуарах? – улыбнулась про себя Лариса. - Или, наоборот, когда снега по колено?» Впрочем, перейдя тротуар, Наташка села в новенький автомобиль. С трудом скрывая гордость, бросила:
- Пока, Захарова!
Подвести не предложила. Поёживаясь и нахлобучив поглубже капюшон, Лариса осталась ждать такси. Она отвыкла от ядрёных морозов, от обильного снега, от густого воздуха, который глубоко не вдохнёшь, а выдыхаешь – так целое облако. Это облако тут же инеем оседает на ресницах и меху капюшона у лица. Под ногами плохо почищенный тротуар, горы снега на обочине. Снег скрипит под ногами редких прохожих. Всё, как всегда, ничего не изменилось. Как же хорошо дома!

Лариса осталась ночевать у матери. После обеда, вволю выспавшись, позвонила мужу.
- Привет, дорогой. Ты где?
- Там, где мы с тобой остановились. В гостинице.
- А я до сих пор у мамы. Скоро приеду.
Он отключился. Лариса почувствовала – что-то не то. Говорил муж не ласково, как обычно, а сухо, будто с посторонней. И отключился первый. Последнее слово раньше всегда было за ней. И, кстати, ни разу сам  не позвонил сегодня, это на него совсем не похоже. Лариса наскоро собралась и помчалась в гостиницу.
Вениамин не встретил её, как всегда, в дверях, не поцеловал, когда она вошла в номер. Он стоял спиной  к ней и смотрел в окно.
- Привет, дорогой, - весело сказала Лариса. – Что-то случилось?
- Случилось, - ответил, не оборачиваясь, Вениамин. Голос сдавленный, руки в карманах.
 Лариса подошла, обняла мужа за талию. Он резко стряхнул её руки.
- Случилось то, что имея таких подруг, никаких врагов не надо. Собирайся, ты уходишь к матери. Насовсем.
Лариса ничего не понимала.
- Вень, ты чего? Лариска, что ли, чего наболтала? Кому ты веришь?
- Тебе.
Он включил телефон, и Лариса услышала собственный голос: «Шутишь? Я зачем за Веника замуж выходила? Чтоб работать что ли?»
- Ещё, или этого хватит? – процедил сквозь зубы Вениамин. - Больше не придётся терпеть. Страдалица.
В его голосе было столько презрения, что Лариса вздрогнула и отшатнулась.
Муж повернулся и отчеканил:
- На развод я уже подал. Собирай шмотки и вали к матери. Делить нам нечего, ты ни дня не работала. Детей нет. Права ни на что не имеешь. 
При слове «детей», лицо его передёрнулось, будто зуб вырвали без наркоза.
Лариса пришла в себя. Оправдываться не имело смысла. Она попыталась пойти в наступление.
- Я всем знакомым такого наговорю…
Он не дал закончить.
- Слово кому – и тебя ни с какими собаками не найдут! Поняла?
Лариса поняла – он сделает это.
- Давай, давай. Быстро собралась, пока я даю шанс забрать своё барахло. Или хочешь уйти, в чём есть?
Она, давясь слезами, стала быстро собирать вещи. Неужели это холодное жестокое чудовище – её Веня? Тот, кто любил её всю жизнь. Кто …
- Прости меня, Вень! Ну, прости, пожалуйста! Не знаю, что на меня нашло: напилась, болтала не думая.
Она виновато взглянула не мужа. Он был бледен, глаз за очками не видно – стёкла отсвечивали. И от этого делалось ещё страшнее. Как будто, напротив стоял не живой человек. Вообще не человек. И голос хриплый, чужой:
- Я могу понять: не любишь – есть надежда, что-то может измениться. Но как ты могла так оскорбить меня? Так унизиться сама? И перед кем? Перед дрянью, которая тебе всю жизнь завидовала и подставляла при малейшей возможности? Не уважать ни меня, ни себя настолько, чтобы трепаться об интимных моментах семейной жизни?
Ларису вдруг пронзило – да ему же больно! Ему невероятно больно!
Ей стало стыдно. Нестерпимо, до тошноты. Наверное, впервые в жизни. Лариса никогда не задумывалась, что чувствуют другие люди. Сама она легко расставалась с парнями. Ей было всё равно, что про неё скажут, считая, что личная жизнь, это личное дело. И вдруг поняла, что больше не всё равно. Она схватила то, что успела собрать и выскочила из номера.

Из гостиницы Лариса поехала к матери. Увидев зарёванное лицо дочери, та сразу всё поняла. Сказала с горечью:
- Допрыгалась? Дура ты, Ларка. Дура, как есть. Э-эх, какое счастье тебе привалило, и ты упустила. Такая любовь раз в тыщу лет бывает. Меня так...
Она тяжело вздохнула.
- Ладно, располагайся. Проживём как-нибудь.

Вечером Лариса позвонила Наташке. По телефону ничего не стала говорить, назначила встречу в сквере. По голосу в трубке чувствовалось, что Наташка удивлена и напряжена. Но приехать согласилась.
На морозе ждать Яшкину пришлось долго. Наташка на эту встречу явно не торопилась. Лариса приплясывала и похлопывала себя то по рукам, то по бёдрам - она уже основательно замёрзла, когда подошла одетая в тёплый комбинезон и короткие спортивные сапожки Яшкина.
- Яшкина, как ты могла! – Накинулась на неё сходу Лариса. – Зачем?
Как ни странно, Наташка не стала запираться. Она ответила с вызовом:
- Да потому, что ты его не стоишь! Ты и твоя мамаша испортили ему всю жизнь!
- Причём здесь мама? – не поняла Лариса.
- Да ты идиотку-то не включай! Или не знала, что она пыталась Венькиного отца из семьи увести? Они потому и переехали. И мать его потому на старости лет ещё одного ребёнка решилась родить!
- Откуда ты знаешь?
- Да это все знали, кроме тебя, убогой!
- И Венька тоже?
- Разумеется. В отличие от тебя, у него с головой всё в порядке!
Лариса стояла, раскрыв рот. Так вот почему в доме мужа её не привечали! И мать ни разу не была у них  ни до, ни после их с Венькой свадьбы. Только кота забрала, да и то, не заходя в дом – Венькина сестрёнка вынесла. Это как же Венька смог жениться на ней после всего этого? Это, какое же сопротивление семьи ему пришлось преодолеть!
Наташка нервно закурила и продолжала:
- А ты сама? Ты же Веньку никогда не любила. Какой он тебе Веник? Он же… ты хоть знаешь, какого цвета у него глаза? Что лицо ассиметричное? Совсем немножко, но если смотреть в пол-оборота с разных сторон, как будто два разных человека.
Лариса и правда, не смогла вспомнить, какие у мужа глаза. Он же всё время в очках. И асимметрии никакой не замечала. Она с удивлением посмотрела на Наташку.
- Да ты сама влюблена в него по уши!
- Да, только ему кроме тебя никто не нужен. Ни тогда, ни сейчас.
Наташка глубоко затянулась и опять заговорила. Сбивчиво, скороговоркой, как будто не могла носить это больше в себе. Как будто для этого только и пришла.
- Я тогда ему написала, что ты беременна непонятно, от кого. Думала, он думать забудет о тебе. Запрезирает и на меня внимание обратит. Я же ни с кем. Я же только для него! А он примчался за тобой!
Так вот почему Венька оказался тогда так кстати? Выходит, он всё знал. Лариса покраснела: господи, как стыдно!
- И сейчас. Я хотела к нему подкатить. А он меня гадиной подлой обозвал. Сказал: «Какие же вы, бабы, дуры!» И выгнал. А брат сказал, чтобы я с расспросами не лезла. Бухают теперь вместе. Весь день. Брат на работу не пошёл.
Наташка вздохнула и отбросила окурок.
- Они же переписывались всегда. С самого начала, как Венька в Англию улетел. Он в каждом письме про тебя расспрашивал. Я говорила, напиши, как ты хвостом крутишь направо и налево. А брат сказал, что не готов потерять такого друга из-за такой шалавы. Венька же ему ещё в детстве запретил о тебе плохо отзываться. А он слов на ветер не бросает. И всё помнит. Боже мой, какой он умный! Ну почему, почему ты? Пусть не я, но хоть кто-то, более достойный! Кто бы его любил!
- Что-то твой братец не думал о дружбе, когда в школе ко мне подкатывал. А Венька… радуйся. Теперь он меня ненавидит.
Лариса повернулась и ушла. Больше у неё не было ни мужа, ни подруги. Впрочем, подруги, наверное, никогда не было.

Лариса не ожидала, что будет так переживать из-за предательства Наташки. Поначалу, даже больше, чем от разрыва с мужем. С мужем понятно – сама во всём виновата, так и надо. Но Яшкина! Она же как сестра была!
Долгое время после этого Лариса не спала ночами. За что? В голове прокручивалось, как в детстве Наташка, её мать и брат ночевали у Захаровых, когда пьяный Яшкин-отец выгонял семью из дома. Как делилась с подругой школьными бутербродами, как носила для Наташки и её брата свежеиспечённые плюшки маминого приготовления. Мать пекла бесподобно, жалела и подкармливала младших Яшкиных. А когда девчонки стали старше, Лариса помогала подбирать Наташке одежду в магазинах. У Ларисы было врождённое чувство вкуса, а у Наташки оно тогда совсем отсутствовало. Это с лёгкой руки Ларисы Наташка вылезла из «немаркого» чёрного и стала носить более жизнеутверждающие цвета. Лариса никак не могла понять, чем заслужила такую лютую ненависть Яшкиной. И долго не могла забыть.   
Потом всё же забыла. А вот чувство вины перед мужем мучило постоянно. Со временем оно немного притупилось, но совсем не ушло. Больше всего почему-то мучило то, что Лариса правда не помнила цвет глаз Вени. Помнила спокойный, уверенный голос. Выражение лица, когда смотрел на неё – нежный взгляд, расслабленную полуулыбку. Помнила сильные властные руки. Лёгкую походку. Поджарое тренированное тело. Запах парфюма. А цвет глаз – нет. Только отблеск очков. Тогда, в последний раз.

*****

Прошло ещё два года. Лариса закрутилась в заботах о матери, в рабочей рутине. Она работала медсестрой, денег не хватало. Мать тяжело заболела, много уходило на лекарства. О себе Ларисе думать было некогда. Она похудела, осунулась, носила, что придётся. В основном, донашивала то, что покупала ещё в браке. Мужчины больше не обращали на неё внимания, но Ларису это не интересовало. Ночами, когда не спалось, она представляла рядом мужа. Ненадолго делалось легче. А потом накрывала тоска и к утру подушка становилась мокрой. Наполнитель в ней насквозь пропитался слезами и словами: «Венечка, прости меня. Я так по тебе скучаю!» 
Мать умерла тихо, в своей постели. Незадолго до этого пропал Марсий. Мать сутки проплакала и всё говорила, что конец ей пришёл. Лариса ругалась:
- Что ты напридумывала себе, мам? Нагуляется твой кот, вернётся.
Но мать покачала головой на высокой подушке.
- Нет, дочка. Пора мне.
Утром Лариса, наскоро умывшись, пришла сделать укол, дать лекарства, покормить. Есть мать отказалась. Молча посмотрела, чуть приоткрыв глаза, и снова закрыла.
- Я сейчас, - сказала Лариса. – В туалет заскочу, потом сок тебе принесу.
Минут через десять Лариса пришла, а мать уже не дышит. Она лежала такая маленькая, жалкая под застиранной простынкой, лицо чужое, совсем не похожее на лицо живой матери. Лариса села у неё в ногах и заплакала. Нет, не от жалости к матери – отмучилась. И не от жалости к себе – теперь совсем одна. Она плакала просто так, плакала и не могла остановиться. После похорон сразу вышла на работу. Теперь Лариса работала в две смены, до изнеможения. Только бы не идти домой. Спала в ординаторской, на кушетке. Но, иногда всё же приходилось возвращаться в пустоту квартиры чтобы помыться, переодеться, постирать. И тогда неудержимо лились слёзы, хотелось выть. Чудилась мать – будто она ходит по квартире и зовёт Марсия. 

Майским утром Лариса вышла из больницы, уставшая, как всегда, после двух смен. Домой не хотелось. Позавчера был сороковой день. Лариса накормила пирогами соседок, сидевших на лавке у подъезда. На их глазах прошла вся её жизнь с матерью. Старухи крестились, говорили всё, что положено в таких случаях и жалели Ларису. От этого хотелось закопаться рядом с матерью. Она старалась не показать слёзы, но соседки заметили.
- Поплачь, детка, поплачь. Теперь уже полегчать должно, - прошамкала одна, кусая пирог беззубым ртом.
- Ничего, зато горе тебя человеком сделает, - сказала с набитым ртом другая, зубастая, помоложе.
Даже теперь, на третий день, Ларису окатила волна злости на старую змею. «Ладно, их яд с ними и останется, - подумала, поёживаясь. - А что осталось у меня?»
Прохладный воздух освежил лицо, овеял благоуханием черёмухи. «Похолодает» - подумалось Ларисе. Она глубоко, шумно вдохнула.
Рядом, обдав Ларису жаром, притормозил здоровенный джип. Дверь открылась, из глубины машины раздалось:
- Садись!
Она узнала голос. Вздрогнула, дыхание перехватило.
- Давай, быстрее! – поторопил голос
Лариса неловко залезла в машину, поправив лёгкое платье, неуверенно присела с прямой спиной. Не зная, куда деть руки, положила их на колени. В салоне приятно пахло, чисто – ни пылинки. Как всё в его жизни. Кроме неё. Зато от неё грязи было столько, что никогда уже не отмыться.
- Ну, здравствуй, Лара!
- Здравствуй, Вень.
Как будто только вчера расстались.
- Я подвезу. Ты всё там же?
- А где же ещё? Только я сама дойду, спасибо.
Но джип уже ехал. Лариса и Вениамин обменялись взглядами.
- А у тебя глаза чёрные, - сказала Лариса. – Как угли.
- Только заметила? – усмехнулся Веня. - Бабушка по матери армянка была.
 - Просто забыла, - соврала Лариса. – А ты совсем не изменился.
- А ты изменилась.
Она устало улыбнулась, тихо сказала:
- Знаю. Уже не так хороша. Но уже и не так глупа.
Вениамин хмыкнул.
- Не замечал раньше за тобой самоиронии.
- Сам же сказал, что я изменилась. Ты как, всё в Лондоне?
- Да. Вот, за тобой приехал.
- Я тебе больше не жена.
- Жена. Ты разве в суд не ходила?
- Зачем?
- За разводом.
- Зачем? – повторила она. – Мне это не надо.
- Если бы пошла, знала бы, что я забрал заявление.
- Зачем? – опять тупо повторила Лариса.
- Затем, что мне, кроме тебя, никто не нужен.
- Неужели простил?
Джип остановился около её подъезда.
- Спасибо что подвёз. Я пойду.
- Собирай вещи, поедешь со мной.
Лариса вдруг разозлилась.
- А ты не командуй! Ты мне не хозяин, а я тебе не собака: хочу – прогоню, хочу, обратно позову! Меня ты спросил? Может, я не хочу с тобой в Лондон. Может, мне и здесь всё нравится!
Вениамин тяжело вздохнул.
- Понятно. Если хочешь, я дам развод. Сердцу не прикажешь.
И он разблокировал дверь.
- Да что тебе понятно? – взвилась Лариса. - Что я больше тебе не соответствую? Старая, страшная нищебродка! Найди по себе!
Она открыла дверь, чтобы выпрыгнуть. Вениамин схватил за руку.
- Ты права - уже не так хороша. Но в одном ошиблась – ты по-прежнему глупая девчонка.