Пушкин Онегин Баратынский

(1)

1828 год
 Е. А. Баратынский о произведении А.С.Пушкина "Евгений Онегин":

"Вышли у нас еще две песни Онегина. Каждый о них толкует по своему: одни хвалят, другие бранят и все читают. Я очень люблю обширный план твоего Онегина; но большее число его не понимает. Ищут романической завязки, ищут обыкновенного и разумеется не находят. Высокая поэтическая простота твоего создания кажется им бедностию вымысла, они не замечают, что старая и новая Россия, жизнь во всех ее изменениях проходит перед их глазами..."
*(перевод с франц.: "но пусть их чорт возьмет и благословит бог")

(Е. А. Баратынский — Пушкину, конец февраля — начало марта 1828 г)

(2)

1832  год

Читал ли ты 8-ю главу «Онегина» и что ты думаешь о ней и вообще об «Онегине», конченном теперь Пушкиным?

В разные времена я думал о нем разное.
Иногда мне «Онегин» казался лучшим произведением Пушкина, иногда напротив.

Ежели б все, что есть в «Онегине», было собственностию Пушкина, то без сомнения, он ручался бы за гений писателя. Но форма принадлежит Байрону, тон тоже. Множество поэтических подробностей заимствовано у того и у другого.

Пушкину принадлежат в Онегине характеры его героев и местные описания России.
Характеры его бледны.
Онегин развит не глубоко.
Татьяна не имеет особенности.
Ленский ничтожен.
Местные описания прекрасны, но только там, где чистая пластика.
Нет ничего такого, что бы решительно характеризовало наш русский быт.

Вообще это произведение носит на себе печать первого опыта, хотя опыта человека с большим дарованием.

Оно блестящее; но почти все ученическое, потому что почти все подражательное. Так пишут обыкновенно в первой молодости из любви к поэтическим формам более, нежели из настоящей потребности выражаться.

 Вот тебе теперешнее мое мнение об «Онегине». Поверяю его тебе за тайну и надеюсь, что оно останется между нами, ибо мне весьма некстати строго критиковать Пушкина. От тебя же утаить настоящий мой образ мыслей мне совестно.
 
//Баратынский - И.В. Киреевскому. 1832, март, нач. месяца, Каймары//

(3)

Я уже говорил, что собственно меня натолкнуло на означенное психологическое сближение;—;ни более ни менее как письма самого Е.;А.;Боратынского (к И.;В.;Киреевскому), опубликованные в интересном «Татевском сборнике» С.;А.;Рачинского, те именно строки, где упоминается о Пушкине. Контраст отношений двух поэтов друг к другу не мог не броситься в глаза. Насколько все известные нам отзывы Пушкина о Боратынском восторженны и дружески пристрастны, настолько помянутые отзывы Боратынского о Пушкине резки и явно недружелюбны. Для чуткого человека тонкое предательское jalousie de metier сквозит в каждой строке, несмотря на внешнюю корректность. Словом, что-то не слыхать, чтоб так писали когда-нибудь истинные друзья и поклонники… и против воли западает в душу вопрос: полно, да уж был ли Е.;А.;Боратынский на самом деле таким истинным другом Пушкина, каковым он до сих пор числится в официальных литературных списках?!
// Леонтьев-Щеглов И.;Л.;Сомнительный >друг - 1900


(4)

Бедный, столь несправедливо забытый и столь мало оцененный Эдуард Губер, для которого Пушкин не сделал и десятой доли того, что сделал для Боратынского, разрешается у гроба Пушкина вдохновенным стихотворением, которое списывается всеми нарасхват:
Я видел гроб его печальный,
Я видел в гробе бледный лик
И в тишине с слезой прощальной
Главой на труп его поник!

У этого же дорогого гроба загорается негодованием другая пламенная душа, стяжавшая своим откликом на родную скорбь свою первую громкую славу,;—;Лермонтов!
Что же Боратынский? Как принял он известие о трагической кончине своего литературного благодетеля?

Единственное свидетельство об этом, которое мы имеем, вдобавок из вторых рук, несмотря на свою немногословность, необыкновенно характерно. О смерти Пушкина Боратынский, как оказывается, узнал, когда дописывал свое стихотворение «Осень», которым был очень доволен. Пораженный известием, он прервал работу… и последние строфы так и остались недоделанными и в этом недоделанном виде попали потом в печать. И когда жена Боратынского, боготворившая мужа, стала настаивать на их окончательной отделке, он отвечал на это следующим стихотворением, считающимся, по родственному преданию, прямым отзвуком полученного рокового известия:

Люблю я вас, богини пенья,
Но ваш чарующий наход,
Сей сладкий трепет вдохновенья,;—
Предтечей жизненных невзгод.
Любовь камен с враждой Фортуны;—
Одно. Молчу! Боюся я,
Чтоб персты, падшие на струны,
Не пробудили вновь перуны,
В которых спит судьба моя.
И отрываюсь, полный муки,
От музы, ласковой ко мне.
И говорю: до завтра, звуки,
Пусть день угаснет в тишине.

Сравните этот благонамеренный отклик с стихотворениями Эдуарда Губера и Михаила Лермонтова, вызванными кончиной Пушкина, и скажите по совести, так ли откликаются люди сердца на смерть близкого им человека?.. Это обстоятельство тем страннее, что всего за пять лет до смерти Пушкина тот же Боратынский написал чудесное стихотворение на смерть Гёте, а вот, подите же, когда умирает его близкий друг и благодетель, благополучный помещик Муранова суеверно открещивается от мнимых грядущих бед:

Пусть день угаснет в тишине.
Что же за человек был после этого Е.;А.;Боратынский?..
… ревнивая «сальеревская» точка зрения на Пушкина как на «гуляку праздного» довольно прозрачно подчеркивается у Боратынского, например:
Ты, Пушкин наш, кому дано
Петь и героев, и вино,
И страсти молодости пылкой,
Дано с проказливым умом
Быть сердца верным знатоком
И лучшим гостем за бутылкой!
(Пиры)

//там же//

(5)

Сочиняя третью главу «Евгения Онегина», Пушкин вспомнил дружеское обращение к себе Боратынского и ответил ему: ни много ни мало попросил перевести письмо Татьяны к Онегину:

.Певец Пиров и грусти томной,
Когда б ещё ты был со мной,
Я стал бы просьбою нескромной
Тебя тревожить, милый мой:
Чтоб на волшебные напевы
Переложил ты страстной девы
Иноплеменные слова,
Где ты? приди: свои права
Передаю тебе с поклоном…
Но посреди печальных скал,
Отвыкнув сердцем от похвал,
Один, под финским небосклоном,
Он бродит, и душа его
Не слышит горя моего.