Солнце встает с востока. 63. Мама!

Они все эти дни перезванивались и, давя слова, как семена  мака, при этом, как бы пребывая под воздействием морфина, фантазировали о том, что сейчас сделают: понятно, Путин, он – очень, сверх плохой, поэтому они запишутся в ТРО.

-Не зараз! – услышала Нина Николаевна. Странно, но он сказал это Власюку, перед которым лебезил, считая себя обязанным за подработки, которые тот ему время от времени подбрасывал, но не по доброте душевной, а потому что они ему были неинтересны (мало денег). Он будто нагрубил. Да, получилось некрасиво. У него вырвалось. Такое с ним тоже случалось. Сейчас он испугался, что их план откроется. Это притом, что они обо всем договорились. Решение железное. Он испугался, как пугаются себя. Тут же начал оправдываться, что, дескать, это не для телефона, есть детали: здесь Нина Николаевна, она может услышать их разговор и донести о них Вере. Тогда скандал. А он не хочет, чтоб они поссорились в день ее отъезда. Как? Он не сказал, что Вера и Юра уезжают? Они едут в Анталию. Посольским автобусом. Такое тоже возможно.

Но этого Нина Николаевна уже не слышала.

Нина Николаевна и Вася были на разных полюсах. Нина Николаевна – на северном. Но и с южного, Васиного полюса, веяло холодом. Между ними пять метров и закрытая дверь, рядом тумбочка, на ней детская куртка, синяя с желтым.

Она не могла слышать, о чем они говорят, но все же…

Она молчит, хотя ей это удается с трудом. Она так и хочет крикнуть в закрытую дверь, мол, помог бы Вере собраться, вместо того, чтоб разговаривать по телефону, и с кем, с Власюком, которого она ненавидит и, если не желает ему смерти, то умри он, не расстроилась бы, наоборот вздохнула с облегчением, это надо же столько бесценного времени уходит на бестолковые разговоры: «Тьфу! Это невозможно вынести».

Вася, казалось, уже забыл, что Вера уезжает, что время не терпит, что надо быстро собраться и ехать на вокзал, и еще неизвестно, успеют ли они, возможно, что не успеют: он все говорил и говорил.

Даже Витя Киселев, у которого один большой палец на правой руке,  остальных нет, прихватив с собой Славика, почти пенсионера с длинными волосами, как у женщины, был в военкомате. Кому они нужны: один инвалид, а другой старик.  У них же с пальцами все в порядке. Можно сколько угодно крутить дули. А еще ему было приятно представлять себя в военной форме. Тогда подобрал живот, грудь колесом и строевым шагом по переулку.

Когда он вышел из комнаты, он весь сиял.

-Может, поможешь? – спросила его Вера.

-Звичайно, люба.

У Веры сразу от сердца отлегло. Она привыкла к быстрой перемене в настроении мужа. И все же это всегда было неожиданно и очень приятно. Известно, что было причиной его подъемного настроения. Но это не важно, даже если б она знала о подводных камнях его чувств, то и тогда не придала бы этому значения. Для нее главное, что происходит сейчас, в этот момент. Потом - это потом, с тем, что «потом», – она разберется.

«С каких это пор?» - улыбнулась себе Нина Николаевна.

Он был под впечатлением разговора с Власюком, а тут еще ввернул необычное слово «звичайно». Оно ему очень понравилось. Он несколько раз повторил его про себя, почти прошептал. Одним словом, он был на верху блаженства.

Юра сидел на тумбочке в коридоре и болтал ногами. Он почти одет. На нем шерстяной свитер, светлые байковые штанишки и кожаные сапоги.

-Вставай. Вот так, - Вера помогла надеть ему курточку. – Теперь шапку.

Юра был готов.

Нина Николаевна, одетая, ждала, когда они соберутся окончательно. Она уже открыла дверь.

В квартире жарко. «Хоть опять снимай пальто», - подумала она.

Послышался  шум мотора.

-Дед приехал.

Дело осталось за Васей.
-Ну, сколько уже можно… - начала Нина Николаевна.

-Мама! – вдруг выкрикнула Вера. Вера уже была на южном полюсе. Там, судя по всему, сейчас бабье лето. Хотя какое к черту лето, когда кругом лед и на нем папуанские пингвины.