Карабогаз барабасголович

(Из серии «Ватные Истории»)

Злые языки утверждают, что если безнадёжно образованные Ма и Па наградили тебя экзотическим именем Карабогаз, то ты обязательно должен быть… Гол. Вот и нашему Карабогазику всю жизнь «везло» не по-детски… Название известного туркменского залива, будучи безжалостно вбитым в мозги славных жителей Кукляндии Джус Зеппелинычем, чокнутым учителем географии, всплывало всякий раз, когда они видели этого странного толстенького человечка с длиннющей лохматой бородой и неизменной плеткой в левой руке. Почему — именно в левой? Да потому, что на правой его руке в это время висела непонятно в чем провинившаяся кукла…

— Эй, Карабогаз, ты чегой-то сегодня Не Гол? —кричали ему мальчишки.
— Назвался груздем без надежды — тогда не надевай одежды! — выдавали доморощенные экспромты гадкие местные старушки.
А почтенные синьорины, завидев нашего героя, делились друг с другом: «А Карабогаз-то — опять Не Гол! — Фи, какая низость! — Король  у нас — гол; в футбольных воротах — тоже гол; а Карабогазик, значит, думает, что он умнее всех?»

Вам приходилось когда-нибудь пребывать в таком нелепом положении? Нет? Ну, тогда мне можно срочно схлопывать свою сказку, ибо вы никогда не поймёте бедного Карабогаза!
Что? Требуете продолжения? Ну ладно, так уж и быть, слушайте!

… Сколько раз пытался наш герой поменять ненавистное ему имя! Однажды предки поймали его уже на пороге Кукляндского ЗАГСа, куда 20-летний Карабогазик ломанул «в самых что ни на есть эгоистических целях», — как не преминул потом отметить его Па.
Истерике престарелой Ма могла бы тогда позавидовать любая героиня романов Достоевского, носившая имена Катя или Лиза.
— Не смей этого делать! — вопила Ма в левое ухо Карабогазу, не забывая при этом ласково вырывать из плешивой головы Па остатки седых волос. — Ты что, забыл, что в тыща шестьсот-лохматом году в заливе, носящем твоё гордое имя, утонул по пьяни в костюме Адама наш доблестный предок — царский виночерпий Конь Якович Пятизвёздочный?
— Ну да… Ему повезло… он утонул… А я из-за него до конца дней своих мучиться обязан, — слабо огрызался Карабогаз. Но, безумно любя своих Ма и Па, он все откладывал и откладывал решительный шаг по перемене имени. Да и (если уж быть совсем честным) — чувствовать себя этаким мучеником во имя и на благо неизвестно чего, — нравилось ему гораздо больше, чем честно заработанный статус посредственного студента бухгалтерского отделения Кукляндского Театрального института…

***

Время шло, летели годы… Карабогазовы Ма и Па медленно, но верно, старели и седели; ныли и ругали жизнь и сына; горбатились и врастали в землю… А сам он постепенно превращался из стройного юноши в пухленького смешного человечка с длиннющей запутанной бородой. Кое-как окончив на денежки родителей бухгалтерское отделение, он, при солидной финансовой помощи все тех же предков, приобрёл в собственность маленький кукольный театрик. Всего три куклы выступали на его сцене, но зато какие! Одни имена их поражали воображение: Маль-Вина, Арт-ДемОн, Перро…

***
В Маль-Вину, куклу с голубыми волосами, Карабогаз был тайно и несчастливо влюблён. Тайно — потому, что был уверен: прознай кто про его страсть — и все, конец. Осмеют, опошлят, в куклофилии обвинят, — и прощай навсегда светлое и нежное чувство,  неизвестно за какие заслуги ему дарованное…
Ну, а несчастливой его любовь была потому, что Маль-Вина, как и обещало ее французско-кельтское происхождение, была мало того, что  Злой (Mal), так ещё и Виной (Wina). Получившей от своей, энное количество раз «пра»-бабки, не только имя с кислым привкусом винного уксуса, но и нехилые магические способности.  Настоящий дар, в разы усиливавшийся под воздействием  Луны — как полной, так и очень даже худой.

Думаю, вам не следует объяснять, как опасался Карабогаз, и без того обиженный окружающими, всяческих магических заморочек? Так и случилось, что будучи влюблённым в ужасно-кислую Маль-Вину, он опасался даже заикнуться ей о своём чувстве! Нет уж, хватит с него собственного жуткого имени, чтобы получить, в результате маль-вининого колдовства, какой-нибудь безобразный нарост на физиономии или, скажем, длинный хвост — как у дурьюмаевых пиявок, только раз в пятьдесят длиннее и противнее!

***
Хлебный Пудель по прозвищу «Артдемон с Пылающим Взором» довершал картину Карабогазовых кукольных несчастий… Скульптор, коему привалил сей срочный, но с оплатой «по факту» заказ, для экономии времени и материала слепил милого пуделька Артемона не из особой массы, стойкой к холоду, жаре и влаге, а из хлебного мякиша. Собачка вышла доброй, мягкой и слабохарактерной, обожающей детишек и находившей особую прелесть в ежевечернем вылизывании туфель хозяина цирка.

Но, как утверждает старая добрая пословица — «не выпивай колодец, пригодится утопиться»… И вот случилась пренеприятнейшая история… Хозяин цирка, в бешеной погоне за наживой, придумывал своим артистам все новые и новые трюки. Один из них назывался «Ру.Салочка в Подводном царстве», и все цирковые зверята без исключения обязаны были в этом самом Царстве плавать, веселиться и друг друга салить.

Чтобы понять весь ужас того, что произошло с милейшим Артемоном, давайте вспомним, из чего сваял его нерадивый скульптор. Да-да, именно из простого хлебного мякиша! И ежу понятно, что очутившись в огромном аквариуме, наш пёсик, немного «повеселившись», вдруг понял, что начинает просто-таки зверски… разбухать. Собрав последние силы, он подпрыгнул и, перевалившись через край аквариума, толстым куском теста шлепнулся на цирковую арену…

Целая неделя понадобилась местному умельцу, Папе Карлосону, чтобы привести в порядок самого любимого артиста директора цирка, так чудесно вылизывавшего его концертные туфли. Артемона сушили; придавали его расплывшимся лапкам стройные очертания; прилепляли новый хвостик взамен безнадёжно растворившегося…
Работая над прежде такой дружелюбной собачьей мордочкой, Карлосон неожиданно задумался…
— Ну да, — рассуждал он, — жил да был на белом свете добрый, мягкий и беззащитный пёсик… И вот до чего его эта самая доброта довела… А  сделаю-ка я ему морду посвирепее, глазки флюоресцентом подкрашу, да в мягкое тельце его проволоки для твердости вставлю!  «Доброта — она должна уметь защищаться», — как говорил Брехтольд, этот самый… Бехт! Глядишь — и побоятся в следующий раз люди недобрые с ним так жестоко поступать!

Сказано — сделано. С легкой руки Папы Карлосона появился на свет единственный в своём роде Хлебный Пудель по прозвищу «Артдемон с Пылающим  Взором»… А поскольку характер у песика после вынужденного  плавания резко испортился, и  концертные туфли директора цирка он вылизывать категорически отказывался, тот продал его… правильно, нашему дорогому Карабогазику. Кому же ещё в Кукляндии можно  было навешать лапшу на уши и сбыть никуда не годного пса с таким непокладистым характером?

***

Про робкого, мечтательного и хронически безобидного  Перро даже мне известно очень мало. Да, он тоже был влюблён в Маль-Вину, и тоже не добился  успеха на этом сомнительном поприще. Да, он писал прекрасные стихи и интереснейшие сказки, но никто и никогда их не читал и не слышал. Ибо Перро, считая их несовершенными и не достойными красоты своей возлюбленной, безжалостно выбрасывал в то самое болото, в коем Дурьюмай промышлял ловлей пиявок. И будь Доктор Пиявочных Наук хоть немного образованнее, — наверняка вытащил бы из трясины бесценные стихи, поэмы и сказки, и издал бы их… естественно, под своим, дурьюмаевым именем!

***

Если быть совсем уж откровенной, то приобретение театра и кукол хоть немного, но повысило статус нашего главного героя в Кукляндии. Во всяком случае, обращаться к нему все стали не иначе, как почтительно, именуя Карабогазом Барабасголовичем. Правда, редко кто его так величал. Ибо всякий уважающий себя гражданин Кукляндии, коему суждено было  завидеть  его на расстоянии попадания в цель дуэльной пули, поспешно сайгачил аки гарун — быстрее лани — в ближайший переулок.

«Боятся — значит, уважают!» — успокаивал себя Карабогаз, поглаживая свою бесконечную чёрную бороду. — А мальчишки и старушки, кричащие мне вслед всякие гадости — просто глупы как рыба об лёд!»
Но напрасно он себя уговаривал.  Стоило только Темной-претемной Ночи раскинуть свои покровы над Кукляндией, — и  юркие серые зверьки, известные каждому психологу и психопату
 как Смурные Мысли, проникали в мозг нашего героя и устраивали там настоящий шурум-бурум.

«Ну за что, спрашивается, они так меня не любят? — рассуждал Карабогаз. — Кукольный театр я им в городе устроил? — Устроил! Порядок в непокорной артистической среде навёл? — Навёл. Ну,  а что иногда плеточкой по спинкам артистов прохаживаюсь — это уж необходимая часть театральной системы воспитания по Станису Лавскому и Немиру Данченко! Артисты — они зверьки странные, не от мира сего.  Дай им только волю — и будет у меня не театр, а полный «чих-пых». То есть, зрители в зале дружно чихать начнут, потому что артисты на сцене не пойми чем пыхать будут!»

Утешив себя таким образом, Карабогаз Барабасголович засыпал чутким, тревожным сном. И снилось ему, что он снова — школьник.  И бежит он по родным улочкам Кукляндии, размахивая портфелем. А противные одноклассники преследуют его по пятам, корча страшные рожи и вопя:  «Эй, Карабогаз, ты чегой-то сегодня не гол? Сейчас мы тебя догоним,  да до самых трусов ка-ак разденем!»

Бежит Карабогаз, из последних сил от преследователей улепётывает. Увидел узкую щель между домами, скользнул в неё, да в незнакомом дворе очутился.
Только отдышался слегка — а откуда ни возьмись Черепаха десятикратного пенсионного возраста перед ним нарисовалась. Узрела нашего героя, шею аж на километр вперёд отклячила, и ну, давай змеиной головкой своей аки пропеллером вертеть, Карабогаза разглядывая.
Тот, понятно, сразу просек, что перед ним давнишняя врагиня доброй Ма его — в прошлом знаменитая танцовщица Черепаха Артилла, и начал строить ей страшные рожи, тем самым предупреждая: «Только пикни — черепаший суп из тебя сварю, и тебя же заставлю его сожрать!»

Но Артилла во сне была вовсе не такая, как в реальной жизни: милой и почти что безобидной старушенцией. Или такой уж голодной она была, что и от супа из себя, любимой, не отказывалась? Как бы то ни было,  быстрехонько втянула она  длинную шею свою обратно в панцирь, и беззубая пасть ее прохрипела на прощание: «Эх ты, Бюстгальтер Какальных Наук!»

— Ну, берегись, старая  склепезница, ты у меня ещё поплатишься! — заорал Карабогаз.  И, услышав победные крики мальчишек, привлечённых черепашьим хрипом и особо мелодичным скрипом ее артритной шеи,  ломанул в первую попавшуюся открытую дверь подъезда.
«Сначала — в лифт,  потом — на последний этаж. А там — на чердаке спрячусь.  Сниму угол у Папы Карлосона, и буду каждый день здоровый образ жизни вести,  да рассветами и закатами любоваться. Фигушки вы меня отыщете!» — придумывал он на бегу.

И так бы оно, конечно, и случилось, если бы лифт неожиданно не остановился на восьмом этаже, и в дверь его не втиснулись бы три почтенные синьорины.
— А нам вниз, а нам вниз! — совсем даже не почтенно завопила первая.
— А Карабогаз-то наш — опять Не Гол!  — радостно заверещала вторая.
— Фи, какая низость! — охотно поддержала ее третья. — Король  у нас — гол; в футбольных воротах у кукляндской команды — уже лет десять как гол, и не один! А Карабогаз, значит, думает, что он умнее всех?»

И почтенные синьорины, презрев всяческие попытки нашего героя прорваться к кнопочной панели лифта, отправили кабину на первый этаж. А Карабогаза, соответственно, — прямо в руки  недругов далёкого его детства…

***
Со страшным, прямо-таки звериным  воплем просыпался после таких снов Карабогаз. И конечно, вымещал все зло своё на ни в чем не повинных куклах: Маль-Вине, Арт-ДемОне, Перро…
Первую куклу он, совсем в духе героя повести Достоевского «Кроткая», «наказывал» своим презрением. На что Маль-Вине, естественно, было глубоко наплевать. Кукла сия жила в своём собственном мире, все свободное от репетиций и выступлений время пребывая в наушниках, в коих звучали музыкальные сказки бессмертной панк-группы «Шуроль и Кот»…
Арт-ДемОна  Карабогаз, конечно, плеточкой по спине периодически охаживал, но Пылающего Взора его все же опасался. Кто его знает, этого пса? Сегодня он просто криво усмехается и глазами фосфоресцирует, а завтра, глядишь, и театр этим самым своим ВзДором спалит!
Пуще всего доставалось от хозяина кукольного театра самой безобидной и несчастной кукле — Перро, коей из-за постоянных карабогазьих придирок, насмешек и побоев никак не удавалось дописать самую главную из своих гениальных сказок — «Гороша на Принцессинке»! А ведь пророчила ему в детстве добрая крестная: если перестанет Перро быть таким тютей и нюней, то непременно  превратится в знаменитого  сказочника по имени… правильно, Шарль ;!

***
— Не психуй! — с особым смаком ударяя на последний слог завершающего слова, утешал вечно сонного и раздражённого Карабогаза единственный оставшийся у него друг, Доктор Пиявочных Наук Дурьюмай. — Попробуй вот этих свежих пиявочек: авось, и полегчает!
Целыми килограммами скупал пиявок Карабогаз у Дурьюмая.  И некоторое облегчение, конечно, они приносили, но… Вот как, скажите мне на милость, избавиться от этих обижающих и унижающих снов? Пинков им, что ли, волшебных надавать? Но они же пофигисты, эти самые сны: отлетят на небольшое расстояние, и следующей ночью обратным самолетом прибудут!

— Опять не помогло? — в очередной раз сочувственно вопрошал Карабогаза Дурьюмай. — Ну знаешь, брат мой по маразуму, один путь тебе, видимо, остаётся:  к Черпахе Артилле. Летом она обычно в Медвежьей Глуши, в дачном домике своём проживает.  Раз в неделю, когда пиявок ловлю, вижу я эту клячу старую.
Только вот ведь молодчина: не  сдаётся она ни в какую! Налепит на рыло самых жирных пиявок, и под стрекотание сверчков знай себе, «Танец маленьких черепашей» танцует! А ещё черепашат юных и пенсионеров разных танцам учит… не для дохода, заметь, а исключительно из любви к искусству!
Ну что, поедем завтра со мной якобы пиявок будто бы ловить? У Артиллы небольшой косметический должок передо мной имеется: не посмеет она отказать в нашей просьбе! Знаешь, какие дельные советы наша Черепаха дает! У неё жизненный опыт — пять веков: и Ивана Грозного, и Наполеона, и Леонила Ильича повидала!

Карабогаз, конечно, поотнекивался недельки две, но это просто так, чтобы Дурьюмай не сильно строил из себя спасителя человечества. Дурацкие сны так доконали директора театра, что он готов был на все. Даже на свидание со старой Артиллой, полвека назад перебежавшей дорогу  его мамаше в дачном конкурсе на лучшее исполнение «Танца маленьких черепашей».
Мать его, дурёха, как сплетничали потом деревенские старушки, — расфуфырилась, шляпку с лентами шелковыми натянула, маску черепашью… Таз, идиотка, на спину привязала, чтобы черепахой казаться. Начала отплясывать — сначала таз с противным грохотом на мраморный пол Дома культуры полетел, а потом — и шляпка с маской…
Давно народ в глуши так не потешался! Особенно когда неудачливая дебютантка на мать и отца своих с кулаками набросилась: это вы, мол, панцирь мне плохо привязали! И шляпу идиотскую купили — тоже вы!

***
Артилла встретила Дурьюмая и Карабогаза на удивление приветливо. Выглядела она и впрямь на пару веков младше своего возраста: лет на триста, не больше.
Вначале Карабогаз черепахиному радушию не поверил: притворяется, мол, Артилла; делает вид, что никогда она в страшные его сны не лезла, и никаких гадостей ему не говорила. Но в конце концов, решил он рассказать все мудрой старушке: не станет же она, в самом деле, при Дурьюмае над ним насмехаться!

Выслушала Карабогаза Артилла, и… улыбнулась. Нет, совсем не зло и издевательски, а очень даже по-доброму.
— Ты, мальчик мой, ведёшь себя прямо как тот  мужик из анекдота, который ночью в кроватку писался, — задумчиво произнесла Черепаха. — Помнишь, к нему все время гномик во сне приходил и к этому самому мокрому делу его подначивал?
— Ну, ты сравнила! — заступился за приятеля Дурьюмай, — Карабогазик наш никогда «ренуэзом» этим самым не страдал!
— Да я не про это, — отмахнулась от него Артилла и повернулась к Карабогазу. — Вот давай рассмотрим твой сон с точки зрения твоей же реакции на происходящее. Мальчишки тебя обзывали, так? А ты что во сне делал?
— Я от них убегал, — признался Карабогаз. — А то ещё правда — догонят и до трусов разденут! А что, я, по-твоему, должен был сделать?
— Да что угодно, но только не трусить и не идти у них на поводу, — отрезала Артилла. — Например, прокричать им: «Ну и прекрасно! Я — парень закаленный, не то, что вы, хлюпики! Летом босиком хожу, зимой в прорубь ныряю! И никогда не болею! Ну — кто первым рискнёт со мной сразиться?

Очень Карабогазу черепахина идея понравилась. Он воочию представил себе, как изумятся во сне  мальчишки; как начнут испуганно шептаться друг с другом; и как, в конце концов, махнут на него рукой и позорно побегут с «поля боя».

— Классно придумала, Артилла, — хлопнул старушку по панцирю Дурьюмай. — Респект тебе, уважуха, и потомков побольше!
— Спасибо, Артилла, — вежливо поблагодарил Карабогаз. — Ну ладно, от мальчишек я теперь знаю, как отбиваться. Со старушками тоже что-нибудь этакое придумаю…  А чзто прикажешь мне делать с тремя почтенными синьоринами? Не грубить же им, не грозить до трусов раздеться и накостылять им по-свойски?
— Да, с этими старыми склепезницами придётся повозиться немного подольше, — согласилась Артилла. — Но не бойся, мы и с ними справимся. Что они там про короля и нашу позорную футбольную команду говорили? Вот и ответ им готов: «Не волнуйтесь, почтенные синьорины, наш король совсем не гол. Это про него лжецы разные сплетни распространяют. А люди непросветлённые эту ложь повторяют. Надеюсь, вы не из таких?» Ну, и добавь обязательно:
«А в воротах нашей кукляндской команды отныне ни одного гола не будет. Потому что именно сегодня мне предложили занять место вратаря. А уж я-то, будьте уверены, ни одного гола не пропущу!»
— Браво! — закричал Карабогаз. — Так я и сделаю! Только вот… дорогая Артилла, как мне с тобой поступать прикажешь? Ты же все время мне снишься, и разными пословицами сыплешь. Может, просто ученостью своей хвастаешься, но мне-то кажется, что ты, как и все, меня дразнишь!
— Ну, это ты брось, — ласково улыбнулась Черепаха. — Это ж я тебя дразнила, когда ты слабым был и на поводу у плохих снов шёл. А сейчас ты, надеюсь, все понял, и будешь снами своими управлять.
— Ну а если ты опять надумаешь дразниться? — не отставал от Артиллы Карабогаз.
— Тогда… — Черепаха задумалась. — Тогда ответь мне каким-нибудь дурацким стишком. И пока я буду тщательно его обдумывать — убегай побыстрее!
— Классно! Завопил Дурьюмай. — А у меня уже про тебя, Артилла, дурацкий стишок есть! Его все лягушата в округе квакают, когда тебя рядом нет! Вот слушай: «На спине Артиллы таз, — жалко, что не унитаз!»
И Дурьюмай захохотал громко-прегромко, не замечая, как краснеет от стыда за друга Карабогаз и возмущённо покачивает головой старая черепаха Артилла…

***
С этого дня в жизни Карабогаза все изменилось. Ровно одной ночи хватило ему для того, чтобы навсегда избавиться от глупых мальчишек и навязчивых синьорин. А сама Артилла предпочла больше не влезать в его сны, чтобы не слышать посвящённых ей дурацких стишков.

Научившись правильно вести себя во сне, Доктор Кукольных Наук перенёс новую манеру поведения в реальную жизнь. Узнав, с каким крутым и всем из себя закаленным парнем они имеют дело, местные мальчишки бросались врассыпную. А вредные синьорины, перебивая друг друга, пели дифирамбы то умному и по моде одетому королю, то новому голкиперу кукляндской команды — Карабогазу собственной персоной.

Думаю, вы уже догадались, что и характер нашего героя стал с тех пор меняться к лучшему. Отныне никто не посмел бы назвать Карабогаза угрюмым и злым. Приходя на работу, он весело подмигивал красавице Маль-Вине; ласково гладил по голове АртДемона… А главное, категорически запретил Перро выкидывать в болото листочки с написанными им стихами и сказками. Грустный мальчик в белом колпаке пребывал на седьмом небе от счастья: Карабогаз обещал издать его сказки в виде большой толстой книги с прекрасными, нарисованными вручную, цветными иллюстрациями. Такими же, какие рисовал раньше художник Владимирский.

Прознав об этом, Артилла, не мешкая, послала к Карабогазу Аиста-курьера. Тот еле дотащил до Кукольного театра огромный мешок. Развязав его, Доктор Кукольных Наук ахнул: в мешке были аккуратно сложенные листочки — те самые, которые Перро, в минуты сплина, комкал и швырял в болото!
Вот уж целый год ловкие лягушата, по поручению Артиллы, собирали, расправляли и сушили бесценные листочки. А старая Черепаха с удовольствием коротала время за чтением волшебных сказок и стихов… о любви, конечно! Они напоминали Артилле о далёких временах ее юности, когда она была примой в Зелёном Театре на опушке леса, и каждый уважающий себя зритель-Черепах норовил поднести ей букет цветов из камышей, кувшинок и прекрасных полевых цветов…

— Ну что ж, — перебирая листочки рукописи, улыбнулся Карабогаз. — Будем выпускать двухтомник!

19.02.2024