ДОЛЯ, часть 2... прощай сын и брат... , глава 2. 6

                II.6
Ленинград, 1986
   – Получается, что сапёры в бой и в рукопашную не ходят? – спросил Надеждин, потихоньку прихлёбывая чай. Пока длился рассказ Алексея Петровича, ни он, ни упрямая медсестричка (она так и продолжала сидеть на стуле в дверях) почти не шевелились.
   – По-разному бывает. Бывалые солдаты мне потом рассказывали, что случалось от немца и сапёрной лопатой отбиваться, и с нашим русским «Ура!» из окопа выпрыгивать. Это уж как сложится.
   – А вам приходилось? – заинтересовалась Марина.
   – Нет, Марина, я в атаку с сапёрной лопатой не ходил. Хотя на следующий день мой полк снова пошёл в наступление. Это было очень странное действо. Полк пробирался лощинами и овражками, но всё равно был как на ладони, и артиллерия неприятеля била по нам не переставая. Немцы передвигались преимущественно по дорогам и всё время стремились их перекрыть. Вся эта беготня была нам совсем непонятна. Какие-то салочки наоборот. Мы прятались, но вражеские снаряды без труда нас находили. Немцы не прятались, но мы весь день толком не знали, где они находятся. Потом нас вдруг сменил другой полк, а мы вернулись в Старый Гай. Передохнув три дня, получили новое предписание – начать наступление в совершенно другом направлении. Мы были полностью сбиты с толку. Новая беготня под сплошным артобстрелом?
   – И что это за ерунда такая? – спросил Надеждин.
   – Это не ерунда, дорогой Антон Данилович, а сложная многомесячная операция под общим названием Брусиловский прорыв. Я потом читал кое-что на эту тему. Хотя, честно скажу, читать чужие оценки мне было крайне тяжело. Но вот что я понял. Главной задачей этого, с позволения сказать, наступления было не занятие территории или разгром неприятеля, а оттягивание немецких войск с Вердена, чтобы французам полегче было. А то, что в результате целые полки в землю ложились, – это ни Брусилова, ни Ставку не интересовало. Никакие временные победы не принесли существенных изменений на немецком Восточном фронте. В итоге войска Юго-Западного фронта  под Ковелем, где и воевал ваш покорный слуга, упёрлись в мощные непробиваемые сооружения, и всё наше наступление превратилось в массовую мясорубку. Почти полное уничтожение боеспособных корпусов привело к величайшему унынию и на фронте, и в тылу, к полной деморализации войск. Ничего удивительного, что потом события стали развиваться так, как они развивались...
   – Что вы имеете в виду? – опять нахмурилась Мариночка.
   Но доктор Надеждин замахал на неё рукой. Он явственно увидел, что Иванов очень сильно разволновался. Стал прерывистее дышать, на щеках появился лихорадочный румянец, как при температуре. Отодвинув импровизированный стол, доктор встал рядом с кроватью Иванова и положил ему пальцы на запястье. Резко дал команду медсестре, и через несколько секунд та появилась со шприцем и несколькими ампулами в руках. Пульс был ритмичным, не прерывистым. Надеждин с шумом выдохнул, махнул рукой, отменяя укол.
   – Что вы, доктор? – удивился Алексей Петрович.
   – Мне вдруг показалось...
   – Вам показалось. Всё, что сейчас, не страшнее, чем под Ковелем, – Иванов мягко снял руку Надеждина со своего запястья. – Я ещё немного расскажу?

Юго-Западный фронт, Ольховец, Обренчев,
Рыбники, реч. Золотая Липа, сентябрь 1916

   – Господин подпоручик, – в расположенную рядом с лазаретом палатку сапёров, постучав для приличия в деревянный столб перед входом, заглянул прапорщик Михалёв. – Вас к себе срочно подполковник Марков требует. Хорошо, что вы здесь оказались. Велено прибыть немедля!
   – Спасибо, иду, – Алексей оторвал голову от сложенных на струганном столе рук и расправил затёкшие плечи.
   Попытался смыть сон с помятого лица водой из рукомойника на входе в соседнюю санитарную палатку. Из палатки высунулась Анни, но, увидев его выражение лица, быстро ретировалась. Почувствовав под рукой щетину, подпоручик выругался про себя. Побриться он уже не успевает, а значит, получит серьёзный нагоняй. Марков не терпит небрежности и неаккуратности. Взглянув на часы, Иванов убедился, что ещё утро, хотя ранним его назвать уже нельзя. Всю ночь с сапёрной командой он ползал вдоль неприятельских заграждений, выискивая слабые места и прикидывая, как можно убрать проволоку, не нарушив общий внешний вид заграждений. Картина вырисовывалась неоптимистичная.
   Вернулись они с рассветом. Отправив солдат и ставшего прапорщиком Родимова отдыхать, сам он сел наносить результаты на карту и собирался написать рапорт. Получается, что он проспал, устроившись на бумагах, целых два часа. Чёрт, как некстати этот вызов! Он не успел подготовиться.

   Летняя наступательная компания Юго-Западного фронта, организованная вопреки мнению других членов Ставки, не привела к тем результатам, которые так уверенно преподносил на докладах генерал Брусилов. Наступление началось с июня. И сейчас, в конце августа – середине сентября 1916 года, вошло в свою завершающую стадию. Считалось, что Австро-Венгрии и Германии нанесён непоправимый ущерб. Последний наступательный этап приходился на Ковельское направление с труднопроходимыми от природы условиями. Занятая германцем территория была усилена фортификационными сооружениями. Обороняли её лучшие немецкие дивизии. 
   Августовская операция принесла большие потери и малые практические результаты. Тем не менее, преодолели Лесистые Карпаты. Были освобождены города Броды, Галич и Станислав. Начались тяжёлые кровопролитные бои. Замысел генерала Брусилова разгромить подавляющую часть сил противника не осуществился в ожидаемые сроки. Предполагалось, что по вине генерала Эверта, задержавшего своё наступление.
   Это позволило германскому командованию усилить свои войска дивизиями из Франции и Македонии. Противник, сосредоточив крупные резервы, оказывал ожесточённое сопротивление. Несмотря на сильную усталость и измотанность, войска Юго-Западного фронта все же нанесли поражение австро-венгерской армии. Фронт продвинулся в глубь территории противника от 80 до 120 километров. Войска, переданные в распоряжение Брусилова, заняли почти всю Волынь, почти всю Буковину и часть Галиции. За семьдесят дней русского наступления австро-германские войска потеряли до полутора миллионов человек убитыми, ранеными и пленными. Русская армия оставила на полях сражения около пятисот тысяч солдат и офицеров[ Описание подготовлено по книге А. М. Зайончковского «Мировая война 1914-1918», изд. 1931 г.].
   Всех этих цифр Алексей пока ещё не знал, но глупость наступательных операций в таких сложных условиях осознал. Прочувствовал полностью. Его сапёрную команду пока не бросали в прорыв, в непосредственную атаку. Они обитали в прифронтовой зоне и работали преимущественно по ночам. Но он прекрасно видел результат решений Ставки – бесконечную мясорубку, гибель офицеров и солдат, которых он даже толком не успевал запомнить по именам.
   За прошедший месяц кадровый состав сменился дважды. Русские позиции находились под непрерывным обстрелом крупнокалиберных снарядов. За полтора-два часа по окопам выпускали до двух сотен снарядов. Русская артиллерия почти не отвечала, экономила боеприпасы для наступательных прорывов. И потому даже самому тупому немецкому солдату становилось понятно, что если русские стали стрелять из пушек, жди наступления через два часа. Почему наступление всегда отодвигалось на два часа после артобстрела, объяснить было невозможно. Оставалось принять только одно – предательство в Генеральном штабе, но верить этому не хотелось.
   Огромные потери русских войск в ходе нескольких наступлений лета – осени 1916 года заставили Ставку окончательно прекратить атаки и перейти к стратегической обороне. Ковель, за взятие которого было пролито столько крови, утратил для наших стратегов всякое значение.
   Полк почти перестал быть полком. Состоял из разрозненных частей, которыми его периодически укрепляли перед возможным наступлением и так же решительно переводили отдельные части на другие позиции. Приказ об атаке мог поступить за полчаса и так же непоследовательно быть отменён за десять минут до её начала.
Существенно ухудшилось снабжение, особенно для лазаретов. После лобовых атак через три-четыре ряда проволочных заграждений ясным белым днём под прицельным пулемётным и артиллерийским огнём раненые выбывали сотнями. Ни один лазарет не обладал такими запасами перевязочного материала, не говоря уже о количестве персонала.
   Осматривая в бинокль поле боя после второй подобной атаки, Алексей пришёл к выводу, что несколько широких рядов проволоки не только тормозят продвижение вперёд наших солдат, но и являются хорошо пристреленными зонами, по которым немец лупит снарядами и пулемётами с флангов без остановки. Не боясь повредить своим, укрывшимся в окопах солдатам. Развлекаются как в тире.
   Не без труда ему удалось убедить штабных, что бо;льшая польза от его команды будет, если накануне нашего наступления именно они, а не разведчики, ползком изучат возможные места прохода и заранее их подготовят на всём протяжении, за исключением последней линии перед самыми окопами неприятеля. А ротам перед атакой будут определять ориентиры, чтобы проще найти проход.
   – Я не гарантирую, господин полковник, – докладывал Алексей две недели назад срывающимся от волнения голосом под суровым взглядом присутствующих офицеров, – что все фортификационные сооружения будут преодолены без потерь. Но устраивая такие проходы с возможностью широко раздвинуть проволоку или её приподнять на заранее приготовленные вилки, мы можем сохранить многие жизни. А значит, большее число солдат дойдёт до неприятеля. И мы сделаем это лучше разведчиков, потому что знаем, где и на что смотреть.
   – Хорошо, – опережая возражения штабных, неожиданно для всех одобрил полковник, – отработайте такую возможность. Нам, господа, – посмотрел он тяжело на офицеров, – сейчас ничего не повредит. Если есть нужда в людях, – вновь обратился полковник в сторону Алексея, – возьмите дополнительно добровольцев. Я дам команду ротным.
   И вот расширенная сапёрная команда после недельного обучения четвёртую ночь ползает вдоль немецких заграждений, кое-какие уже удалось «обезвредить».