Землянка. Часть 1. Глава 7

Церемониймейстер Ливья стоял у входа и беспокоился: на часах вечер, а гостей нет и нет. Эмирхат был взволнован: он уже дважды заходил в центральную залу и дважды возвращался в свои палаты. Во Дворце повисла тишина, никого из членов семьи не было видно. Лизабет, чувствовавшая себя виноватой, весь день не показывалась. Лимара ещё утром отдала все распоряжения относительно трапезы, а Нинель готовила подарок землянке, с помощью которого хотела подружиться с землянкой.

Наконец, послышался какой-то шум. Ливья вышел из Дворца и увидел нарядную карету, запряжённую любимыми конями Государя. Неудивительно! Давер Рославецкий – желанный гость, несмотря на долгие годы затворничества. А ещё многим слугам было интересно посмотреть на землянку, и Ливья гордился, что увидит её первым. Он учтиво поклонился гостям. Растерявшаяся Кательса хотела что-то сказать, но Давер опередил дочь:

– Во Дворце только два человека владеют евразийским языком: это я и Эмирхат. Можешь не пытаться: тебя никто не поймёт.

– Вы пойдёте со мной? – спросила девушка, не желая называть своего мучителя.

Отец понял её, но ответил не сразу. Он шёл осторожно и неспешно. Теперь это крыльцо было бесконечным. На кону их судьба! Что же решил племянник? Недавно Дамир говорил, что землянка – его личный враг, а сегодня – приглашает во Дворец. К добру ли? Давер не знал, но в законах разбирался. Наверное, Государь хочет, чтобы они простились с семьёй; у осуждённых есть такое право, но осуждённые ли они, если суда не было? Хотя суд устроить недолго, к тому же Эмирхат – Высший Судия. А, может, он остыл? Обдумал и взвесил?

Ливья аккуратно открыл двери и впустил гостей.

– Государь спрашивал о вас, – начал слуга по-тисильски и, заметив, что девушка не понимает, продолжил, обращаясь к мужчине. – Эмирхат ждёт Вашу дочь. Я провожу её.

– Хорошо! Я переведу это, – ответил Давер.

Кательса смотрела в другую сторону. По выражению её лица можно было сказать, что она разочарована. Девушка почему-то ожидала увидеть что-то завораживающее, но в центральной зале ничего подобного не было: обычный стол, несколько кожаных диванов, ни картин, ни фотографий в рамках. Это всё-таки Дворец или что? Неужели ни у кого из живущих здесь нет вкуса? Или денег на хорошего дизайнера?

– Эмирхат желает говорить с тобой наедине, – перевёл отец. – Ливья проводит до палат.

– Но разве это прилично, чтобы девушка оставалась с мужчиной? – возразила дочь. – Вы сами сказали.

– Во-первых, он не мужчина, а Государь. Во-вторых, твой старший брат. И, в-третьих, замечательно воспитан.

– Он хотел меня убить и даже стрелял!

– Забудь, – ответил Давер спокойно. – Это был политический ход, об этом лучше не вспоминать.

Ливья показал лестницу на второй этаж. Ни души. Куда все делись? Спрятались? Значит, ей никто не рад. А отец говорил, её примут с радушием и теплом. Он, безусловно, подбадривал, поддерживал её дух. Да разве так встречают долгожданного родственника? А вот и та большая дверь.

С самого утра такое чувство, что от неё одной многое сегодня зависит. Отец признался, что совершил государственное преступление, теперь ему грозит смерть; а ещё поведал, что его племянник неколебим, уважает закон и иногда вершит правосудие. Будет ли Государь снисходителен к дяде? И что ждёт её?

Дрожь в руках прошла. Тянуть время бессмысленно. Кательса робко открыла дверь, её взгляд упал в угол комнаты. За письменным столом сидел Эмирхат. Она перешагнула порог, дверь резко захлопнулась. Он не шелохнулся. Не видел или не хотел видеть? Тогда зачем звал? Вот она, его жертва, давай уже мучь её! Государь! Кательса подошла к стене и стала ждать. Эмирхат, осознав, что пауза затянулась, отложил книгу, которую читал, и поднял голову. Первое, что бросилось в глаза, рыжий цвет её волос. На Деметре рыжеволосых людей не было, и потому это смотрелось магически. Также он заметил, у неё зелёные глаза. Молодой человек был уверен: сочетание рыжего с зелёным – божий дар, который преподносится лишь необыкновенным людям. И почему он не увидел это вчера?

Его глаза скользнули по её фигуре. Кательса была в красном платье. Дамир вспомнил, что вместе с запиской отправил сундук с десятком платьев. Девушка могла выбрать любое, но она почему-то облачилась в цвет крови и плоти, цвет страсти и огня. Это был вызов! «Кательса, ты такая смелая, жаль, что ненадолго», – думалось ему. Она была в красном платье, открывавшем её худые плечи и тонкие руки от локтя. Густые огненно-рыжие волосы касались лопаток. Так вот какая ты, девушка из снов! Настоящая королева! Он уже готов бросить к её ногам всю Империю.

– Пройди на середину, – начал Эмирхат, вставая.

Она немного отошла от стены, но в середине палат не оказалась.

– Я пригласил тебя во Дворец, – он старался быть суровей, – чтобы обсудить одно дело. Догадываешься, какое?

– Отец говорил мне. Его будут судить? – её голос дрожал.

– Скажу больше: он будет казнён! Но, – Эмирхат подошёл к ней, – ты можешь спасти его, если окажешь мне услугу.

Кательса смутилась. Неужели есть что-то такое, что может сделать только она? И для целого государства! Почему никто другой не может? Здесь точно есть какой-нибудь подвох: скорее всего, неприличность или пошлость последует. Она не доверяла ему. Да и с чего бы вдруг? Может, для кого-то он и Государь, но не для неё. В этом мире ей всё чуждо, задерживаться тут желания нет.

– Я очень хочу помочь отцу, – ответила девушка, подумав, – однако так же сильно мне хочется вернуться домой, на Землю.

– Если справишься, сможешь вернуться домой.

– Что и когда я должна сделать?

– Ты должна остаться на Деметре и сыграть политическую роль. На это уйдёт примерно один деметровский год.

– Но это невозможно! Мама сойдёт с ума без меня! И я ещё не окончила школу! Потом не возьмут даже уборщицей.

– Мыть пол – предел твоих мечтаний? – спросил он надменно.

– Мы с мамой – бедные.

– Значит, ты отказываешься? А жаль! Твой отец будет расстрелян на рассвете, – добавил он с издёвкой, – или он может выбрать другой вид казни, например, выпить яд или прыгнуть в костёр.

– Нет! Я согласна, согласна, – произнесла девушка, отступая. – Но я ничего не знаю!

– У нас замечательные педагоги. К тому же ты можешь больше, чем думаешь, – он просиял.

– Могу я предупредить маму? Год – это очень долго. Она даже не знает, где я.

– Пока не выучишь язык, об этом не может быть и речи! И вообще, – в этот раз Эмирхат подошёл вплотную, – мои приказы не обсуждаются.

Кательса попятилась к двери. Он снова приблизился к ней, она оказалась между стеной и своим недавним обидчиком, несостоявшимся убийцей. Предвидя её намерение, Дамир схватил девушку за руки. Сопротивление было сломлено. Кательса попыталась увернуться, но было поздно! Он уже поцеловал её, но не так, как целуют сестру! Отец говорил: он – твой брат, он не мужчина, он – Государь, Судия! Как же! Этот человек уже дважды переступил закон.

В тот момент она ненавидела его больше всего на свете! Её представления о любви были наивными и детскими. Мама часто говорила, что идеальные мужчины бывают только в книгах и ждать принца – прожить впустую. А Кательса мечтала о семье, настоящей, полной семье, в которой есть оба родителя и дети. Такие семьи она видела в романах давно ушедших веков. Теперь, в 31 веке, всё было иначе: мужчины, как перчатки, меняли женщин; женщины одни растили детей; а большинство было обречено на бездетность или сознательно её выбирало.

Она предполагала, что первый поцелуй – это что-то волшебное, но крыльев за спиной не почувствовала. Наверное, чудеса случаются, когда целуешь любимого человека. В этой неловкой ситуации её радовало только одно: он не получил того удовольствия, на которое рассчитывал! В его лице читалось разочарование.

Эмирхат отпустил её. Недолго думая, Кательса выбежала из палат. Она была уничтожена, опозорена. Дворец душил её. Хотелось сбежать отсюда! «Выходит, если ты – Государь, значит, тебе всё можно?! В следующий раз я терпеть не стану! Я сделаю… » Она пыталась продолжить, но не могла: мысли мешались. Потом что-то подступило к горлу и появилась слабость в ногах. Кательса хотела опереться, но в глазах стало расплываться. В этот миг она забыла, куда и зачем бежит. Чей-то голос, он был одновременно знакомым и незнакомым. А затем Кательса упала.