Глава 38

         Отныне каждый день я должна была проходить сквозь строй белых колонн, напоминающих клавиатуру концертного рояля, воплощенную в архитектурных формах. Здесь в этой торжественной прохладе вестибюля и строгих коридоров я должна была стать своей. Это будет мой второй дом.
         Сентябрь был настолько теплым, что, верилось – осень отменили. Каждый вечер после занятий я выходила на геометрически правильную, казалось, расчерченную самим Лобачевским, улицу Ленина – бывшую Воскресенскую, в народе именуемую «казанским Невским проспектом». Тогда я еще не знала, что именно здесь, на самом высоком месте Казани, стоял Воскресенский храм, начало которому было положено еще в семнадцатом веке и который варварски снесли в тридцатых годах века двадцатого, чтобы построить тяжеловесный и мрачный химический факультет университета. Казалось, химические запахи атакуют за полквартала до здания. Хотелось побыстрее миновать его, и уж никак не манило оказаться внутри.

          Вадик встречал меня почти каждый вечер. Вот и на этот раз он пришел и, побуждаемый последним летним теплом, предложил прогуляться до Кремля, венчающего геометрически правильную улицу. Улица вела нас к Спасской башне, белеющей вдали на фоне полыхающего заката.
         У меня было стойкое чувство начала новой жизни, которая ждет меня в стенах университета. Белые старинные колонны, звучный и праздничный актовый зал, где, конечно, я буду выступать, читая свои строки. Там, где поет Эдик. Наверное, в этом зале голос просто летит сам собой – такая уж акустика. Газета «Ленинец», на чьих страницах будут и мои стихи. Белая библиотека во дворе, где постоянно хлопает входная дверь. Белое круглое здание с интригующим названием «Анатомический театр» - и правда, похожее на театр. Астрономическая обсерватория, прячущаяся в ветвях университетского сада. Вычурная библиотека Лобачевского, внутри похожая на таинственный грот.
         В главном здании с колоннами расположены, конечно же, главные факультеты – юридический, на котором когда-то начинал учиться Ленин, и физический. Оттуда выходят будущие знаменитые физики, такие, как в фильме «Девять дней одного года».  Там учится моя подружка Раиса на третьем курсе. И Эдик тоже. Да и мало ли кто учится на физическом факультете! Он самый-самый! Самый модный и, как теперь говорят, самый престижный – и потому самые лучшие мальчики в городе учатся здесь.

         Вадик привычно взял меня за руку, я привычно не противилась, но рука безжизненно покоилась в его стиснутых пальцах.
         - …Ты помнишь, как я впервые взял тебя за руку… тогда… у Элки? Я чуть сознание не потерял. Отец Элки уложил меня на свою потрясающую кровать из карельской березы в своей просторной спальне,  дал каких-то сердечных капель… Ты пришла ко мне пожалеть и сказала, что я очень бледный. А у меня так колотилось сердце! За стеной смеялись Элкины гости, звучало фортепьяно, и Эдик пел «Сомнение»: «Уймитесь, волнения страсти! Засни, безнадежное сердце! Я плачу, я стражду – душа истомилась в разлуке…» Помнишь?
         - Помню…
         - Помнишь, через месяц я тебя поцеловал в первый раз… Помнишь?
        - Да…
        -  А помнишь, как ты мне на снегу написала ДА?
        - Да… А помнишь мои стихи, которые я написала еще раньше?..

«…А время фотографии изменит,
И поджелтит позерства легкий след,
Безжалостно осудит, и оценит,
И вынесет решающее НЕТ».

        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Ничего. Просто стихи вспомнила…
        - Но это же не про нас, правда? У нас ведь будет ДА? Скажи!
        - Да…
        - Когда всё только начиналось, я с ума сходил, и в голове крутилось: «Уймитесь волнения страсти!..» Главное, то место, где про ревность… «Как сон неотступный и грозный, мне снится соперник счастливый. И тайно, и злобно кипящая ревность пылает!» Все в то время были влюблены и ревновали, а Эдик всё пел и пел  «Сомнение»... Помнишь?
          …Неожиданно я так отчетливо услышала фортепианный  пассаж  и юный волнующий голос… Он по-шаляпински тембрился, и мне показалось на минуту, что это происходит наяву. «Я знаю, ты будешь со мно-о-ю… Минует печальное время – мы снова обнимем друг друга… И стра-астно, и жа-арко забьется воскресшее сердце… и стра-астно, и жа-а-арко  с устами сольются уста…»
         - …А вообще-то мы с ним созданы друг для друга… - внезапно сказала я себе, словно подвела черту.
         - Как ты можешь говорить такое!.. – задохнулся Вадик от возмущения. – Ты что, любишь его?!!
         Я очнулась и поняла, что произнесла мысли вслух.
         - …Нет, я просто так сказала. Просто сказала и всё. Мы же с ним уже не дружим. Даже и не здороваемся…
         - …Если ты меня любишь, значит… значит, дразнишь?
         - Нет.
         - Тогда скажи, зачем?.. Зачем ты об этом говоришь?..
        Я сделала глубокий вдох, словно перед погружением на глубину... Потом, обмирая сердцем, но решительно и трезво произнесла:
         - Но ведь это правда. Ты же сам знаешь, что это – правда.

                К о н е ц

Повесть была опубликована в журнале "Казань" № 3-4 за 2019 г. и в книге "Робертино Лоретти, или Время любить", вышедшей в Праге в издательстве ОК в 2019 г. Рисунки к повести - Полины Ольденбург.