Глава 21

         Сад моего папы был самым необыкновенным среди всех стандартных садиков в шесть соток, окружавших нас. Дом у нас очень скромный – тоже стандартный. Домик в 25 квадратных метров, который выстроило садоводческое товарищество. Остальные садоводы пытались исхитриться и обойти ограничительный закон, под видом чердака построив вторые этажи.
          Зато у папы были такие яблони, что… наверное, в Казахстане папу прозвали бы «Алма-Ата». Как известно, в переводе на русский - «отец яблок». Среди посаженных им деревьев были и мои любимые.
          В июле самая первая яблоня, начинавшая плодоносить, нежная Грушовка московская, за ней наливалась соком маленькая Китайка золотистая. Потом Коричное полосатое, за ними поздние сорта – плотное и сочное Черное дерево, румяный Анис алый, тугая, созданная для варенья Китайка Санинская. А остальные яблоки с загадочными названиями Боровинка, Апорт, Бельфлёр-китайка, Пепин шафранный, Белый налив, Ранет бергамотный… уже стерлись из моей памяти.
           Как сумел мой папа на тесных шести сотках посадить такое количество прекрасных яблонь, которые дружно плодоносили и быстро превратили своими раскидистыми ветвями наш участок в настоящий тенистый сад? Дедушка подкрашивал известью стволы против вредителей – и они стояли в белых чулочках. Соседи с завистью смотрели на яблоневый музей и качали головами.
           Когда я спрашивала папу, как он ухитрился вырастить такие яблони, которых нет ни у кого, папа улыбался и говорил:
           - Просто повезло!
           Яблок было так много, что необходима была целая рать сборщиков. Я приглашала своих друзей, вооруженных сумками, корзинами, чемоданами, саквояжами – они совершали налет на сад и, сгибаясь под тяжестью, уносили душистые и сочные райские плоды к себе домой, но меньше яблок не становилось.
          Иногда я звала друзей в сад на урожай вишни. Она была тоже уникальная: почти черная – Владимирская  и розовая крупная – Краса Севера. Краса Севера вообще была настоящим крепким деревом. Вадик забирался на него и, обнимая ствол, ленясь отрывать руки, рвал ягоды ртом, поглощая их без устали.
          Как-то раз я привезла особенно большую компанию. Кроме моих мушкетеров, был еще и Эдик. А потом, красуясь на новеньком вишневом мотоцикле «Ява», появился Славка. Прежде, чем приступить к опустошению нашего сада, он решил прокатить меня на своем лакированном коне. Я, остерегаясь такого вида транспорта, тем не менее, согласилась – очень уж самоуверенно и шикарно смотрелся Славка на «Яве». Торс у него был, как у голливудского Кирка Дугласа в роли гладиатора Спартака. Да и сам он походил на него – и светлым чубом, и крепко очерченными мужскими скулами.
           Я села сзади, немного робея предстоящей поездки.
            - Держись за меня! – сказал Славка.
           И я не без удовольствия подчинилась. Когда я обняла его и мы рванули с места, выбираясь с садовых тропинок на асфальтовое шоссе, поняла, что готова ехать с ним хоть на край света.
            Такого чувства абсолютной безопасности езды с этим мотоциклистом…  нет, кентавром, который будто сросся со своей «Явой» в единое существо, я не испытывала никогда.
           - Хватит, Слава! – взмолилась я блаженным пьяным голосом, поняв, что наша прогулка затягивается.
           Ему не пришлось повторять дважды – он подчинился, и мы вернулись в сад.
           Перед обедом, состоявшим из садового огуречно-помидорно-картофельного салата нам предстояло путешествие за хлебом. Наша дача стояла у дальнего озера Кабан, а магазин был на противоположном берегу.  Мы все  поместились в мою любимую голубую плоскодонку и поплыли навстречу приключениям, поскольку ребята решили искупаться.
           Лодку на всем пути сопровождал какой-нибудь очередной ихтиандр, кто-то сидел за веслами, остальные располагались на скамьях в качестве зрителей. Мне тоже захотелось блеснуть своим умением плавать, и я прыгнула за борт. Нос нашего миниатюрного корабля плавно въехал в песок, и мы побрели в прибрежный деревянный магазинчик.
           Когда нагруженные белыми батонами и кирпичами ржаного  мы возвращались назад, я плыла возле кормы – и недалеко от берега, чтобы не касаться животом водорослей, решила закончить заплыв и забраться в лодку. Подтянувшись на руках и перевесившись через борт, я внезапно сорвалась и соскользнула на дно лодки. Лежа ничком на сланях, беспомощно распростертая, я не могла подняться, опасаясь, что с меня съедет купальник-бикини. Мальчишки замерли и молча уставились на неподвижную подружку.
           Как всегда к месту, мне вспомнились пародийные  стихи:
      
«Дева для победы вящей,
С ложа мягкого восстав,
Изогнула свой изящный
Тазобедренный сустав…»

           - Как щука! – спрятал смущение за усмешкой Славка.
           - Как русалка… – выдохнул Эдик.
          - Ну, помогите же мне подняться! – рассердилась я. – Закройте глаза и не смотрите на меня!

           Потом мы дружно сидели за общим столом, расслабленно шутили и смеялись. Я чувствовала, если не счастье, то его незримое парение надо мной где-то совсем рядом.
           Только через много лет я поняла: счастье, когда все живы! Лето, тепло – родители, бабушка, дедушка… Живы и веселы мои друзья… Я еще не взрослая, и потому радостно безответственная – я рассталась с детством и вступила в восхитительную  пору юности. Меня, кажется, любят, и важнее этого нет ничего на свете.