Землянка. Часть 1. Глава 9

Письмо Кательсы маме от 17 сервиола:

«Здравствуй, милая мама! Прости, что так долго не давала о себе знать. Ты была права во всём. Теперь я понимаю, что значили те слова, что ты просила запомнить в день эвакуации. Ни в коем случае не виню тебя ни в чём. Я верю, что всё, что ты делала до этого, было мне во благо. То, о чём рассказал отец, что все эти годы составляло вашу тайну… На днях я узнала всё, и, несмотря на то, что нахожусь в такой дали от тебя, что и вообразить сложно, я на твоей стороне. В подобной ситуации поступила бы так же. Горжусь тобою! Ты не только отстояла свою свободу, но и защитила меня от того, чтоб стать игрушкой, вещью в чужих и недобрых руках.

За последние две недели я осознала, какими же жестокими и бессердечными могут быть люди, даже те, что зовутся твоими родными, те, в чьих жилах та же кровь, что и у тебя. Они все, Эмирхат Шестнадцатый, его мама Лизабет Рославецкая, Эмирхат Семнадцатый и мой отец, искали меня, искали повсюду и всё-таки нашли. Это произошло в ночь с четвёртого на пятое сервиола. Цель проста и вполне предсказуема – проведение генетического исследования. Якобы какое-то пророчество говорит о страшной смуте, которая начнётся, как только нога землянки ступит на деметровскую почву. Они все считают, что эта землянка – я. В конечном итоге оказалось, что я – наследница Тисильской империи. Теперь представляю для них опасность, каждый хотел или хочет уничтожить меня, а некоторые даже не скрывают своих намерений. Например, моя бабушка Лизабет, узнав правду, поместила меня в Общественный дом, учреждение, подобное приюту для психически больных. Не могу определить, сколько времени прошло, но, кажется, я прожила там около недели, может, немного дольше. Пыталась сбежать несколько раз, но ничего не вышло. У ворот стояла очень внимательная и чуткая охрана. Всякий раз, когда я приближалась к забору слишком близко, меня хватали под руки и вели обратно.

В один из дней пребывания в Общественном доме познакомилась с Клиром, молодым человеком, понимавшим евразийский язык. Он обещал мне, что поможет, но в обмен на небольшую услугу; тогда я была согласна на всё: это место начинало сводить с ума. Я ждала Клира с ответом от его влиятельных покровителей, но судьба не дала нам встретиться. В тот день я познакомилась с Эмирхатом. Только со временем до меня дошло, что Эмирхат есть Государь, глава Тисильской империи, как президент, но с неограниченными полномочиями. Он – властный, самовлюблённый, гордый человек, ради своей прихоти готов погубить любого. Когда увидела его впервые, естественно, испугалась, закричала что-то. Он вдруг схватил меня за руку, и мне ничего другого не оставалось, как отдёрнуть её и бежать. Так и сделала. Он не сдвинулся с места, не побежал за мной. Позади послышался оглушительный выстрел. Эмирхат попал в мою ногу. Думаю, это так низко и подло – стрелять в безоружного человека, женщину! Я упала на траву. Это было крахом всех моих надежд на спасение. Я потеряла сознание.

Проснулась в доме Давера Рославецкого, моего отца. Он рассказал мне всё с самого начала и заметил, что теперь Эмирхат будет решать нашу участь, что, вступив в связь с земной женщиной, с тобой, мама, он нарушил законы и совершил государственное преступление. Если Эмирхат захочет, откроет всем правду: тогда отца ждёт казнь. А что ждало меня? Страшно подумать. Отец играет роль жертвы: не показывается на публике, живёт скромно, до сих пор одинок, ни жены, ни детей. Наверное, для самоуспокоения. Так он наказал себя за то, что бросил тебя и не стал бороться за ваше счастье и будущее. Я не сужу и не могу судить его. Однако простить то длительное бездействие, безучастие к моей судьбе я не смогу ни сейчас, ни когда-либо потом.

На следующий день пришло послание из Дворца. Мы должны были явиться вечером. Отец сначала обрадовался, а потом расстроился и весь день был мрачен и молчалив. Всю дорогу смотрел по сторонам, в его взгляде читалась тревога. Во Дворце нас встретил Ливья. Отец перевёл: Эмирхат желает говорить со мной, но наедине. В тот момент я сильно боялась нашей новой встречи, к тому же с глазу на глаз. Мои опасения, как выяснилось позже, оправдались. Выбора у меня не было: я понимала, от этого вечера зависит многое, если не всё. Эмирхат пытался запугать, говорил, что я одна могу спасти отца от казни. Он предложил мне сыграть политическую роль. Сейчас жалею о том, что отказалась. Если бы согласилась сразу, то всё, возможно, было бы по-другому. Но в ту минуту его предложение казалось немыслимым, невозможным. Я думала о тебе, необходимости окончания школы, о нашем будущем. Перспектива годовой разлуки с тобой не привлекала.

Эмирхат, видя, что я не передумаю, решил отомстить. Он стал приближаться. В момент я очутилась между ним и стеной… Так не люблю вспоминать об этом. Эмирхат в очередной раз показал свою силу и власть, а я была унижена и уничтожена. Мне хотелось бежать. Он отпустил меня, и я побежала. Следующий шаг – найти отца, сказать, что мы уезжаем, но у меня закружилась голова, в глазах потемнело.

Отец спрашивал, что случилось. Я не могла рассказать ему. Мне было неудобно и стыдно. Отец сообщил, что Эмирхат принял решение: суда не будет. Но я должна буду отработать такую «милость». Эмирхат сделал это специально. Ему нравится мучить меня. Почему? Не знаю. Может, потому что у него появился политический соперник? Только он забыл о том, что я здесь не по собственной воле.

К ночи пришёл и Эмирхат. Он говорил, что у меня нет иного выхода, я должна согласиться на его условия, и я согласилась, чтобы выиграть время и завести полезные знакомства. Также Эмирхат советовал выучить тисильский язык. К своему удивлению я преуспела в этом: на обучение ушло всего три дня. Большую помощь оказала Нинель, моя двоюродная сестра. Она – милая девушка, мечтательная, любит чтение. Мы сразу подружились. Нинель помогла мне освоиться, поделилась замечательными платьями, научила придворному этикету. Всё свободное время провожу с ней.

С остальными обитателями Дворца держусь на расстоянии. Мне кажется, бабушка Лизабет и Лимара, мама Государя и Нинель, невзлюбили меня с самого начала. Хотя, с другой стороны, за что они должны меня любить?

Эмирхат тоже избегает меня. Если я сажусь за общий стол, он уже не выходит. После того поцелуя, вероятно, испытывает неловкость. Значит, за беспредельной и безмерной гордыней скрывается хоть капелька совести. Это радует. Вообще из всех, кого я когда-либо знала, он – самый загадочный и непредсказуемый человек.

Подробности миссии станут известны позже. Пока мне сообщили только то, что я буду играть роль оппозиционера, притягивающего к себе всех неблагонадёжных подданных, то есть врагов Империи. По мнению Эмирхата, с такой задачей могу справиться лишь я, так как я – человек новый, к тому же первая в очереди на престол. О миссии не знает никто, кроме Эмирхата, тебя и меня. Новая роль поссорит меня со всеми, но я не боюсь того: жизнь на Деметре не входит в мои планы.

Любимая мамочка, пожалуйста, не беспокойся! Я сильная, у меня всё получится! Мне так хотелось встретиться и поговорить с тобой, я просила об этом при всяком случае. Эмирхат разрешил мне писать письма, но тебе нельзя отвечать на них. Это жестоко! Но я рада даже этому. В этом мире хорошо, красиво и спокойно, лучше, чем в нашем, но здесь нет тебя, мама.

Кстати, я начала вести дневник. В него записываю всё, что со мной происходит. Верю, придёт то время, когда мы будем вместе перечитывать его и смеяться!

Мама, хочу, чтобы ты знала, что ты всегда была и будешь для меня самым дорогим и близким человеком. Никто и никогда не займёт твоё место в моём сердце.

Буду писать тебе, как только появится время. Приходи ко мне во снах. Мне так нужна поддержка.

Твоя дочка Кательса»

– Добрый вечер, дядя! – сказал Эмирхат с радостью. – Что привело Вас так поздно? Надеюсь, ничего серьёзного.

– Я принёс письмо Кательсы к матери.

– Почему она не пришла сама?

– Не знаю. Я предложил, она сразу кивнула. Скажи мне открыто: что между вами случилось?

– Ничего, дядя. Всего лишь неприязнь, причём взаимная.

– Ещё бы не возникла, – ответил Давер. – Ты стрелял в неё!

– Это дело прошлое. Я уже пожалел об этом.

– А мне кажется, дело в другом. Послушай, Дамир, я обращаюсь к тебе, как к сыну, пойми меня правильно. Кательсе совсем ребёнок, не понимает, что делает. Опекай её, как я. По правде сказать, мне очень хочется, чтоб она осталась среди нас. На Земле её ждёт нищенство или глупая смерть. Ни того, ни другого я для неё не желаю! Но она должна захотеть жить здесь. От тебя это также зависит.

– Понимаю Вас, – произнёс племянник задумчиво. Он не знал, что ещё сказать.

– Ты молод, горяч. Я сам прошёл через это. Напомню лишь: вы – брат и сестра. Помни об этом.

– Врачеватель Мегит отметил, что мы не роднее прохожих.

– Всё равно! Я – твой дядя, а Кательса – моя дочь. Ты должен считаться с этим. Эмирхат – самый преданный служитель закона!

Постучали.

– Войдите, – ответил Эмирхат и повернулся к двери.

Показались Ливья и незнакомый мужчина.

– Посланник прибыл со срочным сообщением для Государя, – Ливья поклонился и вышел из палат.

Мужчина тоже поклонился.

– Государь, простите за поздний визит. У меня для Вас важная весть.

– Вы можете говорить при моём дяде.

– Та женщина, за которой Вы велели наблюдать, умерла час назад.

– Жанет? – спросил Давер, не желая верить услышанному.

– Причина? – Эмирхат нахмурил брови.

– Сгорела в пожаре. Следствие установило, что один из жителей пятидесятиэтажного дома употребил увеселительный напиток и из-за этого забыл выключить газовое оборудование. Сначала был взрыв, потом начался пожар. Всё случилось вечером, когда почти все жильцы были дома. В живых никого не осталось.

– Спасибо за информацию! – вздохнул Эмирхат. – Вы можете быть свободны.

Мужчина опять поклонился и вышел из палат.

– Что же теперь будет? Как мы скажем ей? – забеспокоился Давер.

– Мы не скажем ей. Вы хотите, чтоб она осталась здесь. Если узнает сейчас, не останется ни на минуту.

– Хорошо. Только что делать с письмом?

– Пусть оно побудет у меня.

Уже после того, как Давер ушёл, Эмирхат сел за стол и распечатал письмо. Он знал, что нарушает её права на свободу переписки, тайну личной и семейной жизни и так далее, но он делал это из благих побуждений (дядя только что просил его об этом). К тому же ему хотелось понимать, что творится в душе его сестры, а если быть откровенным с собой, в душе его возлюбленной…