Там должна быть Садовая улица

                – Что за муть! Ты вообще в Пелыме бывал? – Первый Читатель, возвращает мне пачку покрытых словами листов.
– Нет. Когда на работе работал, свободного времени не было. А когда уволился, свободных денег не стало. Честно говоря, денег вообще не стало, никаких. А, собственно, в чем дело?
– Ну так в Пелыме нет Садовой улицы. Да и гусей там не так чтобы много.
– А... Ну, значит, у меня какой-то другой Пелым. Там есть Садовая улица. Точно. И гуси.
– Друго-о-ой? А ты не знаешь, как до него добраться?
– Если б знал, пешком бы туда ушел.
– Не знаешь, значит. И в нашенском не бывал ни разу. Ну, и как тебя после этого называть?
Я неопределенно пожимаю плечами, хотя подходящее слово мне, конечно, известно. Но Игорь Васильевич справляется без моих подсказок:
– Дурак ты, парень! – говорит он.
Возразить мне нечего, и я просто тяжело вздыхаю. Ответный вздох моего собеседника – с оттенком сочувствия и сознания собственного превосходства одновременно. Игорь Васильевич, пенсионер, волею судьбы ставший моим Первым Читателем, бережно достает из одного обширного кармана потертого пиджака почти полную бутыль, а из другого – одноразовые стаканчики, явно многократно использованные, и мятый плавленый сырок.
– Выпить хочешь?
– Да.
– Ну, будем!

    Когда новый магазин появился на Садовой, Зина Трофимова сразу его заметила, еще издали. Ну как появился? Тут и раньше была какая-то торговая точка, но чем именно в ней  торговали, Зина не смогла бы ответить даже под страхом остаться на второй год в седьмом классе. Потом невнятный магазинчик закрылся, а вывеска его со скучным названием, которое невозможно было запомнить, продолжала грустно мокнуть под дождем и выгорать на солнце. А сразу после весенних каникул – на тебе! «СЕМЕРО СЛОНЯТ» – большие, очень большие, красные буквы. Ну и ну!
Времени было в обрез, поэтому Зина перебежала улицу в неположенном месте, но ее отчасти извиняло то, что Садовая, застроенная двухэтажными домами,  была улицей тихой, и многие пешеходы, ленясь идти до перекрестка с «зеброй»,  пересекали проезжую часть где попало.
  «СЕМЕРО СЛОНЯТ». Совершенно невозможно было пройти мимо и не посмотреть, что продается в магазине с таким названием. Сувениры? Товары для животных? Слон или, скорее мамонт, стоящий у входа в магазин с фонарем в высоко поднятом хоботе, был вырезан из огромной коряги и неплохо вписывался и в ту и в другую версию. Но в витрине магазина, не вписываясь в обе эти версии, стояли в изящных позах деревянные куклы мобиле, только не маленькие, какими украшают полки книжных шкафов, а большие, в рост человека, одетые…  Ах. Зина прилипла к витрине, как магнитик к холодильнику, разглядывая великолепную одежду кукол.
Роскошную, в пол, юбку ажурной вязки из королевского мохера глубокого фиолетового цвета и брутальный жакет из грубой бурой шерсти с резными деревянными пуговицами.
Джемпер в морском стиле с узором из синих и голубых волнообразных полос и широкие укороченные брюки.
Восхитительно простое белое платье с короткими рукавчиками, задрапированное широким, длинным шарфом, легким, как паутинка.
И пальто. Ах, какое ПАЛЬТО.
Зина прошла под слоновьим хоботом, толкнула звякнувшую колокольчиком дверь и вошла в магазин. Сама, одна. Разумеется, девочка тринадцати лет многие покупки совершает самостоятельно: «Книги», «Канцелярия», «Игрушки» так давно освоены, что в посещении «Игрушек» Зина уже стесняется признаваться, хотя продолжает регулярно совершать походы в этот  веселый магазин. Стиральный порошок, туалетная бумага и некоторые другие хозяйственные покупки – очень скучно, это по поручению матери. Хлеб, молоко, сушки или булочки к чаю – каждый день, тоже  скучно, но необходимо. Одним словом, покупательский опыт у нее, конечно же, был. Но в настоящий взрослый магазин, причем явно не дешевый, Зина вошла впервые. В таких магазинах она не бывала  даже с мамой.
   Она замерла на пороге, готовая к тому, что ей предложат выйти (убираться, выметаться). Ясно ведь, что она еще несовершеннолетняя, хотя и вымахала с версту коломенскую. А главное – ТАКИХ денег у нее нет, это тоже совершенно ясно. Но темнокожая (!!!) красавица в ладно сидящем на ее точеной фигурке костюмчике из синего джерси, оторвалась от пестрого журнала только чтобы, сверкнув белоснежной улыбкой, сказать:
– Привет! – и снова уткнулась хорошеньким черным носиком в картинки. Зина с облегчением  вздохнула и осмотрелась.
В небольшом, примерно с классную комнату, зале стояло несколько
стандартных металлических стоек с одеждой – Зина заметила пиджак с резными пуговицами, как на витрине, но белого цвета. Потолок исчертили тени от  фонарей в ажурном металле. На низкой скамеечке у окна стояли три забавных деревца в кадках, усыпанные крошечными, с детский мизинец величиной, желтыми бананами. Зина осторожно потрогала один бананчик. Настоящий!
– А я где-то читала, что банан – это громадная трава! – сказала она не слишком уверенно.
– А у меня – маленькое дерево! Трава вянет быстро, вот дерево – другое дело! Хоть пятьсот лет расти может, – не отрываясь от журнала разъяснила чернокожая красавица преимущества древесной формы. Похоже, она считала обычным делом, что по дорогому магазину, ходит девочка-подросток с тощим кошельком, да еще и ботаника из себя строит.
Зина, приободрившись, продолжила осмотр чудесного заведения. В углу зала – две примерочные кабинки с откинутыми гобеленовыми занавесами, зеркала в них тройные, чтобы любоваться на себя в обновах, сразу со всех сторон. А напротив входа, на длинной полке из необработанного спила сосны, стояли фигурки слонов: из металла, из камня, из дерева, тряпичные, пластмассовые, резиновые, фарфоровые. Целая коллекция. Зина подошла поближе, чтобы рассмотреть их. Честно говоря, слоны не очень  интересовали Зину, но хотелось еще раз проверить, как отреагирует на ее перемещения экзотическая красотка в синем джерси. А никак. Красавица не одернула Зину, не сделала ей замечания, а продолжала увлеченно рассматривать картинки. Зина выдохнула еле слышно, хотя голосом природа ее не обидела:
– Мадам… – почему «мадам»? У нас так не принято, а принято «сударыня» или «дама». Милая дама, благородная, уважаемая, прекрасная – в зависимости от ситуации. Но, видимо, даже у неопытных девочек мода и шикарная одежда ассоциируются с Францией, Парижем, тут уж ничего не поделаешь. Мадам Марджана. Это имя, жаркое, как раскаленное марево над Сахарой,  было написано на серебряном бейджике, приколотом к лацкану ее синего жакета. Марджана взглянула на Зину вопросительно и снова улыбнулась.
–  Мадам, я хотела бы померить пальто. То, что на витрине.
Прелестная африканка  отложила пестрый журнал, легко порхнула к стойке с одеждой и принялась перебирать вещи, отыскивая модель нужного размера с таким довольным видом, что у Зины окончательно отлегло от сердца. Она поставила в угол  сумку с книгами и стянула свое розовое стёганое пальтецо с американской мышью вышитой на спинке. Мадам Марджана, увидев форменное клетчатое платье и  синий шелковый передник ученицы средних классов Дворцовой княжеской гимназии, не стала причитать и интересоваться расписанием уроков, а молча помогла Зине надеть и застегнуть пальто. ПАЛЬТО, как на витрине. Это  пальто было особенным, оно выглядело как костюм. Коричневый жакет, связанный сложным узором из кос, с крупными металлическими пуговицами, пушистым воротником из трикотажного же меха и пышная черная юбка плотной лицевой глади, с частыми небольшими пуговичками, на самом деле были единым целым.
    Марджана, как фокусник, достала откуда-то из воздуха или из рукава шпильки, уложила  по-новому аккуратные косы девочки, развернула Зину к зеркалу и включила подсветку. Долговязой тощей гимназистки, которую можно было  отчитать, наказать, выставить из класса, в зеркале не обнаружилось. Перед зеркалом стояла прелестная юная девушка, несомненно сказочная принцесса. У обычных, не сказочных, королей таких дочерей не бывает. Видели мы тех дочек. Ну ладно, княжеских, а не королевских, но невелика разница. Зина  замерла перед зеркалом, потом подошла близко-близко, заглянула в свои зеленоватые зазеркальные глаза и подумала, причем вслух:
– Мама права. Я Мелузина, – она впервые назвала себя своим полным русалочьим именем без внутреннего сопротивления. Кто же оспаривает очевидное. Мелузина еще раз пристально вгляделась в свое отражение, запоминая, мимолетно взглянула на бирку с ценником и принялась решительно  расстегивать пуговицы. Марджана  приняла ПАЛЬТО из рук огорченной сказочной принцессы и аккуратно упаковала его в большой шуршащий пакет с изображением слона:
– Я его отложу. Зайдешь, когда сможешь.
– Да, конечно, лет через десять, – подумала Зина мрачно, причем подумала молча.
– А я не спешу, – невозмутимо ответила ей Марджана.
– До свидания, мадам! Спасибо! – грустно попрощалась Зина, направляясь к двери. – Хочу пальто!!!
Последняя фраза – молча, но громко.
– Пока-пока! До свидания! – пропела ей вслед Марджана.
– Я за тобой приду – это тоже мысленно, но тоже достаточно громко, ПАЛЬТО наверняка услышало ее. Но вряд ли поверило.


– Тепленькие, пушистые! Каждому пальцу – свой домишко! –  Снегурочка захлопала в ладоши и запрыгала вокруг Морозы. – Спасибо, спасибо бабушка! – довольная Снегурочка стащила новые перчатки с рук, принялась их вертеть и разглядывать – Какие милые! Похожи на маленьких слонов! Я сделаю им глаза из пуговиц! Можно?
– Конечно! – Мороза достала шкатулку с пуговицами и они со Снегурочкой начали раскладывать их на столе, выбирая подходящие.
– Я им еще рты вышью. Будем разговаривать на прогулках. Пусть спрашивают, если что непонятно. Я им все объясню.
    
    Нет, напрасно пришила Снегурочка перчаткам глаза, а  рты и вовсе не стоило вышивать. На первой же прогулке перчатки поинтересовались, на каких таких слонов они похожи. Пришлось познакомить перчатки со слонами. Вязаные зверьки  восхищенно вытаращили глаза-пуговицы, глядя на косматых гигантов, гуляющих между сосен.
– Мама-варежка! Сколько шерсти!
– Сто тысяч миллионов клубков!
– Можно целую гору всего навязать! До неба!
– Варежек! Носков!
– Свитеров, перчаток!
– Шарфов, шапок! – восторженно шелестели перчатки шерстяными голосами. Слоны снисходительно посматривали умными глазами из-под мохнатых челок.
– А что,  руки у них невидимые?
– У нас, слонов, только ноги, а рук нет. Только ноги и хобот. –  объяснила слониха Маша.
– Нет, мы спрашиваем про невидимых великанов, которые шевелят вашими ногами и хоботами! Нашими шевелит хозяйка Снегурочка. А вашими? Невидимые великаны? С невидимыми руками? – наперебой шуршали перчатки.
Снегурочка с опаской посмотрела на слонов: а вдруг правда?
– Никаких великанов-невидимок не существует. Нечего пугать детей выдумками. Мы шевелимся сами, – объяснила слониха Даша.
– Мама Варежка! Сами, как захотите? Совсем никого не слушаетесь? –  удивлялись вязаные слоники.
– Да, мы свободны и делаем что захотим! – подтвердил слон Рави. – Но нас можно попросить что-то сделать, и мы можем согласиться. Мы даже держали на своих спинах Остров с Великой Елью. Без нас, могучих слонов, он провалился бы в черную прорву. Мы захотели помочь и помогли. Ведь мы не только сильны, но и добры.
А самый большой слон, Сагиб, только молча кивал исполинской головой: «Правда, правда!»  Он не болтал попусту с малявками.
–  Мы тоже слоны! Мы тоже хотим стоять сами! Хотим быть самостоятельными! – так и завертелись перчатки на ладошках Снегурочки.
– Дома! – строго сказала им девочка. – В конце концов, бабушка связала вас, чтобы мои руки не мерзли. И я, ваша хозяйка,  тоже об этом прошу!
Перчатки посмотрели на Сагиба разноцветными пуговичными глазами: нужно ли слушаться? Сагиб величественно кивнул.
–  Ну ладно, уговорила, – согласились они, – проводим тебя до дому, так уж и быть! Мы тоже очень добры и мохнаты – натуральный королевский мохер!

   Как только Снегурочка вошла в дом,  вертлявые слоники соскочили с ее рук на пол. Удивительно, но они действительно шевелились самостоятельно. Поначалу ноги у них заплетались: ведь пальцы на перчатках, как и на руках – разной величины. Но уже к вечеру они научились ставить свои ноги так, что туловище и голова держались ровно, и вязаные слоники больше не падали. И только Снегурочка их и видела. Где они слонялись целыми днями, никому неведомо. Приходили под вечер, все в снегу, холодные, усталые, просили каши. Снегурочка, вздыхая, накладывала им по полной тарелке – манной, с вареньем и пенками. Зашивала дыры толстой иглой, укладывала спать на теплую печку.
– Мы больше не будем, правда! Завтра с тобой пойдем гулять, ты ведь наша хозяйка, – сонно шептали перчаточные слоники шерстяными голосами. Да где там! Назавтра они опять исчезали на целый день, захватив с собой сухарей и семечек.
– Ты не думай! Мы не обжоры! – говорили они Снегурочке. – Мы кормим птиц и зверюшек! Им очень трудно зимой, а мы мохнаты и добры. Королевский мохер! И когда же этот снег таять начнет?
– Что поделаешь, ледниковый период на дворе! Да и дед Мороз из дому ушел в валенках! Если снег начнет таять, то он ноги промочит! – объясняла Снегурочка со вздохом. Ей тоже было жаль лесных животных.
  Однажды перчатки притащили из леса маленькую дохлую муху с кружевными крылышками. У Снегурочки даже слезы на глаза навернулись от жалости. Но печалилась она напрасно: муха отогрелась и ожила. Да так и осталась жить в Снегурочкиной комнате.
    
   Все это было очень хорошо, но гуляла Снегурочка  с голыми руками. Ведь перчатки бродили где-то самостоятельно. Приходилось все время держать руки в карманах, чтобы не мерзли. Ни на лыжах покататься, ни с горки. А один раз Снегурочка поднималась по лестнице, чтобы прогуляться по Венцу. Венец – это аллея из яблонь и рябин, она расположена высоко над Городом, прямо на широченной крепостной стене, окружающей его. Там часто прогуливаются все жители Города и Мариинки – любуются заснеженными окрестными лесами, туманным Мореем (это озеро!) и горами, которые издали кажутся синими. Так вот, Снегурочка, поднимаясь на Венец по лестнице, поскользнулась, кубарем  скатилась по крутым ступеням и больно ушиблась. За перила-то она не держалась – руки в карманах! Еле до дому дохромала, вся в слезах.
– Бабушка, это не перчатки, а какие-то тютюки! Они же все время куда-то деваются! – пожаловалась Снегурочка.
– Ах, они такие-сякие! Вот я их распущу, негодников, да и свяжу из них варежки! Уж тогда не побегают! – рассердилась на перчатки Мороза.
– Нет, не распускай их, не ругай, они хорошие – королевский мохер! Просто свяжи мне  варежки из других ниток.
Так баба Мороза и сделала. А забавных шерстяных слоников они  стали называть тютюками.

  Маленькая сонная Муха печально волочила кружевные крылышки по холодному подоконнику. Снегурочка сходила на кухню, принесла в чайной ложке несколько капель сладкой воды, чтобы накормить горемычную муху. Она осторожно пересадила муху на блюдце с угощением. Но та принялась ползать по краю блюдца, не замечая предложенное лакомство. На ходу муха отчаянно зевала.
– Сил нет, как спать хочется, и спать тоже нет уже сил… – тихо пожаловалась она Снегурочке. – Сны такие скучные: все снег, снег, снег… Глаза откроешь, а за окном тоже снег. Надоело. Помереть опять, что ли?
– Я вот тебе помру! – испугалась за муху Снегурочка. – Потерпи еще чуть-чуть! Я что-нибудь придумаю.
– Ты все время так говоришь, уже три года. А может быть, даже пять. Мухи вообще столько не живут. Я больше не могу, правда.
Муха замерла на краю блюдца, глядя на замерзшее окно.
– Ну потерпи еще один денечек, пожалуйста! – умоляюще сложила пухлые ладошки Снегурочка. Ее огромные серые, с синими снежинками  глаза наполнились слезами.
– До утра потерплю, – сжалилась муха, – но завтрашний завтрак станет последним в моей неудавшейся жизни. Сколько можно прозябать в щели? – Муха вяло полизала сладкую воду, снова зевнула, переползла на подоконник и медленно скрылась в щелке между цветочными горшками. Снегурочка на цыпочках, чтобы не разбудить муху, вышла из комнаты.
– Ну, что будем делать? Решать надо срочно! – спросила она тютюк. Тютюки переглянулись.
– Мама Варежка! –  дружно прошелестели они шерстяными голосами.
– Правильно! Как я сразу не догадалась! – Снегурочка  со всех ног бросилась к бабушке.
– Баба  Мороза, можно я возьму дедушкину варежку? Мне очень нужно!

  Тютюки дружно помогали Снегурочке в ее затее, одна бы она не справилась. Оказалось, что внутри шерстяного туловища тютюк можно разместить не только пару сухарей или горсточку семечек, а очень и очень многое. Так что, Снегурочка принесла за Морей только рукавицу деда Мороза, а тютюки притащили всю необходимую мебель и утварь. Правда, не сразу, а в несколько приемов. Все-таки тютюки были маленькими, детскими перчатками. Снегурочка вытоптала среди сугробов полянку и установила на ней домик-рукавицу.  Там, в зарослях ольхи и вербы, между мостом через Морей и дорогой, ведущей к Еловому терему. Получилось очень хорошо. Правда, двери в доме не было, приходилось проползать, приподнимая край рукавицы, но ведь жилище предназначалось для животных, а для них это совсем не трудно. Для Снегурочки это тоже проблемой не было: все дети отлично умеют ползать, некоторые даже лучше, чем ходить.
    В рукавице было уютно. Маленькая печка с живым солнечным огнем лучилась светом и теплом. Окна  не было: ведь для этого пришлось бы прорезать в рукавице дыру, а Снегурочке было жаль портить ее, такую красивую – белую, с синими ромбами.  Но яркого света чудесной печи было достаточно, чтобы осветить всю комнату: круглый стол  с удобными венскими стульями вокруг него, широкие лавки, заваленные беспорядочными пестрыми грудами лоскутных ковриков, одеял и подушек, пузатый шкафчик сквозь стеклянные дверцы которого виднелись разноцветные  тарелки, миски и чашки. Даже свой любимый горшочек, который умел варить вкусную манную кашу, поставила в этот шкафчик заботливая  девочка. Неудивительно, что Мухе очень понравился домик.
– Ты не умрешь? – спросила довольную Муху Снегурочка.   
– Нет, – уверенно ответила Муха. – Что я, совсем дурная, в таких хоромах помирать? А вы, тютюки, приводите в мой терем зверюшек, которых встретите в студеном лесу. Вместе-то жить веселее! Можно, Снегурочка?
– Конечно, можно! Пусть живут! Я не люблю, когда умирают, – кивнула  Снегурочка. Тютюки  радостно запрыгали. Муха, на правах хозяйки дома, поставила на печь чайник,  горшочек наварил каши, и маленькая компания отпраздновала Мухино новоселье.


   Да, английский Зина в тот день прогуляла. Пришла в гимназию только ко второму уроку. И пришла только за тем, чтобы на всех последующих схватить по паре. Никак не могла сосредоточиться. Химия, математика, биология, история. Четыре двойки за день. Лучше бы весь день прогуляла. Тогда можно было бы соврать, что голова     болела или, что сантехника вызвали, а мать с работы не отпустили, пришлось его ждать. Или еще что-нибудь. Ну и ладно. Самое странное, что Зина совсем не расстроилась из-за  двоек.
  За вечерним чаем с булочками  она рассказала  матери о новом магазине и своих неприятностях, причиной которых этот магазин явился. И, разумеется, ей пришлось, смиренно глядя в пустую чайную чашку, вытерпеть  ответную кучу банальностей, включая время от времени уши.      
– Я с утра до вечера… в дорогих магазинах… заработать… хорошую профессию… образование… все силы, чтобы ты… платить за гимназию…  четверть только началась, а уже…
Мать Зины хорошего образования не получила и работала на мебельной фабрике контролером-шлифовщиком. По двенадцать часов, два  дня рабочих через два выходных, она оглаживала руками полки, боковины, резные дверцы дорогих шкафов и детали других предметов мебели, на ощупь отыскивая микроскопические задоринки, пропущенные равнодушным к таким мелочам шлифовальным станком, а потом затирала их мельчайшей шкуркой вручную. И только после этого деревянные детали полировали и покрывали лаком. Мебель, изготовленная в Пелыме, идеальна. Это все знают.
  Работницам фабрики разрешалось подработать в один из выходных шесть часов сверхурочно, поэтому два дня подряд Нина Трофимова, мать Зины, отдыхала только, если ее выходной примыкал к воскресенью. В воскресенье фабрика не работает. А с тех пор, как дочь стала гимназисткой, мать и в отпуск не ходит, берет денежную компенсацию. Чтобы учиться в  гимназии бесплатно, нужно быть круглой отличницей, а у Зины это не получается, ну не хватает мозгов и всё тут. Должно быть, ее серые клеточки недостаточно серые. Или наоборот, уж такие серые, что дальше некуда. Зина рада была бы учиться в бесплатной Общественной городской школе, три класса начальной она там и закончила, но мать об этом и слышать не хотела, готова  была завязаться узлом, лишь бы выучить дочку в Дворцовой гимназии. Вот поэтому и сегодня, хотя Зина  вовсе не считала, что заслужила выговор такой длительности, но признавала, что право произнести его вполне заслужила ее мать, это факт. И тем не менее,  выслушать нотацию до конца было нелегко. Наконец, мать, утомившись, замолчала. Зина с облегчением налила в пестрые чашки свежий чай.
– Ну прости! Исправлю я эти двойки, еще до пятницы, честно! 
Мать кивнула. За почти четыре года Зининой учебы в гимназии подобные обещания сильно упали в цене, но вопреки всему, мать оставалась  оптимисткой и верила, что все будет если не хорошо, то хотя бы неплохо. А неплохо – это почти хорошо.
– Говоришь, на Садовой, со слоном? Ну надо же.
– Угу. И продавщица… Или хозяйка? Настоящая африканка. Марджана. Представляешь?
– Нет, не представляю. А ты не сочиняешь?
Зина замотала головой возмущенно.
– Загляну как ни будь, проверю, – с притворным сомнением отвечала мать. – А у нас на фабрике тоже событие: Сергей резьбу на дверцах бюро закончил. Помнишь, я тебе говорила про специальный заказ? Такая красота! Вся фабрика сбежалась любоваться. Там, представляешь, по краям листья папоротника перепутанные, асимметричные, а в центре  – цветок. Завтра забеги, тоже посмотришь, а то скоро увезут.
И разговор покатился дальше легкий, приятный. Милая семейная болтовня за вечерним чаем.
      
  На следующий день в витрине магазина «СЕМЕРО СЛОНЯТ» чудесного пальто уже не было. А кукла, которая его представляла, была наряжена в шикарную парку из трикотажа-букле победного красного цвета с просторным капюшоном. Очень красиво, но для какой-то другой сказочной девушки, не для Мелузины. Тем не менее, в гимназию и обратно, домой, Зина стала ходить только мимо «Слонят», любуясь нарядными куклами. А внутрь не заходила. 
Через день в такой парке из букле на занятия пришла Анета, она же княжна Анна Аблегирим, одноклассница Зины. А через неделю в такой же, но синей – Елизавета двенадцати лет, младшая из княжон. Но к тому времени в парки всех цветов радуги (кроме красного!) нарядилась уже почти половина гимназисток и даже учительница математики (в красную!), благо весна выдалась затяжная и холодная. В Дворцовой же гимназии учились по большей части дети из  семей с достатком, да и платили преподавателям там хорошо, так что они могли себе позволить выглядеть не хуже княжон. Кстати сказать, Екатерина, ученица выпускного класса, старшая  дочь князя Виктора, продолжала ходить в своей прежней сиреневой куртке какого-то зарубежного производства.
Кукла мобиле нарядилось в просторное пальтецо изумрудно-зеленого цвета без воротника, но зато с огромной шалью из той же пряжи.
   Магазин «Семь слонят» очень быстро стал модным местечком во всех смыслах этого слова, колокольчик на двери то и дело звякал, впуская и выпуская покупателей и просто любопытных посетительниц. Зине это было на руку – никто не обращал на нее внимания, женщины всех возрастов часто  останавливались или замедляли шаг перед витриной.
   Вот и за пару недель до летних каникул Зина привычно застыла рядом с деревянным слоном. Денег за полтора прошедших месяца у нее не добавилось, то есть их не было вовсе. Перспектив заработать в каникулы не было тоже: работать два часа в день разрешалось с четырнадцати, а Зине было только тринадцать. Так что Зина любовалась  нарядами в деревенском стиле как произведениями искусства, совершенно бескорыстно.
Пышная юбка с блузой-безрукавкой; широкая длинная рубаха с поневой; сарафан, еще один сарафан… Ажурное полотно этих волшебных многослойных одеяний было тончайшим – в одно волоконце, но при этом оставалось упругим, словно  подбитое сквозняком, и отлично держало форму. Головы кукол украшали задорные пестрые шапочки и косынки,  отделанные вязаным кружевом, на кокетливо согнутых локтях висели маленькие  корзинки с цветами и фруктами. Увлеченная Зина не обратила внимания на звякнувший колокольчик.
– Что, Стёрка, нравится? – из магазина вышла княжна Елизавета. В руках она держала шуршащий пакет со слоном, явно не пустой, а под мышкой – скрипичный футляр. Елизавета занималась в городской музыкальной школе. Зина смерила младшую княжну холодным взглядом и пошла в сторону Лесной – к продуктовому: молоко, булочки или сушки, а хлеб дома еще есть.
Зина-резина, Резинка или попросту – Стёрка, были ее шутливыми школьными прозвищами, перекочевавшими вместе с Зиной в гимназию. Они были привычными, не обидными, и Зина легко на них откликалась. Но это совсем не означало, что ученице пятого класса позволено таким образом обращаться к семикласснице. Еще чего! 
За спиной засеменили торопливые шаги:
– Зина! Ну чего ты! Я просто твое имя не сразу вспомнила! Анета же тебя Стёркой называет. Ну, стой!
   Зина повернулась к девчонке:
– Что надо? – спросила она прямо. Не станет даже самая младшая княжна бегать за нею просто так, Зина не того поля ягода.         
– Заработать хочешь? – тоже прямо спросила ее Елизавета, поправляя съехавший лаковый футляр.
– А у тебя есть деньги? И откуда же? – спросила Зина насмешливо.
Все девчонки знали, что князь Виктор не баловал дочерей карманными. Он вообще был строг и щепетилен в денежных делах. Князь  наравне со всеми оплачивал  обучение княжон в гимназии. Они, как и Зина, отличницами не были. Хотя многие считали, что это чистой воды выпендрёж. Вышеназванное учебное заведение было основано Динарой Аблегирим после гибели князя Искандера, ее мужа, второго декабря 1805 года в битве у Славкова в Моравии. Как югорский князь сумел ввязаться в Битву народов? Правители Пелыма неугомонны и не привыкли ждать приглашения или спрашивать у кого-то разрешения.  Но это дела прошлого. Так, к слову, вдруг кто-то запамятовал. Важно то, что содержалась гимназия именно Княжеским Домом для обучения наследников в приличном окружении.
Скрыть свою материальную  заинтересованность, притворившись равнодушной, Зина не сумела. Все же вероятность того, что  деньги у Елизаветы есть, была. Ну мало ли. Елизавета многозначительно кивнула на пакет со слоном:
– Мать монет прислала, к лету чего-нибудь прикупить. 
Зарплата Зининой матери без подработки была пятнадцать златин.
А пальто стоило тридцать пять. Зина ответила сразу, но сухо, без эмоций:
– Сколько и за что?
Елизавета скривилась, будто лимон откусила:
– За Ванькой нужно присмотреть. Полтора месяца. Пятнадцать златин.
– Чушь. Твой отец не разрешит.
– При отце, ясное дело, не получится, придется самой. Но он после  Катиного Вылета поедет отдыхать, вернется только к августу. И Катя, ясное дело, тоже укатит.
– А вот кроме Катерины ему и рассказать некому! – Зина отвернулась и пошла дальше, досадуя на себя: как можно было всерьёз говорить с пятиклашкой? Но Елизавета упорно семенила следом:
– Пока отца не будет, мы трое – я, Анета и Ванька переберемся к бабушке. Ну знаешь, в Старый замок, а  во дворце будет всякий там ремонт и уборка. У Оксаны Петровны после праздника Вылета –  отпуск, а потом у нее договор с отцом заканчивается. Можно сказать, тоже вылетает. В Старом замке постоянно живут только бабушка Ванда и управляющий – Игмант, помощников просто вызывают, если нужно. Но они обычно вдвоем справляются. Бабушка школьных раскладов не знает, всему поверит. Сама сообрази, как это будет выглядеть: пришла Анетина одноклассница и, как бы, моя подружка в гости, да и заигралась с малышом. Ведь есть  дурочки, которым с малявками возиться в кайф. Ну и ты типа такая же. О чем тут папе рассказывать? – всё это Лиза тараторила на ходу, стараясь не отстать. Тут Зина неожиданно остановилась, и Лизавета налетела на нее, не успев затормозить.
– Пятнадцать златин, – совсем задохнувшись повторила она.
– Двадцать пять, – опять повернулась к Елизавете Зина.
– Семнадцать.
Зина покачала головой, отвернулась и пошла прочь. Но медленно.
– Восемнадцать. Девятнадцать, –  бубнила Елизавета, но Зина, не оглядывалась.
– Двадцать. Больше не дам. Пусть каникулы катятся в болото, но сама с мелким  сидеть буду.
– Хорошо, двадцать. Но половину авансом, – кивнула через плечо Зина и пошла за продуктами.
– Авансом – пять, – оставила последнее слово за собой Елизавета. Зина сделала вид, что не расслышала. На душе было муторно.

   На следующий день, перед уроками к Зине, задержавшейся на минутку у «Слонят», снова подошла Елизавета. Не здороваясь, на ходу, сунула в руку Зины сложенный конвертом листок, вырванный из нотной тетради, и пробормотала победно – вопросительно:
– Ну, мы договорились?
Нахалка. И время, и место рассчитала. Хотя не так уж это трудно – угадать, где будет Зина за пятнадцать минут до звонка.  Зина заглянула в  конверт. Бумажка в десять златин. Десять. Мало, но лучше, чем ничего. Зина убрала полосатый конвертик в сумку и побежала на занятия.
На перемене между географией и русским к Зине подошла Анета. Обняла за талию, мягко повлекла к окну в конце коридора, чтобы никто не мельтешил вокруг. Жеманно пропела:
– Рези-и-иночка, есть разгово-о-ор! Уделишь минутку?
Зина молча вывернулась из ее цепких ручек. 
– Что, за Иваном присматривать? – спросила она. Анета несколько секунд смотрела на Зину неподвижными голубыми глазами и криво усмехнулась:
– Черт! Лизавета! Сколько пообещала?
– А ты сколько собралась обещать?
– А не-е-ет, не скажу! Это уже не важно. Правда ведь?
– Важно. Вы ведь, наверняка, по очереди за братом присматривать собирались. За Лизавету я с ним поиграю, мы договорились. А за тебя –  извини!
– Что, думаешь, мне мать меньше, чем Лизе прислала? А не-е-ет! Сколько?

   Вечером Зина спрятала в ящик письменного стола в своей комнате конверт с десятью златинами, полученными от Елизаветы. Ещё с ребенком, которого пасти собралась, не познакомилась, а уже одна проблема налицо: матери  лишнего не сказать. Это трудно. Зина не привыкла скрывать от нее что-то важное. Но о подработке уж точно не расскажешь: Анета с Лизаветой действуют тайком и явно побаиваются, что их дела выйдут наружу. А мать на работе непременно проговорится. Уж очень смены у женщин на фабрике  длинные. Руки заняты, а голова и язык свободны. Вот они и разговаривают. Зина часто бывала у мамы на работе, знает. Невоспитанные женщины сплетничают о соседях и начальстве, а воспитанные о разных знаменитостях. О княжеской семье в том числе. Других живых отечественных знаменитостей у нас не слишком много, все больше легендарные, как Аблегирим Лихой – гроза соседним племенам и народам. Мать у Зины воспитанная и светскую хронику в журнале всегда читает. И такого может присочинить к прочитанному! Не нарочно, а просто чтобы веселее работать было. Ведь знаменитости они, как бы не люди, а просто картинки на обложках журналов. Или, скажем, литературные персонажи. Вон роман Татьяны Лариной из года в год тысячи учащихся обсуждают, и ничего, нормально. Герои книг на пересуды еще ни разу не обиделись. Но для Зины дочери князя уже не картинки, а живые девчонки, они вместе учатся, хотя и не дружат. Уж если впуталась в их дела, надо помалкивать. Ведь они не затевают ничего плохого. Или?…
И как потом объяснить маме откуда взялись деньги? Нет, надо отказаться. Ну их всех. О хороших делах молчать не приходится.
Утром Зина положила конверт с деньгами в сумку. А стоя у магазина со слоном, снова передумала. Будь что будет. Деньги она не украла.
   На перемене к Зине подошла Анета и положила на парту чистую тетрадь в клеточку. Между страничек были  вложены десять златин и отдельный листочек с надписью печатными буквами: «Условия после отъезда отца». Буквы кривые, наверняка написаны левой рукой. Да… Стрясти с нее в конце лета еще десять монет будет нелегко. Не связываться, вернуть деньги?
Скорей бы четырнадцать, чтобы найти нормальную официальную работу. Да хотя бы у матери на фабрике.         

  Как-то раз Снегурочка каталась на лыжах в лесу за рекой Кружинвой. Тут-то и повстречался ей бурый волчище.
– Что, холодно? – посочувствовала Снегурочка Волку.
–  Еще бы! Зуб на зуб не попадает, так и щелкают!
– Пойдем со мной! Тут поблизости живет моя знакомая Муха. Погреешься, чаю попьешь, а может, и пожить останешься. Она любит хорошую компанию, – предложила Снегурочка.
– Насчет пожить не знаю, а погреться – не мешало бы! – обрадовался Волк. – Садись на меня верхом, а то вы, люди, медленно ходите! Так я совсем от холода околею!
– Хорошо, – согласилась Снегурочка, она воткнула свои маленькие лыжи в глубокий сугроб, и вцепилась в бурую шерсть на волчьем загривке. – Беги по моим следам к дороге!
    Истошный визг, писк, кваканье и злое лисье тявканье на морозе были слышны издали. Снегурочка не на шутку встревожилась: неужели хорошая компания перессорилась? Волк понесся по сугробам со всех ног, так что комья слежавшегося мерзлого снега разлетались во все стороны. И минуты не прошло, как Волк домчал девочку до самого домика Мухи. Снегурочка с Волком поспешно поднырнули под край рукавицы.
   По полу, покрытому зелёной, ожившей в тепле травкой, катался орущий бело-рыжий мохнатый ком. Лягушка, Мышь и насекомые вереща от ужаса метались по комнате. Волк, мгновенно разобравшись в ситуации, схватил Лиса за шкирку зубами и хорошенько тряхнул. Несчастный Заяц кубарем покатился под лавку, Лис шмякнулся на пол.
– Вообще-то нехорошо есть маленького слабого Зайца! Особенно, если живешь с ним в одной рукавице! – сердито крикнула Лису Снегурочка. –  Такого я от тебя никак не ожидала!
– Не такой уж он и слабый, между прочим! И думаешь, мне самому нравится? Он же костлявый! И шерсти во рту полно! – Лис с отвращением выплюнул белый мокрый комок. – То еще удовольствие. Но мы прикованы друг к другу пищевой цепью! Я хочу быть живым, а значит, должен съесть зайца. Или пять мышей. Или трех жаб.
– Я – лягушка, а не жаба! – возмущенно квакнула Лягушка.
– Но мышь тут всего одна. И жаба тоже одна.
– Лягушка! – деликатно поправила Лиса Снегурочка.
– Значит, придется съесть Зайца, – продолжал Лис. – Ничего личного.  Это закон природы, так устроен мир. Я не виноват.
– Ты просто слабовольный, поэтому не можешь взять себя в руки!   –  строго проквакала Лягушка. – Мне тоже хочется съесть Муху и Комара! Но я держу себя в руках!
Муха и Комар поспешно отодвинулись от Лягушки как можно дальше, прижавшись спинами к  вязаной стене.
– А Кузнечика, извините, вам не хочется съесть? – вежливо поинтересовался Кузнечик.
– Еще как хочется, но я держу себя в руках! – честно ответила Лягушка. Кузнечик нервно дернулся, но мужественно остался на месте. Заяц тихо хныкал под лавкой. Лис состроил виноватую морду, но глаза его смотрели на Зайца холодно и прицельно. Волк мел хвостом пол и шумно дышал, ему было смешно. Снегурочка вынула из кармана оранжевую морковку, сунула ее под лавку – Зайцу, села на красивый венский стул и горестно подперла розовые щеки пухлыми кулачками.
– Да что же это такое в самом деле! Я так хорошо все придумала, а получается не разбери поймешь что! – сокрушенно сказала она. –  Манная каша такая вкусная, гораздо вкуснее, чем Заяц! Ну почему ты не хочешь ее есть, объясни мне, пожалуйста? – сердито спросила она Лиса.
– Манная каша! Фу! Я что, человек, чтобы манную кашу есть? –  недовольно скривился тот. Снегурочка сосредоточенно нахмурилась и потерла ладонью лоб.
– Так, спокойно! – радостно объявила она. – Кажется, у меня в голове появилась умная мысль. Но надо посоветоваться с премудрой   тетей Еленой, чтобы выяснить, на самом деле эта мысль умная, или мне только так кажется. И ты, Лис, пойдешь со мной! На всякий случай! Лис снова недовольно скривился, но возражать не посмел.
    От домика-рукавички до Великого Елового терема – рукой подать, если знать в какую сторону двигаться. Бурый Волчище доставил Снегурочку в один миг. Лис семенил поодаль с независимым видом, чтобы никто не подумал, будто он гуляет в таком неподобающем обществе, а подумал бы, что он случайно идет в ту же сторону, но и не отставал. Так что и он оказался на поляне перед Великой Елью почти одновременно с Волком и Снегурочкой. Скажем, через два мига.
   Снегурочка как пушинка взлетела по узловатым ступеням на высокое крыльцо Елового терема, ни на секунду не остановилась она, чтобы полюбоваться его круглыми янтарными окнами в узорных переплетах,  поспешно открыла тяжелые, украшенные резьбой двери. Волк и Лис спокойно вошли за нею. Опасностью не пахло, запахи терема были лесными, знакомыми. Запах еловой хвои и смолы, солнечного света и летнего тепла. Еще пахло пирогами, но этот запах уж точно не таил опасности. Лис почуял к тому же  запах петуха, но этот приятный запах почему-то не возбуждал у него аппетита. Что-то в этом запахе внушало ему уважение к птице и ясно сообщало Лису, что таких                петухов лисам есть не нужно. Огромный очаг с живым солнечным огнем ярко освещал сводчатый потолок, пол с узором из бесчисленных годовых колец, старый, исцарапанный стол, высокие  шкафы, набитые потрепанными, зачитанными, и совсем новыми книгами, удобные неуклюжие кресла, закрученную лестницу с перилами из переплетенных корней… Все в этом зале было давным-давно знакомо Снегурочке, а Лиса и Волка не заинтересовало.
– Тетя Елена! Ау!!! – громко позвала Снегурочка. Но вместо Елены из полукруглой двери, ведущей на кухню, неторопливо, на ходу зевая и потягиваясь, вышел черный кот Яша. Сегодня – одноглазый. Количество глаз у этого уникального зверя не являлось постоянной величиной.
– О! Сколько зим, сколько зим! Ты как всегда, вовремя, я уж было задремал от скуки! – добродушно приветствовал он девочку и сверкнул глазом в сторону лесных зверей. – Кто это с тобой?
– Это мои друзья из дремучего леса: Волк и Лис! А это Яков Переплутович, он тоже мой старый добрый друг, – познакомила   своих приятелей Снегурочка.
– Для своих, а тем более четвероногих и хвостатых, я просто Яша! – Кот учтиво поклонился гостям, те отвесили вежливый ответный поклон.
– А где тетя Елена? – спросила девочка, нетерпеливо оглядываясь.
– Нету. Она рассчитала орбиты каких-то там планет-гигантов и отправилась проверять соответствует ли научным расчетам их положение в пространстве. Может, орбиты придется исправлять. Неизвестно, когда вернется. Как дело пойдет.
– Ой! А мне совершенно необходимо с ней посоветоваться и кое-что попросить… – огорчилась Снегурочка.
 Яша пожал плечами:
– Потом посоветуешься. Ледниковый период на дворе, спешить незачем, это весной спешить надо, а до весны еще как от корней до макушки. И насчет «попросить» зря беспокоишься. Я хоть и младший, но Елена меня за старшего оставила. А меня просить даже лучше: я же тебе ни в чем отказать не могу! – и Яша вопросительно уставился на Снегурочку: давай, излагай, чего твоей душеньке угодно!
– Мне нужна волшебная палочка! – взволнованно выдохнула Снегурочка.
– Чудес захотелось? – понимающе кивнул косматой головой кот. – Сейчас принесу, подожди немного.
Яша отворил круглую кружевную створку янтарного окна и вылез наружу. Студеный ветер ворвался в зал, пригревшиеся звери недовольно пересели поближе к очагу. Лис уже решил высказать свое мнение насчет котов, которые не затворяют за собой окна, но замешкался, выбирая самую эффектную фразу из множества вариантов, которые мгновенно появились в его голове. Волк тоже хотел кое-что сказать на эту тему и вариант у него был всего один, но он сдержанно промолчал.
  В эту минуту высоко над головами  послышалось негромкое ритмичное позвякивание, будто несли в авоське тысячу золотых бубенцов. Усилился волнующий петушиный запах, по стенам  заметались солнечные блики… Лесные звери и думать забыли про кота и его безответственное поведение: в зал по винтовой лестнице спускался Будимир. 
Будимир, сияя каждым перышком, сверкая короной гребешка и элегантной бородкой, неторопливо сошел в зал, легко вспорхнул на круглый  стол, в самую его середину. Тут он немного потоптался, оставляя на древесине глубокие свежие царапины своими золотыми когтями. Лис поёжился и прижался к полу – у него было богатое воображение. А петух неожиданно мощным движением распахнул крылья – лучи солнечных стрел метнулись в стороны! – напряженно вытянул шею, задрав клюв ввысь, и торжествующе пропел свое знаменитое:
– КУ-КА-РЕ-КУ!!! – его голос был не громким, а каким-то всепроникающим, воздух вокруг будто тоже стал золотым, и каждый вдох рождал упрямое желание непременно дожить до победного конца, после которого ничего не закончится, а наоборот, начнется – долгое и счастливое. Это продолжалось несколько бесконечных мгновений, потом все стало, вроде бы, обычным, но Снегурочка продолжала мечтательно улыбаться, а звери восхищенно терли лапами уши. Будимир, мелодично позвякивая оперением, раскланялся и сообщил приятным баритоном:
– Двенадцать часов дня по местному времени!
А потом добавил, совсем уж запросто, как оперная звезда, в чьем величии никто не сомневается, никто ведь не хочет выглядеть дураком, отрицающем очевидное:
– Друзья, а может быть, чайку? Самое время по-моему.
Но тут, нарушив гармоничную простоту момента, из окна вывалился кот. Он аккуратно закрыл кружевную янтарную створку и начал, тяжело отдуваясь, отряхивать свою косматую шкуру от                налипшего снега, хвои и каменных чешуек еловой коры.
– Что-то ты совсем запыхался, дружок! Теряешь форму! – Будимир переключил на кота свое доброжелательное внимание. Яша  погладил себя по толстому животу:
– Да, формы у меня стали объемные, как у всякого счастливого кота, живущего при кухне.
Будимир укоризненно покачал  венценосной головой:
– Зарядка, братец! Режим и зарядка! Пойду чайник поставлю. А то пироги у тебя Яша благоухают… Не захочешь, а лишний раз позавтракаешь, – петух, сверкая и побрякивая, удалился на кухню.
– На, держи свою палочку! Какая-то новая порода, выросла на уровне третьего неба.  Магии в ней, как в Будимире солнечных зайчиков, так во все стороны и брызжет! И такая шустрая, сама ко мне в лапы прыгнула, даже искать не пришлось. На, пробуй!
   Яша протянул Снегурочке кривую палочку, упоительно и остро благоухающую хвойным лесным волшебством. Девочка осторожно взяла палочку двумя пальцами, нерешительно описала круг. Палочка рассыпала ослепительные алмазные искры, закружившиеся по комнате. Снегурочка замерла в восхищении. Животные с любопытством наблюдали за ней.
– Что, не знаешь, какую причуду начудить первой? – поинтересовался Лис. – Наколдуй мне, пожалуйста, зайца, только без шерсти и неживого, чтобы не было его жалко. И можно без костей. Словом, наколдуй заячьи котлеты.
Волк сглотнул и мечтательно облизнулся.
– Заячьи котлеты, к вашему сведению, из капусты! – строго сказала Снегурочка Волку и Лису. Волк и Лис приуныли: не о таких котлетах были их мечты. А девочка продолжала:
– Я прекрасно знаю, для чего попросила волшебную палочку. Это и тебя касается, Лис!
 Лис поежился.
– Но я боюсь повредить тебе, я ведь неопытный волшебник. Поэтому, сначала хочу попробовать волшебство на чем-нибудь не очень живом. Только не могу выбрать, что же попробовать заколдовать. Кресло? Или книгу?
– Нет, нет, нет! – замахал лапами кот. – Мне тут только говорящего кресла не хватало! Или Тимура с его командой! – кот решительно отобрал у Снегурочки старую книгу, которую она взяла со стола, ловко забрался на книжную полку и поставил ее повыше – на всякий случай. –   И вообще, подопытных кроликов или не очень живых зайцев для своих упражнений, пожалуйста, поищи на улице. Мне что-то стало тревожно за мирное благополучие нашего терема. А ведь я тут, как-никак, за старшего!
Снегурочка кивнула и отправилась к двери.
– Долго не броди. Имей ввиду, чайник уже на плите. Домой, пока не отведаешь моих пирогов, не отпущу! – крикнул ей вслед Яша.
«А нам что делать?» – посмотрели на Снегурочку Лис и Волк..
– Вернусь через минуточку! – успокоила всех девочка, вышла из терема на высокое крыльцо, сплетенное из узловатых корней и огляделась. Над головой, сколько хватало взора, качались  дремучие, покрытые изморозью, седые, колючие лапы Великого Елового терема. Тревожить Великую Ель своим волшебством Снегурочка не решилась. Она спустилась с крыльца и побрела, проваливаясь в глубокий снег,  к молодым елочкам и сосенкам, робко жмущимся у самого края  поляны.
– Шишки, шишки, оживите, лесу радость подарите! Пусть начнется день чудес, пусть смеется старый лес! – напевала Снегурочка, размахивая волшебной палочкой. И тут же маленький оживший народец  так и запрыгал по колючим веткам. Ура! Все получилось!
– Все получилось! – радостно сообщила Снегурочка своим друзьям, поджидавшим ее в тереме. Она топала валенками у порога, сбивая налипший снег, и дула на покрасневшие от мороза пальцы: варежки второпях забыла надеть!
Лесные и домашние животные с любопытством  уставились на нее, ожидая продолжения. У Будимира даже гребешок ярче заблестел. Снегурочка, сбросив свою расшитую белыми бусами шубу и пушистую шапочку, забралась в кресло у самого очага. Кресло вздохнуло пружинами: «Эх, не довелось стать говорящим!». Снегурочка  сообщила друзьям торжественно:
– Волшебная палочка меня слушается и все делает правильно!
Тут палочка испустила ворох тончайших серебряных нитей, которые, сплетаясь в кружевные снежинки, плавно закружили по комнате.
– Вот видите, а я что говорила? Слушается! Так что, милый Лис,    можешь не опасаться, мое волшебство совершенно безопасно.
– Что, наколдуешь мне поводок и посадишь в будку, чтобы я не смог дотянуться до Зайца, который нагло хрустит морковкой под носом у бедного, несчастного, погибающего от голода лиса? – забормотал Лис, оскалив острые зубы и задом отступая к двери. – Так-то ты поступаешь с друзьями! Предупреждаю, я свободный зверь и на привязи  умру!
– Никаких поводков, как ты мог подумать! – возмутилась Снегурочка. –  Я просто превращу тебя в человека, чтобы ты мог питаться человеческой пищей.
– Всю жизнь есть манную кашу?! Ужас!!! – содрогнулся бедный Лис.
– Я, например, ем с добавкой! – пожала плечами девочка. – И потом, почему всю жизнь? Ледниковый период обязательно когда-нибудь закончится. Ты вернешься в родную природу, будешь жить по ее законам и кушать всех, кто тебе нравится. К тому же, ты вполне можешь становиться человеком только на время обеда.
– Далась тебе эта манная каша! – вкрадчиво замурлыкал Яша. – У людей очень много вкусной и сытной пищи. Уж на что я привередливый кот, а вареники уплетаю, просто за ушами трещит! Со сметаной! Да взять хоть пироги. А блины? А картошка? Жареная, с лучком! Соглашайся, превратись на полчасика, узнаешь, как это вкусно!
– А потом обратно превратишься, риска-то практически никакого! Ты только посмотри, какая это палочка замечательная! Да такая палочка дубину перешибет, если надо будет! Кувалда, а не палочка! Так колданет, закачаешься! – вмешался в разговор Волк, которому хотелось, чтобы Лиса обдурили: такое не часто случается, интересно посмотреть. Лис медленно, по большой дуге приблизился к Снегурочке и обнюхал волшебную палочку. Его зеленые глаза были грустны и серьёзны, думал он явно не о пирогах и манной каше. Снегурочка не торопила осторожного лесного зверя, пусть постепенно привыкает к волшебству.
– Ладно уж, так и быть, давай попробуем! Но с одним условием!   
Все вопросительно посмотрели на Лиса.
– Как только я стану волшебным зверем-оборотнем, вы будете называть меня Титусом. Всегда.
Все опять переглянулись, уже удивленно, но согласно закивали головами: хорошо, будем называть, как скажешь.
   Лис сел прямо перед Снегурочкой, гордо вскинув голову, открыто и смело глядя в её глаза. Снегурочка скинула с ног валенки, встала на цыпочки, вытянулась в струнку, чтобы походить на настоящую фею, и осторожно коснулась головы Лиса  волшебной палочкой.
– Сказок мир с тобой играет, в человека превращает… – прошептала она. Лис упал на пол рыжим клубком. А поднялся с пола… 
Снегурочка радостно захлопала пухлыми ладошками. Невысокий, тощий медноволосый паренек смотрел на нее зелеными лесными глазами удивленно и настороженно. Все с облегчением засмеялись: получилось, получилось!  Всё получилось!!!
Волк, обнюхивая чудесно преображенного Лиса, ходил вокруг. Будимир с королевским спокойствием разглядывал парня с головы до пят, склоняя венценосную голову то вправо, то влево. Яша взволнованно бил себя хвостом по бокам. А Титус крутил головой во все стороны, внимательно вглядывался в каждого, будто узнавая о всех что-то новое, интересное, что-то наматывал на невидимый лисий ус. Насмотревшись на друзей, Титус сто девятнадцать раз самостоятельно  превратился в лиса и обратно: не всегда  рядом будет Снегурочка со своей  волшебной палочкой, чтобы исправить ошибки. Трансформация должна быть безупречной. У зрителей даже в глазах зарябило, но все терпеливо ждали конца тренировки: лис есть лис. В каком бы обличье он ни был, «отвага» – его второе имя, а «осторожность» и  «предусмотрительность» – третье и четвертое. В сумме почему-то всегда получается «хитрость», но это уже дело десятое или даже одиннадцатое, словом, не так уж важно. 
Наконец, Титус довольно кивнул рыжей головой: годится!
– Ой, неужели дождались?!  Суток не прошло! Всего два раза чайник подогревали! – бархатным баритоном простонал Будимир, который и по  ночам следил за ходом времени, поэтому вставал поздно и еще не завтракал.
– К столу, к столу! Прошу к столу! – засуетился кот, широким хозяйским жестом приглашая всех на кухню.
  Гости и хозяева устроили у стола радостную толчею, рассаживаясь, передавая чашки и блюдца. Расшумелись, наперебой спрашивая друг друга, сколько ложек меда добавить в чай и какое варенье положить в розетку…  Яша мяукал громче всех, объясняя из каких именно пирогов состоит румяная гора на громадном блюде, одновременно оделяя всех аппетитной выпечкой. Снегурочке – с яблочным повидлом, Будимиру – с горохом, себе – с творогом. А Титус и дожидаться хозяйского внимания не стал: его белые острые зубы перемалывали все пироги без разбора. Очень уж оголодал бедный паренек за долгую зиму. Волку кот принес громадную миску необыкновенно сытной слоновьей простокваши. Волк выпил угощение тремя глотками, начисто вылизал миску, но стеснялся попросить добавки. Вдруг больше нету, выйдет неловко…  Волк тоже оголодал за долгую зиму и теперь  с грустью наблюдал за веселым чаепитием, но пироги с горохом и повидлом его, тем не менее, не прельщали. Возможно, он решился бы попробовать пирог с творогом, но Яша и Титус их уже съели.
Вскоре на блюде сиротливо лежал всего один пирожок – с яблочным повидлом. Все, кроме Волка, то умильно поглядывали на одинокий пирожок, то нерешительно – друг на друга…  Титус, на правах героя дня, уже хотел предложить разыграть пирожок в фанты, но его опередил Яша.
– Что-то синицы сегодня расшумелись, – заметил он, – должно быть, к снегопаду. Надо  угостить птичек, пусть порадуются…
Кот цапнул пирожок когтистой лапой, распахнул ажурную раму кухонного окна, за которым издавна висела кормушка, и издал удивленный вопль. Знаете, как умеют вопить коты, когда что-то лишает их душевного равновесия? Вот так и завопил. Все вздрогнули, подбежали к Яше, и некоторое время таращились на дружную стайку малышек, весело скачущих с ветки на ветку со свистом и щебетом.
– Это не синицы, – выразил Будимир общее мнение.
– Это сосняшки и  елешки, – поспешила рассеять общее недоумение Снегурочка, – живые шишки. Я так переволновалась из-за Титуса, что забыла вам рассказать. Те, что похожи на русалочек в разноцветных свитерах и шапочках, с сосновой шишкой вместо хвоста, это сосняшки. А которые похожи на толстых дракончиков  с еловой чешуей  – это елешки. Я сегодня примерно в двенадцать часов и десять минут по местному времени их наколдовала.
– Чудом больше, чудом меньше, без разницы. Продолжай в том же духе, Снегурочка! Пока Елены нет, – беспечно звякнул перьями Будимир. И добавил, кутаясь в шарф:
– Два часа пополудни по местному времени. Извините, без «кукареку»: из окна дует, берегу голос.
– А что они едят? – заинтересовался Волк.
– Не знаю… Может быть, ничего. Они ведь дети деревьев. – озадачилась Снегурочка.
– Проверим на практике! – кот накрошил пирожок в кормушку. Веселая стайка быстро, без воробьиных ссор и толкотни, умяла предложенное угощение.
– Зинь-синь-дилинь! – благодарно прощебетали  малыши и исчезли среди густых ветвей – только снежная пыль посыпалась.
– Вежливая мелюзга, – покачал головой  Волк, – в лесной чащобе на свет появились, только-только с ветки соскочили, а как культурно себя ведут!
– Как-никак по соседству с Великой Елью выросли! Чувствуется ее благотворное влияние! – пояснил врожденную учтивость малышек Яша. Кот закрыл окно, компания переместилась    обратно    в  зал.               
   Всем было тепло, сытно, спокойно. Волк разлегся у очага, думал о чем-то, положив тяжелую голову на лапы. Снегурочка и Яша разместились в одном кресле. Кот читал книгу, да мурлыкал сплюшки, а девочка, чтобы не заснуть, наматывала  кошачье мурлыканье на волшебную палочку. Титус, утомившись от волшебных переживаний и давно забытой сытости, свернулся в соседнем кресле по-звериному и словил сплюшечку: смотрел свои первый человеческий  сон. Время от времени он открывал на мгновение зеленый глаз: проверял, нет ли опасности, и снова засыпал.
Только Будимир был занят делом. Он взял с полки над камином очень точные и очень красивые часы и теперь смазывал механизм, отвинтив золотым когтем заднюю крышку.
Мирно, уютно было в Великом Еловом тереме. Да и какие могут быть проблемы, когда есть волшебная палочка? Радостно было слушать Снегурочке  уютное мурлыканье кота, наблюдать, как тихо сгущаются за окном ранние сумерки – будто кто-то окунает кисточку с синей акварелью в стакан с водой. Вот уже Будимир, приладив все детали часов на место, поставил их обратно на полку, вскочил на стол, брякнув перьями, как бравый генерал орденами, прокричал свое победное «ку-ка-ре-ку!!!» и сообщил, что уже пять вечера по местному времени. Титус и Волк начали потягиваться, разминая ноги и лапы. На кухне зашипел чайник: напоить гостей на дорожку. Кот притащил в зал поднос с чайными чашкам и сухарями. Даже Волк не отказался похрустеть ржаным сухариком.   
Снегурочка сняла с палочки клубок сплюшек, спрятала в карман бархатной шубы, расшитой белыми бусами: на всякий случай. Зимний вечер спешил навстречу зимней ночи. Пора и домой. Титус вновь обернулся лисом. Человеком без шубы, без валенок зимой по лесу не походишь. Выйдя на крыльцо, гости и хозяева полюбовались на мерцающие янтарем кружевные окна терема, прислушиваясь: не слышно ли щебета сосняшек и елешек? Но нет, тихо. Мелкий народец, как настоящие птицы, устроился где-то на ночь.
– Спасибо, хозяева, за тепло, за угощение!
– Приходите еще, всегда рады!
   Кот и петух долго стояли на пороге и махали гостям. Да, занятные сегодня гости были, развлекли хозяев на славу!               

 Прозвище князя Виктора – Золотая борода. И это вовсе не потому, что он рыжий. Он тщательно выбритый сероглазый брюнет. Свое прозвище князь получил по другой причине.
Первый раз юный княжич связал себя узами брака в восемнадцать лет. С заезжей студенткой, собирательницей пограничных северных легенд, матерью Екатерины. И впоследствии еще несколько раз женился. Но, в отличие от Синей бороды, вдовцом ни разу не был. Мы живем в цивилизованном обществе, Семейный кодекс которого предусматривает процедуру  развода. Со свойственным Аблегиримам благородством князь обеспечивал бывших жен деньгами и недвижимостью. Поэтому и назывался Золотой бородой, будучи безбородым. Несуществующая борода князя стала золотой после третьего развода и приросла накрепко. Князь не избавился от этого прозвища до сих пор, невзирая на то, что после развода с блистательной Барбарой Яблонской в официальный брак он уже не вступал.
– Перебесился парень, – с грубоватой армейской фамильярностью объясняет этот факт генерал Петренко, когда-то бывший командиром Виктора Аблегирима  в Отряде пограничного поиска.
Но некоторые корреспонденты светской хроники не признают окончательность слова «уже», они с оптимизмом утверждают: «Ещё не вступал!». И продолжают пристально следить за личной жизнью Виктора Золотой бороды.
Проживали все бывшие жены князя за пределами Пелыма. По территории, конечно, наше княжество велико, но лесные дебри тут чередуются с бездонными болотами, реки  и озера холодны даже летом, горы суровы, а в редких поселках и городках проживают только  настоящие северные горцы и горянки, которых такими пустяками не запугать. Вот с элитной недвижимостью в Пелыме дела обстоят, прямо скажем,  не очень. Да и спокойней нам без этих бывших княжеских жен.
   Так что, у Катерины, Анны, Елизаветы и Ивана – у всех имелось по своей собственной, персональной мамаше. Только отец был один, общий. Сам же Виктор был единственным ребенком княгини Ванды, единственной жены (в данное время, к величайшему сожалению, уже вдовы) князя Аблегирима, тоже Виктора.
   Видимо, именно поэтому князь Золотая борода мечтал о большой и дружной семье. Но получалось у него всегда одинаково: через некоторое время после очередного развода молодой князь возвращался из южных краев с очередной женой, а вскоре снова становился холостяком. Южные пташки на севере не приживаются. Очередная жена вскоре становилась очередной бывшей и уезжала.
  Хорошо еще, что некоторые браки Виктора Викторовича были бездетными. Потому что законы княжеского дома Аблегиримов  незыблемы. И законы эти гласят, что  три четверти доходов правящего князя  должны расходоваться на дела процветания Пелымских земель и только четверть на процветание собственно княжеского дома. То есть, большей частью доходов князя распоряжается Общественное собрание. А меньшей частью, согласно Кодексу, единолично  распоряжается действующий правитель. Остальные члены княжеской семьи, сохраняя титул, являются  рядовыми гражданами без всяких привилегий.
По замыслу составителя Кодекса Аблегиримов, мудрейшего фра Мауро, это является залогом того, что рядовых граждан в Пелыме никогда обижать не будут. А рядовые граждане, в свою очередь, не станут обижать правящего князя, устраивая бунты и революции. Кстати, даже меньшая часть доходов Аблегиримов совсем не мала. Князь фантастически богат – ему принадлежат золотые и платиновые шахты, а так же несколько самоцветных рудников и обширные лесные угодья. Так что нет ничего удивительного в том, что из своих поездок в жаркие страны иногда он возвращался с новой женой.
  И немудрено, что с дружбы между его старшими детьми нет. Девчонки почти ровесницы, что там разница в несколько лет. И каждую отец мог бы объявить своей наследницей. Дружить в условиях  такой жесткой конкуренции очень нелегко. До рождения Ивана это было соперничество равных. Но только до его рождения, так как по незыблемым законам княжества, править женщина может только при отсутствии совершеннолетнего наследника мужчины. Неприязнь к          брату несколько сблизила княжон, но их отца это сближение, разумеется, огорчало. Отправляя Оксану Петровну, директора Пелымского детского сада №1, в туристическую поездку по Великому содружеству российских земель (в которое, разумеется, входит и княжество Пелым), он надеялся, что забота о брате пробудит в девочках теплые чувства к нему.
Дело в том, что Оксана Петровна была по совместительству и няней Ивана, а до него – Анеты и Лизы. Но договор с нею о помощи в воспитании детей – дружеский и деловой, заканчивался с поступлением княжича в гимназию. Не всякая женщина выдержит многолетнюю  дружбу с такой нагрузкой, но Оксана Петровна – особенная. Чистое золото. С этим согласна даже Ванда Аблегирим, которая не смогла ужиться ни с одной из своих невесток.
И вот, Оксана Петровна покидала дом князя. Сестры с трудом скрывали свое огорчение и даже досаду по этому поводу. Анета так прямо заявила, что Оксана Петровна могла бы задержаться до сентября, чтобы девочки смогли отдохнуть перед учебой. Разве каникулы не для этого предназначены?
Так бывает не только в княжеских семьях. Малыши часто невольно нарушают планы старших.         


– Кто это так рано к нам в гости пожаловал? – удивилась Мороза.
– Бабушка, это Титус, – сообщила Снегурочка, выглянув в окно, – бедный, в одном свитере…
Снегурочка и тютюки со всех ног кинулись встречать гостя.
–З-з-здравс-с-ствуйте!  – еле выговорил Титус, стуча зубами, и тут же прижался к теплой печи – его тощее тело тоже сотрясал озноб.
– Бор-бурелом! Людям зимой еще холоднее, чем зверям! – пожаловался он, немного придя в себя.
– Мама Варежка! А чего ты, как из акрила  связанный, у порога топтался? Забегал бы сразу! Дверь-то не запирается, – просветили Титуса тютюки. Мороза со Снегурочкой, чтобы не смущать озябшего парня, принялись накрывать на стол. Когда Титус согрелся, сели завтракать.
Титус был  мрачен и смотрел только в чашку с чаем. Хотя что интересного там можно увидеть? Снегурочка украдкой разглядывала его. Ведь с этим пареньком она была знакома всего один вечер. К тому же, оказалось, что он старше девочки, почти взрослый. Вчера, в Еловом тереме, ошеломленный собственным волшебным преображением, он выглядел помладше. Как теперь его учить уму-разуму? Да он и слушать Снегурочку не станет. Съест Зайца и дело с концом…
– Титус! А ты не устал, пока на двух ногах до нас добрался? – робко спросила она. Титус покачал головой.
– Мама Варежка! – прошелестел левый тютюка. – Да с чего тут уставать-то?
– Две ноги всяко проще переставлять, чем четыре! Петель в два раза меньше набрано! – поддержал его правый тютюка.
– И без хвоста тебе, наверное, непривычно? Лисий хвост такой красивый! – Снегурочка с тревогой смотрела на понурого парня. Похоже, ему не очень нравится быть человеком...
Но Титус снова покачал головой:
– Нет, по хвосту я ещё не соскучился…
– Ты, Снегурочка, петли считай! Вот, скажем, свитер… Если на спине дырку для хвоста вывязывать, то узор нарушится, – пояснил левый тютюка.
– Без хвоста гораздо удобнее, чистая шерсть! – поддержал его правый.
– А вот уши без шерсти уж точно отморозить можно! – продолжала беспокоиться Снегурочка.
– А я ему шапку свяжу! Чистошерстяную, – тут же решила Мороза.
– Королевский мохер! – радостно запрыгали тютюки. А Титус криво улыбнулся, продолжая разглядывать чаинки.
– Титус, немедленно признавайся, что случилось! – не выдержала Снегурочка. – Вчера донышко у чашки ты не разглядывал!
– Нет, ничего не случилось! – Титус отправил в рот первый блин.
Но после второй чашки горячего чая и десятого горячего блина,      Титус оттаял не только снаружи, но и изнутри. Он положил одиннадцатый блин на блюдце, встал и произнес речь:
– Спасибо вам, тютюки! Вы не прошли мимо замерзающего звереныша. Лисья жизнь не закончилась в сугробе под сосной. А Муха меня обогрела и  приютила в своём домике. Я живу. Но вот ведь какие чудеса в твоей волшебной палочке, Снегурочка! Лиса куда-то пропал, появился Титус. Я другой, даже  в лисьей шкуре. А когда в человечьей… Помогите мне!
Снегурочка прижала пухлые кулачки к груди, губы ее задрожали, серые глаза  с синими снежинками наполнились слезами.
–  Титус! Прости! Конечно, конечно я тебя обратно расколдую!
– Нет!!! Что ты! – замахал тот руками. – Я уже Титус! Просто…
– Просто Титусу нужно найти новое жилье, – понимающе кивнула Мороза, – не годится волшебному человеку жить в одном доме с обычными зверюшками.
– Правда? А почему? – удивилась Снегурочка.
– Узор-то лицевой! – махнул шерстяным хоботом левый тютюка, – когда он Лис, ему хочется съесть Зайца.
–  А когда человек, то так и тянет прихлопнуть Комара, вот тебе и изнанка! – подхватил правый тютюка.
– Прихлопнуть?! Почему? – не поняла вязаных слоников Снегурчка.
– Комары такие зануды! – пояснила Мороза. – Мне Марк рассказывал.
– Да нет, Комар вполне себе ничего… Да и Заяц… – не слишком уверенно возразил Титус.
Но Снегурочка  смотрела на него с грустью:
– Как все сложно оказывается устроено, – вздохнула она.
– Да ладно! – Титус махнул рукой. – Все очень просто: Титусу тоже не понравилась манная каша!
Снегурочка  улыбнулась в ответ и сообщила:
– А я ничего, с добавкой ем!
Тютюки закивали, они тоже любили манную кашу. А Титус, ну наконец-то! Уселся обратно за стол и откусил сразу половину одиннадцатого блина.
– Но шерстяной шапки в ледниковый период мало! Так что сначала поживешь у нас, в «Криворукой бабушке», надо сшить тебе теплую одежду! –  строго сказала Мороза и положила на тарелку Титусу двенадцатый блин.
– Наколдую иглы-самошвеи! – тут же сообразила умная девочка. – Вы, тютюки, принесите из дремучего леса сосновой хвои, целую кучу иголок наделаем. Быстро справимся! Только успевай нитки вдевать, да узелки завязывать!
Тютюки снова закивали, соглашаясь, но из-за стола вылезать не         торопились, взяли себе еще по блинчику. Очень хорошо готовила Мороза, не захочешь, да еще возьмешь.
  После завтрака тютюки убежали в лес за сосновыми иголками, а Мороза принесла из своей комнаты журналы мод, которые скоморохи приносили из мира за Пределом, разложила их на просторном столе в общем зале. Снегурочка с любопытством рассматривала картинки, встав на стул коленями, чтобы лучше было видно. Титус смущался, делая вид, что ему все равно, но его зеленый хитрый глаз так и косил на пестрые страницы.
Вернулись тютюки, набившие свои шерстяные туловища столько иголок, что стали колючими и круглыми, как два ежа. Мороза поскорее подставила им большую шкатулку:
– Искололись, бедные! Высыпайте скорее!
– Что же вы ходили так долго? Случилось что-то? – Снегурочка погладила тютюк своими пухлыми ладошками, обоих сразу, чтобы никому обидно не было.
– Наверное, весь лес обежали, пока от каждой ёлки по иголке собрали, – сверкнул глазами Титус. Лисы, даже оборотни, такие ехидные! Но добродушные перчатки совсем не обиделись:
– Мама Варежка! Там по лесу медведь шатался, – наперебой зашелестели они своими шерстяными голосами, поспешно освобождаясь от своей ноши. – Проснулся, а нитка не спрядена, весной еще и не пахнет! Ну, мы его к Мухе отвели, конечно. Муха его манной кашей кормит.
Титус сочувственно покачал головой:
– Это ж надо так оголодать! Пойду познакомлюсь.
– Куда?! – разом встревожились Снегурочка и Мороза.
– Да не съем я вашего Зайца… После такого завтрака, сударыня, Заяц мне даром не нужен, – Титус галантно поклонился Морозе. – Я до завтра сыт. Даже морковки Зайцу могу отнести, чтобы вы не беспокоились.
– Да я не про Зайца… Куда ты опять пойдешь раздетый? – объяснила Мороза.
– Лисом обернусь! – пожал плечами Титус.
– А чего ж ты утром лисом не обернулся?
– Просто человеком попробовать хотел. Интересно ведь. Утром я  еще не знал, как люди мерзнут. 
– А морковку? – не могла успокоиться Снегурочка.
– Морковку в зубах понесу.
– Лучше уж я с тобой пойду, а морковку в карман положу. Я все равно погулять собиралась. Нужно только еще за изюмом для сосняшек и елешек к Шакер-бабаю    забежать.               
   Девочка ускакала одеваться. А тютюки гулять не пошли. Залезли на печку – сохнуть. Им почему-то не хотелось встречаться с Мухой. Чего там, недавно виделись.

   
   На праздник Вылета из гнезда юношей и девушек, закончивших школу, приглашают в столицу со всего княжества. Из Оуса, Лямьи, Атымьи, Таежного, Ошмарьи, Еремина, словом, из всех городков и поселков, затерянных среди дремучих лесов, в Пелым съезжаются выпускники школ. Конечно, численность населения в этих населенных пунктах невелика, поэтому и выпускников не так уж много. Зато каждый на виду, каждого приветливо встречают в столичном Пелыме, и ежегодный праздник всегда получается светлым, радостным.
На торжественной части  выпускного торжества в парадном зале Дворца Общественных собраний – бело-золотом, с огромной хрустальной люстрой, правящий князь и председатель Общественного собрания  называют имена лучших выпускников, учеба которых в любом учебном заведении за пределами княжества будет оплачена из казны Пелымского княжества. Но эти сертификаты отличники получают в своих школах заранее, вместе с аттестатами. А шесть княжеских стипендий разыгрываются в лотерею на празднике. Три – среди юношей, три среди девушек. Причем, две – для уроженцев столицы княжества, и четыре – для провинциалов. Хотя некоторые снобы, выбравшись пару раз в Екатеринбург или Тюмень, утверждают, что по последнему признаку разделение не обязательно, дескать все Пелымское княжество одна сплошная беспросветная провинция. Но это они в Кершале  не бывали, для выпускников  которого поездка на столичный праздник – волнующее и радостное событие.
Выиграть княжескую стипендию – большая удача, так как своих высших учебных заведений у нас, к сожалению, нет, а любое обучение за пределами княжества для пелымцев платное. Но тут, ради справедливости, надо заметить, что наша Школа художественных ремесел одна из лучших на Евразийском континенте. Поступить в нее стремятся многие  иностранцы, и они тоже готовы за это платить. В этой Школе обучался, к примеру, великий скульптор Степан Нефедов, уроженец Марийской земли. Но все подряд не могут стать золотошвеями, ювелирами или резчиками по дереву и камню, тем более гениальными. Поэтому выпускников, избравших серьезные профессии врача, педагога, юриста или геолога, ждет дорога.    
   Разумеется, есть среди выпускников и такие, кто рвется на просторы Европы и Азии без определенной цели, из юношеской страсти к неизведанному. Поэтому, на празднике Вылета из гнезда все девушки получают в дар серебряную брошь, а юноши – зажим  для галстука в виде летящего гуся с крошечными бриллиантовыми глазками. Ведь как бы далеко не залетали гуси, появившиеся на свет на берегах сурового Пелыма, они возвращаются к родным студеным водам. Пока живы, пока есть крылья и свобода, наши северные гуси непременно возвращаются. А в чужих краях по этому украшению пелымцы безошибочно узнают своих соотечественников. Но это так, к слову.      
  Лотерея же проводится очень просто, ведь имена отличников, не участвующих в ней, уже известны. Шары по числу остальных, не столь успешных выпускников заранее распределяют по четырем барабанам: юноши и девушки из  провинций княжества, юноши и девушки из столицы. Правящий князь вращает барабан, а кто-то из дошколят вынимает шары. Шары для лотереи  полые, они открываются, как футлярчик киндера, только размер их намного больше.  В каждый вложена карточка с именем одного из выпускников. Князь Аблегирим раскрывает выигрышные  шары и оглашает имена счастливчиков.  Радостные слезы и улыбки, поздравления и аплодисменты, заполнение протокола секретарем. Процедура короткая, но волнующая и необыкновенно трогательная.
Как уже было  упомянуто, Праздник вылета из гнезда проводится во Дворце общественных собраний. Но среди выпускниц этого года была старшая дочь правящего князя Виктора – Екатерина, потому-то он и обратился к Общественному собранию с личной просьбой. И после долгих препирательств, речей о недопустимости нарушения старых  традиций и вопиющего пренебрежения демократическими устоями государства, члены Общественного собрания, как следует потрепав князю нервы, приняли во внимание его отцовские чувства и разрешили                Виктору провести праздник в княжеском дворце, взяв на себя некоторые расходы. Принять на себя все расходы по устройству праздника члены Собрания ему не позволили: это унизило бы достоинство граждан. Не надо думать, что в Пелыме князь – единственный состоятельный человек, или что главный казначей забыл выделить деньги на ежегодный праздник.
По этой причине князь Виктор лично контролировал все хлопоты по подготовке ко Дню вылета. Ведь очень скоро в его семье будут еще две выпускницы. И нынче все должно пройти идеально, иначе члены Общественного собрания сожрут его с потрохами даже не посолив, но не позволят повторить праздник на личной территории княжеской семьи. Страшно даже подумать, как огорчатся его младшие девочки. Причем, совсем не факту съедения отца членами Общественного собрания, к сожалению.
Тут, пожалуй, следует добавить, что этой осенью  Ваня Аблегирим должен был пойти в первый класс. И на родительском собрании, посвященном организации утренника в честь выпускников Пелымского детского сада №1 «Золотой ключик», князь сидел тише воды и прилежно голосовал за предложения других родителей. Пренебрегать демократическими устоями государства два раза подряд не дозволено даже Аблегиримам.      
 

  Медведь ел кашу. Несмотря на худобу, новый обитатель домика-рукавички занял собою почти всю комнату. Круглый стол был неаккуратно сдвинут к белой, с синими ромбами стене, красивые венские стулья теснились как попало. Муха и Комар спасались от оголодавшего Медведя на потолке. Кузнечик на потолке удержаться не смог, поэтому сидел на лавке рядом с Мышью и Лягушкой, которые прижались друг к другу и для пущей безопасности поджали лапы. Заяц привычно прятался под лавкой.
– Сударь, мы не ели со вчерашнего дня! Остановитесь на минуту и разрешите дамам взять по ложечке каши! – решительно обратился к Медведю Комар.
– А я, может быть, с позапрошлой зимы ничего не ел! Не стану я делиться с дамами кашей! – ответил тот с набитым ртом. – Пока сам не наемся!
– Наглое, чудовищное животное! – рыдала Муха, уткнувшись мокрым личиком в комариное плечо.
– А вот я его! Мало не покажется! – грозно запищал Комар и попробовал  освободиться из объятий Мухи.
– Нет, нет, мой друг! Не оставляйте меня! – Муха еще теснее прижалась к благородному защитнику. Комар придушенно затих.
– Эй, вы там, наверху! Хватит зудеть, без вас тошно! – раздраженно квакнула Лягушка. Муха перестала рыдать, только горестно вздыхала на ухо Комару. Снегурочка ласково теребила свалявшуюся медвежью шкуру, ей было жаль голодного зверя.
– Без шуток, господа! Ситуация критическая! – нахмурился Кузнечик. – Он жрет уже два часа без остановки и останавливаться не собирается! Мы его не прокормим.
– А что нужно делать, чтобы меньше жрать? Ой! То есть, есть? Ну, то есть, меньше кушать? – Снегурочка обвела своих друзей растерянными серыми, с синими снежинками, глазами.   
– Чтобы меньше жрать, надо больше спать! – авторитетно зевнув, заметил Титус, уютно прижавшийся к маленькой печке.
– Титус! Ты гений! – восхищенно выдохнула Снегурочка. Титус в ответ скромно пожал плечами: да, я такой.
– Не могу я спать! Голодные медведи не спят! – не отрываясь от горшочка с кашей возразил Медведь. Мышь и Лягушка тоже были готовы зарыдать.
– Потерпите еще чуточку, еще полчасика, мои дорогие! Всё будет хорошо. Правда!
   Титус со Снегурочкой выползли наружу и побежали к Городу.

 Мороза доставала из сундука великолепные ткани, из которых снежные люди-морозы  предпочитают шить для себя одежду: синюю парчу с узором из мерцающих звезд и голубую парчу с пушистым узором из инея, шелковистый белый бархат с холодным серебряным узором и красный жаркий атлас с переливами выкладывала  Мороза на стол, поближе к волшебным ножницам. Ножницы весело защелкали лезвиями и начали крошить роскошные ткани. Тютюки,  наблюдая за работой ножниц с высокого шкафа, с ужасом переглядывались. Вскоре на столе лежала пестрая груда квадратных, треугольных и прямоугольных лоскутов. Титус тут же принялся выкладывать из них узоры на столешнице. А ножницы скромно легли на край стола.
– Спасибо, милые, поработали, – прошептала Мороза, убирая ножницы в шкаф, – но Титусу одежду я своими ножницами раскрою, без ваших волшебных выкрутасов… – тут тютюки вздохнули с облегчением и спустились вниз. Снегурочка тем временем взмахнула волшебной палочкой:
– Ты, иголка-самошвейка! Всё, что нужно нам, ты сшей-ка! Мы нарядим целый свет, счастье есть! А горя нет! – торжественно произнесла она.
Сосновые иглы в шкатулке заблестели серебром, у каждой появилось удобное, большое ушко для вдевания ниток, они мелодично звенели: хотели шить. Снегурочка достала из кармана своей нарядной шубы клубок распущенных сплюшек и принялась вдевать их в иголки. Иглы-самошвеи загудели радостно, как пчелы в солнечный летний день, и налетели на разложенные по столу лоскутки. Титус еле успел отскочить. Иглы весело мелькали, пестрые лоскуты  порхали как бабочки. Мороза вдевала в опустевшие ушки иголок новые сплюшки, а      Снегурочка с Титусом вдвоем едва успевали завязывать на них узелки. Не прошло и получаса, как готовое лоскутное одеяло мерцало, таинственно поблескивало и переливалось на столе. Иголки же, выполнив работу, улетели в шкатулку. Было слышно, как они тихо звенят под крышкой: хотят еще шить.
– Мама-варежка! – восхищенно прошелестел левый тютюка, – Все зашили! Снова целое, большое! 
– Иглы – мохер! Королевский! – согласился правый, –  Такие иголки и черную прорву зашьют!
Все потрясенно замолчали и завороженно разглядывали одеяло. Рассматривать это великолепие можно было бесконечно, как звездное небо. Казалось, каждый лоскут что-то нашептывает, мурлычет  свою тихую сонную сказку.
– Елки зеленые! – тряс головой Титус. – Кажется, я стоя заснул. И сон такой странный… Будто звезды близко-близко, лапой подать, и снег идет… – Титус потер  руками лицо, стараясь прогнать наваждение.
– Ага, и мне что-то похожее привиделось! – согласилась Снегурочка. –      Наверное, оно всем один и тот же сон показывает. А тебе, баба Мороза, приснилось что-нибудь?
– Нет! Ничего мне не приснилось! Я сегодня отлично выспалась, –  ответила Мороза, туго свернула одеяло и крепко перевязала его лентой. – И как ты его понесешь, такое громадное?
– Санки! – тут же сообразила умная девочка. – На санках одеяло я  быстро довезу! А вы, тютюки, сбегайте за Волком. Ой, а где же они?
– Побежали куда-то, – ответил Титус, выглядывая в окно. – А зачем тебе  бурый?
– Без Волка мне Медведя даже на санках не увезти. В рукавичке его не оставишь: повернется во сне, всех передавит! – пояснила девочка и озабоченно потерла лоб. – только где же нам этого медведя устроить? В чулане? Или в уголке под лестницей?
– У нас в «Криворукой бабушке» каждый вечер дым коромыслом, – покачала головой Мороза. – Разбудим.
– Надо с Волком посоветоваться, он обязательно что-нибудь придумает,  – решила Снегурочка. – Только где его искать?
– Так я Волка найти могу! – предложил Титус. – По следам, по запаху – легче легкого!
– А одежда? – Мороза нахмурилась.
– А я снова – лисом! – Титус выскочил за дверь, только хвост мелькнул.

  Дорожка до рукавицы в зарослях ольхи хорошая, утоптанная. Снегурочка быстро довезла чудесное одеяло на санках до шерстяного домика и заглянула внутрь:
– Эй, хозяева! Живы?
Картина была примерно та же, что и утром. Медведь ел манную кашу. Муха обнималась с Комаром  на потолке, а мрачный кузнечик ссутулился на стуле, обняв свои худые коленки, Заяц хныкал под лавкой, а на лавке сидели Мышь и Лягушка.
– А что, полчаса уже пролетели? – томно прошептала Муха и кокетливо расправила кружевные крылышки.
– Полчаса уже три раза как проползли, – ревниво ответил ей Кузнечик,
 сердито поглядев на Снегурочку.
– Извините, не рассчитала, – виновато улыбнулась она, – но сейчас все будет в порядке! Зайка, милый, помоги одеяло в дом занести!
Заяц, скосив глаза на Медведя, осторожно протиснулся среди предметов мебели и вылез наружу. Он перегрыз ленту, которой Мороза  туго перевязала одеяло, и подсунул его край под рукавицу. Девочка тянула одеяло на себя, а Заяц толкал снаружи. Скоро волшебное одеяло все, целиком, оказалось внутри домика, засияло, замерцало, замурлыкало…
Медведь стал есть медленнее. Голова Мухи склонилась на плечо Комара, Кузнечик, за неимением дружеского плеча, опустил голову на свои худые коленки и зевнул, а Лягушка и Мышь просто устроились на лавке поудобнее, подсунув под спины пестрые подушки. Заяц, просунув голову в домик, прошептал:
– Снегурочка… – и поманил девочку лапой. Снегурочка подползла к Зайцу и легла на живот, чтобы удобнее было разговаривать со зверьком. Заяц глядел  на нее тревожными  косыми глазами.
– Снегурочка, я больше не пойду в рукавицу. Спасибо тебе! Отъелся, отогрелся! Теперь и в сугробе не замерзну.
Девочка удивленно распахнула серые, с голубыми снежинками, глаза. Уж такого поворота она точно не ожидала.
– А как же морковка… Да и скучать я буду…
– Может, еще увидимся, тропки заячьи повсюду петляют…
– Так ты что, и одеяло не посмотришь, и каши на дорогу не поешь? –  Снегурочка растерянно погладила заячьи уши. Заяц замотал головой и поспешно вылез наружу. Тут он вскочил на ноги, кувыркнулся через голову от избытка чувств, перепрыгнул одним прыжком дорогу, ведущую на мост, и припустил в лесную чащу за Кружинвой. Одни стрессы в этой рукавице! Хоть заячьи слезы и недорого стоят, а даже их, дешёвеньких, не хватит!
– Нет, какое хамство! – возмущенно пропищала Мышь. – Не меньше пуда каши вместе съели, а он убежал, даже не попрощался. Сколько Зайца не корми, а он все в лес смотрит!
– Да пусть себе бежит, – равнодушно махнула лапой Лягушка. – Надоел. Рёва. Развел сырость. Уж на что мы, лягушки, к воде привычные, а и то, хоть галоши покупай!
Насекомые вовсе не заметили исчезновения Зайца, а Медведь даже не знал, что тут был Заяц. Он ел кашу.
Пришли Титус с Волком. Волк разлегся у шерстяной стены с синими ромбами, а Титус обернувшись парнем, сел к печи, как Кузнечик, обняв свои худые колени.
– А где косоглазый? – поинтересовался Титус. – Что-то не слышу хлюпанья! Ушел?! Да он мужик! Уважаю!
– Послушай, Снегурочка! – Волк задумчиво шевельнул хвостом. – Мы, волки, медведям не ровня. В лесу так устроено, что меньшие звери большим – не указ… Ты преврати и меня в человека, пожалуйста.
– Я, между прочим, Медведю тоже не указ, хотя, вроде бы, человек. Он меня одной лапой сделает, – фыркнул Титус, но Волк не обратил на него внимания. Снегурочка кивнула, сунула руку в карман голубой бархатной шубы – за волшебной палочкой, и тут же испуганно схватилась пухлыми ладошками за щеки:
– Ой! Неужели потеряла?! Выронила по дороге?!
 Титус и Волк вскочили:
– Сейчас мы  по этой дороге пробежимся, быстро найдем!
– Может, за подкладкой… Кажется, тут в кармане дырочка… – с надеждой бормотала девочка, ощупывая шубу. Тут в рукавицу заползли довольные тютюки:
– Снегурочка, ты волшебную палочку потеряла! Вот ведь как пряжа спуталась! А мы нашли и тебе принесли! – Тютюки вместе держали шерстяными хоботами волшебную палочку и протягивали ее хозяйке.
– Спасибо, мои хорошие! – Снегурочка взяла тютюк на руки, ласково прижала к груди.
– Что, в лесу нашли? Или на дороге? – поинтересовался Титус.
– Нет, на столе. Она среди лоскутков потерялась, а мы нашли и принесли Снегурочке! Нитка смотана! В аккуратный клубок!– гордо прошелестели  тютюки шерстяными голосами. Титус хмыкнул. Снегурочка осторожно спустила тютюк на пол.
– Волк?
Волк кивнул:
– Только давай выйдем под Солнце! Тут обстановка какая-то не торжественная, – и, яростно глянув  на Титуса  прозрачными голубыми глазами, рявкнул:
– Не подглядывать!!!
– Больно надо! – обиженно ответил тот, поплотнее обхватив колени. 

 Выбравшись из рукавицы, Волк подождал, пока Снегурочка вскарабкается на его спину, неторопливо вышел из зарослей ольхи, перескочил дорогу, направляясь к дремучему Кружинову лесу. На опушке Волк лег на снег, величаво склонил на лапы свою тяжелую голову, спокойно глядя на Снегурочку прозрачными голубыми глазами. Девочка замешкалась, придумывая подходящие слова. Но вот она подошла к Волку, высоко подняла волшебную палочку,  а потом коснулась его головы:
– Мудрый мир нам доверяет, чудесами одаряет. Был ты Волк, стал –   человек, проживи   счастливый век!
Снегурочка смущенно замолчала. На ноги перед нею, отряхивая от снега бурый свитер, поднялся крепкий молодой мужчина с холодными, как зимнее небо,  глазами и очень светлыми, словно бы выгоревшими под летним солнцем, волосами. Чтобы посмотреть в его лицо, девочке пришлось запрокинуть голову.
– К медведю! – произнес мужчина негромко. Но спорить с ним не хотелось. Почему-то сразу стало ясно, что это бесполезно. Он как пушинку поднял Снегурочку на руки. Стало видно далеко и Снегурочка заметила мелькнувший у дороги рыжий хвост. Мужчина легкими шагами, почти не оставляя следов,  пересек  занесенную снегами поляну, одним прыжком перелетел дорогу, сразу оказавшись у домика, и опустил девочку на землю.
В рукавице было спокойно. Тютюки сидели на стуле рядом с грустным Кузнечиком, Муха с Комаром обнимались на потолке, у Мыши и Лягушки был усталый и покорный вид, как у пассажирок, чей рейс задержан на сутки. Медведь ел кашу. Титус, как ни в чем ни бывало, сидел у печи, обхватив острые колени руками. Под взглядом прозрачных глаз мужчины Титус поёжился, как от ледяного ветра:
– Сударь! Я просто тревожился! – объяснил он, предусмотрительно не уточняя, за кого именно.
– Ладно, замнем, – кивнул мужчина и посмотрел на Медведя. Медведь ел кашу. Мужчина осторожно отнял у медведя горшочек с кашей и сунул его в руки Титусу. Титус скорчил недовольную рожу и поспешно переставил горшочек на стол. Медведь удивленно открыл рот, соображая как ответить обидчику. Рычать и ругаться или сразу отвесить затрещину? А мужчина, без лишних раздумий,  взял волшебное одеяло и завернул в него медведя, словно малое дитя. Медведь тут же зевнул, закрыл глаза и засопел. Наверное, видел сон про снег и звезды.
– Где же устроить его на зимовку? В пещеру к слонам? – задумался  мужчина, легко, как игрушку, качая нарядный сверток с медведем.
– Нет, нет! Не к слонам! – взволнованно зашелестели тютюки, – Мы там были, видели… Видели моль! Да, моль. Большая такая, злющая! Ужас! Съест. Проснется медведь весной, а шерсти нет! Ни клочка, ни шерстинки. Все съела моль!
Титус хмыкнул:
– Бедные слоны! Как бы их моль не загрызла!
На его шутку не обратили внимания. Не до того!
– Может, под Венцом? – предложила Снегурочка, – Знаешь, там где ворота, есть жильё с выходом на  Морей? Там уж никто не потревожит раньше времени. И печка есть, и от «Криворукой бабушки» близко. Мы с Титусом будем его навещать.
Мужчина кивнул:
– Да, знаю где это. Хорошо придумано! Я тоже смогу проведывать, даже не заходя в город. Сразу и отнесу, устрою. Пусть отоспится, а когда проснется, решим куда его пристроить.
Мужчина легко приподнял край рукавицы и, наклонившись, вышел наружу, прижимая к себе большой пестрый сверток. Все, даже Муха и Комар, тоже выбрались наружу и смотрели  вслед светловолосому мужчине, уносившему Медведя.
– Сударь! – окликнула его Снегурочка. – А как твое имя?
На секунду легкий шаг богатыря сбился, он обернулся, сверкнул холодным голубым взором:
– Игмант.
И больше не оборачивался, хотя целых девять взглядов уперлись в его широкую спину. Предложить ему манной каши на дорожку никто не решился.      
 
– Ну что ты за тупица! Ведь барабан огромный, все шары на виду! – массивная дверь библиотеки не могла заглушить сердитый  голос Екатерины, Виктору Викторовичу не пришлось напрягать слух. Поэтому никак нельзя сказать, что он подслушивал. Просто помедлил перед дверью и совершенно случайно кое-что услышал.
– И совсем не все! Очень много шаров не видно! И царапина совсем незаметная! – интонации Ваньки были скандальными, но со слезливой  ноткой.
– Попробуй нащупать рукой, чучело! И язык не высовывай!
Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука. И снова Екатерина Сердитая:
– Черт! Совсем уж неприлично выглядит!
– Катя! А зачем тебе нужно, чтобы я достал твой шар? Папа и так тебя учиться хоть куда отпустит, без всяких шаров.
– Иди уже! Все равно ничего не вышло!
– Нет, правда! Ты же сама позвала меня, чтобы я помог, а теперь сама прогоняешь! А может, я потренируюсь и у меня получится! – сейчас голос Ивана звучал убедительно и даже проникновенно.
– Ясное дело, мне этот шар на фиг не нужен! – буркнула Екатерина. – Я бы Лисиной его передарила.
– Она твоя подружка?
– Да! Подружка! – Екатерина произнесла это так сердито, что сомнения в ее дружеских чувствах возникали сами собой. Но Иван  ответил сестре спокойно и доброжелательно:      
– Катя! Ты, пожалуйста, не расстраивайся! Я, может, еще что-нибудь придумаю!
– Не надо ничего придумывать! Все, проехали!
Когда массивная резная дверь отворилась, пропуская Катерину, Виктора Викторовича в соседней комнате не было.

   А Виктор Викторович уже (идти-то недалеко, только площадь пересечь) заглядывал в строгий, даже подчеркнуто аскетичный,  кабинет ответственного секретаря Общественного собрания. Без стука, как всегда:
– Тильда, милая! Придется  Общественному собранию собраться еще раз и посовещаться о Лисиных. Они  же в этом году вылетают! Нужны две специальные стипендии! – начал он, едва переступив порог.
– Лисины? – Тильда заранее озабоченно нахмурилась и защелкала мышкой компьютера. Князь осторожно присел на подлокотник кресла ответственного секретаря, чтобы видеть экран.
– Так, так, сейчас.. – увлеченно манипулировала файлами Тильда. – Брат и сестра под опекой семьи Якшиных и Собрания?
– Ну да! Помнишь ту историю?
– Нет! Слышала что-то краем уха, но не вникала. Я ведь тут шесть лет всего.
– А кажется, что я знал тебя всегда! – князь галантно приложился губами к ручке ответственного секретаря.
– Вот именно, что кажется! – невежливо отмахнулась та, напряженно уставившись в экран компьютера. –  Провинция… Столица… Ага, вот они! Георг  и Марица. Так нет проблем! Не надо никого собирать! – складочка между бровей Тильды разгладилась. – Георг получает стипендию как отличник. А Марице уже выделена специальная, как опекаемой Собранием, это отдельный список. Собственно, в нем она одна. Наверное, господин председатель решил тебя не грузить, дело-то в сущности не касается княжеского Дома.
– Как это не касается?! А моя лотерея? Так боюсь что-то упустить!
– Ты совсем замотался! Кофейку? – уже с улыбкой спросила Тильда, доставая из шкафа кофейные чашки и шоколадный батончик.
– Мне с коньяком! Нет, лучше просто коньяк, без кофе. Пару глотков. Да побегу обратно. Ты не поверишь, дел – непочатый край!
– Что ты дергаешься? Ефрем прекрасно справится с подготовкой       праздника. Нет, это не называется  «пустить все на самотек»! Это называется «делегировать полномочия».
Тильду не переспоришь, но князь все же попытался:
– Ефрем! Этот Ефрем уже сам делегировал мне полномочия мальчика на побегушках: закажите, закупите, оплатите. Все самое скучное – мне!
Князь сокрушенно махнул рукой. Тильда вздохнула, выражая сочувствие.
– Так, с Лисиными, значит, все в порядке… Я их помню совсем малышами. Рыжие! Года три им тогда было, а уже выпускной. Эх, налей еще глоточек. Без кофе!

  Дело двойняшек Лисиных действительно некоторым образом касалось Виктора. В самом начале этой истории он был ее действующим лицом, причем лицом действующим активно. Но как только судьба брата и сестры благополучно определилась, Виктор нечасто вспоминал о Лисиных. Князь знал, что у детей все в порядке, в случае необходимости за помощью к нему обратятся, и он сделает для них все, что в его силах. Не меньше, чем для своих собственных. Но такой необходимости  не возникло ни разу, семейство Якшиных и Общественное собрание справлялись с опекой над лесными двойняшками без помощи князя. А началась эта история четырнадцать лет назад. В то время собственных детей у князя было двое и он был еще женат на матери Анеты. 
   Четырнадцать лет назад охотник из Ушмы – Егор Якшин  на своих широких охотничьих лыжах почти два часа шел за странной лисой. Яркая рыжая шкура дерзко мелькнула среди молодого сосняка сразу за околицей поселка. Лиса эта была какая-то чудная, она словно заманивала Егора все дальше в лесные чащобы. Отбежит, оглянется и смотрит: не отставай, мол! Егор несколько раз поднимал ружье, прицеливаясь, но поймав лисий взгляд, опускал ствол. Дрожь пробирала отважного охотника от этого лисьего взгляда, но он продолжал идти за удивительным зверем. Странная лиса вывела Егора на небольшую прогалину с плотным утоптанным снегом. И среди лисьих тут были отпечатки босых детских ножек. Егор Якшин замер. Лиса забежала за куст, ее хорошо было видно сквозь зимние ветви, и Егор мог бы поклясться, что там никого больше не было. Он так и не понял, откуда они появились. Поднялись из сугроба или возникли из ничего лесным мороком? Но из-за куста  следом за лисой вышли два белокожих ребенка – мальчик и девочка. Было им на вид от силы года три. Они не выглядели замерзшими, не были истощены. Не были испуганы – спокойно стояли босыми ногами на снегу и смотрели на Егора зелеными лесными глазами.
– Вы чьи? – по-русски спросил Егор, стаскивая с себя малицу, чтобы закутать детей.
– Мы лисины, – спокойно ответил ему мальчик.
 Все мужчины Ушмы с собаками вышли в лес, чтобы искать родителей малышей. Через час к ним присоединился прибывший вертолетом отряд пограничной службы – десять поисковых звеньев, полковник Петренко лично и князь Виктор. Звезды меркли, ночь бежала от холодного мерцания осветительных ракет, медленно взмывающих в небо одна за другой. Поиски продолжались двое суток. Мужчины валились с ног от усталости, но взрослых найти не удалось. Никаких следов!
 Заботиться о малышах вызвались Марья и Егор Якшины.
– Лес к ним моего мужа вывел, он за них и в ответе, – заявила Марья. Это было хорошим решением. Детям действительно лучше было оставаться в Ушме. Если хоть какая-то родня будет их разыскивать, то в первую очередь именно здесь. А участники нынешних поисков, отоспавшись и отогревшись, тут же взялись рубить пристрой к избе Якшиных. Славная семья не должна ютиться в тесноте.
 И с именами вышло забавно. Сами малыши так и не сказали, как их зовут. Князь Виктор очень хотел назвать детей  Марьей и Егором, в честь добрых людей, готовых подарить им сердечное тепло и приют. Но родных детей Якшиных тоже звали Егором и Марьей. Конечно, подростки-погодки, учащиеся средней школы-интерната в Полуночном, приезжали к родителям только на выходные и каникулы, но согласитесь, даже только на воскресенье, три Егора и три Марьи в одном помещении – это перебор. Не говоря уже о летних месяцах. Князь остроумно решил эту проблему, предложив называть чудом спасенных детей на сказочный, заморский манер, Марицей и Георгом. С фамилией же разобрались легко: Лисины. 
   Дней через десять после того, как в Ушме остались только местные жители, из леса к детям пришла лиса и тоже поселилась у Якшиных в доме. Ее так и стали называть: Лиса. Как Лиса сумела договориться с    охотничьими собаками поселка и кошкой Муркой, любимицей семьи Якшиных, это отдельная загадка. Но она с ними договорилась. Лисы, кошки и собаки очень умны и подчас могут служить примером нам, людям. Именно с той самой поры мужчины Ушмы не охотятся на лис.   
  Поздней весной, после схода снегов, окрестности Ушмы еще раз прочесали спасатели. Опять ничего. Это «ничего» оставляло крошечную, призрачную, но все же надежду, что родители детей живы.
   Лиса же сопровождала Георга и Марицу повсюду –  ходила с ними в детский сад и начальную школу к восторгу местных ребятишек. Стерегла их в лесу, куда найденыши убегали при малейшей возможности. А в сумерках Лиса непременно выводила детей  обратно к поселку. Но так живут почти все мальчишки и девчонки Ушмы, ведь для манси урман – дом родной. Только сопровождают их, как правило,  собаки, а не лесные животные.
    У Лисиных так и не появилось друзей среди местных сорванцов, хотя ни с кем они не ссорились, просто играли только друг с другом. А вот местные ребята, те гордились, что знают Георга и Марицу. Марья и Егор, их названые сестра и брат, задирали носы даже перед старшеклассниками в Полуночном. И все одноклассники Якшиных по очереди побывали у них в гостях, чтобы посмотреть на Георга и Марицу и лично убедиться в их существовании. Лесные дети – это вам не случайная пылинка дальних стран из хрестоматии по литературе, а куда более весомое, неопровержимое доказательство того, что Мир полон дивных  тайн и чудес. Пограничные северные легенды – не выдумка. И это здорово! Значит, жизнь еще интересней, чем думалось и мечталось.    

  Между тем, двойняшки Лисины подрастали. Казалось, только отзвенел металлофонами и погремушками выпускной в детском саду, а вот уже и  прощальное чаепитие – окончена начальная школа. Пирогов с клюквой и голубикой выпускниками на этом празднике съедено, слезинок родителями и учительницей Ангелиной Васильевной тайком утёрто – даже пятиклассник не сосчитает сколько. А как иначе – третий класс это серьёзный рубеж, ведь средней школы в поселке нет, и осенью дети уедут  в интернат Полуночного, впервые надолго покинув семью и свою милую Ушму. Родные Марицы и Георга так и не объявились. Зато прилетел на вертолете председатель Общественного собрания господин Виллиам Хох, который как раз в том году впервые был избран на этот пост. Он предложил Якшиным перевести двойняшек в Пелым: при Дворцовой гимназии имелся пансион для учащихся из провинции. Марья и Егор рассудили, что это – хорошо. Ясно ведь, что дети их, лесом подаренные, не здешние. В столичном Пелыме им легче будет угадать свою настоящую судьбу. А в Ушму дорога узлом не завязана, вернуться всегда можно. Добро пожаловать в любое время дня и ночи.
  Так что двадцать пятого августа в Ушму снова прилетел вертолет и добрейший Геннадий Геннадьевич, дежурный воспитатель пансиона, забрал Марицу, Георга и старших Марью и Егора, названных родителей двойняшек, в Пелым. Младшие же Марья и Егор Якшины уже учились в Лесотехнической академии Екатеринбурга.
  Семья провела в Пелыме несколько чудесных дней. Дворцовая гимназия находится не в самом дворце Аблегиримов, а в отдаленной от него части парка, и занимает большой нарядный флигель, который выходит фасадом на Садовую улицу. Пансион для учеников из провинции был пристроен позже, придав флигелю форму буквы «Г», но построенный по тому же проекту, он кажется зеркальным отражением основного старинного здания и находится внутри парка. Иногородних учеников было немного, всего двадцать четыре человека разного возраста – от четвероклассников Лисиных, до десятиклассницы Петровой. На Лисиных  не обратили особого внимания. История их появления и раньше немногих жителей Пелыма взбудоражила, а спустя пять лет и вовсе была почти забыта. Столичных жителей редко занимают дела провинций.
Марицу и Георга сразу поселили в комнату, где им предстояло провести  несколько лет, а Марья и Егор жили в маленькой гостинице неподалеку. Но все время, с утра до вечера, Якшины проводили со своими приемышами. Гуляли по громадному дворцовому парку, любовались заморскими растениями в дворцовой оранжерее. А в парке городском на каруселях кружились так долго, что земля из-под ног уходить начала. Егор за эти шесть дней взял в тире все призы: медведя и зайца плюшевых, спасательный жилет пробковый, ракетки и шары для настольного тенниса, плетеную корзину для пикника, набор прихваток и полотенец для кухни, резную деревянную шкатулку и еще целую кучу всего. Так, по мелочи. Побывали Якшины в музее минералогии и на выставке изделий, выполненных учащимися Школы художественных ремесел. На этой выставке Егор приобрел Марье и Марице расшитые бисером унты.
   Да и просто по городу гуляли они без устали. У нас много старых красивых домов, у которых первый этаж каменный, а второй деревянный, изукрашенный резьбой – залюбуешься. А Главная площадь? Просторная, мощеная старой брусчаткой, она расположена между двумя дворцами: Общественных собраний и княжеским. В центре площади растет громадная ель, тоже необыкновенно красивая. Считается, что ель  триста лет назад посадил на площади Аблегирим Освободитель. Тот, который в юности, путешествуя по сопредельным странам, познакомился с Петром Первым, состоял с ним в дружеской переписке и приказал отмечать Новогодний праздник первого января в подражание этому российскому государю. Памятник легендарному Аблегириму Освободителю работы Степана Нефедова вы также можете увидеть на этой площади, но стоит он не в центре, под елью, а у входа во дворец Общественных собраний. А наши мосты и набережные?! Реки Пелым  и Тавда, встречаясь, прихотливо петляют, делят город на части, а мосты – Гусиный, Медвежий, Парадный, Цветочный и множество других, безымянных, соединяют его в одно целое – такое уютное, родное. Пелым, по сравнению с другими столичными городами, невелик, но он совершенно особенный, милый, и кружить по его улицам можно бесконечно, открывая для себя все новые красоты.
   На празднике Первого сентября настоящие  скоморохи  из Мариинки с настоящим косматым медведем по имени Потап представляли, как купец Марк сына в учение отдавал. И дети, и взрослые повеселились от души. А второго сентября после завтрака двойняшки из Ушмы и другие пансионеры отправились в гимназические классы. Родителей же автобус повез на вертолетную площадку, чтобы развезти их по городкам и поселкам, затерянным среди дремучих лесов.
 Дома у Якшиных все было в порядке. Добрые соседи присмотрели и за собаками, и за Муркой. Вот только Лиса ушла. Соседка Анна сказала, что исчезла Лиса в тот же самый день, как уехали на учебу дети. А в первый же день осенних каникул Лиса пришла в дом вместе с Георгом  и Марицей. Откуда она появилась на вертолетной площадке, никто не понял. Так и повелось.       
В седьмом классе, когда Георгу и Марице условно исполнилось четырнадцать (настоящей даты их рождения никто не знал), они еще раз озадачили Общественное собрание, под опекой которого находились. Подали прошение о предоставлении им жилья вне пансиона. Почему? Дети их обижают? Нет. Они обижают детей? Нет. Хотя держатся Лисины особняком, но никаких явных конфликтов учителя и воспитатели не замечали. И что теперь делать? А если всем пансионерам захочется отдельную квартиру?! Безобразие!!! Куда смотрят педагоги? Педагоги разводили руками и ссылались на особенности подросткового возраста.
После долгих споров жилье Лисиным все же предоставили. Стремление подростков к независимости нужно поощрять. В разумных пределах, разумеется. Лисиным был назначен испытательный срок – три месяца. Двойняшки с самостоятельной жизнью в маленькой квартирке неподалеку от городской пекарни справились: в доме порядок, как в казарме пограничных спасателей, в гимназию ни разу не опоздали, домашние задания выполнены, одежда отглажена, обувь начищена. Чего вам еще? Лисиным разрешили жить вне пансиона.
Переезд Георга и Марицы в пансионе был принят как что-то естественное: они всегда были отдельными, не вписывались в компанию. А теперь внешние и внутренние обстоятельства необщительных двойняшек совпали идеально, эту гармонию и дети, и взрослые сразу почувствовали. Проблема  тихо и мирно скончалась, не успев стать конфликтом.
 Эта маленькая буря прошла мимо внимания князя Виктора – он как раз разводился с матерью Ивана, своей восьмой женой – знаменитой балериной Барбарой Яблонской. Причем, главной проблемой для князя на этот раз было то, что Барбара отказалась принять подарок Золотой бороды и желала выплачивать князю алименты. Она тоже была весьма обеспеченной женщиной. Бракоразводный процесс, к радости журналистов светской хроники, затянулся. Но бывшие супруги пришли в конце концов к соглашению, что князь спонсирует постановку балета «Щелкунчик» в редакции самой Барбары, а Барбара будет тратить на сына деньги по своему усмотрению.
Остальные обитатели пансиона квартир себе не требовали. Зачем?  Комнаты для учащихся отдельные. В одной комнате живут только родственники или друзья не разлей вода. Учебные классы рядом:  по коридору пройти – две минуты не спеша. Значит, утром можно                поспать подольше, а вечером подольше не ложиться. Одежду в дворцовой прачечной и постирают, и выгладят, оторванные пуговицы пришьют, четыре раза в день в столовой накормят, да еще и с собой пирожков дадут, сколько попросишь. Променять такую благодать на сплошные домашние хлопоты дураков нет. Но Лисины странные. Чудные.
Больше Лисины хлопот никому не доставляли, хотя оставались чудными и странными. Георг учился на «отлично», Марица далеко не так блестяще, но зато была отличной спортсменкой – занималась в секции самбо во  дворце спорта и не раз возвращалась в Пелым с призами международных соревнований. С помощью брата девочка на годовую «четверку» вытягивала по всем предметам. Георгу же спортом заниматься было некогда – он писал шпаргалки и сочинения для сестры.

   Утро еще не успело развеять морозные синие сумерки, а Снегурочка и тютюки  уже прибежали к домику-рукавичке. От тютюк так и валил пар: внутри них лежали горячие картофельные шаньги. В доме было тихо, но эта тишина не понравилась Снегурочке.
– Что случилось? Вы поссорились? – спросила она, выкладывая на стол угощение.
– С чего бы нам ссориться? Вот еще! – ответила Мышь и загремела чайником, повернувшись к печке.
– Вот именно! – подхватила Лягушка. – Мы разумные существа, стоящие на верхних ступенях эволюционной лестницы. И можем обо всём спокойно договориться. Но вот насекомые… Честно говоря, достали. Пищат, зудят, стрекочут… Я с трудом сдерживаюсь.
– Вы забываетесь, сударыня! –  возмущенно вскинул голову Кузнечик. – Извините за резкость, но хозяйка тут – Муха! Для нее Снегурочка придумала домик-рукавичку! Мы все – гости этой великодушной особы. И должны быть благодарны ей!
– Конечно, я благодарна, – квакнула лягушка, соглашаясь, – но с трудом сдерживаюсь.
Мышь с громким бряком поставила чайник на стол.
Снегурочка протянула пухлую розовую ладошку, и Муха, изящно  взмахнув кружевными крылышками, опустилась на ее мизинец и закружилась, танцуя и напевая.
– Ах, милая Снегурочка! Если бы ты знала, как я счастлива! Я так счастлива!!! И все благодаря тебе!!! Если бы не ты… То я бы никогда… Ах, как я счастлива!!! – но вдруг личико ее сморщилось и Муха зарыдала, – Ах, как же я несчастна!!! Бедные мы, бедные! Бедные, горемычные!!!
С потолка на ладонь Снегурочки спикировал Комар и упал на колени. Муха тут же бухнулась на колени рядом с ним, умоляюще заломив лапки. Кузнечик, горестно ссутулившись, отвернулся к стене, а вся остальная компания, наоборот, с интересом наблюдала за спектаклем. Тютюки даже на стол вскарабкались, чтобы лучше видеть.
– Снегурочка! – простер к девочке лапы Комар, – Я и Муха… Мы давно любим друг друга! Буквально с первого взгляда! Как только увидел ее и – все! Пропал! Жизнь без любимой мне не мила…
 Муха, рыдая в кружевное крылышко, кивала головой.
– Но в чем же дело? Разве кто-то мешает вашему счастью? – немного смутившись спросила Снегурочка.
– Не кто-то, а что-то! – воскликнул Комар, снова горестно воздев руки, – Злая судьба, рок!!! Но ты можешь спасти нас!!! Только ты, на тебя уповают несчастные влюбленные!!!
– Вот, вот! Вот так они целыми днями и зудят… – проворчала Лягушка вздохнув.
– Мне вас очень жалко, но я никак не могу понять, в чем дело! –  озадаченно нахмурилась Снегурочка.
– Я муха! А он – комар! Мы не можем пожениться! – отчаянно прорыдала Муха.
– Преврати нас в людей, умоляем! И два любящих существа соединятся навеки!!! – страстно воскликнул влюбленный Комар.
Снегурочка задумчиво потерла лоб волшебной палочкой. Пример Титуса, с которым она виделась каждый день, и волка Игманта, которого с момента превращения его в человека, она больше не видела, показывал, что из  благополучного решения одной проблемы, каким-то  непонятным  образом возникает целая куча новых заморочек.
– А вы хорошо подумали? – неуверенно спросила она.
– Ты не одобряешь нашу Великую Любовь? – прошептала Муха, поникнув в объятиях Комара. Комар с отчаянием глянул на Снегурочку: как так! Какое пренебрежение  чужими Великими Чувствами! Вот уж не ожидал! Тютюки переглядывались и толкали друг друга шерстяными боками. Мышь и Лягушка замерли: что-то будет?
– Нет, любовь я одобряю…  – ответила девочка  неуверенно.
– Ну же!!! Решайся!!! Решайся!!! – Муха и Комар, вспорхнув как невесомые эльфы, подлетели к волшебной палочке, закружились вокруг, будто под музыку.
– Да, любовь я одобряю и в людей вас превращаю! – Снегурочка храбро зажмурила глаза и взмахнула палочкой. Между прочим, не зря она жмурилась. В домике вдруг стало темно, а Муха и Комар,  напротив, превратились в две красные искры, крошечные, но нестерпимо яркие, словно вобравшие в себя весь свет очага. Они гудели, как луг в солнечный июльский полдень, и вдруг взорвались огненным фейерверком. Тут уж все зажмурились, на мгновение ослепленные, отпрянув с испуганным криком. Повисла тишина, почему-то пахнущая  цветами мать-и-мачехи. Конечно, распознать этот волнующий весенний аромат никто из присутствующих не мог, как-никак, все они появились на свет в ледниковый период. Но все глубоко вздохнули:
– Ах!
А два удивленных голоса одновременно  спросили:
– А это правда ты?
Услышав это, все с облегчением выдохнули: не подвела волшебная палочка! Живы! Можно открывать глаза!
И открыли глаза. В домике снова было светло. У очага сморкалась точеным носиком в кружевной платок ослепительная темнокожая красавица, из-под ее буйных смоляных кудрей смотрели огромные, полные слез глаза. Фигурка, очерченная красным платьицем и теплым сиянием очага, у нее тоже была точеная. Неяркий шатен среднего роста рядом с нею казался каким-то никаким. Выйди он из домика, пожалуй, никто не смог бы внятно описать его внешность. Будто его тут и не было никогда. Бесспорным было одно: рубашка у парня клетчатая и какая-то серая. Или синяя. 
– А это правда вы? – спросила Снегурочка. Она в очередной раз была обескуражена: опять получились взрослые!
– А мы ли это? – растерянно ответили Муха и Комар.
– Ну, может уже поцелуетесь, королевский мохер?!! – завопили нетерпеливые тютюки своими шерстяными голосами. Муха и Комар стесненно переглянулись и легонько коснулись губами друг друга.
– Фу!!! Стоило  палочкой махать! Мы даже до одного посчитать не успели! – разочарованно прошелестели тютюки. Все наконец-то улыбнулись и захлопали, чтобы ободрить смущенную парочку. Даже Кузнечик вежливо похлопал и улыбнулся, но криво, невесело. Ну, все-таки. А потом, куда же деваться? Начались заморочки.
Муха сообщила друзьям, что ее зовут Марджана, а Комара – Карим. Марджана и Карим – эти имена отлично сочетаются. Комар же попытался убедить красавицу, что его зовут Николай. Став человеком, он, похоже, лишился не только крыльев, но и красноречия. Настойчивость осталась при нем – Николай твердо отстаивал свое человеческое имя. Только через час Марджана, надув губки, согласилась называть Комара Николаем. Николай, облегченно вздохнув, отер пот со лба.
Затем все задумались, каким же образом переправить легко одетых  Марджану и Николая в город. Ну, для Николая можно было бы попросить куртку у скромного хозяина библиотеки Петра Лукича, вряд ли Николай будет привередничать. А вот Марджана… Нечего было и думать предлагать ей одежду без примерки. Одежда Морозы была бы Марджане велика, а Снегурочкина мала. Попросить что-то у веселых жительниц Мариинки? Видимо так. Заморочка грозила затянуться до ночи. А ведь было ясно, что двум взрослым людям будет тесно и неловко ночевать в маленьком домике-рукавице. Превращаться снова в муху и комара они отказались. Даже на десять минут. Снегурочка просто за голову схватилась. Беда с этими взрослыми! Но тут помогли шустрые тютюки. Пока все ахали, охали и, утомившись, пили чай с картофельными шаньгами, они, подмигнув друг другу разноцветными пуговичными глазами, куда-то сбегали и принесли две пары чудных новых валенок и ворох замечательной теплой одежды.
– Шерсть! Оригинальный дизайн! Авторские модели! В единственном экземпляре! Ручная работа! Королевский мохер! Обратите внимание на вышивку! – тютюки, как два коробейника, наперебой нахваливали  вещи и  широкими жестами швыряли их на лавки.
   Красавица бросилась примерять наряды. Николай, в своей клетчатой рубашке, неловко, бочком, подошел к вещевому развалу и потянул к себе теплый  свитер. Мышь и Лягушка сделали вид, что им скучно, кузнечика не было видно из-за шкафа. А Снегурочка почему-то  испытывала смутное беспокойство. Она налила еще чаю себе и Мыши с Лягушкой, задумчиво откусила  шаньгу и спросила:
– Милые мои тютюки! Ужасно интересно, где вы нашли эти вещи?
– Да ТАМ! – неопределенно махнули хоботами тютюки. – Ничего интересного ТАМ уже нет, мы все сюда принесли. Ничего не осталось, ни клочочка, ни ниточки. Правда, правда. И ТАМ стало ужасно неинтересно. И не говори с набитым ртом, это некультурно
– Да какая разница, откуда! Главное, что чудненько! – махнула рукой Марджана, разглядывая себя в маленькое зеркальце, позаимствованное у Снегурочки.
Её вязаное из толстой шерсти, подбитое мягким войлоком, узенькое, в талию, пальтецо  было великолепно. Длинный, до колен свитер мягко облегал чудесную фигуру, а шапочка задорно топорщилась на кудрях. Счастливо сверкая глазами и улыбкой, Марджана застегнула резные деревянные пуговицы своего пальто, красиво уложила на плечах крючкового кружева шаль. Повернувшись к Николаю, стала оправлять на нем просторный воротник свитера, расшитую толстыми шнурами, похожую на одеяние монгольских кочевников, куртку, сбила немного на бок его шапку, напоминающую малахай, но не меховую, а вязаную из мохнатой шерсти. Лицо Николая затвердело: он  стеснялся красавицы. Закончив прихорашивать Николая, Марджана  нетерпеливо посмотрела на Снегурочку. Ей хотелось начать новую жизнь немедленно.
– Вы не обидетесь, если я еще немного здесь посижу? А тютюки вас до Города проводят! – девочка не знала, каким образом устраивают свою жизнь взрослые, но почему-то ей не хотелось признаваться в этом Марджане. 
Марджана нежно обняла свою, как оказалось, младшую подругу:
– Разве я могу на тебя обижаться, милая Снегурочка! Только завтра обязательно приходи к нам в гости! Утром, пораньше! 
 Тютюки радостно запрыгали и поспешно вылезли из домика. Николай и Марджана благодарно улыбнувшись, тоже выбрались наружу.
– А сегодня вечером вы к нам в «Криворукую бабушку» приходите, мы обрадуемся. Марджана, ты ведь знаешь, где мы живем! – крикнула вслед Снегурочка. Снова стало тихо в домике. Было слышно только, как на улице кричат шерстяными голосами тютюки:
– У нас Город замечательный, королевский мохер! Мы все тут знаем, до последней ниточки! Все Семь Колец! Дома большие – сто тысяч петель, не меньше, и вязка вся узорная! А один дом даже с настоящим котом. Но кот без узоров, полосатый, как носок.
– Если кот живет не в центре, то у меня на него аллергия! – сообщила тютюкам Марджана. Николай же молча мечтал познакомиться с  полосатым котом, это чувствовалось даже на расстоянии.
Скоро голоса тютюк и чернокожей красавицы смолкли в отдалении.

  Девочка, мышь, лягушка и кузнечик молча пили чай с вареньем из земляники. Снегурочка позвенела ложечкой в чашке:
– Вот и снова  просторно в домике, – задумчиво сказала она.
– Надолго ли? – безнадежно махнула лапой Лягушка. – Не сегодня, так завтра твои чудики разнолапые кого-нибудь приволокут. Если не змеюку в снегу откопают, уж и за то спасибо им большое.
– Лягушки ведь не погибают от холода. Превращаются в льдинки, а весной оживают… Я читала. Ты, наверное, не рада, что тютюки тебя в рукавичку принесли? – спросила Лягушку девочка.
– Тютюки моего желания, конечно, не спрашивали, но я довольна, что в домик попала. Жди эту весну. Кто ее вообще видел? Я хочу быть Лягушкой, а не ледышкой. Сейчас я прыгаю, разговариваю. Ледышки это не могут. Они не живые. ПОКА не живые, до этой вашей, так называемой, «весны». А вдруг, это «ПОКА» будет всегда? Даже быть недовольной лучше, чем не быть. Тем более, что я довольна.
– А если я вас всех тоже в людей превращу? – предложила Снегурочка.
Глаза Лягушки сверкнули, как два маленьких фонаря, но рот ее недовольно скривился:
– Превращаться – не сахар. Мы, лягушки, это хорошо знаем. Ведь все  лягушки в детстве были головастиками и жили в воде. И вот только всё про себя и про всё остальное поймешь, всему научишься, как вдруг – снова здорово! Вылезай из родной стихии и учись заново. Да и Лягушкой-оборотнем быть довольно опасно. Я, признаться, очень боюсь царевичей с луками и стрелами.
– Она не попрощалась со мной. Она про меня и не вспомнила, – горестно вздыхая, присоединился к беседе Кузнечик. – Люди не считают нас, насекомых, даже ничтожными, они  вообще не думают о нас!
– Ну, не скажи! Если насекомые кусачие, то о них еще как думают! – утешила Кузнечика Мышь.
Кузнечик дернулся, будто обжегся: он не умел кусаться. В отличие от комаров. Кузнечику было бы легче, знай он, что кусаются только комарихи, но во время ледникового периода такие подробности комариной жизни не были общеизвестны.
– А я вот даже не знаю, хочу ли превратиться в человека, – продолжила задушевный разговор Мышь. – Я ведь из людей только тебя, Снегурочка, знаю. Все ли люди так добры и заботливы? Я думаю, нет. Хотя, конечно, изредка превращаться в человека неплохо. Скажем, удираешь от кота. Он уже и слюни развесил, а ты: «СИМ- СЕЛЯБИМ!!!». И веником его, паршивца, веником!!! – у Мыши  разгорелись глаза от воображаемой картины большой мышиной мечты.
– Если бы я не спрятался за шкафом, она бы раздавила мое тщедушное тело и Великую Любовь, которая поселилась в этом теле,  даже не заметив! – упорно вел свою линию Кузнечик.
– Ну так тоже превратись в человека, чтобы твою любовь не смели топтать валенками безмозглые кокетки, – раздраженно квакнула Лягушка. Ей было спокойней, когда Кузнечик сидел за шкафом. Она боялась нечаянно проглотить его. Неизвестно, как действует Великая Любовь на пищеварение, да и жалко его, дуралея. Сколько в одной рукавице прожили? Можно сказать, почти родня. В домике опять стало тихо.
– Я, пожалуй, пойду, надо узнать, куда тютюки наших влюбленных поселили! – прошептала Снегурочка. Ей почему-то было грустно. Девочка выбралась из-за стола и начала натягивать свою голубую бархатную шубу, расшитую бусами. Мышь, Кузнечик и Лягушка покивали Снегурочке с тихими задумчивыми улыбками, но провожать ее не стали, остались за столом – доедать шаньги.
 Выбравшись из домика, девочка некоторое время стояла в нерешительности среди белых от инея кустов вербы и ольхи, разглядывая следы на снегу: большие – волчьи, красивые – лисьи, смешные – заячьи, цепочку из маленьких – мышиных, почти незаметные – тютюк, и человечьи – разного размера. Кто только не побывал в рукавичке! А потом Снегурочка глубоко вдохнула и прошептала:
– Звери по лесу гуляли и тропинки выбирали. Тропкой ты своей иди, чудо в сердце сохрани. Чудо – звезды в вышине, чудо – рыбка в глубине, чудо – ключик золотой, в счастье двери им открой. Все, кто в домикеСкажем, удираешь от кота. Он уже и слюни развесил, а ты: «СИМ- СЕЛЯБИМ!!!». И веником его, паршивца, веником!!! – у Мыши  разгорелись глаза от воображаемой картины большой мышиной мечты.
– Если бы я не спрятался за шкафом, она бы раздавила мое тщедушное тело и Великую Любовь, которая поселилась в этом теле,  даже не заметив! – упорно вел свою линию Кузнечик.
– Ну так тоже превратись в человека, чтобы твою любовь не смели топтать валенками безмозглые кокетки, – раздраженно квакнула Лягушка. Ей было спокойней, когда Кузнечик сидел за шкафом. Она боялась нечаянно проглотить его. Неизвестно, как действует Великая Любовь на пищеварение, да и жалко его, дуралея. Сколько в одной рукавице прожили? Можно сказать, почти родня. В домике опять стало тихо.
– Я, пожалуй, пойду, надо узнать, куда тютюки наших влюбленных поселили! – прошептала Снегурочка. Ей почему-то было грустно. Девочка выбралась из-за стола и начала натягивать свою голубую бархатную шубу, расшитую бусами. Мышь, Кузнечик и Лягушка покивали Снегурочке с тихими задумчивыми улыбками, но провожать ее не стали, остались за столом – доедать шаньги.
 Выбравшись из домика, девочка некоторое время стояла в нерешительности среди белых от инея кустов вербы и ольхи, разглядывая следы на снегу: большие – волчьи, красивые – лисьи, смешные – заячьи, цепочку из маленьких – мышиных, почти незаметные – тютюк, и человечьи – разного размера. Кто только не побывал в рукавичке! А потом Снегурочка глубоко вдохнула и прошептала:
– Звери по лесу гуляли и тропинки выбирали. Тропкой ты своей иди, чудо в сердце сохрани. Чудо – звезды в вышине, чудо – рыбка в глубине, чудо – ключик золотой, в счастье двери им открой. Все, кто в домике бывал, свою тропку угадал.
   Взмахнула палочкой – и!!!
  Ничего не случилось.
Снегурочка осторожно заглянула одним глазом в рукавичку. Мышь, Лягушка и влюбленный Кузнечик задумчиво пили чай с шаньгами.
Может, это и правильно. Стоит ли с головой окунаться в чудеса даже не допив чай?

  Князь Виктор медленно крутил прозрачный барабан, пристально вглядываясь в шары с именами столичных выпускниц. Иван был прав: многие шары было не видно. Виктор открыл крышку барабана и попытался нащупать шар с царапиной рукой. Ему удалось это далеко не сразу и, чего уж там скрывать, язык он тоже высунул. Но самый кончик. Убедившись, что шар с царапиной Катин, князь сунул его в карман. А потом разыскал шар Марицы, но уже просто доставая шары из барабана по одному и открывая их. Иван вошел в библиотеку, когда его отец возвращал на место вынутые шары.
– Пап, ты чего делаешь? – заинтересовался он, просовывая голову под локоть князя.
– Катин шар убрал. Ведь она и так будет учиться, где захочет.
– Даже на космонавта? – Ванька запрокинул голову, чтобы видеть лицо отца.
– М-м-м… Пожалуй, в этом случае некоторые проблемы возникнут. Но ничего, выучим и на космонавта.
– А ты сам на кого выучился?
– Я вообще окончил только гимназию. Во-первых, когда можно учиться где угодно, то очень трудно выбрать. А во-вторых, я был оболтус и балбес. Потом меня призвали на Пограничную службу. Там дурь из меня, конечно, выбили. Но после службы сразу же  Катя появилась. Дедушка твой умер, нужно было в дела вникать…  Одним словом, не сложилось.
– Папа! Значит, у тебя нет никакой полезной профессии?! – широко распахнул глаза Иван. Он был шокирован признанием отца.
– Да, это так. Мне очень стыдно! В отношении учебы пример с меня не бери, – вздохнул князь Виктор, но это получилось у него неискренне, не от души. И  неуверенно добавил, оправдываясь:
– Зато я гвозди забивать умею, пилить могу! Костер развожу с одной спички. Правда, давно уже не пробовал. Да, еще пельмени варить у меня неплохо получается…
Ваня молчал, задумчиво вращая барабан с шарами столичных выпускниц.         
– Все-таки не надо было Катин шар убирать. Это нечестно. Она обидится, – сказал он хмуро.
– А мы ей не скажем, – предложил князь.
– Нельзя. Это нечестно, – повторил Иван.
– Ты думаешь? – князь погладил сына по голове. – Пойду поговорю с Катей и все ей объясню, тогда будет честно. Заодно узнаю, хочет ли она стать космонавтом. Вечером репетиция, не забывай!
Князь Виктор стремительно направился к двери.
– Уж я-то не забуду! – проворчал в ответ Ваня. – Я ведь не оболтус.
Последнюю фразу его отец уже не услышал. Дверь закрылась.

 На первом этаже дворца Аблегиримов некоторые помещения расположены анфиладой. В библиотеку, например, можно войти через массивные резные двери из картинной галереи и через такие же двери, со стороны Музыкального зала. Этот зал часто используется для проведения городских камерных концертов. Но это вы, конечно, и сами знаете, ведь афиши, сообщающие о выступлениях музыкантов, расклеивают по всему городу. Князь Виктор вышел через двери, ведущие в галерею, а из дверей Музыкального зала в библиотеку тут же вошла Анета.
– Не-е-ет! Подумать только, каков наш папочка! – протянула она, подходя к столу с барабанами для лотереи.
– Он хороший! – сердито ответил ей младший брат.
Анета крутанула по очереди все барабаны.
– Хороший, – легко согласилась она, – особенно для чужих. А разве можно так обижать НАШУ Катеньку? Вот станет НАША Катенька космонавтом, улетит к далеким планетам. Может, мы вообще ее больше никогда не увидим. На далеких планетах опасностей полным-полно. Ты про лорда Вейдера кино видел?
Ваня вздрогнул. Он видел этот фильм.
– Вот как проткнет ее лорд  Вейдер  лазерным мечом, и в последние минуты жизни будет наша Катенька вспоминать, как несправедливо обошелся с нею родной отец, – Анета горестно вздохнула.
– Папа хороший! – упрямо прошептал Иван. – Он все Кате расскажет и будет честно.
Анета снова вздохнула:
– Честно. Но все равно несправедливо. И о-о-очень обидно.
– Ты думаешь, Катя все равно обидится?
– О-о-очень! – уверенно кивнула головой Анета.            
– Что же нам делать, чтобы Катя не обиделась? Я попрошу папу! – Ванька сорвался с места, но был ухвачен за футболку цепкой ручкой Анеты.
– А если ты скажешь папе, что он поступает плохо, он тоже о-о-очень расстроится! А у него, бедного, перед праздником и так голова кругом идет! В его возрасте это опасно!
– Голова кругом?! Опасно? – Иван совсем сник. А ведь только что казалось, что все хорошие и всё хорошо. – Ну, я тогда не знаю, что делать.
– Можем ли мы позволить свершиться несправедливости? А не-е-ет! Не можем!
– А что мы можем? – с надеждой посмотрел на сестру Иван.
– Нужно, чтобы на празднике ты достал шар с Катиным именем! Папа поймет свою ошибку, когда увидит счастливые глаза нашей Катеньки.
– Пустых шаров нет, – огорчился Иван, – папа забрал Катин. И потом, это очень трудно, найти нужный шар! Даже с царапиной. Выглядит неприлично.
– А не-е-ет! Сделаем по другому! Просто надо положить карточки с Катиным именем во все шары.
– Это тоже нечестно!!! – глаза Ивана полыхнули праведным гневом, ведь он был Аблегирим. Конечно, он только что пытался достать меченый шар, что тоже, разумеется, нечестно. Но ведь Катя собиралась подарить его подруге. А делать подарки друзьям – это хорошо, примерно так рассуждал Иван.
– А наша Катя во время смертельной битвы на далекой планете вспомнит радостные минуты розыгрыша стипендий и увернется от лазерного меча, останется жива! Останется жива, наша Катенька!  –  проникновенно произнесла Анета.
– Останется жива?
– Да. Останется жива, сама всех злодеев искрошит, – подтвердила Анета. – В лапшу.
Повисла пауза. Иван напряженно думал, нахмурив брови, но Анете не пришлось сгущать краски в  картине космической битвы. Ее брат решительно кивнул:
– Ладно, давай сделаем, как ты говоришь!
В руках Анеты тут же оказалось тоненькое дорогое стило, такими делают только важные записи, и пачка чистых карточек.
– Ты пиши Катино имя! – распорядилась она. – Я не могу, палец иголкой проткнула, когда пуговицу пришивала. «Аблегирим» умеешь писать?
Иван важно кивнул: он был чрезвычайно горд умением правильно писать свою сложную фамилию. И тут же, высунув язык, принялся выводить ее на карточках печатными буквами. Выходило немного криво, но это не важно. Главное, что Катя увернется от лазера.
Анета тем временем выложила на пустой серебряный поднос для визиток шары из барабана столичных выпускниц, вынула из них заполненные карточки и спрятала эти карточки в карман. Потом она некоторое время без дела слонялась между стеллажами с книгами, заложив руки за спину. Ивану нужно было заполнить четырнадцать карточек, а для шестилетнего ребенка это немалый труд. Ей не было скучно. Анета  размышляла, кого ей удастся подставить: только Ваньку, или Катерину тоже? А что делать, если наследников много, а престол всего один? Это неправильно. Негармонично. И что же? Уступить Ивану только потому, что он мальчишка? Или Катьке за то, что ее угораздило родиться  раньше? А не-е-ет! И Лизавета тут еще под ногами крутится. Нужно, чтобы наследник  был один. Наследница. Конечно, лотерея – это пустяк, но капля камень точит. До папочки должно же дойти, кто именно достоин унаследовать княжескую власть.
– Ну-у-у, скоро ты там? – протянула она.
– Еще две штучки! – откликнулся Ванька.
Анета царственной походкой вернулась к столу с лотерейными барабанами и принялась раскладывать готовые карточки в шары. Потом брат и сестра вместе переложили шары в барабан. С треском и шумом, разумеется.
      

    Снегурочка  и тютюки встретились на  мосту.
– Куда торопитесь?
– Слонов навестим. А то мы их с самого утра не видели. А уже скоро обед.
– Но возвращайтесь побыстрей, не задерживайтесь. Будем с бабой Морозой печь торт Марджане  и Николаю на свадьбу. Огромный и очень красивый. – Снегурочка широко развела руки, чтобы показать, какого размера торт нужно испечь. Бабе Морозе одной точно не справиться.
– Нет, огромный торт на свадьбу не надо. Надо два больших пирога на новоселье.
– Можно и пироги испечь с разными начинками. Но почему только два? И почему не нужен торт? – удивленно распахнула глаза  девочка.
– Марджана поссорилась с Николаем, – сообщили тютюки.
Снегурочка нахмурилась. Такого поворота она никак не ожидала.
– Николай поселился в доме, где живет одинокий кот – драный и полосаты, как старый носок. Там, на Четвертом колечке. Николай назвал кота Хвостиком и понял про себя, что он ветеринар. Петли набраны и посчитаны, у него  призвание, он будет лечить Хвостика. А Марджана выбрала дом на Елочной площади, с балконом и круглыми красивыми окнами. Тут узор ажурный и счёт петель другой. Ладно, мы побежали.
И тютюки ускакали так быстро, что девочка больше ничего не успела у них спросить. Снегурочка положила подбородок на холодные перила моста и стала смотреть на бурную, непокорную воду, на столбы холодного тумана, которые всегда стояли над Мореем. Нужно ли ей спешить к Николаю и Марджане, чтобы спасать их Великую Любовь? Нет, самостоятельно ребенку тут не разобраться. Надо идти к бабе Морозе. Грустно потирая замерзший подбородок, Снегурочка пошла домой.

  Дома было хорошо. В общем зале «Криворукой бабушки» сидели артисты-скоморохи. Они с аппетитом уминали ячневую кашу с белыми грибами и слушали красавицу Марджану, которая устроилась с ними рядом с большой чашкой чая. Николая в зале не было. Но Марджана говорила только о нём, вернее о только себе, впрочем, в данном случае, это одно и то же. 
– Представляете, он сказал, что я – муха цеце! Он, видите ли, не мог предположить, что у меня такой кусачий неуживчивый характер! Но я тоже молчать не стала. Нет, говорю, ты заведи себе моль, тихую и бледную, если африканские мухи не нравятся. Пусть тихо и молча плешь  проест на твоей упрямой голове. А я не стану жить на окраине, если есть возможность прекрасно устроиться в центре. Ни за что не уступлю! – Марджана сделала несколько нервных глотков, чтобы успокоится, и продолжила. – Вы не подскажете, где тут можно раздобыть сапоги на каблуках? Узнает он у меня! Запросится под каблучок, а уж поздно! Уцокала! – Марджана горестно вздохнула.
 Снегурочка в ответ на приветствия помахала мариинским скоморохам и Марджане рукой, но не остановилась, чтобы немного поболтать, а отправилась на кухню – к Морозе.
Растаявшее масло перетекало по канавкам, которые Снегурочка раскопала ложкой в тарелке с густой и сладкой манной кашей. Баба Мороза погладила  внучку по голове.
– Помирятся, вот увидишь! – баба Мороза заглянула в кадку с тестом, довольно кивнула головой: тесто, как всегда, было пышным и норовило выбраться наружу, чтобы скорей посадили в печь.
– Значит, пироги для Марджаны и Николая печь не нужно?
– Как это не нужно? Нужно! Испечем и отнесем. Просто так, по- соседски.
– Марджане с яблоками, а Николаю с луком и яйцом, – посоветовала Снегурочка. – Только надо побольше испечь, я и в рукавичку пирожки отнесу.
– Ешь скорее, поможешь мне яблоки нарезать.
Снегурочка размешала кашу и отправила полную ложку в рот.   


    Катя с ногами сидела на диване, листала учебник.
– Катя, ты хочешь стать космонавтом? – этот важный вопрос князь задал дочери с порога. Катерина презрительно фыркнула.
– А что такого? Ведь откуда-то берутся космонавты, значит, некоторые хотят. Но, как я понял, ты не из их числа. Не хочешь – не становись, я не настаиваю.
Тут Катерина снова фыркнула.
– Сейчас был у Тильды…
– И опять коньяку наклюкался! – недовольно перебила отца Катерина. Князь Виктор решил не замечать плохое настроение дочки и устроился на диване рядом.
– Да ладно тебе, когда это я наклюкивался! – князь поцеловал Катину кудрявую макушку. – Всего-то ложечку для запаха, с кофе! Не сбивай меня, я ведь что хотел сказать? Совет выделил  Марице Лисиной специальную стипендию как опекаемой.       
– Ну и хорошо. Мне-то что, – раздраженно буркнула Катерина, уставившись в учебник.
Князь вздохнул и вынул из кармана шары, достал из них карточки.
– Вот. Твоя и Марицы Лисиной. Сейчас из барабана достал.
Катерина взяла карточки, и с заметным напряжением (бумага была дорогая, плотная) разорвала на кусочки, подбросила их вверх:
– Ну да, собиралась смухлевать! Научила плохому младшего брата!
– Да он бы и так твой шар достал, ты ведь у меня везунчик. Но Катерина Аблегирим, выигравшая княжескую стипендию в лотерею и тут же ее подарившая… Это как-то слишком … смешно.
– Ну и смейтесь! Мне-то что! Ну да! Марица же под опекой, Марица сиротка, Марица бедняжечка! Да! Хотела, чтобы она из моих рук стипендию получила. Пусть знает  своё место.
– А она бы взяла? – князь с интересом посмотрел на старшую дочку. Катерина вздохнула:
– Нет, конечно… Ну да, сглупила, облажалась! Признаю. Всё равно терпеть ее не могу! Крутится всё время рядом, поговорить не даёт.
– С кем поговорить? – уточнил князь.
– Ни с кем! – сердито объяснила Катя. – Прилипала рыжая. Она что, космонавтом стать хочет, а у совета денег не хватает? Ты вызвался доплатить?
– Нет, не вызвался. Хочу платить за тебя! Таков мой старческий каприз! Уж не обижай отца, – князь обнял Катьку за плечи, прижал к себе.
– Анету с Лизаветой мамаши то заберут на недельку, то денег пришлют, – обижено пробормотала  Катерина куда-то в плечо  отцу, –  а у меня даже фотокарточки нет…
У Виктора невпопад стукнуло сердце – жаль было дочку.
– У меня тоже.
– Что ж ты так? Вот только не говори, что она входила в секретный отряд космонавтов, – продолжала бубнить в отцовское плечо Катерина.
– Я и не говорю. А фотография… Ты в зеркало посмотри! Там точный портрет твоей мамы. Я обалдел, когда ее увидел. Звезда… Я ведь тогда служил в пограничном поисковом отряде. Рядовым телефоны с камерами в то время не полагались, только простые, чтобы на связи быть в случае чего. Да я и тот зарядить забыл.
– Ты что, не в Таиланде с ней познакомился? – притворно удивилась Катерина. Она знала, конечно, что ее мать – заезжая студентка, случайная знакомая отца, но без подробностей.
– Нет. Я ведь совсем салагой был. Служил всего два месяца, меня в октябре призвали. Наш отряд подняли по тревоге в семь вечера: в     гостиницу на окраине города постоялица не вернулась. Ушла в лес на лыжах еще утром, а уже стемнело и снегопад, то есть по следам не вернуться. Даже собака след не  взяла. А я ее нашел. Там расщелина была такая, снегом занесло, не видно. Эстрелла, твоя будущая мамочка, в эту расщелину провалилась. Ну и я туда же ухнул. Фонариком посветил – и обалдел. Она без сознания была, видимо сильно ударилась. Хотел ракетницей просигналить. Вот черт! Кобуру надеть забыл. И телефон разрядился. Покричал – ничего.
 Катька захихикала.
– Вот-вот, – улыбнулся князь Виктор. – Самому смешно. Берегись, спасать иду! А тогда не до смеху было. Фонарик обратно на башку приладил, знаешь ведь, такие специальные фонари у спасателей? Давай выбираться. Слава богу, рюкзак со снаряжением не забыл, а то бы совсем кирдык. Пока сам выбрался, пока трос страховочный закрепил, потом снова спустился, потом снова поднялся, уже с нею. Чуть пуп не сорвал. А вокруг – никого. Цепь дальше прошла. Слазил за  лыжами и побрел с твоей мамочкой за спиной. Да, видимо, брел не в ту сторону. Брел-брел, брел-брел. А потом ничего не помню, провал. Нас Игмант нашел. Он тогда лесничим служил, как раз в том самом районе. Говорит, увидел – огонь в ночи светится. На снегоходе поехал посмотреть, а там нодья, костер такой охотничий – кедровый ствол тлеет, и мы тут. Кто его разжег, куда потом сам делся, не знаю. Но точно не я. Чудом живы остались. Неделю в Игмантовом тереме отсиживались. Метель такая разыгралась, что выбраться никак невозможно было. Повезло.
– Представляю, как в отряде ругались, когда поняли, что еще и ты пропал! Куда там обыденным трехэтажным.
– Нет, никаких трехэтажных, ты что! Пограничники очень культурные люди. Ты ведь у Игманта собаку видела?
– Жуть! Настоящий волк, – признала Катерина достоинства Игмантовой собаки. – А причем тут его пес?
– Так вот он этого пса с запиской в казарму послал. Связи-то не было. Его лесничество как-то так удачно расположено, что связи никогда не бывает. Никакой. Да с такой собакой она и не нужна.
Князь Виктор помолчал и улыбнулся криво, одной стороной рта:
– У нее одна прядка все время на лицо падала, и я её волосы своим зажимом для галстука заколол. Я этот зажим с собой носил, вроде            оберега, в нагрудном кармане. Сказал еще что-то про пелымских гусей, которые всегда возвращаются… Гусь-то вернулся, твоя пеленка им была заколота.
– Одним словом, все как всегда, сюжет знакомый до боли… – вздохнула Катерина.
– Ну, тогда это в новинку мне было, сейчас-то я уже попривык, –   усмехнулся князь.
– Эх ты, Золотая борода… Что ж тебе не везет-то так! Ты же весь такой идеальный, впору тебя самого в лотерею разыгрывать! Еще раз разбогатели бы! – возмутилась Катька.
– В лотерею! Хорошая идея! – обрадовался князь. – Надо будет запомнить.
– Представляю, как в казарме потешались, когда тебе корзинку со мной поднесли, – обижено проворчала Катерина. Она знала, что ее доставили к отцу в корзинке, но тоже без подробностей.
– В казарме? – князь Виктор закашлялся. Поднялся с дивана, налил себе воды из сифона, сделал несколько неспешных глотков и стал смотреть в окно. – Ну да, в казарме. Нет, не очень. Что такого, с каждым может случиться.
– Действительно, дело-то житейское, – с горечью согласилась Катерина. Князь Виктор решил, от греха подальше, сменить тему разговора и снова повернулся к дочери:
– Кать, а помнишь, ты хотела какое-то пальто купить? Почему не купила?
Катька нахмурилась:
– Да ну ее, эту Марджану!
– « Марджана» – это фасон пальто? – в недоумении поднял брови князь Виктор.
– Марджана – это ненормальная владелица магазина. Таращилась на меня, как на привидение какое-то. И отказалась продавать мне пальто! Говорит – модель отложена. Прошу еще одно заказать, а она лопочет что-то об ограниченном количестве. Потому – нет! ты только послушай!!! – что у слонов еще не отросла шерсть. Якобы все модели изготовлены исключительно из шерсти слонов! И именно поэтому стоят так дорого.
– Первый раз слышу. Неужели и такие слоны есть? – озадаченно нахмурился князь Виктор.
– Ага, помесь с овцами. Думает, ее родные джунгли так далеко, что можно врать  напропалую, северные варвары проглотят.
– А может, мамонтов клонировали, а мы как-то известие об этом мимо ушей пропустили? –  предположил князь.
– Папа! Ну какие мамонты в Африке?
– Почему обязательно в Африке? Может, по Сибири уже целые стада бродят.
– Не бродят по Сибири стада мамонтов! – отрезала Катерина. – И шерстяные слоны по Африке не бродят. Просто эта чернокожая врушка себе цену набивает. Вернее, своим моделям. Слоновья шерсть! Хороший ход. Не захочешь, да зайдешь. Хотя бы из любопытства.
– Чернокожая врушка! Мне тоже уже любопытно. Пойдем, попробуем еще раз заказать тебе это пальто. Говорят, я обаятельный, а вдруг да получится!
– Не надо мне уже это пальто. Расхотелось.
– Ну так что-нибудь другое купим! Пойдем!
Катька упиралась, но не слишком. Тянуть за руку ее пришлось только внутри дворца. На Садовую они прошли через парк. По дворцовому парку и по улице до магазина с деревянным слоном Екатерина шла чинно, позволяя князю поддерживать себя под локоть. Нельзя  демонстрировать потенциальным подданным семейные сцены. Аблегиримы умеют держать себя в руках.
  В магазине Катерина оттаяла и выбрала себе золотисто-желтую трикотажную блузу с кружевными прошвами. И сейчас поджидала отца с шуршащим пакетом в руках. Князь Виктор не спешил покидать уютный магазинчик, увлеченный разговором с его экзотической хозяйкой, которая, действительно таращилась на них как на диковинки.    
Марджана, одетая в жакет из джерси цвета небеленой шерсти с  крупными деревянными пуговицами и юбку плиссе, продолжая упорно таращиться, терпеливо объясняла князю невозможность увеличения количества экземпляров каждой модели:
– Слонята еще маленькие. Коротко стричь нельзя даже летом, а зимой мы их вовсе не стрижем. И взрослых слонов всего четверо, но они не цветные.
– Так вы утверждаете, что это слоновья шерсть? – заинтересованно блестя глазами, расспрашивал князь. – Дочь говорила мне, но я не поверил.
– Ну не стану же я врать, на ком выросла эта прекрасная шерсть!- Марджана пожала плечами. –  Если скажу, что на верблюде или овце, то наши слоны могут обидеться.
– То есть ваши  слоны покрыты шерстью? – с улыбкой  еще раз уточнил князь.
– Ну да, густой шелковистой шерстью. Ведь без шерсти в нашем климате они просто погибнут! – Марджана тряхнула многочисленными косичками. Что за люди живут в этом городе! Каждому второму объяснять приходится. Как можно не понимать таких простых вещей?
– То есть климат у вас не слишком отличается от нашего? – потребовал очередных уточнений князь.
Вот так, черт возьми, и делается первый шаг к очередной покупке недвижимости! Катька решительно взяла отца под руку:
– Извините! Папа, мы опаздываем на репетицию!
Князь, прощаясь, поклонился, элегантная красавица благосклонно кивнула. На улице Катерина, в ответ на возмущенный взгляд отца, поспешно отчеканила, извиняясь за свою бестактность:
– С первой получки куплю тебе здесь свитер.
– Заметано? – князь подставил дочери ладонь.
– Заметано! – Катерина звонко хлопнула отцовскую ладонь своей узкой ладошкой.
– Белый, пожалуйста! – уточнил князь.
– И пушистый? – поддразнила его Катя. – Чтобы внешность идеально соответствовала внутреннему содержанию?
– Не подлизывайся! – усмехнулся князь. Катька захихикала. Они вместе дошли до нарядного флигеля Дворцовой гимназии. Катерина, чмокнув отца в щеку, отправилась в родное учебное заведение по каким-то своим делам.      


  Тютюки задержались у слонов или загулялись в лесу. Пришлось Снегурочке идти в домик-рукавичку одной. Интересно, что-то скажут обитатели домика, узнав о ссоре Марджаны и Николая? Мыши и Лягушке, наверное, все равно: они несерьезно относятся к насекомым. А Кузнечик, может быть, даже обрадуется.
– Вы не представляете, какие у меня новости, – начала рассказывать Снегурочка, забираясь в домик.
Но рассказывать, оказывается, было некому. Домик-рукавица стоял пустой. Очаг приветливо освещал лавки с пестрыми подушками и одеялами, на столе стояли красивые цветастые чашки и пустые  тарелки, но в домике не было никого.
– Ау! Где вы все? – позвала друзей Снегурочка.
Никто не ответил девочке. В домике было тихо. Чтобы успокоиться, Снегурочка сняла шубу, согрела воду в котелке, вымыла и убрала посуду. Потом присела к столу на красивый венский стул и пригорюнилась. Ну вот! Ушли, даже не попрощались. Наверное, они тоже стали взрослыми и не знают, как прощаться с ребенком. Снегурочка достала волшебную палочку.
– Как тебе это нравится? Какие-то нескладные чудеса у нас с тобой! С каждым разом все страннее! Почему-то получается, что я  хочу не за себя, а за других,  их желания и мои хотения  перепутываются, и получается такая  путаная путаница, что уж никак не распутать, –   сокрушалась Снегурочка. – Вот ты – живая веточка, наверное, хочешь расти, а не лежать у меня в кармане и колдовать, когда моя голова еще какое-нибудь чудо придумает. Или нет? Эх, снова придется сначала делать, а уж потом разбираться!
   Снегурочка оглянулась вокруг, нашла чудесный горшочек, который тоже пригорюнился на полке за стеклянными дверцами. Раскопала ложкой влажную, черную, душистую землю поросшую нежной травкой. Под лавкой, где ее не затоптали лапы и ноги,  наполнила  горшочек. А потом, затаив дыхание, осторожно воткнула  в землю волшебную палочку и полила ее водой  из ковша. Погладила шершавый кривой стволик пальцами.
– Не бойся! В домике ты не замерзнешь, а мы с тютюками будем тебя каждый день навещать. Вот вернутся мама и дедушка Мороз –  наступит весна. И я посажу тебя рядом с Еловым теремом. Будешь там расти в своё удовольствие: под месяцем ясным, под дождиком частым, не дальше, не ближе, а глубже и выше, в землю – к водам-ключам, в небо – к Солнца лучам!               
Тут Снегурочка зажмурилась и с досадой хлопнула себя по лбу.
– Да мама же Варежка! Опять я своих желаний напутала! Я не нарочно! Делай всё, как сама хочешь! – Снегурочка торжественно поставила чудесный горшочек на стол, в самую середину, чтобы не упал на пол ни в коем случае. Оделась и совсем уже собралась уходить, но снова повернулась  к волшебной палочке:
– А все-таки елешки и сосняшки у нас хорошо получились. И лесным жителям наше волшебство на пользу пошло. Наверное. Особенно Титусу. Больше он не кусает зайцев. И баба Мороза, и тети Маши из Мариинска не нахвалятся иглами-самошвеями. Вот и получается, что мы с тобой – молодцы!
    И, закончив утешительную речь, Снегурочка поспешила домой. А на палочке появилось несколько почек.


     Расставшись с дочерью, князь Виктор остался в парке. До репетиции было еще больше часа, Катька наврала про опоздание. Князь прохаживался по аллее из кедров – она отделяла ту часть парка, примыкающую ко дворцу Аблегиримов, которая считалась приватной. Разумеется, тут не дежурил сторож с берданкой и строгой овчаркой на крепком поводке, и штраф за нарушение границы с нечастых нарушителей не взимали, и даже не торопили этих нарушителей на выход, но все же посторонние старались сюда без приглашения не заходить. Аблегиримы ведь тоже люди и имеют право на некоторое уединение.      
 И вот князь, заложив руки за спину, медленно ходил по дорожке между рядами кедров, длинная роскошная хвоя которых совершенно скрывала его от посторонних глаз. Было почти тихо, только со стороны волейбольной площадки у дворцовой гимназии доносились приглушенные крики и удары по мячу.
   Князь Виктор позволил себе вспомнить ту счастливую неделю в лесничестве Игманта. Он нечасто разрешал себе погружаться в то предновогодье. Занимался делами так, чтобы засыпать раньше, чем голова упадет на подушку, в очередной раз женился или разводился. Оба способа были весьма хороши. Но разговор с Катериной настойчиво требовал продолжения, встречи с самим собой, тогдашним. С мальчишкой, впервые принявшим участие в пограничном поиске. Неимоверным усилием отменившим свою очевидную неготовность к нему, запретившим себе отчаяние и лишающее сил чувство вины, упрямо бредущего вперед.
Он сказал неправду Катерине. Там, в расщелине он обалдел не от сказочной красоты ее матери, тогда он просто не заметил, какова она. Его сразило осознание того, что только от него, салаги  и балбеса, зависит жизнь человека. Прятаться не за кого, он один. Спасти  или умереть тоже, иначе никак. Что, балда, жить хочется? Значит, вперед.  До той сосны. А теперь до той елки. И снова до сосны. Да, до той кривой… Вперед… Вперед, или умри.
     Умер.
 Его не стало, сам не заметил как и когда. Должно быть, прямо на ходу. Умер, превратился в снег. И все равно шел. СНЕГ ШЕЛ…
    
   Ученые астрофизики выдвинули удивительную гипотезу и доказали ее с помощью математических формул, и на компьютерах процесс смоделировали, чтобы уж точно не ошибиться. И вот что у них получилось: когда-то, до начала времён, в Космосе не было совершенно ничего, кроме снега. Ни звезд, ни планет, вообще ничего, только снег. Темно, тихо, холодно… И снег.
ИДЕТ СНЕГ!!!  В Космосе… Красиво.
Снег идет, идет, а снежинки все не кончаются, ведь космосе может поместиться сколько угодно снежинок. Вот снег и шел – раз уж есть, где разгуляться. Такое положение вещей вполне устраивало космические снежинки. Надо полагать, они просто радовались возможности идти – медленно и торжественно, как в Новый год. Спешить-то некуда. Ведь нет ничего, даже времени, а значит, и Нового года тоже нет.
 
Но он не снег. И Новый год скоро.
Жизнь возвращалась медленно, разрешая сполна насладиться каждым ощущением – мучительно острым и сладостным одновременно. Пальцы на руках и ногах словно были набиты толченым стеклом. У снега нет пальцев. А у него есть не только пальцы, но и всё остальное, что к пальцам прилагается. Это остальное смертельно устало, словно  утомление копилось долгие годы, прожитые наперекор и вопреки всему. Но болят только пальцы. Болят, значит, живут. Пошевелил осторожно пальцами. На руках. На ногах. Ага, живем… Он с наслаждением чувствовал, как медленно, по капле, выходит из его тела свинцовая усталость, растворяясь в блаженном тепле.
Снег, космический холод – это сон.
Он уже проснулся. Открыл глаза.               
Почти темно, только стеклянной дверцей светится печь, мерцает в теплых  отблесках доброго огня роскошное одеяло из парчи. Морщась погладил одеяло рукой. Не помню!
Тихо. Только дрова потрескивают еле слышно, еле слышно ветер завывает за окном, и размеренное, еле различимое дыхание рядом, словно дышит покоем ночь.
Не помню. В казарме не так. В казарме центральное отопление и дыхание пяти человек. Поискового звена. В голове словно взорвалось:
    КАЗАРМА! ПОТЕРЯШКА! ПОИСК! РЯДОВОЙ АБЛЕГИРИМ!
               СООБЩИТЬ!!! ПОСТРАДАВШАЯ!!! ГДЕ?!!!
Откинул одеяло, вскочил, дико озираясь, забыв усталость и боль. Заметался в поисках выхода, захрипел в отчаянии:
– Пострадавшая! Черт, где двери?! Надо идти, сообщить!
Из-под мерцающей парчи кинулось к нему растрепанное существо и крепко ухватило его запястья:
– Это я пострадавшая! Я тут! Лесничий сообщил пограничникам! Они знают! Мы у лесничего!
– Жива, тут, – он словно выдохнул черную горькую копоть, несовместимую с жизнью, и наполнил легкие живительным воздухом, чистым и сладким. – В отряд сообщили.
– Да, лесничий сообщил, – подтвердила она, и добавила медленно, как недоумку:
– Всё уже хорошо. Сейчас ночь. Можно еще спать.
– Можно спать, – тупо повторил он.
Он и тогда не понял, как потрясающе она красива. Усталость и облегчение усыпили его мгновенно. Раньше, чем голова упала на подушку. Но даже во сне он помнил, что всё хорошо.
Снилась веселая чушь.
 
   Он сидел в отличной компании за круглым столом, на красивом венском стуле. Пил чай с какими-то ватрушками. Грустный  Заяц с драным боком и тощий Лис тоже сидели за столом  как люди: на их стульях стопкой лежали пестрые подушки для компенсации недостающего роста. Мышь с Лягушкой сидели прямо на столешнице. Чтобы отпить из своих ярких расписных чашек они каждый раз вставали на задние лапы и даже приподнимались на цыпочки. А вокруг чайной лужицы в центре отдельно стоящего блюдца расположились  насекомые: Муха, Комар и Кузнечик.
– И как это вас занесло в наши края? – мелодично зудела на голубой каемочке блюдца Муха. – Вы, случайно, не царевич?
– А что, похоже? – встревожился Виктор, даже очередную ватрушку до рта не донес.
– Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь! Даже если царевич, кушайте на здоровье! – успокоила его Муха.
– Нет, нет! Я не царевич! Как можно! – князь Виктор с облегчением откусил ватрушку.
– Хорошо, что вы не царевич! – одобрительно квакнула Лягушка. – Все царевичи такие привереды! Чем им, скажите, лягушки не угодили? Зачем они стреляют по бедным земноводным острыми стрелами из луков? Вот у вас, юноша, есть лук и стрелы?
– Есть, – виновато признался Виктор, – но я стреляю только на специальном стрельбище, по мишеням.
– Ах, подружка, ты смутила нашего гостя! – ласково упрекнула Лягушку Муха. – Сразу видно, что он приличный молодой человек и ни за что не станет обижать беззащитных лягушек.
– Да! Лягушки мне очень симпатичны! – подтвердил князь Виктор. – Я их, можно сказать, люблю.
– Я тоже, – поддержал светскую беседу тощий Лис. – Но мышей и зайцев люблю больше.
               
   Он проснулся от своего смеха. Черт, как же всё хорошо! Только есть очень хочется. Даже не есть, а жрать. Желудок, казалось, уже  прилип к позвоночнику. Ладно, заткнись пока, как прилип, так и отлипнешь! Совсем рассвело, восемь просторных окон, по четыре на сторону, белели морозными узорами, а огонь за стеклянной дверцей печи был почти незаметен. Виктор осторожно скосил  глаза на соседнюю подушку. Никого. Он вздохнул с облегчением и разочарованием одновременно. Сел и уже спокойно огляделся.
   Ни фига себе спаленка у лесничего! Посреди просторного зала стояла огромная деревянная кровать, на ней и сидел Виктор. Нет, конечно же, восседал. Он приосанился.  На такой кровати просто сидеть как-то неприлично И одеяло роскошное. Теплое и легкое, сшитое из разноцветных парчовых лоскутов. Тоже неимоверной длины и такой же неимоверной ширины. Вполне можно закутать парочку слонов. 
Несмотря на размеры кровати, свободного места в спальной было  не мерено. Даже у него самого, во дворце Аблегиримов, спальня была намного меньше. И кровать, соответственно, тоже. В дальнем от дверей углу (ага, вот где двери-то!) стоял шкаф с резными дверцами. С одной стороны кровати – столик с керосиновой лампой и какой-то растрепанной книгой. Ни ковров на полу, ни оконных занавесей. На подоконниках разложена всякая всячина: еще книги, стакан с карандашами и дешевыми ручками, тетради, шишки, какие-то камни, деревянная фигура спящего волка или большой собаки, плетеные из лозы и бересты коробки. В простенках между окнами – массивные стулья. На одном из них аккуратно сложена его форма. Обуви не было, только шерстяные носки. Он оделся, шипя сквозь зубы, застегнул пуговицы. На пальцах были пузыри вроде мозолей. Но уже не так больно, как ночью. Терпимо. Кожа сойдет, конечно, но  это пустяки. Виктор, чтобы не задевать пальцы лишний раз, толкнул дверь ногой и оставил ее открытой – в длинном коридоре было темно. По сторонам смутно просматривались проемы дверей. Просторно живут лесничие! Он наведался за дверь, на которой рассмотрел официальную эмалевую табличку «санузел». В санузле имелось окно, тоже затянутое ледяным узором, но пропускающее достаточно света, чтобы чувствовать себя комфортно. Кафель, горячая вода в кране, унитаз, душевая кабинка, большое зеркало, хорошее мыло. Да.
Умылся, пригладил волосы, двинулся дальше, на приглушенные голоса и упоительный запах горячей еды, которые доносились из-за далекой двери в конце мрачного коридора.
 Виктор остановился на пороге зала, такого же огромного, как  спальня. Такие же окна на две стороны, только между окон имелись еще и двери. Вдоль стен – широкие лавки, крытые коврами,  заваленные пледами и подушками. Середину зала занимала печь. Виктор сразу приметил свои высокие армейские ботинки с крючками для лыжных креплений, приткнувшиеся у печи. А как же? Казенное имущество!
За большим, но не великанских размеров, столом лепили пельмени и о чем-то тихо беседовали здоровенный светловолосый мужик и девушка. Потеряшка! И, должно быть, тот самый лесничий.
Виктор вытянулся, попытался щелкнуть пятками в толстых носках и представился:
– Всем доброго утра! Рядовой пограничной спасательной службы Виктор Аблегирим! – энергично кивнул головой, по уставу. А когда поднял голову…
Вот тогда он и обалдел. Стоял, глупо улыбаясь, любуясь ее узким горбоносым лицом под каштановой копной мелких кудрей, глазами цвета темного янтаря, круглыми и лучистыми, как у совы.
Здоровенный мужик, сверкнув белоснежными зубами, дурашливо приложил испачканную мукой ладонь ко лбу, типа отдал честь:
– Игмант Бурэ, лесничий! Доброе утро и добрый день! – а глаза холодные, прозрачно-голубые, как зимнее небо.
– А я Эстрелла! – согрела его улыбкой и взглядом девушка-потеряшка. –  Мы тебе беляшей оставили!
Виктор прошел к столу. Игмант невозмутимо вернулся к изготовлению пельменей. А Эстрелла, наскоро вытерев руки, ласточкой замелькала по залу. Достала откуда-то из горячей печи блюдо с румяными беляшами:
– Налетай! – и продолжила хлопотать. Принесла большой, живописно покрытый копотью, медный чайник с кипятком и расписной фарфоровый с заваркой, стеклянную корзиночку с колотым сахаром и горшочек с медом. Налила крепкий чай в большую кружку с изображением сенбернара на потрескавшемся эмалевом боку, глянула вопросительно:
– Тебе сахару сколько  кусков положить? Два или три? Или четыре?
– Да! – кивнул он, не понимая, о чем его спрашивают, но готовый согласиться с каждым ее словом.
– Или десять? – уже лукаво спросила она. – Или двадцать семь?
Виктор, согласный на все, кивнул. Игмант, сосредоточенно залепляя пельменный бок, распорядился:
– Не придумывай! Клади три куска, но больших. И меду добавь. Будет    самое то.  Погода на дворе – мама не горюй! Неизвестно сколько сидеть в сторожке придется. А она –  двадцать семь! Припасы кончатся, первая запищишь, что не сладко.
Эстрелла, щедро подсластив чай и медом, и сахаром, пододвинула Виктору кружку. Рука Виктора с поджаристым беляшом застыла в воздухе: вдруг продовольствие уже пора экономить, а он заявился такой – лесничих объедать.
– Ты ешь, ешь, мы с Игмантом уже позавтракали! – успокоила  Естрелла, заметив его замешательство.
Она присоединилась к Игманту и начала раскатывать тесто  на столешнице. Виктор откусил сразу половину самого вкусного в мире беляша, хлебнул из кружки самый вкусный в мире чай. Желудок возликовал: наконец-то ему уделили внимание! Беляши на блюде быстро убывали. Когда осталось три штуки, довольный жизнью желудок разрешил высказаться голове:
– Имей совесть, оставь и другим немножко!
Виктор отодвинул блюдо, сказал благодарно:
– Ох, как же мне хорошо! Сытно! Спасибо! Кажется, сто лет не ел!
– Может, и сто! Тут время странное, – улыбнулась ему Эстрелла. – Ещё чаю?
– Да вы не беспокойтесь! Я сам налью! – потянулся к чайнику Виктор.
– Наливай, наливай! Будь как дома. Чую, несколько суток другого дома вам не видать. Так что  привыкай, хозяйничай, – глянул на него зимними глазами Игмант.
– Неужели так плохо? Тихо ведь было, – озабоченно, но ликуя в душе, спросил его Виктор.
– А ты выгляни за дверь, так метет – пальцы на вытянутой руке не рассмотришь! – лесничий кивнул на двери.
Виктор с трудом приоткрыл дверь. Казалось, с обратной стороны кто-то могучий изо всех сил толкает дверь, чтобы не дать ему выйти. Ветер, перемешанный со снегом, ворвался в зал. Вопреки северным обычаям, дверь из жилого помещения открывалась сразу на улицу, а не в сени. Виктор поспешно отступил, дверь захлопнулась с торжествующим стуком.
– А с той стороны что? – Виктор решил не стесняться, быть как дома, и выглянул в дверь с другой стороны зала. Эта дверь открылась почти без сопротивления. За нею был просторный внутренний двор, с четырех сторон защищенный от ветра стенами дома. Но ветви ели, росшей посреди двора, все же мотало ветром во все стороны, и снег сверху швыряло пригоршнями. Он вернулся к столу, налил чаю в «свою» кружку с сенбернаром на щербатом эмалевом боку, но садиться не стал,
прислонился к теплым кирпичам печи.
– У вас рация? – спросил лесничего Виктор, с наслаждением отхлебнув сладкий горячий чай. – Надо бы командиру лично доложить как и что.
– Нет. Тут связь не работает, место такое. Исключительно личные контакты, как в старину.
Виктор поперхнулся от такого сообщения:
– Мама!!! Она же с ума сойдет!
 Игмант успокоил его:
– В часть я пса послал с письменным донесением. Личные контакты у меня с твоим полковником давно налажены. Сейчас ответ покажу.
Игмант вытер ладони висящим на шее полотенцем, отправился за печь, где до самого потолка высились стеллажи тоже заставленные всякой всячиной.
– Куда же я сунул эту бумаженцию? А, вот она, – он протянул Виктору сложенный лист. – Ты себе ее прибери, мало ли что.
Виктор поспешно ткнул свою кружку куда-то на печь и развернул послание: «Приказываю рядовому пограничной службы Виктору Аблегириму до улучшения погодных условий оставаться на территории лесничества Игманта Бурэ, оказывая всё возможное содействие пострадавшей студентке Эстрелле Стрелко, действуя сообразно обстоятельствам. Подпись: полковник Петренко. Печать.»
Виктор аккуратно свернул лист, спрятал в нагрудный карман, снова  взял кружку, сделал несколько глотков.
– А где ваш пёс? – спросил он Игманта.
Лесничий пожал плечами:
– А леший его знает. Да он не пропадет! Огромный, настоящий волчище, как в сказке: озера хвостом заметает, пригорки меж ног пропускает. Что ему эта вьюга, тьфу! Чутье – неимоверное. Только он мне нужен – появляется как из-под земли. Мы с ним однофамильцы, оба Бурэ.
– А зовут его как? – спросил Виктор.
– Я с ним официально, по фамилии. Серьезный зверь. Имя даже и не спрашивал, не решаюсь.
Виктор поставил пустую кружку на стол и спросил:
– Разрешите, я тоже буду лепить пельмени?
 Игмант кивнул головой.
– Разрешаю. Но не сегодня. В следующий раз. Когда лапы подлечишь. Сегодня поручаю тебе контроль за варкой. Будешь пельмени в чугуне ложкой мешать, чтобы не слиплись. И кончай выкать. Мы тут практически одна семья. В силу обстоятельств, конечно. В отцы к тебе я не набиваюсь, но дядька – не дальше двоюродного. Я ж тебя от простуды спиртом растер, как родного! И одеяло под бока подоткнул вполне по-родственному.
– Спасибо! – с чувством произнес Виктор.
– Да ладно, что мне, одеяла жаль? – отмахнулся Игмант. – Там еще семерых таких, как вы со Эстреллой,  рядком уложить можно было и укутать как следует.
Виктор снова закашлялся, но девушка-потеряшка не обратила на слова лесничего внимания.
– А почему у вас… Ой, у тебя! Такая большая… – прокашлявшись, по-родственному решил продолжить постельную тему Виктор, но не закончил, смутился.
– Кровать? – догадался сам Игмант. – Ну так ко мне медведь иногда заходит ночевать. Потап. Когда он ко мне попал, совсем медвежонком, я его тоже тем лоскутным одеялом укутывал. Очень под ним спится хорошо. Потап с тех пор такой громадный вымахал, а как придет меня проведывать, так снова под свое одеяло лезет. А мне это одеяло тоже нравится. Вот и спим рядом, места достаточно и одеяла тоже хватает.
Виктор улыбнулся нерешительно. Что это было: специфический юмор лесничих или факт их суровой жизни в единении с дикой природой? Но в любом случае забавно, улыбка вполне уместна.
– Да ты этого медведя тоже должен знать. Он теперь с ватагой Марка Иванова представляет, – продолжил Игмант. – В лес его отпускать никак нельзя было, совсем ручной стал.
Марк, предводитель ватаги скоморохов, регулярно наведывался в Пелым со своими ребятами. Предлагали публике  они всего несколько спектаклей, которые все давным-давно знали наизусть, но смотрели с неизменным интересом, предвкушая заранее каждый поворот нехитрого сюжета. Самым любимым представлением у детей и взрослых было «Как купец сына в учение отдавал» с участием огромного медведя. Этого медведя, действительно, звали Потапом.
 Да. Пожалуй, кровать не такая уж и большая.
Эстрелла тем временем, закончив вырезать стаканом кружочки  из последней порции теста, принялась начинять их фаршем. Пальцы ее так и мелькали. За то время, как Игмант, не торопясь, залеплял бока одного  пельменя, она успевала сделать пять. Да еще каких! Она скручивала края сочня так, что получалась косичка.
– Ну и ну! – восхитился Виктор проворством красавицы. – Ты, наверное, в детстве куклой шестиручкой играла!
Тряпичных кукол шестиручек дарили девочкам, чтобы выросли они хваткими, расторопными, и счастье свое не упустили. Но его комплимент Эстрелла не оценила. Впрочем, комплимент был так себе,  действительно довольно неуклюжий.
– Зачем мне кукла, я и сама шестиручка, – хмуро ответила она. Впрочем, у лесничего с восприятием комического тоже дела обстояли неважно:
– Шестиручка? – Игмант перестал залеплять пельменный  бок и устремил на Эстреллу холодный неподвижный взгляд.
– Шестиручка, – подтвердила Эстрелла, не прекращая работы. – И меня саму это очень тревожит.
– Почему?  Чем это плохо? – удивился Виктор.
– Если у меня еще пара рук появилась, значит у кого-то пара рук пропала, – ответила Эстрелла, глядя на Игманта.
Игмант кивнул и снова занялся пельменем. А Виктор задумался. Если пара рук появилась недавно, то что же? Четыре руки были давно?  Красавица сильно  стукнулась головой? Или она всегда такая? Проворная, умелая, с юмором. Настоящее сокровище!
– А я вот очень часто жалел, что у меня только две руки, – громко сказал Виктор, вспомнив, как он карабкался из расщелины с «потеряшкой» за спиною. 
– Спорю на что угодно, что проснувшись сегодня, ты об этом не жалел, – уверенно произнес Игмант.
– Да, сегодня не жалел, – признал Виктор, разглядывая волдыри на пальцах. – Моих двоих было вполне достаточно.
– Там, на печи, вода в чугуне уже закипела, – Эстрелла с улыбкой посмотрела на Виктора. – Ты, князь, закладывай первую порцию и помешивай, чтобы не слиплись. Остальные на запас заморозим. А ты настоящий князь или однофамилец?
– Княжич, если быть точным. У меня, слава богу, отец жив, здоров, –  проворчал Виктор, сердито ворочая большой деревянной ложкой в чугуне. Он не любил таких расспросов, но свою принадлежность к правящей фамилии не скрывал, считал это недостойным: это его семья, вот такая она у него, княжеская.
– Надо же, как я удачно в овраг провалилась! – обрадовалась Эстрелла. Виктор нахмурился еще горше. Он с детских лет опасался, что дружить с ним будут не как с Витькой, нормальным пацаном, а как с Аблегиримом. Иногда случалось такое. И радость Эстреллы причинила Виктору настоящую боль. Хотя с чего бы? Подумаешь, под одним одеялом сны посмотрели.
– Я изучаю кодекс Аблегиримов, – пояснила Эстрелла, – укладывая пельмени в большой  деревянный короб. – Игмант, дай газеты, нужно проложить между слоями! Вот и уточню у тебя некоторые нюансы. Из первых уст, так сказать! Я ведь к Игманту за книгой шла. «Хроники Пелымских зим и лет». Мне уезжать скоро, а в библиотеке сказали –  лесничий взял. Продержит не меньше месяца. Ну, я и отправилась.
– Не знаю, смогу ли помочь, – с облегчением улыбнулся Виктор. – Когда с рождения то и дело слышишь: «Аблегиримы то, Аблегиримы сё, Аблегиримы так не делают!», то начинаешь пропускать все мимо ушей. А у тебя тоже имя интересное: Эстрелла Стрелко! Цепляет. Похоже на цирковое.
– Да у меня вообще нет фамилии! – рассеяно сообщила Эстрелла, шурша в коробе газетами. – Я же из Мариинки. Слышал про такую? Там народу так мало живет, что фамилии без надобности, и так все всех знают. Я и паспорт-то получила, только когда учиться поехала. А паспорт без фамилии недействительный.
Виктор очень постарался сделать вид, что не услышал ничего особенного. Действительно, зачем в Мариинке фамилия?
– А тогда почему не Петрова, не Воробьева, если тебе без разницы?
– Я же к фамилии не привыкла. Через два часа уже сомневалась бы: я Петрова или Иванова, Воробьева или Воронина? А Эстрелла Стрелко – точно не забудешь. И звучит красиво, верно ты сказал, как в цирке. 
– Слушай, вот в скоморошьей ватаге у Марка все Ивановы. Они что, не родственники, а тоже записались на одну фамилию, чтобы не путаться? – пошутил Виктор.
– Ну да, – подтвердила Эстрелла без тени улыбки и закрыла короб крышкой. –  Полнёхонек, можно на мороз выносить. 
– А я всегда думал, что  это просто название ватаги: «Скоморохи  Ивановы из Мариинки», просто для смеха. Ведь Мариинкой театр в Петербурге называют!
– Нет, наша Мариинка – это не театр, а деревня такая, маленькая совсем, – пояснила Эстрелла.
– Хорошо, что эта Мариинка по правде есть! – по-детски обрадовался Виктор.
– Конечно, хорошо, – улыбнулась Эсрелла. – Иначе где бы я на свет появилась? Доставай уже пельмени! Что-то есть снова хочется!
К своему удивлению, Виктор тоже ощутил голод.
– А то! Вечереет уже! – объяснил общую готовность сесть за стол Игмант. Действительно, за окном смеркалось, декабрьские дни коротки.
Лесничий зажег керосиновую лампу, и синие сумерки сразу подступили к окнам, центр комнаты наполнился уютным золотистым светом, углы  стали темными, таинственными…
– А электричества у тебя совсем нет? – поинтересовался Виктор. Игмант покачал головой.
– А тогда лампочка под потолком зачем? – удивился Виктор.
– Есть генератор на солярке, но я его на совсем уж черный день берегу. Да и шумит он очень. Надо бы поднять вопрос, да на солнечные батареи перейти.  Все не соберусь никак. Давно пора.
– А воду печь греет?
– Из скважины горячая идет, тут же разлом. Пограничье… – скучным голосом пояснил Игмант. – Да и печи только в тут, в зале, чтобы еду готовить, да в спальне, для уюта, а служебные помещения тоже водой обогреваются.
Лесничий вынес короб с пельменями во внутренний двор, а вернулся с  тарелкой мороженой клюквы. Эстрелла вытерла стол и расставила тарелки, нарезала хлеб, Виктор выложил готовые пельмени в большую миску. Снова сели за стол.
– По рюмочке за здоровье? Рябиновой? – Игмант достал небольшую бутылку с розовой жидкостью и с сомнением посмотрел на Эстрелу. Но
та кивнула:                – Только мне не полную.
Сидели за столом долго. Съели все пельмени, выпили за здоровье присутствующих и отсутствующих, за нежданную встречу и скорый Новый год. А за чаем доели беляши и клюкву. Снаружи ягоды оттаяли, а внутри сохранили льдинку –  деревенское зимнее лакомство.
– А собаке? – спохватился Виктор.
– Не бойся, голодной не оставлю, – успокоил его Игмант и отобрал у Эстреллы посуду, которую она несла к вполне современной мойке в углу зала. – Пострадавшая, не суетитись! Сам справлюсь.
Виктор сел на лавку, подложив  подушку за спину. Снова навалилась усталость. Глаза слипались. Эстрелла на соседней лавке тоже клевала носом.
– День был не из легких. Это ж надо – больше сотни пельменей втроем умяли! – сурово подвел итоги Игмант.
– Сто сорок два! – сонно уточнила Эстрелла.
– Вот-вот! И это не считая беляшей. Да и керосин зря жечь не стоит. Так что самое время нам на ночлег устраиваться! Схожу в кладовую, выдам вам вещевое довольствие! Лампу с собой забираю, все равно вы уже спите.
Игмант вышел в коридор в центре золотого круга – высокий, атлетически сложенный, светлые волосы словно вобрали в себя свет лампы. Мерцающий огонь  печи был не в силах совсем разогнать темноту, но делал ее уютной и сказочной. Сидели молча. И молчание было легким, приятным. Даже жаль, что недолгим. Игмант вернулся через пару минут, вручил своим гостям по зубной щетке, большому вафельному полотенцу ярко-красного цвета, паре коричневых клеенчатых шлепанцев немыслимых размеров, а Виктору еще и бритвенный станок.
– Банных халатов, извините, не держим! Барышне, конечно, уступим спальню, а мы уж тут…
– Ага! А если Потап придет ночевать?!  –  возразила Эстрелла.
– Да что такого? Устроишься с краюшку. Он спит крепко, как и положено медведю зимой, тебя даже не заметит.
– Нет! – решительно отвергла нарисованную Игмантом идиллию Эстрелла. – Одна я боюсь! Рядовой Аблегирим – пограничный спасатель, он обязан охранять меня.
– Не вижу проблемы, – пожал плечами Игмант, – места хватит. Мы бы и вчетвером там поместились, вместе с Потапом. Но боюсь, рядовой Аблегирим храпит, а я этого не люблю.

 Когда Виктор, плотно завернувшись в  полотенце, дошаркал   лыжеподобными шлепанцами до спальни, Эстрелла уже свернулась клубочком под роскошным одеялом, а спальню освещал только огонь печи.
– Как ты думаешь, если Потап придет, с какой стороны он ляжет спать? – с беспокойством спросила она. – С какого краю мне лучше устроиться?
– Угадать невозможно. Я думаю, оптимальное положение для нас с тобой – центр. В случае прихода Потапа ты успеешь отодвинуться на безопасное расстояние, – сухо ответил Виктор. – А я сыграю роль буфера  и прикрою тебя. Не бойся.
– Но как же ты меня прикроешь, если невозможно угадать справа или слева полезет на кровать Потап?
Виктора сделал вид, что у него есть конкретный план и на такой случай, просто он не хочет озвучивать его. Штатским незачем вникать в тактические тонкости.
Он тоже забрался под одеяло, но не в центр, как сам же и предлагал, а с левого краю, подальше от красавицы, и замер, затаив дыхание. Сон почему-то пропал. Он осторожно повернул голову, встретился глазами со Эстреллой, улыбнулся в ответ на ее улыбку и наконец-то решился повернуться на бок, примостив голову на согнутую руку, и сказал доверительно:
– Знаешь, мама мне в детстве рассказала про гномов, которые будто бы не любят разбросанных игрушек, всюду наводят порядок. И я очень долго в них верил. Даже маленькие конфетки всегда держал наготове, чтобы гномов угостить. Мама вечером уложит меня и уйдет. А я встаю, пробираюсь в комнату, где игрушки… У меня игрушек было – завались, хоть магазин открывай!  И устраиваю тарарам. А сам с конфетами –  в засаду, под стол. В детской у меня стоял такой круглый столик с длинной вязаной скатертью. Сижу, жду, когда гномы с волшебными палочками прибираться придут. А утром открываю глаза: эх, опять в спальне проснулся, опять меня гномы вокруг пальца обвели, конфеты съели, а дружить не хотят. Рассказываю родителям за завтраком, возмущаюсь. Мама каждый раз так хохотала. Она тогда совсем молодая была, чуть постарше, чем я сейчас. А отец улыбался и руку ей целовал. Так ни разу маму и не выдал, не сказал, чтобы голову мне не морочила.
 Красавица во время рассказа смотрела на него, не отрывая глаз, а когда Виктор умолк, улыбнулась. Черт! И с чего это его пробило на детские воспоминания? Глупо-то как получилось! Хоть под одеяло прячься от неловкости! Но, оказалось, что получилось не глупо, а отлично, просто замечательно.
– Хорошие у тебя родители… – почему-то вздохнула Эстрелла. Виктор уже собрался осторожно (мало ли что!) расспросить красавицу о ее  родителях, но Эстрелла опередила:
– Но куда же исчезали конфеты? – заинтересованно спросила она.
Виктор шевельнул плечом, показывая, что сам теряется в догадках.
– Возможно, это  тютюки! Они большие сластены, – предположила Эстрелла.
– Про тютюк мама мне ничего не рассказывала.
– Мне тоже никто про них не рассказывал. Я сама их знаю.
– И как же выглядят эти тютюки?
– Тютюки похожи на маленьких говорящих слонов.
Виктор улыбнулся. Его мать, Ванда Аблегирим, тоже утверждала, будто лично знакома с гномами. «Мамочка моих детей классно  заморочит им голову!» – весело подумал Виктор. Тут ветер за окнами завыл особенно свирепо.
– Интересно, где сейчас Потап? – адресовал Виктор вопрос высокому деревянному потолку. Потолок молчал.
– Я думаю, одну подушку надо заранее освободить для медведя, –  предложила Эстрелла. – Это увеличит вероятность того, что Потап, если придет, уляжется именно на свободную.
– В этом определенно есть смысл, – согласился Виктор.               
  Все пять ночей они спали на одной подушке, но не потому, что вторую занял Потап. Они вообще почти не спали.

  В жизни Виктора Аблегирима дни, проведенные в лесничестве Игманта, составили отдельную эпоху Абсолютного Счастья. Они были заполнены простыми и радостными занятиями. После завтрака Виктор и Эстрелла помогали Игманту приготовить обед. В меню преобладали мясные блюда: всевозможные котлеты, жаркое, чебуреки и беляши. Хлеб Игмант пек сам. Тесто ставил с вечера, а утром усаживал ржаной каравай в печь.
Игмант и Виктор по очереди читали вслух «Хроники» – историю  Пелымского княжества с древнейших, можно сказать, сказочных времён. Эстреллу особенно интересовало предание о создании Кодекса Аблегиримов легендарным фра Мауро, которого какой-то лихой ветер занес из ласковой Италии в наши суровые края. А Эстрелла слушала и вязала маленькую перчатку из мягкой коричневой шерсти. Спицы в ее пальцах так и мелькали. Клубок она нашла под лавкой в столовой, а спицы, как оказалось, она всегда носила с собой в футляре, похожем на толстую шариковую ручку. Иногда она останавливала чтеца стремительным движением узкой ладони – у Виктора просто сердце заходилось, от изящной красоты этого жеста. А Эстрелла говорила:
– Стоп! Это интересно! Запишу! – доставала из кармана спортивных брюк блокнот и тонкое стило, записывала, уточняя:
– Это действительно был золотой шар? Из чистого золота? – ее янтарный взгляд был строгим, как у учительницы младших классов.
– Нет, скорее он похож на яйцо, примерно в пять раз крупнее куриного. Но, судя по весу, не полое, но и не сплошь золотое. И почему «был»? Он и сейчас есть.
– И ты сам его видел?! – распахнула глаза Эстрелла. Она радостно взглянула на Игманта. Тот притушил веками ответный взгляд, тоже сверкнувший радостью
– Много раз. Этот шар до сих пор хранится в Старом замке. Я покажу, когда увольнение дадут.
– Я скоро уеду.
– Но ты ведь вернёшься.
Эстрелла пожала плечами в ответ. Виктор вынул из кармана свой зажим для галстука и заколол им упрямую прядку, все время падающую на глаза  девушки.
– Ты вернёшься. Пелымские гуси всегда возвращаются.
 
   Шерстяной клубок был небольшим, и ниток хватило на пару совсем маленьких, детских перчаток. Это почему-то особенно умилило Виктора. Внутри клубка обнаружилось несколько разноцветных пуговиц. Эстрелла пришила их на перчатки, а потом вышила на них улыбающиеся рты – красными нитками, надерганными из полотенца. Получилась забавные рожицы с носами-хоботами.
– Вот, знакомься! – торжественно протянула Эстрелла Виктору свою работу. – Это левый тютюка! А это – правый тютюка. Тютюки, это Виктор!
– Похожи на слонов, – одобрил ее работу Виктор и вздохнул. – Жаль, что всем присутствующим эти перчатки малы, – и поправился поспешно, заметив возмущенный взгляд Эстреллы. – Да-да! Не перчатки, а тютюки!!! Маленькие тютюки. Только «где же, где же наши ручки?» – это была цитата из детской песенки. – Эх! Одинокие лохматые слоники среди северных снегов.
– Во-первых, тютюк двое, значит, они не одинокие! – возразила Эстрелла. – А во-вторых, тютюки знают, где их ждут ладошки, маленькие и родные.
–  Ну откуда в этой глухомани маленькие ладошки? Разве что лапки какие-нибудь отыщутся, – продолжал сокрушаться  Виктор, поддразнивая Эстреллу. Что-то еще она сочинит? – Останутся тютюки без хозяина…
– Не останутся. Хозяйка у них уже есть. Вот с такими маленькими  ладошками, – нахмурилась Эстрелла.
– Ну разве что… – пробормотал Виктор, но еле слышно. Похоже, Стрелочка начала сердиться всерьез, обсуждение горькой участи перчаток продолжать не стоит.
Весь следующий день маленькие перчатки каким-то непостижимым образом попадалась на глаза, под руки и под ноги всем подряд и по всему дому, а на следующий день исчезли. А вместе с ними и два килограмма пряников. Все до одного.
– Ушли к хозяйке, – серьезно сказал Игмант.
– Во всяком случае, с голоду в лесу они не пропадут. Таким маленьким существам пряников хватит надолго,  – подытожил Виктор.
– Тютюки сластены, – почему-то вздохнула Эстрелла, – но не жадины. Непременно с кем-нибудь поделятся.
– Вот их хозяйка обрадуется, когда тютюки прибегут! Да еще и с пряниками! – подыграл ей Виктор.
– Ага! – кивнула Эстрелла..
– Знатное чаепитие будет! – согласился Игмант.

     А пряники в тереме Игманта появились следующим образом.
Лесничество Игманта снаружи было похоже на крепость. Сложенное из толстых бревен, тёмных, потрескавшихся от времени, с высоко расположенными окнами, которые в случае опасности можно было закрыть ставнями, она состояла из двух отдельных зданий, каждое из которых венчала сторожевая башенка. Эти здания с двух сторон соединялись в единое целое широкими крытыми переходами, в которых находились различные подсобные помещения, в результате чего в центре постройки образовался большой внутренний двор, посреди которого красовалась пышная ель. В одной из кладовых, которые Виктор и Эстрелла  исследовали с энтузиазмом подростков, приехавших на зимние каникулы к деревенскому дедушке, они обнаружили формы для пряников. Сначала в них наморозили фигурных льдинок и украсили ими ель во дворе. А потом Эстрелла затеяла стряпню, и так разошлась, что когда все формы были уже заполнены, сладкого теста у стряпухи осталось – десять поисковых звеньев накормить хватит. Вспомнили старинный обычай печь на рождество козули – пряничные фигурки животных. Для этих пряников не нужны формы, их лепят руками, давая волю фантазии.  Эстрелла тут же взялась за дело. Какие только животные не выстроились на противне, дожидаясь своей очереди в жаркие недра печи. Козы и олени, крокодилы и слоны, коты и белки… Виктор тоже вылепил пару неуклюжих пряничных зверей неизвестной породы. Пузыри с его рук, которые он лечил пахучей травяной мазью из личной аптечки лесничего, уже сошли, остались только темные, потерявшие чувствительность корочки на подушечках пальцев.
Летний медовый запах наполнил весь замок Игманта, а не только столовую, даже свет керосиновых ламп казался медовым. Медовый вечер. Было хорошо и грустно от предчувствия скорой разлуки. Редко метет дольше недели.  Несколько раз ставили чайник, разговаривали и молчали. Шерстяных тютюк посадили на стол, чтобы не скучали. Среди пряничных зверей они выглядели как свои, новогодние, сказочные. А утром выяснилось, что тютюки исчезли вместе с пряниками.
– Не всё носкам хвастаться рождественскими сюрпризами. Перчатки –  тоже неплохая упаковка для подарка! – произнёс Виктор, глядя на опустевшую корзинку, ещё вечером полную пряников.
– Тютюки! Не перчатки! – поправила  Эстрелла Виктора.
– Ну, теперь-то понятно, как в таких крохотные перчатках поместилось не меньше двух пряничных килограммов! Это же тютюки!
– Ну да, – подтвердила его догадку Эстрелла. – Это объясняет всё.
 К вечеру утихла метель. На ужин снова сварили пельмени, выставленные давеча в коробе на мороз. Помешивать ложкой в чугуне вызвалась Эстрелла. А Виктор взял перепачканную мукой газету, вынутую из короба, и принялся читать вслух:
– «Городские вести». В воскресенье, десятого июля,  приглашаем всех жителей Города и Мариинки на открытие площади Дождя. В честь этого знаменательного события состоится регата Малой игрушечной флотилии. Приглашаем всех владельцев игрушечных корабликов Мариинки и Города принять в ней участие. Там же состоится эстафета по бегу с зонтом и в галошах в категориях: два, три, четыре человека. Регистрация команд и выдача спортивного инвентаря  (зонт, галоши) производится в доме  «Криворукой бабушки». После соревнований –   праздничный обед и танцы под дождем. Круто! – восхитился Виктор. –  Я тоже хочу! Хочу бег в галошах и танцы под дождем! Стрелка, запишемся в одну команду? Это в каком же городе такая газета выходит? – он зашуршал газетой, пытаясь найти сведения об издателе.
– Слушай, князь! – возмутился Игмант, отбирая газету у Виктора. –  Хватит мукой трясти! Это мариинские школьники газету выпускают. Развлекаются.
Игмант скомкал газету и бросил ее в печь. Бумага вспыхнула неожиданно ярко и рассыпалась разноцветными искрами, которые долго не гасли, метались за стеклянной дверцей печи. У школьников из Мариинки явно был хороший учитель химии.
– Ни фига себе фейерверк! – восхищенно выдохнул Виктор.
Когда удивительное школьное издание догорело, Игмант сунул Виктору полотенце и выразительно кивнул на припорошенную мукой столешницу. Виктор не стал делать вид, будто не понимает. Взял полотенце и вытер стол. Им ведь за этим столом еще пельмени есть, сто сорок семь штук.
 Вот и всё. Почти всё.
Во время последнего позднего завтрака в сторожке Игманта Виктор предложил Эстрелле стать его женой.
– А не боишься?
– Нет! – Виктор не стал спрашивать, чего он должен бояться. Ничего он не боится.  Но Эстрелла, тем не менее, объяснила:
– Ты сам сказал, что у меня шесть рук. И еще две ноги. То есть восемь конечностей. А вдруг, я тебя съем? – серьёзно и грустно спросила она. –  У пауков так принято.
Черт! Неужели Эстреллу так задела глупая шутка, о которой сам Виктор успел позабыть?! Виктор беспомощно поглядел на Игманта, ища поддержки. Тот пожал плечами.
– Да мало ли у кого сколько конечностей! У ангелов, например, шесть. Но ангелы же все равно не мухи, – виновато пробормотал Виктор.
– Знаю я одну муху, которая почти что ангел, – заметил Игмант.
– И потом, в чем проблема?! – воскликнул, ободренный  поддержкой Виктор. – Ешь  на здоровье! Хоть на что-то пригожусь. Я только рад буду, что у моей жены хороший аппетит и изысканные гастрономические пристрастия! Ты какой соус любишь?
Игмант усмехнулся, Эстрелла молча жевала чебурек и смотрела мимо Виктора. Только пелымский гусь в ее темных кудрях  сердито сверкал глазками в его сторону.
– Соглашайся по-хорошему, – угрожающе произнес Виктор. – А то я сейчас оторву себе уши и приготовлю их для тебя под брусничным соусом. В порядке соблазнительной дегустации. Придется за Безухова замуж выходить, как Наташе Ростовой, – он немилосердно дернул себя за правое ухо. – Игмант, у тебя есть еще брусника?
Игмант кивнул:
– Найдется!
 Эстрелла нахмурилась и откусила чебурек.
– Уже трещит, честно! – Виктор еще сильнее дернул свое несчастное ухо. – Послушай, наверное, я выгляжу нелепым, но я правда не прикалываюсь, я очень серьезно и ответственно прошу тебя стать моей женой! А тебе всё шуточки! Конечности какие-то придумала считать… –  Виктор вскочил и отвернулся к окну.
– Ну, хорошо, – нахмурившись, согласилась Эстрелла, положила на тарелку чебурек, вытерла полотенцем руки и подошла к Виктору. – Потом. Когда вернусь, – она положила прохладные ладони ему на плечи, поднялась на цыпочки и подула на покрасневшее ухо княжича.
– Нет, – твердо ответил Виктор. – Нет. Потом – это никогда. Сейчас! Сейчас. Игмант, у тебя есть печать?
– Есть. Я ведь начальник лесничества, – невозмутимо ответил Игмант.         
 Через десять минут он вручил новоявленной супружеской паре свидетельства о браке, написанные твердым крупным почерком, скрепленные печатью и подписью начальника лесничества Бурэ. Причем Эстрелле при этом подмигнул, а  Виктора с мрачным лицом  хлопнул  по плечу:
– Готовь васаби, молодожен!
– Вот теперь ты непременно вернешься, – удовлетворенно сказал Виктор, бережно пряча свое свидетельство в нагрудный карман. – Хотя бы за тем, чтобы оформить развод. Имей в виду: ты его не получишь.
– Ох, и молодой ты еще! – покачал головой Игмант.
– Это что, поздравление? – поинтересовался Виктор, натягивая  тёплый  форменный комбинезон.
– Поздравление, – серьезно кивнул Игмант.
– Лучше бы «горько!» крикнул.
– Горько тебе станет, когда объяснительную для Петренко писать будешь. На, держи в качестве подарка! – Игмант протянул Виктору его же стеганые рукавицы из камуфляжной ткани, которые зимой надевают поверх трикотажных перчаток. – В расщелине подобрал. Я сегодня с утречка туда наведался, раскопал в снегу твое шмотьё. Казенное, как никак. Рюкзак вон, на печи сохнет…
Виктор нахмурился: сам-то он про рюкзак даже не вспоминал. И начал проверять содержимое рюкзака. Петренко за все спросит.
– А кто развел костер? По следам не узнал? – спросила лесничего Эстрелла.
– Какие там следы, неделю мело… – вздохнул Игмант. – А дерево, судя по запаху, кедр. И кстати, о свадебном путешествии! Дама у нас без лыж. Лыжи – вдребезги! Так что поедете на моем снегоходе, а я на днях к вам в казарму заскочу и его заберу.
  Возвращались по следам Игманта. Виктор вел снегоход не спеша, осторожно. Рюкзак он надел себе на грудь, чтобы Эстрелле было удобнее, чтобы она была хоть немного ближе. Эстрелла крепко обхватила его руками, прижалась. Медленным хороводом проплывали заснеженные ели и сосны, выглаженные ветрами сугробы сверкали под низким полуденным солнцем. Вдруг Эстрелла потрясла его за рукав, привлекая внимание, и жестом показала: «Останови!». Поляна была истоптана свежими человечьими и собачьими следами. Вероятно, с лесничим на поиски рюкзака отправился его четвероногий однофамилец и что-то тут вынюхивал. Эстрелла легко соскочила со снегохода и, почти не проваливаясь в снег, стала разгребать сугроб. Виктор, потратив секунду, чтобы справиться с удивлением и сбросить рюкзак, начал ей помогать, погружаясь в снежную трясину чуть не по пояс. Скоро показался обугленный остов дерева. Эстрелла кивнула:
– Нужно расчистить вокруг!
– Что ищем?
– Должна же остаться хотя бы одна веточка! Нужно найти!
Виктор кивнул и начал разбрасывать руками и ногами снег вокруг спасительного кострища. Ничего. Вообще нет веток. Было похоже, что горел ствол, с которого ветки стесали заранее, где-то в другом месте. Но тут Эстрелла радостно вскрикнула и победно подняла руку с небольшой
зеленой веточкой. Виктор подошел к девушке. Кедр.
– У тебя есть термос?
– Да, конечно! Но он пустой. Эх, голова дырявая! Хотел ведь чаю налить!
– Хорошо, что пустой! Давай сюда!
Озадаченный Виктор побрел к рюкзаку. Эстрелла, бережно прижимая к себе лохматую веточку, наступала ему на пятки. Она торопливо вырвала термос из рук Виктора, открутила крышку, аккуратно поместила веточку внутрь  так, чтобы ее верхушка оказалась на дне, и стала осторожно наполнять термос снегом.
– В снегу он сохранится живым до весны, – пояснила Эстрелла, счастливо сияя своими удивительными глазами. – А весной я сделаю прививку на ель. Вообще-то кедр хорошо приживается на сосне. Но этому кедру больше подойдет ель.
– Почему? – спросил Виктор. Вообще-то, ему было всё равно, почему. Он просто хотел слушать ее голос, смотреть на румяное от мороза горбоносое лицо, на эти удивительные птичьи глаза.
– С елью ему будет веселей, чем с сосной. Неспроста ведь именно ее на Новый год  наряжают! – и добавила:
– Кедры добры, бодры, щедры, мудры, храбры!
– И красивы! – продолжил Виктор.
– Да! – согласилась Эстрелла. –  Пусть живет! 
– Чем больше кедров, тем лучше! – авторитетно, как человек целую неделю проживший в лесничестве, кивнул Виктор.
– На, убирай! – Эстрелла, закрутив крышку, протянула ему термос. Но Виктор, аккуратно поставив термос в сугроб, обнял Эстреллу и поцеловал. Некоторое время они стояли обнявшись.
– Надо ехать! – сказала Эстрелла.
– Да, конечно.
Виктор убрал термос и снова надел рюкзак на грудь. У расщелины, отмеченной теперь воткнутыми в изрытый снег ветками с привязанными к ним красными лоскутами, следы Игманта  обрывались, но на снегу была нарисована огромная стрела с надписью: «Вам туда!»
  До Пелыма добрались быстро, еще только начинало смеркаться. А ведь казалось, что эту неделю они провели на другой планете. Казарма пограничников была расположена в пригородном лесу, но Виктор проехал мимо. Сначала – Эстрелла и родители. 
Кстати, Виктору даже в голову не пришло, что его  скороспелый брак может послужить поводом для семейного конфликта. Дело в том, что по обычаям северного народа, если парень и девушка умудрялись провести вместе ночь, то их право стать мужем и женой никто не мог  оспорить, независимо от того, чем занималась парочка от вечерней зари до утренней. Да хотя бы анекдоты травили или рыбачили.
Это не было записано в кодексе Аблегирима, корни традиции терялись в глубине веков, что несомненно доказывает, что у внешне суровых и сдержанных пелымских жителей горячие и нежные сердца. Именно  поэтому девушек в незапамятные времена стерегли неусыпно. 
Но у рядового Аблегирима все пошло наперекосяк.
Эстртелла, подергав Виктора за рукав, прокричала:
– Остановись у гостиницы! «Лесная» – это на въезде!
– Знаю. Но мы, Стрелочка, сразу поедем к нам! Познакомишься с родителями.
– Не сегодня!
От неожиданности Виктор остановился и повернулся к Эстрелле, толкнув ее рюкзаком:
– Вот еще новости! Я тебе муж или кто? И вообще, свекровь  – это святое. Там теперь и твой дом. За вещами пошлем кого-нибудь.
– Я хочу понравиться твоей маме. А ты чуть не погиб…
– Мы. Мы оба чуть не погибли из-за моего разгильдяйства.
– Для твоей мамы – без разницы. Пусть она немного успокоится.
– Да с чего бы ей вообще беспокоиться? Ведь Петренко сообщил отцу, что мы в лесничестве. Он обязан докладывать князю обо всех происшествиях. Но душераздирающими подробностями о слегка подмороженных пальцах  полковник с родителями делиться не станет. И вряд ли Игмант вообще написал ему о подобной ерунде.
– Да твоя мама сама уже придумала такие душераздирающие подробности, что действительность скромно топчется в прихожей!
– Ты меня стесняешься? Я дурак? – нахмурился Виктор.
– Дурак, – не стала спорить Эстрелла. – Но это тут ни при чём. Мне всё равно надо уезжать. Поехали в гостиницу, позвонишь оттуда матери и своему полковнику.
Виктор вовсе не собирался отпускать куда-то свою красавицу жену. Он не был согласен с нею, но определённый резон в её словах всё же имелся.
– Эй, ты что? – потрясла его Эстрелла, заглядывая в глаза. – Пелымские гуси всегда возвращаются! Забыл?
Вот сейчас было правильно. Виктор повернул к гостинице.   
 Пожилой симпатичный хозяин гостиницы заохал, запричитал, рассказывая как он был напуган, когда постоялица не вернулась. И весь персонал переживал. Каждый день они звонили полковнику Петренко, чтобы узнать новости. Лыжи сломались? Да бог с ними, с лыжами, пропади они пропадом! Главное, что барышня… И так далее. Эстрелла с терпеливой улыбкой кивала, а Виктор завладел телефоном.
– Мама, это я!
Не дай ему Бог еще раз услышать этот стон облегчения и боли. И сквозь рыдания:
– Сынок!!! Князь, Виктор звонит! Всё хорошо! Ты где?! «Лесная»?! Мы сейчас! Только будь там! Мы едем!
Виктор стоял, оглушенный, прижав трубку к груди. Да, воображение у его матери богатое, и подробности она сочинила те еще. Виктор чувствовал себя злодеем. Глубоко и шумно подышав, чтобы успокоиться, он позвонил полковнику Петренко.
– Докладывает рядовой Аблегирим! – гаркнул он в трубку. –  Обнаруженная мною студентка Стрелко доставлена  по месту временного проживания в гостиницу «Лесная» на улице Трактовой! Чувствует себя хорошо! Так точно, родителям позвонил! Есть!
Полковник Петренко приказал ему прибыть завтра к полудню для написания отчета. (К полковнику Петренко его будет сопровождать мать, так что написание отчета придется отложить.)
Он порывисто обнял Эстреллу, поцеловал куда-то в ухо, и выбежал на шум автомобиля. Родители – осунувшиеся, еще не поверившие, что кошмар ожидания закончился, бросились к нему. Мать заплаканная, отец держится. Мама – хрупкая, маленькая, припала к нему, замерла с закрытыми глазами. В таком знакомом зеленом домашнем платье из тонкой шерсти, на ногах замшевые туфли, тоже домашние. Виктор вдохнул знакомый запах ее душистых волос, виновато взглянул на отца. Отец просто положил руку ему на плечо, но рука дрожит. Он в строгом костюме, видимо, только что вернулся с предновогоднего заседания Совета. Только сейчас Виктор с пронзительной ясностью осознал, что отец уже стар. Он же намного старше матери. Виктор прижался на секунду щекой к отцовской руке, бережно обнял мать.
– Мамочка, ну что ты! Простудишься! Пойдем скорей в машину! Ну успокойся, все хорошо!
Он повел мать к автомобилю, усадил на заднее сиденье. Оглянулся на гостиницу, всю в фонариках, хвойных гирляндах, яркую, праздничную – скоро ведь Новый год. Эстрелла в своем красном лыжном комбинезоне стояла на пороге, прижимая к груди синий армейский термос.
 Больше он ее не видел. Когда примчался в гостиницу раным-рано, еще пяти не было, заспанный портье сообщил, что студентка Стрелко уехала ночным поездом. Это точно. Он сам слышал. Она заказала билет до Екатеринбурга вот по этому телефону. Потом заказала такси, тоже по этому телефону, и уехала. Нет, она не оставила записки.
– Я дурак! – признался Виктор неизвестно кому, стоя столбом на ступенях гостиницы. Прибавил несколько крепких словечек, но легче не стало. – Ну и дурак же я! – повторил он.
Он даже номер ее телефона не записал. В лесничестве Игманта ни связи, ни электричества, чтобы батарею зарядить. Вот он и забыл.
   Новогодние праздники Виктор провел в кругу семьи. Демократия демократией, но когда княгиня Ванда Аблегирим, мило улыбаясь, лично попросила полковника Петренко отпустить сына на «рождественские каникулы», полковник только взял под козырек. Более того, с нею не спорил даже старый князь Виктор, ярый поборник равенства всех сословий перед законом.
Юный Виктор не бросился за женой в Екатеринбург ни следующим поездом, ни на автомобиле. Уверял себя, что студентку с чудным именем и редкой фамилией  отыскать будет несложно и он ее отыщет. Он чувствовал себя виноватым перед родителями, а чувство вины – плохой советчик. Для начала отправил Эстрелле письмо с именным штампом Дома Аблегиримов на конверте (для надежности, а вовсе не для того, чтобы произвести впечатление) на адрес юридической академии. Ну, раз она «Кодексом Аблегиримов» интересовалась, значит – юрист?  В Мариинке тогда не искал – уже знал, что родителей своих Эстрелла не помнит, и родственников у нее нет. Уже после Виктор поймет, как  непросто отыскать даже эту Мариинку, несмотря на то, что скоморохи  Ивановы, как ни в чем не бывало, постоянно отираются в Пелымском княжестве. Вот-вот.
Именно, как ни в чем  не бывало.
   На «каникулах» Виктор не отходил от матери и очень старался сделать все, чтобы избыть следы страшной для нее недели ожидания и                неизвестности. Конечно, он рассказал родителям о своем «беспримерном подвиге», по выражению матери, но в юмористическом ключе и не главное. Главное всегда по ту сторону слов.
– Влюбился, конечно, – вздохнула мать, перебирая непривычно коротко стриженые волосы сына. – Мальчики всегда влюбляются в женщин, которых спасли. И что, она красива?
– Да. Очень.
– Ах, милый, сколько их еще будет! – слова ее оказались пророческими.
   Родители  все поймут потом, познакомившись с Эстреллой. Так думал Виктор тогда. Но письмо с княжеским штампом вернулось обратно с надписью «за отсутствием адресата». Оставалась надежда, что Эстрелла – историк, а не юрист. По поручению молодого князя частный детектив проверил и перепроверил вообще все ВУЗы Екатеринбурга, но студентки Стрелко так и не обнаружил. Острая боль потери была почти физической.
   После «каникул» полковник устроил рядовому Аблегириму разбор полетов. Ткнул носом в каждую ошибку, инструкцию по ведению поиска наизусть заставил выучить, шестьдесят восемь страниц с точками, запятыми и прочими знаками препинания. Все два года службы лично гонял князя в хвост и в гриву. И никаких увольнительных. «Он свое в Рождество отгулял!» – неизменно говорил полковник, вычеркивая фамилию Аблегирима из составленного звеньевым графика.
Отчасти Виктор был виноват сам. Когда Петренко спросил о приказе, направленном рядовому Аблегириму в лесничество (этот приказ необходимо было приобщить к документации о поиске), Виктор, не глядя, вынул из кармана сложенный лист и подал его полковнику. Ошибся. Лист оказался не тот. Кроме лесничего Бурэ, полковник Петренко был единственным, кто узнал тогда о женитьбе Виктора. Был ли между этими двумя разговор на данную тему, Виктор не знал. Но сообщать приватную информацию родителям рядового Аблегирима, Петренко не посчитал нужным. Командир отряда решительно не одобрял старинные брачные обычаи и поощрять их не собирался. Но тому, что полковник нагружал его как по делу, так и без всякого повода, вдесятеро против остальных срочников, было для Виктора даже хорошо. Возникала иллюзия узкого мостика через черную дыру, по которому, шаг за шагом, можно вернуться к нормальной человеческой жизни. Или хотя бы к нормальному существованию. Надо только держать равновесие и следить за осанкой.
А чудовищных размеров пса лесничего Игманта Виктор видел за ту счастливую неделю всего один раз. Зашел ночью в зал водички попить, а у печи – Он. Даже пить расхотелось. Да, к такому только по фамилии. И на «Вы».
 

 Мороза обняла Вселенную, отступила на шаг, окинув подругу взглядом, и восхищенно ахнула:
– Вот это да! Ты нарочно так повзрослела? Чтобы тебя и тут, на Земле, все слушались?
– Нет конечно! Нечаянно в квазар влипла. Издали-то он выглядит    вполне безобидно. Похож на золотое колечко. В оптическом диапазоне, разумеется.
Мороза  снова обняла подругу:
– Ничего не поняла! А мы в нашем Городе улицы Колечками называем. Их в нашем Городе семь. Наш дом на Третьем Кольце находится, Елочная площадь  совсем недалеко. Театр, библиотека.
 «В нашем Городе»!!! Елена нахмурилась:               
– Забавное совпадение, – сухо сказала она. – И, кстати! Называй меня, пожалуйста, Еленой! Вселенная – это для бескрайних просторов Космоса, а для планетарного, домашнего пользования гармоничней звучит Елена, – Премудрая осторожно высвободилась из объятий подруги. – Эх, пойду прогуляюсь по этим вашим Колечкам!
– И не отдохнешь с дороги?
– Отдохнула я на сто световых лет вперед, так как, на эту планету спустилась в комфортабельном межпространственном лифте в сопровождении Якова Переплутовича.
– Так ты с Яшенькой знакома? И в Еловом тереме побывала?
– Побывала. Так что близко знакома и с Яшенькой и с Будимирчиком Переплутовичами. Очень милые молодые люди.
И Вселенная, и, тем более, Мороза не были знакомы с трудами  биологов по классификации представителей земной фауны.  Поэтому слова «человек», «люди» они употребляли в значении «разумное живое существо». Это, чтобы не было путаницы и недоразумений, ведь в нашем понимании братья Переплутовичи были млекопитающим животным и птицей.
– А может, мне с тобой пойти? Или, может, ты Снегурочку дождешься? Она как раз тоже гулять ушла, – предложила Мороза.
– Вот как раз я с ней и встречусь, и познакомлюсь! Ты же знаешь, что я делаю всё самостоятельно! – решительно ответила Елена, протянула Морозе путеводный клубок (тот самый!) и свою самоцветную корону и поспешно вышла, на ходу натягивая теплую шапку.
Выйдя на Третье Кольцо, Елена постояла некоторое время перед приветливым даже снаружи домом Морозов, разглядывая надпись над входом – «Криворукая бабушка». Очень смешно.
Хромоногая тетушка, проживающая в «Криворукой бабушке»! Такого не будет. Братьям Переплутовичам из Елового терема придется потесниться. Елена, припадая на левую ногу, побрела по заснеженной улице. Как же, ледниковый период, наслышаны…
Елена не пошла на Елочную площадь, хотя никогда еще не бывала ни в театре, ни в библиотеке. Она прошла переулками к городской стене, цепляясь за перила поднялась наверх и побрела по утоптанной тропинке, глядя себе под ноги. Опять всё пошло не так, как мечталось
Премудрой Елене. Когда совместное космическое путешествие с Морозами пришлось отложить из-за благородной миссии по спасению заблудившейся в дальнем космосе девчонки, это было понятно. Елена и сама приложила немало усилий, чтобы помочь Изольде. Оправданная задержка, помочь попавшему в беду – естественно. Тем более, этой бедолаге и помочь-то кроме трёх снежных людей было некому.
Но сейчас – другое дело! Тут, на Земле, полно народу, это вам не Космические просторы, безлюдные и безвоздушные. Восемь миллиардов! Из них не меньше половины – взрослые. Так что упрямая Изольда не пропадет. Снежной «внучке» тоже вполне можно подыскать другую бабушку, даже и не одну. Но, взглянув в глаза Морозы, Премудрая сразу поняла, что та намерена ждать брата и заботиться о Снегурочке хоть десять тысяч лет. Елена с этим была решительно не согласна и ждать не собиралась. Не хотят Морозы гулять от звезды к звезде – не надо.
Поменять прекрасные общие планы на будущее на сугубо личные, и тоже прекрасные, Елене было нелегко, но она справилась. На Земле-то не разгуляешься, в какую сторону ни пойди, вернешься туда, откуда ушел. Замкнутый круг! Да, придется путешествовать по Космосу в одиночестве. Но в этой ситуации есть даже не плюс, а знак умножения: будет к кому возвращаться! По собственной воле, а не потому, что замкнутая кривая вывела. Елена подняла голову и, наконец-то оглядела окрестные дали.
Слепящая белизна зимнего пейзажа под бледным, словно выстуженным навек, небом. Солнце – маленькое, озябшее, подернутое  морозной дымкой… Если бы  картина эта была нарисована на холсте, то на стене под ней была бы приделана блестящая табличка с аккуратными буквами: «Предвечный покой».
Но наяву именно покоя тут и не было. Непокорные воды огромного озера, посреди которого и возвышался Город, бурлили, закручивая туманные вихри, откуда-то, еле слышно, доносились веселые голоса, пересвистывались на ветвях рябин птички. Особенно беспокойной выглядела толчея разновысоких, разновеликих, заснеженных крыш и светлых башенок самых причудливых форм. С несокрушимых высот  крепостной стены заснеженный Город походил на круглый, щедро посыпанный сахарной пудрой именинный торт, изготовленный бандой юных поварят. И вдобавок, теперь уже совсем рядом, раздались голоса – приятный мужской и писклявый детский. Они громко распевали песню:
                Этот Город – наша столица,
                Сто приветливых лиц.
                Сотня лиц, сто сердец,
                Город Семи Колец!

– Вы что, следили за мной?! – Елена резко повернулась и теперь суровым взором сверлила дуэт, разрушивший ее задумчивое уединение. Это были маленькая девочка с круглым бело-розовым личиком и толстой светлой косой до самой земли, в голубой шубке, красиво расшитой жемчужными бусами, и жилистый верзила с большим насмешливым ртом и острым взглядом темных глаз, в пестрой стеганой куртке. Верзила учтиво поклонился, прижав правую руку к сердцу:
– Простите великодушно, сударыня! Разрешите представиться! Я Марк, скоморох из Мариинки. А ваше имя, многоуважаемая, уже известно всем в окрестностях Морея. Вы – Вселенная, ученая дама, которую с таким нетерпением ожидала Мороза.
– А я – Снегурочка! – пискнула малышка.
 Но Елена была сердита и не стала это скрывать:
– Вы не ответили на мой вопрос, молодой человек!
– Вопрос? – правая бровь Марка взлетела вверх. – А! Нет, мы не следили за Вами, как можно! И даже песню запели, чтобы Вы заранее узнали о нашем приближении. Мы раскладывали по кормушкам изюм, семечки и хлебные крошки. Мы всегда так делаем.
– Для птиц, сосняшек и елешек! – пояснила Снегурочка и протянула Марку берестяное ведерко с веревочной ручкой. Марк взял ведерко и высыпал остатки угощения в кормушку, которая, действительно, висела на рябине. А Елена до этого и не замечала ее. Рот Марка  растянулся чуть ли не до ушей:
– Вот и всё! Можно возвращаться! Мороза просила поторопиться, как бы не опоздать! Вы с нами, сударыня?
–Зачем торопиться вечному существу? – высокомерно произнесла Елена. –  Да и куда тут опаздывать?
– Обедать! – пискнула Снегурочка.
– Ну, предположим, я опоздаю! И что такое страшное случится? Пирожки остынут? – снисходительно усмехнулась Елена.
– Нет! Пирожки у Морозы еще ни разу не остыли! – Марк с улыбкой покачал головой. – У мариинских скоморохов и горожан аппетит отменный! Вмиг расхватают!
Снегурочка вытаращила серые, с синими снежинками, глаза, закивала, подтверждая правдивость слов скомороха из Мариинки.
– Пойдем с нами, тетя Все-лен-ная! А мы с Марком тебе песенку споем!
– Песенку про сто лиц? – поморщилась Елена. – Спасибо, что не про сто рож!
– Сто рож! – звонко расхохоталась Снегурочка. – Сторожка!
– Согласен, стихи не фонтан! – покаялся Марк. – Но зато очень приличные. Всё-таки лица, а не рожи.
– Марк, Марк! – потрясла  скомороха за рукав Снегурочка. – Спой про криворукую бабушку!
Марк не заставил себя упрашивать:
               
           …Опрокинула Баба свой ковш,
               Молоко на Землю пролилось!
              Пролилось молоко  на Землю,
              Да и прямо на нашу на деревню.

              Эх, молочная река,
               Да кисельны берега!
          Нам хлебать –               
                Не расхлебать,
                Сухариком заедать!

Разумеется, Елена вернулась домой со Снегурочкой и Марком, выслушав по дороге все одиннадцать куплетов песни про криворукую бабушку, живущую среди звезд. У спуска с крепостной стены на Седьмое Кольцо Марк подхватил Елену на руки, а уже потом спросил:
– Разрешите, сударыня? – легко сбежал  по крутой лестнице, аккуратно поставил Премудрую на землю  и снова запел как ни в чём не бывало:
               
                Дедка к бабке подбегает,
                Да на ноги подниает,               
                Да платочек поправляет,
              Табуретку подставляет…

Что с него взять – скоморох! Никакой деликатности. Но у входа в «Криворукую бабушку»  Елена уже сама подпевала:
               
                Эх, молочная река,   
                Да кисельны берега!
                Нам хлебать –
                Не расхлебать,
                Сухариком заедать.
   
И сообщила Снегурочке и Марку:
– Кстати, моё имя – Елена. Елена Премудрая. А Вселенная… Это так, псевдоним.
А прямо с порога Премудрая поинтересовалась:
– Ну, хоть один пирожок уцелел после нашествия скоморохов?
– Неужели я тебя без пирожков оставлю! – всплеснула руками Мороза и торжественно поставила на стол целое блюдо румяной выпечки.  – Усаживайтесь поскорее! И самовар как раз закипел! 
Ни Елену, ни Марка, ни Снегурочку упрашивать не пришлось. И уже через пять минут Премудрая, наконец-то одарив Марка благосклонной улыбкой, сделала вывод:
– Вы правы! К этим пирогам стоит поторопиться!      
 
  Это был первый самостоятельный вечер Титуса. Его новое жилье, как и у сладко спящего Медведя,  тоже было внутри стены, под Венцом. Только выход был не в сторону бурного и туманного Морея, а в сторону Города –  рядом с воротами, выходящими на Главный  мост. Свободного жилья в городе было много. Мариинцы не стремились переселиться на Городской остров, держались своих изукрашенных затейливой резьбой, просторных изб. Продолжали приходить в Город только в гости к Морозе и Снегурочке, да в театр, библиотеку и магазины. Причем, одни мариинцы представляли, а другие смотрели, других зрителей почти не было. Одним словом, выбор жилья был. Снегурочка уж так уговаривала Титуса поселиться по соседству! Но он устроился в небольшом помещении со стрельчатыми окнами под Венцом. По многим причинам.
В этом жилище он всем своим существом постоянно  чувствовал над головой живое присутствие деревьев. Пожалуй, у человека по рождению, такое обстоятельство вызвало бы неприятные ассоциации и мысли о бренности всего сущего. А Титусу, человеку-оборотню, это дарило ощущение надежной защиты, покоя, безопасности. Как в родной норе. К тому же, рядом был выход на мост. Значит, можно было в любой момент, не привлекая чужого внимания, уходить в лес и возвращаться из леса. Хоть лисом, хоть человеком. А это – другой уровень свободы. Из центра как незаметно выйти? Хоть жителей в Городе и немного, а все же…
«Титус! Ты куда, а зачем, а почему?» Да мало ли почему, куда и зачем.
Он сам еще не знает, даже кто он. Вольный лесной зверь или свободный человек? Принадлежит двум мирам одновременно, или ни тому, ни другому, устроился на границе?   Нет ответа.               
Титус  расположился в кресле-качалке, поставив ноги в ботинках с толстой подошвой на каминную решетку. Раскрыл тяжелую,  щекочущую нос запахом старой бумаги, книгу сказок о животных. Но только Титус начал вникать в драматическую историю о                взаимоотношениях домашних животных с их хозяевами, которые цинично собирались съесть своих питомцев, как пришел Игмант. Это надо же придумать себе такое имя!
    Игмант отворил дверь когтистой лапой, прошел в комнату и уже человеком подошел к камину, небрежно опустил тяжелую руку на пустую каминную полку, и некоторое время молча глядел в огонь.
А Титус, положив открытую книгу на пол, закинул руки за голову и  тоже молча ждал, разглядывал приятеля зелеными глазами. Сдержанная опасная сила переполняла  крепкую фигуру Игманта. Но прямой угрозы не было, и Титус спокойно смотрел на огненные блики в его светлых волосах, мокрых от таявшего снега. Снег таял и на  высоких сапогах, и на буром свитере крупной, сложной вязки. Примерно такой же свитер слоновой шерсти был и на Титусе, только цвета ржавчины. 
– Слушай, Титус, – начал Игмант, собравшись с мыслями, – я тут попробовал у Медведя мамашу отыскать…  Его следы на ту сторону привели. Берлогу нашел, но она пуста.
– Скорее всего, наш Медведь сирота. Плохо. В сущности он еще медвежонок, дурак дураком, –  вздохнул Титус, на своей рыжей шкуре испытавший все горести сиротства. – Пропадет…
– Ну, пропасть у него сейчас не получится… – уверенным низким голосом произнес Игмант. Титус усмехнулся:
– Ну да, пока серенький волчок ему волшебное одеяло под бока подтыкает.
 Игмант смерил рыжего ледяным взором. Но обнаглевший подросток только лапой на него махнул и продолжил молоть языком, не дав старшему вставить веское слово по делу. Ни капли уважения к опыту и силе.
– Но проспать жизнь это не тоже самое, что жизнь прожить. Хотя… Понимаешь, там – звезды!  Близко, просто лапой достать можно… И снег идет. Между звезд идет снег! Вряд ли наяву я увижу такое. Да, ты ведь про медведя… – тут Титуса осенило:
– А давай его к скоморохам пристроим! Сделает карьеру, станет звездой! – предложил он.
– Не пропадет! – упрямо повторил Игмант, пропустив пустую болтовню Титуса навылет: из одного уха в другое. – Но ведь он не один такой зверь в лесу. Всех в одеяла не завернешь, манной кашей не накормишь. Пора заканчивать ледниковый период. А как сказать об этом Снегурочке? Она ведь тоже детёныш. Да еще и снежная. Что с нею станет? А я зверь простой, и мужик такой же: не умею  деликатничать.
Титус потянулся и гибким движением поднялся на ноги.
– Предоставь это мне. Объясню всё Снегурочке в лучшем виде. Убедительно и предельно деликатно, – заверил он Игманта, натягивая пеструю, как осенний лес, куртку с капюшоном.
Поджарая человеческая фигура в нарядной куртке легко, как в танце, двинулась по улице, бурый зверь мелькнул в воротах и скрылся из виду.

  Полукружья окон «Криворукой бабушки» приветливо светились в  сумерках. Издали запахло пирогами и жареной картошкой. И гостями –  к Морозе на огонек заглянули обитатели Великого Елового терема.
Титус вошел в общий зал «Криворукой бабушки», где каждый получал тепло, внимание  и чаю с пирогами. Как выяснил Титус, пока жил под крышей дома Морозы, многочисленные мариинцы и немногочисленные обитатели Города собирались тут почти каждый вечер. Но сегодня здесь были только самые-самые близкие.
Вокруг большого овального стола в центре зала сидели только хозяйки «Криворукой бабушки», тютюки и обитатели Елового терема, тоже немногочисленные. Титус стащил с головы вязаную шапку и поклонился, сверкнув зелеными лесными глазами, острой белоснежной улыбкой и пышной медью волос.
Снегурочка и тютюки запрыгали вокруг Титуса.
– Мама Варежка! Титус! Королевский мохер! Как тебе у тебя? Хорошо клубок смотан? Моли  нет? – наперебой радовались Титусу и беспокоились за Титуса тютюки.
– Да вы, юноша, меня просто затмеваете, на вашем фоне я чувствую себя старым латунным самоваром! – одобрительно разглядывая Титуса звякнул перьями Будимир, метнув по стенам огненные блики.
– На похвалу напрашиваетесь, ваше сиятельство? Клубок – шерсть, сто процентов! И моли нет! Мне у меня замечательно, буду к вам в гости ходить, а вы – ко мне! – весело отвечал всем Титус, подхватил Снегурочку на руки и, покружив по комнате, осторожно поставил на пол.
– Титус! А к нам тетя Вселенная из космического путешествия вернулась! – громким шепотом сообщила новость Снегурочка и за руку подвела его к весьма пожилой даме в сверкающей короне, сидящей в кресле у очага. – Она теперь Елена. Премудрая! 
– Тетя Елена! Это Титус! – гордо представила своего друга Снегурочка.
– Хорош! – величественно кивнула важная старуха, протянув парню руку, худую, как птичья лапа. Титус почтительно склонился к невесомой, почти бесплотной кисти.
– Какая честь для меня, сударыня! Я слышал о Вас постоянно и теперь вполне понимаю и разделяю почтительное восхищение моих друзей!
– И язык подвешен! – еще раз кивнула старуха, сверкнув прекрасными  фиолетовыми глазами. Титус еще раз поклонился. А Снегурочка нетерпеливо подтолкнула его к столу:
– Ну, садись уже! Вот тетя Елена! – торжествующе сказала она. – А ты ругалась! Говорила, что волшебная палочка – это нельзя!
– А Игмант?! Ты ведь его ещё не видела. Рыцарь! Да мы все за ним как за каменной стеной! – поддержала внучку Мороза. – Ты в него тоже скоро влюбишься, вот увидишь! – убежденно добавила она. 
 – Не сомневаюсь, что очень приятный молодой человек у Снегурочки получился. Но на «влюбишься» даже не рассчитывай. И не надейся сбить меня с мысли. По вашей милости и моему недосмотру произошли события, которых не должно быть в принципе! То есть вообще никогда не должно быть! – Елена строго подняла худой палец с красным лаковым ногтем.
– Но ведь это хорошие события! – возразила Мороза.
– Ну вот, и эта туда же! А если палочка попадет в руки злодея и события будут ужасные?
– Да где же ты видела этих злодеев? – удивилась Мороза. – Бывают ли они вообще? А если и бывают, Игмант и Марк с ними разберутся.
– А мы им поможем! – храбро пообещали тютюки.
– И все же, мы обязаны учитывать вероятность и неблагоприятного развития событий. К тому же, волшебная палочка в руках маленькой девочки… – Елена покачала серебряной головой, закатив глаза, чтобы всем стало понятно, как близко к гибели находится мир.
Снегурочка сделала скучное лицо и болтала ногами под скатертью. А Мороза поспешно подвинула Елене блюдо утешительных пирожков с повидлом.
– Само собой разумеется, – смягчилась Елена, откусив пирожок, – все  Снегурочкины чудеса останутся в силе. Они уже сбылись,  отменять их было бы несправедливо. Хотя эти твои елешки и сосняшки, милое дитя, встают слишком рано и очень громко чирикают. Но спасибо тебе за то, что целиком елки с соснами не оживила.  Представляю, как они бы топали, разгуливая по лесу. А ведь именно стойкость определяет сущность деревьев. «Здесь я стою, и не могу иначе!» –   утверждает каждое дерево всем своим существом. Словом, я попросила Ель больше не выращивать волшебные палочки. А свою палочку отдашь мне. Я ее обратно на Ель верну. Куда-нибудь повыше, в    космические сферы, чтобы даже ты, Яша, не нашёл.
 Мороза, между тем, уже протягивала Титусу полную чайную чашку, а тютюки  притащили на его тарелку груду румяных пирожков. Титус выбрал самый поджаристый, подержал, но со вздохом положил обратно. Он пристально посмотрел зелеными глазами на Снегурочку, но промолчал.
– А я бы не стал отказываться от волшебной палочки, – возразил Яша, – вдруг придется заколдовать Снегурочку, когда наступит весна? Ведь она – снежная девочка. Не ехать же ей в Антарктиду, в самом-то деле.
– А весной снег обязательно тает? Как же тогда дедушка? – грустно спросила Снегурочка. – Он ведь в валенках из дому ушел. Ноги промочит, простудится…
– Нашла о чём беспокоиться! Раздобудет где-нибудь галоши, а валенки, если совсем жарко станет, в руках понесёт, – успокоил Снегурочку Яша.
– Весна… Красивое слово, – вздохнула девочка. – Когда кончится зима, начнется весна. А когда? Когда весна наступит?
– Вообще-то она должна была наступить еще много лет назад. Растения и звери страдают от холода, это ты и сама знаешь. Даже гибнут. Вот и наш Медведь, оказывается, сирота, чудом спасся, –   деликатно и доходчиво объяснил Титус.
Снегурочка молчала, разглядывая скатерть, а потом печально посмотрела на всех серыми глазами – в каждом по голубой снежинке. Титус поспешил утешить ее:
– Да ты не грусти! Сам я, конечно, не видел, но в книгах написано, что весна – это здорово! Солнышко так и блестит, цветы, травка зеленеет. Ласточки, может, прилетят. Хоть узнаем, как они выглядят. А после весны – зачастил Титус, – лето, осень и, оглянуться не успеешь, как снова зима! Как вкатит! Не в бровь, а в глаз.
– Про это я и сама читала, – ответила девочка. – Это всё очень даже хорошо. Просто беспокоюсь, что растаю раньше, чем вернется мама. Придет, а вместо дочки – лужа. Расстроится.
– Никаких луж! – рассердилась Елена. – Еще чего! Развела тут шишечную мелюзгу, кто за ними присматривать должен? И в чём, собственно, проблема? Заколдуешься волшебной палочкой до наступления весны, заранее. Перед тем, как отдать палочку мне.
Тут Снегурочка беспокойно поёрзала на стуле, но перебивать Елену не решилась.
– Во всяком случае весна начнется не завтра, – продолжила Премудрая, – У нас с Будимиром еще календарь не рассчитан. Это вам не палочкой размахивать, работа серьёзная.
– А что такое календарь? – с любопытством спросила Снегурочка.
– Это расписание для звезд, планет и времен года, чтобы всё шло своим чередом, – похвалился знанием теории времени Титус.
– Как  режим дня, – быстро сообразила девочка. – Только чур, в календаре весна, лето и осень будут по одной штуке, а зимы – две! Так будет лучше для дедушки, он ведь в валенках. А галош у него нет.
– Разумно! – одобрила Елена. – Две зимы, и обе короткие. Зверям и птицам легче будет их пережить, чем одну длинную! Они, как справедливо отметил молодой человек, за ледниковый период и так настрадались. Первую зиму сделаем в начале года, а вторую, совсем коротенькую, – в самом конце! Будимир, тебе работы прибавится, сможешь за сезонным временем уследить? Придется согласовывать с евразийским.
– Легко! – гордо сверкнув короной, заверил  Будимир.
– А между двумя зимами устроим праздник, – предложила Мороза, –  будем веселиться изо всех сил, чтобы никому мало не показалось.
– «Никому» это кому? – уточнил Яша.
– «Никому» – это всем! – пояснила Мороза. – Чтобы всем было много, а не мало. Много подарков и праздника.
Яша и Титус переглянулись, радостно сверкнув глазами( сегодня у Яши было два глаза), а тютюки в восторге подпрыгнули.
– Когда начинать? И с чего именно? – вопросительно звякнул оперением   Будимир.
– Эх, чего тянуть – начинать завтра! Расчеты доделаем по ходу дела. А начнем по порядку, чтобы не запутаться, – решительно вздернула  подбородок Елена. – Пусть завтра же начнется первая зима. Та, что не слишком длинная. А там уж и весна не за горами.
– Лучше послезавтра, нет, после… послепослезавтра! Одним словом, через три дня – возразила Мороза, – чтобы к празднику успеть приготовиться.
– Через три дня – это целых три слова. – педантично заметила Елена. – Но согласна, что так даже лучше. Нам с Будимиром можно будет работать без спешки.
Коронованный петушок кивнул, поднялся из-за стола и:
– КУ- КА- РЕ- КУ!!!
Зал озарился сиянием, воздух мерцал золотом, все на свете стало возможным, радостным, простым и понятным, но одновременно очень  важным и значительным.
– Семь часов вечера по местному времени! – бархатно сообщил Будимир.
  Тут хлопнула дверь – в зал «Криворукой бабушки» ввалился осунувшийся от усталости, запыхавшийся Николай. Куртка его была распахнута, а на шее вместо шарфа висел фонендоскоп.  Ветеринар рухнул на подставленный Титусом стул. Мороза поспешно протянула Николаю чашку с водой. Николай осушил ее двумя глотками. Все с тревогою ждали объяснений. Тютюки поспешно прыгнули Николаю на колени и преданно смотрели ему в рот, чтобы не пропустить ни слова.
– У слонов родились слонята! Четверо у Сагиба и Маши, а у Рави и Даши – трое! Мамочки и новорожденные здоровы! Отцы в шоке, но это не опасно! – глаза Николая сияли. Сразу было видно, что Николай –  прирожденный ветеринар. Мороза поспешно налила Николаю чашку чаю – очень крепкого и сладкого, чтобы восстановить силы. Отрезала огромный кусок пирога с картошкой.
Но что тут началось! Все радостно загалдели, выспрашивая подробности про рост, вес, цвет шёрстки и глазок. Мороза суетилась, собирая в корзину гостинцы для новоявленных родителей… Снегурочка прыгала вокруг Николая, который выглядел так, словно сам стал папашей. Новорожденные слонята выручили девочку: Елена  забыла про волшебную палочку. Суровая ученая дама тоже была взволнована  рождением слонят:
– Ах! Иногда самое правильное – это нарушать правила! – растроганно произнесла она. – Устрою в честь новорожденных и их родителей звёздный дождь! Завтра в девять вечера приглашаю всех прогуляться по Венцу, любуясь этим редким, величественным зрелищем и загадать желания!
Все радостно засуетились. А Елена добавила назидательно, строго глядя на Снегурочку и почему-то на Титуса:
– Правила иногда можно нарушать только тем, кто их твердо усвоил. А вам, молодые люди, нужно следовать правилам неукоснительно, предварительно выучив назубок!


     События давнего новогодья промелькнули в памяти князя отнюдь не в хронологическом порядке, а сумбурно, то одно, то другое. Будто осколки витражной картины, насыпанные в калейдоскоп, но каждое стёклышко яркое, убийственно острое, – часть единого целого. Насладиться воспоминаниями сполна ему не дала его средняя дочка, Анета. Она выбежала на дорожку перед отцом из гущи кедровых ветвей, благо длинные иглы кедров довольно мягкие. Кулаки сжаты, на щеках пятна румянца, глаза сердитые. Что тут скажешь? Хороша!
– Папа! Лизавета говорит, что ты хочешь устроить какую-то дурацкую самодеятельность!
– Ну почему сразу «дурацкую»? Это Лиза придумала, а нам с Ваней понравилось. Я думал, ты тоже захочешь выступить.
– А меня вы с Лизой спросили? А не-е-ет, забыли как всегда! Меня, значит, можно не спрашивать! А не-е-ет! Не стану я скоморошничать!
– Почему? – удивился князь. – Мне кажется, это весело!
– Папа! Как ты это вообще себе представляешь?! Мне мама кружевное платье прислала! Из Парижа, между прочим! Туфли на каблуках! Я прическу сделаю и макияж! Пусть Ванечка и Лиза поселковых потешают, они еще маленькие. А я – не-е-ет!!!
– Тогда нам для спектакля одного человека не хватит, – огорчился князь.
Глаза Анеты стали холодными, лицо строгим, будто она решала в уме сложное уравнение, но почти сразу это выражение сменилось довольной улыбкой.
– Моя подруга, Зиночка… Ну, ты знаешь, мы с ней в одном классе учимся… Она мечтает стать актрисой и будет просто счастлива принять участие в вашем спектакле. Я сейчас же ее приведу. Ах, как  она обрадуется!
Анета привезла Зину на автомобиле, которым пользовались все служащие дворца. Вообще-то, князь не одобрял такие выходки: машина нужна взрослым для работы, а дети должны ходить ногами, им это  полезно. Но ведь сегодняшний случай – особый, и шофер Сергей Петрович спорить с княжной не стал. Подумаешь, прокатились девчонки.
Анета была довольна: Зина официально будет представлена отцу как подруга. Она, как бы без вмешательства Анеты, познакомится и как бы подружится с Ванькой. И можно будет спихнуть ей братца, не дожидаясь отцовского отъезда.
– Не забу-у-удь, ты с детства мечтаешь стать актрисой! –  торжествующе пропела она, распахивая перед Зиной  украшенные бронзовыми накладками дворцовые двери.
– Я ?!

 Виктор никак не думал, что со спектаклем, на который он так опрометчиво согласился, возникнет столько проблем. Он предполагал, что его дети просто разыграют сценку о глупом сыне богатого купца, которую знают все. Нужно будет только распределить роли. Себя он хотел предложить в качестве тупого сына. Пару раз проговорить знакомый всем с детства текст – и порядок! Но девчонки тут же всё запутали и усложнили.
– Извините, – глядя в пол, но твердо прошептала Зина, – когда на выпускном празднике  смеются над учеником, который ничему не может научиться, это как-то… странно!
– Ты хотела сказать «непорядочно», – уточнил князь, с любопытством рассматривая Зину. – Но у нас, вроде бы, нет учеников, которые вообще ничему не научились. Абсолютно все выпускники намного умнее, чем купеческий сын, уверяю тебя.
– Простите, – шепнула Зина.
– Нет, Зина дело говорит, – кивнула головой Лиза. – Когда  в начале года, то смешно. А сейчас… Не у всех же пятерки. Не велика радость, что ты  чуть-чуть умнее, чем купеческий сын. Взять хоть нашу Катерину. Да и мы с Резинкой не отличницы, людям душу травить не имеем морального права.
– Ну, Лизавета, ты и загнула! «Морального права»! Надо будет ввернуть на заседании Собрания как-нибудь, – покачал головой князь Виктор. – Я и сам был не отличник. Но про Знайку Умнюшкина пьесы не видел. И на случай, если вы ее в срочном порядке сочините, предупреждаю: я плохо помню таблицу умножения на «семь» и на «восемь», а за одну ночь незнакомый текст не выучу!
– Какое умножение на празднике, что ты! – возмутилась Лиза. – В конце года эта учеба уже у всех в печенках сидит!
– На празднике танцуют!!! – крикнул изо всех сил Иван, которому надоело молча слушать старших. Насладившись произведенным эффектом, он добавил немного тише:
– И поют! – детсадовский выпускной уже миновал, поэтому Ваня хорошо знал, что к чему.
– Точно! Ванька, молодец! – обрадовалась Лиза. Иван, которого старшие сестры похвалами не баловали, расплылся в улыбке.
– Что же делать? – спросил девчонок князь.
– Ты, папа, иди! У тебя дел невпроворот, сам говорил. А мы с Зиной что-нибудь придумаем! – тут брат недовольно потряс ее за руку. Лиза едва заметно поморщилась. – И с Ванечкой, разумеется, куда ж без него.
Князь, притворно нахмурившись, посмотрел на дочь. Та пожала плечами:
– Ну, если не придумаем, то ты просто с сердечной улыбкой поздравишь выпускников, без всякого представления. «Чистого неба, пелымские гуси!» Или что там принято говорить?
– Да, принято говорить что-то в этом роде, – кивнул довольный князь и направился к выходу из музыкальной комнаты.
– Но мы обязательно что-нибудь придумаем! – громко пообещала Лиза.
Князь, задержавшись на пороге, обернулся и обреченно покачав головой, схватился за сердце. Ванька с готовностью захохотал, Зина сдержанно улыбнулась. Лиза сухо помахала отцу рукой, но глаза ее так и сияли.
Ура!!! Лиза рулит!
   
    Поговорив с девчонками, князь Виктор отправился на поиски Оксаны Петровны – старого верного друга, няни Ивана и своего личного ангела-хранителя по совместительству.
    Виктору было семь лет, когда ему удалось, наконец, выследить гнома, тайком убирающего игрушки и поедающего конфеты. В то время Оксана была старше Виктора в два раза. Познакомились они ранним утром. Виктор в тот день поставил будильник на шесть часов и устроил засаду.
– Эй, не трогай мои игрушки! – строго сказал ей  Виктор, вылезая из-под круглого стола, покрытого длинной вязаной скатертью. Он в то время вел упорную и порядком затянувшуюся борьбу со взрослыми, отстаивая свою  самостоятельность, поэтому со всеми, чей рост превышал его собственный, разговаривал сурово.
– Привет! – широко улыбнулась в ответ незнакомка в джинсах и ярко-красной футболке. – Должна тебе сообщить, что раскладывать твои игрушки по местам – моя работа. Мне за нее деньги платят.
– Ты же не гном! – возмутился Виктор.
– Да ну? – удивленно подняла брови девчонка. – Как ты догадался?
– Гномам не нужны человеческие деньги, у них своих навалом, – с оттенком превосходства сообщил ей Виктор. – И гномы не бывают такими большими.
– Ну ладно, придется признаться… Я не гном, – покаянно вздохнула большая девчонка. – Я – Оксана. Учусь в гимназии, а перед уроками убираю твою детскую. Деньги мне, знаешь ли, нужны, мои родители тоже не гномы.
– А куда ты дела гномов? – с подозрением нахмурился Виктор. Он тайком смотрел сериал о приключениях гениального сыщика Холмса и знал, что когда кто-то или что-то пропадает, то в первую очередь нужно выяснить, кому это выгодно. Если Оксана получает деньги, выполняя работу гномов… Дальше думать не хотелось. Хотя в глубине души Виктор уже сомневался в их существовании, но не хотелось все равно. Оксана некоторое время таращила на него глаза, а потом холодно сообщила:
– Гномам, знаешь ли, надоело убирать за тобой и они ушли. Они убирают игрушки только за маленькими детьми.
– А ты как узнала, что гномы ушли?
– Твоя мама мне сказала. Она попросила меня убирать игрушки пораньше, тайком, чтобы ты не расстроился. Из-за гномов.
– Значит, и… – Виктор хотел спросить про конфеты, но вовремя прикусил язык. Что ему, конфет жалко? Опустив голову, нахмурившись, Виктор осмыслил полученную информацию.
– Так! Я каждый вечер продолжаю раскидывать игрушки! – Виктор, не откладывая решение проблемы на потом, начал разруливать ситуацию. – Утром ты приходишь, и мы вместе их убираем. Если проспишь, или тебе некогда, или неохота, то я убираю их сам.
Ему удалось сбить Оксану с толку:
– Какого черта тогда вообще нужно устраивать этот бедлам?! – недоуменно воскликнула она.
– Не хочется огорчать маму. Пусть думает, что она очень хитрая, – пояснил Виктор. «Сама же сказала, что деньги нужны». Это он произнес не вслух, а мысленно.
Так и повелось. Оксана и Виктор дружно убирали игрушки, а потом пили принесенный Оксаной в термосе чай с гномьими конфетами. Болтали обо всем на свете. Оксана призналась ему, что убирает игрушки уже целый год, а на работу устроилась по документам старшей сестры. Оксана была долговязой и никто не заподозрил хитрости. Ведь до четырнадцати лет работать не разрешается. А что делать, если ходить в кино, кататься на карусели, покупать мороженое и тетради с забавными картинками на обложках хочется и в тринадцать?  Виктор еще пару месяцев ломал комедию – раскидывал игрушки по вечерами и горестно сетовал на гномов утром.                Потом придумал новую хитрость – нарочно начал писать с ошибками и убедил маму, что ничего не понимает, ему нужен помощник. Оксана, разумеется. Они вместе делали уроки, каждый – свои, разговаривали, играли. Дружили, одним словом. Виктор не забывал время от времени писать -ЖИ, -ШИ с буквой Ы, чтобы родители не вздумали отказаться от репетиторских услуг.
Через два года Оксана окончила гимназию и уехала учиться на воспитателя в Нижний Тагил, а Виктор перестал делать ошибки. Между прочим, Ванда Аблегирим с самого начала прекрасно знала сколько лет Оксане, но сделала вид, что ни о чем не догадывается.
  Старшина гномов Чудинов, изредка навещавший старого князя, добродушно посмеивался, слушая за стаканчиком глинтвейна его рассказы о проделках женщин и детей. Уж они-то с князем знали, что гномы собирают не игрушки, а сокровища в подземных лабиринтах. Такие вот тайны пелымского двора. О них можно говорить бесконечно.
   О настоящем же коротко, несколько слов: князь Виктор отправился  в детский сад «Золотой ключик», где его давний друг и Ванина няня была директором. Князь разыскал там Оксану Петровну и, расцеловав ее ручки, попросил помочь детям. И, по возможности, проследить, чтобы масштабы шоу, задуманного Елизаветой, не превышали размеров дворца.      

     Лиза важно прошлась по залу туда и обратно. Иван и Зина следили за нею. Зина с некоторой досадой: она выжидала момент, чтобы попрощаться и уйти домой, а Ванька – восторженно. Лиза повернулась к ним и, подняв указательный палец, изрекла:
– Значит, так! Танцевать будем менуэт. Танец торжественный, бальный, но простой. Проще только детсадовский «ножкой топ».
Ванька захлопал в ладоши, Зина с сомнением покачала головой:
– Движения – да, простые. Но пары должны двигаться согласовано, иначе вся красота пропадет. А большинство выпускников на празднике впервые встретятся. И у всех шаги разного размера, а кто-то музыку совсем не слышит. Ну медведь на ухо наступил, такое вот несчастье. И что? В одном месте будет давка, в другом – дырка.
 Лиза задумалась лишь на секунду:
– Все перемещения надо разметить на полу. Уж на красном или синем кружке даже петух с курицей остановиться сумеют. А движения ты  им будешь подсказывать.
–Я?!!
– Ты ведь у нас артисткой хочешь стать. А я хочу стать музыкантом, я на скрипке играть буду. Соглашайся, это отличная практика!
Зина замялась. Показывать движения на виду у всех?! Но так хотелось посмотреть дворцовый праздник! Ладно. Движения, действительно, простые.
– А нам разрешат рисовать на полу? – в знак своего согласия на участие в затее спросила она. Лиза не сомневалась ни мгновения:
– Разрешат. После праздника Вылета всё равно будет ремонт. Так что я  займусь музыкальным оформлением, а вы с Ванькой – разметкой. Надо сделать это за неделю. Пару дней репетируем, этого достаточно. И несколько дней оставляем в резерве: вдруг что-то придется переделывать.
Лиза светилась вдохновением. А Зина даже забыла про свой нелепый договор с нею. Ей самой уже жалко было бросать эту праздничную авантюру, но она покачала головой:
– Я ничего не смогу  разметить, честно! Я даже по линейке прямую линию провести не могу! А расчертить огромный зал?! Нереально.
Иван, почувствовав, что его участие в интересном взрослом деле под угрозой, в отчаянии ухватил ее за руку:
– Зина! Ты не бойся! Мы Оксаночку Петровну попросим помочь! Пойдем! Пойдем же!
Зина неуверенно пожала плечами, но пошла с Ванькой. Довольная Лизавета подхватила футляр со скрипкой и помчалась в музыкальную школу. Тоже за помощью.


    День в Еловом тереме прошел быстро. Елена и Будимир составляли календарь: рассчитывали дни, делили их между временами года и месяцами, заполняя зазоры между локальным, внутренним, теремным, и внешним, запредельным, временем. А ведь нужно было еще названия месяцев написать на листах календаря красивыми буквами. Словом, работы невпроворот. Будимиру даже кукарекать было некогда. Яша еле успевал  греть чайник и варить вареники с вишнями и творогом, чтобы поддержать тружеников. Но вот опустились на Кружинов лес ранние  сумерки, Елена устало потянулась и поднялась на ноги.
– Ох, устала! Даже жалею, что именно сегодня решила устроить этот космический фейерверк. Но уже пригласила всех, ничего не поделаешь.
Будимир тоже с мелодичным звоном расправил утомленные крылья. Золотые стрелы лучей разлетелись во все стороны.
– Вы с Яшей идите, а я еще раз календарь проверю, – бархатным голосом произнес он.
– Завтра проверишь, на свежую голову! – недовольно проворчал кот.
– Нет, я все равно не успокоюсь, пока все не просмотрю. А завтра, на     свежую голову, еще раз проверю. Календарь – это такая ответственность, такая ответственность! – покачал венценосной головой петушок.
– Ну, как хочешь! Пойдем, Яша!
   
   Елена и Яша поднялись на стену, окружающую Город, откуда наблюдать за ночными небесами было удобнее всего. Кроме них полюбоваться на звёздный дождь уже пришли Мороза со Снегурочкой, Титус, Марджана, пожилой библиотекарь Петр Лукич, кондитер Шакер-бабай, и все жители Мариинки. А тютюки и Николай сказали, что будут любоваться звездами вместе со слонами. Ведь косматые гиганты не могли взобраться на крепостную стену, да и новорожденных слонят одних не оставишь.
  Так как дорожки на Венце довольно узкие, Титусу  пришлось взять кота на руки: все взгляды собравшихся были устремлены в звездную высь и Яшины лапы или хвост могли ненароком отдавить. Снегурочка на ходу доставала из глубоких карманов пестрой куртки Титуса изюм и семечки, раскладывала угощение в кормушки, висящие на рябинах и яблонях – сосняшкам, елешкам и птицам. А по одной изюминке каждый раз отправляла в рот себе и Титусу с Яшей. Кормушка за кормушкой, и троица незаметно отделилась от  общей компании – самое время поговорить.
– Титус! А я палочку в горшочек посадила.
– А полить не забыла? – поинтересовался тот, в его глазах зажегся хитрый зеленый огонек..
– Нет. Я очень хорошо ее полила.
– Ну всё, порядок! Скоро вырастет волшебное дерево. Палочек будет –   завались!  Одну отдадим Елене, а остальные поделим, – размечтался Титус.
– Не дели не выросшие палочки. К тому же, насколько я знаю, Петр Лукич деление тебе еще не объяснял! – осадил его Яша, которому Елена накануне очень доходчиво, используя примеры из литературы, объяснила, почему нельзя доверять волшебную палочку лицам моложе одиннадцати лет.
– Зато умножение я уже усвоил!  Поэтому авторитетно утверждаю, что палочек хватит на всех. Волшебное дерево мелочиться не станет, наверняка  умножится на тысячу. А может быть, даже на миллион!
На самом деле, Титус вовсе не ожидал от палочки такого грандиозного прироста, но ему хотелось похвастаться своими успехами в математике.
– Я попросила тютюк, чтобы они забрали палочку из домика, там ей скучно. А можно я принесу ее к тебе?
– Можно. Я буду пересчитывать отросшие палочки и упражняться в делении. Яша, тебе нужно волшебную палочку?
Яша вновь укоризненно покачал умной головой:
– Титус! Елена приказала принести палочку в Терем! Не советую хитрить с этой дамой. Мне помнится, что третье имя лиса – «предусмотрительность».
– Обещаю, я буду предусмотрительно поливать палочку под твоим неусыпным контролем. Отдадим ее мадам Елене не завтра, а через несколько дней. Что такого?
– Палочка-то еще не выросла! – напомнила им Снегурочка. – Не спорьте. Сейчас я загадаю, чтобы у палочки всё было правильно и хорошо.
– Хотел бы я знать, что такое «хорошо» и «правильно»  в понимании палочки, – хмыкнул  Титус.
– Скоро узнаем, – мечтательно жмурясь, произнес Кот, которому уже надоело строить из себя благоразумное существо. Он довольно потирал лапы в предчувствии событий неведомых и неизбежных. Яша был взволнован, словно держал в лапах подарочную коробку: что в ней не видно, но ясно, что друзья гадюку, голодную и злую, не подложат. Между тем, семечки и изюм в карманах Титуса закончились, и друзья поспешили присоединиться к остальным любителям астрономических чудес.
    И вот, среди привычных звезд словно чиркнул светящийся голубой  карандаш. Все успели только дружно ахнуть, а волшебный росчерк уже исчез. Но это было только начало. Скоро голубые линии  пошли расчерчивать  безлунное небо так часто, словно ночь раздирали  в клочья дикие черные коты. Неровный отсвет падающих звезд мерцал на запрокинутых лицах, отражался в распахнутых восхищенно глазах, на губах, с простодушной  отвагой шепчущих желания. Но, наконец, звездный дождь начал утихать. Вот сверкнули мгновенно  последние голубые росчерки, и  темное небо засверкало привычными звездами. Все переводили дыхание, встречаясь взглядами и улыбками.
 – Ура! Я сумела! – с чувством произнесла Марджана. Её звонкий  голос дерзко нарушил торжественную тишину, все с облегчением рассмеялись, словно забавной выходке ребенка. Своенравная красавица  успела стать общей любимицей.
– А ты себе что загадал? – Титус погладил Яшу.
– Себе – ничего, – ответил Яша, который и не думал слезать с рук на землю. – У меня и так всё хорошо.
– Значит, будет еще лучше, – пообещала ему Снегурочка, – потому что я успела загадать всем. Чтобы всё у всех было хорошо.
– А я для себя тоже не успел загадать, – признался Титус. – Успел только  ахнуть.
– Вот уж действительно, положение аховое! Но ведь звезды не меньше часа падали, не дождь, а целый ливень! Десять тысяч штук! А это, друг мой, примерно сто шестьдесят шесть желаний в минуту! – удивился Яша нерасторопности рыжего приятеля.
– Так я девять тысяч девятьсот девяносто девять раз и ахнул. Впрочем, я не считал… Но одно желание всё же загадал. Ой, что это? – Титус стер крупную каплю со щеки.
– Похоже, не звездный, простой, мокрый, дождь собирается, – объяснил ему Яша.
– Наверное, все Марусеньки и Машеньки из Мариинска загадали сейчас весну, – догадалась Снегурочка. – Всем зима надоела. Вот баба Мороза на празднике расскажет, что ледниковый период закончился, то-то они обрадуются… А я весну никогда не видела. Как это – совсем без снега?
– Я тоже не видел. Да все будет хорошо! Ты же так загадала! – бодро заверил ее Титус, –  Звездам надо  верить, им сверху виднее.
 И друзья побежали по дорожке, догоняя старших.

    Всю следующую неделю Зина с утра до вечера пропадала во дворце Аблегиримов. Дел было – невпроворот. Даже на витрину «Трех слонов» она косилась на бегу, одним глазом. К разметке пола охотно присоединилась не только Оксана Петровна, но и  управляющий старым замком – Игмант. Оксана Петровна набросала на листе ватмана сложный узор, напоминающий многолучевую звезду или подсолнух, Игмант произвел на тетрадном листочке необходимые расчеты, и веселая работа закипела. Используя позаимствованные у садовника рулетку и веревку, рисунок мелом перенесли на пол. Это было очень весело. Иван и Зина держали концы веревки и перебегали с места на место по команде Оксаны Петровны, Игмант проводил вдоль веревки линии мелом. Потом бригада «Ух!», как называла их команду Оксана Петровна, облачилась в синие рабочие халаты, вооружилась широкими кистями и принялась обводить меловые линии краской. Красные линии заменяли золотым, а синие – серебряным акрилом. Там, где пары должны были остановиться, рисовали не кружки, а звезды, направление движения указывали стрелы, тоже золотые и серебряные. Перекусывали тут же, сидя на полу, всевозможными бутербродами и пирожками, запивая соком из одноразовых стаканчиков.  В столовой обедали всего один раз – в воскресенье. Общий воскресный обед в доме Аблегиримов – многовековая традиция. Из старого замка приехала великолепная Ванда Аблегирим, глава семейства. Зина рассчитывала отсидеться в парадном зале, но Ванька прилип к ней, как фантик к ириске.
– Дай хоть халат сниму! – обреченно взмолилась Зина.
   Все оказалось не так страшно, как она себе представляла. Возле тарелок лежали только вилки, ложки и ножи, а не десять столовых приборов, как опасалась Зина. Катя посидела за столом пять минут и, поцеловав бабушку Ванду, убежала в гимназию на консультацию, ухватив с собой пару пирожков. Ей предстоял последний экзамен – английский. Лиза сидела уткнувшись в нотную тетрадь и рассеянно дирижировала ложкой. Ванька расчерчивал кашу в тарелке на квадраты, вертелся, строил Зине рожицы, а потом отодвинул тарелку и взял пирожок с повидлом. Княгиня Аблегирим рассказывала сыну как хорошо перезимовали тюльпаны, какие сорта и где она собирается высадить, бросая на Игманта требовательные взгляды. Игмант заверил, что уже через день будет в полном ее распоряжении. Нарядная Анета ела молча, с таким отрешенным видом, будто уже стала царицей Мира и в данный момент решает, каким способом исправлять его многочисленные несовершенства.
Словом, обстановка за круглым столом в княжеской столовой была вполне непринужденной, а еда – вкусная, но простая. Никто не приставал к Зине с разговорами, не ухаживал за нею специально, как за чужой, и она с удовольствием поела и даже решилась тоже скорчить пару рожиц, чтобы порадовать Ваню. Оксана Петровна разлила по чашкам компот и чай. Чашки были не из праздничного бело-золотого сервиза, а разномастные –  разного цвета и размера. Видимо, у каждого имелась своя, любимая. Зине же досталась зеленая, с нарисованным на боку пучком васильков. Пирожки с огромного блюда брали руками все, а не только Ванька.
– Игмант, с мясом – в центре! – хором сказали Ванда и князь Виктор, как только тот взглянул на блюдо. Игмант кивнул, принимая это как должное.
– Иван! Повидло с пальцев вытирают салфеткой, а не облизывают! – сделала замечание Анета.
– Аня, я правда вымыл руки. Честное слово! Повидло сладкое, мне нравится, а салфетке ведь без разницы!
– Папа, Ване шесть лет, а он не знает элементарных правил приличия! Неужели тебе всё равно? – ужаснулась Анета.
– Как салфетке? – уточнил князь. – Нет, до салфетки мне далеко.   
И, чтобы предотвратить общую дискуссию о воспитании наследника, князь Виктор предложил Анете помочь ему проверить, все ли готово в гостиницах и пансионатах к приему многочисленных гостей. Анета величественно, так, чтобы не сбилась набекрень воображаемая корона, кивнула.
Ваня, вскочив на ноги, стянул и завернул в равнодушную салфетку несколько пирожков с творогом – Зининых любимых.
– Мы с собой возьмем, на полдник! – объяснил он.
Взрослые кивнули, Анета нахмурилась, но ничего не сказала.
После обеда Игмант и князь Виктор  ушли провожать Ванду Аблегирим до автомобиля и где-то пропали. Лиза убежала в библиотеку, чтобы доработать текст выступления, Анета прошествовала в свою комнату, чтобы переодеться в джинсы, более уместные в инспекционной  поездке, чем пышная юбка ее шелкового платья. Оксану Петровну вызвали в детский сад. Ей постоянно приходилось отвлекаться на малышовские дела.
 Только Зина и Иван после обеда отправились в парадный зал. Серебряная многолучевая звезда, которую рисовали взрослые, была закончена. Сегодня Игмант и Оксана Петровна помогали Зине и Ване, рисующим золотую. Сделана была уже почти половина. Ребята натянули рабочие халаты. Ванькиным халатом была назначена синяя бязевая куртка с подвернутыми рукавами, тоже позаимствованная у садовника. Зина работала наклонившись, а Ванька – ползая на четвереньках, из-за чего приходилось постоянно обновлять меловую линию, но никто на него не сердился.
– Тебе нравится мой папа? – спросил Ванька.
Зина кивнула.
– А твой папа тоже хороший?
– Не знаю. Я его никогда не видела. А мама у меня замечательная. Мы с нею вдвоем живем.
 Ванька понимающе кивнул:
– Наверное, твой папа артист, как моя мама.
«Тот еще артист!» – хмуро подумала Зина словами матери.
– Моя мама совсем редко приезжает ко мне, – продолжал Ванька, – ей совершенно некогда. Поэтому она и выбрала мне в папы моего папу. Ему можно доверить воспитание ребенка. Так говорит мама. Мы с папой на самолете летали смотреть, как мама выступает. Она была в таком красивом платье, – Ванька помахал в воздухе кистью, показывая, какое было платье. – И с крылышками.
– Ангел? – Зина продолжала сосредоточенно закрашивать красную меловую линию.
– Нет, она как-то по-другому называлась, не могу вспомнить как. Мы с папой ей подарили цветы. Много-много! И бусы. Бусы одни. А мама мне подарила Медведя. Только не в тот раз, а на день рождения. Хочешь покажу? – Ванька вскочил. Зина не хотела, но взглянув на мальчишку – перемазанная золотом куртка болтается, как мешок на огородном чучеле, колени испачканы красным мелом, на щеке – золотая клякса, от нетерпения чуть не скачет, сказала:
– Конечно!
Ванька ухватил ее за рукав и потянул за собой. Зина еле успела сунуть кисти в ведерко с водой, чтобы не засохли. Они поднялись на второй этаж по лестнице с широкими гладкими перилами, которые заканчивались у самого пола элегантной завитушкой. Ванька похлопал по завитушке ладошкой:
– Видишь, какая хорошая улитка? Это мой дедушка специально велел так сделать, когда  родился мой папа. Чтобы папе было удобно кататься по перилам.
– Классный у тебя был дедушка! – Зина тоже одобрительно похлопала по завитушке рукой.
Через сквозную арку они прошли в широкий сумрачный коридор со множеством дверей и ковровой дорожкой на полу. Где-то вдали, в самом конце коридора светилось пасмурное полукруглое окно. Ванька распахнул одну из дверей:
– Здесь мои игрушки! А вон тот синий рюкзак мне в детском саду на выпускном подарили. Для учебников.
 Просторная комната выглядела как групповая детского сада, не хватало только шеренги маленьких стульчиков по периметру пушистого ковра. Но Ванька потащил Зину мимо сборища игрушек, такого многочисленного и пестрого, что казалось, будто в комнате шумно.
– Нет, Медведь в спальне!
Изрядно потертый и замусоленный плюшевый медведь неопределенного цвета с обвислым красным бантом на шее сидел в кресле рядом с детской кроватью. Ванька втиснулся в кресло рядом с медведем, ласково прижал его к заляпанной куртке.
– Правда красивый?
Зина кивнула:
– Красивый, большой!
– Можешь подержать, – великодушно разрешил Ванька.
– Спасибо! – Зина прижала серо-бурое страшилище к животу. – А что это в нем стучит?
Ванька расплылся в улыбке:
– Это сердце. Он живой, только притворяется игрушечным! А ты что думала? Бомба?
– Вот еще! Думала часы на батарейке, чтобы он тебя будил, например.  Хотя игрушки, вообще-то, все живые.
 Зина прошлась вдоль стен, разглядывая фотографии членов княжеской семьи в деревянных рамках и многочисленные альбомные листочки с детскими рисунками, приколотые как попало. Нетрудно было догадаться, что автором их был хозяин комнаты.
– У тебя здорово получается! – похвалила Зина. Ванька заулыбался, довольный:
– Я люблю рисовать!
Зина снова кивнула, разглядывая картину: по голубому небу, среди белых облаков, летел зеленый, вроде бы, человечек, держа в одной руке связку пронзительно ярких воздушных шаров. Одна нога у этого существа была неправильной формы и заметно толще другой, поэтому в памяти сразу всплывали строки стихотворения о несчастной кошке. Но где же тогда хвост и уши? Или это продавец шаров из «Трех толстяков»?
– Это… кто? – спросила Зина.
– Это мама! А ты тоже думала, что кошка?
– Кошка… Скажешь тоже.
– Все почему-то так думают.
– А что у нее с ногой?
– Нога у нее сломалась. Вот, – Ванька нырнул в голубой тюлевый водопад, украшающий окно, и, с трудом выпутавшись из него, протянул Зине еще одно фото в деревянной рамке. Зина посадила медведя на кресло и взяла фотографию в руки. Ванька пристроился рядом, тоже разглядывая фото.
Великая балерина в зеленом джемпере и шортах, щурясь на солнце, возлежала на белом шезлонге, вытянув немыслимо длинные сильные ноги. Левая нога была заключена в сложную конструкцию из металлических спиц и колец, под ступню была подложена подушка, а худые кисти ее рук спокойно лежали на животе.
– Вот видишь? – Ванька ткнул пальцем в изображение. – Нога сломалась, и мама не могла танцевать. И родила меня, раз уж все равно свободное время появилось. А потом нога зажила, и она уехала. У нас ведь нет театра. Маме тут скучно.
   Тут следует заметить, что спектакли различных жанров в Пелыме проходят как в Домах культуры, которых у нас несколько, так и в роскошном зале Дворца общественных собраний. И залы, уверяю вас, полны. Для камерных концертов князь любезно предоставляет исполнителям музыкальный зал дворца Аблегиримов. Но, несмотря на немалое число театралов, профессиональной актерской труппы и оркестра в Пелыме нет. Имеется, и очень неплохой, самодеятельный театр, любительский оркестр, регулярно дают концерты преподаватели и учащиеся музыкальной школы. Да и звезды мировой сцены часто приезжают с гастролями. Но театра в Пелыме нет. И это, разумеется, плохо.
– Но на Вылет из гнезда твоя мама, конечно, приедет, – предположила  Зина.
– Конечно нет, – ответ прозвучал спокойно, почти равнодушно, как если бы речь шла о том, что за обедом едят в первую очередь – конфеты или котлеты. – Ведь это Катин праздник, а к ней ее мама совсем  никогда не приезжает. Поэтому папа ничьих мам не позвал. Если наши мамы приедут, Кате будет грустно, – объяснил Ваня.
Он поставил фото на комод в углу комнаты и повернулся к Зине:
– Представляешь, на этой фотке я у мамы в животе. Но я этого совсем не помню. Просто удивительно! Вообще-то у меня хорошая память.
– Почему-то скорее всего забываются именно удивительные вещи, – вздохнула умудренная опытом своих тринадцати лет Зина. – А как зовут твоего медведя?
– Просто Медведь. Папа хотел назвать его Винтик. Потому, что он винтажный. Но мы с Медведем не согласились. Винтик – это подходящее имя для человечка, который любит мастерить, а не для плюшевого животного.
Упоминание о трудолюбивом человечке вернуло Зину к действительности.
– Ой, – спохватилась она, – нам ведь зал разрисовывать надо!
– Пойдем, – согласился Иван.
На первый этаж он лихо скатился по перилам. Зина, оглядевшись, последовала его примеру.
– Никому не говори! – громким шепотом попросила она Ваньку.
– Ладно, – тоже шепотом пообещал он. А вслух удивился:
– А что такого? Все катаются. Даже Оксана Петровна, когда она в джинсах. А хочешь прокатиться с третьего этажа? Знаешь, как здорово!
– Как-нибудь в следующий раз, сейчас некогда! – отказалась от этого соблазнительного предложения Зина.       
Игмант, Зина и Ваня работали так усердно, что уже через час с небольшим было сделано почти все. Конечно, большую часть работы выполнил Игмант, что справедливо было отмечено Ваней:
– Игмант! – закричал он возмущенно. – Ну-ка, перестань немедленно! Так нечестно! Ты нам совсем мало не покрашеных лучиков оставил! Оксана Петровна же обидится! Завтра иди лучше помогай бабушке, она что-то там хотела копать и садить.
Игмант покладисто согласился перестать и предложил доесть пирожки, припасенные с обеда. Для себя он прихватил пирожки с мясом. Рабочие бригады «Ух!» спорить с ним не стали. Малярные работы на сегодняшний день решено было прекратить, чтобы нечаянно не сделать всё, обидев этим Оксану Петровну. 
   Во всех помещениях первого этажа царил развеселый тарарам. Дом Аблегиримов готовился к празднику. Управлял этой круговертью Ефрем, неизменный организатор всех публичных мероприятий в Пелыме, большой выдумщик. Ванька обнял на прощанье Игманта и Зину, которую, очевидно, уже считал своей, и ускакал крутиться у взрослых под ногами, чтобы сделать веселый предпраздничный кавардак   еще веселее и суматошнее.    
 

   Елена и Яша ушли любоваться на звёздный дождь.
  А Будимир разложил перед собой листы с записями и расчётами. Но только он погрузился в работу, как дверь Елового терема отворилась, и в зал вошел мальчик.
– Здравствуйте! – сказал он, с любопытством оглядываясь, – Вы не знаете, не здесь ли я живу?
Несколько секунд Будимир удивленно разглядывал маленькую фигурку. Мальчику было лет пять. Смуглый, худенький – руки и ноги словно щепочки торчали из просторных рукавов и штанин летнего костюмчика приятного для глаз густо-зеленого цвета. На футболке – крупная надпись на неизвестном Будимиру языке, что само по себе было невероятным: ведь он владел великим множеством языков. Голова мальчишки была несколько великовата для такого тощего тела, но лицо его с большими светло-карими глазами было славным. И улыбка хорошая.
Тут Будимир заметил, что мальчик – босой. И это зимой! И пришел он с улицы! Будимир, сверкая и позвякивая, бросился к ребенку, закутал его в клетчатый плед, усадил в кресло у очага, принес  чашку с горячим  молоком.
– Нет, дитя! Ты здесь не живешь. Это совершенно точно. Вот я жил здесь всегда, с начала времён. –  ответил Будимир на вопрос. – И тебя ни разу не видел. Ты кто?
– Я мальчик. Чурилка.
– Ну что же, очень красивое имя. Был даже такой богатырь – Чурила Пленкович, – благосклонно сверкнул золотой короной Будимир, – А я  Будимир, золотой петушок. Скажи мне, милый мальчик, почему ты одет так легко?
– Там, где я раньше был, очень тепло. Тогда я не знал, кто я, но потом пришли две рыжие лисы. Одна лиса сразу меня узнала и сказала: «Ну и Чурилка! Видеть не могу!». И прогнала меня на улицу. Я встал и пошел. Шёл- шёл, шёл- шёл… И пришел сюда.
– Интересные дела у нас творятся, ничего не скажешь! – у Будимира даже золотая корона сбилась набок. – Мальчики из Мариинки не гуляют по снегу без валенок, скоморохи строгие, таких вольностей детям не позволяют. И что за это лисы злодейские? У нас сроду таких не водилось! Ничего не понимаю! – перебирая золотые перья на затылке бормотал петушок. – Но дитя не пострадало, даже носом не хлюпает, это главное. А с остальным Елена  разберется. Но что делать с ребенком пока ее нет? – бархатным голосом спросил Будимир сводчатый потолок круглого зала.
Потолок молчал. Из детей дошкольного возраста и Будимир, и потолок были близко знакомы  только со Снегурочкой, но  с нею ничего не нужно было делать, разумная девочка всегда всё знала сама. Тут явно был другой случай. Мальчик смотрел на Будимира из клетчатого пледа большими карими глазами.
– Послушай, Чурила, ты умеешь читать? – осенило петушка.
Мальчик пожал плечами:
– Не знаю.
– Ладно, сейчас мы это выясним! – Будимир забрал у Чурилки пустую чашку, а взамен вручил книгу.
– Вот тебе книга! «Гарри Поттер»!  Читай! Это очень интересная история!
Чурилка с ногами залез на кресло, устроив себе из пледа уютный клетчатый домик, и открыл потрепанную книгу. Читал  Чурилка быстро, но проговаривал слова старательным шепотом. 
– Молодец! – с облегчением брякнул перьями Будимир. – Сам бы почитал с удовольствием, но мне нужно заняться делами…
Будимир попытался сосредоточиться на работе и принялся прилежно перебирать кипу листов с записями. Между тем, усталость и волнение, вызванное нежданным визитом, брали свое. Будимир начал клевать носом, глаза его закрывались сами собой.
– Нет, я не могу! Опять Яша свои сплюшки по всему дому раскидал! – наконец простонал он. – Послушай, Чурила, ты знаешь, что такое часы?
Мальчик  покачал головой.
– Мне  нужно немного вздремнуть. Я страшно утомлен. Видишь эту штуку на полке? Это и есть часы. Вот эти стрелки движутся по кругу и отмеряют время, – мальчик понятливо кивнул. – Разбуди меня через полчаса. Вот эта стрелочка будет здесь, а эта – тут. Нет, лучше через час. Вот эта стрелочка – тут, а эта – здесь. Ты крикни, и я… О-хо-хо! Я…
Будимир, отчаянно зевая, сверкая и позвякивая, поднялся на второй этаж по винтовой лестнице с узловатыми перилами. Честно говоря, он был уверен, что уже спит, а странный ребенок ему снится. А раз так, то никто его ни через полчасика, ни через часок  не разбудит. И ура!!! Можно спокойно спать до самого утра! А утром никаких мальчиков в Еловом тереме не обнаружится.


    Ваня нарядился медведем уже утром. Ему казалось, что если надеть праздничный костюм, то и праздничные чудеса начнутся немедленно.
– Что, дружок, не терпится? – сочувственно потрепал мохнатые медвежьи уши отец.
– Мне нужно привыкнуть быть медведем! – важно пояснял Ваня. Он лихо съехал по перилам, обежал нарядные, наполненные утренним светом, залы. Ветерок  гонял под потолком стаи серебряных воздушных шаров в форме гусей. Солнечные зайчики – во все стороны! Ура!!!  После салюта этих гусей отпустят. Ветер понесет серебряную стаю далеко-далеко. Кто-то увидит гусей в небе – удивится, обрадуется.
   Ванька сбежал с крыльца, прыгая через две ступеньки, и отправился  в «школьную» часть парка, откуда доносились веселые голоса и хрипловатая музыка портативного магнитофона.
– Р-р-р!!! Гуси-гуси, га-га-га! А ну, быстр-р-ро все сюда! – завопил он, вылетая на площадку перед зданием гимназии. Ваню тотчас с радостным смехом окружили приехавшие на праздник выпускники, поселившиеся в гимназическом общежитии.
– Медведь! Медведище! Живой! Настоящий! – затормошили, затискали. А некоторые девчонки прыгали как маленькие и так оглушительно визжали, что Ванька заткнул уши, чтобы не оглохнуть, и заорал:
– Быстро в круг! И не визжать!
Когда Иван бежал к ребятам, то хотел предложить им поиграть в малышовскую игру про гусей, но в последний момент сообразил, что игра эта какая-то не праздничная, даже зловещая. Ведь там гусей, летящих к дому, подстерегает волк, и им советуют беречь крылья. Пришлось импровизировать и наскоро переделывать игру «Сорок сыновей».
– Как у леса на опушке жили сорок медведей! – вдохновенно начал Ванька, оказавшись в центре круга, – никогда не спали, день и ночь плясали, делали вот так! Вот и ты не спи, за медведем повтори!
Тут Ваня дал волю медвежьей фантазии, изобретая разные забавные движения. Сначала простые, чтобы справились девчонки, которые с утра были в туфлях на каблуках. Потом посложнее, чтобы справились только девчонки в туфлях без каблуков. Потом в кругу остались только мальчишки, а девчонки стояли вокруг, пританцовывали, хлопали и хохотали. Потом в кругу осталось только пятеро самых бесшабашных парней, которые, скинув нарядные рубашки, чтобы не испачкать и не помять их, кувыркались и выполняли элементы нижнего брейка, подражая вконец разошедшемуся медведю. В заключение Ванин медведь попробовал изобразить стойку на голове, но не удержался и рухнул наземь. Пятеро победителей подняли Ваню и принялись подкидывать его вверх. Это было здорово! Но не очень долго. Потом Ваню просто стали передавать с  рук на руки, девчонки норовили чмокнуть в щечку, а он отворачивался, приговаривая:
– Что за нежности! Мало мне домашних девчонок! – хотя как раз домашние девчонки с нежностями к нему не приставали. Кстати, никто из приезжих не опознал в нем княжича, а некоторые из них никогда и не задумывались, сколько и каких именно детей имеет князь Аблегирим.  Но это обстоятельство только подтверждает несомненный успех выступления Вани. Наконец, медведя поставили на землю.
– Ну все, ребята! До вечера. Смотрите, не опаздывайте! А то мне придется съесть все ваши мороженки и я простужусь! – пригрозил напоследок усталый и довольный Ванька.
Его со смехом заверили, что этого не допустят. Ни в коем случае.

    Ваня отправился к круглому фонтану с мраморными гусями в центре. Нужно было умыться, щеки-то  наверняка в помаде. Только дурацких  шуточек про Ивана-царевича и лягушек ему не хватало. Навстречу ему из жемчужно мерцающей воды высунулась огромная, цвета темного серебра, с зеленоватым отливом, голова – с маленькими сверкающими глазками и большим зубастым ртом. Ванька от неожиданности даже подпрыгнул.
– Папа купил крокодила?! – удивился и обрадовался он.
– Глаза протри! – с достоинством ответила ему голова. – Волшебную Щуку не узнал? Меня купить у папы денег не хватит! Я сама приплыла на праздник. Между прочим, могу выполнить одно твое желание, так уж и быть.
– Волшебная Щука! – восхищенно выдохнул Ваня.
– Только не проси, чтобы тебя не спрашивали про лягушек. Я и сама-то еле удержалась.
– Ой! – спохватился Ваня и, намочив одну лохматую медвежью варежку, которые болтались на шнурках, принялся тереть ею щеки. – Всё?
Он повернулся к волшебной Щуке сначала правой, а потом левой щекой.
– Нормально! – успокоила его Щука. – Ну, проси чего хочешь!
– Пусть наша Катя станет космонавтом! – решительно выпалил Ванька.
– А зачем тебе на празднике сестра – космонавт? У вас что, карнавал?  – удивилась Щука.
– Нет, нет, это не мне! И не на празднике, а вообще, насовсем. А на празднике не надо! – замахал Ванька руками. – В скафандре нарядное платье помнется!
– Так не годится, – Щука помотала своей дремучей, замшелой головой. – Про «насовсем» для других не проси. Это неправильно. Да и для себя не стоит. Только на праздник.
– Тогда… Пусть Катю поздравит ее мама.
– Она и так ее поздравит.
– Йес!!! – Ванька торжествующе махнул кулаком. – Я так и знал! Ее мама просто очень занята, поэтому не могла приезжать! Я так и говорил Кате, а она не верила.
– Если знал, зачем просил? – хвост Щуки начал нервно подергиваться, видимо, она теряла терпение. – Третья попытка – последняя, учти!
– Пусть шары оживут! Ну, которые сейчас под потолком летают.
– Да. Сделаю!
– Спасибо! – расцвел улыбкой Ванька.
Щука тоже улыбнулась во всю зубастую пасть и ехидно добавила:
– Мне так нравится, что в качестве бонуса могу организовать тебе встречу с настоящей волшебной лягушкой. Правда, не царевной.
– Ну вот! Даже вы, Волшебная  Щука, дразнитесь! – обиженно взвыл Ваня и побежал домой.
– Ладно, я ж пошутила! – хрипло извинилась щука, оскалив в улыбке острые зубы.          

– Да отделаюсь ли я когда-нибудь от моей дурацкой семейки! – Марица с досадой ударила кулаком по розовому мрамору.
– Это вряд ли, – хрипло ответил ей из воды неизвестно кто.
– И что?! Мне так всю жизнь и мучиться?! – со злым отчаянием выкрикнула Марица не кому-то конкретному, а сразу всем.
Этому дурацкому миру, устроенному по-дурацки, своей дурацкой судьбе, несуразным родителям – и родным, и приемным. Никто ее не понимает. Братец умника из себя строит, шпаргалок для нее заготовил – тысячу штук. Ну была бы у нее двойка по физике. И что? Не понимает рыжий зубрилка, что их несуразную судьбу даже химия не исправит, что уж там о физике беспокоиться.  Папенька у них так и вовсе черт знает кто, и черт знает где. Нет, чтобы оказаться князем Аблегиримом или другим каким королем.
– А ты не мучайся, – посоветовал голос.
– А что делать, если я не такая, как все!  Всюду не дома, везде  не своя! Лисье отродье!
– Раз не такая, значит особенная, чудесная. Почти как Я. Радуйся удаче! – проворчал хриплый голос, и из воды высунулась дремучая щучья морда.
– Порадуешься тут, если никто ничего не понимает! Даже брат, – пожаловалась Щуке Марица, но уже без прежнего накала.
– Не понимают, так сами дураки, – без особого сочувствия ответила Щука. – И вообще, кончай ныть и загадывай желание. Только конкретное, для себя, на сегодняшний вечер.
Марица ответила тут же. У нее давно был заготовлен конкретный план на ближайшие несколько лет. Но, к сожалению, сложный характер не позволял ей осуществить даже первый пункт этого плана. Так пусть сегодня же исполнится сам!
– Хочу увидеть Старую карту Аблегиримов! – торжественно произнесла Марица. Она сразу поверила в могущество Щуки.
– Стоит ли желание на такую ерунду тратить? – удивилась Щука. Почему просто у князя не спросишь, он же вас с братом опекает?
– Вот  именно поэтому, – объяснила Марица.
– Ага, тоже «сам дурак»! – понятливо кивнула Щука. – Бывает. Расслабься. Это желание выполню на раз-два-три. Увидишь подлинник.
Из-за кустов сирени появился озабоченный Георг. Его галстук был элегантно заколот серебряным гусем.
– Вот ты где! – обрадовался он, увидев сестру. – Ты как мимо князя с гусями умудрилась прошмыгнуть?
– Прошмыгнуть! – с горечью скривилась Марица. – Просто пришла пораньше, пока Аблегиримы со своими гусями вход не загородили.
– Я и твоего гуся взял, давай приколю!
Георг сел рядом с сестрой. Та опять поморщилась, но позволила брату приколоть украшение к вороту своего пышного платья  цвета  бронзы. Щука опять высунула зеленую голову из воды.
– Ну ни фига себе! – восхитился Георг и глянул вопросительно в сверкающие глазки Щуки. – Можно?
Довольная Щука кивнула. Георг почтительно прикоснулся к прочной, как шкура дракона, чешуе Щуки и снова уставился на удивительное существо из северных легенд. Польщенная Щука улыбнулась  ему во всю пасть:
– Одно желание, в честь Вылета, – предложила она и Георгу. Тот дурашливо взъерошил затылок и улыбнулся, и пошутил, хотя глаза его смотрели невесело:
– Хочу прошлогоднего снега!
– Зима снежная была, завалит с головой! – предупредила Щука.
– Так пусть снег организуется как-нибудь по-нашему, по волшебному. Горки там, снеговики какие-нибудь!
Щука снова улыбнулась, сверкнув острыми зубами. Марица хмыкнула:
– Вы, волшебная сударыня, только нас удостоили, или еще тут чудесить намерены?
– Побуду еще часок-другой, осчастливлю молодежь!
– Тогда советую слегка изменить внешность. Очень уж Вы, сударыня, грозны! Как бы наши нежные барышни не описались! – Марица встала и решительным шагом отправилась во дворец.
– Что, я и впрямь такая страшная? – спросила Георга довольная Щука.
– Супер! – подтвердил Георг.
– Ладно, буду работать в режиме индивидуальной настройки, – решила Щука. Георг сел на край бассейна, опустил ладонь в прохладную воду. Его зеленые глаза оставались грустными.
– Ну, чего тебе ещё? Валенки с галошами, чтобы по прошлогодним сугробам гулять? Снег да два валенка – это уже три желания, а если еще и галоши… Не жадничай!
– А если я попрошу не для себя? Можно?
– Нет. Только для себя, и только на этот вечер! У феи с волшебной палочкой и то чудо только до полуночи продержалось! И это для одной девчонки, прикинь! А у меня для целой толпы – до утра всё  работать будет! Прошлогодний Снег! И это без вспомогательных средств! Не сахарный петушок на палочке! Цени!
– Понял, простите!  И валенок с галошами не надо. Пусть все по-честному. Одно желание. Я правда ценю! Спасибо! – отбарабанил Георг скороговоркой, улыбнулся Щуке и отправился во дворец. У края площадки он оглянулся, помахал Щуке рукой и скрылся за кустами сирени. «Сам, всё сам!»
– А сам-то ты, пожалуй, не справишься, – задумчиво пробормотала она вслед Георгу. – Помочь? Чисто организационно. А вот уж потом – сам.       
         

  Чурилка читал книгу, время от времени  поглядывая на круглый циферблат. «Так- так- так!» – одобрительно приговаривали часы на полке. Через час Чурилка выбрался из клетчатого домика, зашлепал босыми ногами по теплому полу круглого зала, некоторое время постоял на первой ступеньке винтовой лестницы  Выпуклые волокна широченной плахи приятно щекотали его ступни. Кричать, как просил его Будимир, Чурилка не решился: а вдруг еще кто-то спит? Он положил маленькую смуглую ладошку на перила из связанных причудливыми узлами корней, одолел один виток лестницы и очутился перед массивной деревянной дверью, узор  волокон которой складывался в изображение лучистого улыбающегося Солнца, окруженного вихрями звездных ветров. А сама лестница с узловатыми перилами уходила в такие немыслимые выси, теряясь во тьме, что у Чурилки перехватило дыхание. Мальчик постоял, держась обеими руками за перила, глядя вниз, чтобы придти в себя, и вошел в комнату с узорной дверью. Тихий огонек небольшого очага сохранял полумрак.  Пахло травой и цветами, высушенными летним солнцем: на полу лежали охапки сена. Под круглым янтарным окном с кружевной рамой, на восточной стороне, стоял стол, заваленный книгами, картами, сложными астрономическими приборами и разноцветными карандашами. В простенке между круглыми окнами (северо-западная сторона) висел портрет петушка, выполненный желтой и оранжевой краской с дарственной надписью автора: «И. Аблегирим». А сам Будимир спал, сидя на толстой перекладине, очень похожей на толстый сук, растущий  прямо из стены. Золотой Петушок спрятал венценосную голову под могучее крыло, дышал глубоко и ровно, тихонько позвякивая перьями.
   Будить петушка было жалко. А ведь час уже прошел. Некоторое время Чурилка стоял в нерешительности, но быстро сообразил, что нужно делать. На цыпочках вышел он из комнаты Будимира,  осторожно притворив за собой дверь, а потом сбежал вниз, стуча пятками по шершавым ступеням винтовой лестницы. Он залез на стул и снял с полки над очагом часы. Они были тяжелые и теплые, будто живые, и толкали ладонь, как сердце. Чурилка открыл стеклянную крышку над циферблатом и покрутил стрелки назад. От души покрутил, не жалея. Ну вот! Теперь Будимир может спать спокойно. Вернув часы и стул на место, аккуратный Чурилка огляделся и направился к арке напротив очага. Что-то подсказывало ему – там находится кухня. Он собирался с толком потратить каждую дополнительную минуту.
За круглым янтарным окном с кружевными рамами что-то гремело и шумело, но занятый делом Чурилка не обращал внимания на такую ерунду. Он безошибочно вынул из шкафа нужные продукты и замесил сдобное тесто. Маленькие крепкие руки его так и мелькали. Хорошо! А  начинка? Ноги понесли Чурилку на улицу, где стояла такая жара, что шлепать по мокрому снежному месиву было даже приятно. Горячий ветер ерошил волосы, сверкали молнии, секло дождем и градом. Это приятным не было. Но Чурилка мужественно набрал из мокрого сугроба в подол просторной футболки прохладных  желтых яблок и вернулся в Еловый терем. Через час пироги благоухали на столе, а кухня блистала первозданной чистотой.
    
     Войдя в громадный круглый зал Терема, Яша шумно отряхнулся. Холодные брызги так и полетели во все стороны.
– Прекрасные погоды стоят сегодня, с ума сойти можно! – с убийственной иронией произнес он. – Кому спасибо говорить за мои неминуемые бронхит и воспаление легких?!
Но ответа кот не получил: в круглом зале никого  не было. Видимо, Будимир закончил проверять календарь и ушел спать. Только мирные волны тепла и света расходились от очага. Во время подобных климатических передряг лежать у очага особенно приятно, а бродить по лесу не приятно совсем. Поэтому взъерошенный, надутый, Яша поспешил к живительному теплу. Он упал на коврик перед очагом, зевнул, достал из-за пазухи припасенную заранее сплюшечку, и тоже заснул, погрузив заледеневшие лапы прямо в добрый огонь очага.
Возмущение Яши было вполне оправданным: за два часа в области за Пределом сменилось не меньше пяти разных погод, и все как одна, ужасные. Вдруг стало жарко, как в Петров день, когда все забывают, что такое варежки. Это было весьма необычным явлением, если учесть, что на дворе стоял ледниковый период. Снег начал таять так, что образовавшиеся на занесенных вековыми снегами полянах лужи вышли из берегов, сливаясь в озера. В темном ночном небе заклубились вполне себе летние тучи, грянул гром, засверкали молнии, хлынул ливень, застучали градины, озера начали было превращаться в моря, но  новый ветер, уже ледяной, прекратил это безобразие. Ледяной ветер, разогнав тучи и заморозив лужи до самого дна, угомонился. Грозовые тучи превратились в сплошную пелену, пошел снег. Потом повалил хлопьями. Начался буран. Деревья стонали под сумасшедшим натиском ветра, который дул, казалось, со всех сторон. Но миновало и это.  Тут перемены закончились. Всё стало как обычно: звёздно, бело и морозно.
    Разительные перемены произошли только с парой старых яблонь, росших с восточной стороны Елового терема. Яша был прав: от удивительных погод можно было сойти с ума. Это и случилось с бедными деревьями. Старые яблони переживали сразу все времена года. Некоторые их ветви покрывала душистая бело-розовая пена цветов, несколько веток были благоразумно заснеженными, другие же, напротив, покрыты торжествующей июльской зеленью с маленькими кислыми яблочками, а на ветвях с золотой осенней листвой красовались уже налитые солнечным светом тяжелые плоды. Но в темноте  зимней ночи эти перемены никто не заметил.

  Будимира будить было еще рано, и довольный Чурилка, закончив кухарничать, снова забрался в кресло под уютный клетчатый плед. У очага, вернее, почти в очаге, спал огромный черный кот. Как он незамеченным вошел в Еловый терем? Наверное, пока Чурилка собирал  на улице желтые мокрые яблоки. Чурилка некоторое время наблюдал за котом: не нужно ли спасать его из пламени? Но кот блаженно улыбался во сне, подрагивая усами и лапами, обласканный добрым теплом. Спасать его было не нужно. Чурилка поднял книгу про юного волшебника Гарри и старательно зашептал.
– Эх, мне бы волшебную палочку! – мечтательно произнес Чурилка вслух спустя сорок восемь страниц книги о мальчике Гарри. Черный кот, спящий  у очага, потянулся, повернулся на другой бок и посмотрел на Чурилку. Вокруг кота так и вился какой-то пёстрый сон.
– Тоже волшебную палочку? Тебе? – между двумя зевками спросил кот, но его желтый глаз, казалось, видел Чурилку насквозь даже под пледом, из которого мальчишка  устроил себе домик. – Палочку — тебе?!
– Да, – ответил Чурилка из пледа. – Мне.
Кот Яша был авантюрист. Но он отлично помнил, как относится Елена к волшебным палочкам в детских руках. Поэтому он ответил решительно, как говорится, не моргнув глазом, но осторожно:
– Открой окно на кухне, вторая сосулька слева – это такая специальная волшебная палочка для начинающих волшебников.
– Но ведь она не деревянная, а ледяная, – позволил себе робкое сомнение Чурилка.
– Её специально сделали такой, чтобы начинающие волшебники не успели слишком много наколдовать, а то ваше колдовство потом сто лет расколдовывать придется. Да, можешь называть меня Яшей. Чувствую знакомство будет долгим, ты мне не снишься, это точно.
– А я – Чурилка…
– Мррр, оригинально! – кот зевнул. – Но, пожалуйста, колдуй на улице, очень спать хочется. И без одежды не выходи, у нас  как-никак еще ледниковый… – кот, зевнув во всю зубастую пасть, отвернулся от Чурилки, погрузил мохнатые лапы в огонь очага и заснул досматривать сон.
    А Чурилка поспешно выпутался из пледа и бросился на кухню. Он отворил кружевную раму. Морозный воздух потоком хлынул внутрь терема – от недавней жары в окрестностях Города не осталось и следа. Мальчик осторожно взял в руки большую прозрачную сосульку и поспешно затворил  янтарное окно: как бы кота не продуло. Потом Чурилка несколько раз лизнул сосульку. Простая вода. Чтобы такое попробовать, но никого не разбудить? Чурилка задумался. Палочка между тем начала таять. Да, кот велел одеться!
 – Палочкой волшебной машем, ледниковый мне не страшен. Я оденусь потеплей и пойду гулять скорей. Пожалуйста! – Чурилка, взмахнул волшебной палочкой, разбрызгивая по полу холодные капли, и отправился к тяжелой резной двери Терема. Заклинание, конечно, он придумал так себе, но оно подействовало. Ходить в валенках было непривычно, шапка сползала на глаза, теплая куртка стесняла движения, но ничего не поделаешь – ледниковый период!
  Чурилка спустился с крыльца по ступеням из корней, мощных как лапы морского чудовища, и пошел по еле заметной дорожке, занесенной отбушевавшей бурей.
  – Снеговик! Снеговик! – командовал он, и дорожка перед ним очищалась от снега, а по ее сторонам ровными рядами выстраивались снежные фигуры.
– Снеговик! Снеговик! Снеговик! – Чурилка добрался до зарослей вербы, среди которых должен стоять дом-рукавица. Чурилка, посмотрел, но вязаного домика не увидел. Непорядок! Одним махом Чурилка вернул варежку деда Мороза на место и побежал дальше:
  – Снеговик! Снеговик! Снеговик!

  Когда Будимир проснулся и величественно, сияя и сверкая, спустился в круглый зал по винтовой лестнице с узловатыми перилами, странного мальчика под клетчатым пледом, действительно, не обнаружилось.
– Ну вот! А я что говорил! – кивнул короной Будимир. Только потрепанная книга «Гарри Поттер» лежала рядом с креслом. Видимо, Яша читал перед сном. После такого чтения  Яше снился хороший сон: он улыбался и шевелил лапами, погруженными в добрый огонь очага. Петушок решил не кукарекать: пусть кот выспится. Наверное, полночи любовался звёздным дождём..
– Пять часов утра по местному времени! – шепотом объявил он и пошел на манящий запах свежей выпечки: корица и яблоки. Золотой нос не обманул Будимира: на большом блюде посреди кухонного стола лежала внушительная гора румяных пирожков.
– Ну и Яша! – восхитился Будимир. – Когда же это он успел! Кудесник, просто кудесник!
Будимир устроился у стола, положил на свое блюдце с нарисованным букетом подсолнухов несколько пирожков, полюбовался на них, и откусил изрядный кусок.
– Волшебно! Изумительно! Яша превзошел сам себя! – шепотом, чтобы не потревожить спящего кота,  восклицал Будимир, не забывая между тем воздавать должное кулинарным шедеврам.  Блюдце у Будимира   очень быстро опустело. Будимир потер лоб великолепными перьями.
– Что-то голова кружится… Какой удивительный эффект: у  меня такое чувство, будто я вернулся в раннее детство, когда Мир был компактным, представлял собою золотую сферу и ждал моего сигнала к Началу всего. Я медлил, предвкушая грядущие чудеса, и голова моя кружилась от сознания своего могущества. А потом я решительно прицелился клювом, зная, что должен быть точен и …
 Золотое сияние вокруг Будимира сгустилось, стало плотным, непроницаемым для зрения и слуха. На пол тяжело скатилось золотое яйцо, оставив небольшую вмятину на полу, покрытом узорами бесчисленных годовых колец.


    Июньское солнце клонилось к вечеру. Ванда и Виктор Аблегирим, оба в зубчатых коронах черненого серебра, и члены Общественного совета встречали прибывающих, вручая выпускникам традиционные сувениры. Дворцовый парк наполнялся гостями – выпускниками, их родителями, учителями. Почти у всех взрослых на одежде тоже сверкали острые искры гусиных глаз.  Праздник Вылета из гнезда приходится на время белых ночей и цветение сирени на улицах и набережных Пелыма. От этого сочетания само по себе сладко щемит сердце, а в парке Аблегиримов еще и негромко звучала музыка. Просто дыхание перехватывало. Девушки в своих бальных платьях – все прекрасны, как юные феи, а принаряженные юноши – хороши как славные, принаряженные юноши. Звенящие юные голоса, улыбки, какая-то особенная, радостная суета. Будто уже закружили всех своей волнующей круговертью полные счастливых надежд и тревоги ветра дальних и ближних дорог.
Но вот на подносах не осталось ни одного серебряного гуся: все выпускники прибыли. Председатель Общественного совета господин Виллиам Хох подал руку Ванде Аблегирим и почтительно повел ее между гостей, расступающихся с вежливыми поклонами, к мраморным ступеням крыльца. Там княгиня Ванда пригласила всех в зал. Вереницы серебряных гусей потянулись вслед за хозяйкой дома Аблегиримов.
  А князь Виктор пошел по аллеям парка, высматривая загулявшихся гостей и тоже приглашая их во дворец. Как хорошо, что пока всё хорошо! Только бы никого не забыть. Не то чтобы он не доверял Ефрему, который обещал проследить, чтобы никто не отстал, но эти аллеи – настоящий лабиринт для того, кто попал в дворцовый парк впервые, новички могут просто разминуться с Ефремом.
 Вот и на окруженной густыми зарослями сирени  площадке с  «гусиным» фонтаном раздаются голоса. Разговаривали двое. На невнятный девичий лепет отвечал странный, хрипловатый, тоже неразборчивый, голос. Князь остановился в тени кустов и прислушался: вдруг влюбленная парочка, нужно быть деликатным.
– …правда не электронная? – это голосок.
– Мне  пятьсот лет от роду. Тогда не только электроники, а даже слова такого не было, – хриплый голос.
– Так вы – настоящая золотая рыбка?!
– Щука я! Сколько раз повторять! Что за молодежь пошла, тупой и еще тупее! – проворчал хрипловатый голос.
– Не очень-то вы  на щуку похожи… – упрямился голосок.
– Принарядилась к празднику, марафет навела – пояснил хриплый голос. –  Ты мне зубы не заговаривай, а говори, чего хочешь. Пока я добрая.
– Нет, правда? Это не розыгрыш? – сомневался голосок.
– Ну все! В кои то веки хочешь людям чудо сделать, так до белого каления доведут! – хрипло рявкнул голос в ответ.
– Хочу выиграть княжескую стипендию! – с отчаянной решимостью пискнул голосок.
– Да уж, такой бестолковой учиться, учиться и учиться. Как завещал великий и могучий, – хрипло проворчал голос. – Лады. Выиграешь.
 Князь громко кашлянул и вышел на мощеную дорожку. На  мраморном краю фонтана сидела девушка в небесно-голубом платье, вода в круглой чаше мерцала теплым золотом. Виктор напряг память – одноклассников Катерины он знал.
– Леночка Лашкевич! Прошу в зал, сударыня! Простите, что не могу проводить лично, но нужную дорожку вы найдете, не сомневаюсь!
  Девушка торжествующе сверкнула на князя счастливыми глазами и легко пробежала мимо, придерживая воздушные юбки. Князь наклонился над водой. По розовому мраморному дну и белым гусям на островке в центре фонтана металась золотая сеть бликов, и то здесь, то там в толще воды появлялся силуэт рыбки с изящным хвостом, очевидный и нереальный, как солнечный зайчик.
– Ну, Ефрем!!!  – восхитился князь и спросил озадаченно:
– Интересно, а кто этот великий и могучий?
– Тургенев конечно! – с ноткой презрения прохрипело в ответ. – Займись уже самообразованием. Перед детьми стыдно должно быть.
«Нет, Ефрем гений! Как он это устроил?»
– Но как же быть с девочкой? Еленой Лашкевич? Разочароваться в чуде на пороге самостоятельной жизни! Какой удар! Хотя, разумеется, просить подправить результат лотереи…
– Да ладно тебе! – иллюзорный обладатель голоса, казалось, махнул рукой. – Какая разница, кому повезет. Почему бы не ей, скучной дурочке. Могла ведь попросить чего угодно!
 Но тут к Виктору, торопливо шурша длинной юбкой, подошла Катерина, мельком взглянула на светящуюся чашу фонтана, взяла отца  под руку, словно бы собираясь пройти в зал вместе с ним.
– Пап, – прошептала Катя еле слышно, – я на минутку в свою комнату заглянула и смотри, что нашла в камине! – она показала украдкой пачку карточек для лотереи. Князь, ничего еще не понимая, взял у дочери карточки, раскрыл веером, напряженно вгляделся:
– Черт! Это же столичные выпускницы! А что же тогда в шарах? – он сунул карточки Кате, надел ей на голову свою корону и вытер платком разом вспотевший лоб. – Неужели Ванька? Он очень сердился, когда я твою карточку убрал.
– Да какая разница, кто! – буркнула Катя из-под короны.
– Верно. Главный вопрос, как всегда, «что делать?». Скандал нам не нужен.
Виктор надел корону на свою голову и спрятал карточки во внутренний карман.
– Проведем экспресс-лотерею. Это, конечно, не по правилам, зато честно. Доставай одну!
 Катя сунула руку в отцовский карман и, достав карточку, прочитала:
– Елена Лашкевич! Ленка! У нее всего одна четверка! И та по физре.
– Елена, Елена! Лашкевич.  Так значит. Вот оно значит как! – повторил князь Виктор, пытаясь собраться. Он аккуратно спрятал карточку Елены за расшитым серебром обшлагом бархатного парадного кафтана. (В пару к парадному  кафтану князь подобрал темно-синие джинсы и ярко-синие кроссовки, чтобы не выглядеть скучным занудой.)
– Остается уповать на Бога и ловкость моих рук, – вздохнул князь. –  Вперед!
– Эй! А желание?  – прохрипело из воды. – Чего пожелаете?
– Космонавтом стать! – не глядя на бассейн, откуда выглянула громадная щучья голова, проворчала Катерина. Виктор взял дочь под руку и повел ее во дворец. Бриллиантовые глаза их серебряных гусей горели решимостью.
– Ты что, совсем дурная, под скафандром платье помнется! – прохрипела Щука вслед. Но озабоченные отец и дочь ее не услышали.
– Ну и барышня! В волшебство вообще не верит. Но от своей порции чудес и ты не отвертишься!  Чудеса, милая девочка, вторгаются в жизнь нежданно и уходят, не  попрощавшись. А мы, умные рыбы и люди, называем и то, и другое счастьем!
Все это Щука произнесла вслух, очень выразительно, с пафосом опытной классной дамы. И вздохнула:
– Эх, хорошо сказала! Жаль, не слышал никто.
– А не-е-ет! – торжествующе пропел голосок. – Я всё слышала и даже записала!
Из кустов сирени осторожно, чтобы не зацепиться за ветку кружевной юбкой, выбралась Анета. Она убрала в малюсенькую золотую сумочку, висящую через плечо, блокнотик и дорогое стило, по-хозяйски подошла к фонтану. А что? Как еще ходить княжеской дочери?
– Хочу, чтобы председатель Общественного собрания господин Хох узнал, что карточки для лотереи подменили! – торжествующе пожелала Анета, заглядывая в бассейн. Щука уже вернула себе свой привычный облик, но размеры и внешний вид волшебной рыбы нисколько Анету не впечатлили. Ей  было всё равно.
– Узнал, что ты их подменила? – уточнила Щука.  Анету и это замечание нисколько не обескуражило.
– С Иваном, – внесла она уточнение в свою очередь. – А не-е-ет! Такие подробности совершенно излишни. Пусть просто узнает, что карточки подменили. Пусть всё пойдет кувырком! И будет переполох!
– Детка, заруби на носу, что Волшебная Щука не выполняет скучную чужую работу.
– А Емеля? – холодно парировала  Анета.
– Во-первых, Емеля всё наврал. Ну, почти всё.  Во-вторых, ходячие ведра и вездеходная печь – это хороший прикол, – снизошла до пояснений Щука. – Но сегодня я такая добрая, что сама на себя дивлюсь. «Кувырком» и «переполох» обеспечу. Председателя о карточках информируешь сама.
Щука ударила по воде хвостом, и отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Анета, нахмурившись, аккуратно села на скамейку под пышной сиренью, снова достала из золотой сумочки записную книжку, дорогое стило и, высунув кончик языка, стала быстро выводить левой рукой корявые печатные буковки.

   
     После долгой прогулки под звездным дождем у Елены разболелась нога – давала знать о себе старая космическая травма, а самолетная ступа осталась у Елового терема. Поэтому она решила переночевать в «Криворукой бабушке». А Яша не только ночевать, но и ужинать не остался, засобирался домой, как его ни уговаривали, но уговорить не смогли – убежал.
Конец вечера прошел наиприятнейшим образом. Как всегда, на столе – горячие пироги и чай, а за столом – теплая компания. Кроме Премудрой ужинать остались Марджана, Титус и Николай. Марджана пыталась выяснить, как можно рассчитать день рождения, если угораздило родиться вне календаря. А ведь без  точной даты не составить гороскоп. И как в таком случае узнать, какой цветовой гамме следует отдать предпочтение? Титус интересовался космическими снегопадами, которые видел во сне. Николай смотрел на Марджану и мечтательно жевал, Снегурочка слушала разговоры старших и болтала под столом ногами. А Мороза улыбалась и подливала всем чай.
  Наговорились о высоких материях и наелись сладких брусничных пирогов – досыта. Снегурочка, как это заведено у хороших девочек, пожелала всем доброй ночи и отправилась спать. Марджана и Титус помогли Морозе убрать посуду. За окном дул ветер, накрапывал дождь, но никто не обращал внимания на это. Может, так и положено, если заканчивается ледниковый период. Николай отправился провожать Марджану, а Титус пошел домой.
 Наконец-то можно поговорить по душам. Или душевно помолчать. Мороза для Елены – главная. Только Мороза помнит Елену во всем величии и великолепии, молодости и красоте. Только Мороза   знает, что на самом деле ничего не изменилось, Елена  так и осталась Прекрасной, мало ли как она выглядит. Для всех же остальных она только Елена Премудрая. И только Мороза знает, как  Елена Премудрая хочет быть Прекрасной для всех, а не только для своих снежных друзей. Из чего можно сделать вывод, что Елена не такая уж и премудрая, во всяком случае, не всегда. Но так даже лучше –  быть всегда даже просто мудрой довольно утомительно и часто довольно печально.
Вот Мороза снова разлила в красивые цветастые чашки чай, положила в стеклянные розетки красивое бордовое варенье из маленьких диких яблочек, сваренных целиком, вместе с длинными тонкими черешками. Такие яблочки еще называют райскими. И это удивительно, что старые, еще доледниковые, запасы варенья в Мариинске никак не закончатся. Ведь в данный момент другие яблоки   мариинцам взять, вроде бы, негде. Но, тем не менее, Марьи и Маруси продолжают приносить Морозе банки и туеса с разнообразным содержимым. Скоморохи нигде не пропадут и другим пропасть не позволят.
– Про Мороза ничего не слышно? – спросила Елена.
Мороза в ответ покачала головой:
– Не вернется, пока Изольду не разыщет. Он упрямый.
– Угораздило же нас с нею встретиться. До сих пор не могу понять, откуда тогда появилась эта пигалица. Ну пятое измерение, ну пространственно-временные петли и тоннели, но причем здесь она? Я защитила  ее от гибели, ведь звездное пламя и космические ветра были для девчонки смертоносны, но защитила не так как нас, снежных, по другому.
– А почему ты говоришь «нас, снежных»? Ты Снежная Вселенная? – с восхищенно распахнула глаза Мороза.
– Ах, Мороза! Всё ждала, когда ты сама догадаешься, но больше сил нет. Ну как какая-то тетка, даже такая премудрая как я, может быть Вселенной? Конечно, каждое живое существо это Вселенная, но эта Вселенная – внутри, а не снаружи. Не  умею сказать, я не поэт, а гениальный математик, в моей голове не слова, а числа и формулы. Я простой снежный человек, как и вы с Морозом. Разумеется, с бесконечно богатым внутренним миром.
– Но если ты не Вселенная, тогда почему тебе всё подчиняется? Почему ты изменяешь этот Мир по своему, как захочешь? – не поверила Мороза.
– Просто у меня хватило ума и нахальства назваться Вселенной, а Мир поверил. Он ведь тоже был новорожденный, совсем неопытный 
и простодушный. Но провести его сейчас почти невозможно. И я изменяю Мир уже не как захочу, а сообразно законам мироздания, которые постепенно постигаю. И остановиться не могу: назвался груздем – полезай в кузов! Эх! Если бы все было так, как я хочу, я не была бы хромой старухой. А вот твои причуды Мир почему-то выполняет вопреки своим собственным законам.
– Ему интересно? – предположила Мороза.
– Скорее, любопытно, что получится. Ты его забавляешь. Младшая группа детского сада, честное слово, – проворчала Елена, вылавливая  из розетки яблочки.
– Но слушай!!! – спохватилась Мороза. – Ладно, простодушный новорожденный Мир, но ты же и нас с Морозом обманула!!!  Вселенная, Вселенная… Я то думала, что мы друзья…
– А разве нет? – забеспокоилась  Елена.
– Нет!!! – отрезала Мороза. – Мы больше не друзья!
Повисла томительная пауза. Елена изменилась в лице.
– Мы с тобой подруги, врушка ты этакая! – Мороза крепко обняла Премудрую. – Нет, ты всё-таки дура, хоть и гений!
 Елена с облегчением расхохоталась:
– Подруги – это намного круче!
У Елены в «Криворукой бабушке» была своя спальня, на втором этаже, как все личные комнаты в этом доме. Только дед Мороз  проживал выше – в башенке. И башенка эта уже давно пустовала.      Мороза, нахмурившись, стоя на первой ступеньке, смотрела, как Елена тяжело, припадая на левую ногу, поднимается по лестнице. И помощь ведь не предложишь  –  всё равно откажется!
– А почему ты не загадала молодость и здоровье сегодня, во время звездопада? – спросила Мороза. Елена остановилась:
– Сама знаешь, что именно я загадала. Ты ведь тоже загадала это.
– Разумеется, первым делом – Снегурочка. Да ведь звездный дождь долго шел. Так что я и для тебя загадать успела. Только время не  уточнила. Но я думаю, что всё сбудется еще до Нового года.
– Какое хладнокровие! Хорошо же я тебя заморозила, на совесть! –  проворчала Елена. – А я вот не решилась разбрасываться.
 И Премудрая  захромала дальше.
– Всё сбудется в ближайшее время, и думать о своей хромоте забудешь, – заверила свою гениальную подругу Мороза, – Звезды!  С ними не спорят. 

  Тютюки не стали возвращаться домой и сладко спали в домике-рукавице, а вот Снегурочке, их маленькой хозяйке, было не до сна. Она тревожилась за своих шерстяных питомцев: ветер за окном так и завывал. И зачем только она попросила тютюк поскорее принести горшочек с волшебной палочкой из варежки? В окно застучали капли дождя, струйки змеились по стеклу. Вода с неба? Что за чудеса?! Девочка распахнула окно. Теплый ветер ворвался в комнату. Снегурочка подставила ладони, чтобы поймать небесные капельки. Дождь! Вот он какой! Неужели, это весна? Снегурочка прижала мокрые ладони к щекам. И тут заметила, что с ее косы тоже бежит ручеек. Весна пришла быстро, ее друзья не успели придумать, как уберечь девочку. Она тает, тут ничего не поделаешь. Снегурочка взяла с полки кувшинчик и опустила в него кончик своей косы. Сначала кувшинчик наполнялся быстро, потом медленнее, медленнее, а скоро вода перестала прибывать. Из открытого окошка потянуло привычным холодом, пошел снег. Весна ушла. Снегурочка почувствовала, что очень устала. Вздохнув, затворила  она окно, закрыла кувшинчик крышкой и убрала его обратно на полку. Спать, спать, спать!
Утром Снегурочка поздно спустилась к завтраку. Впрочем, и сама   Мороза тоже встала позже обычного: под шум дождя хорошо спится.
– Доброе утро, бабушка!
– Здравствуй, мое солнышко!
– А тетя Елена ушла уже?
– Еще не спускалась. Спит, наверное. Мы с ней поздно вчера легли.
– А тютюки не прибегали, бабушка?
– Нет, наверное, у Титуса ночевать остались. Садись за стол, каша остывает!
Снегурочка съела тарелку манной каши с земляничным вареньем, а     потом с черничным вареньем, а потом – с малиновым. Она была так голодна, будто не ела три дня. И чай, на радость бабушке, заела картофельной шаньгой. Наелась.
– Бабушка, я пойду к Титусу, напомню, что сегодня ёлку наряжаем!
Снегурочка торопливо натянула валенки. Мороза всплеснула руками:
– Ах! Да ты косу подрезала?
– Да! – Снегурочка натянула свою голубую шубку, расшитую бусами. – Марджана сказала, что коса до пола сейчас не модно. Модно до пояса. Да длинная и за кусты цепляется, когда по лесу идешь. 
– Марджана пусть сама попробует хотя бы до пояса отрастить!
– Бабушка, не ворчи, как старая бабушка! Марджана и без косы красивая, а свою я заново отращу, если до пояса тебе не нравится! –   Снегурочка, вернувшись с порога, расцеловала бабушку.
– Не нравится, скажешь тоже! Да такую девочку еще поискать! Всё мне нравится! – Мороза повязала внучке шарф. –  К обеду не опаздывай!
Снегурочка помахала бабушке рукой и побежала к жилищу рыжего приятеля.

    Елене всегда хорошо спалось в «Криворукой бабушке» у Морозы. А сегодня спалось особенно хорошо. Снилось жаркое лето, дождь с грозой, радуга… Давно не снились Елене такие прекрасные сны. Немудрено, что спала она долго. И проснулась она в отличном настроении. Нога совсем не болела. Елена помогла Морозе  напечь к обеду оладий и даже накрыла на стол. Вернулась с прогулки Снегурочка, она не застала Титуса, который с утра пораньше тоже отправился погулять. 
Мороза снова сокрушенно покачала головой, глядя на ее укоротившуюся косичку. А Елена только махнула рукой:
– Расстраиваешься по пустякам. Волосы не руки, отрастут!
Пришел голодный Титус, вежливо раскланялся, покружил по комнате довольную Снегурочку, похвалил ее новую прическу, принялся извиняться:
– Не сочтите меня нахлебником, сударыни, но оказывается, у меня в доме нет ни крошки. А ведь что-то было. Хлеб и сыр, вроде бы, точно были. Когда я их проглотил? Не помню. Неужели во сне?  Еще и на кухне все перевернул.
– Может, мыши? – предположила Снегурочка. Титус пожал плечами.
– Титус, да о чем речь!  Тебя, мое золото, кормить одно удовольствие! – всплеснула руками Мороза. – Ты уж, будь добр, доставляй мне эту радость почаще! 
Снегурочка  принесла Титусу его синюю чашку, подвинула поближе к парню блюдо с горкой пышных оладий. Хитро кивнула на свою тарелку, полную манной каши:
– Хочешь?
Титус в ответ скорчил уморительную рожу, скосив к носу зеленые лесные глаза и скривив рот. Снегурочка радостно захохотала:
– А я так еще и добавки попрошу!
Елена с улыбкой размешивала чай ложечкой, любуясь детьми. Что за прелесть эта девочка! Настоящий снежный колобок! А Титус… Да,  лисы необыкновенно красивы. Прелестная Снегурочка пнула Титуса под столом ногой, вытаращила  серые  глазищи с синими снежинками, и произнесла беззвучно, одними губами:
– Палочка у тебя?
Титус расслышал вопрос только потому, что всё же был Лисом. Он     помотал головой. Снегурочка принялась шевелить светлыми бровями, указывая ими на Елену. Титус, наконец, понял:
– Извините за дерзость, сударыня! Вы уже вернули волшебную палочку на Великую Ель? Понимаете, мы оставили ее в рукавичке, а теперь не можем найти.
– Я вообще не видела эту волшебную палочку, но продолжаю  надеяться на скорую встречу.
Снегурочка и Титус переглянулись.
– Значит, палочка все еще в рукавичке. Или у тютюк! – сделал вывод Титус. Елена некоторое время пристально всматривалась в обеспокоенные лица детей. У нее мелькнуло подозрение, что они хитрят, жалея возвращать палочку. Но подозрение это тут же исчезло. Елена сосредоточилась, охватила внутренним взором Город и его окрестности.
– Не могу утверждать наверняка, но похоже, что наша волшебная палочка находится в Еловом  тереме. Наверное, Яша вчера по пути ее захватил. Ведь это он затеял историю с палочкой и должен чувствовать хоть какую-то ответственность!
 Снегурочка вздохнула.
– А вы разрешите нам пойти с вами, сударыня? Признаться, мы тоже очень беспокоимся о волшебной палочке, – попросил Титус.
– Она ведь живая, – добавила Снегурочка дрожащим голосом. Но Елена была непреклонна:
– Нет! – ответила она строго. – Во-первых, у нас с Будимиром куча работы. Во-вторых – вы непременно захотите что-нибудь начудить напоследок, а мне потом придется ваши чудеса тридцать три дня приводить в соответствие с законами физики, химии и других естественных наук. А в третьих, завтра – Новый год. Кто будет помогать Морозе?
Снегурочка и Титус переглянулись уже виновато,  и принялись за еду.
 Честно говоря, Елена просто опасалась, что ребятишки уговорят ее оставить им волшебную палочку. Но признаваться в этом она не собиралась.
    
  Мороза достала большую корзину с елочными игрушками –  наряжать елку на Круглой площади. Титус тут же подхватил тяжелую корзину. А Снегурочка положила в карман пеструю свистульку – подарок скомороха Марка. С помощью этой свистульки можно было созывать сосняшек и елешек. А без них как повесить игрушки на верхние ветки? Мороза же  осталась в «Криворукой бабушке» – ставить тесто для праздничных пирогов..
  От «Криворукой бабушки» до Круглой площади рукой подать, но Титус и Снегурочка сначала зашли на Четверток Кольцо к Николаю, в дом, где ветеринар жил со своим полосатым котом по имени Хвостик. Но дома Николая не оказалось. Лучшего и единственного в городе звериного доктора  срочно вызвали слоны.
– Неужели что-то со слонятами? Не простудились ли? –   встревожилась Снегурочка.
– Нет. Просто Сагиб и Рави совершенно чокнутые папаши, – успокоил их Хвостик. – Они каждый день за Николаем приходят, чтобы похвастаться своими детьми. Вот и сегодня сообщили, что  их слонята сделались еще  умнее и забавнее, чем вчера. Выросли на целый сантиметр и обзавелись за ночь какой-то необыкновенно красивой шерстью. Вот и позвали Николая, чтобы он прослушал слонят своим фонендоскопом и в сто двадцать первый раз подтвердил, что они лучше всех.
  Погладив  лоснящуюся полосатую спину Хвостика, Снегурочка и Титус свернули в переулок, чтобы вернуться на Третье Кольцо, пройти через арку на Второе и снова по переулку на Первое. Снегурочка начала наигрывать на свистульке немудреную песенку,, созывая сосняшек и елешек. Скоро  целая стайка мелюзги скакала вокруг девочки, то и дело запрыгивая на руки, чтобы взять с ее ладони изюминку или кедровый орешек. Угощение Снегурочка опять доставала на ходу из карманов Титуса. У него-то самого руки были заняты.
 Пройти же с Первого кольца на площадь можно только сквозь три широкие арки – дома там стоят вплотную друг к другу. А из самих домов, окружающих площадь сплошной стеной, предусмотрены для удобства два выхода: на Елочную площадь и на Первое кольцо. Одна из таких проходных арок соединяла дома Марджаны и Петра Лукича. Между прочим, у домов темнокожей красавицы и ученого библиотекаря был еще и третий выход – под арку. Очень удобно. Когда наступит лето, можно будет по-соседски   ходить в гости, не опасаясь дождя. Вот через эту арку, друзья, и решили идти на площадь, чтобы пригласить Марджану и Петра Лукича  наряжать елку. Но Марджана сама вылетела им навстречу.
– Ура! Вот оно! Началось!!! – и на секунду сбилась. – Ой, а у тебя прическа новая! У звезд попросила или сама косу укоротила? Так миленько получилось! А у меня тоже! Сбылось! Моё желание! – продолжила ликовать она, не ожидая ответа Снегурочки. –  Пойдемте скорее! Ну, что вы так медленно! Сейчас сами увидите!!!
Она ухватила Снегурочку и Титуса за рукава и, стуча высоченными каблуками, поволокла их за собой в арочный проход. Тут она отпустила приятелей, простерла руку к стене так, будто благодарное человечество уже соорудило для нее постамент, а Марджане осталось выбрать подходящую позу, чтобы занять его, и торжествующе произнесла:
– Вот!!!
Своды арки, соединяющей два здания, освещал только небольшой фонарь, робко  очерчивающий светлый круг на потолке, а остальным пространством уверенно владел медлительный синий сумрак. Поэтому никто не понял, чему же надо удивляться и радоваться. Марджана продолжала нетерпеливо трясти рукой в сторону стены:
– Ну же!! НУ!!!! – она даже стройной ножкой, обутой в расшитый золотом сапожок, топнула, досадуя на несообразительных друзей.
Снегурочка и Титус присмотрелись и заметили наконец, что в стене арки, сложенной из толстых окаменевших бревен, появилась ниша. Друзья, переглянувшись, бросились туда. Но Марджана в два изящных прыжка опередила их: она желала сполна насладиться триумфом и лично продемонстрировать  результаты своего общения со звездами.
– Вот! – она гордо откинула деревянную крышку колодца, который чудесным образом появился в нише. Над колодцем клубилось облако морозного пара, его таинственные глубины дохнули холодом и клубникой.
– Что это? – Титус озадаченно принюхался, Снегурочка прижала пухлые ладошки к груди и распахнула глаза, и без того огромные. Шишечная мелюзга с восторженным щебетом отважно прыгала  по самому краю.
– Колодец с мороженым! – объявила Марджана так гордо, будто   выкопала колодец сама. – С клубничным! Сливки, свежая клубника, всё высший сорт, я уже пробовала! Снегурочке – первой. Самую большую порцию.
– Она же простынет! Маленьким девочкам нельзя так много! –    возмутился Титус легкомыслию Марджаны.
– Зато никогда не растает! Я так загадала! Кто ест мое мороженое, тот никогда не растает. Ешь, Снегурочка, ешь, не слушай его! – она вручила девочке ложку.
– Я тоже хочу! Больше, чем самую большую! – заявил Титус бесцеремонно. Он помнил красавицу мухой и не находил нужным миндальничать с нею. Всё-таки млекопитающие недопустимо высокомерны по отношению к насекомым. Но Марджана не обратила  внимания на его дерзость, ей самой не терпелось угостить всех. Всех-всех-всех!!! Она легко, как бабочка, порхнула в узкую стеклянную дверцу, ведущую из арки в ее жилище, и тут же вернулась с подносом, звенящим пестрыми чашками и серебряными ложками. Устроившись на краю колодца, красавица принялась наполнять чашки мороженым, ловко орудуя поварешкой и напевая что-то себе под нос. Справившись с этой приятной работой, она  вручила Титусу  оранжевую чашку с мороженым и ложку:
– Прошу, друг мой!
Просить Титуса дважды не пришлось. А Марджана, довольная, принялась наполнять мороженым скорлупки кедровых орехов, которые протягивали ей сосняшки и елешки.
Пока Снегурочка не спеша  ковыряла мороженое в своей чашке. Титус успел опустошить две.
– А знаете, я ведь тоже вчера загадал, чтобы Снегурочка никогда не растаяла, – признался он, поедая третью порцию.
– Ты что, не доверяешь моему чудесному мороженому? – возмущенно тряхнула копной косичек Марджана. Титус покачал головой:
– Просто еще вчера я не слишком верил в твою сообразительность.
– Сообразительность?! – Марджана возмущенно замахнулась поварешкой. – А моя любовь, моя безграничная благодарность? В них ты тоже не веришь?!
– Говорю же, это было вчера! А сегодня я очарован! Ты не муха, ты –  ангел! Только не нужно так грозно махать поварешкой! Дай лучше еще твоего чудесного мороженого!
– Ага! Вкусно?!
– Очень вкусно! И даже более того. Я бы сказал «обалденно», но не уверен, что это культурно.
– Баба Мороза и тетя Елена так не говорят, поэтому я тоже не   уверена, – поддела Титуса Снегурочка. – А сама я чувствую, что не растаю уже никогда! Хотя внутри у меня стало так радостно и тепло, будто каждая ложка мороженого превратилась в солнечного зайчика. Я в полном восторге!
Марджана расцвела.
– Что, в таком же, как от манной каши? – вернул шпильку Титус и принялся за четвертую чашку. – Но согласен, я тоже в восторге и в восхищении, причем, именно в полном. Только у меня в мороженом зайчиков нет. Чуют лиса, наверное. Руки замерзли..
– Язык-то у тебя, уж точно никогда не замерзнет: ты очень разговорчивый, а вот руки придется чем-нибудь горячим отогревать. Например, манной кашей! – Снегурочка попыталась грозно нахмурить светлые брови. Титус привычно скорчил испуганную рожу. Довольная Снегурочка рассмеялась. Из  библиотеки в нишу вышел Петр Лукич и тоже с подносом, уставленным стаканами, над которыми  вился пар, но горячий, а не холодный.
– Доброе утро, молодые люди! Я слышал, кто-то замерз? Вот, прошу – горячий чай! – он поставил поднос на край колодца, взял стакан и себе. Титус снова скорчил рожу, изобразив ликование от того, что не придется греться манной кашей. И тут же принес из библиотеки пару простых стульев. В библиотеке он чувствовал себя как дома. Вторую пару – с розовой шелковой обивкой, вынесла из своего дома Марджана.
– Ты тоже, Снегурочка, можешь смело пить горячие напитки, не опасаясь растаять. Я ночью загадал, чтобы ты обрела максимально возможную жаропрочность и термоустойчивость, – добавил Петр Лукич.
Как приятно есть холодное мороженое и пить горячий чай на морозе, в окружении друзей и чудес, в полной уверенности, что так и должно быть. Титус, согрев руку о стакан с чаем, снова взял чашку с мороженым.
– Интересно, надолго ли нам хватит этого восхитительного лакомства? – спросил он пространство.
– Навсегда! – уверенно ответила на его риторический вопрос Марджана. – Колодец-то бездонный. Так что, эту арку я превращу в маленькое кафе-мороженое. Петр Лукич говорил, что такие кафе всегда имеются в столичных городах. Посетители библиотеки и    многочисленные покупательницы из моего магазина будут угощаться мороженым, пить кофе… Чай. Или какао. Кому что нравится. К тому же, многочисленные покупательницы из моего магазина смогут познакомиться тут с умными мужчинами, посещающими библиотеку…
Красавица мечтательно слизнула клубничную каплю с ложечки.
– О да! – тут же подхватил Титус. – Каких только чудес не бывает в нашем столичном Городе! Возможно даже, некоторые из многочисленных покупательниц сами зайдут в библиотеку и узнают как выглядят книги! Дополнительный бонус для твоего магазина. Эй!!! Слушай, какого магазина?! Ты о чём?! – спохватился Титус.
– О магазине дизайнерского трикотажа! На первом этаже моего дома.
Титус посмотрел на Марджану обеспокоено: не пора ли позвать ветеринарного врача Николая? За неимением других специалистов по болезням. Пусть градусник поставит, или что там делают, чтобы определиться с диагнозом. Марджана, размахивая ложечкой, продолжала:
– Всех накормить мороженым! Всех нарядить в дизайнерский трикотаж из натуральных материалов! Что может быть благороднее, грандиознее этих великих целей!
– Родить богатыря какому-нибудь царю, зашедшему выпить кофе и почитать газеты, – буркнул Титус, ошеломленный амбициозными планами Марджаны.
 Марджана уверенно тряхнула пышной прической:
– Не исключено! Город наш столичный, значит, тут вполне может объявиться какой-нибудь царь. Или царевич.
Титус замешкался, выбирая ответ из нескольких вариантов, один другого ехиднее, поэтому ничего сказать не успел: под сводами арки появился  взволнованный Николай.
– Слоны! Слонята!!! Чудесное, удивительное событие! Слонята стали цветными! Все семеро! Разноцветные слонята, представляете?!
Марджана вскочила со стула:
– Ура!!! – заорала она, повиснув на шее Николая. – Слава ветеринарам! Дизайнерский трикотаж, разнообразная цветовая гамма!!! – Марджана звонко расцеловала Николая. Николай, не веря своему счастью, осторожно обнял красавицу. Но тут Марджана      выпорхнула из его нежных объятий и торжествующе вскинула вверх кулачок:
– Да!!! Все, как я хочу!
– А можно нам посмотреть на слонят? – спросила Снегурочка. Она тоже в волнении вскочила на ноги.
– Нет, нет, нет! – решительно покачал головой Николай, – Слонята еще очень малы. К тому же, необходимо некоторое время понаблюдать, нет ли у чудесных перемен каких-либо побочных явлений.
– Да-да, – поддержал строгого доктора Петр Лукич, – когда речь идет о здоровье малышей, лучше перестраховаться…
Титус принес из библиотеки еще один стул, взбудораженного Николая усадили, в одну руку ему дали стакан с чаем, в другую – чашку с мороженым. Николай отхлебнул горячий чай и растерянно посмотрел на мороженое. Марджана, словно перышко, подлетела к  Николаю:
– Откройте рот, милый доктор! Только не говорите «А-а-а!», еще подавитесь, – ласково  проворковала она, поднеся к губам Николая полную ложку мороженого. – Ну что, вкусно?
Титус сверкнул зелеными лесными глазами, явно собираясь что-то сказать, но промолчал. Николай же кивнул, осчастливленный вниманием красавицы, но всё же поставил стакан с чаем на поднос и отнял у Марджаны ложку.
–  Спасибо! Очень вкусно! Неужели, ты сама приготовила?
Марджана кивнула:
– А кто же еще? Полночи у звезд полезное чудо выпрашивала.
– Ты прекрасно готовишь! Ничего подобного еще не пробовал! – Николай взял стакан с чаем. – А я загадал, чтобы Снегурочка не растаяла…
Тут вся компания зашлась счастливым хохотом. Николай  растерянно оглядел всех, тоже улыбнулся, и снова похвалил:
–  Вкусно. Вот только рукам то горячо, то холодно…
– А моим рукам нисколько не холодно! И не горячо! – похвасталась Снегурочка.
– Это потому что ты – замечательная волшебная девочка! А нам, простым парням-оборотням, такая удача как «не горячо, не холодно» не светит! – пригорюнился Титус.
– Это потому, что я надела на руки варежки! – снова расхохоталась     довольная Снегурочка. Марджана распахнула карие глазищи с искренним восторгом, словно увидела девочку впервые:
– Точно! Варежки!!! Какая ты умная, Снегурочка! Варежки – это гениально!!!
 Снегурочка, честно говоря, не поняла, чем так восхищена  темнокожая красавица, поэтому в ответ молча пожала плечами и улыбнулась.
– А я постоянно об этом твержу! Вундеркинд! – поддержал Марджану Титус, который тоже ничего не понял.
– Да? Что-то я не слышала, –  поддразнила его Снегурочка.
– Ну не твержу, так думаю. Постоянно.
– Ребята, а вы уже нарядили ёлку? – вдруг поинтересовался Николай. Титус хлопнул себя по лбу:
– Точно! Ёлка же! Ну так мы тебя ждали. Без тебя нам не хотелось начинать. Это же наша Первая Ёлка!
    Действительно, Новогодние праздники были только в жизни Петра Лукича, остальные появились на свет, когда время уже замерло из-за Ледникового периода. Титус и Николай подхватили тяжелую корзину с игрушками и потащили ее  к огромной пушистой ели со звездой на макушке, растущей в центре площади. Сосняшки и елешки с радостным щебетом путались у них под ногами. Снегурочка и Марджана собрали чашки и стаканы, понесли их в дом – мыть.
– Как я трусила! Боялась, что растаю весной, – призналась Снегурочка. – Если бы не звёздный дождь… Ой-ой-ой! Даже подумать страшно!
–  Да ну! Мы бы обязательно еще что-нибудь придумали.
– А ты придумала лучше всех. Теперь, если вдруг еще кто-то вылепит снежного ребенка, ты сразу накормишь его мороженым! И он не будет бояться. А почему ты не загадала магазин модной одежды? Ведь звездный дождь долго шел?
– Тоже трусила. Боялась, что одно желание перебьет другое. Пустяки! Магазин я и без звезд, сама как ни будь обустрою. Пусть парни поработают, не все же звездам трудиться.
 Марджана небрежно составила стаканы на кухонный стол:
– Потом вымою! Бежим к елке! 
  Наряжать высоченную, до самых облаков, елку, имея таких помощников, как сосняшки и елешки, очень весело и легко. Надо только подавать им игрушки, да командовать:«Правее! Левее! Выше! Ниже! Так хорошо!» И получаса не прошло, как елка сверкала и шуршала картонным златом-серебром до самой звезды, а корзина опустела. Дело было сделано, а расходиться не хотелось. Все стояли,  любуясь нарядным зеленым деревом, всем сердцем чувствуя, что это – правильно.  Ель вопреки лютым морозам, снегам и ветрам зелена неизменно. Даже когда белый день обессилено уступает темной ночи, ель упрямо топорщит свои иголки: «Не сдамся!». А уж наша елка, весь ледниковый период ждущая весны со спокойным достоинством, тем более заслужила свой праздничный наряд.
– Новогодняя ель – это чудо, воплощение веры, надежды, любви, –  произнес Петр Лукич. – Но чтобы верить в чудеса, воистину нужно быть мудрецом.
– А зачем в них верить? По-моему, достаточно просто знать, что чудеса есть, – удивилась Марджана. Все кивали головами согласно. Действительно, зачем? Только Титус ввернул:
– Это потому, что мы не мудрецы, а молодые балбесы.
– Само существование которых доказывает, что и я не мудрец, а тоже балбес, только старый! – совсем уж непонятно сказал Петр Лукич и галантно поцеловал смуглую ручку Марджаны. Титус и Николай переглянулись. Николай, на всякий случай, нахмурился.
– А может, мудрецы хотят, чтобы мы были? – предположила Снегурочка.
– Чтобы им было в кого верить? – уточнил Николай.
– Какие вы все умные! Просто с ума сойти! – восхищенно прижала ладони к щекам Марджана.
– Значит, мы и есть те самые мудрецы, а вовсе не балбесы! – догадался Титус. Все, даже серьезный Петр Лукич, с облегчением рассмеялись и, как-то разом, вспомнили про свои  дела. Поэтому, когда Марджана предложила еще по чашке мороженого, на дорожку, даже Титус покачал головой. Красавица не стала настаивать:
– Ладно, сейчас я мороженое в ведерко положу, ведь Мороза еще не пробовала! – сказала она уже на бегу. А бегала Марджана на своих каблучищах легко, будто на крыльях летала, еще договорить не успела, а уже вернулась. Емкость с мороженым она прижимала к себе обеими руками: удержать иначе было невозможно, так как  «ведерко» оказалось довольно вместительным, даже Титус  поднял его с заметным напряжением. Николай подхватил дужку, помогая приятелю:
–  Провожу вас до «Криворукой бабушки».
Снегурочка взяла пустую корзину и, помахав Марджане и Петру Лукичу, вприпрыжку побежала следом за парнями.
   
   Будущая владелица кафе-мороженого и ученый библиотекарь тоже отправились к дому. Петр Лукич поддерживал Марджану под локоток: все-таки ледниковый период на дворе, скользко! Они дружно решали, где можно срочно раздобыть еще чашки и стаканы.
  Только весело щебечущие елешки и сосняшки остались с елкой и прыгали с ветки на ветку, раскачивая золотых и серебряных птиц, рыбок, звездочки и теремки.
   Между тем, в кафе-мороженом, которое существовало еще только в смелых мечтах Марджаны, на простом библиотечном стуле уже сидел посетитель. Кое-что о нем могли бы рассказать тютюки и Снегурочка, но их-то как раз тут не было.
– Что за день у меня сегодня счастливый!!! – воскликнула прекрасная хозяйка кафе, повиснув на шее посетителя, который поднялся ей навстречу. – Настоящий Санта Клаус! А где ваши олени? Вы их на крыше оставили?
– Я не Санта, – сухо ответил мужчина. Он решительно поставил красавицу на землю и поправил красный колпак, сбившийся на глаза. – У меня нет оленей. И конфет у меня тоже нет!
– Вы, должно быть, хотите участвовать в хороводе ряженых на предстоящем празднике, сударь? – в свою очередь сделал предположение Петр Лукич.
– Я не хочу участвовать в хороводе. Я вообще не люблю красный цвет, но приходится терпеть, так как другой одежды я не имею.
– А я напротив, очень хочу участвовать в хороводе, но не имею подходящего костюма, – смущенно улыбаясь признался Петр Лукич.
– Так давайте исправим это несоответствие! – человек в костюме Санты сразу понял ученого библиотекаря. Петр Лукич сделал приглашающий жест, и мужчины скрылись в библиотеке. Через пару минут они вернулись преображенные. Незнакомец в одежде серьезных, темных тонов, снова присел на стул. Марджана всплеснула руками:
– Без костюма вы совсем не похожи на Санту, сударь! Даже странно, что я перепутала! А вы, Петр Лукич стали похожи на Санта Клауса еще больше. Просто одно лицо. Вы с ним, случайно, не братья?
– Увы, нет! Но на празднике постараюсь соответствовать. За оленей не ручаюсь, но конфеты раздобуду непременно! – пообещал довольный Петр Лукич. Посетитель вынул из карманов своей темной куртки носовой платок и очки, без улыбки вернул их прежнему владельцу. 
– Хо-хо-хо! – вживаясь в образ, попрощался Петр Лукич и  отправился к своему старому другу Шакер-бабаю, который о сладостях и о том, откуда их берут, знал если не всё, то очень многое..
Посетитель же, словно подводя итог эпизоду, натянул черную вязаную шапку на свои длинные светлые волосы, .Марджана  вынесла из будущего магазина и протянула ему чашку с горячим какао:
– Согрейтесь, сударь! – тот только покачал головой. Тогда Марджана сама сделала несколько глотков. – Так кто же вы, сударь?
– Я Фирн, снежный человек.
– Как же хорошо, дорогой Фирн, что вы зашли в мое кафе! Вот удача! – захлопала в ладоши Марджана. В ее руках тут же появилась поварешка, красавица наполнила мороженым большую чашку, поставила ее на крышку колодца перед Фирном и протянула ему ложку. – Съешьте это, сударь. И тогда вы никогда не растаете!
 Фирн задумчиво покрутил ложечку  в руках:
– Но у меня нет денег! Вы что же, раздаете свое чудесное мороженое просто так?
– Вы не можете есть без денег?! – удивленно вскинула брови Марджана. Пышная юбка взметнулась, красавица исчезла в своем жилище, но тут же появилась снова и протянула Фирну блестящую монетку.
– Держите! Мне подарил ее Марк. У него таких много. Я сердцем чувствовала, что она для чего-нибудь мне пригодится. Ешьте на здоровье!
Фирн усмехнулся:
– А Марк не объяснил вам, для чего существуют деньги?
– Для красоты, конечно! Вон как блестит! И кругленькая, с буковками! Что тут непонятного? –  пожала плечами красавица.
Фирн с мечтательной улыбкой, выглядевшей странно на его лице, подбросил и ловко поймал монетку:
– Видите ли, сударыня, у всего на свете есть цена. Цена – это количество монеток, которые нужно отдать, чтобы присвоить что-либо. Держите свою монетку!
– Вы возвращаете мне монетку, чтобы присвоить мое мороженое? Я ее не возьму! Это мое мороженое! – нахмурилась Марджана. – Ешьте же!
Фирн наконец-то отправил в рот полную ложку мороженого:
– Очень вкусно! Но вы напрасно беспокоитесь, прелестная хозяйка чудесного колодца. Одной монетки недостаточно, чтобы присвоить все ваше мороженое. Пожалуй, даже за одну чашку нужно отдать не меньше двух монет.
– А, я поняла! – просветлела лицом Марджана. –  Монетки – это такие фишки. Нужно их копить и меняться.
– Вы очень умны, сударыня!
– Мне не нравится! Скучная и глупая игра, – надула губки Марджана.
– Но в нее играет весь мир! – пожал Фирн плечами.
– А вы точно снежный? – Марджана, прищурившись, с сомнением посмотрела на Фирна. – Вы выглядите таким  тяжелым, словно ваши снежинки никогда не летали.
– Некоторые снежинки пропитаны не полетом, а падением. Да, такой снег тяжел, он ломает деревья и обрушивает кровли домов…
– Вот только не вздумайте буянить, уважаемый! – красавица  подбоченилась. – Мой друг Игмант следит за порядком, а кулаки у него о-го-го какие! – предупредила она строго.
– Спасибо за угощение! – Фирн, криво усмехнувшись, вернул Марджане пустую чашку. И положил монетку в карман.
      

   В парадном зале дома Аблегиримов звучала негромкая музыка, не мешающая дружеским беседам и беспечной болтовне. Зеркальные серебряные шары кружили под потолком, повинуясь легкому сквознячку, отбрасывали во все стороны веселые блики.  Большинство взрослых гостей уже комфортно устроилось на мягких стульях у стен, выпускники же прогуливались по просторному залу, поглядывая на большие прозрачные барабаны с оранжевыми шарами, стоящие на подиуме.
Между прочим, раньше на этом возвышении стоял трон пелымских князей из резного золоченого кедра. Но времена настали вполне себе демократические, восседать на троне, когда подданные танцуют и развлекаются, дураков нет. Трон подарили Пелымскому музею истории, на нем разрешается посидеть и сделать фото на память.
   Князь пропустил Катерину вперед и прошел к матери, беседующей с директрисой столичной гимназии. Мелодичный сигнал трубы возвестил о начале церемонии, в воздухе закружилась и погасли золотые искры конфетти. Князь провел Ванду Аблегирим к удобному креслу на подиуме. Княгиня лично хотела приветствовать счастливчиков, выигравших стипендию. Князь Виктор, нервно потирая ладони, громко и бодро произнес:
– Друзья, начнем наше торжество! Господин председатель! Тильда, сударыня, прошу!
Тильда, в наступившей тишине, проворно застучала каблучками –  проверила печати на барабанах, махнула рукой:
– Всё в порядке, можно начинать!
Вперед вышел председатель Общественного собрания господин Виллиам Хох. Он срезал с барабанов печати серебряными ножницами и уступил место князю Виктору.
Стараясь оттянуть момент, когда нужно будет проявить ловкость рук, ему совсем  несвойственную, князь сначала крутанул барабан с именами юношей из провинции. Хотя по традиции розыгрыш начинался с девочек. Но какая разница? Никто не обратил внимания на эту оплошность князя. Веселые апельсиновые шары запрыгали, застучали за прозрачными стенками.
Выбежал на подиум Ванька в своем медвежьем костюме – веселый, румяный, приветственно помахал лохматыми варежками. Его встретили одобрительными аплодисментами. Ванька достал из барабана большой оранжевый шар, открыл его и громко прочёл:
– Василий Колясников!
Веселый шум, аплодисменты в зале. На эстраду со счастливой улыбкой вышел темноволосый паренек, принял поздравления старших Аблегиримов и господина председателя, радостно кивнул друзьям и родителям. Тильда бойко заполнила соответствующие графы протокола. Эта трогательная сцена повторилась еще четыре раза, но, разумеется, с разными счастливчиками:
– Андрей Зайков! (юноши из провинции)
– Семен Гареев! (столичные юноши)
– Юлия Корякина! Виктория Малышкина! (девочки из провинции)
   Тут в блестящие лаковые туфли  господина председателя уткнулся бумажный самолетик, исписанный мелкими  кривыми буковками. Господин Хох поднял его с улыбкой, развернул, начал читать…
Сначала брови председателя поползли вверх, потом нахмурились, губы сурово и непримиримо поджались.
 Тем временем, князь Виктор изо всей силы раскрутил барабан столичных выпускниц и шепнул сыну:
– Вань, слушай! Я тоже хочу открыть шар! Разреши!
Ванька улыбнулся, вынул шар, подал его отцу. Но тут к Виктору, твердо чеканя шаг, подошел господин Хох. Он взял из рук князя оранжевый шар и передал его Тильде:
– Держите крепко, сударыня, не выпускайте из рук!
Тильда взяла шар и растеряно прижала его обеими руками к оборкам нарядной блузки, как сказочная сиротка, получившая апельсин впервые в жизни. Князь виновато оглянулся на мать. Катя подошла к бабушке и взяла ее за руку. Анета  растолкала взволнованных выпускников и протиснулась вперед, чтобы лучше видеть. Леночка Лашкевич побледнела. В зале недоуменно зашептались. Ванда Аблегирим величественно поинтересовалась:
– Объясните нам, господин председатель, почему вы прервали проведение лотереи?
– Причина вот в этом! – сурово, даже скорбно, произнес господин Хох и поднял вверх руку с измятым, исписанным листочком. Листочком? В руке господина председателя с недовольным писком копошился воробей.
– Отпустите же несчастную птицу, господин Хох! – величественно потребовала Ванда Аблегирим.
Господин председатель разжал пальцы. Взъерошенный воробей, победно чирикая, взлетел вверх, уронив из-под хвоста кляксу, и ринулся в отворенное окно, навстречу свободе. Реакция Анеты была мгновенной: она взвизгнула и отскочила, спасая платье. Но беспокоилась Анета совершенно напрасно. Воробьиная клякса не упала на пол, а взорвалась, как хлопушка, рассыпавшись мелкими конфетти. Только самый внимательный человек мог бы рассмотреть на крошечных круглых бумажках отдельные фрагменты букв, но выпускникам, разумеется, было не до того: они от души веселились. Тут раздался еще один звонкий хлопок и в центре подиума, рядом с Ваней появилась большая серая крыса. Ванька согнулся пополам от смеха, Ванда Аблегирим величественно переставила ноги под кресло, остальные участники розыгрыша остолбенели от неожиданности. А среди зрителей начался настоящий переполох:  крыса спрыгнула с подиума и, в растерянности кидаясь из стороны в сторону, понеслась по залу. Прекрасные, как феи, девушки визжали не хуже болотных кикимор, ища защиты в объятиях довольных хохочущих парней. Визжали и искали защиты даже те, которые стояли далеко, и крыса им угрожать никак не могла. Наконец, крыса, задрав нежный розовый хвост, скрылась в направлении сладких кухонных запахов.
Довольная публика наградила действующих лиц аплодисментами и даже одобрительным свистом. Господин Хох сдержано, без улыбки, раскланялся, прижал палец к губам, прося тишины.
– Милые дамы! Господа! Примите мои извинения за досадный инцидент с мелкими представителями фауны, но я имею некоторые основания для проверки всех шаров! Прошу прощения также у неизвестной нам пока счастливицы из числа столичных выпускниц. Это не займет много времени. В таком важном деле, простите за выражение, лучше перебдить. Княжна Анна! Помогите мне, девочка! Раскрывайте шары! Все подряд!   
Анета и господин Хох принялись, к полному восторгу гостей, раскрывать шары из всех четырех барабанов по очереди. Восторг зрителей был вызван тем, что  шары при этом издавали хрустальный звон, начинали светиться и исчезали вместе со своим содержимым, разлетаясь сотнями ярких разноцветных искр. Искры не гасли, а начинали кружиться под потолком то в беспорядке, то выстраиваясь в изумительные по красоте узоры. Серебристые воздушные шары, словно не желая мешать их танцу, деликатно уплыли к стенам зала.  Но вот рассыпался огоньками последний шар, вынутый из прозрачного барабана, и мерцающая звездная стая через распахнутые настежь окна вылетела в парк, украсив ветви кустов и деревьев.
Ванька смотрел на господина Хоха круглыми глазами, как на сказочного джинна. Анета закусила губу, стараясь сохранять спокойствие. Сам же господин Виллиам Хох был ошарашен чудесными метаморфозами шаров ничуть не меньше Ивана, но пришел в себя быстро: он был человеком железной воли и твердых правил.
– Извините, князь, но вы должны показать нам, что спрятано у вас во внутреннем кармане праздничного кафтана! – строго произнес господин Хох.
Князь судорожно вздохнул и достал из внутреннего кармана огромный букет алых роз, некоторое время держал его в вытянутой руке, как бы опасаясь, что букет превратится во что-то более опасное, но букет оставался просто букетом, если, конечно, слово «просто» уместно для таких прекрасных цветов. Но князь тоже очень быстро опомнился, его заминка была почти незаметна, и учтиво преподнес букет матери. Ванда Аблегирим с улыбкой вдохнула розовый аромат, передала букет подскочившему к ней хмурому Ефрему и величественно произнесла:
– Господин председатель, соблаговолите уже сообщить нам имя счастливицы из числа столичных выпускниц!
Господин Хох сдержано поклонился, отобрал у Тильды шар, открыл его без всяких волшебных фокусов, вынул карточку и громко прочел:
– Елена Лашкевич!
Трогательная сцена повторилась в шестой раз. Но председатель Общественного собрания господин Хох не был бы председателем, если бы не добавил:
– А что спрятано у Вас за левым обшлагом праздничного кафтана, князь?
У бедной Леночки Лашкевич дернулось веко. Князь Виктор, затравленно глянув на господина Хоха, достал из-за левого обшлага душистый букетик ландышей и вручил его изнемогающей Леночке.
Тильда поднесла господину председателю заполненный протокол розыгрыша. Господин Хох вынул ручку, он ставил подписи только своей собственной, проверенной, и подписал этот важный документ, подтверждая его неоспоримую законность. Подпись господина Хоха была так замысловата, что подделать ее было просто невозможно.
    Взрослые зааплодировали, приветствуя молодежь.
– Птенцы оперились! Летите же смело! И пусть сорок северных ветров станут опорой вашим крыльям! – торжественно произнесла Ванда Аблегирим и спустилась в зал под руку с Катей, подводя итог официальной части вечера.
– Ну, Вилли! Не знал, что ты фокусник! – мрачно шепнул князь Виктор, пожимая руку господина председателя.
– Я тоже, – ответил господин Хох сухо.
Князь утомленно снял корону, непринужденно пристроив ее на край подиума, вытер платком лоб, и вопросительно посмотрел на Лизу, которая шла к нему со своей скрипкой. Князь Виктор совсем забыл, что
участвует в маленьком представлении, подготовленном младшими детьми. Лиза ослепительно улыбалась, но глянула на отца с такой яростью, что князь моментально вышел из нервного ступора и включился в действие:
– Лиза! Ты пришла поздравить выпускников? – старательно изобразив радость, произнёс князь свою реплику.
– Папа! – звенящим от переполнявшего ее праведного гнева голосом начала Лиза. – Как хозяин дома, ты должен открыть бал и участвовать в танце! – она опустила смычок на струны и наиграла мелодию песенки, известной под названием «Гусиная дорога». Ее сочинил кто-то из гимназистов лет сто тому назад. Многие в зале с готовностью запели:

                Частыми звездами,      
                Серебром на синем,
                Светится ночью след стаи гусиной.
                Нет, не забыть нам родного гнезда,
                К дому дорогу укажет звезда.

Музыка, пение зала успокоили Лизу, лицо ее стало простым и милым, как эта песня, знакомая всем.
– Но я совсем не умею танцевать! Мне медведь не только на ухо наступил, но и на обе ноги! – жалобно воскликнул князь Виктор.
– Неправда! Не наступал я на тебя! – очень естественно возмутился Ваня.
– Папа, не робей! Танцевать – это очень просто, – настаивала Лиза.
– Да меня даже Барбара Яблонская научить не смогла!
Старшие дамы в зале с улыбкой переглянулись, а Ванда Аблегирим еле заметно поджала губы.
– И медведей люди учат! – тут Лизина скрипка издала бодрую трель, а Ваня, в качестве доказательства, сделал несколько реверансов.
– И кто же у  нас такой гениальный  учитель? – поинтересовался князь.
– Она здесь! Поприветствуем аплодисментами! – провозгласила Лиза и заиграла «Чемпионов». Под бурные овации появилась Зина. Чёрная юбка в складку и фрак из синей парчи, позаимствованный в костюмерной Дома культуры, шли ей чрезвычайно, косы были уложены так, как это делала Марджана.
– Добрый вечер, друзья! – со спокойным достоинством, свойственным гениальным преподавателям, Зина раскланялась. Князь учтиво приложился к ее руке и с мольбой произнес:
– Если вы, прекрасная барышня, не возьмете на себя руководство танцем, открывающим бал, праздник будет безнадежно испорчен!
– Я помогу! – Ванька бойко протиснулся между Зиной и отцом. Князь, кивнув, спустился с подиума, где его подхватила Катерина. А Зина, не мешкая, приступила к своим преподавательским обязанностям:
– Друзья! Мы не станем робеть и вздыхать, а сразу начнем танцевать! Милые барышни, попрошу занять место на паркете, отмеченное золотой звездой! Уважаемый князь, молодые люди! Встаньте на звёзды серебряные! И… музыка! Идем же, идем за путеводной  стрелой!
Лиза снова заиграла. Два круга – парней и девичий начали встречное движение. Негромкая музыка оркестра, скрытого от глаз на галерее, присоединившись к пронзительному и нежному голосу скрипки, заполнила зал, как вода хрустальную чашу. Серебряные воздушные шары, повинуясь мелодии, неспешно поплыли. Казалось, каждый из них выбрал себе пару среди выпускников и держался над своим избранником, не отставая. Зина же громко подсказывала движения танцующим, и тут же, в паре с Ванюшкой, демонстрировала их. Впрочем, подсказывать пришлось только во время первых двух туров,  движения и правда были несложными.
– Остановка на звезде! Мальчики, поклоны – налево, направо, девочки –   реверансы! Подаем руки визави, кружимся! Поклоны, реверансы! И снова – за стрелой!
Странно, но Зина совсем не смущалась, находясь в центре огромного зала, на виду у всех, такая тощая, долговязая, танцуя с маленьким мальчиком в смешном медвежьем костюме. Она наслаждалась музыкой, незамысловатым танцем, чужим радостным волнением, от которого вибрировал воздух. Лизавета тоже была в ударе: она играла, как пела, и была счастлива как никогда.
Когда Зина и Лиза обсуждали длительность парадного танца, они сошлись на том, что повторить нужно не больше четырех-пяти раз: танец-то скучный. Как же они ошибались! Выпускники раскланивались и кружились больше получаса. После неформальной, а точнее, совершенно бесформенной княжеской лотереи, этот простой и строгий танец был как глоток холодной воды в жаркий день. Просто отдых души. Девушек радовала возможность продемонстрировать и сравнить бальные платья и прически. Современной женщине, особенно из провинции, такая возможность выпадает нечасто. Парни же просто любовались ровесницами. Повезло, так повезло! А то ведь есть такие бедолаги, которые жизнь проживут, так и не узнав, что за  красавицы выросли, например, в Атымье!
К тому же, девушкам очень хотелось оказаться в паре с князем Виктором. Не нужно думать, что все они надеялись получить элитную недвижимость где-то за пределами княжества. Но даже просто рассказать подругам, а позже – дочке или внучке, что танцевала на празднике Вылета с Золотой бородой… Это нечто!
Но Лиза, наконец, устала, она опустила смычок, и запела «Гусиную дорогу». Голос ее был не по-детски силён, даже микрофон был не нужен.  Выпускники подхватили, вышло очень впечатляюще. Зал снова рассыпался аплодисментами. Ванька, которому надоело чинно прохаживаться в танце, скатился вниз и умчался в парк. На подиум вновь поднялся князь Виктор, обнял за плечи Зину и Лизавету, шепнул:
– Спасибо, девочки!
 И с искренней, сердечной улыбкой произнес в микрофон:
– Не буду отступать от традиций, мои дорогие, скажу только: «Чистого неба, пелымские гуси!» А сейчас – будьте как дома! Музыка в этом зале будет играть до рассвета. Парк и нижний этаж дворца в вашем распоряжении! Танцуйте, развлекайтесь, угощайтесь!
Выпускники, разбившись на группы, начали расходиться в поисках праздничных чудес. Серебряные надувные гуси последовали  за ними.       
 Старшие дамы, уставшие сидеть на мягких стульях у стен, с удовольствием принимали приглашения на танец от знакомых и совсем незнакомых кавалеров. И вот – пара за парой закружились под звуки медленного вальса.
Во время парадного танца Георг очень надеялся оказаться в паре с Катей Аблегирим, но не получилось. А во время последней перемены пар его визави оказалась и вовсе родная сестра. Видимо, правду говорят, что близнецов как магнитом тянет друг к другу.  Георг и Марица с веселой толпой одноклассников тоже вышли в парк. Странно! Тут было очень тихо. Так тихо бывает только в зимнем ночном лесу. А воздухе, действительно, закружились снежинки.
– Ну и ну! Это что, прошлогодний снег? – обрадовано и удивленно сказал Георг, обернувшись к сестре. Но Марицы рядом с ним не было. Вот это обстоятельство тоже можно было назвать настоящим чудом. Георг пожал плечами и пошел вперед по хорошо утоптанной тропинке.
      

  Дорога привела Елену не только к Еловому терему, но и в прекрасное настроение. Во-первых, путь был расчищен от снега и идти было легко даже в прозрачных утренних сумерках. Во-вторых, по обочинам дороги выстроились ровные шеренги веселых снеговиков. Елена, почти не припадая на травмированную ногу, поднялась по широким ступеням Елового терема и тихонько вошла в зал.
Тут царили мир и покой. Яша спал на коврике у очага как самый обычный кот, а Будимира не было, видимо отдыхал в своей комнате на втором этаже. Только листы с расчетами были сложены на столе аккуратной стопкой. Воздух благоухал яблочным пирогом и хвойным простодушным колдовством.
Ага! Волшебная палочка в тереме, никуда она не пропала! Одной заботой меньше! В таинственных глубинах сознания Елены, в той области головы, где отсутствуют знаменитые серые клеточки, возникло чудное видение: она, Елена, расположилась на кухне со всеми возможными удобствами: перед  глазами – книга, в одной руке – чашка с чаем, в другой – яблочный пирог. И никто, и ничто не мешает. Вот оно – счастье! Рецепт простой, но в отношении Елены почти несбыточный, так как шило прилагается к гению в комплекте.    
   Поэтому наяву Елена даже садиться за стол не стала, только взяла румяный пирог и  откусила от него уже не как нормальный человек, совершивший  прогулку по бодрящему утреннему морозу и потому готовый позавтракать еще раз, а как испытатель, проводящий экспресс-анализ. Яблоки в пироге – явно доледникового урожая, но  свежие, только что с ветки, а не из банки с вареньем. Елена, доедая пирожок на ходу, выбежала из терема. Нога, кстати, не болела. Волнующий, новый для неё, запах цветущих яблонь на морозе был несколько неуместным. Так и есть! Она сорвала желтое яблоко с ветки и хрустом откусила.  Еще одно новое ощущение.
   Елена вернулась в терем, взяла на кухне пирожок и растолкала Яшу.
   –  Доброе утро! Ешь! – она сунула Яше пирог.
Подавать завтрак в постель было не обычае Елены, поэтому  сплюшки в суматохе разлетелись от Яши в разные стороны. Кот открыл свой желтый глаз и посмотрел на Елену и пирог вполне осмысленно, вопросов задавать не стал, а просто откусил, разжевал, проглотил.
– Доброе утро! Спасибо, очень вкусно! Яблочки-то, похоже, свежие!  – и, приглядевшись к Елене, добавил:
– Отлично выглядишь! Это не комплимент!
Елена следила за котом пристально и обреченно, как космонавт- испытатель за стрелкой на шкале прибора, ползущей навстречу роковому делению, помеченному красным. «Катастрофа неизбежна,  но результат эксперимента весьма любопытен!» – прочел  Яша в глазах Елены.
Он поспешно откусил еще раз, мигнул и посмотрел на Елену двумя глазами. Взгляд его мудрых желтых глаз был полон спокойным весельем:
– Спокойствие! Пять минут – полет нормальный! Если верить первым, весьма приятным, ощущениям, жизненные показатели  подопытного превышают норму! Но что я буду делать, если кривизна вектора времени увеличится до состояния петли, и глаз вернется ко мне еще раз?
 – Положишь в коробочку и спрячешь про запас! Но совсем не факт, что вектор искривится столь значительно, – утешила Елена Яшу. – К тому же, я не собираюсь сидеть сложа руки, а собираюсь принять все возможные меры и напомнить кому следует, почем у нас во Вселенной  эм цэ квадрат.
  Кот еще поморгал, привыкая видеть окружающий мир двумя глазами. Не спеша поднялся с коврика и, потягиваясь изо всех сил, отправился на кухню.
Ситуация явно не вписывалась в рамки, отведенные ей математикой. Руководствуясь принципом дополнительности Нильса Бора, Елена охватила мысленным взором весь Еловый терем до самой Полярной звезды в поисках данных для более точных вычислений. Но полученный отклик подтвердил, что полет нормален в высшей степени: волшебная палочка в тереме, Будимир счастлив, кот сыт и доволен жизнью. Елена, тем не менее, продолжала испытывать  смутное беспокойство. Почему не было ни одного «КУ-КА-РЕ-КУ!»?
Елена взлетела  по винтовой лестнице. Она всегда неукоснительно соблюдала правила вежливости по отношению к благородной птице. Поэтому, несмотря на тревогу,  прежде чем отворить узорную дверь, она постучала и помедлила, прислушиваясь. Не дождавшись ответа, вошла.
Будимира в комнате не было. Маленький мальчик, уютно свернувшись, спал на охапке душистого сена. Скрипнула тяжелая дверь, неловко ступая на задних лапах, вошел Яша. Передними лапами он осторожно прижимал к пушистому животу Золотое Яйцо. Еленна гибким движением опустилась на сено рядом с ребенком, приняла Яйцо из Яшиных лап, ласково покачала в ладонях:
– Так-так! Наш Золотой Петушок впал в раннее детство! И это накануне внедрения в жизнь его календаря,  когда в нашем Мире наступает время перемен, и каждое текущее мгновение потребует предельного внимания! Кто будет следить за процессом? – Елене очень хотелось на кого-нибудь рассердиться. Сердиться на Будимира было бесполезно, поэтому Елена требовательно посмотрела на Яшу.
– Нет! – решительно отказался кот. – Следить за потоками времени, солнечной энергии, фазами Луны, порядком фенологических изменений в природе и, только Будимир Переплутович  знает за чем еще, да всё это одновременно! Он Золотой, он мог. А я – нет, не потяну.
– А нельзя ли помочь Будимиру Переплутовичу появиться на свет? Так сказать, ускорить процесс?
    Яша поспешно отобрал у Елены Яйцо  и снова прижал его к животу:
– Не нужно читать учебник биологии, достаточно один раз послушать простенькую сказку, чтобы понять: цыпленок, слишком рано и неправильно появившийся на свет, называется яичницей! – Яша осторожно опустил Золотое Яйцо в сено, бережно укутал его.
– Что, и такая сказка есть? – удивилась Елена  и, упруго поднявшись на ноги, присела на край стола.
– Ладно, как-нибудь выкрутимся, не нарушая естественное развитие Будимира Переплутовича, – она задумчиво потерла лоб. – Где наша не пропадала, а пропасть так и не смогла!
– Да практически везде! – с энтузиазмом поддержал ее Яша и тоже запрыгнул на стол.
Они принялись вычерчивать на листах схемы, выписывать формулы, ругаясь шепотом и дергая друг у друга из рук и лап цветные карандаши. Скомканные клочки бумаги летели во все стороны. Наконец, и Елена, и Яша, довольные, кивнули головами, уставившись в исчерканный листок.
– Да, так энергии должно хватить… Но март будет очень холодный. Очень! И частично апрель. Ничего, потерпим, – решительно прошептала Елена.
– А если дополнительные расходы провести за счет Закона сохранения положительной магической энергии? – так тихо, что и сам не услышал, предложил Яша. Но Елена  услышала его отлично:
– С ума сошел?! А нарушение последовательности событий и причинно-следственных связей?!! Это же катастрофа! Он тут за пару часов чего наворотил, а это мы еще не знаем, где дитя гуляло и кого встретило! – яростно, но беззвучно проорала она. 
– А по-моему, отлично получилось, – шепотом стоял на своем Яша.
– А по-моему, лучше поскорее ему превратиться обратно в ель или сосну!
– Не такой уж он засоня, чтобы быть всегда сосна, и не так уж еле-еле, чтобы вырасти на ели! – скаламбурил Яша в попытке обратить в шутку  нешуточное дело. – Зачем?
– Это элементарная техника безопасности для него же самого: на сосне и ели тоже есть шишки, но не бывает синяков.
– Подумаешь, синяки и шишки! Ни один ребенок без них не вырос! Впрочем, если этот Мир решит, что это необходимо, он вернет его куда следует, нас с тобою не спросив.
Елена сердито молчала. Да, она сознает, что ее власть над Миром ограничена законами физики. Но зачем напоминать об этом к месту и не к месту? Неделикатно в высшей степени! Яша, тем временем, продолжил:
– Слушай, ты без морщин намного эффектнее смотришься. И Будимир, когда из яйца выберется, тоже спасибо скажет. Это какое везение нужно иметь! Да таких приключений, как в детстве…
– Не знаю, не пробовала! – оборвала Елена  кота. – Никогда не была ребенком!
– Зато и не повзрослела! – парировал Яша. – К тому же любопытно, когда Будимир повторно явится на свет, он останется моим старшим братом, или первенцем буду считаться уже я? Я намерен это выяснить, и хотя бы поэтому  не стану отменять данное волшебство!
Сказал, как отрезал. Коты вообще мыслят независимо. Елена подошла к зеркалу у двери, заглянула в глубокие фиолетовые глаза своего отражения, пригладила темные блестящие волосы. Яша, сидя на столе,  между тем, продолжал мурлыкать вкрадчиво:
– Представь себе, олицетворим мы сейчас Времена года. Работаешь ты только хорошо, по другому не умеешь. Значит, пред нами явятся пять совершенных красавиц, – Елена кивнула, соглашаясь. – Они тебе не подружки, ты их создатель и начальство. Тебя лично и твои решения непременно будут обсуждать. Так всегда бывает в дамских коллективах. Неужели ты допустишь, чтобы тебя, Вселенную Прекрасную и Премудрую, в приватных беседах называли «наша старуха»?
Елена нахмурилась, но прошептала то, что изначально считала правильным, и голос ее не дрогнул:
– Тем не менее, палочку нужно вернуть Ели, и не на уровень Третьего неба, где ты, как я полагаю, ее и раздобыл, а в Космические Сферы, чтобы обезопасить и нас, и саму волшебную палочку. Деликатно, пока ребенок спит. Тут хорошая сплюшка?
Яша выгнул спину и встопорщил шерсть, мгновенно увеличившись в два раза:
– У меня все сплюшки хорошие. Но ребенок спит сам по себе, без моей помощи. Его, кстати, зовут Чурилка. Нет, чтоб мне оглохнуть, чтобы не слышать! Ребенка –  в космические сферы! Ты что, дура? – сердито шипел кот.
Да что они, сговорились что ли? Почему давние подруги и друзья называют ее сегодня дурой? Елена набрала побольше воздуха, чтобы достойно ответить, но ничего не придумывалось. Накаркали!
– Между прочим, мне стыдно! – сердито призналась она. – Заносит меня на поворотах! Вот такая я!
– Ничего, осадим! – подбодрил ее Яша.
– Спасибо! – наклонила голову Елена.
– Пожалуйста, обращайтесь! – Яша  был сама любезность.
– А можно я тоже порисую Будимириными карандашами? – спросил Чурилка. Увлеченные спором, друзья не заметили, как мальчик проснулся и подошел к ним. В его темных растрепанных волосах, растущих какими-то пучками, запутались золотистые соломинки. Чурилка погладил кота на правах старого знакомого и, распахнув глаза на Елену, прошептал:
–  Я знаю, ты – тетя Елена Прекрасная.
Елена невольно улыбнулась. Кот за ее спиной махал Чурилке лапами и тряс головой: молодец, парень, продолжай в том же духе! Яша сразу понял, что Чурилка добыл себе разрешение остаться волшебным мальчиком. Но сам Чурилка даже и не подозревал, что ему могли это запретить, поэтому не разделил бурную радость Яши.
   – А где Будимир?
– Будимир решил вернуться в яйцо,  – сообщил ему Яша.
–Чурилка,  забеспокоился:
 – А Будимиру там не скучно?
  – Там не заскучаешь! – уверенно отвечал Яша.   
  Елена, тем временем,  уже полностью пришла в себя:
– Мы спустимся вниз и ничего не будем трогать у Будимира, пока он к нам не вернется!
 Она нащупала ключ над притолокой и, заперев узорчатую дверь, протянула его Яше:
  – Твоя ответственность!
 Яша кивнул и засунул ключ за пазуху, к сплюшкам.
   Все трое спустились в круглый зал. Чурилка – первым, вприпрыжку сбежал по широким шершавым ступеням; за ним легко, невесомо-  Елена; последним шел кот. Яша бубнил тихонько в спину Елены:
 – Сама знаешь, как это важно, чтобы первая зима закончилась вовремя, а первая весна была веселой, ласковой! Тем более, Будимир неизвестно когда вылупиться соизволит. Первый год во всем должен быть правильным, а то все решат, что ты без Будимира даже олицетворенным календарем управлять не можешь!
   – Да, мне только и дела, что календарем управлять! – вспылила Елена, – Управлять будешь ты.
 – Эх! – вздохнул Яша обреченно. – Давайте чаю, что ли, попьем! Сердцем чувствую, это последние спокойные полчаса перед полным… Не хочу говорить чем!
– Не дрейфь! – ехидно откликнулась Елена. – Сам говоришь, где наша не пропадала!
 – Это, между прочим, говорила ты!
– Разве? – удивилась Елена. – А что там чай?
   Яша подмигнул Чурилке, они быстро принесли чашки с чаем и пироги.
  – Между прочим, ты испортил наши яблони! – сердито заявила Елена, сверля Чурилку всепроникающим взором. – Разве зимой на яблонях бывают яблоки? Что ты на это скажешь?
– Разве не бывают? – удивился он. Елена озадаченно откусила пирог. Чурилка задумался, вспоминая:
 – А, ну да! Точно, я их собирал из снега под яблоней, а не срывал. Так ведь бывает, наверное? Но я, вроде бы, не портил яблоню, только яблоки собрал, чтобы испечь пироги, – растерянно моргал Чурилка. Неужели он опять что-то натворил?! – А яблоки я вымыл, – уточнил он на всякий случай.
– Пироги получились очень вкусные! И с волшебной палочкой ты управился отлично! Никто не смог бы лучше! – воскликнул Яша с жаром. Он понятия не имел, что там начудил Чурилка. Но все, вроде бы, живы, значит можно хвалить, – Твоя оценка – «пять»!
  – Мне тоже понравилось делать чудеса! – с облегчением улыбнулся Чурилка.
 – А почему сейчас не делаешь? – Елена снова сверлила Чурилку взглядом, определяя степень заключенной в нем опасности.  Чурилка поежился:
– Волшебная палочка-то растаяла… Она бывает  одна, только вторая слева, – Чурилка оглянулся на Яшу в поисках поддержки. Елена посмотрела на Яшу с интересом. Яша приосанился, заложил одну лапу за спину и принялся расхаживать перед очагом с важным видом:
  – Да, только на нашем кухонном окне, только вторая слева, только один раз в тысячу лет! Вот такая редкость досталась тебе, дитя! Но есть один маленький волшебный секрет! – вдохновенно вещал Яша. – Одевайся!
  Чурилка поспешно натянул на себя куртку и шапку, Яша же достал из чулана на кухне стремянку. Вдвоем они вытащили лестницу на улицу.
  – Вот! – Яша показал лапой на круглое янтарное окно кухни. – Если смотреть с улицы, то вторая сосулька слева не тронута! Эта палочка  – плюсик к твоей пятерке! Вперед!
  Через пять минут довольный кот и счастливый Чурилка, который одной рукой тоже вцепился в лестницу, а в другой держал ледяную волшебную палочку, с грохотом ввалились в терем. Хозяйственный Яша отправился убирать лестницу на место, а Чурилка бросился к Елене:
  – Расскажите мне, какие  должны быть правильные яблони! Я все исправлю!
 – Честно говоря, я сердилась просто так. У меня было плохое настроение! – призналась Елена. – На самом деле, мне очень понравились и сами яблони, и пироги!
  – А как же нарушенные причинно-следственные связи и некоторые события, которые могут поменяться местами? – Яша  состроил очень удивленную морду.
 – Да фиг с ними! – легкомысленно махнула рукой Елена и с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. – Какая разница случилось что-то в связи с причинами, или просто так. В большинстве случаев люди сочиняют причину уже после события и притягивают к нему за уши. Вот и у нас все будет как у нормальных людей. Так даже интереснее! И на самом деле я хочу, чтобы яблони стали еще чудеснее! Вот! – Елена протянула Чурилке рисунок, который набросала, пока он добывал волшебную палочку. Кот тоже сунул свой нос в разрисованный листок.
      Больше всего изображение на картинке напоминало избушку бабы Яги, оплетенную цветущими и плодоносящими ветвями. Только опиралась избушка на два ствола, а не на птичьи лапы. Чурилка, схватив листок, выскочил за дверь.
  – Нету бабушки Яги, но зато есть две ноги, это счастье – жить в гнезде и притом ходить везде! – бормотал Чурилка, обходя чудесные деревья кругом.
 – Ноги-то зачем?! Ноги не надо! – крикнула Елена, но было уже поздно: слово сказано, дело сделано. Яша же придержал Елену за локоток, не дав ей выбежать вслед за мальчиком.
  – Эй!!! Елена Владимировна Прекрасная!!! – возмущенно взревел он, – Ты что, укочевать решила накануне великих событий?!!!
  – Ты сам сформулировал, что тут будет. А мне нужно работать, производить сложнейшие расчеты! Перееду к Морозе. А чтобы никого не стеснить, перееду со своим передвижным кабинетом. Он отлично приживется на втором этаже «Криворукой бабушки».
  – Веревки ты из меня вьешь! – буркнул кот. И, как бы про себя, но очень громко, добавил:
   – А то у Морозы очень тихо и спокойно!
  Но Елена, конечно, не расслышала, она торопилась посмотреть на  заколдованные яблони.
   Ветви чудесных деревьев переплелись, и между яблонями образовалось что-то вроде большого сорочьего гнезда. Наверное, такое гнездо соорудила бы для себя огромная, как слон, сорока, если бы закончила курсы художественного плетения из лозы. Первая ступенька появилась у самых ног Елены, как только она подошла к своему кабинету. Раз! И вот уже гостеприимные ступени лестницы с приятным деревянным перестуком приглашают хозяйку подняться в передвижной яблоневый кабинет. Елена с готовностью это и проделала, сорвав по дороге три яблока. Одно откусила сама, а остальными оделила Чурилку и Яшу, которые шли за ней следом.
Но внутри удивительного домика на яблонях не оказалось ничего особенного: просто небольшая комната с большим окном. Стены и потолок белые, пол – некрашеный, у маленького камина – два кресла, у  стены напротив – стеллаж, еще пустой, у окна – рабочий стол, тоже пустой. Елена отворила окно, сорвала всем еще по яблоку и пристально глянула на мальчика:
   – Эх, мне бы еще компьютер! Такой же, как у господина Переплута.
  – Штука, как у Переплута, очень скоро будет тута! – Чурилка рассыпал по полу капли, взмахнув палочкой. Он не запомнил с первого раза непонятное слово, тем не менее волшебство сработало. Правда, не сразу. Несколько томительных минут воздух над столом светился и гудел от напряжения. На столе откуда ни возьмись, появилось массивное, почерневшее от времени, серебряное  блюдо погнутое с одного края, и сиротливое золотое яблочко – совсем небольшое, из яблок такого размера обычно варят компот. Яша хмыкнул:
– Действительно, совсем как отцовский, не отличить! Устаревшая модель.
– Чем проще, тем надёжней! – Вселенная засунула недоеденное яблоко в карман, а золотое бережно взяла в ладони:
   – А вот сейчас и проверим наши с тобой расчеты!
   Яша презрительно фыркнул:
 – Да он до завтра возиться будет!
 – Пусть возится! – Елена положила золотое яблоко на блюдо. – Главное – убедиться, что результат будет тот же, что и у меня!
 Процесс пошел: блюдо мерцало, вибрировало, резонируя с универсальным информационным полем, яблочко засветилось и покатилось неторопливо – меняя траекторию, петляя. Считывало информацию.
 Яша громко откусил свое яблоко. Елена поднялась. Компьютер господина Переплута очень умная, но не очень занимательная вещь для тех, кто лично знаком с этим господином. А Чурилка просто не понял, что перед ним не просто блюдо, и яблоко на нем тоже совсем не простое. Так что, смотреть внутри им больше было не на что.
  Зато снаружи! Хотелось смотреть, смотреть, а потом протереть глаза и снова смотреть. Вот они стояли, все трое, на заснеженной поляне, под бледным стылым небом конца ледникового периода, хрустели сочными яблоками и смотрели.
  – Ну, что же… – протянула Елена. Яшины глаза насмешливо блеснули, и Елена не стала ломать комедию, закончила решительно:
   – Я довольна! Спасибо!
   И добавила, обращаясь к яблоням:
 – Простите, но стоять вам придётся в Городе, у «Криворукой бабушки»!
  Яблони послушно исчезли. Елена потрясла остолбеневшего Чурилку  за плечо и протянула начинающему волшебнику аккуратно расчерченный на квадраты листочек с названиями и цифрами –  календарь, который она и Будимир рассчитали вчера. Или, может быть, завтра? Или тысячу лет назад? Но главное, что рассчитали.
  – Это – имена волшебных существ, которых мы с Яшей ждем не дождемся! – объяснила она Чурилке. – Пусть твоя палочка пригласит их всех за наш  праздничный стол в Еловом тереме!
   Чурилка кивнул:
   – Кто пришел к нам, посмотрите! В Елку-терем  проходите! Пахнет хвоей, пирогами – за столом сидим с друзьями. Хватит в доме места всем, оставайтесь насовсем!
   Из Терема не доносилось ни звука, только ветер шумел в седой кроне Великой Ели, но среди могучих ветвей появилось еще несколько ярусов янтарных окон в ажурных рамах: Терем приготовил комнаты для новых своих обитателей и выглядел очень довольным.
   Кот хлопнул Чурилку по плечу, а Елена милостиво улыбнулась:
   – Остатком волшебной палочки можешь чудить, как хочешь!
   Чурилка  лизнул сосульку и побежал к Городу.
    

     Князь  намеревался спрятаться от гостей хотя бы на четверть часа,  чтобы восстановить душевное равновесие. Он считал, что за дальнейшим ходом выпускного действа некоторое время может понаблюдать Ефрем, как главный организатор всевозможных праздничных затей, но был задержан Лизой:
– Папа, – сказала она уже мирно, но всё еще с некоторой укоризной, –  почему ты не сказал, что готовишь фокусы с Анетой?
– Я тут ни при чём. Это всё дядя Вилли, – открестился от незаслуженной славы Виктор. – Я и сам не ожидал от него ничего подобного. Но вы-то какие молодцы, девчонки! Как здорово всё вышло! И бабушка Ванда в восторге.
– Ты тоже раскланивался очень элегантно! – вернула комплимент Лиза.
  Довольный князь удалился.
– Анетины выкрутасы! – понимающе покачала головой Лиза. – «Не буду выступать, не хочу скоморошничать!» А сама даже господина Хоха припахала, лишь бы срезать наш номер! Не на тех напала! А у тебя, Зина, здорово получается! Я думала, Анетка врет, что ты хочешь стать артисткой.
Зина пожала плечами, не зная, что ответить. Но тут примчался довольный Ванька:
– Там пингвины мороженое раздают! Сколько хочешь! Я уже два съел!
Лиза положила скрипку на край подиума, рядом с забытой отцовской короной:
– Пойдем посмотрим, что там Ефрем придумал! Что за пингвины с мороженым?
Девчонки  побежали в парк.

   Катерина была раздосадована, как всегда, если обманывалась в ожиданиях. Ей давно хотелось сказать несколько слов Георгу наедине. Казалось бы, чего проще? Учатся вместе, вокруг гимназии парк, в котором полно ухоженных лужаек и романтичных аллей. Но за Георгом всегда и всюду, как хвост, таскалась его сестра, Марица. Во время торжественного танца Катерина  очень надеялась попасть в пару со своим, к сожалению, уже бывшим, одноклассником, но и это не получилось. И тут облом. Да еще эта кошмарная лотерея…   
Катерина потихоньку выскользнула в вестибюль, двери которого  выходили на площадь Аблегирима Освободителя. Этот уютный зал называли «красным»  из-за цвета стен, ковра и обивки диванчиков. Сейчас тут было пусто: ведь праздник только начался, и никто не собирался покидать дворец Аблегиримов, а Катерине хотелось минутку побыть одной. Серебряный надувной гусь увязался за нею, но не мешал, висел над головой спокойно.    
Катя подошла к большому зеркалу, чуть помутневшему от старости, вгляделась в свое отражение. Вечерний свет солнца был приглушен воздушными розовыми драпировками на окнах, создавая странный оптический эффект: её длинное платье цвета топленого молока с золотым цветочным узором, казалось ярко-красным. Причем и фасон зеркале был другой: длинные рукава, высокий ворот. И вообще платье казалось комбинезоном. Надувной гусь опустился на диванчик и, изогнув шею, начал перебирать нарисованные перья на спине.
– Хочешь посмотреть на звезды? – спросило отражение.
Катя сразу успокоилась. Ясно же, что она незаметно для себя присела на красный диванчик и задремала. Ну и ладно… Похоже, сон интересный, можно посмотреть пять минут. Она кивнула своему отражению:
– Хочу! – протянула той себе, что в красном комбинезоне, руку и сделала шаг навстречу.

     Обещанных звезд не было. Вокруг шел  снег.   СНЕГ!!!  В Космосе… Красиво. Катя подставила снежинкам ладонь, засмеялась,
Снег идет, идет, а снежинки все не кончаются, ведь космосе может поместиться сколько угодно снежинок. Вот снег и шел – раз уж есть, где разгуляться. Такое положение вещей, видимо, вполне устраивало космические снежинки. Надо полагать, они просто радовались возможности идти –  медленно и торжественно, как в Новый год. Спешить-то некуда. Ведь нет ничего, даже времени, а значит, и Нового года тоже нет.
Катерина, полюбовавшись беззвездными космическими просторами, бесцеремонно сгребла снежинки, пролетающие мимо, двумя руками и начала лепить комок. Интересно, можно ли  во сне поиграть в снежки в режиме самообслуживания? Запустить снежным комком себе в лоб? Ну, то есть своему отражению… Она оглянулась на красный комбинезон. Красавица-отражение продолжала вести себя независимо от оригинала. Она смотрело на Катерину и в снежный бой вступать не собиралось, даже снежный комок не вылепило. Заметив Катин взгляд, она улыбнулась и отвела прядку, упавшую на лоб, за ухо.
Так. Так, значит. Катерина с размаху влепила в комок еще горсть снежинок и начала утрамбовывать их, перекладывая комок из руки в руку:
– Вы долго добирались, мама. Ну, понятно, секретный отряд, расстояния космические…
– Я не хотела оставлять вас надолго. Но часы-то в Медведе остались,  а тут  времени еще нет, – Эстрелла перестала улыбаться, но взгляд ее янтарных глаз лучился нежностью. Катерине этот взгляд показался совершенно неуместным. Она была непреклонна:
– А каким чертом вы забираться  туда, где нет времени? – холодно поинтересовалась она.
– Жду волну. Это важно, поверь! Нельзя пропустить. А там, где нет времени, невозможно опоздать. Надо только дождаться. 
– Ах, вот оно что, – Катерина добавила к и без того увесистому комку еще снежинок. – Но у нас-то в Пелыме часы тикают. И пока вы,  часов не наблюдая, мечтаете словить волну, отец  словил целую кучу детишек.
Эстрелла опустила ресницы и улыбнулась:
– Виктору можно доверить ребенка.
– Да, с отцом мне повезло. Он хороший. Он лучше всех! С ним даже мамочки не надо. Выросла, школу вот закончила. А каково ему было? А как тебе без нас? Нормально? – Катерина перешла на «ты», не заметив этого.
– Мне плохо. Без тебя и без Виктора мне плохо, – Эстреллу, похоже, нисколько не обидели слова Кати, лишь обстоятельства, предопределившие разлуку, печалили ее. Но могла ли понять это юная княжна?
– Кому-то от пустых слов легче стало? – Катерина усмехнулась и еще увеличила размеры снежного комка. Риторический вопрос не требует ответа, поэтому Эстрелла просто тихо, но уверенно сказала:
– Мы подружимся, когда я вернусь.
– Конечно же, – вежливо улыбаясь одними губами ответила Катерина. – Добро пожаловать! Буду ждать с нетерпением. Надеюсь, ты не очень промахнешься во времени, я ещё не состарюсь, а Золотая борода, в виде исключения, будет свободен от брачных уз.
     Катерина покачала на ладони тяжелый снежок и, вложив в замах не только все свои  силы, но и всю свою сегодняшнюю досаду, всю давнюю обиду на незнакомую мать, зашвырнула его вдаль. Вот взорвалось, так взорвалось!
Бабах!!!!!!!!!!
 Где-то раздался возмущенный вопль. А вокруг, в кромешной тишине  и темноте, начали вспыхивать праздничным фейерверком звёзды: сначала сотни, потом тысячи! Боже, как красиво!!! Хоть, действительно, космонавтом становись!
Катерина сняла с шеи нарядные часики на длинной цепочке (откуда они взялись?!) и надела их на шею Эстреллы. 
   
   Катя поднялась с диванчика, потянулась, расправила длинную юбку своего нарядного платья. Серебряный гусь снова преданно болтался над её головой.
Вот так сон! И чего, спрашивается, она взъелась на Эстреллу? Ведь приснилась же! Наверное, поздравить хотела. Так что мать у нее не хуже, чем у всех прочих младших Аблегиримов. Катя была недовольна собой и опять расстроилась. Но не прятаться же целый вечер. От себя не спрячешься.
В картинной галерее она слегка заплутала среди потешных кривых зеркал, расставленных в беспорядке. Молодец Ефрем! Настоящий лабиринт устроил. Но Катя сумела отыскать дорогу в библиотеку. Тут она обнаружила множество мольбертов, а на столах лежали листы бумаги и картона, фломастеры, мелки, краски и кисти, чтобы любой мог нарисовать или просто написать что-нибудь на память о себе. На стенах и потолке вспыхивали и медленно гасли всевозможные школьные премудрости: физические и математические формулы, аккуратные прямоугольные ячейки таблицы Менделеева, цитаты из классиков. Всё это тихонько нашептывало, невнятно бормотало, вздыхало, превращая  библиотеку в таинственное  жилище колдуна. Но  колдуна не было дома. Не было вообще никого. Гости не хотели вспоминать формулы.    
Катя взяла фиолетовый фломастер, нарисовала на листе желтого картона человечка в платье треугольником, подписала: «Катя дура». Подошла к огромному  глобусу, стоящему в центре зала, прикоснулась рукой и вздрогнула от неожиданности: перед ней появилось голографическое изображение бурого медведя в полный рост. Черт! Ефремовы штучки!
– Катя! Вот ты где! – в библиотеку вошла Ванда Аблегирим. – А я тебя всюду ищу.
– Я задремала нечаянно. В красном вестибюле. И мне приснилось, что я космонавт.  Среди звёзд расхаживала. Представляешь?
– Сон вполне соответствует названию праздника, –  кивнула Ванда. – Уж если взлетать, так к звездам! Как интересно оформлено это помещение! Примерно в таком виде и хранятся в головах людей школьные знания. Молодец этот Ефрем!
 Ванда осторожно прикоснулась к глобусу кончиками пальцев. Тут же перед нею изящно выгнула спину черная пантера. Ванда одобрительно улыбнулась, задела пальцами Австралию. Появился коала, меланхолично жующий лист эвкалипта.
– Очень мило,  очень!
– А зачем ты меня всюду искала, бабушка?
– Еще раз поздравить и попрощаться. – Ванда обняла и поцеловала внучку. – Давно не танцевала, устала… И потом, в моем возрасте надо соблюдать режим…
– Бабушка! Да нам всем до тебя…
– Вам до меня расти и расти, не будем уточнять сколько лет!
– Бабушка! Тебя проводить?
– Не беспокойся, веселись, душа моя, это ведь твой праздник. А провожатого я найду.
  И Ванда Аблегирим величественно удалилась.


    Холодный ветер с Морея упорно толкал его в спину, но  Чурилка медлил. Маленький ничейный ребенок, с волшебной сосулькой под номером два, прилипшей к заледеневшей варежке. А можно ли такому мальчику заходить в  Город, Выросший Сам, Город Древнее Древнего, Город Семи Колец?
– Ну же, заходи, не робей, Чурилка! Я ждал тебя, мальчик! – услышал Чурилка тихий шепот. Чурилка завертел головой. Никого! Но Чурилка не испугался, а просто обрадовался, что какой-то невидимка, оказывается, ждал его и разрешил зайти. Ободренный, он медленно вступил под своды арочных ворот и сквозь толщу городской стены прошел на Седьмое Кольцо.
Всё дальше шел Чурилка по  улицам-Кольцам Города, раскрыв рот разглядывал окна – круглые и стрельчатые, квадратные и прямоугольные, темные и мерцающие домашним теплом. Башенки, балконы, арки, распахнутые настежь узорные ворота, лепные украшения на стенах, оттененные снежком: птицы, звери, диковинные растения… Чтобы стало еще красивее, Чурилка развешивал всюду гирлянды светящихся фонариков. А выйдя на просторную круглую площадь, замер в радостном восхищении перед новогодней елью. Он посмотрел сквозь сосульку на свет, задумчиво лизнул ее…
   И поднял свою ледяную волшебную палочку вверх. Пристально и строго, как дирижёр музыкантов, оглядел стоящие сплошной стеной дома, чутко прислушиваясь – чего они хотят? Дома тоже глядели на Чурилку во все окна в нетерпеливой готовности подчиниться воле дирижерской палочки. И вот…
Волшебный оркестр зазвучал. Хрустальный луч сосульки расчерчивал морозный воздух решительными зигзагами, дома, и без того причудливые, становились еще чуднее. Появилась башенки с часами и колокольчиками. Просторная арка не даром долгое время соседствовала с библиотекой и внимала мечтам красавицы Марджаны – она отлично представляла, как должно выглядеть маленькое, всего на четыре столика, столичное кафе, нужно было только немного помочь ей преобразиться: засияли призывно теплым медовым светом прозрачные стены из стеклянных кирпичиков с выпуклыми узорами: «Вы что, за сто лет ни разу не попробовали чудесного мороженого? Ах, на диете! Немедленно бросайте заниматься ерундой!»
Да и Модный магазин дизайнерского трикотажа Марджаны выглядел так, словно был ровесником создавшей Город каменной тверди, а не возник сию минуту. Над нарядными окнами магазина всеми гордо переливалась надпись: «Красота спасет мир». Нежно, словно на праздник залетела стая неразлучных свиристелей, зазвучала ель – это на шеях елешек появились маленькие бубенчики. А на ветвях между картонным златом-серебром закачались, засветились окнами, маленькие домики для оживших шишек-малышек. Недолговечные снежные существа – те, что после щедрого снегопада смирно, до первого порыва ветра украшают собою ветви деревьев, сейчас весело скакали с крыши на крышу, перелетая через всю площадь, рассыпаясь в воздухе невесомой сверкающей пылью, и снова превращаясь в пушистые белоснежные комки.
Да, для начинающего волшебника результаты впечатляющие.  Молодец, Чурилка! Довольный Чурилка  снова лизнул волшебную сосульку. Ну что же, настала пора поближе познакомиться с чудесами, сотворенными с  помощью ледяной волшебной палочки. И заодно пообедать. Чурилка отворил стеклянную дверь кафе.
– Гениально! Ты это сам придумал? – Марджана распахнула ему навстречу карие глазищи.
– Что я придумал? – застенчиво уточнил Чурилка, пряча, на всякий случай, волшебную палочку за спину. – Ой, здравствуйте!
– Здравствуй, – нетерпеливо ответила Марджана и переспросила:
– Ну, что красота спасет мир? Да ты просто в сердце мое заглянул! Я всегда чувствовала, что красота крайне важна именно в плане спасения мира. Даже когда выглядела  как муха.
– А вы выглядели  как муха? – удивленно глянул на прелестную хозяйку кафе Чурилка.
– Да!  Все насекомые были в меня влюблены, такой красивой мухой я была, – кивнула Марджана. – Но Снегурочка меня расколдовала.
– Наверное, влюбленные насекомые расстроились? – предположил Чурилка.
– Наверное, – вздохнула Марджана. – Но такова уж моя миссия –  нести в мир красоту и гармонию. А у человека гораздо больше возможностей. Муха, к примеру, не может заниматься реализацией  красивой дизайнерской одежды из натуральных материалов. Так что, выбора у меня не было. Призвание!
Между прочим, Марджана не только познакомила Чурилку со   своим крылатым прошлым и  благородными планами на будущее. Кроме этого она успела положить его варежки на печь, поставить туда же его мокрые ботинки, а волшебную сосульку поместила в колодец с мороженым. Куртку повесила на изящную вешалку, скромно  стоящую в уголке, усадила мальчика  за стол и поставила перед ним тарелку с пирожками и чашку горячего какао. После этого Марджана тоже села на стул прямо перед Чурилкой  и вопрошающе посмотрела на него.
– А! Нет, про красоту не я придумал. – спохватился Чурилка. Уже с набитым ртом. Ведь первый и последний раз он ел еще ночью – тоже пирожки. С яблоками. Пирожок Марджаны оказался с творогом и изюмом.
– Даже если не придумал, а только написал, все равно – гениально! Тебе непременно надо познакомиться со Снегурочкой. Она тоже вундеркинд.
– Я не писал. Оно само так написалось. Я даже не знал, что мир надо спасать, – Чурилка потянулся за следующим пирожком, а Марджана тряхнула косичками:
– Спасать! Срочно!  От всего некрасивого.
– Разве есть такое? – удивился Чурилка. – Я не видел. Наоборот, вокруг все такое красивое! Деревья, дома, снег, озеро… Даже сердитые лисы красивые, – Чурилка взял третий пирожок, а Марджана добавила какао ему в чашку и задумчиво покачала головой:
– Есть, к сожалению… Некрасиво, когда мухи, лягушки, да те же самые лисы, мерзнут. Кстати, почему ты в одной футболке? Неужели не холодно? – Чурилка отрицательно помотал головой, и Марджана, притворившись, что поверила мальчику, продолжила:
– Ужасно некрасиво, когда кто-то голоден, когда снежные люди тают… Но я прилагаю немыслимые усилия, чтобы красота торжествовала всюду! – Марджана, произнося эти слова, выглядела очень решительно. Но тут же снова лукаво улыбнулась. – А лисы, действительно, красивы, даже голодные! Правда, лично я знаю только одного Лиса, но умной женщине этого  достаточно, чтобы сделать вывод.
– А можно мне помогать вам спасать мир? – спросил Чурилка, доедая пятый пирожок.
– Можно! – благосклонно кивнула Марджана, достала  Чурилкину сосульку из морозного колодца и протянула ее хозяину. – И, да! Меня зовут Марджаной. 
– А я Чурилка! – улыбнулся Чурилка, торопливо допивая какао.
– От кутюр! – одобрила Марджана. – Пойдем! Медлить нельзя! Спасать начнем прямо сейчас. Смастеришь мне банановые деревья? Они чудо как хороши для дизайна интерьеров!
 Чурилка радостно бросился вслед за красавицей в чудесным образом возникший магазин дизайнерской одежды, на ходу облизывая с палочки мороженое.

   Когда маленький мальчик Чурилка вышел из модного магазина Марджаны на площадь – в толстом красно-синем свитере под распахнутой курткой, теплых шерстяных носках, в сухих ботинках,    варежках, свисающих из рукавов на резинках, и сильно подтаявшей волшебной палочкой в руке, на Город уже спускались сумерки. Ярче засветились гирлянды огоньков между домами и на ели, а звезда на ее макушке разгоралась все ярче. И это было весьма кстати: площадь уже не была пустынной и тихой. С разных ее сторон играли сразу несколько гармошек, да так задорно, что ноги сами начинали притопывать.
             
              Эх, молочная река,
               Да кисельны берега!
               Нам хлебать – 
               Не расхлебать,
               Сухариком заедать!

    Вокруг сновало множество веселого нарядного народу. Женщины в цветных пышных юбках и узорных платках, мужчины в разноцветных шарфах и шапках, а многие – в смешных скоморошьих колпаках с бубенцами. Корзины, которые предусмотрительные жители Мариинска притащили с собой, аппетитно пахли горячими пирогами – сладкими, ягодными, и сытными – с капустой или картофелем. Ведь жители поселка спешили к новогоднему дереву, чтобы устроить праздник. А что за праздник без пирогов?
Чурилка огляделся. Что сделать? Кому помочь? Все вокруг пока справлялись сами. И тут Чурилка заметил парня, который сразу показался ему каким-то отдельным, не таким как все. Мало того, что выглядел он так, будто силился проснуться, да никак не мог, он и одет был не как остальные: совсем по-летнему. Рыжий парень с невеселыми зелеными глазами. Да, Марджана совершенно права – когда  кому-то холодно, это некрасиво.
– У меня волшебная палочка! – предупредил парня Чурилка, помахав сосулькой и прошептал:
– По погоде ты одет, избежишь не мало бед, – на парне тут же появилась теплая зеленая куртка с капюшоном и варежки.
– Вижу, волшебная, – печально согласился с очевидным парень. – Спасибо! – он снова потряс головой и спросил:
– Это я где?
– В Городе! – сообщил Чурилка, радуясь, что знает ответ.
– Это я когда?
– В Новый год! У нас праздник! – поспешил обрадовать грустного парня Чурилка. – Видишь, вот и елка нарядная!
– Это что, прошлогодний Новый год? – уточнил парень.
– Нет! Прошлогодний  Новый год был очень давно, еще до ледникового периода, меня тогда здесь не было. Совсем не было. А раз я тут есть, то Новый год точно не прошлогодний, а нынешний!
– Я что?  Сплю?!!!
Чурилка попятился, совершенно сбитый с толку его вопросом и его волнением.
– А какая тебе разница? – это спросил не Чурилка, а Титус, подошедший незаметно и бесцеремонно вмешавшийся в разговор.  У парня даже глаза перестали быть грустными, от такого взгляда на ситуацию.
– Вообще-то я был совершенно уверен, что сегодня – лето, и я буду праздновать День вылета из гнезда, – объяснил он свое недовольство.  Заметив недоумение собеседников, Георг добавил:
– Ну, в смысле, я, Георг Лисин, закончил гимназию, сдал экзамены и сегодня у меня выпускной. Должен быть. У меня, у моей сестры, у наших одноклассников, которых я отлично знаю. В Пелыме. И вдруг… Хотелось бы знать, что именно мне снится, а что –  наяву!
– Да проще простого! – сверкнул хитрыми лесными глазами Титус. –  Ждите тут!
 Он махнул рукой, исчез среди веселой толпы, но очень скоро появился снова с блюдом горячих пирогов.
– Сейчас всё выясним! – пообещал Титус и пояснил:
– Когда что-то ешь во сне, то живот всё равно остается пустым. Я много раз проверял! Как вспомню, так сразу снова есть хочется! – и Титус так жадно откусил огромный кусок от поджаристого пирога, выразительно глянув на Георга и Чурилку, что и они почувствовали голод, хотя одному, казалось, было не до того, а другого только что накормила темнокожая красавица. Через пять минут опустевшее блюдо, продемонстрировав молодым людям скрывавшийся под пирогами цветочный узор,  выскользнуло из руки Титуса, взмыло над головами и плавно полетело по направлению к модному кафе Марджаны.
– Ну и ну! Похоже, Марджана приворожила не только всех парней в округе, но и тарелки! – восхитился Титус.
– Они еще и чистыми сразу становятся! – гордо сообщил Чурилка, который принимал деятельное участие в организации этого сервиса.
– Да уж, некоторые особы обладают врожденной способностью всюду  устроиться с комфортом! Да хоть на потолке! – признал таланты Марджаны Титус, провожая блюдо глазами. – Ну? Что? Как тебе пироги легли? – спросил он, вспомнив, что целью перекуса была экспертиза. Георг, прислушавшись к своим ощущениям, ответил:
–  Весьма приятная тяжесть! На сон не похоже!
– Так! Все ясно. Ты не спишь. И мы тоже. Значит, тебе только приснились какие-то там экзамены. Возможно, ты вовсе не Георг. И совсем не Лисин.
 Но Георга такие результаты экспертизы не устроили:
– Как это приснились! – возмутился он. – Да я одних шпаргалок для Марицы не меньше сотни нацарапал!  И вообще, почему я вас не знаю, если мне снится там, а не здесь?
– Я – Чурилка! – поспешил сообщить свое имя простодушный обладатель ледяной волшебной палочки.
– А я – Титус! Вот, теперь ты нас знаешь! – с легкостью ликвидировал противоречие хитроумный рыжий парень.
Нервы Георга были закалены многолетним общением с капризной сестрицей, само существование которой вдруг было поставлено под сомнение. Это было как-то слишком даже для него. Дыхание перехватило. Георг схватился за галстук, чтобы ослабить узел, и радостно вздрогнул: гусь!
– Вот! – торжествующе  произнес он, протягивая изящную серебряную вещицу новым знакомым. – Вот! Этого гуся мне подарил сам князь Аблегирим! На празднике Вылета!
    Титус повертел украшение в своих крепких пальцах, даже понюхал его. Потом протянул Чурилке, который тоже несколько минут любовался фигуркой, сверкающей ясными звездами глаз.
– Красивый! – похвалил гуся Чурилка, возвращая его владельцу. Георг многозначительно поднял рыжие брови: поняли? а я что говорил? И вернул зажим на место. Георг уже успокоился, поэтому галстук перестал его душить. А Титус с некоторой ехидцей, свойственной даже лучшим из лис, произнес:
– Поздравляю! Тебе вообще ничего не приснилось. Все проще пареной репы: ты с другой стороны.
Георг от неожиданности так затянул галстук, что закашлялся. Чурилка, сочувствуя новому знакомому, начал звонко колотить его по спине свободной от палочки рукой. Титус же прищелкнул пальцами –  тут же, виртуозно лавируя между порхающими тарелками, которых к тому времени появилось множество, к ним подлетел стакан с горячим чаем, во избежание ожогов, предусмотрительно засунутый в полосатую варежку. Варежка с чаем сначала зависла над компанией, оценивая обстановку, а потом устремилась к Георгу.
– Я так и знал, что они должны не только улетать, но и прилетать! С Марджаной не соскучишься! Интересно, можно ли выбирать напитки? И каким образом? – снова отвлекся Титус от проблем нового знакомого.
Между тем, опустевший стакан улетел восвояси, но без полосатой варежки – Георг машинально затолкал ее в карман, и уже прожигал Титуса отчаянным взглядом, требуя объяснений.
– Вы в школе проходили, как верхотурский воевода Раф Всеволожский послал своих людей в Мариинку, чтобы примерно наказать дерзких скоморохов? – начал Титус издалека, чтобы впечатлительный парень ненароком не задушил себя галстуком.
– Нет, не проходили, – с некоторой досадой ответил Георг. – Но я видел такой фильм. Там еще была какая-то несчастная царевна. А вояк послали разыскивать Мариинку, где будто бы обитают скоморохи. Они и бродили по дебрям, пока все не сгинули. Это и понятно, скоморохи никогда не живут на одном месте. Какая, к лешим, Мариинка? Это просто легенда!
– Поздравляю, дружок! – Титус похлопал его по плечу, довольный тем, что парень сам произнес ключевое слово. – Ты каким-то образом забрел в легенду со всеми потрохами! Легендарная Мариинка находится за рекой, вокруг нас веселятся ее легендарные жители, те самые скоморохи. Они пришли в Город на праздник, тут совсем близко. Сам Город расположен на Острове посреди Морея. Морей – это огромное озеро. А больше тут у нас никаких населенных пунктов. Только леса – бескрайние и непроходимые. Кара урман. И никаких Пелымов.
Да, краткий курс географии Запредельной области на удивление краток. Георг снова тряхнул головой, в последней надежде стряхнуть морок. Но все осталось по-прежнему: зима, сияющая елка, во всю наяривают гармошки, разряженные люди от души смеются, танцуют, поют.  Стаканы, закутанные в варежки с узорами, и тарелки, как нагруженные пирогами, так и пустые, лавируют между летящих во все стороны снежных фигур. Наглый рыжий подросток впаривает ему какую-то ересь, а мальчишка-дошкольник лижет волшебную сосульку и глупо таращится круглыми глазищами. И вдобавок к этому:
– Привет, ребята! – прошелестели  шерстяные голоса. – Эй, Титус! Ты что, тоже правого себе завел? Или, наоборот, левого? А чего он у тебя грустит, как из акрила связанный? Ты пирогами с ним не делишься?
 Это прибежали тютюки. Правый ловко запрыгнул на руки к Титусу, а левый – на плечо Чурилки. Только сейчас Титус заметил, что парень с той стороны похож на него самого. Вот только, пожалуй, постарше. Наверное, уже бреется. Но примерно такую рыжую физиономию с зелеными глазами он каждый день видит в зеркале. Георг же во все глаза смотрел на забавные мохнатые перчатки.
– Это Георг, он не правый и не левый, он сам по себе. И вообще с той стороны, – пояснил Титус. – Пироги, которых мне ничуть не жалко, он съел. Причем, с большим аппетитом. И теперь грустит о возвышенном. Он хочет, чтобы было лето, другой праздник, и прилетели гуси. Или, наоборот, улетели? Но все это на той стороне. А мы не знаем, как  его туда отправить.
Тютюки осмотрели Георга с ног до головы разноцветными пуговичными глазами.
– Ну, ничего так, тамошние рыжие, тоже чистая шерсть, – одобрительно произнес левый. А правый укоризненно покачал хоботом в сторону «тутошнего» рыжего:
– Ты, Титус, говори конкретно: «Я не знаю!», а не мыкай. Мыкать невежливо, тем более, что мы с левым прекрасно знаем, сколько петель набрать, чтобы тамошнего рыжего туда отправить.
– Только не сегодня! – торопливо добавил левый тютюка. – Сегодня никак! Сегодня дед Мороз придет! Мы с правым ждем его не дождемся. Извелись, как спицы без ниток!
Правый тютюка подпрыгнул, давая понять, что в данном случае «мыкать» можно.
– И вовсе даже не из-за конфет! Мы деда Мороза просто так любим! Соскучились! – наперебой заверили  тютюки, заметив ухмылку Титуса.
Георг заметно приуныл. Сообщение о деде Морозе его нисколько не утешило. И что? Тут тютюки посмотрели на Чурилку:
– Эй! Титус, ты петли-то не путай! «Мы не знаем, мы не знаем!» А Чурилку спросить ума не хватило? – возмущенно прошелестел левый.
– Ему этого Георга «туда» отправить, все равно что узелок завязать! – сообщил правый.
– Он даже слонов раскрашивать умеет!  – похвастался левый.
– Королевский мохер! – подтвердил правый. Титус с интересом посмотрел на маленького мальчика с сосулькой в руке.
– Я не знаю, какая сторона «та»! – признался Чурилка.
– Меньше знаешь, меньше путаешься! – ободряюще прошелестел правый тютюка. – Твое дело узор подобрать, да палочкой помахать рыжему на прощанье!
– Вот! – торжествующе произнес левый тютюка и достал большой клубок тончайшей красной нити. – Пятьсот граммов! Чистая шерсть! Для Санты приготовили. Хотели размотать от рукавички до Границы, чтобы не заблудился. Только этот Санта сам куда-то умотал, без нитки.
Чурилка продолжал таращиться недоуменно.
– А тебе даже нитку самому разматывать не придется, ты только клубок заколдуй, а уж он до нужной стороны сам докатится! – пояснил правый тютюка.
– Только на Елочной площади не колдуй, тут народу много. Если заколдованную нитку кто-нибудь запутает… То мы уж и не знаем, где ваш Георг окажется, но точно будет пролет, а не Вылет, – хором предупредили тютюки.
Чурилка после такого предупреждения совсем оробел и нерешительно топтался на месте. В Городе сегодня многолюдно, и праздничное веселье выплеснулось далеко за пределы площади. Где за нитку точно никто не запнется?
– Я провожу! – вызвался Титус, пряча красный клубок себе за пазуху. Тютюки обрадовано помахали мальчишкам шерстяными хоботами и нырнули в веселую толпу.
   Титус ухватил Чурилку за плечо, а Георга за локоть, потащил их к арке, выходящей к магазину «Медовые услады падишаха», в котором мастер Шакер-бабай ежедневно набивал карманы Снегурочки и Титуса отборным изюмом для шишечной мелюзги (и для них самих тоже). Вокруг магазина даже воздух казался густым от сладких восточных ароматов – мастер Шакер-бабай приготовил к новогоднему празднику гигантский королевский чак-чак с орехами и цукатами, наварил всевозможных шербетов, щедро наделяя всех желающих этими лакомствами. Само собой, здесь тоже было очень многолюдно. Но Титус твердой рукой, вернее сразу двумя руками, протащил Чурилку и Георга мимо медовых соблазнов: за магазином находился проход на Второе Кольцо, а там, в ажурной высокой башенке начинался висячий мостик-переход  сразу на Венец, минуя остальные кольцевые улицы.
Титус остановился, не доходя до середины моста. Вот здесь, действительно, было тихо и безлюдно. Слышно только, как ветер свистит в кронах яблонь и рябин на Венце.
– Ваш выход, сударь! – дурашливо поклонился Титус, доставая путеводный клубок. – Под ногами никто не крутится, можно колдовать.
– Это что? Дорога будет такой длины? Всю ночь шагать. Похоже, те чудики правы: свой Вылет я пролетел! – печально заметил Георг, покачав клубок на ладони.
«С Катей уж точно не встречусь…» – обреченно добавил он про себя.  На то, что в легких туфлях придется идти по глубокому снегу, а ноги уже замерзли, Георг не пожаловался даже мысленно: сам снег выпросил, вот и бултыхайся в сугробах. А как ты хотел? Честное чудо на всю ночь.
– К сожалению, формула перемещения тела в пространстве включает в себя расстояние. И объективно расстояние до Границы именно таково! А то, что сейчас оно смотано в клубок, то есть фактически представляет собою точку, сути дела не меняет! – назидательно произнес Титус, удачно копируя премудрую Елену. Но шутку оценил только сам Титус, ведь Георг вообще не был знаком с Премудрой, а Чурилка не знал ее манеру излагать познавательный материал.
– А если оторвать кусок нитки – метра три… И использовать для волшебства только его… Может, дорога тоже станет короче? – безнадежным голосом предложил Георг.
– Мне нравится твое упорное стремление получить желаемое, перехитрив обстоятельства! – усмехнулся Титус и пошутил:
– У тебя в роду лисиц случайно не было? – поймал взгляд Георга – острый, больной и подозрительный, и продолжил:
– У нас тут у всех происхождение то еще, так что не тушуйся. И с родителями у нас нет проблем только потому, что их нет. В том смысле, что родителей нет. Поверь, это очень грустно. Так что выкладывай, с кем из предков у тебя проблемы, наличие которых мне лично кажется счастьем. Представь, что мы тебе просто снимся, говори, как самому себе.
Но Георг молчал. Поэтому Титус продолжил, словно бы бездумно и беззаботно, молоть языком:
– Судя по тому, что ты выглядишь как человек, лисицей рыжей обыкновенной, семейство псовых, является только один из твоих родителей. Как такое возможно? Ума не приложу! Но результат налицо. И результат отличный, – поспешил прибавить он, заметив как ощетинился Георг. – Но, для налаживания полноценного диалога  с ближайшими родственниками, желательно говорить с ними на одном языке. Очень советую воспользоваться присутствием мальчика с волшебной палочкой. Пока мальчик эту палочку не слизал до капельки. Кого расколдовать? Отца? Мать? Заколдовать тоже можно.
Чурилка перестал облизывать волшебную сосульку и шепнул ей:
– Волшебством угости и чудесно подрасти!
Сосулька в его руках заметно вытянулась и потолстела, а в руках у мальчишек появились леденцовые петушки на палочках.
– Вот! А я что говорю! – сказал Титус, засовывая петушка в рот. Чурилка же засунул петушка в рот молча и посмотрел на Георга выжидающе.
– Мать, – выдохнул тот.
Чурилка приступил к делу немедленно. Чтобы не отвлекаться, он воткнул лучинку с петушком в щелку на потрескавшихся от старости перилах мостика  и произнес:
 – Для Лисы стишок волшебный в моей палочке лежит. Превратились лапы в руки, шёрстка – в брендовый прикид. На братишку и сестренку мама-тётенька глядит!
Титус тяжело вздохнул, почесал ухо и покачал головой, но вслух критиковать волшебный стишок не стал. А Георг улыбнулся краем рта и протянул Чурилке красный клубок. Чурилка снова взмахнул сосулькой:
– Чтобы нитку не запутать, надо славно почудить, этот шерстяной клубочек быстро в шарфик превратить!
Клубок тут же среагировал на приказ: сначала натянул основу, прыгая вверх и вниз, а потом начал шустрой мышью шнырять вправо и влево, протягивая уток и постепенно уменьшаясь в размерах. Георг, сосредоточенно наблюдающий за этими удивительными упражнениями, тоже взял в рот петушка.
 Шарф получился отличный: легкий, теплый, длиной метра полтора. И очень красивый, с густой бахромой кистей.
– Так длина нитки останется прежним, а дорога станет короче! И нитку никто не запутает, – пояснил Чурилка. Титус одобрительно сверкнул глазами. Чурилка же продолжил:
– Ах, волшебная дорога, до чего же коротка! До родимого порога нужно сделать три шага! – он расстелил шарф на мосту:
– Вот! Можно идти! – торжествующе произнес Чурилка и снова засунул в рот петушка. Но тут своего петушка вынул изо рта Титус:
– Стой! Меня мучают смутные сомнения! Ты сказал: «Превратились лапы в руки»?
Чурилка кивнул.
– Но ведь у лисы четыре лапы, а рук у людей, даже у тетенек, только две! Вдруг сосулька об этом не знает? И что тогда?
– Переколдовать? – Чурилка с готовностью поднял палочку.
– У счастливой женщины и без того сейчас шок, – с сомнением покачал головой  Титус.  Но Чурилка тут же придумал, что делать. Он протянул палочку Георгу:
– Возьми с собой! Если у меня неправильно получилось, сразу исправишь!
– А если я не смогу вернуть ее тебе? – спросил Георг, бережно принимая ледяную палочку.
– Подумаешь! Через тысячу лет еще вырастет! Даже две! – фыркнул Чурилка. Георг кивнул, встал на красную дорожку, решительно сделал три шага и исчез. Шарф исчез тоже.
Титус усмехнулся:
– «Брендовый прикид»! Чувствуется влияние нашей роковой красавицы. С Марджаной уже познакомился?
– Ага! – невнятно, из-за петушка за щекой, ответил Чурилка.


    Катерина вышла в парк. В воздухе кружились снежинки. Вместе со снегом на землю опустилась тишина. Странно, что ей было совсем не холодно, а ноги в легких туфлях не промокли. Что? Опять сон? Катя пошла по дорожке между рядами кедров, стараясь наступать внутрь  следов, слегка припорошенных снегом: кто-то уже прошел здесь до нее. Катерина так увлеклась, что налетела на первопроходца. Оба вздрогнули и отшатнулись друг от друга. Их воздушные шары тоже столкнулись и упруго отскочили, снова зависнув каждый над избранной макушкой – каштановой кудрявой и яркой, медно-рыжей.
– Георг?! Ты чего тут притаился? – да уж, спросила так спросила! Но Георг серьёзно ответил:
– Хотел в укромном месте сосульку полизать, на людях как-то несолидно. – он, действительно, держал в руке длинную прозрачную сосульку и откусил ее кончик. – А ты почему тут с термосом бродишь? 
Катя удивленно посмотрела на свои руки. Действительно, она держала перед собой большой синий термос. Вот почему идти было так неудобно!
– И правда, термос! Откуда?! Ничего не понимаю!
– Это явно неспроста! – покачал головой Георг. – Подержи, пожалуйста! – Георг протянул Кате сосульку. – Можешь тоже полизать! – великодушно позволил он. – Представляешь, на этой сосульке, было написано: «Вторая слева». И она волшебная.
Катя изобразила улыбку уголком рта. Странная шутка. Но все же внимательно посмотрела на сосульку. Никаких букв на «волшебной» сосульке не было.
– Ты что, уже слизал их? – спросила она и поежилась. Было прохладно. Может, поэтому она несла какую-то чушь. А ведь сколько раз представляла этот разговор с Георгом! В мечтах-то все у нее получалось отлично, не хуже, чем в кино.
– Буквы растаяли, как только я их прочёл. Правда.
Георг размотал с шеи красный длинный шарф и осторожно накинул его на Катины плечи, взял из ее рук термос. Катя тоже откусила кусочек от сосульки. Рот наполнился холодной водой – пресной, словно  бы вылинявшей. Георг открутил крышку термоса:
– Клади!
Катя опустила сосульку в термос. Георг закрутил крышку и вернул термос Катерине:
– Дарю на память! Поколдуешь под настроение.
– Спасибо! Самый оригинальный подарок за всю мою жизнь! – Катерина прижала термос к себе.
– И самый необременительный. Как только захочешь выкинуть меня из своей головы, откроешь термос, и воспоминания растают сами собой. Тем более, что и помнить особо нечего.
– Не растают. Мы еще долижем сосульку при встрече!
Они помолчали.
– А у тебя все волосы в снегу, – сказал Георг.
– Отряхни.
 Георг покачал головой:
– Капельки потом будут блестеть очень красиво.
– У тебя тоже голова в снегу! – Катерина не стала заботиться о красоте и отряхнула снежинки с рыжих волос. – Тогда пойдем? Ты не знаешь, Снежная королева поручила Ефрему насыпать снег по всему парку?
– Нет, только там, где я.
– Решила завести себе нового мальчика, если уж прежний сбежал? – грустно пошутила Катя. – Ладно, пусть наметет сугроб, построим горку.
– Да тут готовая гора есть, я видел. А ты уже решила, где будешь учиться? – смущенно спросил Георг, понимая, что вопрос его дерзок и неуместен одновременно. Среди летнего снегопада, наедине с Катериной Прекрасной! Нет, чтобы на гору кататься позвать. Но ему очень хотелось узнать именно такую банальную вещь.
– Нет. По правде говоря, учиться мне пока не хочется. Может, на курсы какие-нибудь при Художке поступлю. Буду долгими зимними вечерами вязать бисерные кошельки. А ты знаешь, куда пойдешь?    Георг покачал головой:
    – Вообще-то, мы с сестрой собирались в Китай, в школу Конфуция. Там есть отделение для европейцев. Но я, честно говоря, уже передумал. Хочу в Лесотехническую академию поступить, в Екатеринбурге. Маша с Егором ее закончили. Ну, это мои сестра и брат названные.
– Знаешь, меня не очень удивляет, что передумал. Удивляет, как ты до  Школы Конфуция додумался. С чего это вдруг? – Катерина так удивилась, что даже не обратила внимания на это «с сестрой».
   – Хотели побольше узнать про лис-оборотней, они ведь на Востоке обитают. В основном.
      – Ты хотел обернуться лисом? Зачем? – еще раз удивилась Катерина.
   – Может, наоборот, одна лиса хочет стать человеком! – за Георга сердито ответила Марица, подкравшаяся совершенно незаметно.
     – Ты имеешь ввиду себя? – Катерина вложила в ответ всю неприязнь, которую испытывала всякий раз, сталкиваясь с сестрой Георга. – Ну ладно, станешь человеком, заходи. Буду рада повидаться.
Княжна Аблегирим, напрямик, по сугробам, продираясь  сквозь  заснеженные лапы кедров, пошла прочь. Её воздушный гусь сквозь ветви продираться не стал, просто пролетел над мохнатыми кедровыми макушками.
   – «Хотел побольше узнать! Уже передумал!» – вредным голосом процитировала  Марица подслушанную фразу. –  И уже не хочешь? Слинять решил? Предатель! И где тебя черти носили, пока я делом занималась?
     Георг вздохнул и приготовился слушать. Объяснять что-либо сестре, когда она уже завелась, было бесполезно.


     Счастливый Чурилка убежал с волшебной палочкой номер два, и на поляне у Елового терема остались Елена  и Яша. Они молча ели свои яблоки, причем невольно старались растянуть удовольствие. Но яблоко – не арбуз, надолго не растянешь. Елена отбросила черенок.
  – Пошли знакомиться с Календарем. Хватит тянуть, – подтолкнула она кота.
  И они пошли к Терему. У Яши на шее появился благородный шелковый галстук-бабочка цвета античного золота, под цвет глаз. А как только кот отворил дверь, джинсы и серый теплый свитер Елены превратились в строгий костюм – черный с серебром,  ноги ее, ступившие на пол Круглого зала, оказались обутыми в элегантные лодочки на шпильках, а не валенки, на голове появилась корона, та самая, из Начала времен. На указательном пальце правой руки полыхнул холодным огнем перстень. Видимо, слова хитрого Яши о дамском коллективе возымели действие.
И Яша оказался прав: из кресел, с узорной гобеленовой обивкой, появившихся в Круглом зале, навстречу хозяевам Терема поднялись пять величавых красавиц. Которая из них прекраснее, рассудить было невозможно, смертный рассудок умолкал при взгляде на тревожную и грозную красоту времен года, воплощенную в этих непостижимых существах. К счастью, Вселенная Владимировна и Яков Переплутович не были простыми смертными, а потому спокойно смотрели на царственных сестер. Первая и Вторая Зимы в одеждах из белоснежного атласа и драгоценных снежно-белых мехов, расшитых жемчугами и щедро украшенных кружевами из Вологды. Весна – в небесно-голубом сарафане и распахнутой душегрейке, зеленеющей бархатом молодой травы, в ожерелье из бирюзы и льдистого хрусталя. Лето в алой кружевной рубахе, сарафане, расшитом мерцающим росным бисером, с пышным венком из трав и цветов на голове. Осень в сером и золотом, в уборе из багряной листвы и серебряного инея, окутанная туманной кисеёй. А за спинками их кресел почтительно стояла свита: двенадцать  месяцев, один другого краше и  нарядней.
Новые обитатели Терема склонили головы, приветствуя создательницу календаря и её друга. Елена и Яша вежливо вернули поклон.
   – Добро пожаловать в Еловый Терем, дамы и господа! – уверенно начал кот. Общаться с олицетворениями северной природы, как известно, весьма суровой и неласковой, предстояло ему, и кот решил сразу показать, кто в Тереме хозяин. Хозяин мудрый и учтивый, разумеется. Яша приосанился и продолжил:
  – Сегодня в полночь закончится Ледниковый период, и замкнутая незримой границей Природа придет в движение, вернется к  заведенному порядку.  Вот только порядок этот основательно забыт, и случилось так, что вспоминать и поддерживать его некому.
– Мы знаем порядок! – спокойно заверили его красавицы. – И постараемся, чтобы ничто не нарушило его. А если разделить работу на всех, работа будет интересной и радостной!
   – Именно это я и хотел сказать! Вы читаете мои мысли, прекрасные дамы! –  кивнул головой кот. – Ваши чудесные имена, дорогие друзья, мне известны, а я – Яков Котофеич. (Тут Елена усмехнулась) Через меня вы в любое время сможете связаться с госпожой Вселенной. Если возникнет такая необходимость.
   Все посмотрели на Елену и снова  поклонились. Елена вернула поклон. Пришла ее очередь расставлять точки над «Е»:
   – Речь Якова Котофеича (тут Елена снова усмехнулась) была точной и ясной. Сегодня в полночь, сударыня, вы вступаете в свои права! – Елена посмотрев на Первую Зиму, сняла с пальца сверкающий перстень. К ней тут же приблизился седой и красивый Январь, поклонившись, принял  перстень на серебряный поднос, и так же почтительно склонился перед Первой Зимой. Первая Зима надела перстень на указательный палец и подняла белоснежную руку, рассыпая сверкающие снежинки, в знак того, что она готова принять свое время и отвечать за него.
Елена с облегчением захлопала в ладоши. Все поддержали ее, зашевелились, заулыбались, стали наконец-то похожи на прекрасные  живые существа, а не на дорогие поздравительные открытки.
– Начало Года – радостное событие и отличный повод для веселого застолья! Прошу, прошу! – торжественно провозгласил Яша. 
Чурилка, хоть и был совсем неопытным волшебником, а стол наколдовал такой, что и старик Черномор бы позавидовал. Крахмальная скатерть-самобранка, салфетки с вышитыми пожеланиями счастливого Нового года, яркие венки из кистей рябины и еловых веточек вокруг огромных блюд со всевозможными пирогами, кувшины и нарядные бутыли с напитками, яблоки, мандарины, расписные пряники… И много еще всего. Букеты из фигурных леденцов и зефирок на длинных палочках, например.
Елена заняла свое место (спиной к камину, ей всегда было приятно погреться после космической стужи), справа устроился Яша, напротив – Первая Зима. Весна, Лето, Осень, Вторая Зима заняли места по порядку. Месяцы расположились справа и слева от своих прекрасных повелительниц, чтобы ухаживать за ними, как положено воспитанным мужчинам.
 Как только тарелки  и бокалы наполнились яствами и напитками, а убранство стола слегка растрепалось, за столом установилась теплая и дружественная атмосфера, если говорить терминами, принятыми у времен года. А если говорить по-человечески, то стало шумно и весело. Очень скоро шумный и веселый разговор стал сугубо профессиональным. Все азартно обсуждали направления воздушных фронтов, фазы Луны, очередность климатических и фенологических изменений.
 Елена встала и подняла хрустальный бокал, привлекая к себе общее внимание:
– Дорогие мои! Я вынуждена вас покинуть. Но вы – дома. Ваши покои готовы принять вас! Давайте же еще раз поднимем бокалы за счастливый Новый год!
Календарь полным составом с готовностью поднялся на ноги и осушил бокалы с оранжевой рябиновой наливкой.
– Яков Котофеич меня проводит! – сообщила Елена, и вышла из-за стола, еще раз раскланявшись строго, но подчеркнуто вежливо, как положено Начальнику Всего. Отдельно поклонилась Первой Зиме, подтверждая ее полномочия. Все снова почтительно склонили головы. Яша махнул лапой уже по-свойски. Чего там.
   Тяжелые двери Терема не успели закрыться за Еленой, а валенки, джинсы и серый свитер вернулись к ней. Корона с ее головы, кстати, исчезла еще за столом, между первой и второй волшебной переменой блюд и напитков, выполненной скатертью-самобранкой безупречно. Елена зябко передернула плечами и на ходу надела теплую синюю куртку и черную вязаную шапку. Яша, распутывая шелковый галстук, неодобрительно покачал головой:
– Модель под девизом «Лесоповал». Ты забыла, что в Городе сегодня тоже праздник? Все будут нарядные.
Черная шапка Елены покраснела и отрастила забавные ушки, а на синей куртке и валенках сам собою нарисовался затейливый красный узор.
– Совсем другое дело, гармония цвета и формы! Думаю, даже Марджана и тютюки не станут придираться, – оценил перемены Яша, затолкнул галстук в карман и доставал из этого же кармана два молодильных яблока. Они опять дружно захрустели, направляясь к северной стороне Терема, где Елена  припарковала свою ступу.
– Уф! За всю жизнь столько не кланялась! На что только не пойдешь, чтобы рутинную работу на других переложить! – с явным облегчением вздохнула Елена. И спросила с добродушной усмешкой:
– Котофеич! Ну и псевдоним! Ты что, папаши стесняешься?
– Вот ещё! – фыркнул кот. – Отцом я горжусь. Но, тем не менее считаю, что Яков Переплутович звучит не респектабельно, а просто Яков – не солидно.
– Да, пожалуй! – согласилась Елена, вспомнив царственных сестер.А Яша признался:
– Знаешь, сейчас  посмотрел на ребят и их начальниц и чуть спокойней на душе стало. Пожалуй, вместе они справятся с Будимировой работой. Но постоянная связь с тобой всё же совершенно необходима. Времена года, они, конечно, испокон веков, но всё же парням от роду без году денёк. Неизвестно, где они могут напортачить. Я, например, читал, что у месяцев принято устраивать пикники на природе. И чем может обернуться такой мальчишник у костерка, даже мама Варежка не знает.
 Елена кивнула:
– Согласна, – она вынула из внутреннего кармана куртки два спичечных коробка, – Вот! В Мариинской школе подсмотрела. Там дети мастерят такие телефоны: соединяют пустые коробки ниткой и разговаривают. Надо только, чтобы нитка не провисала, была натянута.
– Использовала космическую струну? – догадался Яша. – В полном смысле прямая связь. Дай-ка я отойду подальше. Проведем полевые испытания. Чур, я говорю первый!
Кот отбежал настолько, что разговаривать, не прибегая к специальным приспособлениям, можно было бы только надрываясь от крика, и прошептал в спичечный коробок:
– Прямая – это кратчайшее расстояние между двумя точками. Приём! – и он прижал коробок к уху. Уверенный голос Елены прозвучал так, словно она стояла рядом:
– Качество связи между друзьями не зависит от расстояния. Отбой!
Яша спрятал коробочку в карман и вернулся к Елене. Она уже вывела ступу на поляну залезла внутрь. Кот с места вскочил на край ступы, крепко вцепился когтями в ее шершавое, темное, обожженное стужей и жаром, высушенное ветрами дерево. Ступа взмыла над землей плавно, словно веревочные качели. Елена несколько раз медленно облетела вокруг Ели – по спирали, поднимаясь всё выше и выше.  Небо потемнело, проявились звёзды. На уровне Седьмого Неба даже Солнце становится рядовым светилом, одним из…
Ну и что? Родителей любят не за порядковый номер в какой-либо иерархии. А мы, земляне, все – дети Солнца, и так или иначе, но все мы оделены его животворящим теплом.
   Елена простилась не только с Еловым теремом, но и с собой –  строгой, расчётливой. Именно такой жила она под смолистыми сводами Терема, слушая сухой шорох ветров в его хвое, седой от изморози. Приходила и уходила, улетала и возвращалась, а Терем неизменно приветливо распахивал перед нею свои изукрашенные затейливой резьбой двери. Сколько раз года окольцевали ствол Великой Ели? Даже Будимир не смог сосчитать. Но для вечности количество лет несущественно, самой впечатляющей цифрой можно пренебречь. Но даже вне времени, все, что когда-то начато, когда-нибудь закончится. Закончится, но не исчезнет. Конец одного – это начало другого. А всё равно грустно.
– Я мудрая? – спросила Елена Яшу.
– Ты уже давно премудрая, – проворчал кот. – А такое значительное отклонение от средней нормы весьма чревато. Ведь после максимального значения, стрелка счетчика вновь  показывает ноль.
 Елена от души дала Яше по загривку.
– Да ладно, не расстраивайся! – кот потер затылок лапой. – Зато ты красивая. И снижайся уже. Может, это будет не слишком мудро, зато в высшей степени умно.
Ступа, опустившись на высоту птичьего полета, поплыла в сторону Города бесшумно, как облако. 

    
 По малой кольцевой аллее действительно бродили важные королевские пингвины с лотками, заставленными вафельными стаканчиками с мороженым. Зина, Лиза и Ваня взяли сразу побольше, разных – попробовать, и запрыгнули на ковёр-самолёт, который медленно облетал все дорожки парка. Говоря по правде, это транспортное средство можно было только условно назвать ковром-самолётом, ведь перемещалось оно невысоко, примерно на уровне садовых скамеек, но зато было очень длинным и полосатым. Деревенский половик на воздушной подушке – это название подходит больше. Ваня и девчонки удобно устроились на летучем половике среди другого веселого народа и устроили дегустацию, откусывая по очереди то одно, то другое мороженое, но головами крутили во все стороны, чтобы не пропустить что-нибудь интересное.
    В парке бушевал праздник. Кружил радостный людской водоворот, отражаясь в серебряных боках надувных гусей, не отстающих от своих человеческих пар.  Каждая поляна или площадка звучала по-своему, но звуки не смешивались, каждый мог выбрать музыку соответствующую его настроению: на одной кружились  романтические пары, на другой отплясывали  что-то залихватское, где-то пели караоке, а на обширном газоне перед дворцом публика  окружила сцену, с восторгом встречая выступления заезжих и местных артистов.
На спортивной площадке беговая дорожка была расчерчена  бесконечными круговыми классиками, по которым азартно скакали не только выпускники, но и взрослые, желающие получить браслет с надписью «Классный чемпион». А в центре школьного стадиона пожинал лавры Егор Якшин, одним ударом мяча рушащий пирамиды из пластмассовых кубов, кидающий тот же мяч через несколько подброшенных обручей, сбивающий из игрушечного арбалета призы с высоченных столбов.
     Ванька спрыгнул с половика на площадке с гусиным фонтаном. Там белые мраморные гуси играли в волейбол с десятком юношей и тремя девушками, ловко отбивая клювами сразу несколько атак. Надо сказать, что волшебной Щуки в бассейне уже не было.
А девчонки (и не только они) соскочили у кедровой аллеи – прямо в сугроб. Из чего можно сделать вывод, что снег был рассыпан по парку вне зависимости от местонахождения Георга. Целые сугробы снега.  И  сугробы эти были совершенно удивительными. Казалось, что снег был самым обычным, холодным, тающим в руках, но при этом  руки не мерзли, а одежда и обувь не промокали. Этот снег словно специально был создан для лепки снеговиков. Этим и занималась дружная компания провинциалов: целая шеренга снежных фигур уже выстроилась  вдоль кедровой аллеи. Лиза и Зина тут же включились в веселую работу и тоже скатали несколько огромных шаров.
 После этого девочки играли в снежки и долго катались на ледянках с гигантской горы. На этой горе к ним снова присоединился Ваня. Трасса была с перепадами высот, плавными поворотами, длинными тоннелями. Это было что-то! Визг, крики, хохот! Куча мала на земле и в воздухе! Парк Аблегиримов велик, и всё же было совершенно непонятно, как эта гора поместилась в нем, ничуть не потеснив места других развлечений.
– Нет, Ефрем – гений! Я его обожаю! – устало простонала Лизавета, разыскивая свои туфли в куче нарядной обуви у края поляны. Ясно ведь, что в туфлях на каблуках кататься неудобно и даже опасно, но выпускницы решили эту проблему просто: они катались босиком, а Зина и Лиза последовали их примеру. Девчонки обулись, вытащили Ваньку из кучи малы в конце ледовой дорожки и отправились на поиски новых развлечений. Давешние «лотерейные» огоньки ярко светились на ветвях деревьев в легких сумерках июньской ночи, затмевая скромные июньские звезды, помогая найти новые праздничные чудеса.  И вот уже их трио, пройдя по снежному лабиринту, очутилось в зале с ледяным сводчатым потолком. Вдоль стен с потолка свисали сосульки разной величины. Несколько человек бесхитростно развлекались,  ударяя по ним палочками. Динь-дон! Даже вразнобой выходило очень мило. Вот тут Лиза и застряла. Она взяла в руки палочки, пробежалась ими по сосулькам, принялась подбирать простенькие мелодии, а потом начала дирижировать. Все, кто имел в руках палочку, должны были ударять сосульки по команде Лизы. Впрочем, никто не возражал. Зал заполнился  хрустальными звуками.
    Но Зине не суждено было ни дослушать концерт, ни принять в нем участие. Ванька потряс ее за фалды парчового фрака и прошептал:
– Зина, я есть хочу! Пойдем ужинать!
Зина вдруг тоже почувствовала такой сильный голод, что все высокие  наслаждения тут же отошли на второй план. В праздничное кафе преобразили просторную столовую дворца. И только Зина с Ваней устроились за столиком, к ним подкатил сверкающий сталью и разноцветными кнопками робот и поставил перед ними тарелки с жареной картошкой и котлетами. Удивляться у детей уже не было сил. Зина и Ванька набросились на еду, даже не сказав «спасибо!» на пожелание приятного аппетита, которое робот произнес звучным металлическим голосом. Впрочем, Зина исправилась, поблагодарив высокотехнологичного официанта, когда тот принес пирожные и горький горячий шоколад.
– Вань, можно я возьму с красным цветком? – спросила Зина, разглядывая блюдо с пирожными. Ванька не ответил. Он спал, положив голову в ушастой медвежьей шапке на стол.
Зина все же торопливо затолкала приглянувшийся красный цветок в рот – Обалдеть!!! Ну, то есть, никогда ничего подобного… Жаль, что мама не может попробовать! –  глотнула ароматный шоколад, и только тогда потрясла Ваньку. Единственным результатом было то, что тот чуть не свалился со стула. Зина подхватила мальчишку и оглянулась вокруг, решая что делать. Ванька был намного тяжелее игрушечного Медведя.  Тут, к счастью, подошла Катерина, взяла Ваньку на руки, а синий термос сунула Зине:
– Подержи пожалуйста!
Зина с облегчением отправилась следом за Катей, держа в одной руке термос, а в другой – Ванину кроссовку, слетевшую с его ноги. В спальне Зина быстро расправила постель, а Катерина ловко вытряхнула брата из его лохматого одеяния, укутала одеялом и повернулась к Зине:
– Извини, что не сказала раньше, но ты просто не попадалась мне на глаза. Отец просил передать, что твоя спальня – в конце коридора, первая дверь слева. Если устала – отдыхай.
Устала?! Вот еще! Зина села в кресло рядом с Медведем и набрала мамин номер:
– Мам, у меня все хорошо! Я здесь переночую, не волнуйся, мне разрешили! Ну вот, можно снова веселиться… Зинина голова опустилась на плюшевого Медведя и …
   
  Снег – идет, идет, а снежинки все не кончаются, ведь космосе может поместиться сколько угодно снежинок. Вот снег и шел – раз уж есть, где разгуляться. Это вполне устраивало космические снежинки. Надо полагать, они просто радовались возможности идти –  медленно и торжественно, как в Новый год. Спешить-то некуда. Ведь нет ничего, даже времени, а значит, и Нового года тоже нет. Но  самым беспокойным снежинкам бесконечная прогулка, наконец,  надоела. Этим снежинкам захотелось, чтобы случилось что-то ДРУГОЕ.  Ну, хоть что-то! Ну!!! Эти непоседы закружились быстрее, стали догонять и подталкивать неторопливых подруг своим гравитационным полем.  И вот уже непонятно, кто кого ловит, кто от кого убегает, но в обозримом пространстве бегут все. Толкаются, пихаются и всем очень весело, как озорникам на перемене. Уж такое веселье началось! Куча не мала, а велика.  Снежинки-непоседы слиплись  в снежные комья –  огромные, просто большие и совсем мелкие. Этих снежных комков было тоже очень много, причем все – разной формы. Например, один из комков походил на Снежную королеву, а потому сразу захотел показать всему остальному снегопаду, кто тут Главный, твердо зная, что самая Главная именно она и есть. И поэтому, можно  начинать делать все, что хочешь. Вообще всё.
Для начала Главная сгребла не гравитацией, а просто руками, то есть, механически (незабываемое ощущение, восторг!!!), все снежинки, до которых смогла дотянуться. И начала лепить из них круглый и очень твердый  комок. А потом изо всей силы швырнула его вдаль, еще больше нарушив торжественное шествие  космического снегопада. Те снежинки, что оказались внутри комка, начали изо всех сил выбираться наружу: «Это безобразие!  Ничего не видно! Пустите немедленно! Ой! Да вы же меня совсем расплющили!  Ну всё!!! Не могу больше!!! Мало никому не покажется, счас как дам!!!».
Тут круглый и очень твердый комок, набравший порядочную      скорость, налетел на другой комок, тоже похожий на человека ( по научному – антропоморфный),  и…
Бабах!!!!!!!!!!
Нет, как вообще можно смотреть подобные сны? Хуже будильника, честное слово!
 Но Зина все равно не проснулась.


Катерина отнесла синий термос и красный шарф в свою комнату и отправилась на поиски князя Аблегирима. Поиски  растянулись надолго.      
Она каталась с горы и на летучем половике, в команде с одноклассниками (но без Георга) сразилась в волейбол против гусей. Гуси победили. Потом играла в снежки с незнакомыми парнями, которые почему-то нацепили смешные скоморошьи колпаки с бубенчиками, каталась с гигантской снежной горы, причем тут отрывались по полной не только выпускники, но и веселые деревенские тетки, видимо, мамочки, которые предусмотрительно прихватили с собою на праздник валенки и цветастые платки. Катерина танцевала на всех полянах, площадках, и в парадном зале, где оркестр играл старые вальсы. Вальс танцевала, разумеется, с бравым генералом дядей Сашей Петренко. Разошлась до того, что даже спела в караоке арию Папагено – дуэтом с Ленкой Лашкевич! Обе фальшивили, но свою  долю аплодисментов получили. Да много ещё чего. Весело было! И даже лучше, что Георг ей этой ночью больше не встретился. Достала уже эта Марица. И отца нигде не было.
Катерина вернулась во дворец. Вальсирующих пар стало меньше, зато столики в праздничном кафе были все заняты, да и заколдованная библиотека отнюдь не пустовала.  Катя прошла по коридору, ведущему в служебные помещения. И тут, наконец, услышала знакомый голос, вернее знакомые голоса, один из которых принадлежал князю.
Катерина вошла в просторную кухню. Натюрморт на столе для разделки овощей был изобилен, но непритязателен. Крупно нарезанный черный хлеб, на тарелках сыр, колбаса, соленые огурчики; пельмени в объемной общей миске и большая, красивая, почти пустая бутылка. Чуть-чуть полной ее не назвал бы ни один оптимист. В центре стола, над блюдцем с обрезками сыра и колбасы, сыто клевала носом крупная серая крыса. Вокруг стола устроилась на простых деревянных табуретах теплая компания: князь Аблегирим, председатель Общественного собрания господин Хох и Ефрем. Мужчины вели оживленную беседу.
– Вилли! Ты бы хоть предупредил меня, что фокусы приготовил! Так ведь удар хватить может! Ты как вообще цветы по моему кафтану  растолкал? Когда успел? Я думал, ну всё! Влип! Мать не простит!  Скандал будет грандиозный. Ну, Вилли! Я тебе припомню твои фокусы. А Ефрем молодец! Знал ведь, что молодец, но такого не ожидал! Молодец ты, парень! Я тебе премию выпишу, заслужил! Сколько тебе выписать? Говори, не стесняйся! Вилли, а давай мы его твоим заместителем по культуре назначим! Поставь вопрос! Нельзя упускать! – это Виктор Аблегирим.
– Нет, Виктор, ты свинья! Так поступить с другом, школьным товарищем! Одноклассником! Я уж не говорю, что уважения требует моя должность! Меня же народ выбрал! Понимаешь? Общество! А ты, гад такой, выставил меня каким-то клоуном! Перед мальчишками! Я уж не говорю, что перед девчонками! И это мой друг! Крысы! Воробьи! Что твоя мать обо мне подумала?! Подставил ты меня по полной. А Ефрем молодец! Это надо же, какой у нас парень вырос! Надо его поддержать, чтобы на Мосфильм не сбежал, – председатель Общественного собрания господин Хох говорил очень эмоционально, забыв свою обычную сдержанность.
Но самую драматичную речь толкал Ефрем:
– Вы же унизили меня как творца! Растоптали как художника! Зачем вообще меня пригласили, если практически со всем справились сами? И как справились!!! Или у меня был соперник? Этакий мистер Икс? Кто этот мастер? Ага! Не хотите говорить? Дали понять, что я беспомощный подмастерье, мальчишка? Что мне без памперса на людях показаться нельзя? Что я ничего не стою? Так я и не возьму ни единой златины! Ни золотиночки! Вы же разбили мне сердце, плюнули в душу! Думаете, растёрли – и в канализацию?  И нету Ефрема? А вот фиг вам! Я жизнь положу, а сделаю так же. Нет, лучше! Вы про меня еще услышите!
Каждый, не отвлекаясь на собеседников, вдохновенно исполнял свою партию, никто не замечал Катю и ее воздушный шар.
– Папа! Подари мне холодильник!!! – громко попросила Катя.
– Доча! – обрадовался князь. – Подарю! Обязательно! Только не сегодня. Сегодня магазины уже закрылись.
– Закрылись? – всполошился Ефрем. – А который час?
Господин Хох глянул на свои швейцарские часы и успокоил Виктора:
– Нет, можно купить сегодня! Магазин скоро откроется.
Ефрем поспешно вынул из кармана джинсов мобильник, глянул на экран и схватился за голову:
– Ё-моё! На четыре запланирован салют, а уже без двадцати! Надо обзванивать учителей, пусть вылетают со своими гусятами на площадь Аблегирима! – Ефрем начал нервно тыкать пальцем в кнопки телефона.

 Катерина под руку с отцом вышла в парадный зал.
– Дамы, господа! – громко обратился князь к гостям. – Последние минуты вальса! А затем  прошу всех на площадь Аблегирима, провожать школьные годы наших детей и салютовать первой заре их взрослой жизни!
 Оркестр грянул «Березку». Пары и серебряные гуси закружились. Катя танцевала с отцом. Разумеется, медведи никогда не наступали ему на ноги, и князь Виктор, хотя и не был виртуозом, но научился танцевать задолго до знакомства с Барбарой Яблонской. И даже после нескольких рюмок, принятых князем для поправки нервной системы, краснеть за него не приходилось.

 Чтобы не мешать выпускникам и гостям праздника любоваться огненным действом, воздушные шары предусмотрительно опустились пониже, на уровень плеч, если говорить прозаически, или, что гораздо вернее, на уровень взволнованно бьющихся юных сердец. 
 И вот, прозрачное светлое небо над Пелымом расцвело разноцветными астрами, одуванчиками, лилиями. Золотые звёзды рассыпались искрами, жемчужные облака проливались сияющим дождём. Огненные пальмы  вспыхивали стройными рядами и медленно гасли. Все это великолепие отражалось в студеных водах Пелыма и Тавды. Многоголосое «АХ!!!» не смолкало над  площадью. Легкомысленная, лукавая, как кружевная вуаль, праздничная ночь, ликуя, встречала новый день.
Люди, разбуженные залпами, вышли на улицы, балконы или просто распахнули окна в благоухающее раннее утро. Хорошо, что утро это было воскресным, поэтому даже самые мрачные граждане Пелыма от души радовались великолепному зрелищу. Такого роскошного салюта еще не видела столица княжества. Впрочем, нашлись такие, которые его не увидели. Например, Зина, Ванька и Ванда Аблегирим.
А то, что случилось после того, как отгремели последние залпы салюта, не видел вообще никто и никогда. Не серебристые надувные, а настоящие серые гуси взмахнули сильными крыльями, рванулись ввысь, вытянув длинные шеи.
 Тут уже не «Ах!», все просто замерли, не в силах вздохнуть.
Прекрасные птицы сделали круг над площадью среди розовеющих облаков. Гусей было так много, что они выстроили не один клин, а пять. И вот – они все дальше, дальше и затерялись где-то вдали.
– АХ!!!
Люди на площади очнулись. Улыбались растерянно и смущенно. А молодые люди были задумчивы, словно гуси позвали их за собой в предрассветную высь, навстречу неведомому, но несомненно прекрасному будущему.
Да, по незыблемым законам Кодекса Аблегиримов, юноши и девушки вправе сами определять свой путь, а взрослые не должны препятствовать им. Но при этом никто не запрещает представителям старшего поколения давать молодым людям мудрые советы и делиться бесценным опытом. Это само собой разумеется.
На окраине города к одной из стай присоединилась еще одна гусиная пара.
      
– Она сказала, что палочка на столе, а петли-то спущены, нету ничего! Дырка!
Тютюки озадаченно таращились по сторонам пуговичными глазами.
– Палочка не клубок, далеко не укатится! Найдем!
Тютюки нырнули под стол, проползли под лавками, заглянули под все пестрые подушки, перетрясли лоскутные коврики и одеяла. Палочки не было. Только за шкафом нашелся маленький паучок, похожий на красивую восьмиконечную звезду, такой славный, что Тютюки на время забыли о пропаже.
– Ни фига себе петелька! Это же настоящий паук! Шерсть… Он вязать умеет! Прямо лапами, без спиц, без крючка! Он сразу четыре носка вязать может: лап-то вон сколько!  Или четыре варежки. Или два носка и две варежки. Или одну варежку и три носка. Не надо! Ну, один носок и три… Не надо!!! Это неправильно. Два носка и две варежки! – восторженно перебивая и подталкивая друг друга шерстяными хоботами, тараторили тютюки. Паучок-звезда торопливо кивал, обещая вязать правильно, а тютюки продолжили восторгаться:
– Ты и нитки сам делаешь? Без кудельки, прямо из пустоты?       Королевский мохер!!! Круто! – восхищенно шелестели они шерстяными голосами.
Паук прижался спиной к вязаной стенке домика: похвалы тютюк привели его в смущение. Он поспешил отвлечь от себя внимание:
– Вы ищете маленькое волшебное дерево? – прошептал он.
– Мама Варежка! У него и в голове полный ажур, ни одной петельки не спущено! Сам знает, что мы ищем! – ахнули тютюки, сраженные наповал бесчисленными достоинствами нового знакомца. Сообразительные тютюки сразу поняли:  паук называет деревом волшебную палочку.
– Два одинаковых человека-лисы выгнали ваше дерево на улицу. Я его искала, чтобы привести обратно в дом, но не нашла…
Вторую часть паучьего рассказа тютюки уже не слышали. Они бросились из домика – искать палочку. Но в зарослях вербы и ольхи палочки не обнаружилось. Какие-либо следы рассмотреть было невозможно – с погодой творилось что-то неладное. Шел мокрый снег пополам с дождем, дул сильный ветер, сверкали молнии. Насквозь промокшие тютюки вернулись в рукавичку. Может, паук еще что-то умное расскажет. Но паука в рукавичке не оказалось.
– Вот ведь, прорва какая! Какой ниткой зашить? И этот потерялся! – сокрушались тютюки.
– Ладно, паук не пропадет, с такими-то лапами! А вот палочка! – тёр шерстяной лоб левый тютюка. – Куда подевалась?
– Не может быть, чтобы лисы волшебную палочку выкинули. Лисы не дураки, – недоумевал правый, – узор по схеме вяжут!
– Они ее с собой утащили, – догадался левый. – Только тут, рядом с Городом, всего один лис, который человек – Титус. Но почему паук сказал «две лисы»?
– А ты знаешь, сколько у пауков глаз? Еще больше, чем лап! Чтобы вязать четыре носка, глаз надо очень много. Лис был один, а паук видел двух, потому что у него много глаз.
– А почему он видел только одно дерево? Счёт не сходится, петля спущена.
– Сходится. Пауку виделось много палочек, вот он и решил, что это не палочка, а дерево с ветками.
– Значит, палочка у Титуса? Ну всё, петли закрыты. Титус сам отнесёт её Снегурочке. Шерсть!
– Не шерсть, королевский мохер!  Можно сохнуть.
Тютюки устроились на пестрой подушке у очага. Пар так и валил от них. Они и не заметили как сладко заснули.
   
     В большом пальце домика-рукавицы послышался шум и из него, прямо в очаг с живым огнем вывалился человек. Он с отчаянным  воплем выкатился из огня прямо на тютюк, вскочил на ноги, начал дрожащими руками отряхивать одежду и белые длинные волосы, связанные на затылке узлом.
–  Ты!!! Непряденый, несмотаный! – заверещали тютюки, ошалевшие спросонок. – Смотреть нужно, куда падаешь! Давай конфеты, Санта недовязанный!    
Незнакомца трясло.
– Слушай, что-то он на Санту не тянет, пряжа-то не мохер, – засомневался левый тютюка.
– Нет, левый, ты петли-то считай! Баба Мороза сказала, будет Новый год – это один! Он из трубы вывалился – это два!  Один и два – это три!  Он Санта. Как раз перед Новым годом Санты лазят по трубам и раздают конфеты.
Тютюки снова вопросительно уставились на пришельца. Санта устало рухнул на красивый венский стул.
– Я не Санта, – простучал он зубами. – Я снежный человек, Фирн.
– А зачем ты тогда  из трубы на нас упал? – строгим шерстяным голосом спросил левый тютюка. 
– И почему трясешься, будто мы у тебя последнюю конфету силой  выпрашиваем? – еще строже прошелестел правый.
– Я не нарочно упал на вас. Я шел по тоннелю между пространствами, а он закончился в этой трубе. У меня нет конфет. Я трясусь, потому что боялся растаять в огне, – безуспешно пытаясь унять нервную дрожь, отвечал на вопросы Фирн. Тютюки многозначительно подмигнули друг другу: мол, нас не проведешь, не на таких напал, но спорить не стали.
– Да, всё дело в трубе, – важно кивнул правый тютюка. – Это ведь не так себе труба, а большой палец в рукавице деда Мороза, тут выход на пятое измерение. Не криворукой бабушкой связано!
– Жаль, что у тебя нет конфет, – вздохнул левый тютюка. – У нас  тоже пряжа не мохер, конфет в разноцветных фантиках даже у Шакер-бабая нет. Будем есть пироги.
Левый тютюка вынул сверток с пирожками, припрятанный на его шерстяной изнанке, а правый поставил чайник на плиту.
– И кончай уже трястись. Считай петли: у нас тут до завтра ледниковый период, поэтому снег не тает – один! – успокоил Фирна левый тютюка.
– Завтра ночью по научному календарю начнется Первая зима, а зимой снег тоже не тает – два! – добавил правый.
– А самое главное: три. Санты  вообще не тают, – продолжил левый.
– Мы, знаешь ли, не вчера связаны, а что-то не припомним, чтобы какой-нибудь Санта растаял. Вот так-то, – закончили тютюки хором.
– А у вас есть еще Санты?! Кто-то еще из трубы вылез? – Фирн от волнения почти перестал дрожать.   
– Ещё?! Ты нам узор не путай. Не надо нам  ваших сантовских конфет. Нам дед Мороз подарок принесет. Это его варежка и всяким акриловым Сантам без конфет лазать по ней не разрешается, как раз петли спустите, – левый тютюка поспешил поставить на место незадачливого Санту.
Повисло напряжённое молчание. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но край шерстяной стены приподнялся, и в домик заползла Снегурочка в своей расшитой бусами шубке.
– Тютюки, хорошо, что вы в домике ночевать остались. Я до самой ночи за вас беспокоилась! Такая буря страшная была!
– Так палочку уже Титус забрал, вот мы и не торопились. Если клубок уже смотанный, куда спешить?
– Титус? – удивилась и обрадовалась Снегурочка, развязывая шарф  и снимая шубку. – Я и хотела палочку Титусу отнести, чтобы у него побыла, пока не прорастет. Ой, у нас гость! Здравствуйте! – взволнованная Снегурочка только сейчас заметила Фирна. Фирн встал и вежливо поклонился.
– Да вы весь дрожите, сударь! – Снегурочка достала самую большую чашку из шкафчика и налила гостю чаю с малиной.
– Это Санта, он снежный человек. Мы его не приводили, он сам вылез из трубы и боится растаять, – наперебой объясняли Снегурочке тютюки. – Только конфет у него нету.
– Санта не тает, а мёрзнет! –  воскликнула девочка. – Смотрите, он же босиком!
– Мама Варежка! Как мы сразу-то не заметили? – тютюки схватились лапами за шерстяные щёки. – Без шубы, без валенок! Без колпака! Без варежек! По каким трубам его носило?! Конфет и тех не осталось!
Фирн, действительно, одет был совсем по-летнему: в черные джинсы, черную же футболку с большими серебристыми буквами: «СОЗВЕЗДИЕ».  Тютюки дружно выскочили из домика, крича на ходу:
– Мы быстро, десять петель набрать не успеете!
 Снегурочка залезла на стул, поболтала ногами и призналась Фирну:
– Знаете, Санта, меня ведь тоже мама из снега вылепила. Мама Изольда. Она потерялась. А дедушка Мороз…
Фирн не дослушал:
– Но ты выглядишь так, будто совсем не боишься растаять. Почему?
– Я съела волшебное мороженое и теперь никогда не растаю.
 Глаза Фирна вспыхнули:
– Мороженое?!
– Моя подруга угостит и вас! Она живет в доме с круглыми окнами, на Елочной площади.
 Кажется, Фирн собирался спросить что-то еще, но тут в рукавице появились тютюки:
– Полушубок! Валенок! Носок! Носок! Свитер! Колпак! Варежка, варежка! Валенок! – приговаривали тютюки, деловито выкладывая на скамью великолепные дизайнерские вещи. Красные, как принято у Санта Клаусов. Фирн натянул носки, свитер и наконец-то перестал дрожать. Снегурочка встала:
– Вы, Санта, отогревайтесь! И оставайтесь в рукавичке хоть до самого лета, не спешите! А я схожу к Титусу. Проведаю палочку.
– Мы с тобой! Мы с тобой! – запрыгали тютюки. – Санта, ты смотри, в трубу не вылезай!
– Что мне делать в трубе без конфет? – проворчал Фирн.
– Вот и мы о том же. Делать тебе в нашей трубе совершенно нечего. А завтра мы тебя по нормальной дороге выведем.
– А это далеко?
– Далеко! – сокрушенно покачал головой левый тютюка. – Пятьсот  граммов  тонкой ангорской.
Фирн нахмурился, он не умел переводить вес пряжи в расстояние.
– Да ты не робей! – ободрил его правый тютюка. – Любая рукавица начинается с первой петли. Даже мама Варежка. Так нам баба Мороза сказала.
– А самая длинная дорога начинается с первого шага, – продолжил левый и небрежно махнул шерстяным хоботом, – Ну, это мы сами поняли!
– Нитки прядут, чтобы вязать, а ноги растут, чтобы шагать! – закончили тютюки хором.
Снегурочка улыбнулась на прощание снежному человеку,  шерстяные слоники помахали ему. хоботами.
В домике-рукавичке остался один Фирн.
На следующий день тютюки, как и обещали, отправились  к домику, чтобы вывести  Санту за Предел по земле, а не через трубу. Всю дорогу они спорили.
– Слушай, левый! Пусть Санта возьмет с собой домик-рукавичку. Где он ночевать будет? Как бы не замерз по дороге!
– Тоже мне, Санта! Голимый акрил! У него даже конфет нету!
– Нет, левый, ты петли не набрал. Тебе что важней: конфеты или чтобы Санта был? Домик-то всё равно пустой стоит!
Левый сопел шерстяным хоботом, ему не хотелось выглядеть жадным обжорой и хотелось, чтобы был Санта. Но с конфетами.
Оказалось, что спорили они напрасно. В зарослях вербы и ольхи не было ни Санты, ни домика. Тютюки потрясённо молчали.
– Да ладно, я и сам домик Санте подарить хотел, – прошелестел левый тютюка.
– Я тоже, – согласился правый. – Но как же Санта узнал о наших желаниях?
– Волшебник, ему положено! – вздохнул левый.
– Хорошо, что в нашем городе печки без труб! – хором сказали тютюки.
Да, без труб! Ведь доброму солнечному огню трубы не нужны.

  По квартирке Лисиных летали тарелки. Зеленые инопланетные человечки были тут ни при чём. С отправкой посуды в полет успешно справлялись две нарядные рыжие женщины. Георг, как ни старался, сумел обеспечить мягкую посадку не всем, а примерно одной трети тарелок, чашек и стаканов. И это, если учитывать градус дамской истерики, был совсем неплохой результат. Серебряные гуси забились в угол над шкафом, тарелки-неудачницы, ударяясь о стены и углы мебели, разлетались разноцветными осколками. «Господи, откуда у нас столько посуды!» – в панике думал Георг.
– Весь в отца!… В свое удовольствие… Тогда как я… Бедная… Наглая рыжая морда!… Несчастная… Не поедешь?… Одинокая!… Не пойдёшь?… Будет гулять…Горемычная… Как ни в чем не бывало… На произвол судьбы!… Отдай!!!
Отдай – это было про посуду. В буфете она закончилась.
– Не отдам!!! – рявкнул Георг, вытер пот со лба и поспешно заслонил собой стопку спасенной посуды. Женщины, растрепанные, раскрасневшиеся, замерли, удивленные его яростным отпором. Огляделись и, тяжело дыша, сели рядом на диван. Серебряные гуси осторожно выбрались из своего укрытия.
– Ну, чего встал! – уже почти спокойно обратилась к брату Марица. – А осколки кто убирать будет?
– Если бы ты не довёл нас до белого каления, мы бы посуду бить не стали! – поддержала дочку Лиса.
Георг со своим гусем пошел на кухню и поставил чайник. Раздался звонок в дверь. Озабоченный Георг распахнул дверь, готовясь извиняться перед соседями за ночной шум, но тут же радостно заулыбался:
– Папа, мама! Вот хорошо! Вовремя пришли! Я как раз чайник поставил! – Георг по очереди обнял Марию и Егора Якшиных. – Вы проходите в комнату! Обувь не снимайте! Радость  у нас!
Якшины замерли у порога, глядя на прижавшихся друг к другу Марицу и Лису. Мария почти сразу поняла, в чем дело:
– Мама нашлась?! – губы её задрожали, на глаза навернулись счастливые слезы. Она села на диван по другую сторону от Лисы и тоже обняла её. – Родная ты наша, счастье-то какое!
– Так это вы на счастье посуды наколотили?! – догадался Егор.
– Ну да! На счастье! – кивнул Георг и поспешно распахнул оконную раму. Два серых гуся рванулись из тесной комнаты ввысь.
– Ну вот! Из-за тебя салют пропустили! – хмуро попеняла брату Марица.
Георг пошел на кухню и выключил закипевший чайник.   

   Как и положено радушному хозяину, князь Виктор лично проводил всех гостей, проследил, чтобы никто из выпускников и их родителей не отстал от автобусов, которые развозили приезжих по гостиницам, пансионатам и близлежащим поселкам, поблагодарил добровольных помощников, артистов, служащих… Словом, до постели князь   Аблегирим добрался последним.
Честно говоря, Виктор не думал, что сможет заснуть после этой совершенно безумной ночи. Очаровательно безумной и безумно очаровательной. Совершенной в своем безумии.
Но тем не менее он провалился в сон, как только голова коснулась подушки. Во сне все принимаешь, как должное. Поэтому князя совсем не удивило, что волшебная палочка у маленького волшебника была ледяной. 

  Начинающий волшебник вышел к мосту, украсив мимоходом и обочины  дороги шеренгой снеговиков. Посреди моста Чурилка остановился, разглядывая заросшую рябинами и яблонями стену Венца. Огонек фонаря под  аркой городских ворот приветливо подмигивал Чурилке. Но войти мальчик не решился. Ночь. В Городе все спят… Чурилка стал смотреть на бурные воды Морея, курящиеся холодным туманом, мерцающие жемчугом и серебром, будто на дне озера лежала Луна. Красиво! Счастье переполняло Чурилку.  Нужно было немедленно осчастливить еще кого-то, чтобы не рассыпаться веселыми искрами, как фейерверк. «Чудо –  всем!» – вот девиз везунчиков, обладающих волшебной палочкой, хотя бы и ледяной.
– Молочный кисель! Сладкий! С клубникой! И сбитыми сливками! – лихо скомандовал Чурилка, направив подтаявшую палочку на бурные воды Морея. Под мостом вскипела ароматная бело-розовая пена.
Чурилка расхохотался громко и торжествующе. Завтра ОНИ проснутся, выйдут на мост… А тут!!! И ОНИ побегут с кружками, кувшинами, ведрами, будут пробовать! Вкусно!!!  А кто же это для нас устроил? А кто же это нас так порадовал? Может быть, даже получится праздник. А Чурилка будет ходить среди НИХ, веселых, счастливых, и тоже будет радоваться. Тут среди розовой пены раздался надсадный кашель:
–  Это ты устроил, поганец!!! Кха! Кхе-кхе!!!
Чурилка испуганно прижал к груди волшебную палочку и пригляделся. Из бурлящего розовым молоком Морея высунулась громадная щучья голова.
– Вы не любите молоко? – прошептал он растерянно.
– Я тут живу!!! Кхе! Кха! И не только я!!!
Из клубничного молока выглянуло множество других рыб. Они с отчаянием смотрели на Чурилку, но молчали.
– Мы живем в воде! А в молоке жить не умеем! Кха! Кха! Кха! –   задыхаясь прокашляла Щука, –  Мы умираем! Кхе-кхе!
– Нет!!! Нет!!! Только не умирайте! Я все исправлю! Сейчас, сейчас!!!  –  перепугался Чурилка и вновь направил волшебную палочку на Морей.
– Палочка! Пусть сладкий молочный кисель с клубникой и сбитыми сливками окажется там, где никто не живет! А в озеро снова налей воду!!!! – отчаянно, без рифмы прокричал он, а потом добавил, – Только, пожалуйста, сделай так, чтобы молоко не скисло…
Тут же бело-розовая пена исчезла бесследно, только слабый запах клубники напоминал о чуде. Морей бурлил  лунными водами, как ни в чём не бывало кружили над ним туманные вихри. Рыбы молча исчезли в неспокойных глубинах озера, только огромная Щука проворчала напоследок:
– Сначала думай, а уж потом сосулькой маши!
– Простите! – прошептал Чурилка.
– Ладно, проплыли! – махнула Щука огромным хвостом и тоже исчезла в воде. Чурилка, чтобы успокоиться, взял в рот волшебную палочку. Талая вода тоже немного пахла клубникой.
– Мама Варежка!!! Круто колдуешь, въехал в узор! Палочка у тебя – чистый мохер! – на перила моста прямо перед Чурилкой отважно запрыгнули тютюки. Они довольно облизывались и вытирали шерстяными хоботами бело-розовые сладкие усы.
Чурилка поспешно спрятал палочку за спину.
– Я больше не буду! – торопливо пообещал он.
– Да нам пока больше не надо, спасибо! – успокоили его тютюки. –  Мы досыта наелись, очень вкусно!
– Пойдем с нами, вместе поколдуем! – предложил Чурилке левый тютюка.
– А никому не станет плохо от этого? – пришибленный горьким опытом, сомневался Чурилка.
– Наоборот, всем станет хорошо и красиво! Мама Варежка! Такая красота начнется, что все по сорок три шарфа себе на шею намотают и наденут сразу восемь свитеров! И пожалеют, что нету десять рук для варежек.
– Зачем?!!! – вытаращил глаза Чурилка. Он не был уверен, что сорок три шарфа и десять рук – это хорошо.
– Выбрать не смогут, что надеть! Всё – красивое! Всё – чистый мохер! И разнообразная цветовая гамма!!! – тютюки радостно подмигивали друг другу пуговичными глазами и прыгали от нетерпения.
– Скорей! Волшебная палочка-то тает!!!
  Тютюки понеслись по тропинке. Чурилка поспешил за ними.          
  Вход в пещеру закрывали огромные ворота, сколоченные из некрашеных, посеревших от времени сосновых плах. Чурилка и тютюки вместе с трудом приоткрыли створку и юркнули в щель.
– Закрываем! – прошелестели тютюки. – Слонята простынут!
Чурилка помог своим новым друзьям затворить тяжелые ворота. В пещере пахло медовым сеном, шерстью, молоком, большими и сильными животными. Их спокойное глубокое дыхание отражалось эхом от стен и  потолка, поэтому казалось, что животных очень много. Но после лесной безлунной тьмы полумрак огромной пещеры, освещенной только теплым светом очага, легко просматривался насквозь. Спящих мирным сном, покрытых длинной шелковистой шерстью, слонов было всего одиннадцать: один громадный – бурый, один очень большой – тоже бурый, но с оттенком ржавчины, два больших – белых, и семеро совсем маленьких, совершенно одинаковых коричневых слонят. Издали доносились еще какие-то странные звуки: шуршание, позвякивание, словно ежи возились внутри рояля..
– Видишь, какие у нас слоники? Это Сагиб! Это Рави! А это – Даша и Маша! Шерсть – королевский мохер, вся, до последнего волоконца! – шепотом хвастались тютюки.
– А слонят как зовут? – тоже  прошептал восхищенный Чурилка.
– Никак. Они недавно родились. Четверо слонят у Сагиба и Маши, а трое – у  Рави и Даши. Слоны никак не могут выбрать имена своим детям. У бедных счастливых родителей мысли уже как пряжа немотаная. Трудно выбрать имена, потому что все слонята одинаковые. А если мы их разукрасим, каждый будет особенный! Имена сами вмиг придумаются. Въехал в узор?
– А разве не нужно спрашивать разрешения у больших слонов? – не решался приступить к волшебству Чурилка.
– Мама Варежка! Да как же мы у них спросим, если они спят? – удивился левый тютюка.
– А до утра волшебная палочка растает, ты сосчитай петли, и сразу сам размер угадаешь, – поддержал его правый тютюка.
– К тому же, слоны полностью одобряют нашу творческую концепцию, – хором прошелестели тютюки, – и доверяют нашему художественному вкусу. Мы, знаешь ли, очень крутые трикотажные дизайнеры. Королевский мохер, – скромно потупив пуговичные глаза признались тютюки.
Чурилка отбросил сомнения. Он поднял истекающую прозрачными клубничными каплями палочку и зашептал:
– Мы, должно быть, видим сны: разноцветные слоны!
Чудо, как может преобразить мир вдохновенный художник с волшебной палочкой!  Все слонята в душистом сене были разными, будто каждого окунули в одну из полос радуги. И родители слонят тоже стали необыкновенными, хотя их шерсть не изменила свой цвет. Но какие же  родители могут быть у таких чудесных слонят? Конечно, необыкновенные! Даже пещера стала веселой и загадочной, как цирк перед началом представления.  Чурилка и тютюки затаив дыхание любовались спящими малышами.
Наконец, тютюки потянули Чурилку дальше, вглубь пещеры.
– Наколдуй слонам угощение! Сладкое полезно для нервной системы, –  прошептал левый тютюка, – Ведь завтра у наших слонов будет день сюрпризов.
Чурилка кивнул:
– День сюрпризов для слонов, горы сказочных плодов! – прошептал он, а потом вытер мокрую ладонь о куртку. Палочка для начинающих волшебников  растаяла, но успела совершить свое последнее чудо. В пещере появились огромные корзины, доверху наполненные южными плодами. Тут были и бананы, и апельсины, и ананасы, и арбузы с дынями, и еще какие-то неведомые, но очень вкусные на вид плоды.
Чурилка осматривал слоновью пещеру с сознанием хорошо выполненной работы. Ну и молодец же он!
Но тут же Чурилка хлопнул себя по лбу. Нет, он не молодец!!! Он забыл разбудить Будимира! Сколько же прошло времени? Чурилка бросился к воротам.
– Эй, ты куда! – шелестели вслед тютюки. Но Чурилка даже не оглянулся. Тютюки, недоуменно переглянулись, но спросить ничего не успели, Чурилки уже и след простыл.
Счастливые Тютюки не стали ломать голову над поведением нового знакомца. Убежал, значит надо. Может, у него где-то петли спустились, рассудили тютюки. Они затворили ворота, зарылись в сено между чудесными слонятами и заснули. Возвращаться домой, к Снегурочке и бабе Морозе сил не было. А сны у тютюк были чудесные и цветные. Им снились слоны.

   Князь проснулся. Лучи послеполуденного солнца врывались в окна, которые он на рассвете не задернул портьерой. Невзирая на забавный, явно навеянный событиями последних дней, сон, а может, благодаря ему, Виктор отлично выспался. Что ему какой-то сон после чудес вчерашнего праздника?
Поэтому, когда он, бодрый и отдохнувший, спустился в столовую, дружное «ГДЕ?!!!» домочадцев и друзей не сбило его с ног. Он в свою очередь поинтересовался у присутствующих:
– А это у нас что – завтрак или обед?
– Сегодня мы сели за стол первый раз, значит, это завтрак! – ответил Ванька.
– Но по времени – обед! – возразила Лиза.
– Да какая разница! – хмуро подытожила  Анета.
– Действительно, никакой, – согласился князь, наливая себе чай покрепче. – А что именно «где»?
Тут ему снова пришлось выслушать нетерпеливую разноголосицу:
– … роботы? … горка? … ледяная пещера?  …живые музыкальные инструменты? … пингвины и мороженое? … ковёр-самолёт? … светящиеся цветы из оранжереи?…  Где, где?   ГДЕ?!!!
– Что, вообще ничего не осталось? Уже?! – удивился князь оперативности служащих дворца.
– Осталось, – успокоил отца Ванька. – Классики на спортивной площадке и крыса.
– Н-е-е-е-т!!! – страдальческим голосом пропела Анета. – Только не надо про кры-ы-ы-су! Я из-за этой крысы полночи проплакала, и еще полночи ела мороженое, чтобы успокоиться. В кружевном платье!
Тут все вежливо попытались сдержать улыбку, а Лиза невежливо хихикнула. Анета пронзила ее обиженным взором.
– Ага! – связал два очевидных факта князь. – Теперь, по крайней мере, мы знаем, куда подевалось мороженое. А про остальное спросим вечером у Ефрема. Я думаю, раньше он не проснется.
Тильда смущенно кашлянула:
– Виктор! Извини, но Ефрем, похоже, совсем не ложился. Поймал меня у входа во дворец, молча сунул бумагу и убежал. Посмотрела, а это заявление об уходе и отказ от гонорара. Я его сразу в канцелярию отнесла, чтобы не потерялось. Документ всё-таки.
Все озадачено умолкли. Наконец, князь Виктор нарушил напряженную тишину:
– Причуды гения. Тильда, милая, на Ефрема открой счёт в банке. Гонорар в пятикратном размере. Ничего, разыщем, такой не затеряется. Пусть немного отдохнет. От нас любой устанет.  Немудрено, что Ефрем сорвался. У художников натура тонкая.
– А картины из библиотеки тоже не пропали, – невпопад вставила Оксана Петровна. – И глобус животных показывает.
– Надо будет выставку устроить во Дворце общественных собраний, – оживилась Тильда. – В фойе.
– Там и твой портрет есть, – поторопилась обрадовать сестру Анета, – интересно, кто это постарался?
– Это автопортрет, – сдержано сообщила Катя.
– Очень похоже! – пылко восхитилась Анета.

    После завтрака (или обеда), во дворце Аблегиримов все разбрелись кто куда, не зная чем заняться. Всё валилось из рук. После такого бесшабашного веселья трудно сразу заняться каким-либо делом. Хорошо, что было воскресенье.
Виктор сначала заглянул к Анете. Анета поспешно закрыла записную книжку, в которой делала какие-то пометки, и нетерпеливо посмотрела на отца.
– Аня! Хочешь, съездим с тобой в Екатеринбург? Вдвоем! – предложил князь. – Сходим куда-нибудь на вечерний спектакль. Ты наденешь свое кружевное платье и будешь такая красивая, что про нас напишут все газеты.
– Папа! Не-е-ет! В театрах сезон уже закончился!
– Ну, просто мороженое поедим, потанцуем! В ресторане.
– По-твоему что? Я маленькая?! А не-е-ет! Придумаю куда платье надеть! Не надо меня утешать!
– Ну и славно! – похвалил Анету князь и отправился к Катерине.
   
 Катерина валялась с книжкой на диване. Князь Виктор присел рядом. 
– Ну что? За холодильником? А собственно, зачем тебе холодильник?
– Но у тебя же в спальне стоит.
– Ну так у меня там… – князь замялся, но вспомнив, что дочь уже достаточно взрослая, продолжил. – Просто жилище наше очень велико. Каждый раз ползти с третьего этажа за бутылкой пива и бутербродом… Катя! Мне лично не нравятся девушки, которые держат в спальне спиртное! – Виктор произнес это предельно строго, но Катерина только хмыкнула в ответ:
– Вот ещё! Я буду держать в нём мороженое!
Князь с облегчением вздохнул, а Катерина сурово нахмурилась и перешла в наступление:
– Ты почему вчера опять наклюкался? И это при гостях!
– Пару рюмок, чтобы успокоиться. Нервы ни к чёрту. Старею.
– На комплимент напрашиваешься?
 Виктор попытался оправдаться:
– По-моему, все гости были заняты, никто и не заметил, что я исчез ненадолго.
– Спасибо Ефрему! –  Катя была непреклонна.
Князь не стал напоминать, что Ефрем Великолепный тоже не отказался опрокинуть рюмку-другую, а напряженно искал безопасную тему для разговора. Он взял в руки аккуратную рамочку, стоящую на рабочем столе:
– О, какая фотография! Узнаю твой затылок! А почему я раньше её не видел?
– Так я только вчера сфотографировалась. Или это было уже сегодня? Словом, на празднике. В музыкальном зале фотограф работал, делал моментальные фото… Ты что, не заходил туда? – князь покачал головой, и Катя продолжила:
– На его снимках проявляется якобы то, что человек считает самым важным событием его школьных лет. Ленка Лашкевич на своей фотке, подумай только! Получает грамоту за отличную учёбу в первом классе. Рот до ушей, банты больше головы! А так… У кого что. В основном всякая ерунда вроде этой, – она кивнула на рамку, которую держал отец. – Невозможно угадать заранее.
Виктор с тревогой всмотрелся в Катину фотографию: её кудрявый затылок был нечёток. И не в центре, смещен влево. А очень резко, в полный рост, был изображен входящий в класс маленький, шести или    
семилетний, тёмно-рыжий Георг.
– Интересно… Очень интересно… Что бы получилось у меня?  Наверное, футбол. Как я взял угловой в решающем матче на Кубок Аблегирима. Среди старших мальчиков.
– Да ну? – подколола отца Катерина.
– Ей богу! Спроси у Вилли Хоха. Он должен помнить.
В воскресные дни в городе работали только продуктовые магазины, поэтому за холодильником нужно было ехать в пригород, в большой торговый центр, особый режим работы и расположение которого были удобны для жителей поселков и близлежащих городков. Можно было отложить приобретение холодильника до понедельника, но Виктор и Катя не стали откладывать покупку. Отец и дочь оба были рады, что нашлось простое, скучное дело. Без всяких чудесных заморочек.
       

    Кроме жителей Мариинки и Города на Венце во время звездного дождя присутствовали двое чужаков. Они держались в сторонке, в тени рябин, почти незаметные в своих чёрных куртках с капюшонами. Как-то так получалось, что никто не обращал на них внимания, словно были они невидимками. И именно Титус занимал эту парочку: они так и сверлили его спину прицельными взглядами, не обращая внимания на небеса, щедро рассыпающие звёзды и обещания. А Титус ни носом, ни ухом не повел. Совсем расслабился в человеческом облике.
– Это он помог мне отсюда выбраться, – прошептал Георг.
– Ну-ну! Давай еще раз сказку про мальчика с сосулькой и летающие тарелки расскажи, – так же тихо усмехнулась Марица. – Тет-а-тет с Катериной, ежу понятно. Осмелился наконец. Она-то на тебя давно…
– Не веришь – не надо! – оборвал сестру Георг. – Нет, ты посмотри на него – совсем пацан. Как он может быть нашим папашей? Просто у матери при трансформации крыша чуть-чуть сдвинулась, – не отрывая  взгляда от пестрой спины Титуса, Георг зачерпнул пригоршню из кормушки, выбрал изюмины и бросил в рот. – Спорим, что это ещё один сын нашего папочки. Поэтому и запах похожий.
– Да, не сходится что-то, – Марица тоже раздобыла из кормушки  и   
задумчиво разжевала несколько изюмин.
– Слушай! Пошли в его жилье. Чего на морозе топтаться. Дождёмся, поговорим, все выясним.
Марица, не снизошла до ответа, но направилась к широкой деревянной лестнице. Странные двойняшки Лисины, которым не было дела до космических чудес, спустились с Венца. Скользя у самой стены, словно тени, они крадучись проходили мимо стрельчатых окон. Добрались до жилища Титуса и заглянули внутрь. Остановившись у входа, цепко осмотрели комнату, освещенную светом живого огня.
В комнате не было никого, и непрошеные гости расслабились, расстегнули свои черные куртки, откинули капюшоны. Словно ещё один очаг осветил жилье Титуса – пышные волосы Марицы были пламенно рыжими, а кожа ослепительно белой. Да и коротко остриженные волосы Георга светились яркой медью над его узким лицом. Красивые ребята, что и говорить. Вот только озабоченные взгляды зелёных глаз и неулыбчивые рты не вязались с их праздничной внешностью. 
– Хорошо, от моста близко. Концы в воду, а хватятся не скоро. Наш  след уже никакая ищейка не возьмет, – холодно оценила Марица квартиру Титуса.
– Детективов насмотрелась? По правде собираешься его убить? –  Георг изобразил горестный вздох. – Сестра-уголовница! Кошмар.
– Он лис. Это всего лишь охота без лицензии. Отделаемся штрафом, – упрямо нахмурившись, возразила Марица.
– У тебя тоже крышу снесло, как у матери? Я  тебе помогать не собираюсь.
– То есть на материнскую просьбу тебе плевать?! Плевать, что я старалась, до карты Аблегиримов добралась, маршрут разведала?! А зачем тогда со мной пошел?! – тут же завелась Марица.
– Чтобы ты глупостей не наделала.
– Умник нашелся! Мне твои шпаргалки больше не нужны!
Георг привычно пропустил обидные слова мимо ушей и легкими шагами обошёл комнату.
Стол у окна, заваленный книгами, какими-то деревяшками, тетрадями, карандашами, линейками и ручками. В пузатом шкафу с большим зеркалом на дверце – свитера, футболки, джинсы, длинный коричневый шарф – все валяется просто так, перепутанное, а на перекладине качаются неприкаянно пустые плечики. На стене – полка из свежеструганых, с каплями смолы, досок. Тоже с книгами. На узкую лежанку небрежно брошено полосатое вязаное покрывало. В этой комнате с невысоким потолком и узким стрельчатым окном мог обитать любой парень,  впервые поселившийся отдельно от родителей. У них с Марицей примерно такое же жилье, только и разницы, что находится оно на первом этаже панельного дома, а не внутри романтичной городской стены, да на рабочем столе у окна – компьютер, а не книжный развал. И в шкафу у них порядок.
Георг прошел к дверям в дальнем углу комнаты. За одной дверью оказался компактный санузел с глубокой лоханью из ароматных кедровых дощечек вместо ванны. За второй дверью обнаружилась кухня. Сразу захотелось есть, видимо, сказывалось волнение.
 Марица была сердита. Мать со злой застарелой обидой говорила о их с Георгом отце, и Марице представлялся наглый, потный и небритый здоровяк с буграми мышц, которого они вдвоем с братом едва-едва  одолеют в смертельной схватке. С битой посудой, загубленной мебелью, сломанными ребрами, кровоподтёками на скулах и выбитыми зубами. С красивой и яростной фразой в финале, произнесенной жестко, но с затаенной болью во взоре: «До встречи в аду!» Или: «Аста ла виста, папа!» Марица, действительно, была неравнодушна к фильмам с острым сюжетом.  А тут… Словом, она готовилась к беспримерному подвигу, а подвиг кончился, не начавшись. Бедная мама Лиса! У нее и правда что-то сдвинулось в голове. Но куда прикажете девать злость? Сцедить адреналин, уже бурлящий в артериях? А братцу, похоже, всё равно.
Георг брякал чем-то на кухне, и отпускал насмешливые и ехидные замечания:
– И это называется кухней?! Подумать только! Одна кастрюлька, да и та пустая! Даже изюма нет! А я-то рассчитывал хоть раз за родительский счет поужинать. Хотя зачем мне такой папаша? Он же младше меня года на три! Впору его самого мороженкой угощать, – Георг вернулся к сестре и протянул ей тощий бутерброд с сыром, а от второго такого  же откусил сам. – Всё, больше ничего съедобного! – Георг горестно вздохнул, прошел к очагу, уселся верхом на стул, и продолжил молча жевать свой бутерброд. Марица устроилась рядом с ним в кресле-качалке, задумчиво откусила кусочек, попыталась качнуться. Что-то на полу мешало движению. Она пошарила свободной рукой и вытащила раскрытую тяжелую книгу. Взглянула на обложку и растерянно мигнула – «Лисичка-сестричка». Книга старая, страницы пожелтевшие, с затертыми от времени уголками. На картинках изображения зверей в роскошных старинных одеждах. Сказки! Она бросила книгу на пол, протянула  надкушенный бутерброд Георгу, который со своим уже расправился.
– А ты?
– Не хочется.
Брат благодарно кивнул и снова принялся жевать.
– Нет, ты подумай своей сумасшедшей башкой! Зачем его убивать, даже если он и правда наш отец? – вдруг снова спросил Георг. – Да и ничей он не отец.
– Да какая разница?! Всё равно мать до него доберется. И нам с тобой покоя не даст, – равнодушно ответила Марица. Георг пристроился на подлокотник, обнял сестру за плечи:
– По мне, так забыть на фиг. Выросли без него, ну и слава богу.  Чем папа Егор тебя не устраивает? И мам у нас целых две штуки.
– Да уж, повезло, так повезло, – скривилась Марица.
– Повезло! – настойчиво повторил Георг. – Так что хватит дурью маяться, других дел полно. Ты ведь хотела в Китай. Вот и поезжай, учись. А я за мамой Лисой присмотрю. Чтобы ее дремучие лесные фантазии укладывались в рамки законодательства.
– Не могла же мать ошибиться, чутье у нее звериное. Что-то в этом городишке не так со временем… – протянула Марица, которая и фантастические кинофильмы не пропускала.
– Ну и отлично! Давай отлупим папашу заранее, чтобы на любовные подвиги не тянуло, да и закроем тему! – предложил Георг.  Но Марица приняла его шутку всерьёз. Ее как ветром  выбросило из кресла, причем руки Георга оказались заломлены за спину, лоб  касался коленей, а подвернувшийся под локоть воительницы стул загремел на пол.
– Сдаюсь, хватит! – простонал Георг. – Бутерброды из живота выдавишь, а другой еды нет.
 Марица отпустила брата:
– Только попробуй! Я хочу жить долго и счастливо, а не исчезать вместе с тобой, дураком! – яростно оскалив острые зубы, прошипела она.   
– А что ты мне сделаешь, если я исчезну? – ехидно поинтересовался Георг. И заработал подзатыльник, впрочем, уже вполне безобидный, родственный.
– Всё! Сдаюсь! Сдаюсь! – Георг дурашливо поднял ладони и скорчил печальную рожу. –  И что за женщины у нас в семье стервозные! Всё им неймется, никакого спасу! Ты уже определись, чего хочешь. То убью, то тронуть не смей.
Марица снова опустилась в кресло-качалку, Георг присел рядом на пол, глядя в огонь печально сказал:
– Знаешь, как меня шарахнуло, когда я узнал, сколько живут лисы? Всю ночь ревел. Даже вспоминать не хочу. А сейчас мама с нами надолго, можно сказать, навсегда.  Но вместо счастливой эйфории мы по уши увязли в какой-то кошмарной нелепице о мести. Почему?
– Одни проблемы у нас из-за неё! –  пробормотала Марица.
– Да и слава Богу! – воскликнул Георг. – Проблемы – это жизнь. Люди без проблем отдыхают на кладбище.
– Знаешь, лучше нам с тобой убраться отсюда, пока еще каких-нибудь жизнеутверждающих проблем не огребли! – Марица нетерпеливо оглянулась на окно, прислушиваясь к шуму дождя.
– Карту ты изучала, так что давай, командуй! – Георг поднялся на ноги и застегнул куртку.
На улице творилось что-то невообразимое: ветер дул, казалось, во все стороны сразу, накрапывал дождь.
– Там, в кустах за рекой, должен быть какой-то домишко. Давай туда, дождь переждем! –  прикрываясь капюшоном от ветра прокричала Марица. 
Две тёмные тени метнулись в сторону городских ворот.      
         
   
  Зина проснулась. Сквозь медленный и снежный сон до неё всё время долетали какие-то смутные звуки: музыка, шаги, чьи-то голоса и смех… Но вот, уже какое-то время – ничего. И  космический взрыв был во сне, а не снаружи. Она  потянулась. Странно, но она прекрасно выспалась, свернувшись калачиком в кресле. Кто-то накинул на неё плед, а плюшевый медведь куда-то исчез.
В комнате было уже совсем светло. Ночью они с Катериной забыли задернуть шторы. Ванька затерялся где-то под одеялом, а на подушке деликатно посапывала большая серая крыса. Зина осторожно задернула шторы из плотного шёлка, в комнате воцарился сонный полумрак и стало еще тише. Зина разыскала под креслом свои туфли, потихоньку выбралась из Ванькиных хором и пошла по коридору – в первую комнату слева. Отдыхать ей уже, разумеется, совсем не хотелось, но нужно было привести себя в порядок.
В гостевой спальне ее умилила мягкая, аккуратно сложенная на постели пижама с рисунком из спящих котят и звездочек, а в ванной комнате – разноцветье зубных щёток в упаковке и целая коллекция расчёсок, тоже новых.
В коридоре за время её отсутствия ничего не изменилось. Всюду мирная тишина и беспечное безлюдье. Видимо все, кто мог издавать звуки, восстанавливали силы после бурно проведенной ночи. Зина съехала по перилам на первый этаж и вышла в парк, чтобы пройти мимо гимназии на Садовую. Вот здесь она была немного разочарована. На газоне перед дворцом возвышалась сцена, а больше никаких следов праздника не наблюдалось. Разве что классики на спортивной площадке. А хотелось бы встретить дрессированного пингвина. Но пингвины, наверное, тоже спали.
   До дома её довёз шофёр Сергей Петрович. Он как раз вернулся из Векшино, куда отвозил поселковых выпускников, и собирался домой –  отдыхать.  Заодно  и Зину подбросил. Столичный Пелым не такой уж большой город, всё тут почти по пути.
Дома Зина первым делом заглянула на кухню, откуда доносились замечательно вкусные запахи. На блюде посреди стола возвышалась гора румяных пирожков, а мать, напевая, ставила еще один, большой, пирог в духовку.
– Ого! Я-то думала, ты еще не проснулась! – радостно удивилась Зина, ухватила пирожок и откусила чуть ли не половину.
– Осторожно, горячие! Руки помыла?
Зина закивала головой, не уточняя, что руки она мыла во дворце. Сколько можно? Есть хочется!
– А меня салют разбудил. Такое чудо! Такое чудо!!! – мать восторженно прижала руки к груди. – Как тут заснуть! Сразу захотелось тоже совершить что-то прекрасное. Вот, пирогов напекла, а всё не могу успокоиться. Борщ, что ли, сварить?
– Точно, должен же быть салют! – Зина звонко хлопнула себя по лбу ладонью. – Я вроде бы даже слышала какие-то «бу-бух!», но всё равно не проснулась.
– Ты проспала салют?!! – не поверила Нина дочери.
– Представь себе! Так устала! Я ведь даже на Новый год всегда    ложилась раньше. Думала, посижу минуточку, а сама всё проспала! – Зина расстроено затолкала в рот остатки пирога. С творогом, ее любимые.
Нина торжествующе воскликнула:
– Так! Значит, и мне будет что рассказать!
И она разлила чай по пестрым чашкам.
      
– Неужели?!  Не может быть! Да что ты! Ну и ну! А тебе это, часом, не приснилось?! Правда-правда!
Милый семейный разговор за чаем сегодня был несколько сумбурным и то и дело прерывался такими возгласами.  Чаепитие затянулось надолго. Уже и большой пирог зарумянился, испёкся, был извлечён и завернут в газеты, чтобы не остыл, а в памяти то у Зины, то у Нины возникали всё новые подробности, которыми непременно нужно было поделиться. В итоге, чтобы успокоиться, маме и дочке пришлось вместе приготовить борщ. Обедать ещё не хотелось, и они перебрались в комнату к телевизору, чтобы посмотреть в трёхчасовых новостях сюжет о празднике Вылета. Тут раздался звонок в дверь,  Зина побежала открывать, Нина тоже выглянула в коридор. 
Если бы Нину Трофимову спросили, кого она сегодня ждёт в гости меньше всего, она назвала бы князя Виктора Аблегирима. Конечно, визит папы римского ещё менее вероятен, но римского папу, честно говоря, в Пелыме вообще никто не ждёт, возможность его посещения просто не рассматривается. Хорошо, что дверь князю открыла Зина. Ее мать, не поверив своим глазам, наверное захлопнула бы двери. А Зина улыбнулась и пригласила:
– Проходите, Виктор Викторович! Мама как раз пирожки испекла!
Пожалуй, следовало поздороваться, но ведь они виделись ночью на празднике, а это уже сегодняшний день. Князь Виктор галантно поклонился Нине:
– Спасибо! Не сомневаюсь, что ваши пироги выше всяких похвал! Моё бесцеремонное появление тоже связано с кулинарией. Ваша дочь не попробовала пирожные, наш повар обижен! – князь протянул Зине большую коробку, перевязанную шнуром. – Вот, пожалуйста!
Зина снова улыбнулась, осторожно взяла коробку. Тут ожила Нина:
– Сударь, отведайте и вы наших пирогов! С чаем!
– Я бы с удовольствием, но меня внизу ждет дочь, у нас срочное дело.
–Тогда возьмите пирог с собой! – когда Нина хотела кого-то накормить, спорить с нею было бессмысленно. В её руках тут же, как по волшебству, появился газетный свёрток с пирогом, который она и вручила князю.
– С капустой и яйцом. Надеюсь, ваш повар не сочтет это дерзостью.
– Ни в коем случае! – заверил ее князь, еще раз раскланялся и вышел.
Нина бросилась к окну, чтобы посмотреть на большую блестящую темно-зеленую «Ниву» князя. Ведь про этот визит нужно будет рассказать коллегам на фабрике. Перед тем, как сесть в машину, князь оглянулся и приветственно прикоснулся ладонью к виску. Кто из дочерей князя ждал его в машине, Нине рассмотреть не удалось.
Закипел желтый чайник с красными горошинами, Зина разлила чай по пестрым чашкам, Зина открыла коробку. И снова:
– Ах! Ох! Вот это красота! Настоящая клумба. А вот такой я ночью съела, очень вкусно, попробуй! М-м-м!!! Девчонок бы на работе угостить! Я ночью тоже сразу подумала: «Жаль, мамы нет!». Давай оранжевый, желтый и розовый разделим пополам! А остальные отнесёшь своим девчонкам. Зина, этот повар – волшебник! Как он это делает? Я тоже так хочу! Как, ты говоришь, его зовут? Да я ничего не говорю, я не знаю. Но ты же там обедала! Ну так повар к столу не выходил. Ну так узнай!  Кто бы меня еще раз обедать пригласил. Спрошу при случае… У кого? У кого-нибудь.
И так далее. В общем, милая семейная болтовня за чаем.      

   Старый замок был построен на стрелке Пелыма и Тавды в те времена, когда легендарный Аблегирим Лихой коршуном налетал на владения, граничащие с Пелымом. Не раз его батыры осаждали даже города, принадлежавшие всемогущим Строгановым. Поэтому родовое гнездо Аблегиримов и было настоящей крепостью, всегда готовой отразить нападение недовольных соседей и защитить своих обитателей. Замок представлял собой квадратное двухэтажное здание с обширным внутренним двором, в который можно было попасть из внешнего мира через широкую арку, надежно перекрытую воротами из лиственницы.  Толстые наружные стены замка, сложенные из дикого камня, неприветливо щурились бойницами на все четыре стороны света из-под мрачной зубчатой короны, украшающей  его плоскую крышу. Деревья и кустарники вокруг тщательно вырубались, чтобы враг не мог приблизиться незаметно.
   Но времена давным-давно изменились, изменило время и замок. Теперь его древние стены светло и открыто смотрят большими окнами на ухоженный сад. В саду этом, надо сказать, уже сменилось не одно поколение деревьев, и крепость привыкла жить с ними в ладу. Её нрав смягчился, и лианы нежного княжика, вьющиеся на  суровых камнях ее стен, выглядят теперь вполне естественно. Внутренний двор замка, где раньше грозно били копытами боевые кони, был накрыт многоцветным стеклянным куполом и превращён в парадный зал, где проводились празднества. Могучие, окованные медными листами, ворота заменили изящные двери с восточной резьбой и европейскими бронзовыми ручками, а входная арка превратилась в вестибюль. Когда же Аблегирим Освободитель построил посреди растущего города дворец в модном тогда стиле барокко, замок стал называться Старым. Опустевший, притихший, он словно бы дремлет, погруженный в свои воспоминания. Хотя в Старом замке нет-нет да и поселяется кто-то из Аблегиримов, ищущих уединения, тишины и покоя. Но кричать, чтобы до кого-то докричаться, тут приходится очень громко, стены-то остались прежними.
Звонить на мобильный не стали: княгиня Аблегирим боялась нежданных звонков и любила неожиданных гостей.
– Бабушка, ты где?!!! Мы пришли!!! С пирогом!!! – Катерина закашлялась, надсадив горло.
– Да здесь я, здесь! В саду была, видела, что вы приехали! – Ванда Аблегирим, в джинсах и пестрой блузке, вошла следом, поцеловала внучку и сына. Из вестибюля они вышли в парадный зал, который выглядел бы мрачным, если б не сноп разноцветных лучей, бьющий из-под витражного купола. Заметим, что по желанию княгини Марии Аблегирим в витражах Старого замка использованы стёкла тёплых и нежных тонов. Княгиня опасалась, что под синими, зелеными, фиолетовыми лучами щёки и носы будут выглядеть не эстетично.
– Виктор, поставь чайник! – распорядилась Ванда. – Только руки не забудь вымыть!
Князь, прихватив с собой газетный свёрток с пирогом, удалился. Княгиня с улыбкой спросила внучку:
– Вы откуда?
– В торговый центр ездили, за холодильником, – сообщила Катя. – Обзавожусь хозяйством.
– О! Ты с рождения была серьёзным ребенком, – величественно кивнула Ванда. И вдруг, вскинув на Катю яркие синие глаза, сказала серьёзно:
– Катя! Мы, Аблегиримы, у всех на виду и должны быть сдержанными. Но… Когда, как не сейчас!
 И, выдержав паузу, продолжила:
– Не знаю, как бы я пережила смерть моего дорогого мужа, если бы не ты! Виктор, твой папа, тогда только-только отслужил в спасательном отряде, и тут такое горе нас придавило. Я сама как мертвая была. И вот, выхожу из дворца в парк, погода  была такая мерзкая... Пасмурно, слякоть, а на ступенях корзина… – глаза Ванды наполнились слезами, голос предательски дрогнул. Катя обняла бабушку. – К пеленке зажим  для галстука приколот, пелымский гусь. Ты такая крошечная, а глаза умные, строгие. Будто спросила: «Бабушка, а тебе я нужна?». И вот – я живу…
Ванда не стала рассказывать внучке, как молодой князь Пелыма, примчавшись с заседания Общественного собрания, впервые взял свою, еще безымянную, девочку на руки. Ванда Аблегирим до сих пор испытывала острую боль и обиду за Виктора, вспоминая, как неловко и бережно прижал он ребенка к себе, как вглядывался в спокойное маленькое личико, как поднял глаза и встретил взгляд своей матери. Ванда тогда многое поняла про своего единственного сына. Она никогда не спрашивала у Виктора, где и каким образом он встретился с Эстреллой еще раз. Влюбленные способны на многое.
Катерина прикусила губу: все знают, что спасатели-призывники служат два года! Катю накрыло. Мир вокруг онемел и потерял краски, съёжился, словно втиснули его в старый черно-белый телевизор, да ещё и звук вырубили. Она уткнулась головой в бабушкино плечо:
– У моей  матери, похоже, нет не только чувства времени, но и совести…
Виктор, озадаченно нахмурившись, замер на пороге. Князь не любил, когда женщины, а тем более его женщины, плачут. Поэтому, заключив в объятия сразу и мать, и дочку, он воскликнул бодрым голосом бесчувственного идиота:
– А давайте-ка, я покажу вам на карте, где мы пережидали метель с Катиной мамой! – не слишком удачное предложение в данных обстоятельствах, но ведь князь этого не знал. Брякнул первое, что пришло в ему голову.
Старая карта Пелымского княжества была нарисована прямо на стене. Её не сразу можно заметить, так как по периметру зал окружен двухъярусной галереей с резными, из цельных стволов кедра, колоннами. В достопамятные времена на галерее укрывалась от дождя стража, а теперь это просто украшение, особенность внутреннего убранства замка. Часть первого этажа, кстати, в те самые времена была отдана под конюшни.
Так вот, карта находится напротив главного входа в зал, за колоннами и небольшим домашним фонтанчиком, который раньше был колодцем. Ведь в бытность Аблегирима Лихого водопровода в замке не было. Эта карта – огромная, очень подробная, изначально была нарисована чем-то вроде острого уголька, старательно, но так, словно ее вычерчивала рука, которой нечасто приходилось заниматься такой тонкой работой. Позже все линии для пущей сохранности были продублированы краской. И надписи на карте тоже были корявыми, хотя и разборчивыми. И ещё одна особенность: изображение было «перевёрнутым».  Север был снизу, а юг, соответственно, сверху, запад и восток тоже поменялись местами. Карта эта бережно сохранялась и подновлялась многими поколениями Аблегиримов.
– Вот тут казарма спасательного отряда, а вот это – лесничество Игманта Буре. От города довольно далеко. Честно говоря, до сих пор не понимаю, как я туда забрёл?      
Ванда и Катерина с готовностью закивали, ухватившись за возможность прекратить чувствительную сцену. 
– Ну ладно, милый, спасибо! Не будем о прошлом, – Ванда высвободилась из родственных объятий. – К тому же я только вчера  сама демонстрировала карту Катиной однокласснице.
– Неужели кто-то слинял с праздника? –  удивился Виктор. – И почему с тобой?
 Ванда пожала плечами:
–Кто-то должен был помочь мне довезти до замка эти великолепные цветы, – она кивнула на китайскую вазу с огромным букетом роз. –   Все служащие были заняты, а девочка любезно предложила свою помощь. Марица. Она на редкость любознательна. Ладно, пойду попудрю нос. Я уже не в том возрасте, когда заплаканное личико вызывает у окружающих умиление.
Ванда поднялась на второй этаж. Виктор протянул носовой платок Катерине.
– Что скажешь? – не глядя на отца спросила Катерина, высморкалась и вытерла глаза, подводя окончательный итог излияниям чувств.
– О любознательной Марице? – князь пожал плечами. – Да ничего. Воспользовалась случаем. Эту карту мало кто из чужих видел.
Кате же карта была привычна до скуки. Ведь Катерина почти три года жила в Старом замке с бабушкой – после женитьбы отца на Зое, матери Анеты. Разглядывать старую карту? Что, ей делать больше нечего? Но сейчас она не отводила глаз от  разрисованной стены.
– А почему эту карту не печатают, например, в путеводителях и на открытках для приезжих? Или хотя бы в учебниках? Она что, секретная? – тусклым голосом спросила Катя.
– Да нет, не секретная. Не печатают в целях безопасности учащихся и приезжих. Тут, на карте, полно объектов, существование которых весьма сомнительно. Отправятся в Мариинку, ищи их потом. Да взять хоть лесничество Игманта. На картах Управления лесным хозяйством оно не обозначено.  Я пробовал туда съездить, когда отслужил, но так и не разыскал. Ни зимой, ни летом. Ни на лыжах, ни на вертолете. До меня только тогда дошло, почему мои родители так переполошились, когда им Петренко про Игманта сообщил.
– А сам Игмант что говорит?
– Говорит, что у меня топографический кретинизм.
– Да, кстати, а где Игмант? – Катерина огляделась, словно надеясь обнаружить бывшего лесничего, а ныне – управляющего, за одной из колонн.
– Ушли куда-то по делам, – ответила ей с галереи второго этажа Ванда, – еще вчера.
Употребляя глагол во множественном числе, Ванда имела ввиду огромного пса Игманта, мрачного умника, однофамильца своего хозяина. Вниз Ванда Аблегирим спустилась уже в легком домашнем платье с воротником из вологодского кружева. В ее руке сверкали, качаясь на длинной серебряной цепочке, нарядные дамские часики-кулон. Ванда надела их на шею Кате:
– К весьма актуальному вопросу об отсутствии врожденного чувства времени. Это чувство вполне возможно развить при наличии измерительного прибора и самодисциплины. Отдашь при случае своей мамочке!
– Слушай, а они мне вчера во сне приснились! Точно-точно! Смешно! – и Катя кивнула, как бы обещая исполнить просьбу бабушки. А у Виктора зашумело в ушах, сердце, словно тоже утратив понятие  о ритме и времени, затрепыхалось невпопад. Князь придержал его ладонью:
– Нет! Стой! Катя! Ты встречалась со Эстреллой?!
Катя сделала вид, что заинтересовалась часами. Но ведь нужно было что-то ответить.
– Конечно, встречалась! Не могла же я появиться на свет в ее отсутствие, уж не настолько я крута и самостоятельна! – тут Катерина, наконец, посмотрела на отца. – Папа?!
Виктор вздохнул. Неужели, спустя столько лет и браков, он на что-то надеется? А ведь так оно и есть. Он, дурак, надеется.
Чай пили на кухне. Ванда пользовалась большими парадными помещениями только в редкие дни непубличных семейных праздников, на которые приглашали только самых близких друзей. Например, именно здесь Аблегиримы отмечали Новый год. 
Катерина разлила чай, Виктор нарезал пирог:
– О, теплый ещё! Прошу!
– Неужели Игорь проснулся? – удивилась Ванда.
– У него вообще сегодня выходной. Просто папа поменял две дюжины Игоревых пирожных на один пирог.
Ванда вопросительно подняла брови.
– Ну да. У Зининой мамы. Зина – девочка, с которой танцевал наш Ваня, – пояснил князь Виктор. – Мы заехали к ним по пути.
– Славная девочка! У Вани хороший вкус, не то что у тебя, – одобрила Ванда. – И пирог хорош. Почти как мой! – это была высшая похвала в устах Ванды Аблегирим. За чаем смеялись, вспоминая княжескую лотерею, и рассказывали бабушке о чудесах праздника Вылета из гнезда, которые она проспала.  Милая семейная болтовня.
Дома Катя обнаружила, что  бабушкиных часов на шее нет. Видимо, цепочка порвалась. В машине часов тоже не было. Потерялись. Хотя, вряд ли она встретится с Эстреллой наяву. А во сне Катя уже выполнила бабушкину просьбу. Самой Кате часы, понятно, не нужны. Телефон же есть. А всё равно часики жалко. Красивые! Бабушкины!

  Анета с кислым видом сидела на подоконнике и, нетерпеливо покачивая ногой, поучала брата:
– Ваня! Прежде, чем складывать в коробку игрушки, которые возьмёшь с собой к бабушке, сядь и подумай. Разумеется, тебе следовало заранее  составить список игрушек, а после этого, в идеале, ещё и обсудить его со старшими.
– А зачем обсуждать список в идеале?
– Затем, что список после обсуждения сократится в три раза. И не придется вызывать грузовик для перевозки твоего хлама.
– Игрушки насовсем исчезнут?! – забеспокоился Ваня. – Вообще-то, они мне еще нужны. А если обсудить список не в идеале, а в этой вот комнате?
– Просто собери уже хоть что-то в коробку. Всё равно идеал для тебя недостижим! – процедила Анета сквозь зубы.
– А где он? – заинтересовался Ванька.
Анета только тяжело вздохнула.
– Далеко? Аня!!! – Ванька непременно хотел знать.
– Да уж явно не здесь! – рявкнула Анета.
 Тут в игровую вошла Зина.
– Ну, наконец-то! Ты бы еще до обеда спала, – сварливо, но с явным облегчением встретила ее Анета и соскочила с подоконника. – Конечно, подробности мы с тобой ещё не обсудили, но деньги так не отрабатывают. Приходи пораньше, будь так добра.
– Как раз о деньгах я и хотела поговорить. Вот, возьми!
Анета взяла протянутую Зиной тетрадь в клеточку, заглянула между страниц.
– Ты что?! Передумала? А ничего так, что я свой сегодняшний день уже распланировала?! И не только сегодняшний?!! – возмущение Анеты граничило с отчаянием.
– Да пожалуйста! Иди себе на здоровье, занимайся своими делами, – пожала плечами Зина.
– Иди?! С этим хвостом?
Анета мотнула головой в сторону брата. Ванька замер, сидя на полу, и напряженно вслушивался в разговор девчонок.
– С Ваней я побуду.
 Анета впилась взглядом в Зинино лицо, потом ее глаза радостно сверкнули:
– Только не уходи, пока за ним не приедет Игмант!
Зина молча кивнула.
Расчет Анеты, таким образом, блестяще оправдался. Более чем. Она, ликуя, вышла из комнаты. Ещё бы от переезда к бабушке в Старый замок отбиться, и каникулы удались.

  Зина села на ковер рядом с Ванькой и его Медведем. Ванька молча разглядывал узор ковра, перебирая пальцами ворс.
– Вань! – несмело начала Зина. – Только это между нами!
Ванька быстро глянул на нее, снова отвел глаза и кивнул.
– Анета и Лиза попросили меня помочь им… За деньги. Ну, как бы  поработать твоей няней. Я согласилась.
Ванька обиженно фыркнул:
– Вообще-то мне уже шесть лет. Какая няня? Девчачьи глупости. Ни у одного ребенка из нашей группы нет няни.
Он помолчал и, с беспокойством вглядываясь в лицо Зины,  спросил:
– А если ты отдала Ане деньги, значит совсем не хочешь со мной водиться?
Зина, старательно изобразив равнодушие, подтвердила:
– Конечно, я не хочу водиться с шестилетним парнем! – и поспешно добавила:
– Зато я хочу с ним дружить.
Ванька расцвел улыбкой. Вскочил, пнул ногой огромную пустую коробку, кувыркнулся, снова сел на ковер, уставился на Зину веселыми глазами:
– Надо выбрать игрушки, чтобы взять их к бабушке. И сложить в коробку. – и, помолчав, спросил:
– Зина, ты случайно не знаешь, где находится идеал?
Зина сосредоточенно нахмурилась и попыталась сформулировать:
– Идеал – это не предмет и не место, а просто когда самое то. Тютелька в тютельку. Если убавить или добавить, то станет только хуже. Идеал обычно находится в голове. А по правде, наяву, так редко бывает. Всегда чего-то не хватает. А чего-то, наоборот, слишком много.
– Ха-ха! – обрадовался Ванька. – Тогда идеал – это мой Медведь. Если его убавить, то совсем ничего не останется. А добавлять ничего не нужно, у бабушки в замке и так полно моих игрушек.
– Эх, если бы все идеалы тоже существовали в реальности и были знакомы нам с детства! – вздохнула Зина.
– Как правило, так оно и бывает. Идеальные решения находятся буквально под рукой. Надо только правильно расставить порядковые номера, так сказать, определиться  с приоритетами! – Игмант сходу включился в тему. – Вань, ты как? Готов? Зина, ты с нами?
– Готов, готов! – подтвердил Ванька, закидывая за спину новенький синий рюкзак. Зина пожала плечами, так как не знала, может ли младший Аблегирим приглашать гостей, не спросив разрешения на это у старших. У самого же Ваньки сомнений на этот счёт не было:
– Зина, пожалуйста, возьми Медведя! Игмант, ты не знаешь, что такое тютелька?
Ванька, не дожидаясь ответа, бросился в спальню, а Игмант недоуменно посмотрел на Зину.
– Я тоже не знаю. Даже не задумывалась никогда, – снова пожала плечами Зина. –  А может, в словаре есть?
Ванька вернулся из спальни с крысой на руках.
– В словаре не посмотреть. Книги сложили в коробки, чтобы можно было красить библиотеку. Поехали скорее, спросим бабушку!


  Отправив Георга домой, Чурилка и Титус еще некоторое время стояли на висячем мостике. Рядом, задумчиво глядя на разноцветные огоньки Четвертого кольца и редких прохожих, спешащих на Елочную площадь. Сосали петушков. 
Титус хмурился, встряхивал головой:
– Чертов пацан!  Как он сказал «мать». Как он посмотрел. Несладко пришлось ему с такой матерью. Похоже, мой праздник тоже пролетит мимо меня. Не дам!
Но это был внутренний монолог. Вслух этого Титус не говорил. И не только потому, что рот его был занят петушком. Чурилка безмятежно улыбался, не подозревая какая буря бушует в груди его приятеля. «Хорошо!» – вот что думал и чувствовал маленький волшебный мальчик.
Петушки, наконец-то, закончились. Титус взял Чурилку за руку, и они вместе, как старые друзья, поспешили на Елочную площадь. 

    На площадь Титус и Чурилка вернулись через застекленную арку модного кафе Марджаны. В кафе никого не было, поэтому Чурилка с Титусом тоже поспешили выйти на улицу, к елке. И сразу очутились позади нарядной толпы, которая, однако, не мельтешила уже, как фрукты в кипящем компоте, а стояла смирно: народ с интересом наблюдал за чем-то происходящим в центре площади.
– Где вы бродите! – сердито сказала Марджана. Она тоже не отрывала глаз от захватившего всех зрелища, но каким-то образом заметила появление Титуса и Чурилки. – Тут же скоморохи представление показывают! Вы все самое интересное пропустили! Я вам потом расскажу! Смотрите: вот это –  учитель и его ученики!
Марджана в своих сапожках на высоченных каблуках еще и стояла на шаткой скамеечке, чтобы лучше видеть происходящее. Титус подхватил Чурилку и усадил его себе на плечи, чтобы мальчик тоже ничего не упустил, а Марджану обнял за талию: еще свалится, Николая тогда удар хватит, останемся без ветеринара. Марджана непринужденно приняла поддержку рыжего приятеля.
Посреди довольной толпы зрителей, выстроившейся полукругом так, чтобы у елки оставалось достаточно свободного места, стояли низенький, словно гном, и довольно плотный старичок и огромный румяный парень, а на утоптанном снегу смирно сидел… медведь-подросток.
– Ух ты! Да это же наш медведь из домика-варежки! – радостно ахнул Титус. – Как вырос! Вот кому манная каша пошла на пользу!
Низенький  учитель – в очках, с бородой и усами, важно прохаживался перед учениками. Ученики – Потап и Марк, наряженный в стеганую лоскутную куртку, с круглым нарисованным румянцем на лице. Они внимательно следили за перемещениями строгого наставника. Надо сказать, что Марк был в два  раза больше Потапа, а ученого старичка и вовсе не стоило с ним сравнивать.
– Это я Марку щеки нарисовала. Своей помадой, – похвасталась Марджана.
– А куртку не ты ему простегала? Своей иголкой? – не смог удержаться от ревнивого вопроса Титус. И заработал хорошего тумака между лопаток, после чего Марджана снова непринужденно оперлась о его плечо.
– А скажи мне, добрый молодец, кто есть сия животина? – вопрошал  писклявым голоском ученый старичок своего рослого ученика, указывая ему на медведя. Марк вытаращил на учителя глаза и отвечал густым басом:
– Собака!
Зрители покатились со смеху, а учитель от удивления упал на землю, чуть не потеряв шапку-ушанку, слегка ему великоватую. Но рослый ученик вежливо поднял старичка за шиворот.
– А чего ж он не лает? – подкинул коварный вопрос учитель, утвердившись на ногах. Зрители затаили дыхание, желая узнать, как выкрутится ученик.
– А то и не лает, что давно тебя знает! – не растерялся Марк.
Старичок, задумчиво потеребив свой головной убор, решил задать парню вопрос попроще:
– Скажи мне, отрок, что это за часть тела? – и погладил Потапа по голове. Вопрос ничуть не смутил великана:
– Хвост.
– Где хвост-начало, там голова – мочало! – старичок в сердцах схватил огромную деревянную ложку и от души приложил тупицу по лбу. Голова  загудела, как пустой котёл. Чурилка вздрогнул, но остальные зрители были довольны и хохотали, никто не сочувствовал пострадавшему ученику.
– Его понарошку колотят, для смеху, – шепнул Чурилке Титус.
Рассерженный старичок,  между тем, еще раз замахнулся ложкой и  отвесил Марку затрещину, от которой тот перевернулся через голову, сделав сальто.
– Это тоже шутка, – торопливо шепнул Титус.
Чурилка неуверенно улыбнулся.
– И откуда такие дураки берутся! – завопил  разъяренный учитель, в сердцах отшвырнув ложку и топнув ногой. А ничуть не обиженный на суровое обращение ученик бойко отбарабанил:
– Дураков не сеют, не веют, они сами родятся! Чай, вопрошать легче, чем отвечать! Сейчас ты мне, господин учитель, ответь, чем учеников кормишь? Голодное брюхо к учению глухо!
– У меня семь перемен! – учитель с готовностью убрал крышку с большого чугуна и начал доставать из него крупные редьки и кидать их в глупого детину. – Редька триха, редька ломтиха, редька с квасом, редька с маслом, редька в кусочках, редька в брусочках, редька целиком!
Но ученик, ловко подхватив запущенные в него корнеплоды, начал жонглировать ими, вызвав восхищенный свист у публики. Даже Титус не удержался. Наконец, все редьки, кроме одной, самой большой, улетели обратно в чугун. От оставшейся у него в руках и откусил проголодавшийся ученик. Недовольно протянул:
– Горько! –  и тоже отправил ее в чугун.
– Ученья корень горек, да плоды сладки! – назидательно  пропищал учитель и протянул ученику толстую книгу с деревянными страницами. – Аз да буки избавят от скуки! Читай, добрый молодец!
Марк начал вертеть книгу, силясь понять, каким образом ее читают.
– Да как же читать, не при мне ведь писана! – недоуменно басил он. – Аз, буки, веди страшат как медведи! – и, махнув рукой, сокрушенно поделился со зрителями:
– Эх, учился читать да писать, а выучился петь да плясать!
И нерадивый ученик залихватски загорланил нескладуху и пустился  вприсядку, наигрывая на деревянной книге, как на трещотке:
– А вот сижу я на заборе, ломом подпоясанный! Ну и что же тут такого? Может, я медведя жду! Эх! Эх! Эх!
Потап, радостно улыбаясь во всю зубастую пасть, поднялся на задние лапы, закружился. А низенький ученый старичок подвел итог своей педагогической деятельности:
– Тьфу! Дурака учить – только портить! – и, топая подшитыми валенками, размахивая руками, присоединился к пляшущим ученикам.

    Тут толпа, внимавшая рассказу об ученике и учителе. зашевелилась, снова загомонили на все лады гармони, загудели дудки, забухал барабан, начался общий разудалый перепляс. Бесшабашное веселье разливалось не только по городу, но и над ним: по веткам ели, по карнизам домов, по людским плечам и головам, скакали, звеня бубенчиками, мигая крошечными фонариками, елешки и сосняшки, снежные комья, загодя наколдованные Чурилкой, рассыпались в воздухе сверкающими снежинками и снова собирались, принимая всякий раз новое обличье. Мельтешили наряженные в варежки стаканы с мороженым и горячими напитками, летали нарядные тарелки.
   Но вот, на башне с часами раздался мелодичный звон колоколов, и появилась Мороза в серебряном парчовом одеянии с длинными прорезными рукавами. Ступала она спокойно, с безмятежной неотвратимостью первого снегопада, вокруг сразу становилось тише и светлее, весёлая толпа расступалась. Мороза остановилась у нарядной ели. К ней подбежала запыхавшаяся, веселая Снегурочка в своей голубой шубке, расшитой бусами. Деликатно отошли к стенам домов и примолкли бойкие скоморохи из Мариинки и жители Города, уступая площадь детям, признав их право на самые главные новогодние чудеса. Присмирели не только взрослые: умолкли  гармошки и другие музыкальные инструменты, стаканы и тарелки скрылись за стенами кафе, ни разу не брякнув ложечкой. Только детские голоса звенели на площади, раздавался щебет волшебного шишечного народца и дружное сопение разноцветных слонят, закутанных в теплые попонки и шарфики. Такие звуки не отпугивают сказку, а напротив, помогают ей отыскать нужную дорогу.   
– Ура! Мороза, Снегурочка!
Мороза улыбалась детям, Снегурочка приветливо махала рукой своим деревенским приятелям.
Дед Мороз Николай стоял на нижнем этаже башни с часами и, прячась за приоткрытой дверью, теребил белоснежную ватную бороду и осторожно подглядывал, как на площади великолепная Мороза, Снегурочка  и несколько Машенек выстраивают малышей вокруг елки, чтобы водить хоровод.
– … Мы любим нашу елку! Да! Да! Да!… –  завертелся хоровод с песней.
Николай волновался до нервной дрожжи в коленях. И зачем только он согласился быть дедом Морозом!
– Порадовали мы нашу елку веселой песней! Молодцы! – похвалила детей Мороза.
– Бабушка! А не пора ли нам позвать дедушку Мороза? – тонким голоском спросила Снегурочка. – Пусть тоже на нашу елку полюбуется!
– Думаю, самое время! – согласилась Мороза. – Только позвать нужно очень громко, чтобы дед Мороз нас услышал! Взрослые, помогайте!
– Дедушка Мороз!!! Дедушка Мороз!!! – дружно взревела площадь. Позвали так позвали! Наколдованные снежные существа, в панике сорвавшись с еловых ветвей, рассыпались бриллиантовыми искрами, а придя в себя, расселись на карнизах домов. Скоморохи привыкли горланить в любую погоду, голосовые связки у них закаленные.
– Дедушка Мороз!!! –  жители Города и его окрестностей желали разделить  радость  окончания Ледникового периода  с новогодним дедом. 

  Эти крики были слышны даже в Еловом тереме.
 Сверкающая вековыми снегами Первая Зима поднялась с кресла  и обратилась к Январю:
– Что же, друзья! Пора начинать! Заведите часы! – Первая Зима протянула верному помощнику серебряный узорный ключик. Седой и красивый Январь подошел к пылающему камину, взял в свои крепкие руки любимые часы Будимира, несколько раз повернул ключ. И тут на его  бесстрастном ледяном лице мелькнула тень растерянности:
– Сударыня! Что-то случилось с часами! Я отменил локальное время Терема, но сезонное время не отзывается! Часы стоят.
Первая Зима нахмурилась. По залу пронесся ледяной ветер, но тут же притих, пригревшись у чудесного камина.
– Хорошо, что я решила завести часы несколько раньше расчетной отметки. Можно подумать, каким образом исправить механизм. Сними заднюю крышку, посмотрим.
– Мне тоже не хотелось бы в первые же сутки дежурства вызывать на помощь госпожу Вселенную или Якова Котофеича! – кивнул Январь.
– Вот именно! – холодно ответила Первая Зима. Окна каминного зала покрылись морозными узорами 

– Да здесь я, здесь! Что ж вы орёте-то так! – обреченно прошептал Николай в накладные ватные усы, поправил длинную бороду, взял в руки посох, украшенный мишурой, обреченно выдохнул и отозвался, стараясь говорить побасовитее:
–  Иду, иду! Спешу, спешу! – и вышел из своего укрытия на площадь. Не спеша прошелся вокруг ёлки, вглядываясь в такие знакомые радостные лица и счастливые глаза. В воздух полетели колпаки и шапки, детишки прыгали и визжали, хлопали в ладоши, слонята топали и тоненько трубили. Николай подошел к Морозе и Снегурочке, низко поклонился:
– Здравствуй, моя хозяюшка! Здравствуй, любимая внученька! Здравствуйте, люди добрые! Вижу, ждали вы меня! Ёлку нарядили, пирогов напекли! Так начнем же праздновать, Новый год встречать! Ну-ка, весь честной народ! Становись-ка в хоровод!
Вокруг ёлки завертелись навстречу друг другу целых два просторных хоровода:
– Нашей славной ёлке не холодно зимой, ёлочка чудесная не просится домой. К ёлке на праздник все мы пришли, пусть звучат песни, пусть горят огни!…
В сторонке стояли только взрослые слоны, прошедшие на площадь через арку у башни с часами, которую предусмотрительный Чурилка сделал очень высокой и широкой. Слоны покачивали хоботами в такт пению. Разноцветные слонята же отлично вплелись в общий хоровод, используя хвостики и хоботы. Николай со своим посохом важно прохаживался вокруг ёлки, чтобы все могли полюбоваться его алой шубой, богато расшитой узорами. И тут с ним произошло чудо: Николай перестал волноваться и превратился в настоящего весёлого деда Мороза. По правде.
И понеслось! Стихи! Игра в снежки! Песенка-дразнилка! Догонялки! Снова стихи! Поиск мешка с подарками! Раздача подарков! Всем, всем, всем! Маленьким и совсем-совсем маленьким!  Большим и очень-очень большим! Мешок каждого деда Мороза в Новогоднюю ночь становится волшебным. Но не стоит дуться, если ты просил микроволновку, а дед Мороз вынул из своего мешка забавную фенечку или шерстяные носки. Да никто и не дулся. Все были счастливы. Тем более, что  микроволновки тогда еще не изобрели.
И вот, настоящий дед Мороз тепло простился с жителями Запределья, твердо пообещав обязательно придти в Город на следующий Новый год, и скрылся за дверями башни с часами.
  Управление весельем привычно взял на себя Марк. Он подмигнул Марджане, красавица распахнула стеклянные двери своего модного кафе, и стая стаканов в узорных варежках вылетела наружу, оделяя гостей Новогодней Ели напитками соответственно их возрасту и вкусам: чай, кофе, какао.
– С Новым годом! С Новым счастьем! Ура!!!
Часы на башне торжественно пробили двенадцать раз.
Стаканы дисциплинированно улетели, уже без напитков и варежек, И Марк объявил общую игру, она же заключительный танец новогодней программы:
– Две веселых варежки бегали под ёлкой! – запели веселые скоморохи, личным примером подсказывая что следует бегать вокруг нарядной Ели, подставляя свою варежку под звонкие хлопки встречных рукавиц и отвечая им тем же. – Хлоп-хлоп-хлоп! Чок-чок-чок! Зацепились за сучок! – под этот приговор участники танца цепляли первого попавшегося под локоток и кружились.
– Обломилися сучки, разбежались варежки! – пели скоморохи. Пары, на чьих варежках узоры совпали, отошли в сторонку. А те, чьи варежки ещё не сложились в пару, под задорный наигрыш гармошек закружили снова по площади, стараясь высмотреть среди танцующих владельца рукавицы с идентичным узором. И всё с начала:
– Две веселых варежки…
Тютюки выбыли сразу, надев одинаковые варежки как шапки. Вскоре и  слоны, получив рукавички двух видов (свой узор каждой семейке), надели их на кончики хоботов и удалились, помахав всем на прощанье: маленькие слонята хотели спать. Тютюки ускакали следом за своими любимцами.
Танец продолжался, причем одинаковые варежки чудесным образом оказывались или у друзей, или у влюбленных – как семейных, так и нет.
Николай, переодевшийся в свою одежду, скромную и неброскую, отлепивший бороду и усы, тоже вышел на площадь, натянув на левую руку варежку – голубую в белую крапинку и с белой же восьмиконечной звездой. К настоящему деду Морозу этого праздника стакан в нарядной варежке с горячим чаем прилетел прямо в башню. Это само собой разумеется: модное кафе Марджаны научилось отлично работать в режиме самообслуживания клиентов!
Николая сразу подхватила под ручку с кудрявая Марусенька и  так закружила! Но у нее на руке была синяя варежка с изображением зеленой елки.
– Обломилися сучки, разбежались варежки!
Николай раскланялся с Марусенькой, которая тут же убежала разыскивать подходящую рукавичку, и неловко оглядывался среди веселой кутерьмы в поисках пары.
Не все поверят, но обязанности настоящего деда Мороза  отнимают немало сил, как душевных, так и физических. Николай устал, но всё же не настолько, чтобы не поискать пару своей голубой варежке. И вот! Мелькнула чья-то правая рука в голубой рукавичке с белой звездой и крапинками.
– Марджана! – раздалось сразу два голоса и два парня, бросившись к красавице, столкнулись лбами. У всех троих имелась в наличии голубая варежка со звездой и крапинами. Три рукавицы с одинаковым узором – одна правая и две левых! Марджана, отсмеявшись, протянула руки молодым людям:
– Николай! Карим! Ведь ты Карим? – спросила она требовательно у синеглазого парня в яркой зеленой куртке с блестящими «молниями».
– Разумеется! – без тени сомнения подтвердил тот. Какая разница, как называться, карим так Карим! И, сняв со своей руки варежку, галантно натянул ее на руку Марджаны. Марджана многозначительно глянула на Николая: «То-то же!». Николай, затолкав праздничную варежку в карман, натянул свои обычные, из бурой слоновьей шерсти.
– Пойду я, пожалуй! С Новым годом! – пробормотал он и повернулся, но Марджана ухватила под руки обоих:
– А вот и не отпущу! Посидим в моем кафе, вспомним, как славно жили мы все в домике-рукавичке! Ведь не спроста нам достались одинаковые варежки! Ну же, Николай! Нет, честное слово, ты не комар, а настоящий кошмар! Это – Новый год! Самый первый! – Марджана глянула на Николая с укоризной. – Утром выспишься!
Каким-то чудом один столик в уютном зале модного кафе был свободен. Жаль, что Николай, который и в самом деле отличался редкостным упрямством, тут же задремал сидя, примостив голову на  столик рядом с чашкой, полной клубничного мороженого. Лишь бы всё  сделать по-своему! А вот Марждана и Кузнечик Карим (разумеется, парнем в зеленой куртке был именно он) спать совсем не хотели и не могли наговориться:
– Знаешь, я всё думала: как жаль, что Кузнечик не захотел превращаться! Ему бы очень подошло имя Карим! Гораздо больше, чем Николаю. Где ты пропадал, рассказывай!
– Признаться, я действительно не хотел превращаться в человека. Вышел из рукавички и побрёл, куда глаза глядят… Не мог находиться в доме, откуда ушла ты. И вот, чувствую, замерзаю… Мне нисколько не было жаль мою ничтожную жизнь, мне было жаль великое чувство, поселившееся в моем сердце: ведь оно погибло бы вместе со мною! Хорошо, что Яша мимо проходил. Я из последних сил вцепился в его хвост и таким образом попал в Еловый терем.
– Боже мой! Еловый Терем существует на самом деле? – Марджана прижала ладони к щекам, – А я думала, что Титус его выдумал, чтобы поважничать! И ты, друг мой, там побывал?!
Карим многозначительно кивал головой, давая понять, что мог бы говорить об Еловом тереме очень долго, но есть на свете вещи, о которых следует молчать.
– Я жил там некоторое время. Мои малые размеры позволяли мне оставаться незамеченным, – Карим снова многозначительно замолчал, как бы размышляя, стоит ли продолжать, и держал томительную паузу не меньше пяти секунд. Марджана от волнения сжала кулаки. И Карим, оглянувшись по сторонам, сообщил таинственным шепотом ещё одну подробность:
– Представляешь, у Них сломались часы. Перестали тикать. – тут Карим не выдержал, перестал шептать и заговорил громко. – Они такие: «Ужас!!! Ужас!!! Новый год не наступит! Что скажет Вселенная! И что она с нами сделает?!!!» В общем, были в полном отчаянии.
Марджана испуганно ахнула:
– Не наступит Новый год?! И дед Мороз не подарит мне это прелестное зеркальце в красивой деревянной оправе с узорами?! – Марджана вынула из кармана зеркальце и посмотрелась в него. – Но послушай! Зеркальце! Вот оно – ручка ленточкой перевязана! И Новый год уже наступил!
Карим самодовольно усмехнулся:
– Ты слушай, что дальше было! Мы, кузнечики, во всем, что тикает разбираемся. Только починить не можем из-за несоответствия наших размеров с размерами механизмов. Тут уж, несмотря на мою неизбывную печаль от разлуки с тобою, я взял себя в руки. А куда  деваться, если Мир пропадает! И превратился. Выхожу такой:
– Без паники! Я ваши часы, – говорю, – за пять минут починю! Похвастался, конечно. Четверть часа провозился. Разобрал, собрал! Ха! Два колеса лишних. Ключиком часы завел, и что? Идут, как миленькие. Тикают! А я такой: придержите стрелочку, говорю, на десять минуточек! Я на праздник опаздываю!
– Ах! Ах! – восхищенно рассматривала Марджана довольно крупные зубчатые колеса на ладони Кузнечика. – Да ты герой! Хочешь ещё мороженого?
– Да, конечно! Очень вкусно! Если бы я знал, что тут мороженым угощают, давным-давно бы в человека превратился, – кивнул Карим, и переставил к себе чашку Николая, полную мороженого, уже начавшего подтаивать. Не пропадать же добру. Всё  равно ветеринар спит.
– А где ты думаешь поселиться? – лукаво сверкнула глазами Марджана.
– Да я уже поселился! Здесь, на площади. Квартира в двух уровнях, очень удобно, да и за часами на башне пригляжу.
– О, так мы соседи! – обрадовалась Марджана, – Вот удача так удача!
Тут поднял голову Николай. Посмотрел на свою опустевшую чашку, потёр лицо ладонями:
– Нет, ребята! Я домой. Рад был повидаться! – Николай, прощаясь, протянул руку Кариму.
– Николай! Ты представить себе не можешь! Оказывается, я получила мой чудесный подарок только благодаря Кариму! – Марджана пылко прижала зеркальце к груди.
– А по-моему, к твоему зеркальцу приложил свои умелые челюсти какой-то рыжий жук-древоточец, а никак не зелёный кузнечик. Такое предположение выглядит логичнее!
– Почему ты вечно зудишь, будто в малярийном болоте родился? – обиделась Марджана сразу и за Карима, и за жуков-древоточцев. Разве они рыжие?
– Ладно, извини! С Новым годом! – Николай, не приняв вызова на словесную дуэль, вышел из модного кафе.
Вышеупомянутым «жуком-древоточцем», между прочим, был Титус. Правда, действовал он, конечно, не челюстями, а умелыми человеческими руками, которые подарила ему щедрая судьба.
    В доме на Четвертом кольце Николая радушно встретил полосатый кот Хвостик. А на столе Николай обнаружил пакет с надписью: «От деда Мороза». Разве мог дед Мороз забыть о своем главном помощнике и заместителе? Николай развернул шуршащую бумагу. Синий свитер с узором из сложно переплетённых жгутов. На сердце потеплело. Николай натянул свитер – мягкий, пушистый! С наслаждением вытянулся на жёсткой кушетке, закинул руки за голову, закрыл глаза. Тут же на живот к Николаю запрыгнул Хвостик и громко замурлыкал.
– Ох и приятно подарки дарить! – сказал Николай Хвостику. – Особенно слонам. И Марджане… 
Он мысленно прокрутил эпизод: вот он важно достает зеркальце из мешка, протягивает его Марджане, а та прижимает подарок к груди и кружится. Пышная юбка так и взлетает. Николай улыбнулся и позволил себе погрузиться в сон. Сон был удивительный: про какой-то летний праздник. Всё там, во сне, зеленело и цвело. Николай читал, что именно так летом и бывает. Даже иллюстрации рассматривал. Он потому и догадался, что у него во сне – лето. И в то же время шел снег, и нарядные, по-летнему легко одетые люди катались с ледяной горы. А так ведь не бывает? Конечно, не бывает.


      Ванда Аблегирим тоже ничего не знала про тютельку.
– Посмотрим в словаре Ожегова! – произнесла она, погладила крысу по мягкой серой шерстке и, стуча каблуками по гранитным плитам коридора, величаво проследовала в библиотеку замка. Ванька с крысой и Зина с Медведем, то и дело запинаясь от нетерпения, поспешили за Вандой. Даже Игмант отправился следом своей упругой, совершенно бесшумной походкой.
– Игмант, будь так добр! – Ванда глянула на управляющего.
– Я сам! Я сам! Я сильный! – Ванька поспешно посадил крысу на письменный стол, потянул с полки объёмный коричневый том и с некоторым напряжением бухнул его рядом с крысой. Странно, но серая крыса совсем не испугалась. Ванда принялась листать страницы, пожелтевшие от времени, а крыса, смешно шевеля усами, с любопытством их обнюхивала.
– Ага! Вот! «Тютелька». «Тютелька в тютельку, точь-в-точь, совершенно точно». Но это совершенно не объясняет нам, что такое «тютелька»! – Ванда закрыла словарь и поглядела на Игманта так, будто именно он дал такое нечёткое пояснение слову. Игмант только развёл руками, давая понять, что мир доверил ему далеко не все свои тайны. Зина и Ванька разочарованно переглянулись.
И ведь в замке был компьютер. Почему никому не пришло в голову воспользоваться возможностями интернета? Почему-то не пришло. Может, просто на глаза не попался.
– Ясно только, что это что-то маленькое и очень милое, – робко предположила Зина.
– Как наш крыса, – подытожил Ваня.

– Что?!! И здесь крыса?!! – в парадном зале бабушку поджидала Анета. – Я не могу жить в одном здании с крысами!
– Аня, это тот же самый крыса, ты уже жила с ним в одном здании. А других крыс у бабушки нет, – успокоил сестру Ванька.
– Жила, содрогаясь от ужаса. Сил моих больше нет. Здесь останется кто-то один: или я, или крыса. И, кстати! Иван! Надо говорить «та же самая крыса». Это – правильно.
– Крыса – мальчик, – не согласился с сестрой Ваня. – Он мой. Его зовут Зигфрид. – Ваня погладил притихшую крысу по серой спине.
Ванда величественно кивнула, соглашаясь с внуком.
– Так! – опустив глаза и сжав кулаки, чтобы не выдать свою радость, сказала Анета. – Сейчас вы скажете, что «ваш крыса»  маленький, слабый, бездомный, а я большая, сильная и могу потерпеть.
– А еще ты красивая, – внес свою лепту Ваня.
– Всё правильно сказала, умница моя! – улыбнулась внучке Ванда.
– Ты его потерпишь совсем чуть-чуть, а потом Зигфрид тебе понравится, – заверил Ваня сестру.
– А не-е-ет! Не стану я его терпеть. Поеду туда, где нет «вашего крысы».
Конечный пункт был назван Анетой уж слишком расплывчато, ведь этой серой крысы не было нигде, кроме старого Замка, и Ваня забеспокоился:
– Далеко? А в какую сторону?   
– Домой! Во дворец! – Анета чуть не вприпрыжку кинулась к выходу, чтобы шофер Сергей Петрович не уехал без неё.
– Да, – покачала головой Ванда, – похоже, Зигфриду придется поселиться у меня. Надо будет купить специальный домик.  Хотя, подозреваю, что  девочке просто хочется пожить самостоятельно. Не спать допоздна, а потом допоздна спать. И чтобы никто, совсем никто не укладывал, не будил и не заставлял обедать. Помню, в детстве я мечтала о такой жизни. А ты, Зина?
Зина, всё еще с серо-бурым Медведем на руках, стояла в тени галереи, так что Анета, скорее всего, её даже не заметила. Зина отрицательно покачала головой и вошла в нежный круг разноцветных лучей:
– Мама у меня очень много работает, ее почти никогда дома нет. И поэтому мне наоборот хочется, чтобы кто-нибудь разбудил и заставил пообедать.
– Вот-вот! – горячо поддержал её Игмант. – Насчёт обеда. Я тоже этого хотел. Всё детство.
– Серьёзно? – удивленно подняла брови Ванда. – Везёт же некоторым! Ну, обедать еще рановато, а для чая – время самое подходящее. Прошу!
    
      
    В модном кафе, за столиком у самой двери в библиотеку, устроились Елена и Игмант. Этих серьёзных людей тоже свели вместе праздничные варежки. Две рукавицы, явно мужские, из толстой бурой шерсти, с зелёной пятиконечной звездой. Новый год, что тут еще скажешь! И сейчас перед каждым стояла нарядная чашка с мороженым, но обсуждала эта парочка вещи совсем не праздничные. Нашли, тоже мне, время!
– А вы уверены, что это необходимо? – Игмант спокойно глядел на Елену прозрачными зимними глазами.
– Да, уважаемый Игмант, совершенно уверена, – отвечала Премудрая. Я буду отсутствовать долгое, очень долгое время. Необходимо обсудить некоторые фундаментальные вопросы мироустройства с моим старинным приятелем, обитающем в районе созвездия Плеяд.
– Плеяды – это как маленькая Большая Медведица? – уточнил Игмант.
– Пожалуй, можно сказать и так… – с сомнением протянула Елена. –   Форма этих созвездий при наблюдении их с Земли, действительно, напоминает ковш… Но сходство это,  поверьте, чисто формальное. На самом же деле…
– О, благодарю вас! Мне вполне достаточно определения по форме. Оно вполне позволяет представить, насколько долго вас, уважаемая сударыня, не будет с нами. И все же я сомневаюсь в необходимости постройки  пограничного кордона.
– Пограничный кордон! – поморщилась Елена. – Уважаемый Игмант! Не стоит употреблять термин из лексикона военных, это само по себе может спровоцировать конфликт, нам совершенно ненужный. Лесничество на Границе. Мы мирные люди, но наше лесничество с опытным, сильным и хладнокровным начальником, стоит на Границе.
– Как скажете, сударыня! – кивнул Игмант. – Я понял. Необходим сильный, опытный, хладнокровный начальник лесничества на Границе. Должен ли он быть так же и опасным?
– То, что надо! Поверьте, мне бесконечно дорог этот Мир, такой прекрасный и маленький, существующий наперекор и вопреки всему, а потому хрупкий, нуждающийся в надёжной защите.
– Как шарик со снегопадом, – понимающе кивнул Игмант, который в глубине души был романтиком.
– Что? – удивлённо вскинула на него фиолетовые глаза Елена.
– Такая игрушка – стеклянный шарик с домиками и снегопадом внутри, – пояснил Игмант. – Будьте спокойны, сударыня! Вернувшись со своей научной конференции, вы застанете наш шарик, хрупкий и прекрасный, спокойно висящим на ветке Великой Ели. В целости и сохранности! – твёрдо добавил он.
– Я думаю, постоянная связь с Яковом Переплутовичем не помешает как ему, так и вам, – Елена  протянула Игманту спичечный коробок и пару варежек с зелеными пятиконечными звездами, а к себе подвинула чашку с мороженым:
– Кстати, уважаемый Игмант! На площади, вокруг ёлки бродит мальчик с волшебной палочкой. Я думаю…
– Нет! – Игмант резко мотнул головой. – Привлекать детей к сооружению сугубо мирного лесничества на Границе не стоит! – он отправил в рот полную ложку мороженого.
– Вам виднее! – согласилась Елена Премудрая. – Не правда ли, чудесное лакомство?
– О, да! И обстановка кафе весьма располагает к дружескому общению  и откровенным разговорам.
– Я с вами совершенно согласна! Наша Марджана большая умница!


   На пороге родного дворца Анета столкнулась с Оксаной Петровной и Лизаветой. Обе с чемоданами, а у Лизы под мышкой ещё и футляр со скрипкой. Лиза явно собиралась не к бабушке, а упорхнуть подальше от  родного гнезда.
– Оксана Петровна, сударыня! – Анета еще не определилась, радоваться ей или завидовать, поэтому выбрала безликий официальный тон. – Вы что же, берёте мою сестру с собою в туристическую поездку?
– Нет, я только провожу Лизу до Петербурга… – начала объяснять Оксана Петровна. А Лиза, задрав нос, сообщила:
– Мне мать путевку раздобыла. В творческий летний лагерь при Петербургской консерватории. Не исключено, что туда даже сам Михаил Гантварг пару раз заглянет!
– Лизина мама позвонила буквально в последний момент, хотела дочке сюрприз сделать, – продолжила Оксана Петровна, которую не так-то просто было сбить с выбранного курса. – А князь с Катериной уже в аэропорту Кольцово были. Вот Виктор и попросил меня помочь. Мне-то всё равно откуда начинать путешествие. Начну с Питера. Может, тоже увижу самого Гантварга!
Анета искренне, она уже определилась с эмоциями, улыбнулась:
– Надеюсь, вам удастся взять у него автограф!
Оксана Петровна мечтательно зажмурилась и прижала руки к груди.
– Никаких такси! Вот ещё выдумали! – Сергей Петрович решительно затолкнул Оксану Петровну и Лизу в салон, а чемоданы в багажник своего автомобиля и умчал их на вокзал.
Даже если бы Анета знала, что Михаил Гантварг – это блистательный скрипач, небожитель музыкального мира, она не стала бы брать у него автограф. А так как она этого не знала, то и вовсе успокоилась. Пусть Лиза носится со своими глупостями. Хорошо, что на свете  есть какой-то Гантварг, дай ему бог здоровья. 
    
   Настроение у Анеты сделалось – лучше некуда. Подъехала машина,  вызванная Оксаной Петровной. Узнав у шофера, что князь Виктор имеет в таксопарке кредит, Анета отправилась во дворец Общественных собраний на такси. Конечно, тут и пешком – десять минут неспешным шагом, да и то, если на памятник Аблегириму Освободителю поглазеть остановишься. Но Анету не смущали  подобные мелочи. Она добиралась сорок минут, исколесив при этом вдоль и поперек полгорода и все мосты как через Пелым, так и через Тавду.
В фойе дворца Анета мельком просмотрела выставку картин выпускников – ослепительный взрыв эмоций, запечатленный на картоне и ватмане, память о сумасшедшем празднике Вылета. Автопортрета старшей сестры Анета не обнаружила. «Не иначе, Лисину на память подарила!» – усмехнулась Анета про себя и отправилась в кабинет Тильды.
– Анета? – удивлённо подняла та голову, отрываясь от папки с какими-то бумагами. –  Добрый день!
– Добрый день! Тильда, у меня проблема! Я хочу положить корону в папин кабинет! Мне нужен ключ.
Тильда вопросительно подняла брови: какая корона, о чем речь? Узенькую серебряную корону, знак принадлежности дому Аблегиримов, княжеские дети получают на шестнадцатый день рождения, а у Анны даже паспорта, который вручают в четырнадцать, еще нет.
Анета вздохнула: распустил отец служащих, объясняй тут каждому. Никакого уважения к фамилии!
– Понимаешь, во время праздника Вылета отец снял корону и положил ее на подиум в парадном зале. Корона на полу! Совершенно недопустимо. Я отнесла ее свою комнату и совсем забыла об этом.
Тильда была не только ответственным секретарем Общественного собрания, но и доверенным секретарем князя Виктора. Это обеспечивало, по словам князя, «необходимую прозрачность». Именно и только поэтому у Тильды были ключи от покоев князя. Мало ли что, а Виктора нет на месте.
Тильда вздохнула. Ей не хотелось отвлекаться от работы.
– Аня! Ну пусть корона полежит у тебя! Что с нею станется? Потом сама отцу отдашь.
– А не-е-ет! – протянула Анета. – Нехорошо, когда многовековой символ княжеской власти находится в детской комнате. Во всём должен быть порядок, это обеспечивает устойчивость государства.
Тильда снова вздохнула. Чёрт! И не поспоришь с девчонкой.
– Аня, корона лежала у тебя в комнате несколько суток, я думаю, еще пару часов этот символ незыблемой власти как-нибудь продержится. Я закончу с этими документами и приду во дворец.
– А зачем тебе отрываться от дел? – пожала плечами Анета. – Дай ключи мне. Я схожу, положу корону в кабинет, тут же приду обратно и верну тебе  ключи, – Анета говорила очень убедительно, но Тильда была на редкость ответственным секретарём, ключи она не доверяла никому, именно поэтому князь Виктор так доверял ей.
– Ладно, твоя взяла! – Тильда встала, убрала документы в стол и достала из сейфа ключи. – Пообедаю заодно. Как ты думаешь, Юрий меня покормит?
– Конечно. Кого он только не кормит, наш Юрий! – хмуро ответила Анета.

    Вообще-то, не запирались на ключ только личные покои маленького Вани. Так было заведено не оттого, что Аблегиримы не доверяли друг другу. Иногда двери их личных комнат месяцами стояли нараспашку. Но было в жизни княжеской семьи одно досадное обстоятельство: по дворцу постоянно бродили служащие. И никуда от них не денешься, ведь дворец – их законное рабочее место. А согласитесь, каждый может попасть в ситуацию, когда хочется сохранить какой-то пустячок в тайне даже от родных, да и просто нужно остаться иногда в полном одиночестве.
Был заперт постоянно только рабочий кабинет Виктора Аблегирима, так как там хранились важные документы, связанные с делами семьи. Но в данный момент были заперты комнаты всех Аблегиримов, кроме, опять же Ваниных, чтобы оградить их личное пространство от излишнего рвения бригады ремонтников. Князь Виктор и девочки отказались от ремонта под предлогом, что у них и так всё и всегда в полном порядке. А Ивана никто не спрашивал, всё равно ему, как будущему гимназисту, необходимо было оборудовать рабочее место.
    Анета зашла в свои комнаты на втором этаже дворца, взяла забытую отцом корону и поднялась на третий этаж, где её поджидала Тильда. Тильда звякнула ключами, открывая двери. В личном распоряжении князя было три комнаты: просторная спальня, небольшая проходная гостиная и маленький рабочий кабинет. Анета лишь на секунду заглянула в отцовский кабинет, чтобы положить корону на его письменный стол.  Тильда снова заперла кабинет и входную дверь в княжеские покои.
– Ну что? – с добродушной усмешкой спросила она у Анеты, на ходу   убирая ключи в сумку. – Теперь устоям государства ничто не угрожает?
Анета кивнула, крутя колечко своих ключей на пальце, и так увлеклась этим занятием, что поскользнулась на паркете. Чтобы удержаться на ногах, она ухватилась за Тильду, но всё равно рухнула. По полу зазвенели обе пары ключей.
– Больно? – причитала Тильда, помогая Анете подняться. – Какой идиот убрал с пола ковер?
– Ковры в чистку увезли! – простонала Анета, растирая колено. – Всё, всё! Уже прошло. В первую минуту всегда больнее кажется, чем на самом деле.
Анета подняла свои ключи и снова надела колечко на палец. А Тильда разыскала ключи княжеских покоев, которые отлетели к самой стене широкого коридора, спрятала их в сумку, и сочувственно поглядывая на хромающую рядом Анету, спустилась на первый этаж. Тут Тильда, ежесекундно извиняясь, осторожно пробралась между многочисленных стремянок и рабочих в ярких комбинезонах на кухню, обедать. 
   
  Анета, расставшись с Тильдой, прошла через парк на Садовую. Солнце сияло среди белых легкомысленных облачков, благоухала отцветающая сирень, на клумбах пестрели бархатцы и львиный зев. Боже, красота какая! Нога у Анеты уже совсем не болела, и хромота прошла. Так почему бы не прогуляться по тихой улице?  Скажем, до мастерской «Универсал»?
Но через пару часов Анета снова появилась в кабинете Тильды.
– Тильда! Я не могу попасть в свои комнаты! Ты ключи перепутала! –  Анета бросила колечко с парой ключей на рабочий стол.
– Да что ты?! – засуетилась Тильда, открывая сейф. – Точно. Не те. Как я могла так ошибиться? Вот голова садовая!
– Да ладно, не переживай! В отпуск тебе пора, вот и всё, – снисходительно успокоила ответственного секретаря Анета. – Я ведь тоже ничего не заметила.
Анета вышла из кабинета. Тильда потерла лоб. Ну как же так! Совершенно непозволительная оплошность для ответственного секретаря Общественного собрания и доверенного секретаря главы государства!
 
 Ранним утром, когда даже дежурный Службы обеспечения безопасности уже не дремлет, а спит, Анета поднялась на третий этаж. Оба ключа легко и почти бесшумно повернулись в замочных скважинах. Ни включать свет, ни заходить в рабочий кабинет отца Анета не стала. Она только хотела проверить ключи, ничего больше. Закрыв обе двери, Анета вернулась к себе, досыпать. Каникулы как никак.
Зачем, для чего она заказала дубликаты, Анета и сама не знала. Но ведь когда-нибудь ключи могут понадобиться, не правда ли? А вот будет ли тогда возможность их раздобыть, это большой вопрос.
   

     Мы, лисы, многое помним. Почти всё.
Я помню: тук-тук! Изначальный, всепроникающий, дарующий жизнь звук. Я не знал ещё, как это – слышать. И весь я был всего лишь отклик на эти настойчивые, неумолимые в своем постоянстве, задающие ритм толчки. Я звучал в унисон. И где-то близко еще… Тук-тук, тук-тук, слаженно отмеряющее мгновения  блаженной вечности. Тогда я не знал еще, что кончается всё, что можно измерить.
Моя блаженная вечность взорвалась сокрушительной болью, к счастью, тоже не вечной. Боль стиснула свои челюсти, оборвав мою связь с дарующим жизнь камертоном, и, подержав в  клыкастой пасти, выплюнула. Лишенное внешней опоры, ошеломлённое внезапным своим одиночеством, мое «тук-тук» сбилось с ритма, захлебываясь от  небытия, подступившего вплотную. Но Мир приказал мне быть, ворвавшись в меня безжалостно запахами горячей крови, теплого меха и прохладной земли. Грубые  запахи жизни. И смерть отступила. Но уволокла с собою моих брата и сестру. Они не смогли научиться дышать.
А я, научившись, остался рядом с самым могущественным и добрым существом. Теплое тело, влажный язык, сытное молоко, мягкий душистый мех, под которым «тук-тук!» бьется нежное сердце! Кто, не требуя ничего взамен, дает всё, чтобы мокрый, слепой и глухой комок бурой шерсти оставался живым? Смешные вопросы. Для детеныша мать – это и есть жизнь. А когда научились смотреть мои глаза, я понял, что она самое прекрасное существо на свете. Мне не нужно было видеть кого-то еще, чтобы это понять.         
 Наша нора – это целый лабиринт с многочисленными ответвлениями и переходами, хранящий, кроме наших с мамой,  слабые запахи –  воспоминания о лисьей, многочисленной когда-то, родне и сильный, чужой, но неопасный, запах соседей-барсуков. Семьи лис и барсуков часто мирно уживаются в таких подземельях: путаница запахов сбивает с толку охотничьих собак, а чуткие носы и уши позволяют соседям не встречаться годами, не мельтешить, не перебегать друг другу дорогу.
Так уж случилось, что нора наша оказалась на Границе. Наши, лисьи ходы, и соседские, барсучьи, выходили по разные стороны этого невидимого, но явственно ощущаемого вибриссами, предела. Чтобы преодолеть его, нужно было расслабиться, слиться с ним, словно бы потерять на миг форму, словно бы перетечь, словно бы проскользнуть неосязаемой прозрачной льдинкой, словно бы заново вылепить себя на той стороне. Это не страшно. Неприятно поначалу, немного утомительно, но не более того. Мне, кстати, запрещалось пересекать Границу. Но, исследуя путаницу коридоров, я часто перебирался на барсучью сторону. Когда мамы не было дома, разумеется. Запахи и звуки другой, отличной от нашей жизни возбуждали мое любопытство. Однажды, когда мама застукала меня на чужой территории, я узнал, как остры ее зубы. Больше я не попадался. Конечно, она всегда узнавала о моих экспедициях по запаху. Но я ведь не попадался.
На поверхности же Граница ощущалась как совершенно непроницаемая.  Хитрила, притворяясь, что ее нет, а Мир един и неделим. Но нас, зверей, не проведешь. С нашей, лисьей стороны, лежал снег. Я и сейчас не знаю, как бывает еще. Маленький, сытый,  беспечный, я кувыркался, рыл норы в сугробах, с разбегу налетал на мать, отдыхающую у входа в наше жилище. Иногда она тявкала на меня, притворяясь сердитой, а иногда принимала игру. Что тогда было! Комья снега разлетались во все стороны из-под наших лап, мы носились, скакали, барахтались, ловили друг друга до полного изнеможения.
В те дни я начал линять. Серо-коричневые клочья младенческой шерсти мотались по коридорам, их носил ветер по заснеженной поляне у главного входа в нору. А я обрастал постепенно ярким рыжим мехом. Мама уже делила со мною добычу. Я же мечтал о самостоятельной охоте. За добычей мать уходила за Предел, используя один из барсучьих выходов. Соседи не возражали, ведь с нашей стороны живности почти не осталось.
Я скользнул сквозь Границу, но не вслед за матерью, а одним из параллельных ходов, и высунул нос наружу одновременно с нею. Прижался всем телом к земле, и мать не заметила меня. Я замешкался, ошарашенный множеством новых звуков и запахов. Птичьи голоса, верховой ветер, нагретая солнцем хвоя… А снег! На ощупь совсем другой, рыхлый, шуршащий, он кое-где прерывался, открывая пятна черной подмерзшей земли, камни и неживую пожухлую траву. Рыжий материнский хвост, между тем, мелькал уже в отдалении,  и я припустил следом, уже не таясь. Внезапно мать замерла, почуяв опасность, попятилась, чтобы потихоньку скрыться. И тут заметила меня. Крикнула отчаянно, изо всех сил:
– В нору!!! Быстро!!!
А сама метнулась в сторону, как огонь, как отчаянное рыжее пламя.
 НЕ МОГУ!!! Не могу, не могу!!!
Меня он отбросил ногой: щенячья линялая шкура ему была не нужна.
Я кое-как дополз до норы. Отлежался на стороне соседей – сил протечь сквозь границу не было. Барсуки меня не тревожили, чуяли, как мне плохо. А как только смог, я перебрался на лисью сторону. И ушел из нашей норы. Мерз, голодал, но не возвращался. Умирал, но не умер. Вцепился в первую же нелепую возможность остаться живым. Да! В те самые говорящие перчатки.
Я – отклик на стук ее сердца, и если меня не станет, то смерть победит насовсем.

     В эту, первую после ледникового периода, новогоднюю ночь Титус не получил подарка. И вовсе не потому, что дед Мороз забыл положить подарок для него в свой мешок. Титус потихоньку ушел с Елочной площади еще до появления деда Мороза.
События, хранимые памятью, разбуженные рыжим парнем с Той стороны, вспыхнули, ранили, происходили прямо сейчас.
Сейчас! И вновь всё случилось так, как уже случилось. По звериной привычке, ноги принесли Титуса домой – спрятаться, отлежаться. Он сбросил куртку, упал спиной на лежанку, невидяще уставившись в низкий потолок, по которому плясали отблески пламени очага. Потом присел к столу, засыпанному стружкой. Встряхивал головой, вытирал ладонью глаза, хлюпал носом. Легче не становилось. Видимо, в человеческой шкуре помещается больше боли, ведь человек намного крупнее лиса. Боль такого объема уже называется мукой. Для  Титуса  – слишком. Так много, что он начал задыхаться – не осталось места даже для вдоха. Титус вскочил, опрокинув стул, заметался по комнате, шарахнул об пол подвернувшуюся под руку кружку и выскочил за дверь не одевшись. 
Рыжий красавец Лис несся так, что следы его лап едва успевали плести на сугробах цепочку. Быстрее, быстрее!
Неверно будет сказать, что со зверями Мир более откровенен, потому что они чутко внимают ему. Мир – совокупность всех его обитателей. Как общается пятерня с каждым из пяти пальцев? Как воспринимает пятерню мизинец? Никак. Пятерня – это и есть пять пальцев.
Вот и Титус, вернувшись в свой первозданный облик, стал маленькой частью огромного Мира. И каждой своей шерстинкой улавливал столько сигналов, что нам, простым людям, не оборотням,     невозможно даже представить. Лес каждое мгновение сообщал лису столько новостей, что они, слово за слово, постепенно, усмирили его давнее горе. Ту  боль, что была больше его самого, давила, мешала дышать, развеял холодный ветер. А та, что  является неотъемлемой частью каждой жизни, свернувшись в скулящий комочек, притаилась у сердца. А как иначе? Ни у кого не бывает, чтобы только медом намазано, а сверху сахаром посыпано. Непременно еще чего-нибудь судьба подкинет. Возможно, леденцов.
Зубодробительных леденцов.

  Юный лис мчался вперед без устали, наслаждаясь каждым движением гибкого сильного тела. Он очень давно не был у родной норы, но нашел ее безошибочно. Раскидал снег, заваливший главный ход, вошел внутрь. Вдохнул запахи-воспоминания, которые не ранили, а помогали, рассказывая о тех, кто жил тут поколение за поколением, подтверждая реальность череды счастливых жизней, давая обоняемую опору. Лис уверенно прошел несколько коридоров, почуял Границу, привычно скользнул-перетек сквозь нее. Мимоходом узнал о двух молодых барсуках, появившихся на свет, когда его уже не было здесь, и извилистым ходом, в котором естественным образом не встретил никого из соседей, выбрался наружу.
   В этот раз заснеженный лес по эту сторону Границы был неотличим от леса с родной, лисьей стороны. Будимир не ошибся в расчетах: тут тоже была середина зимы. Ну, или начало Первой Зимы, если называть всё так, как всё называют в Запредельной, Заграничной округе и в чудесном Еловом тереме. Великолепный ярко-рыжий лис вышел на поляну, остановился, всем своим существом внимая незнакомому лесу, чутко отслеживая запахи, приносимые ветром. И вот далеко, очень далеко, где-то на пределе даже лисьего восприятия, уловил восхитительный манящий аромат. Лис поворачивал голову, определяя направление, сделал несколько шагов, снова понюхал ветер, и устремился вперед. Как стрела, выпущенная из лука? Нет, он не летел, его лапы всё же касались земли. Но мчался он так же прицельно и бездумно, как выпущенная из лука стрела.


   Домик для Зигфрида покупать не пришлось.
  Зина рассказала о Ванином крысе матери, а Нина, свою очередь, поделилась подробностями жизни младшего Аблегирима и его питомца с коллегами. Товарищи Нины прониклись сочувствием к обделенному судьбой зверьку и, между делом, соорудили для Зигфрида отличный теремок. Такой и сказочной Мышке-норушке не снился –  красивый, удобный, не то что пером, на компьютере не описать. Вся фабрика, начиная с директора Дмитрия Лунегова и до подсобного рабочего, обормота Саши, ходила любоваться.
Терем упаковали в коробку и Саша отвёз его домой к Трофимовым. Домик был лёгким, но довольно большим, а это право же неприлично, когда женщина толкается в трамвае с объёмной коробкой. Другое дело – молодой парень. К тому же, Саша всегда был рад помочь кому-нибудь в рабочее время. Обормот, что с него взять.
Везти домик Зигфрида прямиком в Старый замок и нарушать покой княгини Аблегирим работники фабрики посчитали недопустимой дерзостью. Это деликатное дело доверили Нине Трофимовой. А Нина перепоручила почетную миссию дочери.
         
   Зина была рада предлогу посетить Старый замок. Древняя крепость очаровала её с первой встречи. Она почтительно восхищалась замком Аблегиримов как удивительным живым существом. Каждый камень его молчал, а каждая ступенька многозначительно поскрипывала о тайнах и приключениях.
  Стоя на плоской крыше замка, гордые красавицы, звенящие драгоценными монистами, с косами до колен, всматривались вдаль, ожидая из похода отважных батыров в серебряных кольчугах и лисьих малахаях, с булатными клинками у пояса и неизменной флейтой курай за пазухой. Не витражный колпак, а небо было крышей этого зала, всю ночь искры костров летели к звёздам, а старые, покрытые шрамами  воины обучали тут молодёжь  хитрым боевым приёмам или рассказывали о славных делах былых времен…
   В Зининой голове будто постоянно крутились кадры  исторических боевиков с красивыми и благородными героями. Такие фильмы любят смотреть по воскресеньям женщины и подростки. Зина не сомневалась, что у Старого замка всё это бурное киношное великолепие было наяву, только давно. Оно было настоящим.
Словом, Зину неудержимо влекло в Старый замок, но она стеснялась приходить туда запросто. Конечно, Ванда Аблегирим именно на этом и настаивала каждый раз, но может быть, это из вежливости? К тому же, Зина никак не могла определиться, как именно обращаться к Ванде. Ваше сиятельство? Слишком официально. Сударыня? Но так обычно обращаются или к незнакомым женщинам, или к тем, по отношению к кому чувствуешь свою зависимость. И уж совсем невозможно назвать великолепную Ванду тетей, а ведь именно так Зина обращалась к коллегам матери. Сплошные заморочки с этими аристократами.
С Ваней-то Зина подружилась, еще во дворце, и уже давно не вспоминала, что он тоже Аблегирим. Но ведь Иван совсем малыш, к нему не забежишь, чтобы просто книжку взять почитать, как к однокласснику. А звонил Ванька, приглашая Зину в гости, далеко не каждый день. И, между прочим, он тоже стеснялся, боялся  показаться назойливым. Конечно, они друзья, но ведь Зина уже в восьмой класс пойдет, а он, Ваня, только в первый… У больших всегда много дел. Катя, Аня и Лиза, например, постоянно заняты. Вот и Зине, может быть, некогда.
Да что тут говорить, очень вовремя Зигфриду дом построили. Зина предполагала, что крысиный теремок привезет в Старый замок Игмант. Но вышло совсем не так. Игмант со своей собакой опять куда-то ушли.
      

   Мариинские родители с детьми постепенно расходились по домам, чтобы, уложив малышей, отпраздновать наступивший Новый год в семейном кругу. Но молодежь куролесила на Елочной площади и на огромной ледяной горе за Мореем всю ночь. Хорошо, что колодец в модном кафе Марджаны был бездонным, а кофеварка и самовар стали самостоятельными и поумнели. Столько мороженого, как в эту чудесную ночь, не съедали, а такое количество напитков не выпивали даже в Пекине за три дня.
  Елена, забыв на время о своих серьезных делах и сложнейших вычислениях, увлеклась всевозможными развлечениями Новогодней ночи. Ведь и она стала совсем юной – внешне и внутренне.   
В «Криворукую бабушку» Елена вернулась уже поутру – румяная, вся в снегу, голодная. В общем зале совершенно восхитительно пахло разными вкусными вещами, а за столом собрались почти все друзья. Марк, главный скоморох, ловко подхватил на лету шапку и куртку Елены, которые она сбросила, торопясь к общему столу. Более того, он успел и стул ей подвинуть, и тарелку с оливье подать.
– Хорошо погуляла? – с улыбкой спросила Мороза, такая милая, уютная в своем голубом домашнем сарафане.
– Ой, как хорошо! – ответила Елена уже с набитым ртом. – Не хуже, чем мы с вами, Морозами, когда-то. Но тогда для полного счастья мне  ледяной горы не хватало, да и разгуляться от души обстоятельства нам не дали. Слушай! Салат – просто объеденье! Язык проглотить можно! В «Криворукой бабушке» всегда всё вкусно, но сегодня! Это нечто неописуемое! А что это там на блюде золотистое такое? Запеканка? Хочу, хочу, хочу! Дайте поскорее! И еще салатику!
Морозу просить два раза не пришлось, опустевшая тарелка Елены снова стала полной. За ночь Елена нагуляла такой аппетит, что замолчала надолго. И за столом продолжили прерванный с появлением Премудрой разговор. Разговаривали (и уже давно) только Марджана в новом платье с оранжевыми лилиями и Николай в синем свитере, а остальные с любопытством смотрели и слушали. Интересно как… Почти как сериал.
– И почему ты обнимаешься со всеми, до кого можешь дотянуться? Откуда такая назойливость? Как осенняя муха, честное слово!
– Я обнимаюсь потому, что я жизнерадостна и дружелюбна. И к тому же, на празднике я ни с кем, к сожалению, не обнималась. Это клевета.
– С Титусом. Я видел.
– Ну! – Марджана небрежно махнула рукой. – Это не считается. Если бы я с ним не обнималась, то упала бы и сломала каблук. И снова пришлось бы сапоги у Марка просить, – тут Марк прижал надкушенный пирог к сердцу, давая понять, что всегда готов услужить. – А ты бы сказал, что я и к нему липну, как осенняя муха! –  эмоционально ответила красавица, щедро накладывая в чайную чашку Николая малиновое варенье.
– «И к нему липну»! И к нему тоже, – сокрушенно повторил Николай. – Заметь, это сказала ты, а не я! – Николай сделал несколько глотков и, наконец, успокоился. Сладкое помогает примириться с горькой  действительностью.
– И как только тебя дедом Морозом выбрали, Кошмар Кошмаровский?! Ты такой зануда! – посетовала Марджана..
Николай поспешно глотнул сладкого чая, чтобы снова не завестись.
– У Николая в ветеринарном кабинете очень много ваты. Ни у кого столько нет. И для деда Морозовой бороды хватило, и мне, чтобы в старенького учителя нарядиться! И еще осталось, – объяснила Марджане Снегурочка.
– Так это ты учителем была? – удивленно ахнул Чурилка.
– Ага! – кивнула довольная девочка. – Знаешь, как трудно редьки метко кидать? Тимофей меня два дня тренировал. И быстро переодеться обратно в Снегурочку тоже непросто было.
– Снегурочка очень способная девочка! – похвалил маленькую актрису Марк.      
– А почему ты дралась большой ложкой? – нахмурился Чурилка.
– Так Тимоха такой высокий, что я рукой до него дотянуться не могу, – пожала плечами Снегурочка. – Вот Тимофей и придумал поварешку мне дать.
– В народных уличных представлениях актеры почти всегда раздают друг другу тумаки. Это классика жанра! – пояснила Елена опять же с набитым ртом. – Эх, дайте-ка мне пару пирогов. И еще салатику!
– Да, пьеса получилась отличная! Она обогатит наш репертуар и несомненно тоже станет классикой жанра, – кивнул Марк, подавая Елене салат. – И, смею надеяться, что прекрасная Мороза еще не раз порадует нас новинками!
– Только пусть в следующий раз будет представление не с тумаками, а с поцелуями! – пылко высказала пожелание Марджана, прижав руки к сердцу. – И объятиями!
– Ну, в таком представлении главная роль уж точно тебе достанется! – не выдержав, проворчал Николай. И тут же получил еще три ложки варенья в чайную чашку и два поцелуя – по одному в каждую щеку.
– Мороза! Ты автор этого забавного праздничного представления?! – Елена в восхищении даже забыла про пирог. – Искрометный юмор, сюжет простой, но динамичный! И сыграно на одном дыхании! Оторваться было невозможно! – тут Елена откусила пирог. – А какая сегодня выпечка! И когда успела? Да ты кладезь талантов!
Мороза, разрумянившаяся от похвал, замахала руками:
– Нет, нет, нет! Пироги, запеканки и салаты – это не ко мне!  Сама-то я, признаюсь, проспала… Проснулась от сладких ароматов. Спускаюсь вниз – а тут… Полный восторг!!!
– Это Чурилка! Он приготовил! – радостно сообщила Снегурочка.
– Мне Снегурочка помогла, – смущенно пробормотал мальчик. – Без нее  я бы не справился.
– Очень бы даже справился! Я совсем немножко помогла! – возразила Снегурочка. – А как он манную кашу готовит! М-м-м!!! Но я всю съела, никому не оставила, извините! Очень уж вкусно!
Про себя Елена отметила, что никто из детей не упомянул волшебную сосульку. Стало быть, сосулька за ночь растаяла. Проблема перестала быть актуальной. На какое-то время. Уф!
Тут входная дверь скрипнула, и в образовавшуюся щель проникли тютюки, которые ночевали у слонов.
– Привет,  привет, привет! – радостно шелестели они, отряхиваясь от снега.
– А что у нас есть! – загадочно щуря пуговичные глаза сообщил правый тютюка.
– Наливайте скорее чай! – нетерпеливо подпрыгивал левый.
Снегурочка вприпрыжку принесла две чашки для тютюк, а Марджана поспешила снова наполнить чашки и стаканы всех присутствующих.
– Конфеты! – хором прошелестели счастливые тютюки.
– От деда Мороза! – правый тютюка высыпал на стол порядочную гору конфет в блестящих фантиках.
– От Санты! – еще одну порядочную гору конфет в блестящих фантиках на стол высыпал левый тютюка.
– Вот такой королевский мохер! – правый тютюка гордо оглядел принесенное угощение и добавил:
– Только у деда Мороза мохер супер-пупер королевский!
– Если бы тут был Титус, он бы сказал: «А по-моему они одинаковые!» – лукаво улыбнулась Снегурочка, с интересом разглядывая две конфеты.
– Мама Варежка! – возмутился левый тютюка. – Да что Титус вообще понимает в конфетах и дедах Морозах!
– Да-да! –  подтвердил Николай. – Деда Мороза он даже не дождался. Убежал куда-то.
– Так что конфеты этому клочку рыжей непряденой можно не оставлять! – сурово произнес правый тютюка. – Ну, разве штук десять, не больше!
Из всех присутствующих конфеты видел и пробовал наяву только бывалый Марк. И, разумеется, сами тютюки. Поэтому за столом возникло приятное оживление. Конфеты! Настоящие! А фантики какие красивые!  Первый завтрак Нового года стал блестящим в прямом смысле этого слова.
– Мама Варежка! Мы уже и в Мариинке  всех угостили, и слонов, и сосняшек с елешками, а конфет еще о-го-го сколько осталось! – восторженно шелестел правый тютюка.
– У настоящих дедов Морозов и Санта Клаусов всегда много конфет! – торжествующе заключил левый тютюка.
– Только у деда Мороза конфеты все равно вкуснее! – прошелестел правый тютюка.
– Королевский мохер! – согласился с ним левый. Снегурочка торопливо зажала рот ладошкой, чтобы не сказать лишнего. Николай умиротворенно улыбался.
 Мама Варежка! Как хорошо быть дедом Морозом!

 После великолепного новогоднего чаепития Марджана с Николаем засобирались по домам. А Елена, блаженно потянувшись, сообщила:
– Сейчас запущу в компьютере программу расчета координат, а сама немного подремлю. Разбудите меня кто-нибудь, когда золотое яблочко брякнет по тарелочке. Надо будет сразу результат посмотреть и еще кое-что прикинуть.
– Да ты этот бряк-бряк сама услышишь! Мы с Марком рабочий стол с компьютером в твою спальню перенесли, – сообщила подруге Мороза. – Очень удобно! Никуда ходить не надо. Поработала, устала – и сразу в постель.
Елена помолчала.
– А что же вы с Марком обустроили в моем яблоневом кабинете? – осторожно спросила она, теряясь в догадках.
– Комнату для Чурилки! – радостно пискнула Снегурочка. – Представляешь, тетя Елена! У нас с ним оказались одинаковые рукавички! Красные!   
Чурилка закивал. Марк развел руками: ничего не поделаешь, судьба!
– А тут, как по волшебству, еще одна комната на втором этаже появилась! Да такая славная! Очень кстати ты это  устроила, – одобрила перепланировку Мороза. Елена молчала, опустив глаза и поджав губы. Мороза и Марк встревожено переглянулись: неужели недовольна? Что не так?
Но Елена ругала себя. Хороша Главная! Начальник всего! Премудрая! Вручила ребенку сосульку и отправила гулять, лишь бы под ногами не путался. За целые сутки, озабоченная сначала глобальными проблемами, а после, беззаботно предавшись новогодним развлечениям, ни разу о нем не вспомнила. Вопиющая безответственность, непростительная даже рассеянному гению. На будущее – учесть! Проделав внутреннюю работу над своими ошибками, Елена подняла глаза.
– А у тебя с кем варежки в пару сложились? – довольно сурово, чтобы скрыть свое смущение, поинтересовалась она у подруги.
– Ни с кем. Уже все танцующие нашли себе пару и выбыли, остались только мы с Марком и больше никого. Но у него оказалась красная рукавица с синим оленем, а у меня – зеленая с голубой снежинкой.
Марк снова развел руками.
– Ну… – протянула Елена и потрепала Чурилку по голове. – Поработала, устала – и в постель… Это удобно. Спасибо, Мороза! Правда, спасибо.
 

– Нет, нет, нет! – Ванька наотрез отказался от всех конструктивных предложений бабушки и Зины.
Нет – подождать, когда вернется Игмант.
Нет – поехать на такси.
Нет – позвонить на фабрику Зининой маме и через неё вызвать  обормота Сашу на помощь.
– Это мой Зигфрид! Зина сказала, что домик не тяжелый, я привезу его сам, на трамвае, – заявил он. – Мне уже скоро семь лет, хватит водить меня за руку.
– Нет, – решительно покачала головой Ванда. – Тебе только шесть и ходить, а тем более ездить, по городу без взрослых ты не можешь.
– И что, мне в пятьсот сорок шесть лет учиться самостоятельности прикажете?
Лицо Ванды дрогнуло, на нем появилось если не сомнение, то его тень. Ванька тут же поцеловал бабушку в щёку:
– Спасибо, спасибо, бабушка! Пойдем, Зина! – хитрый Ванька взял Зину за руку. Зина вопросительно посмотрела на Ванду. Ванда Аблегирим кивнула. Лицо ее снова излучало величавое спокойствие.
– Наш дом недалеко от остановки, – пробормотала Зина успокоительно. Ванда снова кивнула. За кованой оградой сада, окружающего замок, Ванька отобрал у Зины свою руку и с независимым видом пошел рядом.
Общественный транспорт в Пелыме – бесплатный. И сейчас нам уже  трудно поверить, что когда-то было иначе. Но когда-то было иначе.

  Заседание Общественного собрания по утверждению новых тарифов на проезд было первым в жизни Виктора Эдуардовича Аблегирима, отца нынешнего правящего князя. Молодой князь с удивлением узнал, что кондуктора работают буквально на износ, эта профессия испытывает постоянный дефицит кадров. Не говоря уже о контролерах. Никто не желает контролировать обилеченность пассажиров, а пассажиры этим бессовестно пользуются. Поэтому необходимо существенно увеличить  зарплату этих работников, подняв цену билета за проезд в городском транспорте. Члены Собрания начали считать и спорить. Со стороны это выглядело весьма некрасиво. Тут князю, который не привык к подобным зрелищам, стало очень скучно и немного стыдно. Если пассажиры не платят за проезд в общественном транспорте, рассудил про себя князь, значит у них есть на это какие-то скрытые причины, и нужны воистину радикальные меры, чтобы лишить пассажиров возможности уклониться от оплаты проезда. Князь внёс предложение сделать городской общественный транспорт бесплатным, кондукторов и контролеров переобучить на водителей, закупив одновременно еще трамваев, чтобы всем водителям их хватило. И пассажирам не придется хитрить и обманывать, а это весьма отрадно, не так ли?  Членам Собрания уже и самим надоело толочь воду в ступе. Предложение князя приняли единогласно. Заседание закончилось овацией, всеобщим ликованием и коллективным посещением «Весёлой кружки».
Именно после этого исторического заседания специально для новых трамваев (ну, и для удобства пассажиров, разумеется!), был разработан и проложен длинный, пересекающий реки Пелым и Тавду кольцевой маршрут – «семёрка». Одна из его многочисленных остановок находится совсем рядом со Старым замком, а другая – недалеко от дома Зины. Правда, от Замка до дома Зины добираться гораздо дольше, чем наоборот. Ну и что?
   Суперсовременные когда-то, вагоны седьмого маршрута  давно состарились, на ходу они побрякивают, будто бормочут что-то, иногда начинают мелко дрожать, зимой в них довольно холодно, но горожане любят свою антикварную «семёрочку» и не променяют ее даже на сверхскоростной монорельс. Но шесть остальных маршрутов обслуживают новые современные машины.
  Зина и Ванька устроились в полупустом вагоне. Трамвай тронулся, как всегда, тихонько дребезжа. Никто не обращал внимания на долговязую девочку и маленького белобрысого мальчишку. Некоторое время дети просто смотрели в окно – Зина спокойно, краем глаза, а Ванька прилип к стеклу носом, ведь это была его первая поездка в городском транспорте. Но вдруг Иван повернулся к Зине и очень серьёзно спросил:
– Зина, а для чего ты хотела заработать деньги?
Сначала Зина даже не поняла  о чём речь:
– Какие деньги? А-а-а… Да так, купить хотела кое-что. В магазине на  Садовой, с деревянным слоном. Знаешь?
 Ванька помотал головой.
– Да ладно, не важно. Всё равно я уже передумала.
– Почему?
– Не могу же я купить что-то только себе, нужно и маме. Сначала я не сообразила, уже после дошло. Там всё дорого стоит. Столько я точно не заработаю. А потратить деньги только на нее мама не согласится: у нас куча расходов. Да что тут говорить! Если денег нет, рассуждать о покупках глупо.
– А если я у папы попрошу?
– Даже не думай! – нахмурилась   Зина. – Дружу я с тобой, а не с твоим папой. И дружат, вообще-то, бесплатно.
– «Безвозмездно, то есть даром!» – передразнил Зину Ванька, вспомнив Сову из мультика.
–  Вот именно! – подтвердила Зина всё ещё сердито.
– Ой, ой, кошка! Сидит на перилах, не боится! – Ванька снова прилип носом к стеклу.

  В гостиной Трофимовых Ванька, почти не дыша, несколько раз обошел круглый стол, на котором красовался терем для крысы,  и  восхищенно выдохнул:
– Люди умеют так делать?!
– А ты думал! – ответила Зина, гордо задрав нос. Отсвет славы пелымских краснодеревщиков падал и на нее.
Ваня и Зина осторожно поставили домик в большую коробку с верёвочными ручками. Левую ручку Иван надел на плечо, а правую Зина повесила на согнутый локоть, сгладив таким образом разницу в росте. Нести коробку было нетрудно, домик и в самом деле был лёгким. Проблем с погрузкой и выгрузкой домика у Зины и Ваньки тоже не возникло. Когда двое детей лезут в трамвай, или наоборот, выходят из трамвая с большой коробкой, это выглядит забавно, вызывает добрую улыбку и пробуждает в старших нпреодолимое   желание помочь. Так что вечером Ванда Аблегирим сделала в своем ежедневнике краткую запись о том, что первая самостоятельно организованная поездка ее внука Ивана была успешной.
  Терем сразил красотой и изяществом всех немногочисленных  обитателей Старого замка. Зина гордо сообщила:
– Это дядя Серёжа узор придумал и вырезал!
Крыса терем тоже безоговорочно, ведь говорить Зигфрид не умел, одобрил. Его довольная серая мордочка мелькнула поочередно во всех окнах нового жилища, и вот, счастливый зверёк по-хозяйски зашуршал лапками в беговом колесе. Тут же на центральной башенке терема завертелась миниатюрная вертушка, а на двух боковых засветились маленькие фонарики.
– Какое остроумное техническое решение! – всплеснула руками Ванда. – Может быть, его стоит использовать в тренажерных залах?
Игмант одобрительно поднял вверх большой палец. Ванька, для которого вертушка и фонарики тоже были сюрпризом, захохотал. Зина снова гордо задрала нос:
– Это дядя Дима Лунегов придумал, он очень умный!
– Нужно непременно отблагодарить этих удивительных умельцев! –  с чувством произнесла Ванда.
Ванька замотал головой:
– Бабушка! Нет! Они обидятся, ведь эти дяденьки сделали терем бескорыстно!                                                
– И тётеньки! – вставила Зина.
– Конечно они обидятся, если мы предложим за домик деньги, – кивнула Ванда. – Но ты можешь доставить радость этим чудесным мастерам, показав им, как восхитила нас их уникальная работа. И не откладывай. Начинай думать, каким образом это сделать, прямо сейчас.
– Да запросто! Я им тоже смастерю что-нибудь уникальное, – с энтузиазмом отозвался Ванька. – Зина, поможешь?
Когда дети с домиком и крысой вышли из комнаты, Ванда повернулась к Игманту:
– Я уверена, что мой сын еще не приобрёл школьную мебель для Вани. Он всегда тянет до последней минуты. Будь так добр, свяжись с Тильдой, пусть сделает заказ на местной фабрике. А лично для меня оформи заказ на кресло-качалку. И пару садовых скамеек.
Игмант кивнул. Для себя, пользуясь случаем, Игмант заказал книжную полку, оговорив особо своё желание иметь простую, функциональную вещь без художественных излишеств.
      

   Было почти светло. Утро. Незнакомая огромная комната с окнами на две стороны – по четыре с каждой. Широкие подоконники завалены всякой чепухой – шишки, книги, какие-то камни, тетради, ручки и карандаши в стакане. В простенках между окнами разместились массивные стулья, в дальнем углу, словно стесняясь своих размеров,   прижался к стене огромный шкаф. Да и кровать, просторная, как лесная поляна, поражала размерами. А одеяло знакомое. Очень большое и красивое лоскутное одеяло. И не нужно было поворачивать голову, чтобы определить расположение пышущей жаром печи. И кто сидит у огня в кресле, можно сказать не глядя. Дремлет – дыхание спокойное, глубокое. Ладно, хорош ночевать, белый день на дворе.
– Где это мы? – Титус с трудом приподнялся на локтях. Игмант повернулся к нему вместе с креслом:
– Ага! Вопроса «Кто это мы?» не задаешь, значит дела твои не так уж и плохи! Не все мозги ветром выдуло!
Титус поморщился: кресло противно затарахтело, пробороздив пол ножками, а голос приятеля показался очень громким.
– А где это мы? – повторил он.
– В лесничестве на Границе. Устроился лесничим.
– Лесничим?! Почему?! Зачем?! Это что?! Работа?! У тебя?!
Игмант прервал поток вопросов одним движением ладони и пожал широкими плечами:
– Надо же как-то устраивать человеческую жизнь, раз уж так меня  угораздило. Вот и устроился лесничим. Вернее, начальником лесничества на Границе.
– Начальником на Границе. Понятно, – озадаченно кивнул Титус. – А я каким образом в твоем лесничестве очутился?
– Делал ежедневный обход, вижу – рыжая шкура под ёлкой валяется. В шкуре ты обнаружился. Неужели, ничего не помнишь?
– Помню конечно. Но не знаю, как рассказать. Это было… Не знаю, как что. Просто крышу снесло, напрочь. Словно мною действовал кто-то другой. Ветер? Огонь? Меня просто несла какая-то сила. Стихия. Но как же правильно было подчиниться ей, отдаться всем существом, без остатка. Мне было хорошо. И не только мне, – Титус утомленно рухнул в подушки. – А потом всё. Провал. А что это было вообще? Ты не знаешь?
Игмант невесело усмехнулся:
– Гон. Инстинкт продолжения рода.
– Продолжения… !!!  Нет!!! Это что?! У неё родятся лисята?! А если… Я ведь не такой… Если… – в зелёных лесных глазах Титуса метался ужас: он помнил взгляд Георга.
У Игманта чесались кулаки, так хотелось дать рыжему подзатыльник. Но правильные волки и люди не бьют лежачих.
– Никаких «если»! – рявкнул он. И продолжил уже спокойно:
– Даже лисята не родятся. То-то и оно, что ты уже не такой. Почитай учебник биологии, раздел «Генетика». И хватит болтать. Бульончик в постель я тебе подавать не собираюсь. Туалет справа по коридору, кухню найдешь по запаху. Одежда в шкафу.
У двери Игмант обернулся, несколько мгновений наблюдал, как рыжий, держась за стенку, старается утвердиться на непослушных ногах. Поморщился, глядя на  его тощий смуглый бок, помеченный старым бугристым шрамом. Но ни спрашивать, ни помогать не стал. Поспешил на кухню. Он тоже еще не завтракал.
 До кухни Титус добрел, уже не держась за стенку. Умытый, одетый, причесанный. Осторожно опустился на скамью у стола, двумя глотками осушил кружку куриного бульона, протянутую ему Игмантом.
– Игмант! Какой кошмарный ужас я сейчас в зеркале видел! Можно, я немного у тебя поживу?
– Да я и сам тебя не отпущу. В Городе, как никак, дети! Ты что, все две недели не ел?
– Две недели?!!! …  Да. Не ел.
– Ну, ты даешь! Герой-любовник… – Игмант грохнул на стол громадную шипящую сковороду с котлетами, предупредил:
– Половина моя!
Глаза Титуса полыхнули зелёным огнем. Он вцепился в вилку, но вдруг замер:
– Ты охотишься? С ружьем?!
– Нет. Вообще не охочусь, – Игмант нахмурился. Он и сам еще не до конца понял и оценил свое внезапное нежелание охотиться. – Заказываю в магазине. В Пелыме. Это город с той стороны Границы. Я ведь на службе, мне положено пищевое довольствие.
– Довольствие – это здорово! – одобрил Титус уже с набитым ртом. И повторил минут через пятнадцать, глядя на опустевшую сковороду:
– Как же это здорово – довольствие! Слово-то какое красивое! А ты не заказал в магазине хлеба? А то вылизывать сковороду мне как-то неловко!
– Сам пеку! – гордо сообщил Игмант, протягивая парню румяную горбушку.
Титус тщательно подчистил коркой масляное дно сковородки, отправил в рот хлебные крошки, с сожалением вытер пальцы полотенцем – постеснялся облизать. И, положив на столешницу руки, уткнулся в них головой. Помолчав, спросил глухо:
– А ты был отцом?
– Четыре раза. Три раза было по четыре щенка, а последний раз –   трое. Я и в Запределье как попал? Искал свободную территорию. На старом месте семье стало тесно. Ну и влип. Возможность стать кем-то другим… Не смог устоять. Вот ты сам почему согласился? Ясно ведь, что не из-за пирогов.
– Хочу, чтобы того, кто будет в меня стрелять, судили за убийство человека. И опять же на шкуре моей ни одна сволочь не наживется, – пробубнил Титус в столешницу. Игмант хмыкнул: это надо же, какое изощренное коварство!
– А ты не боишься за них? – Титус повернул голову набок, смотрел на Игманта снизу. Игмант сразу понял, о ком он спрашивает:
– Они уже выросли. Не пропадут. И о матери позаботятся.
– А если их тоже переманить за Границу? Заколдовать.
Игмант холодно глянул прозрачными глазами:
– Смеёшься? Таких проблем, как у нас с тобой, врагу не пожелаю, не то что родным детям. И вообще… Тут решает судьба.
Титус вздохнул. Спросил совсем тихо:
– А как мне справиться с этим?
– Просто. На протяжении первой зимы не влезай в лисью шкуру. Хотя бы до середины февраля будь только человеком. Людские головы всегда чем-то заняты, им легче отвлечься. Да и на подъем люди тяжелы. 
– Люди свободны. Природа им не указ…
– Можно и так сформулировать, – пожал плечами Игмант.
– А если я не удержусь в человеческом теле, если меня понесет? –  тревожно вскинулся Титус. Игмант показал ему массивный кулак:
– Обращайся! Смажу пару раз по морде, и тебе не то что за лисьими хвостами бегать не захочется, ты до туалета еле доползешь.
– Спасибо! Я обращусь! – серьезно ответил Титус. Он поднялся, прошелся вдоль стеллажей за печью – выбирал книгу. Потянул к себе Сент-Экзюпери: там на корешке был изображен Лис. Улегся на лавку под окном, открыл книгу, но не прочел и страницы. Уснул до ужина.
Так прошло несколько дней. Игмант обходил территорию, занимался какими-то загадочными служебными делами, заполнял бланки с печатями. Титус не вникал. Он помогал Игманту готовить и съедать приготовленное, много спал, лениво ковырял острым складным ножом завалявшуюся под стеллажом чурочку, устилая пол кухни мелкими стружками. Из дому, от греха подальше, выходил только во внутренний двор. Читал. Но не жадно, взахлеб, как всегда, а   медленно, по две-три странички. Думал о чем-то, но с вопросами к Игманту больше не приставал.


  Когда через пару дней Игмант приехал на фабрику с тяжелым плоским свёртком – ответным подарком Вани, его незамысловатая книжная полка была уже готова. От изделий массового производства она отличалась, пожалуй, только качеством исполнения и безупречной чистотой отделки. Игмант, отсчитывая деньги, кивнул, давая понять, что очень доволен. А вот директор, господин Лунегов чувствовал себя крайне неловко.
– Сударь! Упор для книг – по вашему выбору. Это авторские работы наших резчиков, – хмуря соболиные брови, предложил он.
Игмант понял в чем причина его недовольства: непритязательный клиент и его убогий заказ били по престижу фабрики. Так скоро штакетник для ограды начнут заказывать! И отказать невозможно: управляющий из Старого замка, шутка ли!
– Я посмотрю упоры для книг, – спокойно кивнул Игмант. Игмант не собирался приобретать ненужную ему вещь, но одна из множества деревянных фигурок бросилась ему в глаза: задумчивый лис, лежа на животе и подперев передними лапами голову, читал толстую книгу. На левой пятке лиса сидела стрекоза, но лис, увлеченный чтением, этого не замечал. Игмант взял фигурку в руки.
– Почему она такая тяжелая? – спросил он, глянув на Лунегова прозрачными зимними глазами.
– В основании фигурки имеется полость, в которую вложен свинцовый вкладыш, что необходимо для удержания тяжелых книжных томов.
– Беру! – Игмант снова вынул бумажник.
Директор фабрики, протестуя, поднял ладони:
– Сударь, эта фигурка так же неотъемлема от книжной полки, как крышка неотъемлема от кофейника или, скажем, шнурки от ботинок!
Игмант спрятал бумажник, а Дмитрий Лунегов  с облегчением вздохнул: фигурка работы Тита Волкова сделает великолепной самую простую полку. Престиж не пострадал.
– Не буду задерживать Вас, сударь! – сдержанно поклонился Игмант. – Вам наверняка не терпится узнать, что находится в свёртке, который Иван Аблегирим поручил мне передать работникам фабрики в Вашем лице.
Игмант подхватил свои приобретения и бесшумно вышел из кабинета директора. Тяжелый внедорожник Игманта еще не покинул территорию фабрики, а кабинет Дмитрия Лунегова был уже полон. Очень многим не терпелось узнать содержимое свёртка.

    
  После позднего обильного завтрака – отбивные с клюквенной приправой, Титус, к удивлению Игманта, не завалился подремать на облюбованную лавку, а взял в руки веник, тщательно вымел просторную кухню, собрал и сжег в печи стружку. Отряхнул руки тем жестом, каким обозначают окончание серьёзного дела:
– Как на твой взгляд, меня уже можно демонстрировать женщинам и детям?
Игмант окинул друга холодным оценивающим взглядом:
– Вполне приемлемо. Череп сквозь кожу уже не просвечивает, а интересная бледность еще осталась. Я читал, что у людей она считается признаком возвышенной души.
Титус усмехнулся:
– Значит, ругать не станут, и на добавку за столом твердо можно рассчитывать. Ты меня обнадежил.
– Вот она, возвышенная лисья душа! Во всей красе! – сокрушенно хлопнул себя по коленям Игмант. – Можно подумать, тебе в добавке кто-то когда-то отказывал.
Титус, наконец-то, рассмеялся, в его глазах запрыгали хорошо знакомые Игманту чертенята.
– Ты прав! Можно, я возьму лыжи, которые в кладовке стоят?
– Мог бы и не спрашивать. Без них тебе  до Города не добраться, – Игмант помолчал, но все же счел нужным добавить:
– В марте – апреле обойду все лисьи семьи в окрестности. Проверю, всё ли в порядке.
– Бальзам на мою трепетную лисью душу! – ёрническим тоном вредного подростка поблагодарил Титус. Но Игмант, неоднократно будучи отцом, отлично понял, что парень действительно благодарен ему.

  Титус, удалившись от лесничества на достаточное расстояние, остановился, снял широкие лыжи, воткнул их в снег, и уже рыжим стремительным зверем понесся обратно. За прошедшие дни он  отлично понял, что лесничество Игманта прикрывает прореху в Границе. Приближаться к массивному бревенчатому дому с башенками, похожему на крепость, Титус не решился. Да это было и не нужно: прореха была обширной, он скользнул по самому краю. За день Титус обежал всю округу, смутно знакомую по сумбурным воспоминаниям. Он тщательно изучил все встреченные следы и метки. Ловил запахи, сохраняя голову ясной, внимательно отслеживал и гасил ненужные реакции, к счастью, довольно слабые. Но январская непогода стерла все зримые и незримые свидетельства его похождений. Случайная подружка, которая бесшабашно и весело разделила с Титусом время продления лисьего рода, исчезла, оставив следы только в его памяти. Осознав тщетность усилий, Титус вернулся к своим лыжам.
   Этот отчаянный рейд он пытался объяснить себе пока добирался до Города: под колючими зимними звездами, под визг лыж по твердому насту.. Он чувствовал, что этот, вроде бы, бессмысленный поступок был совершенно необходим в плане противостояния дикой стихии. Как стихотворное послание даме – на дорогой бумаге, каллиграфически выписанное, которое должно быть отправлено кавалером сразу после любовного свидания. Вне зависимости, планирует ли кавалер напрашиваться на второе. Впрочем, рассказы о кавалерах былых времен Титус еще не читал.

      
  Ванька и Зина с ногами устроились на широком, заваленном разноцветными подушками подоконнике детской – думать. Крыса уютно шуршал соломенной подстилкой в своем домике, ветерок шевелил кисейные занавески, пахло травой и цветами, солнце пригревало. Думалось плохо. Зина подложила за спину ярко-красную подушку: красный активизирует, это всем известно. Но первым, хотя и опирался спиной на серо-голубую, спокойную, подушку, начал Ваня:
– Оксана Петровна всегда говорит, что дорого внимание, а что подарить – не важно. Но всё равно хорошо, когда  подарок интересный, и красивый, и полезный. Как домик у Зигфрида. Вот бы мне так же научиться.
– За один день не научишься, – покачала головой Зина. – Нужно делать то, что уже сейчас хорошо получается, только добавить к этому что-то неожиданное. Ну, как если бы на торт вместо вишенки положили  горошину.
Ванька в ответ расхохотался:
– Ха! Тогда уж торт надо делать в форме перин и подушек, а горошину положить под самый нижний бисквитный матрас! И чтобы стебелек уже немного пророс!
– А ещё поставить леденцовую лесенку до самой верхней зефирной перины! – подхватила идею Зина. Она хотела добавить еще и горшок из белого и темного шоколада у подножия лестницы, но вовремя прикусила язык. Эта шутка не для маленьких.
Ваня меж тем рассуждал:
– Я хорошо рисую и всем дарю свои картины. Бабушка и Оксана Петровна наклеивают картины в альбом, папа прячет в большой конверт, девочки их теряют. А мама… Не знаю. Наверное, тоже теряет, она ведь всё время гастролирует. – Ванька старательно выговорил трудное слово. – Только для дяденек и тетенек с фабрики картина – не подходящий подарок. И что приятного для всех, если моя картина будет приклеена  в альбоме у кого-то одного.
– Скорей всего у дяди Димы Лунегова, ведь он директор. А если распечатать на копире и подарить каждому? – предложила Зина. Ванька скорчил недовольную рожицу и покачал головой.
– А если нарисовать большую картину и повесить ее на стену в столовой или комнате отдыха? Так всем будет очень приятно, –  внесла поправку в свое предложение Зина.
– Это хорошо, только не очень. Бумага быстро рвется. Получится, что дяденьки и тетеньки подарили мне и Зигфриду подарок на всю жизнь, а я им всего на один год.
Зина пожала плечами:
– Можно вставить картину в специальную рамку, называется «паспарту». Они в магазине продаются.
 Но Ванька в ответ снова помотал головой:
– Не уникально!
– Да ты привереда!!!
 Ванька хихикнул. А Зина задумалась так, что даже в ушах появился шум, похожий на ветер. Ей не хотелось уходить от идеи авторского рисунка. Но как сделать этот рисунок уникальным? Думай, голова, думай, думай, думай! Тут ее осенило:
– Слушай, я недавно видела передачу про декупаж! Это когда бумагу с рисунком наклеивают на прочную основу и покрывают лаком. Получается красиво.
Ванька сосредоточенно нахмурился, но тут же его глаза заблестели азартом:
– Я знаю, на что нужно наклеивать! Идем!
 Мальчишка выскочил из комнаты и помчался по коридору. Зина едва поспевала за ним. Дети выбежали в прохладную, сумрачную и гулкую арку вестибюля. С одной стороны над скамьями, обитыми гобеленами с цветочным узором, висели зеркала в тяжелых бронзовых рамах, а с другой толпились ярко раскрашенные деревянные фигуры разных размеров – от сорок второго до пятьдесят восьмого. На их плечах и головах можно было оставить верхнюю одежду и шляпу. Впрочем, фигуры эти почти всегда демонстрировали свои собственные, нарисованные краской причудливые костюмы. Посторонние редко приходили в Старый замок, а этим летом еще и погода стояла прекрасная, так что даже легкие плащи были излишни. Ванька прошмыгнул между деревянными привратниками, Зина – за ним.
Массивная дверь, совершенно неприметная за спинами деревянных истуканов, распахнулась неожиданно легко и бесшумно. Воздух за дверью был неприветливым, даже суровым, с холодным, застоявшимся запахом железа и дикого камня. Ванька привычно щелкнул выключателем. Узкая лестница уходила далеко вниз. Ванька уверенно загремел подошвами по чугунным ступеням, а Зина спустилась осторожно, держась за перила, медленно и глубоко дыша от волнения. Оказывается, в Старом замке был еще один этаж- подземный! Короткий проход, пол которого был вымощен гранитными плитами, а стены и арочный потолок облицованы большими кирпичами с замысловатыми клеймами на потемневших боках, вывел в просторное помещение с каменным сводчатым потолком. Электрические лампы в простых металлических колпаках ярко освещали груды драгоценного хлама. Кольчуги, шлемы, богато украшенные, но потрескавшиеся от времени седла и упряжь, какие-то котлы и металлические чаши, покрытые арабской вязью, рулоны ковров, сундуки и лари. Нет, чудеса Старого замка поистине неисчерпаемы!
– Похоже на пещеру сорока разбойников! – восхищенно выдохнула Зина. Ванька кивнул:
– Это и есть пещера. Только самодельная. Ее выдолбили в скале специально. Видишь, тут всё из камня! – он широким жестом горного короля обвел окружающее пространство.
Зина поёжилась:
– Так замок стоит на пустоте? Это же опасно!
Иван важно покачал головой и поднял указательный палец вверх:
– Там, над нами, парадный зал, а раньше был просто двор. А сам замок стоит на горе. Нет, не так!  А, вот. На горной породе. Горная порода очень крепкая, так сказал папа.
– А для чего соорудили эту пещеру?
– Здесь оружие хранили и всякие припасы. А когда наступили мирные времена, то она стала просто кладовка для старых вещей. Я люблю тут всё разглядывать. – Иван поднял массивный шлем и надел себе на голову. Голова исчезла внутри шлема. Зина, осмелев, приоткрыла тяжелую крышку кованого сундука. Сундук был заполнен какими-то войлочными изделиями. Зина опустила крышку, звук глухо отразился от свода. Ванька в ответ брякнул снятым шлемом и вздохнул:
– Тут, вообще-то, нет ничего ценного, всё уже забрали в музей. Так сказала бабушка.
– Всё равно интересно! – Зина ходила вдоль стен, жадно разглядывая диковинные вещи.
– Угу! – согласился Иван и двинулся следом за Зиной, радуясь ее изумлению. Опомнилась Зина нескоро:
– Нереально круто! Но слушай, Ваня, мы ведь пришли сюда зачем-то? Или нет?
– За  прочной основой для моей картины. Чтобы сделать этот самый, который похож на мушкетёра.
– Декупаж? – быстро сообразила Зина. – И на что же ты хочешь наклеить свой будущий шедевр? – она вновь оглядела обветшалые богатства подземной кладовой, оценивая их пригодность для декоративного творчества. Иван потянул ее за руку:
– Вот. Смотри!
Доски, похожие на большие пекарские противни, которые не привлекли внимания Зины, завороженной обилием антиквариата, стояли у стены, прислоненные друг к другу. Досок было немного –  не больше десяти. Широкие, темные и невзрачные на вид, они оказались старыми картинами.
– Выберем самую некрасивую, покрасим. А сверху наклеим мой  рисунок! Будет как новенькая! – Ванька гордо посмотрел на Зину, ожидая похвалы.
– А ты знаешь, что в Нижнем Тагиле на чердаке нашли картину Рафаэля? – строго спросила Зина. – Тоже нарисованную на доске, вроде этих.
– Теперь знаю, – невозмутимо кивнул Ванька. – Но в Пелым Рафаэль точно не приезжал, бабушка мне рассказала бы.
– Так Рафаэль и в Нижний Тагил не приезжал, – пожала плечами Зина. – Он вообще умер раньше, чем Нижний Тагил построили. А вот Пелым прекрасно себе был при жизни Рафаэля. Ладно, давай посмотрим, что тут.
Они начали расставлять картины у ларей и сундуков, смахивая с них пыль войлочными рукавицами, которые Зина раскопала в сундуке. Последнюю картину, самую большую, переставлять не стали, просто немного почистили. На массивной доске проступили неясные контуры каких-то зданий. Зина с Ваней обошли свою импровизированную выставку, всматриваясь в потемневшие от времени изображения. Груды потерявших цвет и покрытых сетью трещин южных плодов, смутно проступающие силуэты всадников на конях и просто коней, без всадников…
– Ну что, какая картина совсем никуда не годится? – спросил Ванька. Зина пожала плечами. Она была в затруднении: ни одна из картин ее не впечатлила, но все они выглядели очень старыми, что само по себе внушало благоговейный трепет.
– Вот этот человек совсем никудышный, у него даже коня нет! – Ванька решительно направился к единственному пешему изображению. – Всё! Понесли!

 Анета наслаждалась свободой, впервые оставшись во дворце совершенно одна. Совершенно!!! Служащие и ремонтная бригада не считаются. На них Анета не обращала внимания. Правда, и они тоже почти не замечали Анету. Всем этим людям в ярких комбинезонах, фартуках и косынках даже не приходило в голову, что следует поинтересоваться, не помешают ли они хозяйке, прежде чем с утра пораньше начинать таскать туда-сюда свои стремянки, ведра с краской и другие стройматериалы. И уж тем более недопустимо распевать и насвистывать, размахивая малярными валиками. И неважно, что комнаты княжны изолированы! Конечно, о культуре подчинения тут и мечтать не приходится, но должна же существовать элементарная субординация! Да, этот народ еще просвещать и просвещать. И Анета готова принять эту трудную, но благородную миссию. В будущем, разумеется. А пока…
Пока среди дворцовых служащих имелся только один более или менее правильно воспитанный человек: повар Юрий. Каждое утро, подавая Анете чай с медом, омлет и салат, он оставляет рядом с чашкой дневное меню, чтобы «барышня» могла внести в него изменения. Обычно он консультировался у князя или Оксаны Петровны(!!!). А сейчас во Дворце главная она – княжна Анна. Но до полного совершенства даже Юрию было еще далеко. Во-первых, ела Анета за изящным круглым столиком, покрытом крахмальной скатертью, но стоял этот столик на кухне, так как в столовой обновляли лепнину на потолке. Таким образом, почтительно подать меню, сервируя стол, было делом секунды. А во-вторых, Юрий и у рабочих спрашивает, что  приготовить им на обед. Хотя прекрасно знает, что самая полезная еда при физических нагрузках – перловая каша с тушёнкой или макароны по-флотски. А специальный рабочий десерт – кефир и пол-батона. Вот и сейчас слышно, как Юрий орет в вестибюле: «Так котлеты или жаркое?!»
  «Десерт»… Анета с задумчивым видом вычеркнула земляничный мусс, заменив его на мятное бланманже, которое терпеть не могла. Без разницы. Обедать Анета собиралась в Старом замке у бабушки. Не то чтобы она так уж скучала, но пару раз в неделю Ванду она навещала, не предупреждая заранее, по-родственному, так сказать. Нужно было контролировать ситуацию. Почему это нищая одноклассница вдруг отказалась от денег? Зинка хитрая. Ведь не просто так она «подружилась» с Иваном? На перспективу работает. А может даже… Метит нам в мамочки?! Под номером… Так сразу и не вспомнишь, какой там порядковый номер. А что? Сколько лет было бабушке Ванде, а сколько деду. Н-е-е-ет,  расслабляться нельзя.    


– Титус! Наконец-то! Ты где пропадал?! –  небрежно сбросив шубку из красного трикотажного меха, Марджана присела на край лежанки. Титус с трудом разлепил глаза.
– К Игманту в гости ходил. На лыжах.
– На лыжах?! Дашь покататься?
Титус кивнул:
– Бери! Вон, в углу стоят.
Марджана захлопала в ладоши, подбежала к лыжам, потрогала, снова вернулась к Титусу.
– А почему ты такой худой? Игмант тебя что, вообще не кормил?
– Кормил. Просто я на диете.
Возмущению Марджаны не было предела. Она вскочила, топнула ножкой и сердито подбоченилась:
– Глупости! Тебе не нужно! Из-за твоей дурацкой диеты я рядом с тобой выгляжу толстой! Прекращай немедленно! Или я Николаю пожалуюсь, пусть пропишет тебе чего-нибудь! – Марджана грозно нахмурилась.
– Прекратить немедленно не получится: в доме никакой еды. Придется соблюдать диету еще как минимум пятнадцать минут, пока идём до «Криворукой бабушки».
Титус предусмотрительно подал Марджане ее яркую мохнатую шубку, но это не помогло. Марджана дулась всю дорогу.
   Титус от души, а не только чтобы задобрить красавицу, съел четыре порции гречневой каши. Мороза, сердобольно вздыхая, только успевала подкладывать. Снегурочка и Чурилка сидели напротив и зачаровано наблюдали, как мелькает ложка в его руке. Наконец, Титус, вздохнув, отодвинул тарелку.
– Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо! За каждую порцию отдельное большое спасибо! Съел бы еще, но возможности моего организма ограничены, к сожалению.
– Надо увеличивать возможности организма! – назидательно произнесла Марджана. – Тренироваться, а не сожалеть!
– Даже блинчики уже не войдут? – расстроилась Снегурочка.
– С вареньем. Земляничным, – добавил Чурилка.
– Блинчики войдут. Особенно с земляничным вареньем, – покладисто кивнул Титус.
– Ну вот и хорошо! – расцвела улыбкой Мороза. – А то диета, диета!
Чурилка  мигом расставил чашки, Снегурочка достала десять припасенных для Титуса конфет, которыми тот великодушно поделился со всеми. Мороза разлила чай. Титусу в его персональную –  большую, синюю.
За чаем с вареньем и блинчиками Титус попытался выяснить, как долго длится детство человека, но только запутался. Мороза, Николай, Марджана, да и сам Титус  человеческими детьми никогда не были, а у Снегурочки и Чурилки детство еще не кончилось. Причем, даже тут не наблюдалось единообразия. Чурилке было чуть больше месяца, а Снегурочке так много лет, что в обычном человеческом мире она… Продолжать не стоит. А выглядели дети ровесниками.
– Что же ты не растешь-то, солнышко?! – воскликнул сбитый с толку Титус, узнав о календарном возрасте Снегурочки. – Манная каша тебе точно не впрок.
– Я не расту специально, чтобы мама, когда вернется, узнала меня. Вот найдется мама, и я начну расти! – объяснила Титусу Снегурочка.
–  …. – Титус не сказал ничего, даже подумал без слов, просто мелькнул в сознании горький образ равнодушной вечности.
Но Снегурочка, тем не менее, ответила на его молчание:
– Ну да, сегодня мама не вернулась! Хотя, до вечера еще далеко, что угодно может случиться! А если сегодня не случится, так ведь будет еще и завтра! Завтра  мама непременно вернется!
Мороза кивнула.
– Да, что угодно может случиться. И завтра будет всегда, –   согласился Титус.
– Вот! А я что говорю! – торжествующе заключила Снегурочка, положив очередной блинчик на тарелку Титуса.
– Да! – подтвердила Марджана, тряхнув роскошной прической. – Мы, когда ты, как теперь выяснилось,  ушел на лыжах к Игманту, носились тут как угорелые: «Где Титус?! Где Титус?!» А Снегурочка сразу сказала: «Завтра непременно вернется!» И оказалась права. Ты вернулся уже сегодня.
– То есть даже раньше, чем вы меня ждали, – резюмировал Титус. –  Может, хоть это послужит мне оправданием. Хотя, что уж тут говорить! Поступил как последняя рыжая сволочь. Больше не буду. В следующий раз оставлю записку.
– Да уж оставь, будь так добр! – проворчала Марджана. – И кстати, дед Мороз оставил тебе в подарок книгу. Уж он-то ничего и никого не забывает! Я ее почитать взяла. «Сказки дядюшки Римуса.» Там лис  такой же противный как ты!
– Что, тоже на диете сидит?
 Марджана обдала приятеля ледяным взором.
– Эх, – сокрушенно вздохнул Титус, – придется немедленно посетить модное кафе и съесть десять порций мороженого… В порядке тренировки организма. Тогда наша несравненная красавица с точёной фигуркой сменит, наконец, гнев на милость!
– Может и сменю. Посмотрим.

    Десять порций Титус не осилил, всего две, хотя и очень большие.
– Эх, ты! Слабак! – мстительно усмехнулась Марджана. Титус виновато развел руками. Марджана  протянула ему толстую книгу в лаковой обложке:
– Да ладно, я уже давно не сержусь. Держи свой подарок!
Титус осторожно полистал хрустящие страницы, рассмотрел иллюстрации. Хорошо, что дед Мороз никого не забывает. Да и просто хорошо, что он есть. Но вслух сказал:
– Ну, что же! Пойду схожу к Санта-Клаусу! Может, еще чего-нибудь выпрошу, – и скрылся за дверями библиотеки.
Когда через полчаса Титус вышел из библиотеки, он действительно прижимал к груди уже не с одну, а три книги. К «Дядюшке Римусу» добавились «Рыжик» и «Республика ШКИД». Брать учебник биологии, чтобы почитать про генетику, Титус не стал. Ведь, встретив Георга, он заранее, еще до ознакомления с основами этой науки, уже усомнился в истинности её законов. Вдобавок ко всему, память Титуса обогатилась ценной информацией о том, что обычные люди считаются детьми до восемнадцати лет. Это в восемнадцать раз больше, чем прожил на свете сам Титус. Это больше, чем вся насыщенная разнообразными событиями лисья жизнь. Горький взгляд Георга сделался ему ещё понятнее.
В кафе Марджаны свободных столиков уже не было: за кофе, чаем и  мороженым оживленно беседовали Машеньки и Марусеньки из Мариинки. Так как режим самообслуживания действовал безотказно, Марджана  с легкостью принимала участие сразу в четырех разговорах и Титусу просто помахала рукой.
   Истории о сиротском человеческом детстве Титус читал взахлеб всю ночь и весь следующий день. Конечно, горести одинокого ребенка по сути не отличались от бед одинокого звереныша, но их протяженность во времени угнетала.
    Титус знал, что Игмант выполнит свое обещание. Тем не менее, он в тайне от начальника лесничества весь март и апрель дважды в неделю пересекал Границу, наблюдая за лисьими семьями. Именно в это время лисы рождают детенышей. Но всегда неподалёку от лисы на сносях, или от норы с новорожденными и их матерью, околачивался папаша-лис. Пару раз Титус даже чуть не схлопотал по шее. Одиноких мамаш, а тем более человеческих младенцев, в лесу точно не было. Пронесло. Ненадёжные законы генетики сработали. К середине мая Титус окончательно успокоился и не торопясь, со вкусом, перечёл «Дядюшку Римуса».

    
  Зину Анета заметила еще из сада: та сидела на подоконнике распахнутого окна детской. Как у себя дома, честное слово!
Анета поспешно поднялась на второй этаж.
– Аня! Вот здорово, что ты пришла! А я как раз закончил подарочную картину. Называется «декупаж»! – радостно сообщил Анете Ванька.
А Зинка сказала только: «Привет!» и кивнула. Даже с подоконника не встала. Наглая. Такой палец протяни, без руки останешься.
Анета подошла к доске, стоящей на мольберте. Она заранее решила к чему-нибудь придраться, но стояла перед картиной молча. Ванькино произведение ей понравилось.
Древнюю доску покрывал слой серебряной краски (Зинина работа), но прежнее изображение, скрытое от глаз, придало серебру различные оттенки, создавая иллюзию глубины, объёма. В центре доски поверх мерцающего фона был наклеен лист голубой кальки с изображением замка с таким  множеством причудливо изогнутых башен, что замок походил на дерево. Первоначальный рисунок на тонкой кальке был сделан синим карандашом, но после наклеивания Иван заполнил его контур мелкими беспорядочными мазками серого и фиолетового акрила. Четкими были только желтые и оранжевые стрельчатые окна замка и синяя широко распахнутая дверь. Поверх всего этого великолепия шел снег. Едва заметные морщинки на кальке, кракелюры старой краски, туманный фон делали изображение зыбким, подвижным, почти живым. А темно-серое пятно у подножия замка – в красной шапочке, маленькое и усатое, каким-то непостижимым образом выглядело очень довольным. Анета была вынуждена признать, что придраться ей не к чему.
– У тебя очень хорошо получилось! – от души сказала она и с печальным вздохом продолжила:
– Даже жаль, что тебе придется стать правящим князем дома Аблегиримов. Из тебя мог бы получиться художник. Не хуже Ефрема. Только я не пойму, причем тут кот? Это из-за него твоя крыса сидит в снегу и не заходит в замок?
– Кот? Где?
Ванька, разрумянившийся от похвалы, уставился на картину.
– Проверяешь, насколько я внимательна? Или дразнишься?!! – Анета подозрительно прищурилась, но, передумав гневаться, показала пальцем. – Вон там, в крайнем окне, слева. Или во втором… Ведь только что ясно  видела! Неужели показалось?
– Наверное, тебе фиолетовый камень, который в стене, на глаза попался, – предположил Ванька. – Но, если хочешь, я могу нарисовать кота. Доброго, чтобы он не обижал Зигфрида.
– Не стоит. Любая избыточная деталь может нарушить гармонию. Я рада за тебя. Продолжай в том же духе! – величаво разрешила Анета, возложив ладонь на плечо брата.
Ванька расцвел. Анета выплыла из комнаты, не поглядев на Зину.
   
   Анета сбежала по лестнице на первый этаж. Она нарочно надела сегодня сандалии со «звонкими» подошвами. Анета любила, чтобы звуки её шагов были слышны издали, взлетая под купол парадного зала, заглушая монотонный лепет фонтанчика. Пусть знают, кто идет! Арка вестибюля тоже с готовностью откликнулась на властное стаккато. То-то же! В кроссовках так не получается.
Анета, уже не топая, пробралась между деревянными истуканами и спустилась в подземную кладовую. Наверняка Иван и Зина, не спросив предварительно разрешения, что-то переставили и переложили. А это повод для нотации. Братца нужно держать в ежовых рукавицах, а одноклассниц вовремя ставить на место.
– Ага! – Анета с торжествующей улыбкой прошлась по «пещере сорока разбойников», разглядывая картины, самовольно расставленные у ларей и сундуков. Ни одна её не впечатлила. Надо сказать Ваньке, пусть перекрасит, может, повеселее выглядеть будут. И тоже использовать в качестве представительских подарков.
   Анета, уже перебирая в уме варианты речи о безответственном отношении к наследию предков, которое в будущем, несомненно, обернется  катастрофой для Пелыма, заглянула за большую, оставшуюся стоять на старом месте у стены, доску с обветшалым изображением городского пейзажа. Просто для порядка. Ну, а вдруг, они еще и пиалу какую-нибудь разбили, а черепки в укромное место замели? Черепков не было, но Анета, забыв о неразбитой пиале, отыскала в телефоне номер Игманта.
Дверь в подземелье отворилась почти сразу, в проёме появилась великанская фигура управляющего. Он, приветливо кивнув девочке, вопросительно глянул на нее прозрачными голубыми глазами.
– Игмант, а там что? – Анета  ткнула пальцем в сторону нарисованного города. Игмант сразу понял, что Анету интересует не покрытое пылью изображение городской площади. Массивная доска с картиной была чуть ниже Игманта, но он переставил ее легко, как лист картона.
– Это вход в пороховой погреб. Сам погреб за территорией Замка, потому и ход подземный, чтобы снаружи не было видно, где именно он находится. Порох раньше всегда хранили отдельно, не там, где живут люди.
– Ну ясно, он ведь взрывается! – кивнула Анета, рассматривая дверь, вытесанную из цельного камня. Каменная плита была вписана в дверной проём настолько точно, что почти сливалась со стеной. Чудо, что Анета ее вообще заметила. Дверь была невысокой, Анете, конечно, не нужно было бы опускать голову, но вот Игманту, или её отцу, пришлось бы наклониться, чтобы пройти. Дверной ручкой служило углубление сложной формы, своеобразный «карман» в толще камня.
– А сейчас там что? – Анета  вложила ладонь в ручку-углубление – очень холодное и слегка шероховатое, и потянула. Дверь, разумеется, не шелохнулась. Но в двери имелось еще одно отверстие, явно замочная скважина.
– У тебя есть ключ?
 Игмант покачал головой и спросил в свою очередь:
– Поставить город на место?
– Не нужно!  Иди!
Игмант исчез из подземной кладовой бесшумно, даже шаги по чугунным ступеням были не слышны, только по короткому толчку воздуха можно было понять, что Игмант вышел в вестибюль. Анета же некоторое время сверлила найденную дверь взглядом. Правильно ли оставлять её на виду? Позвать обратно Игманта?
Нет. Пусть дверь, ТАИНСТВЕННУЮ ДВЕРЬ, видят все. Так она очень скоро перестанет казаться таинственной. А вдруг Анете удастся раздобыть ключ? Не звать же и тогда на помощь управляющего. Хотелось бы исследовать подземелье без свидетелей. Возможно, там и сейчас что-то хранится. Уж, наверное, не порох.
Анета, приглушив звонкое щелканье сандалий, заглянула на кухню, где Ванда Аблегирим в нарядном фартуке с кружевными оборками замешивала тесто:
– Бабушка, у тебя есть ключ от порохового погреба?
– Нет! Дверь всегда открывал твой дедушка. Сам. Да там нет ничего интересного. Вообще ничего. Пустое помещение. Совсем небольшое, даже меньше этой кухни.
– А зачем тогда мой дедушка её открывал? – удивилась Анета.
– Показывал мне Старый замок. Мы тогда только обвенчались, медовый месяц здесь провели… Ты с чем пирожки хочешь?
– Кулебяку с капустой! И перемячи с картофелем и грибами!
– Ладно, сделаю! А может, и ночевать сегодня останешься?
Анета помотала головой и, изо всех сил щелкая подошвами, побежала в благоухающий цветами сад.
Медовый месяц в Старом замке! Глупость какая. Анета села на качели среди высоких рябин, где веял ветерок с реки, и было не жарко, лениво оттолкнулась ногой. Так, значит, ключ имеется. И если бы подземная комната оставалась пустой, ключ просто отдали бы Игманту, чтобы приглядывал для порядка. Зачем вообще дед запирал пустую комнату? Не сходится что-то. Искать ключ!
От серьёзных мыслей Анету отвлек Ванька.
– Аня! Хочешь, я тебя покачаю?
– Хочу!
Ванька начал подталкивать качели сзади, доска под Анетой нервно  задергалась. Тьфу ты!
– Спасибо, спасибо! Садись рядом, я сама нас покачаю!
Ванька вскарабкался на качели.
– А Зиночка почему в сад не вышла? Чем занимается?
– Зина домой поехала, ей еще в магазин сходить нужно.
Анета оттолкнулась ногой, Ванька, довольный, ухватился за подлокотник.
– Аня, как ты думаешь, если я попрошу у деда Мороза подарки не для себя, а для моих друзей, нужно написать их адрес? Или дед Мороз сам все знает?
– Просто попроси отца! Уж на киндеры для твоих друзей денег у него хватит. В чём проблема? – Анета снова оттолкнулась ногой.
– Нельзя! Ведь это мои друзья, а не папины. А дед Мороз общий, у него просить можно.
– Иван! Тебе уже шесть лет!!! А ты все еще не знаешь, что подарки на Новый год покупает папа?! – Анета оттолкнулась изо всей силы.
– Папа?!!! – Ванька радостно вытаращил глаза. – Ура!!! Наш папа- дед Мороз!!! – завопил он. Ванька восторженно облапил Анету обеими руками так, что они чуть не свалились с качелей.
– Иван!!! – Анета вцепилась в подлокотник. Боже, какая наивность! И это будущий правящий князь.
 – Дети! Обедать! – бабушка Ванда с улыбкой смотрела на внучат. Как дружно играют! Пожалуй, сын был прав, оставив младших детей в городе.   
          
   Картину княжича Ивана Аблегирима повесили на стену в просторной столовой мебельной фабрики. Забавно, но многие рабочие утверждали, что видели на картине кота, сидящего на подоконнике. И каждый раз кот выглядывал из разных окон. Потом исчезал.

   В верхнем ящике отцовского рабочего стола Анета обнаружила связку из нескольких ключей, однако, ни один из них не подошел к двери в подземелье. Так! Задача остается прежней: искать ключ. Сообразить бы ещё, где.

 Вот уже месяц Ваня жил в Старом замке у бабушки. Без детсадовских приятелей, без отца и сестер. Казалось бы, тоска зеленая. Но это лето для Ивана стало похожим на  весело дребезжащий по кольцевому маршруту трамвай. Многие скажут: «Ну и что в этом интересного?»
 Да, путь трамвая прочно впечатан в асфальт, остановки те же самые, что были и вчера, и десятки лет назад. Но каждую поездку Ванька воспринимал как путешествие полное сюрпризов. Город по-приятельски играл с ним, каждый раз вынимая новые из бесчисленной коллекции своих сокровищ: то лохматую рыжую собаку ведущую на прогулку хозяина, то забавный рисунок мелом на стене, то балкон, украшенный разноцветными воздушными шарами, то громадную лужу, которая целых три дня(!) не высыхала после проливного дождя. Разумеется, по луже бродили босые мальчишки, гоняли прутиками кораблики из коры и скорлупы грецких орехов. Очень хотелось тоже, скинув обувь, побродить по луже. Но Ваня так и не решился сойти на ближайшей остановке. Мальчишки были намного старше. Он не боялся, что пацаны его прогонят, но опасался, что они отнесутся к нему снисходительно, как к малявке. Вот это было бы обидно. Ведь что самое главное? Седьмой маршрут стал для Ивана символом обретения новой степени свободы и самостоятельности. Малявки не ездят одни на трамвае, а он катался на «семерочке»  почти каждый день, уже не спрашивая разрешения. Просто проезжал круг, глазея в окно. Всего два раза выходил у Зининого дома на Луговой. Все дома на этой улице невысокие, двухэтажные, но украшены мезонинами с балкончиками или башенками. Зинин дом – с башенкой, в которую они тут же и забрались по скрипучей лестнице. Башенка была совсем крошечная, в ней помещались только два старых стула с вязаными круглыми ковриками на сиденьях, да на подоконнике лежала стопка журналов «Спортивное обозрение» и стояла пепельница – Зинин сосед, дядя Гриша, уединялся в башенке, чтобы спокойно покурить и почитать «Обозрение». Но все равно в башенке было интересно. А потом они просто смотрели по телевизору «Петрова и Васечкина» у Зины дома. Вместе сходили в магазин за продуктами. Для Ивана и это было приключением, он никогда еще не был в продуктовом магазине. Пить чай с баранками в гостях тоже было очень интересно. А во второй раз Ваня и Зина вместе ходили на фабрику – полюбоваться, как дядя Сережа Шитов украшает узором дверцу Ваниного письменного стола и, конечно, обошли все цеха и пообедали в столовой, где на стене красовался замок из серых и фиолетовых кирпичей.
  В это июльское солнечное утро друзья собирались в кинотеатр «Заря» посмотреть мультики. Ясное дело, Зину привлекали не бесплатные мультики в старом кинотеатре на окраине. По крайней мере не во время демонстрации «Битвы магов» в новом «Центральном». Но на «Битву» с космическими кораблями, магами из разных галактик, опасными приключениями и всякими там превратностями любви, пускали только детей с двенадцати лет и уже по платным билетам. Деньги на «Магов» мама ей выделила, но  Зина собиралась потратить их после мультяшного сеанса на мороженое в маленьком кафе неподалеку от старого кинотеатра. Они с мамой всегда так делали. Зине хотелось, чтобы и у Ваньки все было правильно. А за детей платят старшие. Правильно так.
 От Старого замка до «Зари» добираться было удобнее, поэтому Ванька и Зина собирались встретиться на остановке неподалеку от ворот замкового сада. Но на скамейке в остановочном павильончике из причудливого чугунного кружева Ваньки не было. Забыл? Проспал? Странно.
  На площадке у входа в Замок стоял красный автомобиль –  большой и блестящий. Ванька выбежал Зине навстречу. Выглядел он виноватым и довольным одновременно:
– Зина! К нам ночью мама приехала! Пойдем скорее! – Ванька потянул слегка упирающуюся Зину за собой.
За круглым кухонным столом сидела женщина, чье худое лицо с                неправильными чертами и огромными синими глазами было знакомо даже тем, кто искусством балета не интересуется совершенно. Блистательная Барбара Яблонская, в серых льняных бриджах и голубой просторной футболке, спрятав под стул длинные ноги, пила чай, как самая обыкновенная женщина. И улыбнулась, и кивнула Зине так, будто они проживали в соседних квартирах. Ванька со смущенной улыбкой обнял мать, а потом забрался на стул и уткнулся в чашку с молоком. На соседнем стуле смирно сидел плюшевый медведь. Зигфрид деликатно грыз печенье рядом с Ваниной чашкой.
– Здравствуйте, – пробормотала Зина.
– Доброе утро! – Ванда поставила чашку с теплым молоком и перед Зиной. Она была убеждена, что детям с утра необходим кальций. Зина  взяла еще теплое печенье с расписного блюда.
– А мы собирались мультики посмотреть.
– Увы! Я забираю Ваню в Екатеринбург. Вот такие дела! Хотела сделать сюрприз, не подумала, что могу нарушить планы своего сына.
– Мам! А давай, вместе сходим на мультики! А в Екабэ поедем завтра.
Барбара вздохнула:
– Проблема в том, что задержаться я не могу. У меня послезавтра утренний спектакль в Екатеринбурге. «Щелкунчик». Я думала, Ване будет интересно. Как раз не спеша на машине успеем доехать.
– Даже не сомневайся, мне очень интересно! – заверил ее Ванька и виновато посмотрел на Зину.
– Подумаешь, мультики! – пожала плечами Зина. – Потом сходим, когда вернешься. Ванька заулыбался:
– Я сегодня, когда проснулся, изо всех сил думал как устроить, чтобы никому не стало грустно!
– Все с интересом посмотрели на него.
– Бабушке оставлю Зигфрида, – тут Барбара Великолепная вздохнула с облегчением, – а тебе, Зина, Медведя.
– Вот спасибо! – хором ответили Зина и Ванда Аблегирим. Барбара глянула на часы:
– Нам пора!
Ванька взял Зигфрида на руки, погладил, поцеловал в нос:
– Не скучай!
Зина торопливо допила молоко, затолкнула печенье в сумочку – неловко оставлять надкушенное, взяла  Медведя на руки и вышла за ограду. Ванька облапил сразу и Зину, и Медведя. Прошептал скороговоркой:
– Я сразу к вам прибегу, когда приеду.
Потом Ванька обнял бабушку, постоял, прижавшись к ней и, поймав нетерпеливый взгляд матери,   привычно забрался на заднее сиденье, щелкнул ремнем безопасности. Ванда торопливо напутствовала бывшую невестку:
– Будь осторожна! Не гони!
Та торопливо покивала, мотор взревел. Через несколько мгновений машина скрылась за поворотом.
– Неужели нельзя было попросить Игманта, он отличный водитель! Или вообще поездом ехать! – не сдержав досаду, вслух произнесла Ванда.
– Она, должно быть, тоже неплохо водит, – неловко утешила Зина. Ванда Аблегирим посмотрела на нее с удивлением, будто только что заметив, и погладила девочку по голове:
– Спасибо!
– Хорошего дня! – попрощалась Зина, но на остановку «семерочки» пошла не сразу, смотрела вслед Ванде, пока ее прямая фигура не скрылась за украшенными резьбой дверями Старого замка. Только потом сообразила, что не спросила, когда вернется Иван.
      
  Придя домой, Зина сдвинула на подоконнике горшки с геранью, освобождая место, и устроила старого плюшевого медведя между куклой Асей, красавицей в розовом платье, и зайцем Коськой, сшитом из мягкой белой ткани в разноцветный горошек. В маленькой корзинке, подвешенной на ленте к полке с книгами, была еще кукла Лялька –  совсем крошечная, в ползунках и чепчике. Лялька все время спала, укрытая одеяльцем. Ее Зина просто показала Медведю, но знакомить не стала, пусть Лялька спит.
Познакомив игрушки, Зина целый час неприкаянно бродила по комнате, не зная чем заняться. Разумеется, у почти взрослой девочки имеется множество дел и занятий, но ни к чему не лежала душа. Так бывает, когда неожиданно сорвётся что-то заранее запланированное и желанное. Она пощелкала пультом, но глаз ни за что не зацепился, и Зина выключила телевизор. Решила заняться хозяйством. Рассыпала вермишель. Подмела пол и пошла в магазин за вермишелью.  Купила пряники и сметану, напрочь забыв про несчастную вермишель. А когда вернулась домой, обнаружила, что забыла выключить газ под кастрюлей с водой, приготовленной для варки этой самой вермишели. Кастрюля возмущенно дребезжала, испаряя последние капли воды. Зина, внутренне похолодев, поспешно завернула краник. За какие-то доли секунды перед ее внутренним взором промелькнули страшные картины разрушения родной квартиры, дома, всего квартала. Нет!  Ради спасения родного Пелыма, ничего сегодня делать не стоит. Надо сказать, что  Зине даже в голову не пришло сходить на «Битву магов», раз уж освободились и время, и деньги. Освободились-то они от Ваньки, вот в чем проблема.
  Зина решила встретить мать с работы. Похвальное решение, хорошая девочка! Вот только работала мама до восьми вечера, а часы показывали без десяти два. Придется поискать очень длинную дорогу до фабрики. Зина взяла  Медведя с подоконника, послушала, как стучит его сердце, и посадила в рюкзак: пусть погуляет, ему ведь тоже грустно. Зина направилась к гимназии, то есть в сторону прямо противоположную материнскому месту работы, мимо Семи слонов. Без определенной цели, просто по привычке.
   
    Марджана стояла, прислонившись плечом к ноге деревянного слона и неторопливо ела мороженое из красной фарфоровой чашки. Зина первый раз видела чернокожую красавицу в одежде, изготовленной не из «шерсти слонов», а в хлопчатобумажном сарафанчике с узором «миль флёр», на узких бретельках и пышной юбкой.
– О! А я знаю этого Медведя! Он из магазина игрушек моего друга. Его купила одна красивая дама для своего сына, – улыбнулась прекрасная хозяйка «Семи слонов», приветственно помахав Зине ложечкой.
– Вообще-то, это медведь моего друга, Вани.
– Но ведь твой друг вполне может быть сыном этой красивой дамы? – сделала предположение Марджана.
– Да, Ванина мать очень красивая, – согласилась Зина.
– Вот видишь!  Заходите! – Марджана, придержала дверь, пропуская вперед Зину с Медведем так, словно они заранее договорились встретиться.
В то самое мгновение, когда Зина переступала порог, раздался звук, похожий автомобильный выхлоп или взрыв карнавальной хлопушки. Или на выстрел – звук, знакомый ей только по кинофильмам, но абсолютно невозможный в реалиях города Пелыма, поэтому и нельзя было определить источник звука точнее. Одновременно сильный толчок в спину швырнул Зину на пол. В тех же кинофильмах героям, попавшим в опасную переделку, настоятельно советуют отползать в укрытие, не поднимаясь с пола. Но Зина вскочила стремительно, не обращая внимания на разбитые коленки, одним движением содрала со спины рюкзак и вынула из него Медведя, прижала ухо к его груди, заранее зная, что случилось. Сердце Медведя не билось, а его плюшевое тело опадало, теряло упругость, словно он был надувным и вот – продырявился.
– Не стучит! Бедный, бедный медведь!
 Марджана, уронив чашку с мороженым, осторожно взяла игрушку у девочки и тоже прижала ее к уху.
– Молчат! Бедные мы! – сказала она непонятно и испуганно.
– Почему? – прошептала Зина.
– Без него все у всех перепутается. Мы пропали!
Зина ничего не поняла, но в ушах у неё зашумело, она с ужасом смотрела на потертый, безжалостно смятый  комок пыльного серо-бурого плюша в руках Марджаны. Откуда-то Зина совершенно точно знала, что несчастье случилось не только с Медведем. Пошатнулся, сломался весь мир. Возможно, она прочла это в отчаянных глазах чернокожей красавицы.
– Карим! – крикнула Марджана уже на бегу. – Он поможет!
Зина бросилась вслед за нею в служебное помещение за столиком с кассой.
– Только не умирай! Только не умирай! – задыхаясь, шептала она.
   
   Карим одним резким движением смел на пол какие-то колеса, пружины и шестеренки, а Марджана  осторожно опустила на стол все, что осталось от несчастного Медведя. Эстрелла опустила в прореху на медвежьей груди маленькие часики, ритмичный перестук маленького механизма, задержал, не дал погаснуть последней живой искорке, притаившейся среди линялых плюшевых лоскутов. Эта еле заметная искра затрепетала сначала неровно, но вскоре уловила ритм, начала разгораться. Тёплые ладони окружили истерзанное плюшевое тело, заслоняя пульсирующий огонек игрушечной  жизни.  А узкие ладони Эстреллы, взметнулись вверх, опустились а, её длинные пальцы, словно творя заклинание, начали соединять этот слабо мерцающий живой огонек с каждым из пальцев теплой сияющей нитью. И вот, уже все ладони, все шестьдесят пальцев – детские, женские, мужские,  пламенеют, опутанные светом. По этой лучистой основе проворные пальцы Эстреллы начали сплетать. из света и тени чудесную латку, чтобы надежно закрыть прореху на плюшевой груди. Четыре пары глаз прилежно следили за однообразными движениями ее рук, за тем, как под защитой дружеских ладоней, из огонька разгорается крошечное игрушечное солнце. Еще немного… Последний узелок! 
Подлетели и щелкнули ножницы, освобождая пальцы от нитей основы. Тут свет лучистых нитей, сплетенных воедино, стал таким ярким и осязаемо плотным, что плюшевые лоскуты словно исчезли, рассмотреть их стало невозможно, но там, внутри сияния явно что-то происходило. И вдруг – всё.
Свет погас. На столе, как ни в чем не бывало, сидел совершенно здоровый плюшевый Медведь. Серо-бурый, с проплешинами.
Николай, озабоченно нахмурившись, уже тыкал его спину фонендоскопом, а остальные четверо, затаив дыхание, напряженно старались понять, что он бормочет себе под нос:
– Хрипов нет… Систола… Диастола… Наполняемость пульса… Все в полном порядке! – объявил он.
 У Зины отлегло от сердца, будто рухнувшие наземь небеса вернулись на положенное им место. Смертельная  опасность, угроза миру, отступила. Тут Зина очутилась в эпицентре радостно вопящей кучи малы: все участники реанимации хотели одновременно обнять друг друга и воскрешенного общими усилиями Медведя. Карим даже не обратил внимания, что народ топчется по разобранному на колесики часовому механизму из Елового терема.

– О! А я знаю этого Медведя! Старый знакомый, – улыбнулась прекрасная хозяйка «Семи слонов», приветственно помахав Зине ложечкой. – Заходите! – Марджана, придержала дверь, пропуская вперед Зину с Медведем так, словно они заранее договорились встретиться. Через минуту они втроём сидели на узком и жестком диванчике под полкой с коллекцией слонов. Марджана и Зина ели клубничное мороженое из красных фарфоровых чашек, Медведь сидел между ними.
– Странно, что никого нет! – удивилась Зина.
– Так часы опять поломались, – пояснила Марджана. – Получился зазор во времени, может быть, всего в один малюсенький миг, но этого вполне достаточно, чтобы мой магазин никто не замечал.
Зина улыбнулась, оценив реплику,  и решила поддержать шутку:
– А я заметила магазин, потому что задумалась и не заметила зазор?
– Ты задумалась так, что вообще выпала из потока времени! –  тряхнула косичками Марджана. – Интересно, о чем?
– Да о времени! – вздохнула Зина. – Маму с работы хочу встретить! Вот и размышляла, куда мне девать еще  пять часов. 
– Твоя мама работает до двенадцати? И разрешает тебе гулять так поздно?! –  Марджана была несказанно удивлена.
– Почему до двенадцати? До восьми! – тоже удивилась Зина, доставая телефон. – Ой! Без десяти восемь?! Ничего не понимаю! Так мама сама меня обгонит, я даже до дома не успею дойти!
– Нет, посмотрите на эту привереду! Ты ведь и хотела, чтобы пять часов куда-нибудь подевались! – воскликнула Марджана, бережно усаживая Медведя в Зинин рюкзачок. – Мороженое забирай, по пути доешь. А чашку себе оставь. Или занеси, когда время будет.
– Когда починят часы? – вспомнила давешнюю шутку прекрасной хозяйки Зина.
– Ну да! – кивнула Марджана.   


– Знаешь, мы с ребятами на днях плюшевого медведя починили. Стрелка какую-то золотую канитель притащила, вот ею и заштопали… – сообщил Карим.
– Знаю, – кивнул Титус. – Марджана рассказывала.
– Очень мне это дело понравилось. Душа воспаряет, понимаешь ли. Так что я решил открыть мастерскую по починке всяких мудреных игрушек. Ну, и одновременно магазинчик по их реализации. В хорошие руки, разумеется! – поделился Карим своими сокровенными замыслами. – Вот только не могу выбрать название. Нужно, чтобы слова на вывеске у владельцев страждущих игрушек вызывали доверие ко мне как к мастеру и одновременно желание приобрести игрушки у всех остальных. «Дом Дроссельмейера»? «Дети папы Карло»? Что посоветуешь?
Титус, который сидел на столе, чтобы не мешать Кариму ползать по полу и собирать на поднос детали часов из Елового терема, в задумчивости покачал ногами:
– Мне кажется, что ты напрасно используешь чужие имена, тем более иноземные и сложные. Нужно быть проще. Ну… Что-то вроде «Удивительные механические игрушки мастера Карима, отменно подходящие как для веселых забав в компании беззаботных друзей, так и для утешения в печальном одиноком раздумье. А также починка часов всевозможных конструкций». Сразу всё и всем ясно.
– Здорово! – восхитился Карим, доставая из-под шкафа очередное колесико. – Будь добр, запиши, пожалуйста! Карандаш и бумага в ящике стола.
Титус, наклонившись вниз, нашел письменные принадлежности  и начал писать.
– А когда думаешь открыть свое заведение? – поинтересовался он, не прерывая своего занятия.
– А вот даже и не знаю! – горестно вздохнул Карим. – Эти парнишки из Терема таскают мне свои часы чуть ли ни каждую неделю. И что интересно: в часах то не хватает колес, то появляются лишние! Ну, для меня-то это не проблема. Добавлю, убавлю, снова ходят, как миленькие. Но ведь времени на другие дела почти не остается! Вот и думай тут! Ох! Вроде бы, всё собрал.
Карим поставил поднос на стол. Титус протянул будущему владельцу мастерской исписанный листок, и осторожно выбрал из кучи деталей серый кусочек металла:
– Это тоже из часов?
Карим пригляделся:
– Нет, это мусор какой-то. Отвлекся на разговор, вот и подобрал.
– Я заберу?
– Да бери, конечно. А зачем тебе?
– Грузило сделаю, на рыбалку схожу, – Титус спрятал свою находку в карман.
– Щуки не боишься? Она за своих пескарей любого порвет! – предупредил Карим.
– Еще как боюсь. Поэтому рыбачить буду без крючка и без наживки. Так просто, с удочкой на мосту посижу.
– Типа воздухом подышать? Понимаю!
Карим достал из нагрудного кармана пинцет, закрепил у левого глаза окуляр и начал сосредоточенно перебирать детали на подносе.
– Корпус подай, пожалуйста! Вон там, на полке стоит! – попросил он. Титус переставил на стол чудесный резной корпус часов, знакомый ему по памятному посещению Елового терема.
– Так это что же? Если на часах нет стрелок, то времени сейчас никто не указ?
– То-то и оно, – ответил Карим, продолжая перебирать колеса и колесики. – Кто же ему укажет, если стрелок нет?
Титус кивнул, прощаясь, и отправился восвояси.

– Где  ты взяла это страшилище?! – сразу спросила Нина, открыв дочери дверь.
– Это Ванин. Его зовут Медведь. Ванька с матерью где-то ездит, вот и попросил меня присмотреть за Медведем. Он живой.
– Ну пусть живет, раз живой. Есть не просит, так что пусть хоть насовсем остается. Хорошо, что сметану купила. Умница. Я оладушек напекла. Мой руки!
Медведя Зина тоже усадила за стол и с трудом подавила желание поставить перед ним тарелку с оладьями. Спать Зина отправилась уже в десятом часу – они с Медведем очень устали. Пропавшие пять часов пропали не даром.
Зина всегда была худенькой, так что спала она, не раскладывая диван. Зачем время тратить, если и так места достаточно? Но сегодня – пришлось. Ася и Коська с укоризной смотрели на нее с подоконника.
– Глупость какая! – засыпая, думала  Зина, обложенная игрушками со всех сторон. – Ну, ладно, Медведя Ваня приедет, заберет. А если мои разнежатся, откажутся караулить цветочные горшки? Вот-вот паспорт получать! А я сплю с куклой. Придется в детский сад работать идти, воспиталкой. Кошмар, кошмар, кошмар!!!
Но как же хорошо ей спалось под мерное тиканье в плюшевой груди! И сон был такой легкий, забавный, девичий.

    Счастливая куча мала, наконец, распалась, но пятеро счастливых спасителей продолжали топтаться по колесам, передавая друг другу спасённого Медведя. Улыбались, обмениваясь счастливыми взглядами. Произнести «Ну, ладно, мне пора!» было совершенно невозможно, словно всё еще накрепко связывала их воедино сияющая нить.
– Это счастье нужно заесть! – заявила Марджана. Она взяла Медведя на руки и решительно вышла на Ёлочную площадь. Николай протянул Зине руку, Карим подхватил Эстреллу под локоток…
Веселая компания молодых людей переместилась в кафе-мороженое. Вышколенная волшебной сосулькой поварешка сразу поняла, что  тут случай особый – мороженого выдала каждому сразу по две порции. Виновника торжества усадили в центре стола, Николай притащил недостающие стулья. Им было совсем не тесно за маленьким круглым столиком, но они то и дело сталкивались коленями,  хохотали, нечаянно наступая друг другу на ноги и нарочно подталкивая друг друга локтями, да так, что Николай и Карим несколько раз пронесли ложки мимо рта. Никогда еще Зина не ела такого вкусного мороженого в такой непринуждённой и радостной обстановке.
– Какие же мы молодцы! – взволнованно щебетала Марджана, снова прижимая к себе Медведя. – Страшно подумать, что бы случилось, если бы…
– Если страшно, то не думай! – тут же посоветовал заботливый Николай.
– К тому же, если за дело берется лучший игрушечный мастер этого Города, то бояться нечего! – заявил Карим и гордо приосанился.
– А что бы случилось, если бы?… – робко поинтересовалась Зина. Карим, Николай и Эстрелла в замешательстве переглянулись. Видимо, Зина затронула невзначай тему «16+». Только темнокожую красавицу вопрос ничуть не смутил:
– Могло случиться всё, что угодно! – воскликнула она. – К примеру, вместо коллекции нынешнего сезона, я бы выставила в своем магазине позапрошлогодние модели осень-зима-зима! – Марджана прижала ладони к щекам.
– Это же ужас кошмарный! – содрогнулся Карим, который следил за модой. Николай же носил свои клетчатые рубашки, пока локти не протрутся, а после этого укорачивал рукава с помощью ножниц и снова носил и, поэтому пожал плечами, посчитав пример неудачным. Но свой пример приводить не стал. Чуткая розовая поварешка проворно наполнила чашки мороженым. Зина не задавала больше вопросов и беззаботное веселье продолжилось.
Но вот Эстрелла с сожалением поднялась, накручивая на палец цепочку –  пустую, без часов.  Посетовала непонятно:
– Жаль, но еще одна ложечка, и высота меня отвергнет! Если что – вызывайте!
– Да просто так залетай! У меня новая коллекция на подходе. Тебе очень пойдет! – радушно пригласила подругу Марджана. И девушки, прощаясь, чмокнули друг друга в щёчки.
– Ой, Зина, нам тоже пора!  Магазин без присмотра! – спохватилась и Марджана. Зина взяла Медведя на руки, прижала к себе, явственно ощутив  биение жизни в плюшевой груди и чувствуя как хорошо  и правильно всё стало. Не только у Медведя.
 Парни остались одни. Они не толкали друг друга локтями и коленями, а спокойно, даже умиротворенно, съели еще по порции мороженого.
– Может, ещё и запьем? По маленькой? – предложил Николай. Карим, подумав, кивнул. Кафе-мороженое опустело – крепкие напитки в нем  не подавали.
 
    Последний эпизод остался вне Зининого сна. Но вовсе не по причине возрастного ценза. На сны юных барышень и вообще на какие-то ни было сны запреты не распространяются. Просто лёгкий и веселый девичий сон был очень недолгим. Около одиннадцати в дверь квартиры Трофимовых постучали негромко, но требовательно. Нина, оторвавшись от душещипательного сериала, пошла отворять.
– Сударыня, извините за поздний визит! Разрешите представиться! Буре, управляющий Старого замка. По поручению княжича Ивана Аблегирима я должен срочно отвезти Медведя к нему, – бесстрастно сообщил пришедший. Никакого смущения за свой поздний визит он явно не испытывал. И появление, и заявление господина управляющего были так неожиданны и абсурдны, что Нина несколько мгновений молча смотрела в его прозрачные голубые глаза, на твердый неулыбчивый рот, пытаясь осознать услышанное.
– Мне нужен Медведь. Старый плюшевый Медведь. Я отвезу его Ване, – ещё раз пояснил Игмант. Его лицо с правильными чертами было спокойно, голос негромок, во взгляде зимних глаз не было и намека на угрозу, но упрекать за вторжение, а тем более спорить с ним, не хотелось. И почему-то даже великолепная подтянутая фигура господина Буре вызывала смутную тревогу, а не восхищение. Поэтому, Нина молча кивнула и оправилась за Медведем. Игрушку пришлось отбирать у спящей Зины – во сне она крепко обхватила Медведя руками.
– Мама?! Что?!
– Господин Буре приехал за медведем, – поджав губы, пояснила дочери Нина.
В тесной прихожей возникла некоторая заминка, недолгая пауза между окончанием одного и началом другого действия, во время которой Нина и Игмант снова молча разглядывали друг друга. Высокий, крепкий мужчина с холодными прозрачными глазами, бережно прижимающий к сердцу потрепанную плюшевую игрушку. Да… Еще бы деревянный меч в правую руку, было бы совсем смешно. Но созерцание господина Буре с Медведем на руках не вызвало улыбки на лице Нины, скорее она была в растерянности. Брутальные мужчины из сериалов так себя не ведут. Что почувствовал Игмант, созерцая Нину, догадаться было невозможно, его лицо было совершенно бесстрастно. Хотя, в глубине глаз, вроде бы, промелькнула какая-то искорка.
– Спасибо! – Игмант легко и совершенно бесшумно сбежал с лестницы.
– А что случилось-то? – решилась спросить вдогонку Нина. Игмант не обернулся.
Когда Зина, выбравшись из-под одеяла и накинув халатик, вышла в гостиную, озадаченная неожиданным и, не побоимся этого слова,   неуместным, посещением княжеского служащего, Нина стояла у окна, провожая взглядом стремительно удаляющийся джип.
– С ума сойти! До чего мальчишка балованный! Среди ночи мужика за игрушкой послали, – покачала она головой.
– Не похоже на Ваню, – возразила Зина.
Пришлось поставить чайник, чтобы обсудить происшествие. Следующий сон Зина начала смотреть уже в два часа ночи. Этот сон Зина не запомнила, но точно ничего приятного не было. Тревога о друге, маленьком и уязвимом, не идет на пользу сновидениям. И все же, надо сказать, тревога эта была какой-то ненастоящей, игрушечной, как и плюшевый виновник ночного переполоха. В глубине души Зина была уверенна, что всё хорошо. Утром она позвонила Ивану, но тот не отвечал. Тревога повысила градус примерно до отметки в тридцать шесть и восемь, грозя стать настоящей. Почему Игмант приехал за игрушкой так срочно?
Съездить в Старый замок и разузнать у Ванды Аблегирим  в чём дело, Зина не решилась. Зина позвонила Анете.
– Мелкий совсем обнаглел! – холодно отозвалась Анета и отключилась.
 Ну? И как это понимать? Зина была в недоумении. Но в это время позвонил сам Иван:
– Ванька! Что случилось?! – сразу выпалила Зина.
– Ничего! Я потом тебе расскажу! Не обижайся, за Медведя!
– Да ладно! В другой раз у меня погостит!
– Ага! Мы скоро приедем!
– Жду! – Зина с облегчением вздохнула.
Таким образом, Зинины Ася и Коська не успели научиться плохому у Медведя. Но, тем не менее, они перебрались с жесткого подоконника на широкую и мягкую спинку дивана. Ну и что же, что паспорт получать. Существует такое понятие: «интерьерная игрушка». Интерьерные игрушки вполне уместны в комнате юной девушки и могут быть очень любимы ею. Вот так.

– И как тебе спектакль? 
Иван горестно вздохнул и покрепче прижал к себе потрепанного жизнью плюшевого друга.
– Никак! Я дотуда не доехал. Ну, до Екабэ,
Звуки сложного городского имени «Екатеринбург» путались у Ивана на языке, вызывая улыбки собеседников, поэтому он предпочитал употреблять его сокращенный вариант.
– Рассказывай!
Ванька молчал, уткнувшись в плюшевый мех. Зина озадачено нахмурилась и села на диван рядом с Иваном и его медведем, чтобы не сверлить их тревожным взглядом – это неприятно собеседникам.
– Или не хочешь? Тогда не рассказывай.
– Просто я собираю мысли, чтобы рассказать по порядку.
– С мамой поссорился? – высказала догадку Зина. Ванька помотал головой:
– Нет! Ты что! Я никогда с ней не ссорюсь! Она и так редко приезжает. А в этот раз я её подвел.
Зина подняла брови, изображая вопрос: «Как так?»
– Я заболел по дороге, и мама очень испугалась. Даже вертолёт прилетал.
Зина потрясла головой:
– Ничего не понимаю! Тебя в машине укачало что ли? И какой вертолёт? Из пограничного отряда? Или твоего папы?
– Нет, меня никогда не укачивает, я просто как-то непонятно заболел. А дяде Саше Петренко мама не позвонила, потому что до Тагила было ближе и там врачи очень хорошие. И еще потому, что она боится бабушки. За бабушку она тоже немного боялась. Ну, что бабушка расстроится. И за меня она тоже боялась.
Ванька последовательно дал ответы на сумбурные вопросы Зины. Но Зина все равно мало что поняла.
– Твоя мама испугалась всего и за всех. Так. А с тобой-то что?
Иван попытался объяснить получше:
– Я будто совсем исчез. И всё видел, как кино. Вот нас же в кино нет, мы в сторонке сидим, а все равно всё видно и понятно. Мама очень испугалась. Только я очень быстро стал снова здесь, а не в сторонке. Тут на вертолете прилетел врач. Только вертолет не наш, а дяди Анатоля. Он мамин друг из Нижнего Тагила. Там на вертолете до Тагила три минуты – совсем близко. Врач сказал, что со мной всё хорошо, но непонятно. Дал мне сладкую витаминку, а маме дал лекарство. Потом мама уехала отдыхать к дяде Анатолю, у него очень большой дом. Мне одному в больнице стало страшно и я позвонил Игманту.
– Почему Игманту?
– Бабушке нельзя – у неё сердце. А у мамы нервы. И спектакль. Благотворительный. Знаешь, как это важно? Папа далеко, не поможет. А у Игманта нервы очень крепкие. И он врачей совсем не боится. Маме врач говорил: «Недельку, пусть полежит, на всякий случай…» И мама послушалась. Хотя она, вообще-то, никого не слушается. А Игмант просто пришел и меня забрал. Теперь понятно?
– Почти.
– А что не понятно? – удивился Ванька.
– Почему тебя так долго не было? Ты ведь не ездил на спектакль.
– Маму дядя Анатоль увез в Екабэ, а мы с Игмантом ждали, чтобы не приехать раньше времени. У бабушки – сердце! Бабушка не знает, что я не был на спектакле. Смотри, не проговорись!
Вроде бы, тут нужно сообщить ребенку, что врать нехорошо. От вранья куча проблем. Это, разумеется, так. Но не совсем. Не на сто процентов. Иногда от правды тоже одни проблемы. И что делать? Каждый выпутывается из этого противоречия по-своему, в зависимости от ситуации. И, так или иначе, продолжает жить дальше. Зина это уже знала. Она не стала поучать Ваньку, а тот помолчал и похвастался:
– А мы с Игмантом видели картину Рафаэля. Ну, про которого ты мне рассказывала, её ещё на чердаке нашли. Красивая. Только Иосиф, папа Иисуса, на картине  какой-то грустный.
– Я тоже это заметила, когда мы с классом на экскурсию в Тагил ездили, – согласилась Зина.
– И он на картине не сильный и не такой уж красивый. Не то, что мой. А все равно, с папой лучше!
– Ну, это кому как повезет… – протянула Зина и сменила тему:
– А твоя бабушка не удивилась, что ты приехал обратно с Игмантом?
– Нет. Мама из Екабэ улетела в Италию на фестиваль. Вообще-то, она и меня хотела туда взять и отдать там папе, но в Нижнем Тагиле передумала. Я её подвел. Она так перенервничала!
Зина помолчала. А что тут скажешь?
– Знаешь что? – сказала она. – Пойдем пить чай. Мама пирожки с повидлом испекла.
Чаепитие с пирожками – универсальное средство выхода из любой, казалось бы, тупиковой ситуации. О том, что случилось с Медведем, оставленным на её попечение, Зина Ивану не рассказала. Не потому, что не хотела выглядеть нерадивой нянькой,  у которой дитя без глаза. Происшествие с Медведем сейчас казалось ей сном – пока находишься внутри него, все принимаешь как должное, а только проснешься, как сразу становится ясно, что какая-то логика в развитии ночных событий несомненно была, но бодрствующему человеку  она недоступна.
Вот, например, медведя во сне они спасали впятером, это точно – Марджана, Эстрелла, Карим, Николай и сама Зина. Эстрелла штопала дырку в плюшевой шкуре. Значит, нити основы держали четверо – это восемь ладоней или сорок пальцев. Но ладоней в этом сне было не меньше двенадцати – по три с каждой стороны стола, а ведь у стола четыре стороны. Откуда взялись лишние ладони и пальцы? Легче забыть, чем осознать. И Зина забыла.
Мысли ее были устремлены в будущее: ура, мультики посмотрим!
      
Как же страшно было ему в больнице!
– Спи, спи! – ласково уговаривала его добрая тетя в голубом халате и шапочке. Она поправляла ему одеяло, гладила по голове и снова садилась в кресло. Но спать было нельзя. Нужно было изо всех сил цепляться глазами за шторы с нарисованными синими цветами, за белый потолок, за тяжелые ветви тополя в оконном проеме, чтобы не исчезнуть снова. Когда добрая тетя сама задремала в своем кресле, Ванька осторожно вылез из-под одеяла, взял со столика ее телефон, позвонил Игманту. И стал ждать. Теперь он цеплялся за ожидание, цеплялся из последних сил. И все же не удержался, сорвался в темноту мрачного сна.
   
  Это был совершенно неправильный цирк. Хотя бы потому, что представление в нем началось до того, как Ваня и Медведь вошли в зал. В правильном цирке не выключают свет над рядами кресел, пока зрители не найдут свои места. Тем более, зрители с фамилией Аблегирим. Кажется, звучала какая-то музыка, но тоже неправильная, она оставалась снаружи, не попадая в уши. Внутри у Вани была жуткая глухая тишина. Он догадывался: эти безобразия происходят потому, что в набитой сосновыми опилками груди Медведя не стучит сердце. Именно поэтому Иван не хотел брать Медведя на руки, прижимать его к себе – чтобы не ощутить и внутри потертого плюшевого тела эту мертвую глухоту. Ведь если это отсутствие живых звуков окажется правдой, то уже ничего не удастся исправить и будет плохо. Что будет плохо? ВСЁ! Но поправить, повернуть, отменить еще можно. ВСЁ можно до тех пор, пока не признаёшь отсутствие жизни единственной возможной реальностью. Во сне это понятно сразу, без пересчета звеньев логической цепочки.
И вот, почти оглохший Ванька и чуть живой Медведь, поминутно спотыкаясь, бродили по темному цирку в поисках своих мест. Казалось бы, в этом не было никакого смысла: огромное пространство под высоким, терявшимся во тьме куполом было совершенно пустым. Но это только казалось. Запинался Ваня именно о чьи-то ноги, не слышал, но явственно, словно зимний сквозняк из приоткрытого окна, ощущал спиной сердитое шипение: «Да что же это такое! Проходите живее! Шпана безбилетная!» Хотя билеты у Вани и Медведя были. А вот попробуй разобрать, что на них написано, если вокруг темно. Медведю  было страшно, он цеплялся за руку Вани своей плюшевой лапой, путался в ногах как бестолковый кот, так что протискиваться по узкому проходу мимо невидимых сердитых колен, то гладких, обтянутых колготками, то шершавых, брючных и джинсовых, становилось еще трудней. Но вот друзья  добрались до просторных ступеней, сбегающих вниз, перевели дух и, наконец-то, попытались разглядеть, что происходит на тускло освещенной арене.
В первое мгновение Ване показалось, что это – красивая, большая, в человеческий рост, марионетка в пышной юбке. Кукла, шесть рук которой дергают за упругие светящиеся нити летучие  фонарики. Но почти сразу он понял, что всё совсем наоборот – эта шестирукая девушка сама вертит и крутит на тонких золотых лучах фонарики, которые, подчиняясь ее воле и мастерству, вычерчивают в воздухе вензеля и виньетки – мимолетные и пронзительные, как след падающей звезды. Если бы,  конечно, падающие звёзды могли двигаться по такой сложной траектории.  Но вдруг, удивительная артистка посмотрела жёлтыми, как у совы глазами, в темноту, прямо на мальчика и медведя, и произнесла чистым, разрушающим глухоту голосом:
– Эй! Ладно бы на уроки, но опаздывать в цирк!!! Это уж ни в какие ворота! Вот вам за это!!! – и всеми руками, которых стало вдруг не шесть, а очень-очень много, одновременно запустила в них светящиеся шары. Ванька, ахнув, подхватил Медведя на руки и, закрывая его от удара, повернулся спиной. Отскочить, увернуться, просто не успел. Упругая, веселая волна света пронеслась сквозь них, сметая глухоту, темноту и страх:
  -БАБАХ!
Ваня расхохотался, ощутив, как ровно и сильно стучит у Медведя сердце.

  Ваня проснулся от своего смеха и спросил:
– Это был солнечный удар?
Добрая тетя в голубой шапочке тоже проснулась, потрогала Ванин лоб – нет ли температуры, погладила по голове:
–  Нет, маленький! Солнышко спит еще, и тебе спать надо! Ночь на дворе!
Тут появился Игмант. Он принёс Медведя. Ванька обхватил Медведя руками, уткнулся в его потертую морду, ощутил всем своим существом жизнь в плюшевой груди.
– Сейчас давай увидим сон про театр, а не про цирк, чтобы мама не обиделась! – сказал он Медведю на ухо. Медведь улыбался. Ваня смело нырнул в сон, не стараясь удержаться на зыбком краю реального мира. Ничего плохого случиться сейчас не могло, Медведь всегда надежно охранял друга. Новый сон был скучный, но очень хороший, светлый, солнечный.  И не про театр.

Ваня и Медведь сидели на зеленой лужайке, а вокруг них бродили, пощипывая травку разноцветные слонята.
– Их зовут Мерак, Мицар, Алькор, Мегрез, Зенгер, Дубхе, Шемаха! –  сказал Ване Медведь.
– Ну и ну! – удивился Ваня. – Это в каком же языке есть такие удивительные слова?
– В слоновьем! – важно сообщил Медведь.
Слонята паслись до утра. Слоны вообще гораздо лучше овечек – считать их не нужно, а щиплют травку они очень умиротворяюще, этот сон хочется смотреть и смотреть.

На следующий день Ваня предложил Игманту отправиться в Музей изобразительных искусств:
– Зина сказала, что там есть картина Рафаэля.
И, заметив недоумение Игманта, добавил:
– Это такой знаменитый художник. Старинный.
Игмант кивнул. Музей изобразительных искусств они нашли очень быстро. А в музее очень быстро нашли нужную картину.
Маленький Иисус и его мама были нарисованы очень красиво. Но Ваня немного обиделся за святого Иосифа. Рафаэль мог бы одеть его понаряднее.
– А правда ведь, хорошо, что у маленького Бога на Земле тоже был папа? – спросил он.
– Да, – согласился Игмант. – Рядом с мальчишкой должен быть мужчина. Особенно с подростком. Как говорится, глаз да глаз! – и он сурово нахмурился.
  Весь следующий день Ваня рисовал портрет папы Иосифа –  в золотой кольчуге и богатырском шлеме, с мечом и щитом. Ведь ему нужно было защищать свою семью, а времена тогда стояли тревожные.
Кстати, все необходимое для творчества Ване доставили из магазина по одному телефонному звонку дяди Анатоля.

  Разумеется, родители Вани встретились и обсудили между собой  странное дорожное происшествие. Князь Виктор, не на шутку встревоженный, вернулся домой раньше, чем планировал. Барбара Яблонская любезно предложила Кате задержаться с нею в Италии, обещая познакомить со звездами мира моды и искусства. Но Катерина предпочла вернуться с отцом в родной Пелым. Убедившись, что с Ванькой все действительно хорошо, князь тут же помчался в Нижний Тагил – побеседовать с врачом лично.
– С мальчиком все в полном порядке. Я оставил его в стационаре просто, чтобы  успокоить мать. Вот она была в истерике. Рассказывала, рыдая, какие-то ужасы.
– Так остановки дыхания на ваш взгляд быть не могло?
– Не на «мой взгляд», а просто не могло и не было. Нормальный здоровый ребенок. Наверное, укачало в автомобиле. Люди творческих профессий, знаете ли, часто бывают излишне эмоциональны.
– А шрам?
Врач пожал плечами:
– А что шрам? Тоже ничего страшного. Исчезнет без следа, или почти без следа, через год-другой. Может и раньше. Этому шраму ведь уже не меньше двух лет? Что, кстати, случилось?
– А вот хотел бы я знать, что… –  вздохнул князь.

  Вернувшись домой, князь Виктор, не в силах справиться с беспокойством, целый день не отходил от сына. Вернее, таскал Ваньку и его плюшевого друга за собой. Так что делами семейными и государственными они занимались вместе. Сначала, разумеется, побывали на мебельной фабрике, чтобы посмотреть на серьезную, «школьную», мебель для будущего первоклассника.
Дверцу рабочего стола делили четкие столбцы таблицы умножения,  его столешница была инкрустирована изображением карты княжества, боковины и дверцы книжного шкафа украшали буквы латинского, российского и арабского алфавита. Такое оформление казалось бы скучным, если бы на карте не резвились миниатюрные звери и зверюшки, обитающие в Пелымских лесах, по буквам не скакали веселые птицы, а таблицу умножения не осваивали неугомонные насекомые.
Фирменный стиль Пелымской фабрики – как можно более полно продемонстрировать натуральную красоту древесины. Но для мебели княжича художники сделали исключение: изображения живых существ были красочными, хотя цвета использованы не чистые и звонкие, а приглушенные, разбелёные. Буквы и цифры были тронуты затертой позолотой, что придавало резьбе дополнительный объем и глубину. В памяти сами собой всплывали расписные заглавные буквицы рукописных книг. Да, эти чудесные предметы мебели имели душу, их хотелось рассматривать долго и вдумчиво, как картину.
Князь Виктор и Ваня не отказали себе в этом удовольствии. С трудом оторвав взгляд от кружевной вязи арабского алфавита, князь с чувством пожал руку Дмитрия Лунегова.
– Спасибо! Это великолепно!
– Наши художники считаются одними из лучших, но лично я считаю их просто лучшими, – кивнул директор.
– Согласен! Могу ли я лично выразить мастерам благодарность и восхищение? И, может быть…
Дмитрий Лунегов с достоинством покачал головой:
– Что касается материальной стороны, то деньги были переведены вовремя и более чем щедро. А выразить благодарность лично… Конечно!
– Я провожу! Я сам! – подскочил Ваня и потянул отца за руку. – Я всё тут знаю!
Дмитрий Лунегов с улыбкой кивнул:
– Я же, с вашего позволения, прослежу за погрузкой и отправкой мебели княжича.
Разумеется, на Пелымской мебельной фабрике не раз выполняли заказы семьи Аблегиримов по изготовлению различных предметов интерьера, но до сегодняшнего дня это обходилось без экскурсий по цехам. И вот, дожили! Дождались. Благодарность и восхищение работой конструкторов, художников, резчиков, краснодеревщиков, полировщиков и работников других специальностей, с которыми князя познакомил Ваня, были столь велики, что до столовой предприятия отец с сыном добрались только к обеду. То есть, в самый раз.
– О! Узнаю твою руку! – остановился князь перед изображением замка. – Хорошо получилось!
 Ванька, довольный, расплылся в улыбке:
– Там живёт Зигфрид. Вот он, в сугробе. А Кот зашел в гости. Даже Ане понравилось! – похвастался он, уверенно направляя отца к стойке самообслуживания.
Князь Виктор и Ваня с аппетитом уминали толстый, бледный омлет, заедая его черным хлебом. Дворцового шеф-повара Юрия при виде этого произведения общепита валерьянкой пришлось бы отпаивать. И, между прочим, напрасно: было очень вкусно.
– Доску в оружейной кладовке взял? – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес князь.
– Ага. Там какой-то непонятный дядька был нарисован.
– Судя по размерам доски, раньше это был единственный портрет фра Мауро, легендарного составителя «Кодекса Аблегиримов» и «Планиметрии мира», – князь вздохнул. – По крайней мере, так утверждал мой отец.
– Хорошо, что единственный, – хладнокровно отозвался Ванька. – А то на портрете он был совсем уж страшненький и неуклюжий. А сейчас можно думать, что этот фра был волшебником в колпаке со звездами.
– Стыдно признаться, но я с тобой согласен, – нахмурился князь Виктор. –  Ты нарисуй его когда-нибудь. В колпаке. Кстати, остальные доски тоже можешь использовать. Всё стоящее уже давно в музее.
Пообедав, Аблегиримы поехали во Дворец общественных собраний, заниматься государственными делами. Там Ванька, получив бумагу и набор разноцветных маркеров, уселся за стол ответственного секретаря – рисовать. Но не портрет легендарного фра Мауро. Он крупно написал свое имя и принялся украшать буквы всевозможными живыми существами, как реальными, так и сказочными. Князь Виктор и Тильда устроились рядышком с другой стороны стола и начали разбирать важные документы. Некоторые, чтобы стать действительно важными, требовали личной подписи князя, с другими он просто знакомился, чтобы быть в курсе административных событий, происходящих в государстве. Тильда указывала ярким ноготком на пункты, требующие особого внимания, князь благодарно кивал. Словом, работа кипела. И была прервана появлением господина Хоха, председателя Общественного собрания.
– Тильда! Да что за наказание! Опять эта чокнутая Лиса! – простонал он, стоя на пороге.
– Дядя Вилли, а мы уже тут! – радостно приветствовал его Ванька.
– Ваня! – просиял Виллиам Хох. – Виктор! Ну, наконец-то! Умоляю, разберись  с этой дамой сам. Или я вызову скорую и отправлю её в психиатрическую клинику. И сам с нею поеду, чтобы два раза машину не гонять.
– Что натворила эта ужасная дама? – поинтересовался князь, с улыбкой глядя на друга.
– Она требует вернуть ей какой-то воротник и уже три дня доводит Виллиама до белого каления, – пояснила Тильда. – Это, честное слово, можно приравнять к покушению на его жизнь.
Князь глянул вопросительно: «Где?»
– В приемной сидит…
Князь Виктор вышел, господин Виллиам Хох с облегчением опустился на освободившийся стул.

– О!!! Князь Аблегирим!!! – эффектная рыжеволосая женщина в жакете с огромным, пышным оранжевым воротником из трикотажного меха, бросилась навстречу князю.
– Присаживайтесь, сударыня! Я вас слушаю! – строго произнёс Виктор, предусмотрительно расположив кресло для посетителей так, чтобы между ним и перевозбуждённой дамой была преграда в виде массивного письменного стола, и занял рабочее место господина председателя.
– У меня украли воротник! С этого жакета. Я нарочно надела его, невзирая на жару, чтобы наглядно продемонстрировать! – заломила руки дама. – Полиция не хочет ловить вора! А господин Хох отказывается принимать жалобу на бездушных полицейских чинуш! Я это так не оставлю! Я до Совета Евразии дойду!
– По-моему, ваш воротник на месте и смотрится отлично, – холодно заметил князь, не спеша окунуться в бурю чужих эмоций.
– Этот искусственный! Им подменили настоящий! Идиоты! Думали, не замечу! Украли очень дорогой, лисий! Шкуру мне добыли на заказ! Этой весной! Даже поносить не успела! Понимаете?! В конце концов, я заплатила огромные деньги!
– Разберем ситуацию по пунктам! – бесстрастно остановил князь словесный поток. Его девочки очень удивились бы, увидев отца в эту минуту. – Первое. Этот воротник не искусственный. Это натуральная слоновья шерсть. Она ценится в буквальном смысле на вес золота. Я на днях вернулся из Италии и могу подтвердить, что подобные аксессуары демонстрируются только на закрытых показах лучших дизайнеров. Второе. Весенняя охота запрещена. Вы, по вашим словам, являетесь заказчиком преступления, то есть соучастником злоумышленника. Третье. Думаю, ваш нынешний визит, сударыня, суд расценит как явку с повинной и учтет, определяя срок наказания, – для наглядности князь Виктор загибал пальцы на левой руке.
– Так он, этот злоумышленник, уже сидит!!! А я-то причем?!!! –  завопила дама. Князь поморщился. Он не любил дамских воплей.
– Будет справедливо, если вы, сударыня, присоединитесь к нему.
    Прискорбно, но в Пелыме имелась тюрьма. Несмотря на разумные и освящённые временем законы, в княжестве иногда случались правонарушения, виновники которых и отбывали заслуженное наказание в тюремных камерах.
– Я?! Меня?! В клетку?! За что?! Я любезно, невзирая на жару, зашла показать вам свой новый воротник из натуральной слоновой шерсти! А меня же и в клетку?!
– Воротник роскошный! - уже сдерживая улыбку, подтвердил Виктор. Но дамы и след простыл.
Государственные дела князь Виктор решил доделать завтра. Тильда вынула из шкафа шоколадные батончики, подала мужчинам кофе, а себе и Ване приготовила какао. Таким образом, рабочий день Аблегиримов закончился весьма приятно, и они с лёгким сердцем собрались домой.
– Эй, Ваня! – окликнула Тильда мальчика и показала ему забытый рисунок. Ванька, подхватив Медведя, махнул рукой:
– Оставь себе! Когда я прославлюсь или помру, его можно будет продать! Дядя Анатоль сказал, что дальновидные люди всегда так делают! У него уже есть одна моя картина, – Тильда рассмеялась шутке и, попытавшись изобразить на лице алчность, спрятала рисунок в сейф. Хорошо, что князь уже вышел в коридор и не слышал  Ванькиных слов.
   
   Невзирая на жару, князь Виктор весь день ходил в брюках и рубашке. Легких, льняных, но тем не менее. Поэтому, придя во дворец, сразу поспешил в свои комнаты, чтобы принять душ и переодеться. С наслаждением натянув просторную футболку и шорты, Виктор присел на прохладный подоконник в гостиной. Навалилась усталость. Слишком жаркое лето, давно такого не было.
Надо к Кате зайти. Во время поездки в Италию Виктор собирался поговорить с нею, но так и не решился, не смог улучить подходящий момент. Помочь девочке сделать выбор профессии, предложить помощь, защиту в любой ситуации, деньги… Как? Сама-то Катька – твердый орешек, ни о чем не просила. Князь усмехнулся. Только и выяснил, что Катерина не хочет быть космонавтом. А кем хочет? Чем собирается заняться?
В дверь поскреблись. Вошла Катя. Эх, до чего же красивая у него дочка! Катя устроилась рядом, покачала ногой, наморщила нос:
– Папа! Опять коньяк с кофе! В такую жару! – Катя возмущенно  хлопнула ладонью по своей загорелой коленке.
– Да ладно тебе, подумаешь.
– И как ты тут будешь без присмотра? – Катя горестно вздохнула.
– Уезжаешь? Когда? – мгновенно подобрался князь.
– Сегодня. Сейчас…
– Подожди, я быстро, только переоденусь… – торопливо бормотал Виктор, бросившись в спальню.
– Папа! Я хочу сама. И чего ты всполошился? Я не собираюсь пропадать.
– Честно не собираешься? – Виктор уронил свежую рубашку на пол, повернулся и  вглядывался в дочку так пристально, словно она и правда отправлялась на какую-нибудь Альфа Центавра.
– Ни за что! А ты тоже… Если… – Катя замялась, не находя слов. –  Тут же зови на помощь! А то знаю я тебя…
– Нет, стой! – Виктор потер лицо руками. – А как же бабушка, девочки…
– С бабушкой и Ванькой я уже попрощалась, а девочкам ты сам расскажи. Ну ладно, меня такси ждет! – Катя коротко обняла отца и быстро вышла. Шагов не было слышно, в коридоре  постелили ковры.
Князь Виктор так и остался стоять на пороге спальни. Вот, поговорили. И что теперь? Мчаться следом? Звонить в Службу охраны,
пусть проследят, маячок на рюкзак подсадят? Князь медленно и аккуратно повесил рубашку на плечики, убрал в шкаф, достал из холодильника пачку сигарет, нашел зажигалку, закурил и вернулся на прохладный подоконник.
Птенец вылетел из гнезда. Это его законное право.

  Конец августа выдался хмурым. Суровые воды Тавды и Пелыма потемнели, от них веяло холодом. Поэтому, чтобы не простудить первоклассников, традиционный праздник Первого сентября перенесли из парка во Дворец общественных собраний. Огромный зал был полон, ученики младших классов галдели и мельтешили как воробьи, только нарядные первоклашки жались к родителям. Зина заняла место в первом ряду, но крайнее, у самого входа в зал. Мельком взглянула на центральный балкон, где уже заняли свои места великолепная княгиня Ванда Аблегирим и блистательная Барбара Яблонская. Князь Виктор сидел между дамами в качестве буфера. Зина помахала одноклассникам, но не стала пересаживаться к ним поближе. Зато к ней пробрался Женька Царенков, разумеется, по прозвищу Царь:
– Привет, Резиночка! Ты не в курсе, где наши девчонки?
– Сама их высматриваю! – не моргнув глазом, ответила Зина. – Может, проспали. Или заболели.
Оскорблённый такой откровенной нелепицей, Царь хмыкнул:
– Или тебя с собой не позвали.
– Или за тобой приглядывать оставили, – парировала Зина. – Вдруг малявки затопчут, останемся без царя, с одной княжной. Да я правда не знаю, куда они подевались!
Царь скорчил рожу и ушел обратно. Вообще-то всё Зина знала, и тоже не собиралась торчать на шумном и многолюдном празднике во Дворце. Мариинские скоморохи, конечно, прикольные, настоящие артисты, но… Это представление Зина видела уже семь раз. А девчонки из класса потихоньку от школьных наставников и родителей сговорились устроить чаепитие в классной комнате. Целую неделю они перезванивались, озираясь по сторонам, как киношные агенты иностранной разведки, встречались в магазинах, чтобы выбрать чай и сладости. Между прочим, взрослые вряд ли стали возражать, да и завуч гимназии Ольга Андреевна разрешила бы занять классную комнату вполне легально. Анета и вовсе могла решить все материальные и организационные вопросы, связанные с чаепитием, одной доверительной беседой с поваром Юрием. Но так неинтересно. А вот по секрету, чтобы никто не знал, без разрешения… Без мальчишек… Что они вообще понимают в  секретах и чайных посиделках?
Зина тоже готовилась к секретному чаепитию. Она самостоятельно, используя мамину тетрадь кулинарных рецептов, испекла целый противень творожного печенья, отобрала аккуратные, равномерно подрумяненные  для дамского мероприятия – таких оказалась примерно две трети от общего количества. А не столь идеальные экземпляры оставила для домашнего пользования. Впрочем, на вкус и они были очень даже ничего. Но Первое сентября получилось не совсем таким, как Зина предвкушала.
 
  Чтобы соблюсти секретность, Зина решила зайти в гимназию не с улицы, а пробраться туда через парк. И у фонтана с мраморными гусями заметила Ваньку, который сидел на краю бассейна, вглядываясь в воду.
– Привет! Ты что, на праздник в медвежьем костюме пойдешь? –  удивилась Зина.
– Скоморохи попросили. У них Потап ушёл в лес, – хмуро объяснил Ваня.
– Ну да, всё правильно! Осень же. Медведи готовят берлогу и ложатся спать, – кивнула Зина. – Вот и Потап вспомнил про законы природы, сколько можно их нарушать. Повезло скоморохам, что у нас есть ты. А тебе, наверное, уже во Дворец собраний пора?
– Пора! Только я сбежал. Мне стало страшно.
– Решил не выступать, а утопиться в фонтане? – пошутила Зина.
– Нет! – серьезно ответил Ванька. – Просто подумал, может, волшебная щука опять приплыла, я бы попросил у нее дополнительной храбрости.
Зина ничего не поняла, так как встретиться с волшебной щукой ей не довелось. Она села на широкий парапет рядом с мальчишкой.
– На празднике Вылета ты не боялся! – напомнила Зина и опустила руку в воду. Холодная! Зина поспешно вытерла ладонь носовым платком.
– Знаю! – Ваня с досадой тряхнул плюшевыми ушами. – И сейчас кого бояться? Там наши ребята, бабушка, папа, – очень убедительно произнес он. – И даже мама приехала. И ты. Всё равно страшно. Ты меня искала? Надо идти!
Иван с обреченным видом поднялся. Казалось, даже уши его смешной медвежьей шапки уныло обвисли. Зина помолчала. Не рассказывать же сейчас Ваньке, что она направлялась совсем в другую сторону.
– Добавить храбрости я тебе не могу, самой не хватает. Давай, наоборот, на время выступления я заберу твой страх. Буду бояться за тебя, – предложила Зина. – Вернее, никто не будет бояться.
– Это как? – с надеждой глянул на нее Ванька.
Зина вынула из кармана джинсов измятую от долгого хранения пластинку «жевачки», протянула ее артисту. Зину часто угощали, намекая на прозвище. Проще было сунуть подарок-дразнилку в карман, чем обижаться и нудно выяснять отошения.
– Жуй так, чтобы весь страх прилип, – проинструктировала Зина. Иван сунул жвачку в рот и сосредоточенно зашевелил челюстями. – Давай его сюда! – она протянула  влажный носовой платок – голубой, в синюю клеточку.
– Сейчас, сейчас! Еще немножечко осталось, – невнятно пробормотал Ванька. Но, через несколько секунд выплюнул бесформенный комочек на платок. Зина замотала жвачку, завязала несколько узлов.
– Вот! Я сяду так, чтобы ты меня видел. Как только покажется, что боишься, вспомни, что твой страх у меня. Ты бояться не можешь.
– Только ты его очень крепко держи! – попросил Ванька. Зина показала ему крепко сжатый кулак.
– Вот! Держу изо всех сил! Пошли скорей! А то опоздаем!
Выходя из дворца Аблегиримов на площадь, Ваня и Зина нос к носу столкнулись  с Анетой.
– Аня! А ты разве не идешь на праздник? – удивился Иван.
– У меня, вообще-то, дела, – сообщила Анета брату. – А у тебя, похоже, дел нет? – она многозначительно посмотрела на Зину. Зина хотела было передать Анете пакет с печеньем, но передумала.
– Я немного позже делами займусь, – сдержано сообщила она.
И Зина с Ванькой припустили со всех ног через площадь ко Дворцу общественных собраний, украшенному гирляндами из осенних листьев и воздушных шаров. Анета проводила их тяжёлым взглядом.

 Всё утро последнего августовского дня Ваня репетировал свое выступление со скоморохами. Историю про умного медведя и глупого ученика в Пелыме знают наизусть все дети старше шести лет. Но одно дело смотреть, как выступают артисты, а другое – самому участвовать в представлении. Где встать, как сесть, чтобы не помешать партнёрам выполнить потешный трюк, а зрители всё бы увидели и поняли, что его медведь не глупее настоящего? Всё это нужно было заранее отрепетировать. И у Вани, в конце концов получилось отлично, не хуже, чем у Потапа.
– Наш человек! – похвалил его Марк. – Сейчас отдохни хорошенько, а завтра приходи к самому началу, чтобы не волноваться понапрасну.
– Я не буду волноваться! – пообещал Ваня и убежал – торопился домой. Конечно, не отдыхать. Со скоморохами было весело и он совсем не устал. Накануне, поздним вечером, папа и дядя Саша Петренко привезли на вертолёте из Екатеринбурга маму. И после репетиции сына со скоморохами она до самого вечера играла, гуляла и разговаривала только с Ваней. Маме очень понравилась преображённая детская. Они вместе долго разглядывали веселую «школьную» мебель, лёжа рядышком на ковре, полистали новенькие Ванины учебники и аккуратно расставили их на полках книжного шкафа. Словом, день прошел замечательно. Мама сама уложила сына спать и даже не стала сердиться, что он тащит в постель грязного и пыльного Медведя. Сны им с Медведем снились замечательные –
про пасущихся разноцветных слонят. Ваня пытался вспомнить, как зовут этих удивительных животных, а Медведь дразнился:
– Не буду подсказывать! Ты уже школьник, сам вспоминай!
Но проснулся Иван от звука чужого холодного голоса:
– Сложно попасть в муху, а вот по  слону и слепой не промахнется. Или по медведю, – голос точно прозвучал снаружи, а не во сне. Было темно, только тонкий луч света лежал на полу – в игровой горела настольная лампа – на всякий случай. Иван, подхватив Медведя, вылетел из спальни. Каким образом они с Медведем оказались на третьем этаже в спальне князя Виктора, Ваня так и не понял. Телепортировались? Возможно.
– Папа, кто-то сказал, что попадёт в медведя!
Виктор проснулся сразу:
– Забирайтесь под одеяло! – Иван с Медведем так и сделали. – Я вас закрою на ключ. Спите и ничего не бойтесь!
Нельзя поручиться за Медведя, но Иван рекомендации князя выполнил без колебаний. Прекрасные цветные сны вернулись, перемена местоположения мальчика не стала для них помехой.
  Князь Виктор и дежурный Службы охраны порядка осторожно, чтобы никого не потревожить, обошли дворец, но ничего и никого подозрительного не обнаружили. Тем не менее, дежурный сделал соответствующую запись в журнале и вызвал патруль – пройти по улицам вокруг княжеской резиденции. Князь был встревожен происшествием, хотя было совершенно очевидно, что причиной его послужило Ванькино сновидение. Он долго не мог уснуть снова, но под сопение сына и мерное тиканье медвежьего сердца, наконец, задремал. Сон был хороший.
Снились разноцветные слоники, щиплющие траву. А еще Марджана, красавица из магазина модного трикотажа.

– Да, действительно, слонята еще очень малы! Коротко стричь нельзя! – согласился князь с Марджаной.
– Их зовут Мерак, Мицар, Алькор, Мегрез, Зенгер, Дубхе и Шемаха! – гордо сообщила Марджана.
– Мицар и Алькор это ведь двойная звезда из созвездия Большой Медведицы! – вспомнил князь Виктор. – Ну, Зенгер и Шемаха, ясно – голубой и фиолетовый. А остальные?
– Тоже звезды! Как же так, князь?! Жена космонавт, а вы элементарных вещей не знаете! – упрекнула Виктора экзотическая красавица Марджана.
– Космонавт?! – схватился князь за сердце, которое заполошно рвалось из грудной клетки. – Точно. Как же я сразу не догадался! Космонавт.
Светило солнце, слонята мирно щипали траву. 

– О, папа! Ты здесь откуда?
Князь с трудом приоткрыл глаза:
– Я просто тут, ниоткуда. А вот вы с медведем откуда тут взялись?
– Не знаю. Может, теле-пор-ти-ро-вались?
Князь пристально вгляделся в сына: нет, не шутит. 
– Ладно, покорители пространства! Сейчас надену спортивный костюм и отнесу вас обратно. Вместо зарядки!
В свой спальне Ванька снова заснул, а князь устроился в кресле. Возвращаться к себе не имело смысла, все равно первоклассника скоро будить.         
Барбаре Яблонской о ночных похождениях сына Виктор не рассказал. Вечером она уезжает, не стоит волновать её по пустякам. А Ванька о зловещем ночном голосе, действительно, забыл. И не вспомнил даже когда, надев лохматый медвежий костюм, почувствовал необъяснимый страх.

   Медленно разъехался в стороны тяжёлый бархатный занавес. Зина, поймав Ванькин взгляд, потрясла над плечом крепко сжатым кулаком. Ванька-Потап улыбнулся и кивнул. Зина, вздохнув, приготовилась смотреть знакомую историю в восьмой раз.
– К нам спешите, господа! Наше представление всем на удивление! Покажем небылицу в лицах, кто перебьёт, того кошка загрызет! –  радостно горланил Тимофей, призывно размахивая яркими рукавами, хотя непоседливые юные зрители уже и так уже заполнили зал. Но зазывать публику – традиция. Скоморохи всегда так делают. Под Тимохины крики Ваня быстро расставил по сцене большие кубики с яркими буквами, несколько раз при этом столкнувшись с зазывалой, чтобы позабавить публику. После этого Тимофей гордо сообщил:
– Эй, честной народ! Я беру ребят на обучение! Грамоте не разумею, а писать пишу, цифры не знаю, а деньги считаю! А это мой лучший ученик – Потап! – тут Ваня несколько раз кувыркнулся и снова сел на пол, сложив ноги кренделем. – Потап, поздоровайся с честной публикой!
Ваня-Потап вскочил, раскланялся во все стороны и приветственно помахал руками в лохматых варежках.
– А скажи-ка нам, Потап, что делают все медведи, когда зима наступает?
Ваня-Потап упал на бок и громко захрапел.
– Правильно, медведи должны спать. И ты тоже до весны уснёшь?
Ваня-Потап сел и замотал головой, замахал сердито лапами, показывая, что спать всю зиму он не будет.
– Значит, спать ты не хочешь. А грамоте в моей школе учиться хочешь? – Потап закивал головой. Невоспитанные школьники одобрительно засвистели, а воспитанные – захлопали в ладоши.
– Какой разумный зверь! – Тимофей погладил ученика по голове. – Покажи, любезный мой Потап, публике букву «А»!
Ваня-Потап задумался, почесал за ухом, и неуклюже, как настоящий медведь, вскарабкался на кубик с изображением буквы «А». По просьбе своего учителя и почтенной публики Ваня-Потап показал и другие буквы. Причём, взбираясь на кубик с соответствующим изображением, он каждый раз принимал новую позу, чтобы было забавнее. Довольные первоклашки, многие из которых тоже знали буквы, прыгали и хлопали в ладоши, радуясь талантам Потапа. А некоторые несознательные родители интересовались, не сменяет ли учитель умного медведя на глупого мальчика.
– Поменять не поменяю, а в ученики мальчишек возьму! – обещал Тимофей.
– Чур, моего сыночка первого! – завопил Григорий, вытаскивая на сцену Марка, который был выше своего «папы» на целую голову. Оба были наряжены в немыслимо пёстрые костюмы с бубенчиками. Отец с сыном, к восторгу малолетних зрителей, прошлись вокруг учителя колесом и выполнили несколько смешных акробатических трюков. У бедного учителя от такого мельтешения голова кругом пошла и он брякнулся на пол. Папа с сыном не только заботливо подняли учителя, но и подбросили несколько раз так высоко, что тот успевал перевернуться в воздухе через голову. Только в последний раз оплошали и не успели подхватить. Но учитель тоже оказался не промах, и, приземлившись, сделал несколько кувырков и ловко вскочил на ноги. После чего будущий ученик любезно отряхнул наставника молодежи веником.
– Да кто ж вы такие будете? – схватившись одной рукой за голову, а другой за поясницу, поинтересовался учитель.
– Мы люди торговые, едим пряники медовые! Мы люди знатные, едим пряники мятные! У дядюшки Гриши денег многие тыщщи, зимой снегом торгую, летом – жарой! – отрекомендовался Григорий.
– Зачем пожаловали, почтеннейший? – продолжил расспросы учитель.
– Да вот, сына в учение отдать хочу! – важно сообщил Григорий и подтолкнул к учителю Марка, который от этого толчка прошелся колесом через всю сцену. – Борода выросла, а ума не вынесла! Аза в глаза не знает!
– Да сможет ли он науки постичь? – засомневался учитель.
– Умных всех по умным разобрали, а его к вашей милости послали! Умом туп, да кошелек туг! – Григорий вытащил из-под куртки огромный кошелёк, наполненный монетами величиной с блюдечко для варенья. Григорий и учитель принялись замысловато перекидывать монеты друг другу, причем учитель успевал прибирать денежки по одной в свой огромный карман, пока они не оказались там все. После этого отец ученика и учитель ударили друг друга по рукам так, что во все стороны полетели разноцветные искры.
– Берусь обучать, и медведя люди учат! – решительно провозгласил учитель.
Отец, прощаясь заключил рослого сыночка в горячие объятия и отправился восвояси. Учитель, между тем, решил проэкзаменовать нового ученика:
– А скажи мне, добрый молодец, кто есть сия животина? – и он указал на Ваньку-Потапа.
Марк вытаращил глаза и уверенно ответил:
– Собака!
Учитель от удивления упал на землю, но рослый ученик вежливо поднял его за шиворот и поставил на ноги.
– А чего ж он не лает? – подкинул коварный вопрос учитель. Зрители затаили дыхание, желая узнать, как выкрутится ученик.
– А то и не лает, что давно тебя знает! – не растерялся Марк.
Учитель, задумчиво почесав затылок, решил задать глупому парню вопрос попроще:
– Скажи мне, отрок, что это за часть тела? – и погладил Ваньку-Потапа по голове. Вопрос ничуть не смутил глупого детину:
– Хвост!
– Где хвост – начало, там голова – мочало! – в сердцах учитель, подпрыгнув, чтобы дотянуться, отвесил  тупице оплеуху. Голова ученика загудела, как пустой котел…
Так как Ванькино активное участие в представлении было закончено, то он расслабился, улегся на краю сцены, чтобы не путаться у партнёров под ногами, и развлекался тем, что строил рожи, махал варежками Зине и ребятам из своей группы, сидевшим в зале, перестав следить за действием на сцене. Опомнился только услышав звонкий перестук трещотки – вскочил и присоединился к общей пляске и песне всех действующих лиц, которую вскоре поддержали не только малолетние, но и многие взрослые зрители:
            
              Парни на реку с ведром
             Бегают за молоком.
             В самовары наливают,
            Да заваркой разбавляют.

             Эх, молочная река,
             Да кисельны берега!
             Нам хлебать – не расхлебать,
             Сухариком заедать!

Эту песню Мариинских скоморохов многие жители Пелыма тоже успели выучить и охотно подпевали.

– Эй, пацан! Ты здорово перетянул одеяло на себя! Я начинаю опасаться конкуренции! – заявил Тимофей за кулисами после представления.  Марк одобрительно хлопнул Ивана по плечу:
– А может, в нашу ватагу пойдешь? Ну её, эту школу!
– Бедный Потап! Заявится, а вакансия закрыта! Проспал! – расхохотался Григорий. Ванька замотал головой:
– Нет, бабушка не разрешит! А то бы, конечно!
После хорошо сделанной работы всегда радостно на душе и хочется шутить. Тут появился отец с нарядным Ваниным костюмом. Пожал руку Марку, Григорию, Тимофею, Ивану – по старшинству.
– Спасибо, ребята! Не даёте нам заскучать!
– Спасибо, хозяин, и вам, что и нам-то скучать не даёте, на веселье всегда нас зовёте! – складно ответил князю Марк. – Ладно, парни! Пойдём, еще малышню повеселим!
И скоморохи, потрепав лохматые уши Ваньки-Потапа, отправились в фойе, управлять праздником. Кстати, Тимофей бережно прижимал к груди свою старую скрипку, надеясь поразить кое-кого своим возросшим мастерством.
Его мастерство, действительно, отметил директор Пелымской музыкальной школы господин Рощин, поинтересовавшись, кто и откуда этот одаренный юноша. Но Тимофей-то ждал совсем не этого.

    Князь Виктор помог сыну переодеться.
– А где мама?
– Автографы раздает. Ты же знаешь, как твоя мама знаменита. Ей на публике никак нельзя показываться, сразу поклонники в плен захватят. Такая уж судьба у вас, артистов!
– Не-не-не! – замахал руками Ванька. – Я не артист! Я только немножечко медведь! Совсем чуть-чуть!
Князь поправил на сыне галстук-бабочку:
– Красавец! Вылитый первоклассник на празднике Первого сентября, а никакой не медведь. Самое время беззаботно повеселиться, второго сентября уже не до того будет!
Ванька вприпрыжку побежал к ребятам из своей группы, будущим одноклассникам.
    А Зина, выбросив в урну платок со страхом, со всех ног уже бежала через площадь. Наверное, ещё никто и никогда не торопился так на дамское чаепитие. Между прочим, чай ей уже налили и место за столом, сооружённым из сдвинутых вместе парт, оставили. А что чай остыл – так это пустяки.
– О-о-о, Зина! Горазда ты тянуть резину! – это, конечно, Анета.
– Ты чего так долго? Садись скорей! Конфеты в желтых фантиках – самые вкусные! Нарочно тебе оставили, попробовать! А мне больше в полосатых фантиках понравились. Это ты их купила? А где? – это щебетали другие девчонки. Зина выложила на тарелку в центре стола печенье. К нему сразу потянулись руки. Все знали, что Зинина мама отличный кулинар. Зина развернула конфету в жёлтом фантике, глотнула холодный чай. И тут дверь распахнулась – в класс ввалились довольные мальчишки.
– Стёрка! – завопила Анета. – Выдала!
– А что сразу выдала? – оскорбился Олег, признанный умник. – Чтобы сообразить, где вы собрались, много мозгов не надо. Без Зиночкиной помощи справились, самостоятельно.
Девчонки переглядывались, не зная как отреагировать на такое нахальство: с визгом выталкивать взашей, или обрадоваться, раз уж всё равно так сложилось? В итоге, решили обрадоваться. Тем более, что парни принесли торт и магнитофон с новыми записями. А посплетничать юные дамы успели еще до появления Зины.


– …могли бы значительно расширить производство, открыть филиалы в Екатеринбурге и Перми, Ханты-Мансийске и Тобольске, – Фирн старался говорить мягко и вкрадчиво, но голос его был плоским, как старый бархат, залежавшийся в каком-нибудь сундуке. – А участие в международных показах моды! Милан, Париж, Лондон… Нью-Йорк! Поверьте, у меня обширные связи, я могу это устроить!
– Меня вполне устраивает Пелым. И расширить производство совершенно невозможно! – равнодушно ответила Марджана.
– Только не нужно ссылаться на слоновьих малюток! Мы взрослые люди. Тонкорунные овцы, альпака, анилиновые красители и современные технологии делают чудеса и повышают запасы ценного сырья многократно.
– Вообще-то сударь, чашка моего мороженого, съеденная вами сто лет назад, не даёт вам никаких дополнительных прав.
Марджана, не таясь,  вынула толстую пачку златин, аккуратно убрала ее в сейф, набрала 007 на телефоне:
– Служба обеспечения безопасности? «Семь Слонов», подключите. Ну конечно, узнала! Спокойного дежурства, радость моя!
– А вы неплохо научились игре, которая, помнится мне, не понравилась вам при первом ознакомлении. Теперь-то вы знаете толк в этих блестящих кружочках, – с шутливой ревностью произнес Фирн. Ревновать всерьёз он не мог себе позволить. Ну не к мухе же!
– Разумеется, знаю. У меня каждая монетка не только ребром встаёт, она цыганочку с выходом исполняет.
– А вот это – напрасно. Монета – символ равновесия. Недаром похожа она на Луну – одна из её сторон должна оставаться в тени. Это фундаментальный закон, на котором держится общество. Мой вам совет: не нужно следовать своей легковесной природе, также скрытой в тени. Муха Цокотуха не была человеком, не стоит ей подражать.
– Мой дорогой друг, выдающийся биолог, определил меня как муху цеце, весьма опасную. И совета у вас я не спрашивала. –  Марджана подбросила монетку так, что та, кружась и сверкая, почти достигла потолка, а встретившись, наконец, со столешницей, долго вращалась и остановилась, стоя на ребре.
Фирна перекосило. Он протянул руку, чтобы приложить прыткую монету к столешнице. Но Марджана ловко подхватила денежку двумя длинными пальцами и еще раз подбросила. Потом подставила  нарядный кошелёчек, куда денежка, обрадовано звякнув, послушно юркнула.
– Выручка в вашем магазине солидная. А охрана – только ночью, и то удалённая. Не боитесь? Даже на муху Цеце может найтись паучок. Вооружённый. Пиф-паф! – Фирн, изобразив улыбку, сложил пальцы в фигуру, похожую на дуэльный пистолет. – Ой- ой-ой!
Марджана презрительно фыркнула:
– В Муху не так-то просто попасть, сударь.
– А вы отважны, сударыня! С вашего разрешения!
Фирн поклонился и вышел. Колокольчик звякнул. Но неохотно, глухо.
– Сложно попасть в муху, а вот по  слону и слепой не промахнется, –    
холодно  произнес Фирн. – Или по медведю.

   Зима в Пелымское княжество приходит рано. Снежинки кружатся в воздухе задолго до осенних каникул, а таять сугробы начинают только в каникулы весенние. Словом, время достойно подготовиться к празднику у пелымских дедов Морозов есть.
– Папа, я знаю твой секрет! – с порога выпалил Ванька, входя в отцовский кабинет.
Князь Виктор тревожно нахмурился. Секретов у него, как у человека публичного, было немного, однако они были. И некоторые из них не годились для обсуждения с детьми. Тем не менее, князь мужественно отложил в сторону деловые бумаги:
– Поговорим как мужчина с мужчиной?
Ванька прямо и строго посмотрел в глаза отцу, покачал головой:
– Как дед Мороз с дедом Морозом. Я тоже хочу!
 Князь выдохнул и стоя пожал сыну руку:
– Рад, что ты догадался. Разделим зоны ответственности?
Иван кивнул. Честно говоря, он не ожидал, что отец так легко согласится посвятить его в Новогодние тайны.
– Ты понимаешь, что наш разговор будет секретным?
 Иван изобразил, как закрывает рот на «молнию» и кивнул:
– Только между нами, дедами Морозами! Девочкам ни слова!
– Да! Привилегию быть дедом Морозом женщинам мы не уступим, – сурово подтвердил князь Виктор. И плотно закрыл двери не только в кабинет, но и в коридор. Дальнейшее совещание было, действительно, совершенно секретным и разглашению не подлежит.

    Посреди торжествующей зимней тьмы отказаться от собственного имени, спрятать лицо под белоснежной бородой, стать беспредельно добрым, нерасчетливо щедрым, непонятно чьим дедом с мешком, под завязку набитым подарками… Да, это под силу только  сильному, смелому, свободному человеку, непрошибаемому оптимисту.
Но предвкушать праздник, не обращая внимания на леденящую стужу, простодушно принять на веру сомнительное существование всеобщего деда, с чистым сердцем радоваться подаркам, бесшабашно веселиться, забив на проблемы… Для этого тоже нужны и бесконечное доверие к миру, и несокрушимый оптимизм, и безоглядная храбрость.    
Быть таким круглый год, каждый день с утра до вечера, мало у кого получается. Но опускать руки, разумеется, не следует. Тут, как и во всяком деле, важны практические занятия, тренировки.
В те дни, когда день так короток, что его кое-где и вовсе нет, а за окном стоит одна непроглядная полярная ночь, мир расставляет для таких тренировок некоторые опорные точки, ориентиры,  обозначающие путь от мелкой будничной суеты к волшебным праздничным хлопотам. Именно с этой целью в  беспросветные зимние дни вода чудесным образом превращается в строительный материал для горок и крепостей, по рекам можно ходить, словно посуху, колючие ели расцветают так, как ни одному растению в тропиках и не снилось, мир становится белым, пушистым, а проведенную скучными людьми границу между сказкой и, так называемой, «реальностью» не видно под сугробами.
Это самое подходящее время для вдохновенных упражнений. Время покупать красную шубу и обзаводиться бородой. Человек, помни! Дед Мороз всегда прав! Потому что самое доброе решение – всегда самое верное. Остальное приложится.
Это главный и единственный совет для начинающих волшебников от волшебников опытных. К примеру, Горбовский Леонид Андреевич неизменно и во всех ситуациях следует именно этому принципу.
 Но путь к постижению этой истины не дается легко и пролегает от детской веры в чудеса, через полное их отрицание, к пониманию того, что чудеса никуда не делись, всегда оставались рядом. Ведь сам ты –  тоже волшебник!!! Наконец-то догадался, и ста лет не прошло, такой молодец!
Но, если серьезно, действительно молодец. Каково это – с головой ухнуть в темный колодец отчаяния от невосполнимой утраты, не захлебнуться, а найти на дне его чёткую инструкцию: «Если тебе нужен дед Мороз, стань им!» Дело за малым: вынырнуть на поверхность, глотнуть ледяного ветра, отряхнуться и немедленно начать воплощать руководство в жизнь. Таков квест, жизненное кредо, краткое бусидо мужчин.
Для дам на дне того же самого колодца заготовлена другая инструкция: «Если тебе нужен дед Мороз, найди его!»
    
  Но в головы волшебных существ прописные истины заложены изначально, никакие мистические тренировки им не нужны. Поэтому, в своих предновогодних поисках Марджана решила положиться на случай и с наступлением второй зимы просто поглядывала по сторонам в надежде, что какой-нибудь дед Мороз сам попадётся ей на глаза. Волшебник все-таки, должен знать, что именно в этот Новый год он ей жизненно необходим.
 И действительно, дед Мороз заявился к ней сам. Марджана как раз собралась украсить свой магазин к празднику, как колокольчик у входа звякнул и появился дед Мороз. Но несовершеннолетний, начинающий. И как выяснилось, пришёл он за советом – его друзья мечтали о подарке из её магазина, но не уточнили, о каком именно. Марджана всем сердцем прониклась его проблемами и разрешила выбрать двух любых слонов из своей коллекции. Дед Мороз выбрал белого и бурого,  изготовленных методом валяния из натуральной шерсти. Естественно, слоновьей. Нагружать его мешок чем-то более тяжелым, да ещё и ответственным поручением в тёмное время суток, она не решилась. После завершения деловой части визита Марджана и маленький дед  съели по две порции мороженого и по одному банану с декоративного деревца. Причём перед этим юный дед Мороз вежливо попросил разрешения снять бороду и усы, так как он ещё не привык кушать с этими взрослыми аксессуарами на лице.
Совместное поедание мороженого сближает, это проверено неоднократно многими поколениями сладкоежек. Поэтому, поставив на стол опустевшую чашку, дед Мороз сбросил шубу, шапку и по-приятельски помог Марджане украсить её магазин. Они дружно наклеили снежинки на витрину, повсюду развесили на серебряных нитях ёлочные игрушки, украсили вход гирляндами из еловых веток и разноцветных лампочек. На локотки демонстрирующих одежду из натуральной слоновьей шерсти красоток повесили фирменные пакеты магазина, декорированные мишурой, а у их ног в художественном беспорядке разместили множество коробок, обернутых фольгой и красиво перевязанных лентами. Таким образом Марджана изящно намекала взрослым дедам Морозам, что в магазине «Семеро слонят» можно наполнить подарками мешок любой величины. Расстались Марджана и  маленький дед Мороз уже добрыми друзьями.
Новый год приближался, и Марджана решила искать бородатого курьера по доставке подарков активнее. Разумеется, сначала она отправилась к самым давним и близким своим друзьям, так как среди них точно имелись уже практикующие и потенциальные деды Морозы.
   
  Марджана  торопливо бросила свою мохнатую шубку на спинку стула и оценивающе оглядела неплохую, то есть довольно многочисленную, компанию, которая собралась в «Криворукой бабушке» в расчёте  провести за дружеской беседой и пирогами  тихий, мирный вечер.
– Николай, Карим! Тридцать первого декабря мне нужен персональный дед Мороз! Кто из вас? – Марджана требовательно оглядела своих неразлучных поклонников.
– Вот удивила! Тридцать первого декабря дед Мороз всем нужен! – хмыкнул Титус, хотя Марджана разговаривала не с ним.
Парни же, к которым обращалась Марджана, в ответ на её просьбу смущённо переглянулись, но хором ответили:
– Прости! Тридцать первого у нас ёлка! 
Марджана надула губы и с надеждой взглянула  на Петра Лукича. Петр Лукич развел руками:
– Извини! Но, по сложившейся традиции, я – Санта Клаус. Мы, старики, не любим нарушать устоявшийся порядок вещей.
Марджана повернулась к увлеченно обсуждающим какие-то предпраздничные дела скоморохам из Мариинки – они тесным кружком расположились  за столиком у окна:
– Марк?!
– У меня с ребятами елки в обеих зимах давно расписаны. Начиная с двадцать четвертого второй декабрьской, кончая четырнадцатым первой январской. Продохнуть некогда. Прости.
– Титус?! – это был отчаянный запасной вариант, который Марджана считала самым провальным.
– А что, очень даже… – начали разгораться озорным весельем лесные глаза Титуса, но разгореться не успели.
– Нет! – припечатал ладонь к столешнице Игмант, который в кои то веки тоже забрел в «Криворукую бабушку».
– Почему? – сердито подбоченилась Марджана, сразу забыв о том, что  и сама была не в восторге от идеи нарядить Титуса в красную шубу.
– Ему только волю дай, он опять на какую-нибудь диету подсядет, – спокойно объяснил свою позицию Игмант. – Надоело.
– Ты прав. Действительно, надоело, – кивнула Марджана.
– А при чем здесь диета?! – попробовал возмутиться Титус.
– Никаких диет!!! – хором ответили Игмант и Марджана.
Титус потер ладонью левую скулу, но глаза его засверкали упрямой зеленью. Мариинские скоморохи замолчали и устремили взгляды на чудесную троицу, ожидая развития событий. Люди богемы падки на драматические эффекты.
Хорошо, что в это время с огромным блюдом горячих пирожков в дверях кухни показалась Мороза. Это зрелище кого угодно могло примирить с далекой от совершенства действительностью. Все сразу расслабились и заулыбались. Игмант галантно перехватил у хозяйки «Криворукой бабушки» аппетитный груз и водрузил его на стол. Марджана, благодарно взглянув на подругу, положила на тарелку перед Титусом сразу пять пирожков – самых больших и румяных.
– Никаких диет! – строго повторила она и нежно поцеловала рыжего приятеля в лоб, закрыв таким образом инцидент.
Спрашивать Игманта, свободен ли он тридцать первого декабря, Марджана не стала. Это уж точно не вариант.
Мороза присела  рядом с нею за стол:
– Какое сегодня число?
– Пятнадцатое! – пожала плечами расстроенная неудачей Марждана, но посмотрев на подругу, торжествующе хлопнула в ладоши:
– Точно! С чего бы моему деду Морозу находиться сегодня, когда он мне нужен тридцать первого! Спасибо, Мороза!
Мороза с улыбкой подала красавице  чашку горячего какао и пирожок- самый маленький, но тоже румяный.

    В предпраздничных хлопотах время летело быстро. От покупателей в магазине «Семеро слонят» не было отбоя. Очень многие дамы самых разных возрастов хотели в Новогоднюю ночь предстать перед друзьями, родными и близкими в элегантном наряде из натуральной шерсти слонов. Коллекция текущего сезона радовала глаз растительными узорами и разнообразной цветовой гаммой. Для себя Марджана приготовила платье, похожее на длинный свитер с узором из желто-оранжевых лилий и узких темно-зеленых листьев на коричневом фактурном фоне. Разумеется, к платью были подобраны соответствующие ему крупные золотистые серьги и бусы.

  Ранний вечер тридцать первого декабря был прекрасен: крупные хлопья снега медленно кружили в прозрачных лиловых сумерках, в окнах домов и витринах магазинов разгорались весёлые хороводы разноцветных огоньков, обещая чудесную ночь. Когда, если не сейчас?      
И нарядная Марджана, накинув шубку, вышла из магазина на Садовую, чтобы найти деда Мороза, которого давно уже поджидал красный мешок с двумя подписанными пакетами. Как и следовало ожидать, деда Мороза она нашла буквально в трех шагах от «Семерых слонят». Но, тем не менее, Марджана восторженно завопила:
– Дедушка Мороз!!! – и повисла у него на шее.
Дед, так вовремя найденный Марджаной, осторожно поставил её на землю и произнес специальным звучным голосом, каким говорят все деды Морозы, находясь при исполнении своих новогодних обязанностей:
– Вижу, ждала ты меня, красавица! А уж я-то как спешил! Торопился с Новым годом тебя поздравить, подарком порадовать!
– Заходите, заходите, дедушка! – радостно суетилась Марджана, приглашая деда Мороза в магазин. – Присаживайтесь, будьте как дома!
– Спасибо, красавица! И то сказать, утомился я! Долго, долго до твоих «Слонят» добирался.
– А разве вы не на тройке белых коней? – удивилась Марджана, оглядывая цепким глазом профессионала роскошное одеяние зимнего волшебника. Роскошное, но обветшалое. Золотая канитель затейливой вышивки топорщилась кое-где вылезшими нитями, красный бархат выгорел и потёрся. Только опушка шубы и шапки была первозданно белой и пушистой, как только что выпавший снег.
– На тройке, на ней родимой! Только кони мои трамваев и машин пугаются, не привыкшие. Я их в гостинице оставил. Вот пешком и хожу! – пояснил дед Мороз. – А чем ты, красавица, меня, деда Мороза, удивишь-порадуешь? Стишок для дедушки выучила или песенку петь будешь?
Скорее всего, многочисленные поклонники чернокожей модницы приняли бы этот вопрос деда Мороза за неудачную шутку. Всем известно, что стихи и песенки к Новому году разучивают дети, а взрослые готовят оливье, покупают елку, мандарины и шампанское. Но, в отличие от несведущих поклонников, дед Мороз знал, сколько на самом деле лет этой чудесной красавице. Да и  Марджану, которая ещё не успела научиться собирать из огромного количества ингредиентов новогодний салат, вопрос нисколько не удивил. Она смутилась:
– Ой! Я перед праздником совсем закрутилась! То одно, то другое… Вот ничего и не приготовила! Можно я вас просто мороженым угощу?
И Марджана, не дожидаясь согласия новогоднего деда, подала ему серебряную ложку и большую чашку мороженого. Этот трюк у Марджаны был отработан до совершенства. Со стороны казалось, что фирменное угощение материализуется у неё в руках прямо из воздуха, хотя появлялось оно, конечно же, из маленького холодильника, стоящего рядом с кассовым аппаратом.          
Дед Мороз кивнул:
– Спасибо, милая! Для деда Мороза мороженое – любимое лакомство!
Марджана расцвела:
– Я тоже его обожаю! Ем с утра до вечера, – пылко призналась она и достала еще одну порцию, для себя. – Да! Если вам борода и усы мешают, можете снять, не стесняйтесь!
– Да как же их снять? Это ведь не шапка, – удивился дед Мороз. – Я уж давно привык с бородой и усами кушать, не мешают они мне.
– Настоящие?! – восхищенно ахнула Марджана.
– Ну подергай! Убедись, – покладисто разрешил дед Мороз. И даже оторвался ненадолго от угощения. А ел он, действительно, ловко и аккуратно.
– Я осторожно… – прошептала Марджана. Разумеется, красавица, деликатная в душе, не стала тянуть своего гостя за бороду, а бережно погладила. Да, белоснежные упругие завитки явно произрастали на его  щеках и подбородке естественным образом. –  Очень красиво… –   снова прошептала она. И, кстати, при ближайшем рассмотрении дед Мороз оказался совсем не стар.
Молодой дед Мороз улыбнулся в свою роскошную бороду, возвращая Марджане опустевшую чашку:
– Спасибо, красавица! Угодила старику! И я в ответ подарком тебя порадую!
– Ой, ой! – спохватилась Марджана. – У меня же для вас важное поручение! Ой! Нет! Простите! – она замахала руками. – Просьба! Просьба!
– Ну, говори, красавица! – кивнул дед Мороз. – О чём просишь  дедушку?
– Не могли бы вы поздравить мою подругу, Зину? И её маму. А подарок я приготовила! Вот! – Марджана протянула деду Морозу объёмный мешок, сверкающий новеньким красным атласом. – Адрес я прямо на пакетах написала. Крупно и разборчиво. Они тут недалеко живут.
– Эту просьбу выполню я с превеликим удовольствием! Доставай свои подарки, мешок у меня свой имеется, какой дед Мороз без волшебного мешка! – в руках деда неведомо откуда появился бархатный мешок, тоже видавший виды. Размерами он значительно уступал мешку темнокожей красавицы. – Только ты, Марджна, сначала свой подарок получи, уважь меня! – и он распахнул свой потёртый мешок.
Марджана, затаив дыхание, опустила руку в  таинственную темноту мешка. Казалось бы, глубины в нём – по локоть, не больше, но рука её не достигла дна, повисла в пустоте, ладонь ощутила студёный сквознячок, что-то коснулось пальцев… Марджана восхищённо ахнула, вынув из мешка куклу из бархатисто-матового фарфора –   темнокожую, кудрявую, большеглазую, наряженную в великолепное платье из алого шифона.
– Какая красивая! Какая.. – Марджана прижала куклу к себе. – У меня же никогда в жизни не было куклы… А теперь есть! – от радости она чуть не плакала.
Дед Мороз, тем временем, перекладывал разборчиво подписанные нарядные пакеты в свой мешок. Объёмные свертки прекрасно поместились в нем, даже бархатные бока его мешка не раздулись.
– До свиданья, Марджана! Счастливого тебе Нового года, красавица! –  звучно попрощался дед и добавил обычным, слегка хрипловатым, нерабочим голосом:
– А ты не встречала где-нибудь девочку по имени Изольда?
– Нет! – покачала головой Марджана, не в силах оторвать взгляд от куклы. – Не встречала. Красивое имя! Жаль, что моей кукле не подходит, слишком холодное. А мою куклу я назову Марго! И сошью ей нарядную шубку с рукавами три четверти! – она обернулась в поисках одобрения.
Но деда Мороза в «Семи слонятах» уже не было.
 
  Большой и маленький деды Морозы встретились, как и договаривались, в небольшом сквере, расположенном между домами неподалеку от «Семерых слонят». Садовая улица не зря так называется. Таких уютных, засаженных яблонями, грушами, кустами сирени и шиповника уголков, на Садовой улице множество. В этом, огороженном невысокой чугунной оградой овальном скверике  росли груши, хотя сейчас их опушённые снегом ветви почти не отличались от ветвей яблонь из сквера через дорогу. Иван, ожидая своего взрослого коллегу, утоптал весь снег вокруг центральной клумбы. Его волнение понятно: кукла в алом платье была его первым самостоятельным новогодним подарком. Своего рода дебют в качестве новогоднего дарителя. Поэтому, едва завидев высокую фигуру в красной шубе, Ваня  бросился  навстречу.
– Отлично! – не дожидаясь вопроса успокоил его дед Мороз, используя нерабочий, будничный голос. – Счастлива, полный восторг, ты угадал.
Иван, не зная какими словами выразить свою благодарность и облегчение, облапил взрослого деда Мороза руками в красных варежках и прижался лицом к колючей вышивке его шубы. Тот погладил Ивана по голове:
– Вот как-то так и продолжай! Можешь! Ну, ладно! Давай о деле. Кого там еще поздравить надо?
Деды Морозы, снова присели рядом на скамейку под заснеженной грушей. Начинающий новогодний волшебник подал старшему товарищу двух лохматых игрушечных слонов и, запинаясь от волнения, произнес Зинин адрес.
– Повезло твоим друзьям, у меня для них ещё подарки имеются! –  усмехнулся в усы старший дед Мороз.
– Ещё подарки?! – подскочил Иван, не усидев на месте от радости. – Ура!!! Вот здорово!
– Доставлю вовремя, не беспокойся! И сейчас меня не дожидайся. Тебя дома, наверное, уже потеряли. Держи на удачу! – дед Мороз  вынул из кармана большую еловую шишку и подал ее Ивану. – На самой главной Ёлке выросла, не кое-как! Ну ладно, парень, встретимся ещё!
И он широко зашагал по улице. Редкие прохожие радостно подбегали к нему – подержаться за шубу на счастье. Дед Мороз кивал им, приветливо махал рукой и шёл дальше. А малыша детсадовского возраста, который вцепился в свою бабушку, растерявшись от неожиданной встречи с волшебником, погладил по голове и угостил леденцовым петушком на палочке.
Маленький дед Мороз смотрел  вслед большому: силуэт новогоднего деда в медленном кружении снежинок постепенно становился нечётким, зыбким, а потом и вовсе исчез среди снегопада, словно став его частью.
Иван вздохнул и побежал в сторону гимназии. Его, действительно, ждали дома, чтобы ехать к бабушке Ванде. Новый год Аблегиримы отмечали в Старом замке. Возможно, редкие похожие хотели прикоснуться на счастье и к Ваниной красной шубе, но никому не удалось это сделать, он бежал очень быстро. Конечно, поступать таким образом недопустимо – деды Морозы не носятся по улицам, сломя голову. Но какие его годы, научится ещё вести себя по всем новогодним правилам.
 
  Может быть, это покажется невероятным, но со своим старшим товарищем по доставке новогоднего счастья Ваня познакомился всего полчаса назад.  Последний день года у Ивана был полон волнующих и радостных хлопот: отец, как уже не единственный, но главный дед Мороз семьи Аблегиримов, поручил ему развезти подарки детям служащих дворца и нескольким пенсионерам. С помощью шофёра Сергея Петровича, который по такому случаю тоже нарядился в красную шапку и рукавицы, дед Мороз-младший прекрасно справился с заданием.
Он внимательно выслушал все стихи и песни, поплясал и поиграл с детишками, напился чаю с пирогами у всех вышедших на заслуженный отдых служащих, всех поздравил и развеселил. Честно поделился с Сергеем Петровичем яблоками и конфетами, которыми оказался набит мешок начинающего деда после поздравления всех его подопечных, и весело попрощался  с водителем. Но оставались у Ивана еще два новогодних дела, которые ему хотелось сделать, не прибегая к  помощи родных и знакомых.
   Подарки для Марджаны, Зины и тети Нины Трофимовых лежали у Вани не дома, где сновали туда-сюда любознательные служащие с  пылесосами и тряпками, а в гимназии, в нижнем ящике рабочего стола. Ваня, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал по лестнице и заскочил в классную комнату. Освободил мешок, разложив конфеты и яблоки на столы одноклассников, и положил в него подарки – дело пяти минут.
Но после этого юный дед Мороз заметно сбавил темп. А неподалеку от магазина «Семеро слонят», вовсе свернул в заснеженный сквер. И –  вот удача так удача! – на скамейке, вытянув ноги в белых валенках, скрестив руки на груди и закрыв глаза, сидел настоящий взрослый дед Мороз. Видимо, отдыхал после многочисленных детских елок.
– Извините! – вежливо обратился к нему Иван. – Мне очень нужно с вами посоветоваться. Как деду Морозу с дедом Морозом.
Дед Мороз открыл глаза, смахнул снег со своей шапки и плеч, а потом со скамейки рядом с собой, кивнул приглашая:
– Что у тебя, рассказывай!
– Я не знаю, как отдать подарки моим друзьям!
Дед Мороз спокойно и серьезно посмотрел на мальчика голубыми глазами:
– Отдать так, чтобы друзья не догадались, кто из Морозов позаботился о подарках?
Ваня с облегчением кивнул. Деды Морозы хорошо понимают друг друга. Старший ответил просто:
– Давай подарки, разнесу!
Ваня осторожно вынул из своего мешка красавицу-куклу, для покупки которой опустошил свою копилку.
– Вот! Это для Марджаны! Она в магазине, где деревянный слон! И еще два подарка, но они – семья! – получилось сумбурно и не слишком понятно. Ваня набрал воздуха, чтобы объяснить получше, но дед Мороз кивнул – мол, всё ясно. Одобрительно осмотрев куклу, опустил её в свой мешок:
– Знаю я этого слона. Ты жди меня здесь, я скоро.
Дело было именно так. Деды Морозы всегда готовы помочь друг другу.

  Между прочим, несмотря на то, что дома Ваня сменил рабочий костюм деда Мороза на свою обычную куртку и шапку, Анета и Лиза  всю дорогу до Старого замка поддразнивали его, разгадывая происхождение царапин на физиономии младшего брата. Версии были следующие:
1.Дело рук девчонок, которым незадачливый дед не угодил с подарками.
2. Неуклюжий дед наступил валенком на хвост пенсионерскому коту.
3.Ёлка была разлапистая, а детей мало, поэтому все участники праздничного хоровода исцарапали лица об её иголки.
Лиза даже частушку-дразнилку сочинила:
               
                Мы водили, мы водили,
                Мы водили хоровод!
                В результате иглы ели
                Исцарапали народ!
И еще:
                Не рассматривай ты лица,
                Зорко под ноги гляди!
                На домашнего любимца
                Валенком не наступи!
И еще:
                Я бедовая девчонка,
                Все подарки сцапаю!
                Если мне не угодишь,
                Рожу исцарапаю!
       
– Елизавета, это уж слишком! – укоризненно покачал головой князь.
А Ваня только улыбался. Ведь царапины на щеках были еще одним доказательством его принадлежности к Великому братству дедов Морозов.   

     Казалось бы, что такое вишенка на торте? Крошечная деталь без которой вполне можно обойтись. Но все, или почти все, хотят торт именно с вишенкой. А Новый год, соответственно, с ёлкой и дедом Морозом. Логики в этих детских желаниях взрослых людей никакой, да ведь сердцу не прикажешь.   
Праздничную ёлку Зина и Нина обеспечивали себе самостоятельно: она была у них искусственная, но пушистая, красивая. Перед Новым годом её радостно доставали с антресолей, мыли под душем, наряжали… В гирляндах и игрушках, опутанная серебряным дождём, ёлка выглядела просто отлично. С дедом Морозом дела обстояли хуже. Настоящий к Трофимовым ни разу не заглядывал. Конечно, это совсем не значит, что Зина и Нина никогда не получали  новогодних подарков.
Во-первых, каждый год накануне праздника приходил дед Мороз от профсоюза. На эту должность, как правило, назначали обормота Сашу, который хотя и не принадлежал к Братству дедов Морозов, но новогодние подарки до рабочих и служащих мебельного производства доносил аккуратно. В этот раз он вручил Нине и Зине по оригинальной записной книжке в деревянной обложке с изящно вырезанными буквами «ПМФ», то есть Пелымская мебельная фабрика, и большую, красивую коробку шоколадных конфет. Зина, как и все дети школьного возраста, получила сладкий подарок на ёлке в учебном заведении. Это во-вторых.
К тому же, неизменно после десяти часов вечера под нарядной ёлкой Трофимовых чудесным образом появлялись два небольших свертка, в которых обнаруживались приятные и полезные в быту предметы. Рассмотрев подарки и порадовавшись, мама с дочкой соединяли в искреннем пожелании друг другу нового счастья в Новом году бокалы с шампанским и газировкой, угощались салатом оливье, фруктами и праздничным тортом с вишенкой под просмотр одной из «Ёлок». Вскоре после этого Зина, которая с шести до полдевятого обычно отплясывала на праздничной дискотеке во Дворце культуры мебельной фабрики, начинала клевать носом и засыпала, а Нина дожидалась телевизионного поздравления князя Аблегирима и под мелодичный звон часов, установленных на фронтоне дворца Общественных собраний, ещё раз поднимала бокал и загадывала новое счастье в Новом году. И тоже засыпала, не досмотрев до конца «Ёлку» под очередным номером.
    Мирный, привычный и скучноватый сценарий домашнего праздника был нарушен во время  радостного рассматривания найденных под ёлкой домашних тапочек с забавными заячьими мордочками – пушистыми и ушастыми, и цветастого кухонного фартука с яркими оборками и задорными бантиками.
Раздался стук в дверь, и Нина в своем новом нарядном фартуке торопливо пошла отворять, встревожено шепча себе под нос: «Кого там еще принесло…» Увидев деда Мороза Нина застыла, будто действительно заворожённая новогодним волшебником. Стояла и молча рассматривала его великолепный потрепанный наряд, голубые глаза под аккуратными светлыми бровями, вьющиеся пряди усов и роскошной бороды, ниспадающей на грудь. С такой бородой и шарф без надобности.
– Фартук у вас очень красивый, – произнес дед Мороз нерабочим хрипловатым голосом. – У моей сестры почти такой же.
Нина смутилась и спрятала руки в карманы фартука, так и не пригласив гостя войти. В этом деде Морозе она никак не могла распознать никого из своих знакомых. И что теперь? Радоваться или звать на помощь соседей?
– Мама, кто там? – в прихожую, скользя по линолеуму новыми тапочками, выбежала Зина. И тоже замерла, но только на секунду.
–  Ой, вы кто? – спросила она.
Увы! В существовании настоящих, природных, дедов Морозов Зина и Нина разуверились еще в младшем школьном возрасте, а инструкция по их поиску до них так и не дошла. Так уж сложилось. Возможно, виноваты в таком положении вещей были бородатые люди в красных шубах, которые, стоя под ёлкой, с дежурной улыбкой раздавали подарки и даже не подозревали о Великой Миссии новогодних волшебников.
Потому-то, отворив дверь чуду, Нина не обрадовалась, а растерялась. И даже юная Зина, задавая вопрос незнакомцу, хотела всего лишь определить его место в системе будничных координат. Например, увидеть служебное удостоверение сотрудника службы доставки, или какую-нибудь ведомость, в которой нужно расписаться, или еще что-нибудь в этом роде. Но ничего подобного у дедов Морозов нет. И незнакомый бородатый мужчина просто представился:
– Я Мороз.
– А это имя или фамилия? – строго уточнила Зина.
– Это моя сущность. Не бойтесь! Я правда дед Мороз! –                всё это он произнёс тоже не специальным, а обычным голосом с приятной хрипотцой. И улыбнулся так тепло и открыто, словно весь стал улыбкой. Тут-то дамам сразу стало понятно, что высокий, плечистый, незнакомый мужчина совершенно не опасен. Более того, пока он рядом, никакие опасные ситуации возникнуть не смогут, не получится у них.
Мама с дочкой переглянулись и посторонились, разрешая нежданному гостю зайти. Нина даже соответствующий жест рукой изобразила. Может показаться, что хозяйки дома и дед Мороз топтались в прихожей чуть ли не полчаса, но – нет. С того мгновения, как Нина открыла двери чуду, прошло не более трёх минут.
Да! Уже три минуты чудо происходило в квартире Трофимовых: шуршало и тихонечко хихикало, благоухало хвоей и мандаринами, золотыми искрами сверкало в воздухе и, наконец-то, расцвело улыбками на лицах хозяек.
– Проходите, проходите! Раздевайтесь, пожалуйста, у нас тепло! Никаких «на минутку»! Вы еще нашу ёлку не видели! И непременно за столом все вместе посидим!
Под шубой у деда Мороза обнаружился свитер крупной вязки, на ногах – носки из той же шерсти, что и свитер, а под шапкой – коротко остриженные светлые, но совсем не седые волосы.
Оказалось, что ёлку, не видел не только дед Мороз. Упираясь звездной макушкой в потолок, остро топорщила иглы живая ель в большой кадке с землей. Но, несмотря на необъяснимую подмену дерева, её убранство и даже расположение игрушек осталось прежним.
Зина и Нина  со смехом обнаружили давным-давно знакомые домик, барашка, Красную Шапочку, белого пуделя, медвежонка, три розовых пряника, пять разноцветных шишек и множество стеклянных шаров разных цветов и размеров. Но кроме знакомых игрушек на ветках качались игрушки, основой для которых послужили еловые и сосновые шишки – смешные дракончики и крошечные озорные русалки. Причем, создавалось полное впечатление того, что эти шишечные существа пересвистываются, скачут с ветки на ветку, словно синицы, тихонько смеются.
– Это сосняшки и елешки! – пояснил дед Мороз. – А нет ли у вас свободного блюдца? Они ужасные сладкоежки.
Зина протянула ему чистое блюдечко, дед Мороз высыпал на него горсть изюма, вынутую из кармана, а Зина поставила угощение для бойких самоделок под ёлку, рядом с Асей и Коськой, которые сидели под ёлкой смирно, как и положено хорошим игрушкам. Зина устроилась рядом с хорошими, послушными игрушками и некоторое время пристально наблюдала за блюдцем. Но ни сосняшки, ни елешки не заинтересовались предложенным лакомством. Разумеется, веселый дед пошутил, но так замечательно было верить ему, хотя бы несколько минут подряд, забыв о том, что чудес не бывает… Не бывает? Даже смешно, что юная барышня рассуждала подобным образом, сидя под живой елкой, неведомо откуда появившейся в квартире. Нет, с дедом Морозом такая крамола не пройдет!
– Ой! Кто это? – завопила Зина, выкатываясь из-под елки и теряя, по ходу дела, тапочки. Следом за ней, неуклюже косолапя, выбежали два лохматых существа – белое и бурое. Дед Мороз молодо сверкнул глазами.
– Ну, и что ты вопишь? – покачала головой Нина. – Смотри, это же игрушки! Заводные слоники!
– Ой, правда! Какие милые! – Зина прижала лохматых слонов к груди. – А мне показалось, что кто-то живой…
– Игрушки, вообще-то, все живые! – напомнил дед Мороз, подавая девочке ее новые ушастые тапки.
– Ну да! – согласилась Зина. – Почему-то в последнее время я постоянно забываю об этом.
– Это подростковое, пройдет! – утешил ее дед Мороз.
– Может, сядем за стол? – предложила Нина. – Уже почти одиннадцать, а у нас еще и ложки оливье во рту не было.
– Сейчас исправимся! У меня после танцев аппетит разыгрался –   поддержала мать Зина, устраивая слонов под елку рядом с Асей и Коськой.
– Признаться, я тоже очень голоден! – кивнул дед Мороз.
Нина радушно поставила перед ним самую большую тарелку с целой горой оливье. Еще ни одному гостю не удалось уйти из этого дома голодным. Разговор за столом был не только приятным, но и познавательным. Некоторые подробности из жизни Мороза только множили вопросы и загадки. Но так даже интересней, правда?
– Простите, Мороз, а вам не жарко летом с такой бородой? – вежливо поинтересовалась Зина.
– Я после четырнадцатого января бороду подстригаю. Оставляю небольшую, как у Антона Павловича.
– Чехова, – понятливо кивнула Зина.
– Или как у Петра Ильича.
– Чайковского? – уточнила Нина.
– Ну да. Как у Чайковского. А к декабрю снова отращиваю. Борода у меня очень быстро растет. Хотя, я вполне понимаю и не осуждаю тех дедов Морозов, которые пользуются накладными бородой и усами. Все-таки содержать в порядке бороду довольно хлопотно.
– А у всех ли дедов Морозов есть внучка? – спросила Нина, подкладывая гостю добавку.
– Нет конечно, – Мороз благодарно кивнул, в ответ на заботу Нины. – У всех по-разному. Некоторые деды Морозы сами еще практически дети.
Нина посчитала вопрос закрытым. Какая может быть внучка, когда совершенно очевидно, что их дед Мороз, несмотря на роскошную бороду, очень молод. Но молодой дед Мороз изрядно озадачил ее.
– У меня-то как раз внучка имеется. Снегурочка. Такая славная девчушка!
– А кто же ее мать? Неужели, ваша дочка? – потрясенно спросила Нина.
– Вроде того! Хотя, сама она с этим решительно не согласна, – поделился семейной проблемой дед Мороз. – Девчонка – огонь!
– Ой! Поставлю чайник! – спохватилась шокированная полученными сведениями Нина и поспешила на кухню. – Зина, включи телевизор! Скоро князь поздравлять будет!
Дело в том, что живая елка была несколько великовата для гостиной Трофимовых. Она полностью заслонила собою экран, затмив  своим великолепием «Ёлку» телевизионную. Поэтому, еще до салата оливье, Зина, пробравшись вдоль стеночки, выключила телевизор.
Зина, пропустив просьбу матери мимо ушей, загремела опустевшими тарелками, освобождая место для чаепития, и телевизор включать не стала. А дед Мороз начал аккуратно, чтобы не задеть вишенку, нарезать торт.
– Зина! – дед Мороз помолчал в нерешительности, словно собираясь с мыслями. Зина глянула вопросительно, отставив стопку тарелок. И Мороз, ободренный ее вниманием, продолжил:
– Нет ли у тебя знакомой девочки по имени Изольда? Она примерно твоя ровесница.
– У нас в гимназии и в моей бывшей школе точно нет. А так-то, в городе, не знаю… Я не слышала. Она что, адрес на своем письме не написала?
– Да. Не написала, – вздохнул дед Мороз.
– Ну и растяпа! Совсем как я, – покачала Зина головой, подхватила тарелки и унесла на кухню. Через минуту она вернулась с блюдцами и ложечками для торта.
– А ты что, отправляла мне письма без обратного адреса? – продолжил Мороз разговор.
– Да я их вообще не писала, – призналась Зина и выключила верхний свет, чтобы ярче разгорелись огоньки чудесной елки. – Теперь понимаю, что зря.
Вместо князя Аблегирима Трофимовых с Новым годом поздравил дед Мороз.  Но в остальном традиции были соблюдены: поздравление выслушано, желания загаданы, бокалы наполнены шампанским и газировкой, с радостным звоном сдвинуты и с надеждой опустошены.
– Ура! С Новым годом! С новым счастьем! – за не зашторенным по случаю праздника окном победно засверкали гроздья салюта.
Мороз, уже на правах прошлогоднего друга семейства, принес поднос с полными чайными чашками, Нина оделила всех тортом.
– М-м-м! Очень вкусно! – похвалил Мороз. – А что вы обычно делаете после двенадцати?
– Смотрю кино, – пожала плечами Нина. Зина промолчала, ей не хотелось признаваться, что в это время она обычно уже спит.
– Отлично! Не будем нарушать традиции! – хлопнул в ладоши новогодний дед. В комнате повеяло прохладой, закружились снежинки. Зина подставила ладонь. Настоящие снежинки! Они были холодны и таяли на ладони, но исчезали неведомо где, не долетев до пола или столешницы. А вот на ветви ели ложились без опаски. Дед Мороз деловито распахнул свой потертый бархатный мешок:
– Сударыни! Прошу! Новогодняя простуда нам не нужна!
Дамы, затаив дыхание, извлекли из таинственных глубин волшебного мешка  каждая свой пакет – с золотыми бантами и крупными кривыми буквами, словно подписывала их старательная, но не слишком успешная первоклассница. Что было в пакете у Зины догадаться нетрудно. Нина же получила длинное приглушенно-синее пальто с роскошным лохматым воротником из трикотажного меха более интенсивного оттенка. Мороз любовался не великолепными нарядами, в моде он не разбирался, а доверчивой радостью этих милых женщин – взрослой и совсем юной. Вот и они узнали, что деды Морозы по правде есть. А если раньше не приходили – значит не могли. И у дедов Морозов в жизни всякое случается. 
Мороз терпеливо дождался, пока дамы успокоятся и чинно сядут в кресла, достал из мешка большое серебряное блюдо, положил его на стол между остатками торта и вазой с яблоками и мандаринами. Затем новогодний волшебник сложил вместе и слегка развел кисти рук –  пальцы мерцали теплым розовым светом, словно в жилах его пульсировал солнечный свет. Свет между ладоней сгустился, превратившись в большое спелое яблоко. Дед Мороз осторожно опустил его на серебряное блюдо, слегка подтолкнул…
Зина и Нина заворожено смотрели, как налитое солнечным жаром яблоко катится, позванивая, по кромке блюда. В воздухе над блюдом появилась объемная картинка. Дед Мороз присел на диван. Ему тоже было интересно, что покажут, он очень давно не был в Городе, на острове посреди Морея.   

   Чурилка мог бы полететь, окрыленный счастьем, но ему нравилось бежать по дорожке среди веселых снеговиков и деревьев, пушистых от изморози. Скоро он вышел на развилку. Посмотрел на домик – рукавицу издали, но почему-то домика на месте опять не было. Непорядок! Чурилка махнул палочкой и снова всё сделалось правильным. Домик встал на свое место.
Скоро Чурилка оказался на знакомом мосту. Он нерешительно топтался у перил, всматриваясь в неспокойную мерцающую озёрную глубину. Можно ли ему беспокоить строгую Щуку? Хотелось сделать что-то приятное удивительной рыбе, загладить свою давешнюю оплошность с молочным киселём, который, оказывается, рыбы терпеть не могут. Но было боязно. К счастью, тут среди волн показалась голова громадной Щуки:
– Эй, ты что, опять сосулькой махать  пришел?! Только попробуй из нашей воды какой-нибудь компот наколдовать! Хвостом зашибу! – сказала она громко, но не слишком сердито. Чурилка, тем не менее, вздрогнул и чуть не уронил сосульку в бурные воды Морея. Щука заорала уже очень сердито и испуганно:
– Нет, кто такому полоротому парню волшебные сосульки раздаёт! Если есть у тебя руки, так и держи ими покрепче, а не зевай по сторонам!
– Простите! – виновато пробормотал Чурилка, – Хорошо, что вы выглянули из воды! Я как раз хотел посоветоваться, что мне сделать, чтобы рыбы были рады и счастливы?
Он хотел узнать заветное желание самой Щуки, чтобы его выполнить, но не решился спросить прямо. А вдруг это прозвучит недостаточно почтительно? Чурилка зря волновался. Щука прекрасно его поняла и не обиделась.
– Честно говоря, я уже рада. Рада, что ты пришел с волшебной сосулькой и встретился со мной, а не с какими-нибудь говорящими варежками, – призналась она. – Вряд ли ты поймешь, как осчастливить старую мудрую рыбу, уж очень ты молод и неопытен. Я могу попытаться объяснить, чего я хочу, но боюсь, пока до тебя, сухопутного мальчишки, дойдёт, сосулька растает. Лучше сделай так, чтобы я, мудрая старая Щука, сама могла исполнять желания на манер этой твоей сосульки. Это определённо сделает рыб счастливыми. Честно.
– Хорошо! – с готовностью кивнул Чурилка и взмахнул ледяной палочкой. – Пусть добрые-предобрые, чудесные хотения мгновенно совершаются  по щучьему велению!
Щука некоторое время пристально таращилась на Чурилку.
– Да, ты действительно слишком молод и неопытен, – вздохнула она. – Ну ладно, пусть хотя бы так. Спасибо! Может, ещё встретимся!
Щука ударила огромным хвостом по воде и скрылась в глубине. Чурилка сначала задохнулся от холода, но тут же расхохотался, помахал Щуке рукой и вытер мокрое лицо.  Щука постаралась на славу, у нее было своеобразное чувство юмора.

 
  Утром Нина проснулась первой – сидя в кресле, закутанная в чудесное пальто. На безукоризненно чистом столе стоял в хрустальной вазе букет из белых роз и еловых веток. Не заслоняя телевизор, скромно стояла их родная искусственная елка. Нина взяла с пола блюдечко из-под изюма, оно опустело. Ася и Коська делали вид, что ничего не знают. Рядом с ними хитро улыбались из-под чёлок два лохматых слона. Деда Мороза в квартире, конечно, уже не было. Новогодний волшебник ушёл, перемыв всю посуду и аккуратно убрав в холодильник остатки торта и оливье. Да, вот что такое настоящий дед Мороз! Нина полюбовалась на своё отражение в зеркале, сняла новое пальто и поставила чайник. Дочку она, затаив дыхание, вынула из ее обновы, переложила на диван и укрыла пледом. Каникулы, пусть отсыпается.
Стойкий аромат хвои держался в квартире Трофимовых до старого Нового года. И, к слову: живая ёлка и белый букет из роз появлялись в квартире Трофимовых каждую новогоднюю ночь, независимо от присутствия деда Мороза.
    
  Титус запаковал «грузило» в бумажный конверт, снабдив его следующим комментарием: «Спроси Эстреллу!». Спрятал конверт в карман камуфляжной куртки, которая с первой зимы так и лежала у него. Затем он аккуратно свернул куртку лесничего и уложил в рюкзак. Потом написал записку, в которой сообщал всем, кто пожелает знать, что он ушел к Игманту, чтобы вернуть казённое имущество. «Вернусь завтра» – закончил он и положил  свое послание на видное место.
  К лесничеству Титус подошел именно в то время, когда Игмант отправился на обход вверенной ему территории. Титус повесил куртку на спинку стула в спальне, а на кухонном столе оставил еще одну записку. Даже не записку, а целое послание: «Игмант! Я полон решимости последовать твоему примеру и устроить свою человеческую жизнь по-человечески. Сегодня отправлюсь за Границу в город Пелым и устроюсь на работу. Например, на мебельную фабрику резчиком по дереву. Или ещё куда-нибудь. Надеюсь, у меня всё получится. Завтра вернусь. Или послезавтра.»
На цветущую поляну из дверей приземистого, похожего на крепость лесничества Титус вышел в облике человека, но массивная дверь ещё не успела удариться о косяк, как в лесной чаще скрылся великолепный молодой зверь.

   Летний лес на Границе необыкновенно хорош. А если учесть, что комары и мошки Игманта донимать не решались, то не удивительно, что он вернулся в лесничество позже обычного. Но послание, лежащее на столе заметил сразу. Прочёл, поспешно вышел обратно в цветущее разнотравье, остановился, всем существом улавливая и анализируя незримые следы, оставленные Титусом в завихрениях бесконтрольного времени.
– Лисье отродье! Врёт и не краснеет, наглая морда! – выругался он, выдирая из кармана спичечный коробок.
– Яша, что там с часами? – рявкнул он с ходу о главном. Яша отозвался сразу:
– Спокойно! Часы уже в Тереме, идут, как миленькие. С минуты на минуту и у тебя поток структурируется!
– Задержи!!! – зарычал Игмант в отчаянии, сам понимая, что просит невозможного. – Титус в обратное течение сиганул.
– Понял! – ответил Яша, открывая крышку часов. Сверкнули алмазные когти. – Сделано, работай спокойно.
Яша положил в карман целых три зубчатых колеса. И, достав из того же кармана элегантную бархатную повязку, закрыл ею пустую глазницу. Да, не рассчитал немного, разволновался.

   Титус лёг на землю не у главного входа в опустевшую лисью нору, а немного в стороне. Положил узкую морду на лапы, закрыл глаза. Заставить свои уши не слышать совсем, он не сумел, но птичий гомон, шелест листвы и трав, невесомое движение букашек, возня хозяйственных барсуков в подземных переходах и сотни других ярких летних звуков истончились, потеряли запах, объём и, окончательно утратив связь  с трёхмерным пространством, не мешали ощущать движение  времени вибриссами. Общее направление было сохранено, но движение не было равномерным и плавным. Вокруг сотен тысяч событий, сиюминутно происходящих в лесу, возникло множество завихрений, то есть на отдельных коротких участках время двигалось вспять. Здесь, на Границе, перетекать сознанием с одного обратного эпизода на другой для Титуса было ненамного труднее, чем перепрыгивать с камня на камень при переходе ручья в трёхмерной яви.
   Сухой морозный воздух обжег ноздри. Титус разрешил себе услышать  посвист зимнего ветра в хвое сосен, сонное сопение барсуков и осторожное, двойное лисье движение в глубине лабиринта. Титус открыл глаза, вышел на испещрённую аккуратными лисьими следочками заснеженную поляну перед главным входом в нору, понюхал  клочок бурой щенячьей шерсти, который ветер бросил ему под лапы. Он был спокоен. Всё получилось.
Скользнув на барсучью сторону, Титус снова отрешился от восприятия всего, кроме времени. По эту сторону Границы оно текло равномерно, деловито отмеряя хлопотливые мгновения запоздавшей весны. И Титус собирался вцепиться в единственный, роковой для маленькой лисьей семьи миг. Он знал, что не упустит его.
 Удивленный вздох пространства, в котором непонятным и неестественным для него образом появилось человеческое существо, чей-то рык, отчаянный и грозный, рвущий ткань бытия выстрел, тошнотворный хруст ломающихся костей черепа, слились для Титуса в один звук. Он успел заметить, как два лисьих хвоста метнулись в сторону норы, но не успел осознать это, погрузившись во тьму. Отставшая на доли секунды, боль впустую клацнула страшными челюстями. Лис ускользнул.

   Первый Читатель, бережно убирая в карман одноразовые стаканчики, качает головой и говорит мне неприязненно:
– А всё же, гад ты, парень! За что его так? Эх! А ещё, понимаешь, Садовую улицу ему подавай! Интеллигенция… Вам только позволь.
Я пожимаю плечами. Что делать, уж какой есть… Да.