81

Мало у крестьян радостей. Но летний сенокос всё же одна из них. Молодые девки ждут его, загодя доставая из сундуков нарядные рубахи и сарафаны. Когда ещё случится почти целый месяц провести бок о бок со всеми деревенскими парнями разом. Тут уж надо себя показать. Поэтому и не жалко было яркие сарафаны трепать. Это дома можно работать в самом неприглядном, а на сенокосе, как на празднике.

Бабам и мужикам ждать особо нечего, жизнь как-то быстро кувырнулась во вторую половину, причём не лучшую. А во второй, не лучшей, половине ждать приходилось чаще болезни и старость. Но и им любо посмотреть на молодёжь, вспомнить свою молодость. И уж где-где, а на сенокосе вволю насмотришься.

А работа? А что работа? Она всегда. Без неё никак.

Да и работа, когда вместе, где с песней, где с шуткой, тоже в удовольствие.

На дальние поля выезжали с пожитками, котелками и младенцами. В деревне оставались старики да дети малые.

Но не всякого старика дома на полатях удержишь. Иной дед еле ноги волочёт, охая через каждый шаг, а перед Купалой снимет свою косу со стенки сарая, любовно огладит косовище, отполированное шершавыми ладонями, и начнёт лезвие отбивать - готовиться, а потом вместе со всеми скромненько усядется на возок, свесив босые коричневые ноги, - в путь-дорогу собрался. И никакая сила его с того возка не сгонит. Потому как этот дед, может, весь год тосковал по запаху свежескошенной травы. Лёжа долгими зимними вечерами на тёплой печке и слушая завывания вьюги в трубе, мечтал дожить до лета.

И у парней свой интерес - померяться силушкой рабочей с приятелями, заодно и девок впечатлить. Это только со стороны кажется, что косить легко, маши да маши себе, травку укладывай. А на деле трудно темп держать. Только отставать начнёшь, того и гляди, пятки сзади черканут. Так что остановиться, передохнуть некогда.

А после работы самая сладость в речку окунуться, освежиться в прохладной водице, а потом ночь напролёт у костра песни петь и хороводы водить.

В воскресенье работать нельзя. Бабы, мужики постарше бегут домой проведать, как там оставшиеся без них поживают, а девкам и парням опять хорошо. Кто в лес по грибы, ягоды, кто на речку рыбёшек на уху поймать, а кто в свежей копне будет лежать-полёживать, на облака любоваться.

Всем хорошо, а Дуняша опять вздыхает. Это первый сенокос, на её памяти, без Ерины. Не отпустила помещица сестру. Не оправдались Дуняшины надежды.

Обычно, в разгар полевых работ, Глафира Никитична часть дворни по домам распускает, чтобы они с семьёй работали в поле. В этот раз тоже отпустила. Но не Ерину. Держит девку, как привязанную, дня не дала, чтобы с родными хоть повидалась. Вот и вздыхает Дуняша.

По приезде на покосные луга устроились, как уже много лет подряд, на берегу Русы, там, где ракиты склонили свои печальные ветви до земли. Хорошо, прохладно, вода под боком, из песчаного склона бьёт родник.

На старых местах соорудили шалаши, задымили костры, навесили котелки. Словно и не было этого года. Словно вчера вот так же сидели.

Оглянулись на соседей. Большинство на месте, некоторых недосчитались, новые добавились.

Бабка Репка по старой привычке на отшибе. Работник из её Матвеюшки был никакой, в обычное время внимания особого не обращают, а в сенокос, когда все на виду, кто-нибудь, нет-нет, да и глянет косо - такой увалень, а задарма хлеб ест. Вот бабка Репка старалась Матвеюшку держать от народа подальше. Да и сам он уходил от шума людского.

Но в этот сенокос Матвей тоже с мужиками. Хорошо, что натренировался на лесных полянах, научился косу в руках держать, а то бы мужики да бабы засмеяли. Не любо деревенскому народу, когда работать не умеют. А Матвеюшка этим летом первый раз инструмент в руках держал.

Теперь он со всеми. А всё равно чуть в стороне. С разговорами не лезет, на шутки не отвечает. Смотрит задумчиво вдаль, и ветер зачёсывает волосы с его красивого лица.

Народ на Матвея оглядывается. Как теперь его понимать? Но особо не пристают после того, как дед Перепёлка отбрил востроносую бабку Пыриху.

Как-то она зацепила парня, рассчитывая на общую поддержку и последующее зубоскальство. Да не получилось.

Дед Перепёлка, хоть и был в деревне человеком сравнительно новым, но быстро нашёл своё местушко среди сельчан. Потому как общительный и добрый. Но мог и осадить. Не любил, когда над кем изгалялись.

А с Матвеем он, можно сказать, этими днями подружился. Когда помещица направила парня в лес на полянах траву косить, то деда к нему приставила, заместо руководителя. Вот там дед и научил парня косой управлять. Там-то и знакомство завели.

Оно, когда работаешь, не шибко поговоришь. Но всё же нашли время.

Деду непривычно было здоровому парню объяснять то, что дети малые понимают. Как в руках инструмент держать, как его чинить. Но потом удивляться стал, что два раза не приходилось повторять. Как будто Матвей это уже знал. Просто забыл. И теперь быстро вспомнил.

Вечерами не всегда домой возвращались. А чего взад-вперёд бегать? Разводили огонь, вешали котёл, сыпали в кипящую воду крупу. Вот каша и готова. Если доводилось поймать какую живность, так вовсе уха получалась. Наваристая! С дымком! Ложку можно проглотить, до чего вкусная.

Дед с разговорами не лез. Больше присматривался. Понимал, что с парнем когда-то беда стряслась. А теперь отходить стал, ну и пусть отходит помаленьку, лишь бы на здоровье.

Поздно ночью ложились в ароматную мягкую копну и слушали лесной шум. Закрывали глаза, и.. трава, трава, ложится, падает под косой. Так и жили.

А тут Пыриха:

- Матвей, а правду люди бают, что тебя в детстве русалки зацеловали? - а сама глазами водит на народ, призывает посмеяться над парнем.

Матвей побледнел, растерялся. Дуняша рядом оказалась, испугалась. За Матвея. Как бы опять не «спрятался за свою дверь». На бабку Пыриху смотрит недобро, того и гляди, не выдержит, что-нибудь скажет, хоть молодой девке не гоже старухам замечания делать. Даже таким противным, как Пыриха.

Кое-кто захихикал. Кто-то смотрит перепугано, может и вправду русалки? А кто знает? Бывали же случаи.

И в этом напряжённом ожидании вдруг раздался спокойный голос Перепёлки:

- Цыц, щеколда. Не твоего ума дело, кто кого целовал. За собой гляди. А выздоровел парень от дурной болезни, так радоваться надо. Не он первый, не он последний, с кем чудо в жизни случается... А над чудом зубоскалить нельзя - беда будет.

И этими словами дед Перепёлка наглухо запечатал все рты, которые были не прочь поглумиться над парнем.