Горбачев матершиник

Я был членом КПСС с 1972 по 1994 год, до роспуска партии в РСФСР, но партийный билет сохранил. Неоднократно избирался секретарем первичной партийной организации крупной городской больницы в Хабаровске, делегатом на районные и городские партийные конференции, членом различных комиссий Индустриального райкома КПСС Хабаровска. Больше десяти лет был первым заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома, управления и департамента здравоохранения администрации края в постсоветское время. Был лично знаком с министрами здравоохранения России в период с 1998 по 2000 год. То есть по своему служебному положению был близок к людям, которые руководили страной и привели к распаду великого государства. Уверен, что это произошло из-за предательства людей в высших эшелонах власти в стране и спецслужб. Но перерождение этих людей началось как минимум с середины 50-х годов, когда с их молчаливого согласия началось шельмование великого государственного и политического деятеля ХХ века Иосифа Виссарионовича Сталина. Именно тогда, в середине 50-х годов человечество вступило не та тот путь, который мог привести к построению социалистического строя на планете. Нет, в коммунизм я не верю, но вот построение социализма могло произойти, если бы не предательство лидеров мирового коммунистического движения. Вместо реальной борьбы они стали имитировать её, занимаясь разговорами, не видя путей построение социализма.

Что это было в 80-е годы прошлого века именно так, свидетельствуют дневники помощника М.С.Горбачева на протяжении ряда лет Анатолия Черняева. Сейчас, когда на мировой арене нет политических лидеров, по масштабу сравнимых с Лениным, Сталиным, Рузвельтом, Черчиллем, мир находится на грани мировой войны. И это свидетельствует о процессах, которые начались с конца ХХ века и все больше усугубляются. И начало им было положено в 70-90-е годы. Об это я и хочу написать, ссылаясь на дневники Анатолия Черняева.


Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.).

«БРЕЖНЕВ ОЧЕНЬ ТРЕВОЖИЛСЯ ПО ПОВОДУ ТОГО, ЧТО БОЛЕЗНЬ ЧЕЛЮСТИ НЕ ПОЗВОЛИТ ЕМУ ВНЯТНО ГОВОРИТЬ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ПОДРЯД»
1 января 76 г. Три дня прокрутился на работе. Б.Н. расспрашивал о Завидове. (Б.Н. - Борис Николаевич Пономарёв – Секретарь ЦК КПСС, 1961-1986 гг. Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, 1972-1986 гг.). Обеспокоен отношением Брежнева к своим коллегам. Мы с Карэном рассказали ему, что Леонид Ильич особо отличает и приподнимает сейчас Суслова, к которому, как я помню по прежним визитам в Завидово, он относился иронически, насмешливо (за скучные тексты, за постную ортодоксию, за то, что он любит кефир и не прикасается к водке, за полное отсутствие чувства юмора и т.д.). Теперь же он называет его в основном «Мишей», беспокоился, как он там на Кубе (Суслов возглавил делегацию вместо предполагавшегося сначала самого Брежнева, на I съезд Кубинской компартии). Не обидел ли его там Кастро за то, что сам Брежнев не смог поехать.

Несколько раз Брежнев обсуждал с нами, не стоит ли поручить Суслову открыть съезд. Он, Брежнев, сам очень бы хотел это сделать – Генеральный Секретарь. Но тогда придётся в течение получаса произносить приветствия иностранным гостям, называть труднопроизносимые фамилии... И – «устанешь ещё до начала доклада». (Брежнев очень тревожился по поводу того, что болезнь челюсти не позволит ему внятно говорить несколько часов подряд. Он, действительно, утомляется после 25-30 минут говорения и начинается косноязычие).

На одном из таких разговоров Шишлин предложил: пусть Леонид Ильич войдёт в зал один. Откроет съезд, проведёт выборы президиума и даст слово Суслову для перечисления братских партии;. На том Брежнев и порешил, успокоившись и заметив: «Так-то лучше. А то прошлый съезд Подгорный открывал – то же мне партийный деятель!» В другой раз он приложил Подгорного в связи с вопросом о «ликвидации компартии; союзных республик и превращении их в республиканские партийные организации». Я, говорит, давно это предлагал. Но против выступил Шелест и его поддержал главным образом Подгорный. Я тогда ещё почувствовал что-то не то в его настроении...

Примечателен и такой эпизод. Обсуждали в Завидово международный раздел к докладу Брежнева на XXV съезде. Он вдруг завёлся. Вспомнил Хрущёва, который, по его словам, оставил такое положение, что начать двигаться к миру стало, наверно, труднее, чем за десять лет до 1964 года. В Карибском деле пошёл на глупую авантюру, а потом сам в штаны наложил. «Я не забуду, - говорил Брежнев, - в какой панике Никита то пошлёт телеграмму Кеннеди, то «с дороги» требует задержать её, отозвать. А все почему? Потому что хотел об...ать американцев. Помню на Президиуме ЦК кричал: «Мы в муху попадём ракетой в Вашингтоне!» И этот дурак Фрол Козлов (при Хрущёве фактически второй секретарь ЦК) ему вторил: «Мы держим пистолет у виска американцев!» А что получилось? Позор! И чуть в ядерной войне не оказались. Сколько пришлось потом вытягивать, сколько трудов положить, чтоб поверили, что мы действительно хотим мира. Я искренне хочу мира и ни за что не отступлюсь. Можете мне поверить. Однако не всем эта линия нравится. Не все согласны».

Сидевший напротив Александров заметил на это: «Ну что вы, Леонид Ильич. 250 миллионов в стране - среди них могут быть и несогласные. Стоит ли волноваться по этому поводу?!» Брежнев ответил: «Ты не крути, Андрюша. Ты ведь знаешь, о чем я говорю. Несогласные не там, где-то среди 250 миллионов, а в Кремле. Они не какие-нибудь пропагандисты из обкома, а такие же, как я. Только думают иначе!» Меня это поразило. Он сказал это в запальчивости, с нажимом, в нашем с Брутенцом присутствии (а с Карэном он был «знаком» всего два дня).

О Косыгине он не может говорить без явного раздражения. Рассказал к слову один случаи;: Косыгин ездил в Англию. Звонит оттуда Брежневу по простому телефону: «Ты знаешь, Лёня, меня принимает сама королева, в старинном замке, который был заколочен много десятилетии;, а теперь ради меня его впервые с тех пор открыли ... И пошёл, и пошёл в этом духе. Я ему говорю: «Алексеи;, приедешь – расскажешь». И положил трубку. Вот политик!» И с презрением покачал головой.

О Мазурове отозвался как о беспомощном и безруком руководителе. (Кирилл Трофимович Мазуров – Член Политбюро ЦК КПСС, 1-зам. Председателя Совета Министров СССР, 1965-1978 гг.). Письмо, говорит, получил от тюменских нефтяников. Жалуются, что нет меховых шапок и варежек, не могут работать на 20-градусном морозе. Вспомнил, что ещё когда был секретарём в Молдавии, создал там меховую фабрику. Потом она стала известна на весь Союз. Позвонил в Кишинёв: говорят – склады забиты мехами, не знаем, куда девать. Звоню Мазурову, спрашиваю, знает ли он о том, что делается в Тюмени и в Молдавии на эту тему. «Разберусь», говорит. Вот вам и весь общесоюзный деятель!

Теперь о самом Пономарёве. Позвонил как-то мне Б.Н. туда. Поговорили. Спрашивает, как «у вас там» оценили доклад Кастро на съезде. Я сказал, что очень высоко и что Брежнев собирается сообщить об этом Кастро через Суслова. На другой день (Б.Н. не мог не подсуетиться) в Завидово приходит бумага от Пономарёва: проект письма Суслову, где в частности, предлагается, чтоб он «через кубинских товарищей» поручил кубинским посольствам в Латинской Америке заняться распространением доклада Фиделя в соответствующих странах. (Я то понял это телодвижение Б.Н.’а: у компартии; возможностей почти никаких, а своих советских посольств в Латинской Америке у нас раз-два, обчёлся!). Но Брежневу этот довод показался смехотворным. Он вспылил: «Он кто, этот Пономарёв, академик, кажется? (Оглядел нас с деланным удивлением). Что за глупость! Такой простои; вещи сочинить не могут. Что ж я каждую такую бумажку должен редактировать. Наверно, референт ему сочинил, а он подмахнул. И это работа... академик! Х.. знает что! Позови стенографистку... (продиктовал сам письмо Суслову). Вот и всё дело. И не надо гонять за 150 километров фельда с такой бумажкой, прошу передать это господину академику!»

Сказано это было с раздражением и презрением. В явном расчёте, что до Б.Н.’а дойдёт (двое из его отдела – я и Карэн – тут же сидят). Видно было, что прокол с бумажкой – лишь предлог, чтобы громогласно выразить своё давно сложившееся и глубоко неприязненное отношение к Пономарёву.

За что он его не любит? Может быть, не может забыть, что Б.Н. «колебнулся» в 1964 году, когда решали смещать Никиту? А может быть (и скорее всего), за книжность, догматизм, занудство. А может быть, и это самое главное – за то, что в изображении буржуазной прессы Пономарёв представитель и даже «лидер революционно-классового» направления в Кремле, в отличие от брежневского «пацифистского»?!

История с Капитоновым. (Иван Васильевич Капитонов – Секретарь ЦК КПСС с 1965 по 1986 гг.). После того, как «прошли» международный раздел (и мы уже рассчитывали отчалить оттуда), Брежнев вдруг предложил вызвать вторую бригаду – экономическую. «Вместе, мол, посмотрите, дело-то общее, партийное». 21-го, в понедельник прибыли: Бовин, Цуканов, Иноземцев, Арбатов и Седых (сельхозник, зав. сектором). Прочитали, обсудили сначала без Брежнева. Отнеслись снисходительно, так как задача была трудная: пятилетка из рук вон плохая, а надо говорить что-то вдохновляющее и закладывать оптимизм на будущее. Брежнев после прочтения раздела выслушал Александрова, изложившего наше общее мнение, встал и ушёл – ко всеобщему немому смущению. Через полчаса вернулся и заявил: «Категорически не согласен с вашим мнением (об экономическом разделе)». Однако, после этой угрожающей декларации фактически мало что предложил сверх нашего: больше строгости, меньше хвастовства и громких слов, больше критичности и конкретности. Даи; Бог, если на этом уровне сохранится текст! Я не верю в это.

Однако, я лишь подобрался к теме Капитонова. На другой день за завтраком Брежнев заявил, что он хотел бы представить себе весь доклад в целом и велел Александрову заполучить от Капитонова текст третьего раздела (о партии и идеологии), не вызывая никого из людей. Через несколько часов текст был в Завидове и нам было поручено его прочесть... Это нечто невообразимое: будто сели и переписали из газеты «Правда» передовицу. А работали в Волынском- I с июня человек 15. Сказали о своём впечатлении Брежневу. «Давайте, говорит, почитаем вместе». Сели читать, дошли до половины. Вдруг Л.И. захлопнул рукопись, встал и заявил, что больше он читать эту галиматью не намерен.
- Вызвать сюда немедленно Капитонова!
Александров: «Но ведь он сам всё равно ничего не напишет!»
Брежнев: «Знаю, что он сам ничего написать не может. Но он секретарь ЦК. Он отвечает от Секретариата за этот раздел. Под его руководством, по его указаниям сочиняли эту болтовню. Кто должен отвечать?! И зачем мне такой секретарь, который даже не понимает, что нужно для доклада съезду?! Немедленно вызвать и дать ему здесь взбучку, чтоб проняло».

Александров всё-таки настоял на том, чтобы пригласили ещё Петровичева (первый зам. Капитонова, о котором Брежнев тоже очень нелестно отозвался) и Смирнова (первый зам. отдела пропаганды). А на утро за завтраком «подкинули» сообща ещё фамилии Загладина и Ковалёва. По поводу Вадима Брежнев произнёс несколько «добрых слов», пожурив отечески, что откололся надолго от «нашей группы». «Способныи; человек и его надо вызвать немедленно же», - что и было сделано.

Международника Загладина и зам. МИДа Ковалёва определили на партийно- идеологический раздел и они в день приезда, особенно Вадим, все заново передиктовали.

Капитонову, который за трапезным столом сел напротив Генсека, тот в первый же вечер в довольно унизительных выражениях в нашем присутствии высказал всё, что он думает о его разделе и тут же велел нам разделать его, разговаривать не как с Секретарём ЦК («тогда толку не будет!»), а как с «автором». Но Александров попросил всех нас не приходить на это раздевание и передал Капитонову и его новой бригаде что полагается лишь в присутствии других помощников (Русакова и Блатова... Цуканов не захотел пойти. У него сложности с Генсеком и он остерегается восстановить против себя ещё и Оргсекретаря ЦК).

8 июля 1979 г. Со 2 по 6 июля был в Берлине. Совещание (шестое) секретарей ЦК соцстран. Есть минилогика событий, но есть их место в определяющем ходе главных событий. С точки зрения большой политики я так зафиксировал свои наблюдения:

«Мы надоели нашим «друзьям». Надоели прежде всего тем, что своей позицией по отношению к Западу, к китайцам и проч. создаём якобы нужную нам и им ситуацию в мировом масштабе. Не то, чтобы они (правящие компартии) были в принципе против нашей внешней политики. Нет. Но им надоело играть роль хористов, и у них есть «свои дела», и им стало противно тратить энергию на политический трёп».

Что касается идеолого-пропагандистской координации (ради которой по большей части эти совещания и собираются), то отношение наших друзей выразил однажды (не на заседании, конечно, а в баре) болгарин Дмитрий Станишев: «Какая, говорит, координация?.. Надо, чтоб люди были сыты, одеты, жили не хуже, чем в ФРГ, например. Тогда и никакой идеологической координации не потребуется. А вы мешаете. Вы вот, например, ворчите всё время, что мы кредиты у Запада берём, в долги влезаем. А что нам делать? Вы же их нам не даёте и не можете дать. Мы же сами вот это барахло, - пальцами оттягивает у Загладина на груди рубашку - производим качественнее вас, вы в Москве такие рубашки за валюту в «Берёзке» продаёте. Так чего же нам ждать? А народ нас спрашивает - почему мы не можем жить так же или лучше, как западные немцы или австрийцы, или датчане, которые ездят к нам десятками тысяч на Золотой берег? И не миллионеры ведь ездят, а такие же рабочие!» (Дмитрий Станишев - секретарь ЦК Болгарской компартии, очень близкий нам, международникам, человек доверявший ЦК КПСС безгранично. Он давно всё видел и понимал, что происходит у них самих под предводительством Живкова)

Вот и весь сказ! «Друзьям»-немцам не нравилось, что мы делали с ФРГ свою европейскую политику - через голову ГДР. А их, восточных немцев, своих союзников, заставляли кричать против ФРГ. Бурно развивая с Западной Германией экономические связи, мы то и дело тыкали в нос ГДРовцам «коварство» Бонна и пытались запретить или хотя бы сдержать развитие их экономических отношений с ФРГ. А оно, несмотря на наши запреты, уже превратилось в экономическую экспансию ФРГ. Простой народ это приветствовал, а ГДРовское начальство не видело другого выхода. Аксен, член ПБ СЕПГ, выступая на упомянутом совещании, ритуально, чтоб нам понравиться, опять сильно ругал ФРГ и особенно их социал-демократию. А в кулуарах возмущался, почему Пономарёв не сделал того же!

Венгры были недовольны тем, что мы, координируя, делали вид, будто существует единство между политикой вьетнамско-лаотянской (тем более идеологией) и их, венгерской, да и советской тоже.

– «Послушай, - говорил мне Лакош, - вы действительно думаете, что это одна политика? То, что сказал здесь вьетнамец, уместно было слышать лет 15 назад, да и то в душе покоробило бы. А сейчас? Зачем мы занимаемся фарисейством, зачем такие лицемерные совещания? Не опасно ли это и для самой политики? Ведь ни разу никто словом не обмолвился, чтобы заронить у вьетнамцев сомнение во всеобщей поддержке их точки зрения!» (Лакош в это время был директором партийно-идеологического института при ЦК ВСРП (аналог нашего ИМЭЛ’а). Я был знаком с ним ещё по работе в журнале «Проблемы мира и социализма».)

И все, разумеется, возмущались тем, что мы заставляем 10 партий на этих совещаниях цацкаться с румынами только для того, чтобы те присоединились к общему коммюнике. Но когда чех, вьетнамец или поляк пытались внести какие-то мелкие редакционные поправки, мы пускали в ход все средства, вплоть до бесед на уровне секретарей ЦК, чтобы те «не настаивали», не раскачивали лодку, которая вот-вот и так опрокинется. Наши друзья, естественно, делали вывод: значит - чем больше ты выкабениваешься перед КПСС, тем больше с тобой считаются!

Сами румыны, их тактика и политика, не говоря о личном поведении, ни у кого симпатий не вызывали. Но никто «не хотел понимать», зачем с ними так возиться. Советскому Союзу нужна была демонстрация единства, а остальные должны были ради этого терпеть румынские пошлости, поступаться своим достоинством.

Надоела нашим «друзьям» двойная игра КПСС в коммунистическом движении в связи с еврокоммунизмом. Во время упомянутого берлинского совещания была проведена опять тайная встреча секретарей ЦК (без румын).
Вот как она происходила. Член Политбюро СЕПГ Хагер председательствует. Пономарев, выступая первым, выдавал свои оценки за общую для всех присутствующих линию. Кончил.
Хагер:Кто хочет слова? Молчание. Оно продолжается несколько минут. Кубинец, видно, чтобы спасти ситуацию, долго рассказывает о подготовке конференции Движения неприсоединения в Гаване, то есть совсем не на тему.
Хагер опять обращается: Кто хочет слова? И опять молчание. Тогда Русаков берёт слово, хотя по сценарию должен был выступать последним. Рассказывает о наших отношениях с румынами, югославами и корейцами.
Хагер... и опять молчание. Тогда немец благодарит выступивших (т.е. Пономарёва, кубинца и Русакова) и желает всем спокойной ночи. На всех шести предшествующих подобных совещаниях, начиная с 1973 года, были такие закрытые встречи. На всех шести я присутствовал. Но никогда не было такого! Это выглядело как молчаливая обструкция. Как протест на коленях или кукиш в кармане. Друзья-союзники не хотели больше слушать директив, они уже позволяли себе «не соглашаться» с методом формулирования политики, особенно той, которая «сделана» без них. Теперь они уже противятся, не хотят принимать политику КПСС как общую политику соцсодружества в целом.

Пономарёв был шокирован. Я пытался с ним позже поговорить на эту тему. Он ушёл от разговора. Он знал, как себя вести: у КПСС не может быть неудач ни в чём, и значит, здесь всё было как надо. И уж во всяком случае, не следует шуметь, если что-то было не совсем так.

В мини-плане всё действительно было в порядке. На открытой встрече все выступали по кругу, по два, а некоторые делегации по три раза, делая вид «живой дискуссии», а на самом деле даже не слушая друг друга. Были приёмы, беседы между собой, всякое прочее общение. Второй эшелон (эксперты и советники) жил в партгостинице, ночи проводили в баре: джаз, танцы и откровенности под вино и пиво. Советских было 28 человек. Другие делегации тоже не маленькие, примерно по столько же. Всего, говорят, в совещании и около участвовало не менее 200 иностранцев. Так что всё было внушительно и как полагается.

Горбачев изолирован. Жалко его
8 июля 1990 г. Идёт съезд партии. (Это был последний в истории, ХХVIII съезд ЦК КПСС. Скопище обезумевших провинциалов и столичных демагогов. Настолько примитивный уровень, что воспринять что-то, кроме ВПШ’овского «марксизьма-ленинизьма» они просто не в состоянии. Всё иное для них предательство. В лучшем случае - отсутствие идеологии.

Медведев блестяще и атакующе вчера дал отпор, пытался доказать, что теперь надо иначе смотреть на саму суть идеологии. Его слушали, так как говорил сильно, но в конце осудили. Один вышел к микрофону, поднял свой мандат (он красного цвета) и произнёс: «Товарищ Медведев, Вы знаете, что означает такая карточка в руках футбольного судьи? Так вот. Я Вам показываю красную карточку, т.е. «Долой с поля!», как грубо нарушившего правила игры».

Масса жаждет крови, требует заслушивать каждого члена ПБ, чтоб превратить Съезд в экзекуцию. Яковлев, правда, смазал их своей искренностью, хитрован, даже хлопали ему, в общем не дался на расправу. Но зато вчера при ответах на вопросы, показал себя совсем негодным, просто не профессиональным. Наговорил глупостей и пошлостей про Восточную Европу, про комдвижение, которое, якобы, даже лучше стало. Стал зачитывать цитаты из своих выступлений в Литве, а ему противопоставили другие цитаты из тех же выступлений – как он подыгрывал прибалтам. Предъявили стенограмму его позавчерашней беседы с лидерами «Демплатформы». Договорился до того, что в след за Третьяковым в «Московских новостях» представил себя идеологом и зачинателем перестройки, что именно он сыграл такую роль, а Горбачёв лишь переводил его идею в лозунги. И вообще был косноязычен и жалок.

После встречи с секретарями райкомов и горкомов Горбачёв сказал мне: «Шкурники. Им, кроме кормушки и власти, ничего не нужно». Ругался матерно. Я ему: «Бросьте Вы их. Вы - президент, Вы же видите, что это за партия, и фактически Вы заложником её остаётесь, мальчиком для битья». «Знаешь, Толя, - ответил он мне, - думаешь не вижу? Вижу. Да и все твои (!) Арбатовы, Шмелевы... письма пишут такие же. Но нельзя эту паршивую собаку отпускать с поводка. Если я это сделаю, вся эта махина будет против меня».

Вчера на съезде Ивашко отвёл М.С. в сторонку. Пошептались. Оказалось, тот предупредил, что в резолюции съезда хотят генсеку неуд поставить. Тут же М.С. забрал в свои руки председательство на съезде. Большинство только что проголосовало за то, чтобы каждого члена Политбюро выслушать и дать ему персональную оценку. М.С. ринулся «спасать ситуацию»: «Если Вы на это пойдёте, партия расколется». Вот и получается, что вместо того, чтобы самому расколоть такую партию два года назад, он сейчас, когда она превратилась во враждебную ему и перестройке силу, продолжает спасать её от раскола.

Иногда прорываются на съезде и разумные голоса, но их тут же забивают. Есть «крики души», например, выступление вчера тверской женщины, но они только усиливают общий крик против Горбачёва.

Он изолирован. Прошли времена, когда в перерывах заседаний на него наваливались толпы с вопросами. Одиноко идёт он за кулисы в сопровождении своего Володи (охранника). Жалко его. А это ужасно, когда жалко главу государства. Но его жалеют уже публично, в газетах и на телевидении. Он обвиняет своих оппонентов в том, что они не ощущают, что живём уже в другом обществе. Но он сам этого не ощущает, потому что его понимание «другого общества» не совпадает с тем, какое оно на самом деле. А оно оказалось в массе своей плохим, а не хорошим, на что он рассчитывал, когда давал ему свободу.

На этом я заканчиваю цитирование дневников Анатолия Черняева. Он дает убийственную характеристику многим членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК КПСС, которые должны были возглавить организаторскую работу. Но оказались неспособны это сделать, предпочитая говорильню. Оторванные от реального дела, они и не могли работать по другому. Это заметил еще в 30-е годы Сталин, который хотел передать всю полноту власти в стране советам министрам, исполкомам советов трудящихся, накопивших в годы первых пятилеток необходимый опыт. Но партийная номенклатура не позволили сделать это ни в конце 30-х, ни в начале 50-х годов. Всесилие партийных органов, состоящих из «говорунов», начиная с середины 50-х, со времен Хрущева, затормозило экономический рост СССР, который был характерен для 30-х - начала 50-х годов, значительно опережающий капиталистический мир. Задумка Сталина создать СЭВ для стран социалистического содружества тоже не была реализована в полной мере. СССР стал уступать развитым капиталистическим странам, и чем все это закончилось, известно. СССР перестал существовать.

У меня сложилось твердое убеждение, что в число номенклатурных работников (т.е. секретарей райкомов, горкомов, обкомов, крайкомов, республиканских партийных организаций) коммунисты попадали двумя путями – через комсомол, т.е. выборные должности в комитетах ВЛКСМ, а также сделав карьеру на производстве, и уже хорошо зарекомендовав себя там, выдвигались на выборные должности в райкомы и горкомы партии.  Первые в моем понимании – типичные карьеристы. Самый яркий пример такого партийного работника – Михаил Горбачев. На производстве – в прокуратуре небольшого района Ставропольского края – он проработал меньше месяца, вся остальная его работа проходила в выборных комсомольских и партийных органах. По мнению его коллег из партийных организаций Ставропольского и Краснодарского краев уровень Горбачева – секретарь сельского райкома КПСС. И такому человеку доверили руководить 17 миллионной партийной организацией огромной страны. И к чему это привело, не надо говорить.

А вот пример настоящего партийного руководителя – Виктор Долгих.  Он прошел долгие путь от рядового инженера до генерального директора Норильского комбината, именно там получил Золотую Звезду Героя социалистического труда. Затем был выдвинут на партийную работу – стал первым секретарем Красноярского крайкома КПСС, заведующим отделом и секретарем ЦК КПСС, кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. И в постсоветское время не затерялся, был сенатором, которого часто можно было видеть рядом с Путиным на трибуне во время парада на Красной площади в День Победы.

На заставке: фото Кремля во время проведения  XXVIII съезда КПСС. Перерыв, и делегаты съезда гуляют по Кремлю.

Почему я назвал свою заметку именно так, поясню.  Горбачев весьма часто употреблял ненормативную лексику, не обладая хорошим запасом слов. Все знают, что с грамотой у него было не очень, вспомним, как он называл Азербайджан. И  в приватных разговорах с членами Политбюро у него частенько проскакивало крепкое словцо. Вспоминал об этом и министр обороны Язов, и другие, близко знающие Горбачева люди.  Потому, как он вела в государстве, ему только и оставалось, что материться.