117. Любовь прошла, завяли апельсины

Предыдущая глава: 116. "Зима не за горами"
http://proza.ru/2024/07/27/942

         Бабушка отдёрнула занавеску на кухонном окне: "Валюш, не тебя ли Иван-царевич ищет?" Я в недоумении подошла к окну: о чём это она?! Посреди соседнего огорода стоял сосед — парнишка Иван, лет восемнадцати, и, как Зевс-громовержец, метал в разные стороны стрелы из самодельного лука, в том числе, и в наш огород. "Ему своего огорода мало, что он и в наш целится?!" — ревниво заметила я.

          Соседская чувашская семья была многодетной: трое взрослых сыновей и младшая дочь, пышнотелая мать Мария и тщедушного вида отец Егор. Жили они небогато: скромный саманный домик, типа нашего, стоял в глубине пустынного двора, прятавшегося за высокими воротами (в отличие от нашего двора, видного всей улице насквозь через невысокий штакетник).
               
             Разговаривали они своеобразным говорком, пропевая окончания слов и фраз, особенно выделяя и округляя звук "о". "Ванькооо, Васькооо, подИте-ко сюдаа!" — доносился иногда из-за забора зов отца Егора. Бабушка и мама, подтрунивая, пародировали добродушно этот уютный говорок, точно схватывая певучие интонации.

          В целом, были соседи тихие и скромные, даже застенчивые, особенно старшие сыновья. Мы не так часто контачили с ними: иногда тётя Мария приходила за чем-нибудь, а бабушка только однажды отправилась к ним и тут же во дворе углядела распялку, на которой сушилась белоснежная кроличья шкурка. Ясно было, что это наш бедолага-кролик попал как кур в ощип: хозяйственный сосед не упустил его и даже шкурку применил в дело. Сколько их, таких пушистых беглецов, попало в цепкие руки Егора знает только сам Егор.

              К тому времени наши кролики, плодившиеся с бешеной скоростью и, практически, не знавшие падежа, размещались в больших клетях уже в двух сараях.
Однажды я, выглянув в окно, заметила белоснежного пушистика, стремительно удалявшегося через улицу прочь от нашего дома. Но никто не бросился ему вдогонку — нехай скачет! Одним больше, одним меньше!

            Младший Иван был посмелее других братьев и даже иногда вступал со мной в умные беседы, в которых старался произвести на меня впечатление. Он увлекался астрономией, и у него даже была своя подзорная труба, через которую он наблюдал небесные светила. Скорей всего, труба тоже, как и лук, была самодельная.

             В советское время люди творческого склада изготавливали своими руками разные интересные вещи, не надеясь на неповоротливую советскую промышленность: в стране приоритетными были военная и тяжёлая промышленность, а производство одежды, обуви, бытовой техники, разных предметов домашнего обихода хронически отставало от спроса, не отличалось красотой, страдая однообразием и  какой-то неряшливостью изготовления, хотя, как показало время, многие советские товары имели высокий запас прочности.

         В помощь доморощенным  изобретателям издавались замечательные советские научно-популярные журналы: "Наука и жизнь", "Знание — сила", "Техника — молодёжи" , "Моделист-конструктор", "Юный техник", откуда товарищи черпали нужные знания, брали необходимые чертежи, схемы и выкройки.

       Я же, в отличие от Ивана, астрономией не увлеклась — в десятом классе у нас появились новые предметы: "Астрономия" и "Обществедение". Обществоведение стало моим любимым предметом, и после десятого класса я даже получила грамоту за особые успехи в изучении этого предмета, а вот астрономия радовала меня лишь тем, что у нас был всего один урок в неделю, и тем, что учебник тонюсенький. Почему-то я скептически думала об астрономии и истории:"Ну да, учёные понапридумывают нам с три короба, а там, поди-ка, проверь их придумки".

              Но когда ясным зимним вечером я выходила во двор и задирала вверх голову, то у меня захватывало дух от созерцания огромного черного неба с мириадами звёзд — крупных, почти мохнатых, с разноцветными переливающимися световыми иголочками или едва заметных, размытых немыслимо дальним расстоянием. Я была убеждена, что в этом бесконечном пространстве, безусловно, есть и другие живые разумные существа (хоть, может быть, и совсем не такие, как мы), а, возможно, хмыкала я про себя со смешком, какой-нибудь из них "любознательный Иван" смотрит сейчас на нашу планету из другого, неведомого нам мира.

       Бесконечность пространства, честно сказать, меня никогда глубоко не озадачивала: я понимала, что эта бесконечность уходит в глубины макро- и микрокосмоса, но, в то же время, была абсолютно уверена, что Творец как-то всё это так ловко  устроил, что одно логично проистекает из другого. Вот, к примеру, возьми кольцо — как в песне когда-то пелось — "а у кольца начала нет и нет конца"! И ведь круг, кольцо, овал, шар, замкнутая спираль — это всё тоже бесконечность! То есть, всякие замкнутые  линии, плоскости или даже объёмные тела любой конфигурации, уже являют собой бесконечность.

          Или, размышляла я, взять кусок хлеба или любой другой материи и разделить пополам,  получившиеся два куска — опять пополам, и так — до бесконечности, пока есть,что делить. Ведь, если есть что поделить на две части, значит, ещё остаётся какая-то составляющая. Только, конечно, такая мизерная. Наверно, и наша Земля — тоже микроскопическая часть чего-то гораздо большего, а мы — как мельчайшие микробы на этой планете. "Нет! — тут же возражала я самой себе, — Не хочу быть микробом! Хочу быть чем-то более значимым".

          Меня больше беспокоило другое — исчезает бесследно или не исчезает всё то духовное богатство личности, все его мысли, пережитые чувства, страдания, нравственные наработки,  впечатления, связи и весь его жизненный опыт из прожитого, все его умения и навыки, приобретённые в процессе земной деятельности. Мне казалось, что всё это так драгоценно для каждого индивидуума и должно сохраняться словно на какой-то невидимой киноплёнке или в каком-то информационном сгустке, связанным невидимым каналом с каждым живым существом, независимо от того — человек это, животное или ещё какое Божие создание. Ну, понятно, плоть материальна, умер человек — тело трансформируется, распадается на элементы, переходит в другую материю, а куда уходит Душа человеческая со всем своим "багажом", что происходит с ней ПОТОМ?!

           Однажды, после урока обществоведения, я даже обратилась к нашей преподавательнице истории с этим вопросом. Он её смутил и застал  как-то врасплох, она мне не смогла толком ничего объяснить по существу.

          Да и что она могла сказать, если на тот момент мы жили в государстве воинствующего атеизма, провозглашавшем, согласно вдохновенному теоретику Марксу, что религия — это опиум для народа, что есть только материальная жизнь, а всё остальное — придумки религиозных фанатиков, толкующих о какой-то там несуществующей  душе, о каком-то там мифическом старичке-Боге, сидящем на облачке (так рисовали Бога в советских карикатурах).

            Жизнь личности, по утверждению официальных советских учёных, заканчивалась со смертью человеческого тела, а дальше он мог жить только в воспоминаниях его современников и потомков, оставив по себе добрую или худую память.

          Но зато учительница с застенчивой улыбкой сообщила нам, обступившим её вокруг учительского стола, что она не может понять и принять бесконечность пространства. По сдержанности своей, я конечно, не стала делиться своими соображениями, но про себя порадовалась её искренности и пытливому отношению к нашему загадочному окружающему миру. Ведь я тоже внутренне иногда не могла принять разумом ошеломительных размеров небесного пространства и своей микроскопичности в нём, зато всегда любовалась бездонностью звёздного неба.
   
                В такие нечастые моменты созерцания вечернего  небесного купола я теряла ощущение времени, и только Бобик, озадаченный моим долгим безмолвным стоянием, выползал, сопя, из своей конуры и вставал со мной рядом, погромыхивая цепью, выводя меня из этого сладкого оцепенения и возвращая в реальность.

                Мы все полюбили этого скромнягу и уже пожилого пёселя, проданного нам вместе с домом. А вот со Стёпкой мы расстались ещё до нового 1974 года. До этого приключилась очень неприятная история со мной и этим приблудившимся к нам в августе и теперь уже повзрослевшим щенком.

               В один из декабрьских дней я вынесла ему и Бобику наваристую похлёбку с большими костомахами. Стёпыч полакал жижичку, а потом принялся за кость, унеся её к сараю и разложившись с ней прямо на дороге. И понесла же меня нелёгкая в сарай по каким-то делам именно в это время. Я машинально наклонилась передвинуть костомаху в сторонку, чтобы не мешать Стёпке. И вдруг резко отдернула руку — Стёпыч оскалил острые белоснежные зубы и злобно рычал на меня. Мы встали друг против друга, как два ярых врага, и смотрели в глаза друг другу — никто не хотел уступать. Стёпыч своим грозным рычанием давал понять, что он — хозяин положения в этой ситуации, что я должна подчиниться и отступить. Ярость вспыхнула во мне — ага, сейчас! Я ему принесла эту костомаху, и он за неё готов напасть на меня же. Это было немыслимо!

            Взгляд упал на цепь, висящую на стене сарая, и рука  потянулась за ней: "Ну, я тебя сейчас отметелю!" Но вдруг я сама себе сказала: "Стоп! Ты что, будешь воевать с собакой? Ломать её через колено, чтобы доказывать — кто здесь хозяин?!"

             Вся моя ярость погасла также быстро, как и вспыхнула, я посмотрела на Стёпыча невидящим взглядом, как на пустое место, и вышла из сарая. Все мои тёплые чувства к нему исчезли без остатка, и я ничего не могла с этим поделать. Любовь прошла, завяли апельсины. Степан больше для меня не значил ничего. И собакен, чувствуя мою холодность, вёл себя тоже отстранённо и настороженно со мной. Конечно, отдаление Стёпыча от меня началось ещё раньше, он взрослел, становился более самостоятельным и независимым, завоёвывая своё место под солнцем; от того моего любимчика — вислоухого неуклюжего щенка Стёпы-недотёпы — не осталось и следа, но я никогда не предполагала, что в наших отношениях возникнет такая глубокая расселина.

              А вскоре мама вдруг спросила меня:"Валюш, ты не против, если отдадим Степашку. Одним моим знакомым нужна собака". "Да, отдавай", — спокойно согласилась я. Хотя и было немного жаль, что мы расстались с ним на такой вот печальной ноте.

               Позже, читая про особенности собак, я поняла, что в возникшей ситуации была и моя вина — не должна я была трогать эту косточку и провоцировать пса на такое агрессивное поведение. Но что случилось, то случилось.

Продолжение: 118. "Напиши мне письмо, хоть две строчки всего!"
http://proza.ru/2024/07/28/1427