Семидесятые

Мы были ребята из семидесятых, когда уже была или еще была, или она всегда была, граница между ними и нами, ребятами, кому суждено было стать  вершителями судеб и нами, чтобы быть теми самыми судьбами. И глупо заверять, что так не было, так было всегда, так будет и после нас. Просто мы оказались намного живучее их, как те самые сорняки, которые растут там, где не выживает культурная поросль, мы просто жили без всяких отеческих разъяснений, что их отцы внушали им  о том, что им  уготовано управлять всем этим, что они  мудрее  и умнее всей этой серой массы, окружающей их.
 
Саша Голубев тогда был, впрочем он и сейчас есть, но тогда он был худым, высоким и сутулым мастером спорта то ли по рапирам, то ли по шпагам, короче фехтовал он разными предметами.

 Мы все были какие-то интернациональные, никто ни у кого не спрашивал о национальности, Яшка Пахиль был евреем , и  Розенталь был евреем, а Гарик Каспаров ( не тот, чемпион, другой) был армянином, и еще был  грузин Нико Каландадзе, и всем было абсолютно по фиг, кто какой национальности, мы просто жили своей жизнью и это совсем не панегирик тому времени, просто мы были молодыми и открытыми и возможно и сейчас молодые также себя чувствуют, но мы уже прошли это и не нам судить их чувства.

Да, опять же Саша Голубев жил в доме КГБ на проспекте Ленина и папа у него , дядя Петя, был пограничником и мне всегда казался строгим, хотя был добрым по натуре и вечно спорил с Сашей, когда тот забывал спускать воду в унитазе. А его мама, тетя Люда,  очень любила Сашу и любила его друзей, а мы были его друзьями, и  поэтому всегда закармливала нас пирожками и всякой всячиной. А еще Саша прекрасно запоминал, все, что читал, конечно, не касающееся  институтских предметов, потому что мы все точно также ненавидели теоретические основы электротехники и сопромат, хотя может кто-то, и любил их, но боялся делиться с нами такими крамольными мыслями.
 
И так получилось, что глядя друг на друга, нам приходилось читать все, что читается и запоминать, все, что запоминается. И мы стали все очень умными, и в светском обществе, куда мы иногда попадали, мы старались присутствовать именно парами, поскольку в одиночку дискутировать было не с кем, а так мы были интересны по отработанным уже диалогам:

 «Сань, а ведь Леннон женился на Йоко Оно после того как увидел ее в…» (Я забыл что тогда я сказал)

«Да это так, впрочем,  все относительно, и вообще широкоплечие женщины склонны к   гомосексуализму»

и все было новое, тема совершенно не отработанная, и мы становились в центре внимания, пока нам это не надоедало и мы уходили, поскольку это было не наше, мы жили как-то по-другому.

А после каждого праздника мы проходили по 28 апреля ( ныне 28 мая) и поднимались к Гарику и тетя Вера накрывала стол и мы гуляли всей группой и дядя Рафик выходил сказать тост, а тетя Вера отгоняла его, мол, не твое место, пусть молодежь гуляет…

И Эдик ( по жизни Этибар) поднимался говорить и вспоминал фильм, кажется 26 комиссаров, и произносил тост, и потом заявлял: «Теперь от имени партии Мусават слово предоставляется представителю дашнаков!»

И Гарик вставал и заявлял: «Да, уважаемые присутствующие,  я армянин!»

И все закатывались от смеха, и было очень весело и все казалось таким смешным и абсурдным…

И потом в январе 1990 года я вывозил Гарика с семьей на паром, и все было страшно и опять казалось абсурдом и кошмарным….