Глава 11
Когда уже сворачивали в знакомый двор, я каким-то боковым зрением заметила Вадика, идущего по улице по направлению к двум девчонкам, увлеченно болтающим невдалеке от нашей школы. Кажется, я встречала их в школьных коридорах – они учились в последнем выпускном классе и были постарше нас на пару лет. Одна из них – беленькая – и привлекла внимание нашего волокиты.
Я не слышала, о чем они говорят – но у меня было такое ощущение, что он ее уговаривает, а она сопротивляется. Разговор закончился, видимо, не очень благоприятно для Вадика, потому что девчонка неожиданно прервала его и пошла прочь – Вадик еле успел схватить ее за руку, чтобы остановить.
Мы с Рустамом вошли во двор – и дальнейшая картина была от меня скрыта высокой оградой и американскими кленами, сгрудившимися в центре двора. Вся Казань тогда была в плену американских кленов – неприхотливых и стремительно разрастающихся деревьев и кустарников, отвоевывающих себе все новое и новое пространство.
«Кажется, в этом дворе в бывшей гостинице Дворянского собрания останавливался Пушкин, когда приезжал на три дня в Казань – говаривал про вечное соперничество между Казанью и Москвою… И еще Екатерина Вторая. Ее называли уважительно «эби-патша» - добрая бабушка-царица, потому что она была милостива к татарам: отменила насильственное крещение и разрешила строить каменные мечети. А желто-голубой красавец Петропавловский собор напротив школы был выстроен в честь приснопамятного посещения Казани Петром Первым, приехавшим по делам Адмиралтейства. А где же он жил? Может быть, тоже в этой гостинице, теперь заселенной обычными жильцами, как скворечник?..», - я поймала себя на том, что хочу забыть случайно подсмотренный мной эпизод и старательно думаю о посторонних вещах.
Через некоторое время Вадик тоже появился у Вадима как ни в чем не бывало. Мы уже чаевничали – и он с энтузиазмом присоединился к нам. Я не заметила на его лице следов замешательства или огорчения. Что это была за сцена – там, на улице? О чем они говорили с белокурой девчонкой? И чем закончилось их противостояние?
После чая Вадик вольготно расположился на диване и уставился в телевизор. На экране крутился какой-то детектив – по-видимому, не заинтересовавший его.
Он перевел на меня свои припухшие глаза под черными бровями вразлет и о чем-то задумался. Когда он увидел, что его внимание ко мне не осталось незамеченным, то неожиданно попросил:
- Галь, покажи-ка мне свои часы! Как они называются? «Мечта»?
- Угу. А зачем тебе?
- Да… дело одно есть.
Вадик наклонился над моей рукой, чтобы получше разглядеть крошечные часики. Ремешок был мне велик, но я не захотела проделывать в нем новые дырки, а просто носила часы выше положенного места. Вадик взял меня за запястье и поднес часы к глазам.
- Какая у тебя рука тонкая!.. – вдруг тихо забормотал он.
* * *
- Лидия Панфиловна! Погадайте мне, вы же умеете!
- Нужны новые карты. Новая колода. У меня ее нет.
- Жаа-а-алко! А старую нельзя использовать?
- Нельзя, она устала. Не будет верно гадать.
- А, может, попробуем?..
- Можно попробовать… Только надо на ней посидеть, чтобы отдохнула…
- Посидите, пожалуйста!
Лидия Панфиловна кладет карты на стул и долго задумчиво сидит за столом, старательно раскуривая сигарету и щурясь куда-то в пространство.
- У тебя какие-то проблемы?
- Да нет… просто вокруг меня сейчас мальчишки – я хочу знать, как они ко мне относятся…
Лидия Панфиловна сосредоточенно раскладывает карты на столе и предлагает мне:
- У нас четыре валета, видишь? Выбери, кто из твоего окружения какой валет…
- А чем я должна руководствоваться?
- Да, собственно, ничем. Если брюнет, то, скорее, трефовый или пиковый… А те, которые посветлее, черви или бубны.
- Хорошо. Я выбрала.
Она тасует усатеньких игрушечных мужчин в беретиках с алебардами и раскладывает их рубашками вверх. Потом вдумчиво неспешно тасует колоду и раскладывает карты под валетами в четыре стопки – каждую тоже рубашками вверх. Затем по очереди переворачивает, раздвигает веером, рассматривает результат и говорит: «Хм!»…
Я разглядываю валетов и удивляюсь тому, как они похожи: у всех кудри до плеч и чуточку одутловатые бессмысленные лица. Вот только у бубнового валета благородный профиль и неуловимый взгляд куда-то вдаль. Пусть он будет неизвестный… пока неизвестный. Остальные – мое ближайшее окружение.
Рустам имеет ко мне самое сердечное отношение – пусть он будет червовый валет с сердечком. И руку к сердцу прижимает. Трефовый – Вадим. Он, по крайней мере, не блондин… А пиковый, конечно, Вадик. И кудри и брови самые темные – и беретик синий с голубым пером. У Вадика костюм выходной – тоже синий.
- Ну, с этим всё ясно… - говорит Лидия Панфиловна про червового валета. – Червовая девятка – крепкая любовь.
Потом обращается к трефовому:
- С трефовым…Трефовая семерка – встреча, разговор… туз – вечер… ничего определенного. Друзья, одним словом.
Потом разглядывает веер возле пикового валета:
- Пиковый… Здесь и шестерка пиковая – ваше свидание, есть и червовая десятка – любовный интерес, семерка червей – напрасные мечты о тебе… Ах! Вот и король пиковый с десяткой – это ведь брачная постель… Не пугайся, не с тобой, с другой… с червовой дамой – незамужней женщиной.
- Как это – брачная постель? Он ведь не женат! И вообще нам пятнадцать лет… - растерянно говорю я.
- Не знаю. Карты так легли, - пожимает плечами Лидия Панфиловна.
- А бубновый?.. – убитым голосом спрашиваю я.
- А вот здесь что-то непонятное… и интересное. Бубновый туз – желанная встреча. Потом червовая восьмерка – разлука с дорогим человеком. Пиковая семерка тут как тут – прощание, слезы. Похоже, у него к тебе любовь со страданиями… Ты знаешь кто это?
- Нет, - вздохнула я. – Пока не знаю.
* * *
На переменке я стояла у окна возле зеркала. Смотрела на скучный и тесный школьный дворик – первые снежинки кружили в воздухе. По этой примете через месяц должна была лечь зима.
Мальчишек задержали в классе после звонка – Фаина Фатыховна что-то с ними обсуждала внеклассное. Я наслаждалась уединением и наблюдала суету вокруг – спешащих по лестницам ребят, прыгающих по привычке через ступеньку, пересмеивающихся и перешептывающихся девчонок…
К зеркалу подскочила белокурая незнакомка Вадика – она не обратила на меня никакого внимания, поправила белую кофточку, выбившуюся из черной строгой юбки и провела рукой по густым гладко зачесанным волосам. Серые глаза оценивающе посмотрели в зеркало… и, заметив на своей руке маленькие, поблескивающие новые часики, она с удовольствием перевела взгляд на циферблат. Я узнала «Мечту», подаренную мне родителями почти год назад на день рожденья. Сразу вспомнилось, как Вадик держал мое запястье, разглядывая часы, и его неожиданное волнение…
Вечером я стояла дома у окна, смотрела на догорающий закат где-то там, возле Казанки, и шептала:
«Как глаза твои синие лгут,
и усмешка твоя сомнительна!
Знаю я: в тебе тайны живут,
осторожные и удивительные.
Ты пока обо мне молчишь,
ты пока не со мной встречаешься,
только знаю, что эта тишь –
твоя боль и твое отчаянье».
………………………………
* * *
На следующий день я читала стихи Лидии Панфиловне. Ей нравилось. Она слушала как-то внутрь себя и щурилась… Потом по-особому замерла и начала читать в ответ:
«…О, для чего нам не шестнадцать лет,
Чтоб мы могли обманывать друг друга
Надеждами на вечную любовь?!..»
- Как хорошо! Кто это?.. – вздохнула я.
- Ммм! Это Мережковский! – зажмурившись, затянулась сигаретой Лидия Панфиловна.
- Лидия Панфиловна, а у вас есть что-нибудь свое… такое же… вот об этом…
- О чем об этом?
- Ну, о том, о чем я написала… одним словом, пока ты не со мной… но думаешь обо мне…
- Хм! Кажется, есть! Вот послушай!
«Мы рядом. Мы знаем, что стоит обоим
друг к другу на шаг, на полшага податься,
и всё, что еще запрещало сдаваться,
оружие сложит и выйдет из боя.
……………………………
Коврами опавшей листвы сентября
нам устланы травы, укрыты тропинки…
…Полшага меж нами, и мы в поединке
с самими собою во имя себя».
Свидетельство о публикации №224072800085