Глава 32

          Мы еще учимся в предпоследнем классе, а Вадим уже закончил техникум и уходит в армию. Его уход в армию, а значит – во взрослую жизнь, оказался для нас полной неожиданностью.  Мы растерянны и понимаем, что нам будет не хватать его хладнокровия и трезвого взгляда на вещи. Кто будет помогать нам разбираться в наших сумбурных чувствах? Кто найдет всему правильное определение и подыщет нужные слова, чтобы объяснить нам наши заблуждения? Кто разрулит наши запутанные отношения? В конце концов, мы понимаем, что без Вадима оказываемся беспомощными подростками, которые впервые на длительное время должны справляться со своей жизнью без взрослой помощи.
           Я прихожу на проводы Вадима к нему домой – мальчишки уже тут. Вадим вышел ненадолго к соседям – и Рустам с Вадиком обсуждают какие-то его сердечные дела.
            Вадик говорит о том, что Вадим давно влюблен в Лиду Левинскую – еще с седьмого класса, когда они учились вместе.
            - А она знает об этом? – спрашивает Рустам.
            - Да нет. Он ведь понимает, что это бесперспективно. Слишком  разные они люди! К тому же он ушел в техникум, а она осталась в школе.
            - И что же он собирается делать?
            - Ничего. Просто он как-то сказал, что если у него будет дочь, он назовет ее Лидой.
            - Это он серьезно?
            - А почему нет? Если он сказал, то, значит, так тому и быть. Вот увидишь. Он слов на ветер не бросает.
            …Я поняла, что всю эту любовную историю я проморгала,  пропустила – она не разыгрывалась на моих глазах. Только по некоторым замечаниям его товарищей да редкому упоминанию имени «Лида» я догадывалась, о чем речь. Но никогда не расспрашивала ни ребят, ни – уж тем более! – самого Вадима.
           Вадим возвращается и проходит мимо меня в комнату, пока я переодеваюсь в прихожей – снимаю  сапожки и надеваю светлые туфли с пряжками, перестегиваю капроновые чулочки, которые, как всегда, стремятся спуститься.
           Ребята вдруг начинают говорить обо мне. Начало разговора я не расслышала, только потом неожиданно долетела фраза Рустама:
           - Наша Галка – она ведь настоящая тургеневская девушка.
           - Да. Это правда, - как-то серьезно и торжественно согласился Вадик.
           Я солгу, если скажу, что мне не было приятно это подслушать…

          Через месяц мы получили долгожданное письмо от нашего друга. Он со свойственной ему иронией описывал свои солдатские будни – служба в десантных войсках была не игрушечной, не шуточной.
           Мы дружно решили порадовать нашего солдата и послали ему ко дню рождения подарок.
           Сфотографировались втроем и записали на фотографии пластинку с песней в нашем исполнении:

«………………
Как тебе служится,
с кем тебе дружится,
наш молчаливый солдат?..»

          В конце письма вместе с нашими хоровыми поздравлениями мы недвусмысленно чокались звонкими стеклянными бокалами за его здоровье. И отправили Вадиму фляжку, полную вина. На наше счастье посылка дошла в целости и сохранности.
          Письмо от Вадима пришло восторженное: он писал о том, как в полку все заиграли его пластинку, а из фляжки каждому из его товарищей досталось по глотку горячительного.
          В ответ он прислал нам свое фото в военной форме, с всегдашним аккуратным бобриком и крутыми спортивными плечами. Вид у него был бравый!
          Когда мы пришли к Вадиму домой, чтобы почитать его письмо и показать родителям фотографию,  дядя Саша, отодвинув свою застиранную ситцевую занавеску и, естественно, опрокинув рюмашку за военные успехи пасынка, привычно покашлял от волнения и с гордой слезой в голосе произнес:
          - Маршал… мля… Малиновский!   

          «…Насчет службы будьте спокойны, - писал Вадим, - я теперь службу понял и стал, как оловянный солдатик, больше молчать, больше притворяться в своей готовности всегда и везде «так точно» и всегда «есть», хоть и противно шестерить до тошноты, а я, сжав зубы, делаю, потому что тут ничего не добьешься, если будешь упираться, «плетью обуха не перешибешь», приходится прятать зубки и смирно сносить всё».
          Вадим писал и о том, что наше послание, как обычно, солнечное, радостное и лиричное – сразу видно, что мы не знакомы с воинской службой.
          «Совсем не об этом думаешь, когда раскрывается пасть «Антея» и сирена дает сигнал приготовиться. У вас там, наверное, думают, как глубок, чист и прекрасен шестой океан; а здесь – как грозен, беспощаден он ко всем слабым духом и к «впечатлительным», особенно, когда ты наедине с собой «свистишь к земле со скоростью бешеного поросенка».