84

Варя решила пойти за Агашей пешком. Путь недалёк, вещей у Агаши не было, дед Перепёлка на сенокосе, Андрей помещицу с утра возит по лугам, так что другого выхода всё равно не было.

Выходя, столкнулась около кабинета с новой горничной. Красивая, гордая, тяжело ей придётся. Глафира Никитична, насколько Варе удалось её понять, не любит таких девушек, но почему-то только таких и берёт в личные служанки. Может быть, ей нравилось их ломать?

Сегодня в деревне тихо. Старухи ковыляют с вёдрами к колодцу. Старики слезли с печки, сидят на завалинке. Детишки голыми задами елозят по опустевшей дороге, копаются в пыли. Вот и все, кто остались. Обезлюдила деревня.

Вышла на луг, и настроение стало подниматься с каждым шагом. Какая красотища! Какая свежесть. Какое счастье жить на свете!

Ну и что, что трудно! Зато, оглядываясь на преодолённое, можно с гордостью сказать, я смогла. Не сдалась.

Вдалеке пестрело стадо коров. Вздохнула. Где же вы, Стёпка и Луша?

Вчерашний разговор с Глафирой Никитичной кое-что прояснил.


- Не знаю, где ты прячешь Агашку, да и не хочу знать, но завтра я её должна видеть вот в этой самой комнате.

- Хорошо, Глафира Никитична. Я постараюсь.

- Что значит, постараюсь? Ты за пособничество побегу крепостных не боишься предстать перед законом? Смотри, девка. Со мной шутки плохи. Не посмотрю, что ты мне родственница... Седьмая вода на киселе.

Старая помещица замолчала. Казалось, разговор на этом закончился. Но Глафира Никитична задумчиво продолжила, словно размышляя вслух:

- У этих... пропали... двое. Не хватало, чтобы и у меня разбежались.

- У Владимира Осиповича? - Варя оторвалась от шитья, посмотрела напряжённым взглядом на свою благодетельницу. Может, сейчас узнает что-нибудь о Луше и Стёпке.

- Да... Может, утонули. Куда им бежать? Это утонули, скорее всего. Владимир расстроен. Надо ему парочку крепостных подарить. Вот, приедет, пускай сам выберет, каких захочет.

На этом разговор закончился. Но Варя поняла, что Лушину записку больше никто не видел. Живы и Луша, и Стёпка. Ищут правду...

Вот и лес. Безоблачное настроение стало сменяться тревожными воспоминаниями. Всё же Варя - человек городской. И как она ночью здесь шла? Всего несколько недель назад, а кажется, что давно. Шла в неизвестность, не надеясь ни на что, в полном отчаянии.

Вот и поворот. Заросший, днём не пройдёшь мимо, - заметишь, несмотря на заросли, а вот ночью нужно знать это место.

Николай не знал. Но он мужчина, он не растерялся в трудной ситуации. Куда бы она отвезла Агашу без него?

К лачуге вышла не сразу, пришлось поплутать. Но через несколько минут показалась знакомая поляна. Дети!

Увидели её, смотрят настороженно. Варя и сама удивилась. В первый свой приход не было никаких признаков детей. Во второй день с утра бегала - то же. Но дети - это всегда хорошо.

Девочка побежала в избу. Наверное, предупредить о незваной гостье.

Варя не стала спешить, остановилась возле мальчика.

- Я за Агашей.

Мальчик промолчал, отвёл смущённый взгляд.

Вышла Агаша. Молча и медленно подошла к Варе. Не доходя пару шагов, остановилась.
- Вертаться надо? - спросила перепугано.

Варя не знала, как сказать. Конечно, вертаться. Вгляделась в милые черты.

Синяки прошли. На голове туго завязан платок до самых бровей. В широко раскрытых глазах плещется паника.

«Не хочет идти», - подумала Варя.

А кто бы захотел возвращаться туда, где едва не убили голыми руками и ногами. Били, и не было возможности защититься. Можно лишь прикрыть раскрытыми ладонями лицо и живот. Но что могут сделать ладони против ненависти, жестокости и вседозволенности?

Варя испытала соблазн рассказать Агаше, что её судьбой занимается Николай. Он хочет помочь, он может помочь. Но сдержалась. А вдруг не получится? Разочарование может разорвать сердце.

Вышел Несупа, сел на бревно, стал молча наблюдать.

Дети сели от старика с двух сторон.

Вдруг Агаша громко всхлипнула, бросилась к Несупе, упала на колени и зарыдала у него на груди. Старик ничего не сказал, лишь погладил девушку по голове. Дети вскочили и тоже стали неловко гладить Агашу по плечам и спине.

Варя опустила голову. Как горько. Слёзы катились по щекам и падали в траву.