de omnibus dubitandum 37. 388

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ (1680-1682)

     Глава 37. 388.  ВОПЛОЩЕННЫЙ В ЛИЦЕ БЕЗВОЛЬНОГО МАЛЬЧИКА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРИНЦИП…      

    Не будет большою редкостью встретить интеллигентного русского человека, окончившего среднее и даже высшее учебное заведение до революции, т.е. тогда, когда во всех классах гимназии преподавалась отечественная история, который, услышав имя царя Феодора III Алексеевича, недоуменно поднимет брови и, лишь потом, прикинув что-то в уме, скажет:

    – Ах, да, это сын царя Алексея Михайловича, наследовавший ему перед Петром… Болезненный и даже слабоумный… Не оставивший по себе никакого следа… Пустое место на страницах истории…

    Этот интеллигент будет в известной степени прав. Короткому царствованию Феодора Алексеевича составители утвержденных для средней школы дореволюционных учебников уделяли действительно лишь несколько незначительных строк, которые создавали у учащихся впечатление об этом царствовании, как о каком-то прорыве в Российской истории, о пустом месте в ней.

    Но так ли это было на самом деле?

    Наследовавшему престол от своего рано умершего отца царю Феодору Алексеевичу было суждено принять [С 1547 ГОДА МОСКОВСКОЕ ЦАРСТВО СТАЛО ОФИЦИАЛЬНО НАЗЫВАТЬСЯ РОССИЙСКИМ ЦАРСТВОМ] Российское царство в очень трудный его период.

    Внешняя политика России была осложнена далеко еще не решенной борьбою за освобождение южной и юго-западной Руси от длившейся уже почти три века польско-литовской интервенции; общее военное положение ко дню кончины царя Алексея Михайловича складывалось для Российского царства далеко не благоприятно: в Польше в это время установился некоторый твердый государственный порядок взамен феодального хаоса, разрывавшего ее при короле Иоанне-Казимире; многочисленные конференции руских и польских дипломатов безуспешно искали решения вопроса и, бывали принуждены пользоваться компромиссами временных перемирий; кроме того, в борьбу вступила новая мощная сила в лице привлеченной Польшей Оттоманской Империи и эта сила действовала против Российского царства; сама южная Русь пребывала в состоянии полного политического хаоса, то распадаясь на сферы влияния отдельных гетманов, то временно объединяясь, под давлением со стороны какой-либо из борющихся сил; военная же активность самого Российского царства была заторможена его внутренними противоречиями, главнейшими из которых были: достигший кульминации своего напряжения раскол в руской Церкви и тесно связанная с ним борьба боярских партий в самом Кремле.
 
    И не с клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) - Л.С.], а уже с царя Фёдора начали на Руси брить бороды и головы наголо, носить немецкое платье, курить табак, открывать театры (потешные действа, звавшиеся на Руси «богомерзким позорищем»), латинские школы и церкви, устанавливать там оргАны, которые ещё при царе Алексее называли «дьявольскими трубами» и строго запрещали. «Просветители» срочным порядком проводят военную реформу. Армия из профессионально-сословной превращается в рекрутскую. Сотники, тысяцкие и воеводы заменяются на майоров, полковников и генералов. Знаменитые полководцы князья Черкасские, Хованский, Шереметев, боярин Хитрово отставляются, а вместо них появляются Трауэрнихт, Бокховен, Вульф и прочая нечисть. Одновременно проводилась общая чиновная реформа, в результате которой все старые чины заменялись на чины по западному образцу. Самые главные имперские приказы Посольский, Тайных дел, Большой, Монастырский были упразднены. На сцену начали выплывать Голицыны, Апраксины, Одоевские, Пушкины, до того времени роды или незнатные, или совершенно неизвестные. Именно эти люди и начали уничтожение древних летописных сводов Руси и написание «новоделов», чтобы легитимировать узурпацию власти.

    Эта обычная для руской боярской аристократии борьба была осложнена также и чисто династическими интимными отношениями в составе самой лишившейся своего главы царской семьи. Шесть царевен, сестер Феодора Алексеевича, рожденных от брака с Милославской, ожесточенно ненавидели свою мачеху, Наталью «Кирилловну Нарышкину» (кавычки мои – Л.С.), «мать царевича Петра», на стороне которой (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.) находился личный друг и руководитель московской политики последних лет царствования Алексея Михайловича боярин Артамон Сергеевич Матвеев, против которого стояла мощная партия старого ордынского боярства, потомков удельных княжат, имевшая в своих рядах влиятельные роды Милославских, Долгоруких, Куракиных, Стрешневых и других.

    Столь сложная ситуация как во внешних политических отношениях государства, так и внутри его правящего слоя не могла быть, конечно, разрешена и ликвидирована принявшим скипетр одиннадцатилетним мальчиком [Н.В. Карамзин. История государства Российского, Глава № 5], к тому же действительно не обладавшим крепким здоровьем, больным каким-то неизлечимым недугом ног (по всей вероятности водянкой), но вместе с тем далеко не слабоумным и слабохарактерным, каким его старались представить наши либеральные горе-историки.

    Рассмотрим лишь дошедшие до нас сухие и скупо изложенные акты этого царствования, а предварительно и самую личность царя Феодора. Назвать его слабоумным – полная нелепость. Он получил очень хорошее по тому времени образование и воспитание под руководством иезуита, учившегося как в Киевской академии, так и в западно-европейских коллегиях Симеона Полоцкого, знавшего несколько древних и новых языков, публициста, писателя и пусть не очень талантливого, но добросовестного поэта, вложившего свой камень в фундамент руского стихосложения.

    По точным сведениям, сам царь Феодор знал польский язык и латынь, возможно, что имел некоторые знания французского языка, которым владела его старшая сестра София. Сохранился также составленный в его царствование проект первого руского высшего учебного заведения, осуществлению чего помешали внутренние неурядицы, но следует отметить то, что в программе этого высшего учебного заведения стояли не только обязательные по тому времени духовные дисциплины, но и точные науки: математика, физика и другие, следовательно, о какой-то «враждебности» московской монархии к достижениям западно-европейской техники говорить в этом случае не приходится.

    Скудную по дошедшим до нас сведениям характеристику этого юноши-монарха необходимо дополнить также его несомненным большим внутренним тактом, т.к., несмотря на молодость, ему к концу его недолгого царствования все же удалось привести к некоторому примирению политические страсти в боярстве и духовные в среде церковных иерархов: сосланный в начале царствования лицемер Матвеев {По поводу неожиданной опалы Матвеева: вряд ли он был в ссылке в Пустоозёрске и Мезени, скорее всего, ездил в Пруссию за клоном ЛжеПетра [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном – Л.С.)]} был возвращен, а гонения на группу приверженцев низложенного патриарха Никона и на самого его были ослаблены.

    Последний год жизни царя Федора прошел в постоянных болезнях с краткосрочными улучшениями самочувствия. На этот период пришлась важнейшая реформа его царствования — отмена местничества. Порочная система занятия должностей в соответствии с происхождением и заслугами рода мешала нормальной работе государственного аппарата и отрицательно сказывалась на боеспособности армии. На основании решений 24 ноября 1681 года и 12 января 1682-го с «враждотворным местничеством» было покончено.

    Реальная отмена древнего закона о знатности боярских родов произошла в 1676 году сразу после второго Латинского переворота. В 1682 году в Москву вернулось древнее благочестие и, временщиков попросили выйти вон. Не просто вон, а транзитом через Лобное место на Красной площади. Как ни крути - заслужили.
 
    Все эти опасные моменты романовские историки решили размазать пожиже.

    Возьмем в руки интереснейший документ "Разряд без мест Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Роси Самодержца 190 году". Из него видна подробнейшая хроника событий 1682 года, намного более интересная, чем пафосная демагогия дипломированных историков, по этому поводу.
 
    "Лета 7190 (1682) генваря в 12 день указал Велики Государь Царь и Велики Князь Феодор Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Роси Самодержец быть всем чинам у всяких дел быть без мест и отеческих дел впреть отнюдь не вчинать; а будет де хто станет вчинать и тем сказано быть под смертною казнью и пот клятвою, и книги разрядные и случные сожгли власти в передних сенях в печи, и выброны изо всех родов в ротмистыри и в порутчиках в [с]тарших и не в старших и с того числа все почело быть без мест". (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. С. 300).

    В первом абзаце кроется вся суть документа. Она состоит в том, что те власти, которые на начало 1682 года были в чинах, объявляются вне закона. Ни о  какой отмене векового закона Государства в документе ни слова, про бояр вообще не говорится!
   
    Теперь самое важное:
 
    "А в то время указал Велики Государь принесть ис комноты Ближным людем ларец с родословною книгою... и как Думной Дьяк Василей Семенов Ево Великого Государя указ прочел, и Великий Государь изволил тое книгу поверх потписать по листам своею рукою, а светейше потриярх подисподом также потписовал по листом своею рукою, а власти и Бояре. и Околничия и Думныя и Ближные люды и всякие чины потписовали своимиж руками по своими имены (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. С. 300).
 
    Оказывается речь шла вовсе не об отмене местничества, а, наоборот, о возвращении старой имперской иерархии. С этой целью вновь легализовался древний "Родословец" времен Ивана "Грозного", под которым подписываются все, включая Царя, даже патриарха Иоакима силой заставили. Зачем? В рамках Традиционной истории (ТИ) непонятно - наоборот, надо этот "Родословец" в первую очередь отправить в костер. 
 
    Это главный иерархический документ страны с древнеруской иерархией и заслугами. Хотели отменить, а Царь вместо сжигания устаревшего документа, торжественно подписывает каждый лист собственноручно. Хороша отмена!
 
    Дипломированные историки не одну сотню лет говорят нам о прогрессивном Царе Федоре, который решил всю старую знать приравнять к обычным людям и возвеличивать не по знатности, а по заслугам.

    Сделали из несчастного Царя революционЭра и его руками отменили главный монархический закон. Но это, господа историки, уж ни в какие ворота не лезет! Именно по старому закону о знатности Царь Феодор и является Царем, а Князья - Князьями. Разве можно такой закон отменить?!! Да и слово "местничество" чистейшей воды выдумка горе-историков, в документе нет такого термина. Везде говорится, "приказал быть без мест". Говоря современным языком, Царь Правительство отправил в отставку. Причем здесь еврейско-коммунистические идеи о равенстве?!
 
    А вот как интересно С.М. Соловьев объясняет происходящее:
 
    "Быть может, некоторые спросят: Как же это вдруг сделалось? Легко без всякого сопротивления отменен вековой обычай, отменен без малейшего сопротивления со стороны тех людей, которые шли в тюрьму и под кнут отстаивая родовую честь? Отменен не железною волею клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.], но волею слабого, умирающего Феодора?
 На этот вопрос, ответим вопросом же: что можно было возразить на слова Царя и патриарха, порицавших местничество? Что можно было привести в защиту этого  обычая?!" (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. С. 242).
 
    Вот так вот, вопросом на вопрос. "Почему?!" - "А почему бы и нет?" или "Потому что, потому...". Во всем виноват умирающий Феодор! Примитивизм наших великих ученых, горе-историков, порой просто обескураживает.
   
    Двадцатилетний Федор Алексеевич, вероятно, еще надеялся победить болезнь. Во время очередного улучшения самочувствия он 15 февраля 1682 года женился на пятнадцатилетней Марфе Матвеевне Апраксиной. Однако дни государя были уже сочтены.
   
    Весной 1682 года в Москве (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) ходили слухи, распространяемые иноземными посланниками и оппозицией, в лице родовитого боярства - сторонников Артамона Матвеева, что умирающий Федор может завещать престол младшему сводному брату, настоящему Петру Алексеевичу, а не [племяннику – Л.С.] клону лжеПетра [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну) - Л.С.] жившему в Бранденбурге.
   
    Царица Марфа [не прожив еще и полгода во дворце - Л.С.] хлопотала перед мужем о прощении Нарышкиных и Матвеева. Иван и Афанасий Нарышкины уже появились в Москве, и никто больше не пытался их преследовать. Матвеева, царь не только освободил из ссылки, но и вернул ему часть конфискованных вотчин, бывшему «канцлеру» предписано было до нового указа жить в Костромском уезде.
   
    Группировка Нарышкиных — Матвеева готова была возродиться в преддверии очередного витка борьбы за власть. Внезапная кончина Федора Алексеевича 27 апреля 1682 года открыла полосу упорного противостояния придворных политических «партий», ориентировавшихся на две противоборствующие ветви царской семьи.

    Рассматривая внутриполитические акты этого царствования, следует, прежде всего, отметить начатое всеобщее государственное размежевание и тесно связанное с ним урегулирование податной системы. Целый ряд местных налогов был упразднен; упразднены были и винные откупа, а вместе с ними и внутренние таможенные сборы. Эти реформы были проведены в созвучии с развитием местного самоуправления.

    Торговля вином была передана выборным населением целовальникам и «верным головам» из среды торгово-промышленного сословия. Одновременно с мероприятиями финансово-экономического порядка были проведены и реформы судопроизводства. Уголовные дела, разбиравшиеся до того времени в нескольких разобщенных между собою приказах, были сосредоточены в одном лишь Разбойном приказе. Были начаты дополнения к Уложению, и был составлен ряд новых, соответствовавших требованиям времени его статей. Для облегчения и упорядочения церковной администрации был утвержден совместно с Собором ряд новых епископий: в Севске, Холмогорах, Устюге, Енисейске и других отдаленных от Московского центра областях.

    В январе 1682 г. уже вышедшим из отроческого возраста царем Феодором был созван чрезвычайно интересный по своей организаций Собор военно-служилых людей всякого звания, т.е. не только занимавших высшие командные должности, но и низовых, «территориальных», как мы сказали бы теперь, офицеров. На обсуждение этого Собора был поставлен целый ряд вопросов «устроения и управления ратного дела» и в самом указе о созыве такого Собора значилось, что его члены должны будут обратить особое внимание на «новые в ратных делах вымыслы», т.е. разработать новую, отвечавшую требованиям века, систему организации армии и рассмотреть ряд связанных с нею военно-технических вопросов.

    Идея, осуществленная в царствование клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна – Л.С.)] I, была не только предвосхищена его старшим (на самом деле  родным дядей – Л.С.) единокровным братом, но к осуществлению ее были им привлечены широкие круги военных специалистов всех рангов, что тоже заслуживает очень большого внимания. Этот Собор военных специалистов не только рассмотрел и дал свои заключения по предложенным ему военно-техническим вопросам, но вышел даже далеко за рамки чисто военного дела, решительно поставив вопрос об уничтожении реакционного по тому времени феодального пережитка – местничества, тормозившего, а временами даже, по выражению ярых сторонников его отмены «полностью парализовавшего, как прогрессивную деятельность Московских монархов, так и выдвижение новых жизненных сил общества».

    Вопрос этот был поставлен настолько решительно, что консервативная группа родовитого ордынского боярства, грудью, стоявшая за эту охранявшую их и ограничивавшую самодержавную власть аристократическую конституцию, была побеждена. Разрядные книги, писаная феодально-аристократическая конституция, были полностью уничтожены. Это важнейшее государственное мероприятие открыло путь к управлению царством новым людям, новым силам, укрепив одновременно власть назначенного монарха и ограничив дальнейшее развитие государственной жизни от шедших с Запада (из Польши) феодальных тенденций, приверженцами которых были консервативные круги руской боярской аристократии.

    Таков, вкратце, след, оставленный в руской истории общепризнанным «пустым местом» – немногими годами царствования болезненного юноши царя Феодора II Алексеевича. Перечисленных здесь прогрессивных мероприятий, пожалуй, более чем достаточно для заполнения этого «пустого места».

    Но вместе с тем историк должен быть далеким от стремления сусально идеализировать личность этого царя-отрока, приписывать ей те качества, которых у нее не могло быть. Безусловно, нельзя предполагать, а тем более утверждать сильную волю у неопытного, болезненного юноши, умершего до наступления его совершеннолетия [Два письма Иоганна Таубе. Исторический архив. № 3, 1962], а принявшего державную власть еще ребенком.

    Историк может предположить в нем ясный ум и глубокий внутренний такт – свойства, унаследованные им от отца и усиленные хорошим воспитанием, может утверждать его личную доброту и гуманность, выраженную в отношениях к павшим лицемеру Матвееву, патриарху цинику Никону, а также и в упразднении некоторых особо жестоких форм казней и судопроизводства, но не может приписать ему ведущего значения в государственной жизни времени его царствования. Действовавшие в нем прогрессивные факторы следует искать в ином, в установившемся к этому времени твердом самодержавно-монархическом порядке и прогрессивной направленности этого порядка.

    Выражаясь прямолинейно, упрощенно, а возможно даже грубо, можно сказать: по кончине царя Алексея Михайловича утвержденный им самодержавный государственный порядок продолжал действовать даже без непосредственного участия в нем самой физической личности самодержца. Эту физическую личность успешно заменял ее символ, воплощенный в лице болезненного мальчика государственный принцип. А поскольку этот принцип отвечал духу и требованиям того времени, сама одухотворенная им человеческая личность Венценосца успешно выполняла функции своего царственного служения нации.