Катуан Гл. 23 Отцы, дети и грязное бельё

Несмотря на горячий воздух, дувший в лицо из жерла камина, внутри оказалось прохладно. Катуан ждал. Впереди была кромешная темень, и он не хотел делать лишних движений, пока все трое не окажутся рядом.
Наконец, Микль шагнул в освещённый свечами проём, поравнялся со спутниками, и позади него тоже пала тьма.
- Готовы? - спросил аристократ.
- Идём, - откликнулся вышибала.
Катуан решил, что сейчас не время выяснять, что с третьим, вытянул вперёд руки и тут же упёрся в стену. Пошарил. Широкое прямоугольное отверстие обнаружилось на уровне его пояса.
- Здесь низко. Складываемся пополам, - скомандовал он, присел на корточки и, придерживаясь правой рукой за верхнюю кромку, чтобы не расшибить голову, двинулся левой ногой и левым плечом вперёд. Плечо пошло свободно, а вот нога… Выпитое и съеденное дали о себе знать.
В следующий миг он с феерической бранью и грохотом поклажи кубарем летел через порожек, сшибив лбом оказавшийся на пути металлический лист и рассыпав на отлёте тяжёлые прутья, раскатившиеся со звонким бряцанием.
Это было закрытое помещение обитаемого человеческого жилья: послышались приглушённые стенами крики и топот множества ног. Не переставая крыть мироздание на все корки, ибо таиться не было уже никакого смысла, рыцарь пошарил вокруг в поисках тех самых прутьев, нащупал, пробежал пальцами и обнаружил рукоять, которая удобно легла в ладонь. Едва он поднялся на ноги и приготовился к драке, как шагах в десяти прямо перед ним распахнулся освещённый прямоугольник двери, в котором толпился народ. Судя по виду, челядь знатного Дома. Катуан тряхнул головой и выпрямился. Люди у двери замерли. Высокий тощий старик в одежде мажордома с высоко поднятой лампой в левой и пикой в правой руке сделал два шага в комнату и спросил неуверенным голосом:
- Молодой господин… Это Вы?
Пока Катуан переваривал происходящее, дворня расступилась, пропуская статного поджарого мужчину в домашнем халате поверх пижамных брюк, войлочных туфлях и с бичом в руке.
- Что здесь происходит? – требовательно спросил вошедший, обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу.
Мажордом светил лампой и молча открывал и закрывал рот, точно вытащенная из воды рыба.
- Здравствуйте, папА, - подал наконец голос младший а-Туанада, опуская кочергу.
Вошедший ткнул кулаком, сжимающим бич, в грудь оторопелого домоправителя. Тот захлопнул пасть, приосанился, передал свою пику в толпу и почтительно принял оружие из рук господина. Ибо в умелых руках Владыки Дома Туанов плетёный из воловьей кожи с проволокой и увенчанный стальным шариком бич был опаснее иного меча.
- Займись делом, – бросил слуге Асуара Комен Краирэ а-Тунада.
Катуан отбросил своё оружие и огляделся. Это были его собственные покои во втором этаже От*Дун-Туан, столичном дворце семьи. Небольшая гостиная с камином, диваном, парой кресел, низким столиком, бюро с конторкой и табуретом и дверцей на балкон, выходящий в сад. Смежная с гостиной спальня и примыкающие к ней маленькая гардеробная и каморка для личной прислуги. Всё тёмное, пыльное, застеленное чехлами.
В отношениях между поколениями у Кланов традиционно и повсеместно практиковался минорат: родовой очаг вместе с престарелыми родителями наследовал младший ребёнок. Едва старшие дети достигали зрелости, им выделялась собственная доля из имущества семьи. И юношам, и девушкам. В небогатых семьях это было, как правило, некое количество голов скота и минимум вещей, необходимых для жизни. В семьях состоятельных эта доля могла включать богатые одежды, украшения, дорогую утварь и рабов. По обстоятельствам. Если девушка выходила замуж, она забирала свою долю в семью мужа как неотделимое приданое. Но тем, кто хотел жить своим умом, семья могла предоставить участки клановых пастбищ или охотничьих и рыбных угодий. Иногда братья и сёстры объединялись между собой или с близкими по возрасту кузенами, и составляли отдельное кочевье, уходящее на поиски новых мест. И хотя Кланы как система формировались на огромном пространстве, включающем разнообразные ландшафты, территориальные войны не были редкостью. В конечном итоге, кочевой мир выплеснул из себя избыток самых неугомонных хищников. 
На завоёванной территории в основе наследования преимущественно стоял майорат. Всё переходило исключительно старшему отпрыску мужского пола. Младшие сыновья пожизненно оставались в подчинении, фактически в собственности, у старшего в роду, будь то отец или старший на данный момент брат. Если же молодой человек хотел какой-никакой самостоятельности, то либо уходил искать новые земли, либо нанимался на военную службу в другой род. Что до женщин, то ни о личной собственности, ни о личной воле здесь речи не шло.
В целом, обе системы весьма неплохо справлялись со своими задачами, пока перед обеими не встала проблема слияния. И уж здесь разыгрывались такие драмы, что пыль толком не осела до сих пор.
Владыка Туан был бесспорным и весьма авторитарным главой, но каждому из детей выделил по доле имущества при разумном управлении достаточной для поддержания причитающегося положению уровня жизни. Старшие сыновья получили в пожизненное кормление поместья, населёнными арендаторами и крепостными. Дочь, будучи замужем в чужом Доме, так же имела собственные, независимые от мужа доходы с земель, остававшихся тем не менее собственностью а-Туанада. Исключение составлял младший, Касам, которому из всего родового имущества принадлежал только этот покой. Почему глава Старого Дома пошёл по пути Звериных Лордов, оставив при себе младшего отпрыска, было загадкой и предметом досужих пересудов для всего общества. 
Слуги споро и неслышно скользили мимо, зажигая светильники, снимая чехлы и вытирая пыль. В спёртый воздух уже вливалась морозная струя из открытой балконной дверцы. Камин растопили. Каминный экран и инструменты, которые столь успешно оповестили дом о возвращении блудного сына, поставили на место.
Всё это недолгое время отец и сын молча смотрели друг на друга. Наконец, когда мебель привели в надлежащее состояние, младший, ибо формально это было его помещение, указал старшему на диван. Оглянулся, сделал знак обоим спутникам спрятать ножи, и сел в кресло напротив отца.
- Вы голодны? – спросил Владыка Асуар.
Катуан снова обернулся. Микль покачал головой, шляпа с вуалью на по-прежнему безмолвной фигуре в балахоне тоже качнулась из стороны в сторону.
- Мы только от стола.
- В таком случае, Тейон, позаботьтесь о том, чтобы наши гости завтра смогли быть представлены мне, как подобает.
- Идите, - кивнул им рыцарь. – Встретимся утром.
И, забыв об остальных, оба аристократа снова уставились друг на друга. На этот раз сидя.
Они не виделись больше трёх лет, когда, вернувшись из очередной военной кампании, молодой человек категорически отказался вступить на государственную службу, делать военную или духовную карьеру, громко поругался с отцом и братьями и исчез.  Касам догадывался, что семье пришлось здорово извернуться, чтобы оправдать его отсутствие при дворе, но подробностей не знал.
Господин Дома Туан не слишком изменился за прошедшее время. Густые бурые волосы без намёка на седину пышной гривой разметались по зелёному шёлку утеплённого халата. Такого же цвета тусклые глаза под тяжёлыми веками словно ощупывали молодого человека. Кожа была тёмной, задубелой от солнца и ветра. Губы сжаты, в углах рта и по впалым щекам змеились глубокие морщины.
Надо сказать, что младший отпрыск был единственным в семье обладателем светлых глаз и волос, а тонкую белую кожу помимо него от матери унаследовала только сестра. Это, наряду с выдающейся из ряда комплекцией, могло бы привести к нежелательным толкам, если бы не разительное сходство во всём остальном. Вот и сейчас, сидя напротив, отец и сын казались отражением друг друга в магическом зеркале. Одна форма черепа, линия лба и нижней челюсти, лепка носа и подбородка. Одинаковый прихотливый изгиб губ, тонких у отца и полных у сына. Одна форма ушей, посадка головы, даже поза, которую они приняли, даром, что один был худ и жилист, а второй полнотелый и несколько рыхлый. И оба одинаково непримиримы и упрямы, когда дело касалось их выбора. И Владыка хорошо понимал, что именно этот ребёнок похож на него больше, чем все остальные его дети.
- Я ждал Вас.
- В самом деле?
- Но не столь быстро и не столь шумно.
- Я могу спросить, почему?
- Вина?
- Пожалуй.
Пока слуги по знаку хозяина несли, расставляли и наливали, Катуан подобрал котомку, нашарил кисет и принялся раскуривать трубку. Старший неодобрительно относился к подхваченной обществом от кочевых племён привычке, но это были покои младшего. И младший, что называется, метил территорию. Оба матёрых зверя хорошо читали эти знаки.
Катуан поднял бокал и отсалютовал отцу. Тот ответил. Оба пригубили. И хотя позы обоих мужчин оставались прежними, теперь в них было гораздо меньше напряжения. Предварительное выяснение статуса состоялось.
- Утром в ворота постучал человек. С виду оборванец, но привратник увидел золотые серьги в ушах и дорогую лошадь позади. Потребовалось моё решение. Я узнал Кобо и приказал впустить.
Катуан навострил уши. Это не укрылось от старого коннозаводчика, и он едва заметно ухмыльнулся.
- Жеребец в порядке. Уход был надлежащим. Человек вопреки небрежному виду был учтив, но немногословен. Сказал, что уполномочен только передать Дому Ваше имущество. И не должен отвечать ни на какие вопросы. Я не стал настаивать. Помимо лошади мне был передан свёрток и тубус с печатью Семьи Уридди. С содержимым свёртка Вы уже познакомились. Я был вынужден открыть Ваши покои, ибо от меня этого потребовали.
Катуан удивлённо поднял бровь, обернулся к камину и снова взглянул на отца. Тот кивнул. Молодой человек встал и подошёл к каминному экрану. Это в самом деле была новая, незнакомая ему вещь. По медному полю бежала волчья стая, а боковые стойки, декорированные узкими колючими листьями, венчали цветки чертополоха. Вот как Волк обеспечил его прибытие к месту назначения. За каким-то скузем он нужен был изгнаннику в столице. Катуан, раз уж встал, выбил трубку в камин и попытался скроить кирпичную физиономию. Получалось плохо, но уж как получалось… Когда он сел на место, на столе лежали лист пергамента и тубус. Молодой человек взял пергамент. «Сим предлагается установить Наш дар в покоях Касама Муагирэ Асуара а-Туанада.» И волчья голова вместо печати. Он уронил документ обратно на стол. Предлагается… Без подписи, но с печатью королевского Дома. Дар непонятно за какие заслуги с предписанием места, куда его поставить. Не приказ, скорее намёк, что последствия невыполнения за счёт адресата. Как минимум невежливо, почти грубо. Можно, конечно, стать в позу и не послушать из чистого принципа, но стоит ли принцип того, чтобы лишний раз испытывать высокое терпение? Расчёт был на любопытство, и он оправдался.
Отец смотрел пристально. Сын махнул рукой и перестал насиловать мимические мышцы. Семь бед – один ответ. Он потянулся за тубусом.
- Это я взломал печать. Я должен был убедиться, что всё чисто.
В тубусе обнаружилась пачка денежных обязательств частью на имя Касама Муагирэ Асуара а-Туанада, частью на Онгото той-Арван из Волчьего, а частью на предъявителя. Со дна выпал кожаный мешочек с монетами.
- Суммы, как видите, достаточные для экипировки и содержания коня и всадника в течение недели. Плюс минус полсвиньи. Весьма предусмотрительный подход.
Катуан кивнул. Весь этот цирк в глазах Старого аристократа оправдывал многое, но не объяснял ничего. А это был цирк. На грани провокации. Но отец, в каких бы отношениях они ни расстались, был озабочен судьбой сына. И этот расчёт тоже оправдался. Кто-то хорошо знал их обоих. Тот самый столичный след…
Отец молчал, но смотрел пристально. Туаны были могущественны, но и королевский Дом, и Уридди – игроки не из последних. Сынуля громко хлопает дверью, исчезает на три года, после чего вылезает из камина в странной компании и с большим шумом. И не каминные принадлежности здесь громче всех. Как глава Дома он имел право на ответы.
- Хану Таатар известен, как человек предусмотрительный. И, как человек предусмотрительный и член Королевского Дома, пользуется для расчётов услугами надёжной Семьи.
- Я полагаю, Вы всё-таки оказались на службе?
- Можно сказать и так. Да, пожалуй. Но мне не хотелось бы, чтобы об этом распространялись в овощных рядах…
- Я распоряжусь. Тейон позаботится. Вы были пьяны, разгромили покой, мне пришлось сделать Вам внушение.
- Подойдёт.
- Ваши спутники?
- Тот, что в сером, арв. Скорее квартерон, но принятый в племя с приличным статусом Высокой Мести, если я правильно понял их обычаи. И горожанин. Из Волчьего. Мой проводник.
- Балахон?
- Нет. Пленник. Мне было поручено его освободить.
Катуан избегал говорить о девушке. Вопрос был сложный, её происхождение и статус неопределённы. И поскольку всё равно нужно было что-то сказать о сути своих дел с Королевским Домом, он решил сказать это. При этом даже не врал.
- Относительно него есть какие-либо указания?
- Нет. Пока нет. И вряд ли кто-то знает, что с ним делать. И, признаюсь, вряд ли понятно, что делать теперь со мной, - неожиданно для себя добавил Катуан.
Владыка долил им обоим.
- Очень хорошо, - глава Дома оценил внезапную откровенность. – Возможно, Вы когда-нибудь посвятите меня в подробности. Но сейчас я хочу знать, что могу для Вас сделать. Помимо того, что что Вам придётся пока остаться в От*Дун-Туан.
Катуан кивнул.
- Да, по-видимому, придётся. Для меня и моего трофея лучше быть на виду. В столице гораздо больше анонимности, чем в провинции. Даже если все тебя знают, легче затеряться в толпе. Поэтому мне нужна хорошая история.
- У Вас будет хорошая история.
- И я хочу знать о Слове Даяне.
Владыка взял паузу, занявшись напитком. В его движениях не было ни замешательства, ни протеста. Он скорее обдумывал слова, которые так или иначе должны были быть сказаны. И Катуан, который рассчитывал на сопротивление и был готов явить родителю праведное негодование, вдруг остыл. Его, конечно, держали в неведении относительно его дел, его судьбы. Это было возмутительно. Но не то Пустошь вправила ему мозги, не то отец вдруг стал выглядеть уставшим, не то слишком устал он сам, а всякое желание скандалить и добиваться правды вдруг пропало. Если бы он мог, он затолкал бы этот вопрос обратно в глотку. Но он прозвучал, и отступать было поздно.
- Вы помните От*Мшу-Туан? Разумеется. А историю Неженки? Так вот, выбросьте из головы эту чушь с Мактиарой, которая в незапамятные времена подарила нашему прародителю Небесного Аргамака. Было бы куда как проще… Правда куда свежее и куда сложнее. Эту лошадь привела к порогу замка Королева-наёмница. И подарила Владыке Кашему.
- Вот так и подарила?
- Не так. С условием. Хотя… Трудно назвать это собственно условием. Не то благословение, не то проклятие. И это было даже не её условие.
- А чьё?
- Неженки.
Катуан поперхнулся.
- Лошади?
- Не просто лошади. Небесного Аргамака.И он говорил.
Катуан пялился на отца. Тот был трезв, в своём уме и невыносимо серьёзен.
- Вы помните, что по ту сторону леса Мшу находятся руины. За триста лет остался только фундамент, и наша семья приложила к этому руку. Но в своё время это было огромное владение. Ныне забытый и тоже не без нашего участия Дом а-Куода. Стародавние враги. Трудно доподлинно сказать, из-за чего всё началось. Женщины, земли… Но главным образом, лошади. И мы, и они были коннозаводчиками. Резня, набеги, саботаж и прямое конокрадство… Всего хватало, и долгие годы силы были равны. Но случилось так, что Куода оказались или более непримиримыми, или менее дальновидными в отношении Кланов. И нажили себе врагов среди Клана Росомахи.
Катуан вздрогнул. В те времена Моореды слыли отморозками даже по меркам войны Старых и Новых. Люди как люди, но суровость древнего кланового уклада приводила к тому, что значительное положение в семье занимали исключительно хладнокровные и жестокие, а порой просто кровожадные персонажи. В целом, Росомахи держались на отшибе общественной жизни. Отвоевав земли и утвердив статус во время нашествия, они цепко держались за своё и не стремились соваться в чужое. В подавляющем большинстве они не имели привязанностей и не признавали обязательств помимо клановых. Их молодёжь обоего пола проходила инициацию, становясь профессиональными наёмными убийцами и диверсантами. Если им везло, то по достижении тридцати они оставляли ремесло и вступали в брак, возвращаясь в лоно Клана. Когда юноша или девушка по каким-либо причинам не могли ступить на эту стезю, среди Росомах они навсегда оставались людьми второго сорта. С другой стороны, только им разрешалось супружество вне Клана, и в этом случае за ними сохранялись кое-какие привилегии. Включая право носить родовое имя.
В исторических хрониках о Росомахах упоминалось преимущественно в связи с вопиющими ужасами. И сегодня Моореды не без задней мысли иной раз щеголяли в обществе страшилками, которые творили их предки. Даже смягчённые нынешним веком, они в подавляющем большинстве были нелюдимы, нетерпимы и совершенно неудобоваримы. Временами нет-нет да и ползли слухи о традиционном детоубийстве, пытках в семейных наказаниях и человеческих жертвоприношениях. И такие исключения, как Хамар а-Касис Мооред, сделавший недурную карьеру и умевший обращаться с разными людьми ко всеобщему удовлетворению, если и не удовольствию, имел в шкафу достаточно мрачных скелетов, на едва уловимое, но угрожающее присутствие которых Касам натыкался и тщательно обходил стороной. Владыка покачал жидкость в бокале, пригубил и продолжил.
- Возможно, именно это обстоятельство сильно смягчило отношение ама Кашема к Звериным Лордам. Враг моего врага. Но здесь мало что известно. Он не счёл нужным посвятить потомков в подробности. Так или иначе, но Од*Мшу-Куод сожгли. И рядом с пожаром оказалась Даянэ, которая тогда сама скрывалась от Короны не то в лесу Мшу, не то в самом замке. Вот она и спасла из огня лошадь. Небесного Аргамака. Впрочем, сказать так было бы не совсем верно. Она просто открыла денники в занявшихся конюшнях и распахнула ворота. Животные разбежались. Все, кроме Неженки. Он остался и вынес её из горящей цитадели. Потому что он был не просто лошадью. Он был… Громы небесные! Кто, кроме Единого, может знать, кем или чем он был? Владыка Кашем пишет, что он говорил со всякой тварью на её языке.
В наши края легенды о Небесных Аргамаках принесли Кланы. Это не порода. Породу так назвали мы. Позже. Аргамаки из легенд не лошади, а древние духи. Узнав Неженку, Кашем а-Туанада предпринял розыски по этому вопросу. В его время шаманы, которые по-прежнему практикуют в Кланах, как и волхвы в Домах и Семьях, говорили, что в начале Времён, когда мир был молодым и мягким, Единый лепил его с помощью эфирных созданий, быстрых и сильных, как ветер. А когда мир затвердел, эти создания не могли больше управлять его формой. И Единый отпустил их на волю, позволив поселиться в лошадиных телах. Таким и был Неженка.
Отец вопросительно посмотрел на сына. Тот кивнул. До того, как он увидел льдистые глаза Берегини на мохнатой морде Найды, он не преминул бы высказать здоровый скепсис. Но сейчас только отсалютовал отцу, прося продолжать.
- В тот год зима была суровая. Снег целиком заносил хижины, а от мороза трескались деревья. Так пишет ама Кашем. После пожара женщина и конь бежали в лес, и Неженка заболел. Даянэ пришлось рискнуть жизнью и прийти в Од*Мшу-Туан. Она знала о вражде коннозаводчиков и надеялась, что там о лошадином теле смогут позаботиться. И вот здесь завязывается интрига. Деликатный конь переохладился и был измождён скитаниями в глубоком снегу. Он не смог дойти до замка. Пара наткнулась на дом лесника, где они попросили ночлега и приюта для лошади, пока женщина будет договариваться с Владыкой Туаном. Но лесник захотел сам привести хозяину ценную скотину, а на женщине были дорогие вещи. Он не рассчитал, что имеет дело с воином. С другой стороны, она устала, а противник был здоров, как медведь. На помощь Даянэ пришла рабыня лесника.
Она была дочерью старшего конюха а-Туанада, которого Владыка казнил со всей семьёй, поймав на саботаже в пользу соседа. Младшую девочку по малолетству оставили в живых, но выставили из замка, отдав старому лесничему. Без каких-либо обязательств. Как вещь. Тот был вдовец и по слухам сам забил жену до смерти. К людскому жилью его не пускали, но и не трогали. Для землевладельца не было лучшего охотника на браконьеров: он действительно ненавидел людей. Жил с сыном. Тот был не лучше. Когда старый лесник умер, девушка отошла сыну. К моменту появления в их доме Даянэ с Неженкой у неё было трое детей. Все тощие, запуганные, один ребёнок вскоре умер неизлечимо покалеченный постоянными избиениями.
Годы до этого она безропотно терпела издевательства грубых мужланов над собой и их детьми. Неженка стал последней каплей. А может, помог  подняться над своими страхами? Кто знает. Время показало, что после она не боялась вообще ничего. В тот день женщина хватила своего мучителя топором. И обещала Даянэ позаботиться о лошади на время переговоров с хозяином замка. Она росла среди конюхов и лошадей, знала многие приёмы и секреты, ибо по малолетству от неё не скрывались.
Хозяин Од*Мшу-Туана о пожаре узнал от своих крестьян. Но люди, посланные на розыски, не нашли никого живого. Даже следов. Потому что загорелось в разгар метели. Казалось все, и люди, и лошади, погибли в огне. Поэтому история, рассказанная Даянэ, дала новую надежду. Надо отдать должное, ему и в голову не пришло выдать наёмницу властям. Он даже согласился закрыть глаза на убийство. Тем более, что казнив убийцу, он получил бы на руки никому не нужных детей. Но позаботиться о женщине отказался наотрез, а над тем, что она знает, как лечить лошадь, просто посмеялся. Даянэ настаивала. Слово за слово, оба наговорили лишнего. В какой-то момент наёмница настолько вышла из себя, что бросила в лицо главе Старого Дома:
- Она ещё будет здесь госпожой, а её сын унаследует и эти конюшни, и все эти земли!
- Хватит! - рявкнул Владыка. - Для начала надо убедиться, что лошадь существует и что она не пала. В противном случае, я зажарю живьём и тебя, и её со всеми выродками.
Но лошадь была. И пока Даянэ и Владыка со свитой, включавшей конюхов, охрану с собаками и крестьян с повозкой, в которую погрузили попоны, упряжь и лопаты,  добирались до глухой хижины, не только не пала, но и смогла встать. Так он их и запомнил: чёрный зловещий сруб, белая стена леса, молодая истощённая и покрытая синяками женщина, трое заморышей и закутанный во всё тёплое, что было в доме, золотой конь с огромными лиловыми глазами. Неженка. Позвольте, я процитирую, что написал об этом сам ама Кашем.
«Я стоял и смотрел на чудное творение сие, подобное золотолитому образу, а он глядел на меня пурпурным оком и говорил со мной. И уразумев его я сказал:
- Свидетельствую, что, если жена сия спасёт Неженку, я возьму ея госпожой в Доме а-Туанада, а наш сын унаследует славу Дома.
И Даянэ- наёмница сказала:
- Свидетельствую, что в Доме Туанов будут мужи, что возьмут за себя кровь без имени, и не померкнет ни слава Дома, ни его конюшен.»
- Довольно обтекаемо, - брякнул Катуан.
- Это официальная версия. Скорее всего, было сказано иначе. Страсти в тот момент были накалены. Вы знаете, что такое хорошая кровная лошадь. Особенно для нас. А тут ещё пожар, в котором могли обвинить наш Дом. Если бы всплыло, что после пожара у нас появилась лошадь из сгоревших конюшен. Приведённая преступницей короны. И убийство слуги. И женщина из семьи предателя. Чёрт ногу сломит. Но Неженка стоил риска. Что он сказал Владыке, осталось тайной. Он не только выжил сам, но и позвал лошадей, которым повезло остаться в живых после бегства из огня. И Кашем а-Туанада сдержал слово.
- Ещё бы: с таким приданым и корова – невеста, – не удержался от непочтительности к родовому преданию Касам.
Асуар поперхнулся, но выдавил улыбку и кивнул. Разговор был тяжёлым, история нелицеприятной, и фривольность вдруг пришлась кстати. Казалось, старику стало легче дышать. Он отпил и продолжил.
- На тот момент Владыка был вдовцом и уже имел сыновей. Но всё оставил потомку от нового брака. Что интересно, этот ребёнок сильно отличался от прочей родни. После смерти ама Кашема старшие братья пытались доказать неправомочность его претензий на том основании, что он ублюдок, что его мать была рабыней, наконец, что такое решение не соответствует традициям. Было всё: и апелляции к Короне, и союзы с другими Домами и Кланами в попытке уничтожить наследника. Но быстро обнаружилось, что в какой бы силе ни были враги, их лошади вырождались, а состояние быстро уходило на ветер. А вот у отпрыска сомнительного мезальянса совсем наоборот: как будто сама удача была у него повивальной бабкой. И он, как и было сгоряча сказано в тот роковой день, стал главой Дома а-Туанада.
- Грязная история со счастливым концом. Где сейчас записи?
- В От*Мшу-Туан. Надёжно спрятаны.
- То есть ..?
- Никто кроме Главы Дома. А теперь и Вас. Потому, что это только Вас прямо касается.
- Час от часу не легче. Я, понятно, догадался, что исторический анекдот в мою честь, но подробности вызвали желание родиться обратно. С другой стороны, сам нарвался. Итак, ближе к телу.
- Со временем Вы сами можете посмотреть документы, но сейчас Вам придётся верить мне на слово. С тех пор в семье главы Дома трижды рождались очень необычные, сильно отличающиеся от всех родных дети. И это всегда были младшие сыновья. В этом случае в Доме порядок наследования менялся с майората на минорат. И супругой наследника становилась кровь без имени.
- Проще говоря, девка из-под забора? Вы меня удивили, что-то не припомню таких колючек на родовом кустике…
-  Создать имя не проблема, всего лишь расходы. Но истинное положение дел тщательно фиксировалось. Всё хранится вместе с мемуарами ама Кашема. 
Они молчали. У Катуана, как тысячу лет назад в библиотеке Волчьего, возникло ощущение, что Вселенная только что рухнула прямо ему на башку. А с другой стороны, эти синие глаза, искрящиеся лунной дорожкой. Сколько здесь правды, а сколько семейного суеверия? Становиться Главой Дома ему не снилось даже в кошмаре, но теперь вместо очередной родственной склоки судьба на позолоченном блюде преподносила ему с таким трудом добытый приз. И если во всём этом бреду есть хоть какое-то зерно, девушка не должна возражать…
Он тряхнул враз отяжелевшей головой. Много, слишком много за раз. Отец смотрел в стол и вертел в руках бокал.
- Мне надо с этим переспать. Сапоги сниму сам.
Асуара Комен Краирэ а-Тунада поставил посудину, поднялся и , пожелав сыну доброй ночи, вышел вон.