Однажды в саду хризантем

— Что ты чувствуешь? — очередной удар. — Ну же! Я жду! Что ты чувствуешь?
— Б-боль… — сквозь пот, слезы и обиду отвечал Гость.

Казалось, он хочет добавить что-то еще, — быть может, он хотел сказать, что ненавидит своего мучителя, —  но его перебил очередной, особенно сильный удар.
 
— Боль!! — этот крик пронзал уши.
Очередной удар. Хлыст оставлял глубокие раны. Спина Гостя была измазана кровью.
 
— Соберись, бездарный выродок. Соберись, пока я не убил тебя. Соберись и ответь. Что. Ты. Чувствуешь?!
 
— Одинокая лавочка…  Одинокая… — он еле выговаривал слова.
 
— Одинокая? С чего бы лавочке быть одинокой?
 
Гость ожидал очередной удар, но его не было. Сквозь слезы он кричал:
 
— Одинокая лавочка у могилы. Могила заросла сорняками, и только дождь изредка моет камень.
 
— Кто в гробу?
 
Молчание. Удар.
 
— Кто, мать твою, в гробу?
 
— Старик. Старик. Старик… Старик, умерший трижды. Его губы обсохли, а руки онемели. Ему тяжело. Долгие беседы с лавочкой его успокаивают. Лавочка — его друг. Его сын — враг. Он умер трижды. Трижды. Один… Два… Три… Трижды.
 
— Трижды? Нет. Он умер дважды. Сначала он умер, потом его забыли. Когда же третья смерть?

— Сейчас.